— Кто просил? Черт возьми, назови имя!
   — Я не могу, или он… они… Ужасные вещи происходят с теми, кто их предает. Никто в долине не посмеет…
   — Гилпатрик? — спросил Эйдан.
   Девушка пронзительно вскрