Я поймал такси и поехал домой, мучимый сомнениями.
III.
Дома я вступил в поединок со своими сомнениями. Я выпил два хайболла, потом разделся, наполнил ванну, сварганил ещё один хайболл, прихватил пачку сигарет и погрузился в ванну вместе со своими сомнениями. Я пил, курил и сражался со своим вторым "я".
Итак, Адам Вудвард нанял себе телохранителя. Да это ж смех! Телохранитель, у которого даже пушки при себе не оказалось. Хотя, конечно, у меня для этого нашлись оправдания: телохранитель же не знал, что его собираются нанять в этом качестве. У меня было намерение по пути в Ривердейл заскочить к себе домой и взять ствол. У меня также было намерение задать ему кое-какие вопросы - конкретно, самый естественнй: зачем он обращется к услугам частного детектива, почему не идет в полицию. Впрочем, я заранее знал ответ. Он же опасался связей "лица" и он опасался ненужных сплетен. Когда просишь полицию приставить к тебе охрану, надо пускаться в объяснения и никогда не знаешь, останутся ли твои страхи и твои объяснения в стенах полицейского участка или нет, и ты не будешь знать, что за человека тебе предложат - у тебя не будет выбора и придется брать что дают.
Все эти доводы лишь усилили мои сомнения. Что я имел - семьсот зеленых, мгновенно умершего клиента - уже, считай, бывшего - и неспокойную совесть. Самое меньшее, что я мог сделать - это поставить полицию на уши ипустить их по следу головорезов, которые пришили Адама Вудварда. Что вновь возродило мои сомнения. Я узнал киллеров и был уверен, что меня они не узнали. Фейгл мастерски управлялся с нарезным оружием, и на этот раз он вопользовался автоматом без суеты и уложил только конкретную жертву, хотя, разумеется, вполне мог бы потратить и на меня неколько пуль, если бы он знал, кто я такой, памятуя о первом правиле гангстерской науки: лучший свидетель - мертвый свидетель. Но ребята сидели в мчащейся на бешеной скрости машине, их клиент находился прямо перед ними на линии огня, на улице было не слишком светло, а я мог оказаться просто долговязым хмырем, который случайно оказался рядом с Адамом, шагающим навстречу собственной смерти. Итак - опять - сомнения: идти ли мне в полицию? Полиция, стрекот телетайпа, федеральный розыск, описание примет убийц переданы по радио и ТВ. Ребят повяжут и все обернется очередной блестяще провернутой полицейской операцией.
Меня же такой ход событий совсем не устраивал. Я хотел, чтобы все было шито-крыто, ни улик, ни свидетелей - ничего. Я хотел, чтобы ребята отпраздновали с блеском исполненное заказное убийство, чтобы они потратили честно заработанные бабки, чтобы потом они ходили по улицам не таясь, расслабились и тепленькими попали прямехонько ко мне в лапы. Я вздыхал, пил виски и курил одну за одной. Я шел против принципа. Вообще-то я не сторонник той идеи, чтобы становиться вершителем правосудия в одиночку. Так я себя убеждал. Я готов был стать помощником правосудия, его правой - или левой - рукой. Мне надо было найти их, сесть им на хвост - во всяком случае, зайти к ним с тыла - а потом уж навести на них правоохранительные органы, а себя предложить в качестве главного свидетеля совершенного ими убийства.
Так что вот. Никаких полицейских. Пока.
Я вылез из ванны и вытерся. Потом побрился, одел рубашку-апаш. Часы показывали восемь. Я позвонил в кафе на первом этаже и заказал ужин в комнату. Было ещё слишком рано отправляться в джунгли на поиски хищников. Да и джунгли-то ещё не были джунглями. это был пока что большой город с восьмимиллионным - причем благочинным - населением, посвятившим себя честному труду и пристойным отдыху и удовольствиям. Потом, значительно позже, когда многие из них отправятся мирно спать, наступит час моей охоты.
Но что делать теперь? С чего начать? За что хвататься? С кем поговорить? У кого узнать побольше информации об Адаме Вудварде? Я позвонил кое-кому, но результаты оказались неутешительными. Старик, давно вдовец, детей нет. Я сделал ещё один звонок - в приемную "Дейли ньюс" и попросил Эла Дэвиса, сотрудника с двадцатилетним стажем и моим старинным приятелем. Меня соединили довольно быстро.
- Привет, Эл. Пит Чемберс.
- А, здорово, сыскарь!
- Окажи услугу, старина.
- Так, а ещё что?
- Ты знаешь Пола Кингсли?
- Да кто же не знает Пола Кингсли.
- Ну и что скажешь?
- Желторотый гаденыш с неуемным темпераментом. Но далеко пойдет. Ведет довольно-таки мерзкую колонку и знает всех и каждого, как наверху, так и внизу. Работает как крот, но при этом лезет только вверх. Любит газетное дело, но мечтает оказаться среди сильных мира сего. Готов отдать правую руку лишь бы сесть в руководящее кресло. Умеет играть жестко, но знает, когда и кого нужно умаслить... слышал, он в прекрасных отношениях со своим боссом.
- Кто такой?
- Линкольн Уитни, владелец "Буллетина".
- А что он за птица?
- Это я хотел бы от тебя услышать: слишком высоко летает. А я простой репортер.
- А что Кингсли?
- Что именно?
- Ну, я хочу спросить, что он за человек, Эл. Ты же меня понял.
- Как я и сказал, гаденыш.
- И что сие означает в данном конкретном случае?
- Означает, что он интриган, пробивной малый, готов плясать под любую дудку. Короче, за душой ничего, ни достоинства, ни чести.
- Эк ты его любишь!
- Я его ни люблю, ни ненавижу.
- А как войти с ним в контакт?
- У нас что сегодня?
- Понедельник.
- Ну тогда считай, тебе повезло.
- Это почему?
- А потому, что в понедельник вечером наш Очарованный принц устраивает аудиенции у себя дома. Интервью, взятки, оплата долгов. Вечер понедельника он сидит дома.
- А где это?
- Дай-ка посмотрю, - он ушел, но скоро вернулся. - Пит?
- Я все ещё тут.
- Западная Сентрал-Парк, дом 262.
- Какая квартира?
- Это частный дом.
- Спасибо тебе, Эл.
- С тебя ужин в приличном ресторане.
- Заметано. Пока.
Я видел Пола Кингсли в злачных местах, которые сам любил посещать, а однажды стал героем его колонки. За последние два года он раз пять или шесть обращался ко мне за незначительной информацией и посему был моим должником. Теперь я собрался истребовать этот долг. Адам Вудвард был знаком с Полом Кингсли, И меня разбирало любопытство, насколько хорошо. Поэтому я надел рубашку с воротничком, повязал галстук, облекся в портупею, проверил обойму пистолета, прежде чем сунуть его в кобуру, затем надел пиджак, поверх него легкое пальто и отправился в дом 262 по Западной Сентрал-Парк. Означенный дом оказался светлокоричневым трехэтажным особняком с большой белой кнопкой звонка справа от полированной черной двери. Я вонзил палец в кнопку и услышал, как на весь дом заголосил звонок. Слушал я довольно долго, но ничего не произошло. Тогда я оторвал палец от кнопки, отступил назад и задрал голову вверх. В верхнем этаже горел свет, поэтому я подошел к черной двери, подергал за ручку и, удостоверившись, что дверь заперта, стал звонить. Звонил я долго - ведь все равно в столь ранний час других дел у меня не было. Наконец лязгнул замок и дверь распахнулась.
- Вы долго звоните, - заметила молодая особа.
- Ну, не преувеличивайте!
- Простите.
- Милая, если вы горничная, то будь я вашим хозяином, я бы вас немедленно уволил.
- Я не горничная.
- А я не ваш хозяин, - вздохнул я.
Малышка была одета в туго обтягиващий свитер-водолазку белого цвета, черную бархатную юбку, из под которой виднелись ножки в нейлоновых чулках и в черных кожаных туфельках на шпильках. Вместе с каблуками росту в ней было пять футов два дюйма, но выглядела она ужасно миленько. У неё были серебряные короткие волосы, нелепые черные очки в огромной оправе, живые голубые глаза, бледые щеки без тени макияжа, крошечный надутый ротик и всем своим видом эта особа словно хотела доказать, что она - воплощенная чопорность.
- Простите, вам кого? - спросила чопорная малютка.
- Я пришел к Полу Кингсли.
- Вам назначено?
- Разумеется.
- Как ваше имя?
- Питер Чемберс.
- Входите, пожалуйста.
Я очутился в квадратной прихожей с настенными бра и голубым ковром и последовал за ней, мягко ступая по ковру. Мы миновали арку, за которой оказался просторнаый холл - на полу все тот же голубой ковер, стены желтые, свет струился сверху от тяжелой люстры на толстой цепи. Холл был обставлен со вкусом подобранной современной светлой мебелью. Справа и слева располагались двери, а прямо в середине холла ачналась ведущая на второй этаж лестница, устланная, разумеется, голубым ковром. Она пошла к правой двери. У неё были тонкие изящные лодыжки, а бархат юбки соблазнительно обхватывал округлость зада. Она дважды постучала и обернулась. Впервые за все время её личико осветила улыбка, и от чопорности не осталось и следа.
- Когда он занят, то даже на стук не отвечает, - сказала она. Пройдите сюда, - с этими словами она указала пальчиком на вторую дверь. - Это что-то вроде приемной.
Она открыла левую дверь и на этот раз моя нога утонула в ковре, а глаза уперлись в темно-зеленые стены. Помещение освещалось лампами в кованых подставках, вокруг стояла темная резная мебель - комоды, шкафчики, масса стульев, - а в углу столик-бар с батареей бутылок. Мой взгляд, должно быть, слегка задержался на этикетках, потому что как только я взглянул на нее, она сказала:
- Угощайтесь!
- А вы?
- Если вы настаиваете, то немнго брэнди.
- Я не настаиваю.
- Брэнди.
Льда я не нашел и сделал себе хайболл безо льда, а ей налил брэнди в широкий бокал.
- Я Марсия Кингсли, - представилась она.
- Жена Пола?
- Нет.
- Сестра?
- Нет.
- Но не мать же!
- Я сводная сестра. Меня удочерили родители Пола. Давно. Они уже умерли.
- Ясно. - Я прошелся по комнате. - И долго мне тут предстоит ждать?
- Он за вами придет как только совободится. Мне нравится ваша походка.
- Простите?
- Она такая легкая, пружинистая.
- Это хорошо?
- О да! Вы похожи на тигра. А знаете, почему вы так долго стояли на улице под дверью?
- Почему же?
- Сегодня у горничной выходной. У нас есть и дворецкий. Но сегодня у него тоже выходной. По понедельникам, начиная с пяти вечера, все домашние собираются наверху. У Пола по понедельникам много разных посетителей, и мы не хотим болтаться под ногами. Он сам открывает дверь.
- Моего звонка он , видно , не расслышал?
- Иногда он бывает страшно занят и тогда ни на что не обращает внимания. Я к вам спустилась с третьего этажа.
- Спасибо. Я могу как-то вас отблагодарить - ну, походить перед вами пружинисто и легко как тигр?
- Сядьте.
Она села и я тоже сел, а когда уже почти совсем расслабился, она вдруг брякнула:
- А что вы думаете по поводу Адама Вудварда?
Этот вопрос заставил меня буквально выпрыгнуть со стула и я с трудом удержал в руках стакан. Я постарался скрыть свое изумление.
- Вудвард? - отозвался я как можно более спокойно, но слово прозвучало точно вороний крик. - А что?
- Он мертв.
- Адам Вудвард?
- Убит на улице. Из проезжающей машины.
- А вы откуда знаете?
- По радио и в теленовостях только об этом и говорят.
- Адам Вудвард, - задумчиво протянул я, усажиаясь обратно.
- Вы были с ним знакомы?
- Раз как-то встречался. А вы?
- О да! Чудесный был человек. Бедняжка Эдвина.
- Эдвина?
- Эдвина Грейсон.
- Танцовщица?
- Да-да.
- А какого хрена... Мм... простите... Какое отношение Эдвина Грейсон имеет к Адаму Вудварду?
- Надо думать, теперь по всему городу поползут сплетни...
- О чем?
- Об их отношениях.
- Каких?
Она отпила брэнди. Я уже успел составить о ней некоторое впечатление: ей двадцать шесть лет, окончила частную начальную школу, среднюю школу и колледж. Она обладала приятным глубоким голосом с немного горловым выговором, и в её манере говорить ощущалась та унаследованная культура, которая точно прилипает к человеку - так южный акцент не исчезает даже много спустя после того, как Южная Каролина остается в одних вопоминаниях детства.
- Они были очень долго знакомы... - начала она, но осеклась и по её решительному кивку головой я понял, что вдаваться в подробности она не намерена.
Я встал и долил виски в стакан.
- У Пола, я смотрю, дела идут неплохо. Хорошую берлогу он себе устроил.
- Этот особняк не его.
- А чей?
- Виктора Барри.
Имя показалось мне знакомым, но я не смог увязать его с кем-то определенным.
- Барри?
- Редактор "Буллетина".
- Ах, ну да. Богатенький?
- Не так что бы уж очень.
- Но такой дом...
- Да у него больше ничего нет. Получил его по наследству. Мы тут вроде как квартиросъемщики. Пол, Рита, я...
- А кто такая Рита?
- Жена Пола. Еще тут живет Марк Дворак. Мы платим каждый за себя.
- Это какой Дворак? Ученый?
- Да, мой коллега.
- Бросьте!
- А вы женоненавистник?
- Я женообожатель.
- Тогда что плохого в ученой даме?
- Ничего. Если она похожа на вас.
- Я вундеркинд. Колледж окончила в шестнадцать, это истинная правда, сэр! Потом защитила диссертацию, получила несколько стипендий от университетов с мировым именем. Наука! Моими руководителями были крупнейшие светила. Пусть вас не смущает мой вид маленькой девочки. Я брэнди пью уже лет десять. В своей области я большой авторитет. Работала в Оук-Ридже. Теперь работаю вместе с Двораком в составе группы гражданских специалистов в лаборатории корпуса связи в Форт-Монмуте.
- Ну... - начал я и тут моя челюсть отвалилась, точно к нижней губе привесили гирю.
- Нет, я правда знаменитость. Можете как-нибудь почитать справочники.
- Ну...
- А чем вы занимаетесь?
- Я?
- Вы.
- Я частный детектив.
- Правда? - тут у неё отпала челюсть. - Впервые в жизни.
- Я тоже впервые в жизни вижу женщину-ученого.
Она поставил бокал.
- Пойдемте навестим Пола.
Я поставил свой пустой стакан рядом с её бокалом и последовал за ней к двери Пола. Она постучала. Потом ещё раз.
- Не надо! - остановила она меня, когда я взялся за дверную ручку. Но я не послушлся: если Пол был занят с постителем, то ему предстояла встреча с очередным.
Но посетителй у Пола не было.
Пол был в одиночестве. Он сидел в большом кожаном кресле. На нем был синий костюм белая рубашка, красный галстук и черные остроносые туфли. У него был широкий двугорбый подбородок, длинный тонкий нос, песочные волосы коротко подстрижены. Он смотрел прямо на нас с далеко не веселой усмешкой. Он сидел, широко рсставив ноги, и каблуки его остроносых туфель глубоко вонзились в коричевный ковер - такой же, как в соседней комнате. У него были белые как воск уши, вокруг глаз виднелись белые круги, а на рубашке слева расползлось красное пятно. Даже издали мне стало ясно, что он мертв.
Она пронзительно вскрикнула. Раз. другой.
Я и не подозрезвал, что у этой малышки-ученой такие могучие легкие.
Потом в комнату начали сбегаться люди.
IV
В особняке по-прежнему толпилось много людей, труп уже унесли, а из полицейских осталось только трое детективов: Абрамовиц, старший детектив, здоровенный молчун, Кэссиди, старший детектив, здоровенный молчун, и лейтенант Луис Паркер, тощий говорун. Прочими присутствующими были Рита Кингсли, Виктор Барри и Марк Дворак. Среди присутствующих находились также Марсия Кингсли и я.
Рита Кингсли была высокой блондинкой с белым лицом, чья полная фигура покоилась в пижаме желтого шелка. Виктор Барри оказался высоким шатеном с карими глазами, плотно сжатыми губами и бегающими желваками. На нем были мокассины, светлокоричневые брюки и белая спортивная рубашка. Марк Дворак: седые виски, серые глаза, черные ресницы, римский нос и тонкие черные усики. Долговязый и широкоплечий, в черном бархатном блейзере, черных брюках и черных же шлепанцах с кисточками. По моей грубой прикидке Рите было тридцать, Виктору тридцаь пять, Марку чуть за сорок.
- ... вы все находились в доме, так что каждый из вас мог его убить, говорил Паркер. - Мой долг предупредить вас, что все вы находитесь под подозрением и все, скаанное вами, может быть использовано против вас.
- А не кажется ли вам, что он мог покончить жизнь самоубийством? спросил Марк Дворак. Говорил он с едва уловимым иностранным акцентом, мягким как патока и мелодичным голосом. Он нервно ходил кругами, мягким и энергичным шагом спортсмена.
- Мы не отметаем никакую возможность. Пока. Но по первому впечатлению это не самоубийство. Предварительный анализ отпечатков пальцев показал отсутсвие отпечатков на рукоятке ножа. Самоубийца не стирет свои следы. А если он убивал себя в перчатках, то должен был в них и остаться. А их на нем нет.
Марсия отерла ладони о юбку.
- Отпечатки пальцев вообще очень трудно распознать на рукоятке ножа, в особенности такой рифленой, как эта.
- Тут вы правы, леди. Потому-то я и отправил нож в лабораторию. Да и вскрытие кое-что нам прояснит на этот счет. - Паркер подошел к ней вплотную. - А откуда вам известно, как выглядела рукоятка ножа?
- Я же видела. Когда нож был воткнут в тело...
Паркер огляделся вокруг.
- Кто-нибудь из вас ещё видел нож?
Никто не ответил. Рита Кингсли поежилась. Правая половина её пижамного жакета чуть откинулась и обнажила верхнюю часть полной груди - кожа была юная и лоснящаяся. Она поправила жакет, продев большую пуговицу в петлю. В её больших голубых глазах не было ни слезинки. Она приходилась женой убитому, но не плакала.
- Вы совершите большую ошибку, если ограничите круг подозреваемых нами, - произнесла она. У неё был высокий голос и говорила она с чуть утрированными интонациями. Каждое слово у неё получалось как круглый камешек, но текли они одно за другим. Она говорила - точно выплевываала горошинки. - У моего мужа весь вечер были посетители. В дверь звонили не переставая.
- Кто-нибудь знает, что это были за люди?
Никто не ответил. Так оно было после приезда Паркера: все его вопросы присутствующие в основном встречали молчанием.
- Ладно, - продолжал лейтенант. - Давайте тогда разберемся с версией самоубийства. Здесь присутствует его жена, сестра, два его друга. Все вы живете в этом доме. У него были причины покончить с собой?
Никто не ответил.
Тут раздался звонок в дверь. Долгий и резкий.
- Это, должно быть, мистер Уитни, - сказал Паркер и кивнул Кэссиди. Откройте.
Кэссиди вышел и вернулся с высоким мужчиной могучего телосложения. Весь он был какой-то квадратный. Квадратные плечищи едва умещались в темно-сером костюме, сшитом на заказ. Толстая шея бревном торчала из белого воротничка и переходила в широкое складчатое и тщательно, до блеска, выбритое багровое лицо. Квадратнй обрубок носа, квадратный агрессивный подбородок, квадратная верхняя губа над большим ртом. А черная шляпа-котелок и черный галстук придавали ему вид священника. Брови у него торчали уголком и волосы топорщились в разные стороны, точно усики насекомого. Арки бровей высились над глазами - маленькими, голубыми юркими, как у жучка, имевшими капризно-повелительное выражение. Глазки-жучки обежали всех присутствующих и мгновенно выхватили из толпы главное лицо лейтенанта Паркера.
- Я Линкольн Уитни. Это ужасно. Просто ужасно. Куда катится этот город?! Двое в один день!
- Двое? - отозвался Кэссиди.
Уитни на каблуках развернулся к детективу,
- Адам Вудвард. Пол Кингсли. Двое! - Он снял котелок и бросил его на письменный стол. По котелком оказались расчесанные на прямой пробор светлые волосы и высокий лоб, убегающий к почти плешивому темени. Он подошел к Паркеру. - Полагаю, вы лейтенант Луис Паркер.
- Так точно, сэр.
Уитни обвел всех рукой и его напряженное лицо немного разгладилось.
- Полагаю, вы не будете слишком долго отнимать время у этих людей. Вряд ли вы найдете убийцу среди них.
- Мы пытаемся прояснить вариант с самоубийством, - сказал Паркер.
- Самоубийство? Чепуха!
- Почему же, мистер Уитни? - спросил Марк Дворак. Он нервно крутил кончик своих усиков.
- Потому что у него было все, ради чего стоит жить. Вот почему. Взгляд Уитни прыгнул на Виктора Барри. - Ты им не сказал еще?
Барри держался спокойно. Это был сухощавый приятный на вид мужчина с добрыми, почти нежными карими глазами. Но было видно, что под маской спокойствия скрывается могучее самообладание - только беспокойные желваки выдавали его волнение. Он даже говорил будничным голосом.
- Нет.
- Отчего же?
- Просто мне казалось, что такая новость не должна исходить от меня. Официального сообщения ещё не было. Знали только вы, он и я. К тому же вы могли и передумать. Я в это бизнесе не первый год. Не люблю лезть без очереди...
- О чем это вы? - вмешался Паркер.
- Бергер, мой выпускающий редактор, уволился на прошлой неделе. А сегодня я вызвал Пола Кинсгли и объявил ему о новом назначении. На должность выпускающего редактора. Но попросил помалкивать пока я не поставлю в известность сотрудников.
- А он не выдержал, - подхватил Барри. - Он рассказал мне, а я пошел к мистеру Уитни и скаал ему, что Пол мне проболтался.
- Зачем? - спросил Паркер.
- Наябедничал. Я сам рассчитывал на это место. Я никогда не скрываю своего мнения и на этот раз не скрыл.
- Как бы там ни было, - заговорил Уитни, - Пол Кингсли получил то, о чем долго мечтал. И вряд ли он пошел домой и всадил себе нож в сердце от радости. Так что самоубийство можете вычеркнуть из списка, лейтенант. Ваш капитан все мне рассказал по телефону. Нет, это не было самоубийством, но и все эти люди не были убийцами. Пол вел колонку, довольно скандальную, и нажил себе немало врагов. Вот где бы я искал, лейтенант, - не среди друзей, а среди врагов.
- Правильно, сэр! - с готовностью кивнул Паркер. Он знал, когда надо подыграть. Уитни подошел ко мне.
- А кто вы, молодой человек?
- Питер Чемберс.
- Он частный детектив, - пояснил Паркер.
- Как, уже? - лоб Уитни покрылся морщинами, а брови ещё больше выгнулись. - И что же вы тут делаете?
- Меня пригласил мистер Кингсли. Я пришел по его просьбе. И я обнаружил тело.
- Понятно. Вы находились в это комнате с ним одни?
- Не выйдет, мистер Уитни! К тому ж я предпочитаю убивать людей не ножом - слишком много крови. Лучше всего удушить веревкой.
Уитни улыбнулся, протянул веснушчатую руку и похлопал меня по плечу.
- Он не при чем, - заявил Паркер.
- Не сомневаюсь, - отрезал Уитни. - Полагаю, вы можете отпустить этих людей с миром, лейтенант. - Он взглянул на часы. - Уже почти полночь.
- Так точно, сэр!
- Мне можно уйти? - осведомился я у Паркера.
- Уходи, но не пропадай.
V
Я совершил круг почета по самым что ни на есть злачнейшим заведениям города и только в пол-третьего утра наконец-то обнаружил искомое колечко. Два колечка, точнее говоря. Я упустил их в паре мест, но я сорил деньгами как Рокфеллер на курорте и по крайней мере выяснил, что они шатаются по городу вместе и, самое главное, вызнал, что они держат путь к "Бенджи". Заведение "Бенджи" представляло собой двухэтажный барак на углу Томпсон-стрит в Гринвич-Виллидж. Дом был частный, но никто никогда в глаза не видел владельца: на самом же деле заведение принадлежло мафии и здесь привечали друзей, но с одним условием - карманы у друзей должны были быть набиты зеленью. Цены тут явно завышали, но подавали все что душе угодно любого цвета, любого размера, любого пола; можно было удалиться в отдельный кабинет, можно было окунуться во всеобщий бедлам, можно было поиметь бутылку, иглу, трубку, цепь, плетку; можно было вести тихую спокойную беседу, можно было горланить непотребные песни, можно было выписть себе целый оркестр и он наяривал бы тебе одиному всю ночь, можно было окружить себя целой сворой лучших стриптизерок страны и они ублажали бы тебя одного своими порочными прелестями. Но все это при условии, что ты - друг, неважно откуда - с самой вершины социальной лестницы или из-под забора, и от тебя ждали, что ты будешь разбрасывать доллары как пшено птицам. Все помещения от танцевального зала до приватного кабинета были даже снабжены надежной звукоизоляцией; на всех окнах висели плотные черные занавески. Наружу не проникал ни единый лучик.
Словом, я попал куда надо. Я отпустил такси за квартал до нужного дома и остаток пути прошел пешком. От "Бенджи" вышли двое. Один из них оказался Гарри Страм. Его спутником оказался вовсе не Фейгл. Он появился в компании фигуристой блондинки, которая висела у него на руке и он её поддерживал. Страм был высокий, худой и смазливый и никогда не напивался до потери пульса. Он довел её через улицу к симпатичному неброской расцветки новенькому седану, одной рукой открыл дверцу, другой рукой втолкнул её внутрь, захлопнул дверцу, обошел автомобиль спереди, сел за руль и укатил.
Я вошел в заведение.
Чистенькое фойе имело весьма благопристойный, даже консервативный вид - приятное освещение, гробовая тишина.
На полу лежал толстый бежевый ковер, он же устилал ступени ведущей на второй этаж лестницы. Мебель была простенькая. Лифта не имелось. Справа располагалась небольшая комнатенка с раскрытой дверью. Комната имела девственно чистый вид: дубовый полированный пол, овальный китайский ковер в желтых, розовых и черных тонах, изящная мебель из тикового дерева, и тиковый же письменный стол. На столешнице виднелись шесть кнопок и телефонный аппарат - и ничего больше. Телефон этот был способен вызвать радость и смех, а кнопки - смерть и суматоху. В дальнем конце комнаты виднелась дверь. Я понятия не имел, что было за той дверью, да и не хотел знать. За столом восседал седой мужчина с добродушным лицом херувима. Звали его Дэнни Мэдисон.
У Дэнни Мэдисона была внешность удачливого миссионера лет шестидесяти, посвятившего свою жизнь спасению заблудших душ. На деле же Дэнни Мэдисон трижды проигрывался в прах, растратил крупную сумму, после чего надолго сел - но все это случилось с ним тридцать лет назад. С тех пор Дэнни нашел свое место в жизни. Он, наверное, видел все зло, на какое только способен человек, но после всех передряг у него осталось лицо улыбающегося ангелочка. Мужая и матерея, Дэнни усвоил ряд золотых житейских правил как нельзя лучше соответствующих его натуре: гляди в оба, но держи рот на замке, запоминай все, но держи рот на замке, живи как хочешь, но держи рот на замке. И Дэнни Мэдисон ничего не ведал ни сном ни духом - а уж его и записные бандюги ставили на цугундер и жгли ему пятки раскаленными утюгами, он попадал и в лапы противоположного лагеря - высиживал часами в комнате для допросов под свирепыми рожами легавых - но Дэнни Мэдисон как всегда ни сном ни духом... Поговаривали, что ему нравилось испытывать боль и он держался до послендего, пока не терял сознание - но при этом ни сном ни духом... Он только моргал, недоуменно пожимал плечами, сладко улыбался и... Можно было только подивиться проницательности и многомудрию высших заправил мафии, посадивших Дэнни Мэдисона за этот тиковый стол у "Бенджи", где он и восседал последние пятнадцать лет.
III.
Дома я вступил в поединок со своими сомнениями. Я выпил два хайболла, потом разделся, наполнил ванну, сварганил ещё один хайболл, прихватил пачку сигарет и погрузился в ванну вместе со своими сомнениями. Я пил, курил и сражался со своим вторым "я".
Итак, Адам Вудвард нанял себе телохранителя. Да это ж смех! Телохранитель, у которого даже пушки при себе не оказалось. Хотя, конечно, у меня для этого нашлись оправдания: телохранитель же не знал, что его собираются нанять в этом качестве. У меня было намерение по пути в Ривердейл заскочить к себе домой и взять ствол. У меня также было намерение задать ему кое-какие вопросы - конкретно, самый естественнй: зачем он обращется к услугам частного детектива, почему не идет в полицию. Впрочем, я заранее знал ответ. Он же опасался связей "лица" и он опасался ненужных сплетен. Когда просишь полицию приставить к тебе охрану, надо пускаться в объяснения и никогда не знаешь, останутся ли твои страхи и твои объяснения в стенах полицейского участка или нет, и ты не будешь знать, что за человека тебе предложат - у тебя не будет выбора и придется брать что дают.
Все эти доводы лишь усилили мои сомнения. Что я имел - семьсот зеленых, мгновенно умершего клиента - уже, считай, бывшего - и неспокойную совесть. Самое меньшее, что я мог сделать - это поставить полицию на уши ипустить их по следу головорезов, которые пришили Адама Вудварда. Что вновь возродило мои сомнения. Я узнал киллеров и был уверен, что меня они не узнали. Фейгл мастерски управлялся с нарезным оружием, и на этот раз он вопользовался автоматом без суеты и уложил только конкретную жертву, хотя, разумеется, вполне мог бы потратить и на меня неколько пуль, если бы он знал, кто я такой, памятуя о первом правиле гангстерской науки: лучший свидетель - мертвый свидетель. Но ребята сидели в мчащейся на бешеной скрости машине, их клиент находился прямо перед ними на линии огня, на улице было не слишком светло, а я мог оказаться просто долговязым хмырем, который случайно оказался рядом с Адамом, шагающим навстречу собственной смерти. Итак - опять - сомнения: идти ли мне в полицию? Полиция, стрекот телетайпа, федеральный розыск, описание примет убийц переданы по радио и ТВ. Ребят повяжут и все обернется очередной блестяще провернутой полицейской операцией.
Меня же такой ход событий совсем не устраивал. Я хотел, чтобы все было шито-крыто, ни улик, ни свидетелей - ничего. Я хотел, чтобы ребята отпраздновали с блеском исполненное заказное убийство, чтобы они потратили честно заработанные бабки, чтобы потом они ходили по улицам не таясь, расслабились и тепленькими попали прямехонько ко мне в лапы. Я вздыхал, пил виски и курил одну за одной. Я шел против принципа. Вообще-то я не сторонник той идеи, чтобы становиться вершителем правосудия в одиночку. Так я себя убеждал. Я готов был стать помощником правосудия, его правой - или левой - рукой. Мне надо было найти их, сесть им на хвост - во всяком случае, зайти к ним с тыла - а потом уж навести на них правоохранительные органы, а себя предложить в качестве главного свидетеля совершенного ими убийства.
Так что вот. Никаких полицейских. Пока.
Я вылез из ванны и вытерся. Потом побрился, одел рубашку-апаш. Часы показывали восемь. Я позвонил в кафе на первом этаже и заказал ужин в комнату. Было ещё слишком рано отправляться в джунгли на поиски хищников. Да и джунгли-то ещё не были джунглями. это был пока что большой город с восьмимиллионным - причем благочинным - населением, посвятившим себя честному труду и пристойным отдыху и удовольствиям. Потом, значительно позже, когда многие из них отправятся мирно спать, наступит час моей охоты.
Но что делать теперь? С чего начать? За что хвататься? С кем поговорить? У кого узнать побольше информации об Адаме Вудварде? Я позвонил кое-кому, но результаты оказались неутешительными. Старик, давно вдовец, детей нет. Я сделал ещё один звонок - в приемную "Дейли ньюс" и попросил Эла Дэвиса, сотрудника с двадцатилетним стажем и моим старинным приятелем. Меня соединили довольно быстро.
- Привет, Эл. Пит Чемберс.
- А, здорово, сыскарь!
- Окажи услугу, старина.
- Так, а ещё что?
- Ты знаешь Пола Кингсли?
- Да кто же не знает Пола Кингсли.
- Ну и что скажешь?
- Желторотый гаденыш с неуемным темпераментом. Но далеко пойдет. Ведет довольно-таки мерзкую колонку и знает всех и каждого, как наверху, так и внизу. Работает как крот, но при этом лезет только вверх. Любит газетное дело, но мечтает оказаться среди сильных мира сего. Готов отдать правую руку лишь бы сесть в руководящее кресло. Умеет играть жестко, но знает, когда и кого нужно умаслить... слышал, он в прекрасных отношениях со своим боссом.
- Кто такой?
- Линкольн Уитни, владелец "Буллетина".
- А что он за птица?
- Это я хотел бы от тебя услышать: слишком высоко летает. А я простой репортер.
- А что Кингсли?
- Что именно?
- Ну, я хочу спросить, что он за человек, Эл. Ты же меня понял.
- Как я и сказал, гаденыш.
- И что сие означает в данном конкретном случае?
- Означает, что он интриган, пробивной малый, готов плясать под любую дудку. Короче, за душой ничего, ни достоинства, ни чести.
- Эк ты его любишь!
- Я его ни люблю, ни ненавижу.
- А как войти с ним в контакт?
- У нас что сегодня?
- Понедельник.
- Ну тогда считай, тебе повезло.
- Это почему?
- А потому, что в понедельник вечером наш Очарованный принц устраивает аудиенции у себя дома. Интервью, взятки, оплата долгов. Вечер понедельника он сидит дома.
- А где это?
- Дай-ка посмотрю, - он ушел, но скоро вернулся. - Пит?
- Я все ещё тут.
- Западная Сентрал-Парк, дом 262.
- Какая квартира?
- Это частный дом.
- Спасибо тебе, Эл.
- С тебя ужин в приличном ресторане.
- Заметано. Пока.
Я видел Пола Кингсли в злачных местах, которые сам любил посещать, а однажды стал героем его колонки. За последние два года он раз пять или шесть обращался ко мне за незначительной информацией и посему был моим должником. Теперь я собрался истребовать этот долг. Адам Вудвард был знаком с Полом Кингсли, И меня разбирало любопытство, насколько хорошо. Поэтому я надел рубашку с воротничком, повязал галстук, облекся в портупею, проверил обойму пистолета, прежде чем сунуть его в кобуру, затем надел пиджак, поверх него легкое пальто и отправился в дом 262 по Западной Сентрал-Парк. Означенный дом оказался светлокоричневым трехэтажным особняком с большой белой кнопкой звонка справа от полированной черной двери. Я вонзил палец в кнопку и услышал, как на весь дом заголосил звонок. Слушал я довольно долго, но ничего не произошло. Тогда я оторвал палец от кнопки, отступил назад и задрал голову вверх. В верхнем этаже горел свет, поэтому я подошел к черной двери, подергал за ручку и, удостоверившись, что дверь заперта, стал звонить. Звонил я долго - ведь все равно в столь ранний час других дел у меня не было. Наконец лязгнул замок и дверь распахнулась.
- Вы долго звоните, - заметила молодая особа.
- Ну, не преувеличивайте!
- Простите.
- Милая, если вы горничная, то будь я вашим хозяином, я бы вас немедленно уволил.
- Я не горничная.
- А я не ваш хозяин, - вздохнул я.
Малышка была одета в туго обтягиващий свитер-водолазку белого цвета, черную бархатную юбку, из под которой виднелись ножки в нейлоновых чулках и в черных кожаных туфельках на шпильках. Вместе с каблуками росту в ней было пять футов два дюйма, но выглядела она ужасно миленько. У неё были серебряные короткие волосы, нелепые черные очки в огромной оправе, живые голубые глаза, бледые щеки без тени макияжа, крошечный надутый ротик и всем своим видом эта особа словно хотела доказать, что она - воплощенная чопорность.
- Простите, вам кого? - спросила чопорная малютка.
- Я пришел к Полу Кингсли.
- Вам назначено?
- Разумеется.
- Как ваше имя?
- Питер Чемберс.
- Входите, пожалуйста.
Я очутился в квадратной прихожей с настенными бра и голубым ковром и последовал за ней, мягко ступая по ковру. Мы миновали арку, за которой оказался просторнаый холл - на полу все тот же голубой ковер, стены желтые, свет струился сверху от тяжелой люстры на толстой цепи. Холл был обставлен со вкусом подобранной современной светлой мебелью. Справа и слева располагались двери, а прямо в середине холла ачналась ведущая на второй этаж лестница, устланная, разумеется, голубым ковром. Она пошла к правой двери. У неё были тонкие изящные лодыжки, а бархат юбки соблазнительно обхватывал округлость зада. Она дважды постучала и обернулась. Впервые за все время её личико осветила улыбка, и от чопорности не осталось и следа.
- Когда он занят, то даже на стук не отвечает, - сказала она. Пройдите сюда, - с этими словами она указала пальчиком на вторую дверь. - Это что-то вроде приемной.
Она открыла левую дверь и на этот раз моя нога утонула в ковре, а глаза уперлись в темно-зеленые стены. Помещение освещалось лампами в кованых подставках, вокруг стояла темная резная мебель - комоды, шкафчики, масса стульев, - а в углу столик-бар с батареей бутылок. Мой взгляд, должно быть, слегка задержался на этикетках, потому что как только я взглянул на нее, она сказала:
- Угощайтесь!
- А вы?
- Если вы настаиваете, то немнго брэнди.
- Я не настаиваю.
- Брэнди.
Льда я не нашел и сделал себе хайболл безо льда, а ей налил брэнди в широкий бокал.
- Я Марсия Кингсли, - представилась она.
- Жена Пола?
- Нет.
- Сестра?
- Нет.
- Но не мать же!
- Я сводная сестра. Меня удочерили родители Пола. Давно. Они уже умерли.
- Ясно. - Я прошелся по комнате. - И долго мне тут предстоит ждать?
- Он за вами придет как только совободится. Мне нравится ваша походка.
- Простите?
- Она такая легкая, пружинистая.
- Это хорошо?
- О да! Вы похожи на тигра. А знаете, почему вы так долго стояли на улице под дверью?
- Почему же?
- Сегодня у горничной выходной. У нас есть и дворецкий. Но сегодня у него тоже выходной. По понедельникам, начиная с пяти вечера, все домашние собираются наверху. У Пола по понедельникам много разных посетителей, и мы не хотим болтаться под ногами. Он сам открывает дверь.
- Моего звонка он , видно , не расслышал?
- Иногда он бывает страшно занят и тогда ни на что не обращает внимания. Я к вам спустилась с третьего этажа.
- Спасибо. Я могу как-то вас отблагодарить - ну, походить перед вами пружинисто и легко как тигр?
- Сядьте.
Она села и я тоже сел, а когда уже почти совсем расслабился, она вдруг брякнула:
- А что вы думаете по поводу Адама Вудварда?
Этот вопрос заставил меня буквально выпрыгнуть со стула и я с трудом удержал в руках стакан. Я постарался скрыть свое изумление.
- Вудвард? - отозвался я как можно более спокойно, но слово прозвучало точно вороний крик. - А что?
- Он мертв.
- Адам Вудвард?
- Убит на улице. Из проезжающей машины.
- А вы откуда знаете?
- По радио и в теленовостях только об этом и говорят.
- Адам Вудвард, - задумчиво протянул я, усажиаясь обратно.
- Вы были с ним знакомы?
- Раз как-то встречался. А вы?
- О да! Чудесный был человек. Бедняжка Эдвина.
- Эдвина?
- Эдвина Грейсон.
- Танцовщица?
- Да-да.
- А какого хрена... Мм... простите... Какое отношение Эдвина Грейсон имеет к Адаму Вудварду?
- Надо думать, теперь по всему городу поползут сплетни...
- О чем?
- Об их отношениях.
- Каких?
Она отпила брэнди. Я уже успел составить о ней некоторое впечатление: ей двадцать шесть лет, окончила частную начальную школу, среднюю школу и колледж. Она обладала приятным глубоким голосом с немного горловым выговором, и в её манере говорить ощущалась та унаследованная культура, которая точно прилипает к человеку - так южный акцент не исчезает даже много спустя после того, как Южная Каролина остается в одних вопоминаниях детства.
- Они были очень долго знакомы... - начала она, но осеклась и по её решительному кивку головой я понял, что вдаваться в подробности она не намерена.
Я встал и долил виски в стакан.
- У Пола, я смотрю, дела идут неплохо. Хорошую берлогу он себе устроил.
- Этот особняк не его.
- А чей?
- Виктора Барри.
Имя показалось мне знакомым, но я не смог увязать его с кем-то определенным.
- Барри?
- Редактор "Буллетина".
- Ах, ну да. Богатенький?
- Не так что бы уж очень.
- Но такой дом...
- Да у него больше ничего нет. Получил его по наследству. Мы тут вроде как квартиросъемщики. Пол, Рита, я...
- А кто такая Рита?
- Жена Пола. Еще тут живет Марк Дворак. Мы платим каждый за себя.
- Это какой Дворак? Ученый?
- Да, мой коллега.
- Бросьте!
- А вы женоненавистник?
- Я женообожатель.
- Тогда что плохого в ученой даме?
- Ничего. Если она похожа на вас.
- Я вундеркинд. Колледж окончила в шестнадцать, это истинная правда, сэр! Потом защитила диссертацию, получила несколько стипендий от университетов с мировым именем. Наука! Моими руководителями были крупнейшие светила. Пусть вас не смущает мой вид маленькой девочки. Я брэнди пью уже лет десять. В своей области я большой авторитет. Работала в Оук-Ридже. Теперь работаю вместе с Двораком в составе группы гражданских специалистов в лаборатории корпуса связи в Форт-Монмуте.
- Ну... - начал я и тут моя челюсть отвалилась, точно к нижней губе привесили гирю.
- Нет, я правда знаменитость. Можете как-нибудь почитать справочники.
- Ну...
- А чем вы занимаетесь?
- Я?
- Вы.
- Я частный детектив.
- Правда? - тут у неё отпала челюсть. - Впервые в жизни.
- Я тоже впервые в жизни вижу женщину-ученого.
Она поставил бокал.
- Пойдемте навестим Пола.
Я поставил свой пустой стакан рядом с её бокалом и последовал за ней к двери Пола. Она постучала. Потом ещё раз.
- Не надо! - остановила она меня, когда я взялся за дверную ручку. Но я не послушлся: если Пол был занят с постителем, то ему предстояла встреча с очередным.
Но посетителй у Пола не было.
Пол был в одиночестве. Он сидел в большом кожаном кресле. На нем был синий костюм белая рубашка, красный галстук и черные остроносые туфли. У него был широкий двугорбый подбородок, длинный тонкий нос, песочные волосы коротко подстрижены. Он смотрел прямо на нас с далеко не веселой усмешкой. Он сидел, широко рсставив ноги, и каблуки его остроносых туфель глубоко вонзились в коричевный ковер - такой же, как в соседней комнате. У него были белые как воск уши, вокруг глаз виднелись белые круги, а на рубашке слева расползлось красное пятно. Даже издали мне стало ясно, что он мертв.
Она пронзительно вскрикнула. Раз. другой.
Я и не подозрезвал, что у этой малышки-ученой такие могучие легкие.
Потом в комнату начали сбегаться люди.
IV
В особняке по-прежнему толпилось много людей, труп уже унесли, а из полицейских осталось только трое детективов: Абрамовиц, старший детектив, здоровенный молчун, Кэссиди, старший детектив, здоровенный молчун, и лейтенант Луис Паркер, тощий говорун. Прочими присутствующими были Рита Кингсли, Виктор Барри и Марк Дворак. Среди присутствующих находились также Марсия Кингсли и я.
Рита Кингсли была высокой блондинкой с белым лицом, чья полная фигура покоилась в пижаме желтого шелка. Виктор Барри оказался высоким шатеном с карими глазами, плотно сжатыми губами и бегающими желваками. На нем были мокассины, светлокоричневые брюки и белая спортивная рубашка. Марк Дворак: седые виски, серые глаза, черные ресницы, римский нос и тонкие черные усики. Долговязый и широкоплечий, в черном бархатном блейзере, черных брюках и черных же шлепанцах с кисточками. По моей грубой прикидке Рите было тридцать, Виктору тридцаь пять, Марку чуть за сорок.
- ... вы все находились в доме, так что каждый из вас мог его убить, говорил Паркер. - Мой долг предупредить вас, что все вы находитесь под подозрением и все, скаанное вами, может быть использовано против вас.
- А не кажется ли вам, что он мог покончить жизнь самоубийством? спросил Марк Дворак. Говорил он с едва уловимым иностранным акцентом, мягким как патока и мелодичным голосом. Он нервно ходил кругами, мягким и энергичным шагом спортсмена.
- Мы не отметаем никакую возможность. Пока. Но по первому впечатлению это не самоубийство. Предварительный анализ отпечатков пальцев показал отсутсвие отпечатков на рукоятке ножа. Самоубийца не стирет свои следы. А если он убивал себя в перчатках, то должен был в них и остаться. А их на нем нет.
Марсия отерла ладони о юбку.
- Отпечатки пальцев вообще очень трудно распознать на рукоятке ножа, в особенности такой рифленой, как эта.
- Тут вы правы, леди. Потому-то я и отправил нож в лабораторию. Да и вскрытие кое-что нам прояснит на этот счет. - Паркер подошел к ней вплотную. - А откуда вам известно, как выглядела рукоятка ножа?
- Я же видела. Когда нож был воткнут в тело...
Паркер огляделся вокруг.
- Кто-нибудь из вас ещё видел нож?
Никто не ответил. Рита Кингсли поежилась. Правая половина её пижамного жакета чуть откинулась и обнажила верхнюю часть полной груди - кожа была юная и лоснящаяся. Она поправила жакет, продев большую пуговицу в петлю. В её больших голубых глазах не было ни слезинки. Она приходилась женой убитому, но не плакала.
- Вы совершите большую ошибку, если ограничите круг подозреваемых нами, - произнесла она. У неё был высокий голос и говорила она с чуть утрированными интонациями. Каждое слово у неё получалось как круглый камешек, но текли они одно за другим. Она говорила - точно выплевываала горошинки. - У моего мужа весь вечер были посетители. В дверь звонили не переставая.
- Кто-нибудь знает, что это были за люди?
Никто не ответил. Так оно было после приезда Паркера: все его вопросы присутствующие в основном встречали молчанием.
- Ладно, - продолжал лейтенант. - Давайте тогда разберемся с версией самоубийства. Здесь присутствует его жена, сестра, два его друга. Все вы живете в этом доме. У него были причины покончить с собой?
Никто не ответил.
Тут раздался звонок в дверь. Долгий и резкий.
- Это, должно быть, мистер Уитни, - сказал Паркер и кивнул Кэссиди. Откройте.
Кэссиди вышел и вернулся с высоким мужчиной могучего телосложения. Весь он был какой-то квадратный. Квадратные плечищи едва умещались в темно-сером костюме, сшитом на заказ. Толстая шея бревном торчала из белого воротничка и переходила в широкое складчатое и тщательно, до блеска, выбритое багровое лицо. Квадратнй обрубок носа, квадратный агрессивный подбородок, квадратная верхняя губа над большим ртом. А черная шляпа-котелок и черный галстук придавали ему вид священника. Брови у него торчали уголком и волосы топорщились в разные стороны, точно усики насекомого. Арки бровей высились над глазами - маленькими, голубыми юркими, как у жучка, имевшими капризно-повелительное выражение. Глазки-жучки обежали всех присутствующих и мгновенно выхватили из толпы главное лицо лейтенанта Паркера.
- Я Линкольн Уитни. Это ужасно. Просто ужасно. Куда катится этот город?! Двое в один день!
- Двое? - отозвался Кэссиди.
Уитни на каблуках развернулся к детективу,
- Адам Вудвард. Пол Кингсли. Двое! - Он снял котелок и бросил его на письменный стол. По котелком оказались расчесанные на прямой пробор светлые волосы и высокий лоб, убегающий к почти плешивому темени. Он подошел к Паркеру. - Полагаю, вы лейтенант Луис Паркер.
- Так точно, сэр.
Уитни обвел всех рукой и его напряженное лицо немного разгладилось.
- Полагаю, вы не будете слишком долго отнимать время у этих людей. Вряд ли вы найдете убийцу среди них.
- Мы пытаемся прояснить вариант с самоубийством, - сказал Паркер.
- Самоубийство? Чепуха!
- Почему же, мистер Уитни? - спросил Марк Дворак. Он нервно крутил кончик своих усиков.
- Потому что у него было все, ради чего стоит жить. Вот почему. Взгляд Уитни прыгнул на Виктора Барри. - Ты им не сказал еще?
Барри держался спокойно. Это был сухощавый приятный на вид мужчина с добрыми, почти нежными карими глазами. Но было видно, что под маской спокойствия скрывается могучее самообладание - только беспокойные желваки выдавали его волнение. Он даже говорил будничным голосом.
- Нет.
- Отчего же?
- Просто мне казалось, что такая новость не должна исходить от меня. Официального сообщения ещё не было. Знали только вы, он и я. К тому же вы могли и передумать. Я в это бизнесе не первый год. Не люблю лезть без очереди...
- О чем это вы? - вмешался Паркер.
- Бергер, мой выпускающий редактор, уволился на прошлой неделе. А сегодня я вызвал Пола Кинсгли и объявил ему о новом назначении. На должность выпускающего редактора. Но попросил помалкивать пока я не поставлю в известность сотрудников.
- А он не выдержал, - подхватил Барри. - Он рассказал мне, а я пошел к мистеру Уитни и скаал ему, что Пол мне проболтался.
- Зачем? - спросил Паркер.
- Наябедничал. Я сам рассчитывал на это место. Я никогда не скрываю своего мнения и на этот раз не скрыл.
- Как бы там ни было, - заговорил Уитни, - Пол Кингсли получил то, о чем долго мечтал. И вряд ли он пошел домой и всадил себе нож в сердце от радости. Так что самоубийство можете вычеркнуть из списка, лейтенант. Ваш капитан все мне рассказал по телефону. Нет, это не было самоубийством, но и все эти люди не были убийцами. Пол вел колонку, довольно скандальную, и нажил себе немало врагов. Вот где бы я искал, лейтенант, - не среди друзей, а среди врагов.
- Правильно, сэр! - с готовностью кивнул Паркер. Он знал, когда надо подыграть. Уитни подошел ко мне.
- А кто вы, молодой человек?
- Питер Чемберс.
- Он частный детектив, - пояснил Паркер.
- Как, уже? - лоб Уитни покрылся морщинами, а брови ещё больше выгнулись. - И что же вы тут делаете?
- Меня пригласил мистер Кингсли. Я пришел по его просьбе. И я обнаружил тело.
- Понятно. Вы находились в это комнате с ним одни?
- Не выйдет, мистер Уитни! К тому ж я предпочитаю убивать людей не ножом - слишком много крови. Лучше всего удушить веревкой.
Уитни улыбнулся, протянул веснушчатую руку и похлопал меня по плечу.
- Он не при чем, - заявил Паркер.
- Не сомневаюсь, - отрезал Уитни. - Полагаю, вы можете отпустить этих людей с миром, лейтенант. - Он взглянул на часы. - Уже почти полночь.
- Так точно, сэр!
- Мне можно уйти? - осведомился я у Паркера.
- Уходи, но не пропадай.
V
Я совершил круг почета по самым что ни на есть злачнейшим заведениям города и только в пол-третьего утра наконец-то обнаружил искомое колечко. Два колечка, точнее говоря. Я упустил их в паре мест, но я сорил деньгами как Рокфеллер на курорте и по крайней мере выяснил, что они шатаются по городу вместе и, самое главное, вызнал, что они держат путь к "Бенджи". Заведение "Бенджи" представляло собой двухэтажный барак на углу Томпсон-стрит в Гринвич-Виллидж. Дом был частный, но никто никогда в глаза не видел владельца: на самом же деле заведение принадлежло мафии и здесь привечали друзей, но с одним условием - карманы у друзей должны были быть набиты зеленью. Цены тут явно завышали, но подавали все что душе угодно любого цвета, любого размера, любого пола; можно было удалиться в отдельный кабинет, можно было окунуться во всеобщий бедлам, можно было поиметь бутылку, иглу, трубку, цепь, плетку; можно было вести тихую спокойную беседу, можно было горланить непотребные песни, можно было выписть себе целый оркестр и он наяривал бы тебе одиному всю ночь, можно было окружить себя целой сворой лучших стриптизерок страны и они ублажали бы тебя одного своими порочными прелестями. Но все это при условии, что ты - друг, неважно откуда - с самой вершины социальной лестницы или из-под забора, и от тебя ждали, что ты будешь разбрасывать доллары как пшено птицам. Все помещения от танцевального зала до приватного кабинета были даже снабжены надежной звукоизоляцией; на всех окнах висели плотные черные занавески. Наружу не проникал ни единый лучик.
Словом, я попал куда надо. Я отпустил такси за квартал до нужного дома и остаток пути прошел пешком. От "Бенджи" вышли двое. Один из них оказался Гарри Страм. Его спутником оказался вовсе не Фейгл. Он появился в компании фигуристой блондинки, которая висела у него на руке и он её поддерживал. Страм был высокий, худой и смазливый и никогда не напивался до потери пульса. Он довел её через улицу к симпатичному неброской расцветки новенькому седану, одной рукой открыл дверцу, другой рукой втолкнул её внутрь, захлопнул дверцу, обошел автомобиль спереди, сел за руль и укатил.
Я вошел в заведение.
Чистенькое фойе имело весьма благопристойный, даже консервативный вид - приятное освещение, гробовая тишина.
На полу лежал толстый бежевый ковер, он же устилал ступени ведущей на второй этаж лестницы. Мебель была простенькая. Лифта не имелось. Справа располагалась небольшая комнатенка с раскрытой дверью. Комната имела девственно чистый вид: дубовый полированный пол, овальный китайский ковер в желтых, розовых и черных тонах, изящная мебель из тикового дерева, и тиковый же письменный стол. На столешнице виднелись шесть кнопок и телефонный аппарат - и ничего больше. Телефон этот был способен вызвать радость и смех, а кнопки - смерть и суматоху. В дальнем конце комнаты виднелась дверь. Я понятия не имел, что было за той дверью, да и не хотел знать. За столом восседал седой мужчина с добродушным лицом херувима. Звали его Дэнни Мэдисон.
У Дэнни Мэдисона была внешность удачливого миссионера лет шестидесяти, посвятившего свою жизнь спасению заблудших душ. На деле же Дэнни Мэдисон трижды проигрывался в прах, растратил крупную сумму, после чего надолго сел - но все это случилось с ним тридцать лет назад. С тех пор Дэнни нашел свое место в жизни. Он, наверное, видел все зло, на какое только способен человек, но после всех передряг у него осталось лицо улыбающегося ангелочка. Мужая и матерея, Дэнни усвоил ряд золотых житейских правил как нельзя лучше соответствующих его натуре: гляди в оба, но держи рот на замке, запоминай все, но держи рот на замке, живи как хочешь, но держи рот на замке. И Дэнни Мэдисон ничего не ведал ни сном ни духом - а уж его и записные бандюги ставили на цугундер и жгли ему пятки раскаленными утюгами, он попадал и в лапы противоположного лагеря - высиживал часами в комнате для допросов под свирепыми рожами легавых - но Дэнни Мэдисон как всегда ни сном ни духом... Поговаривали, что ему нравилось испытывать боль и он держался до послендего, пока не терял сознание - но при этом ни сном ни духом... Он только моргал, недоуменно пожимал плечами, сладко улыбался и... Можно было только подивиться проницательности и многомудрию высших заправил мафии, посадивших Дэнни Мэдисона за этот тиковый стол у "Бенджи", где он и восседал последние пятнадцать лет.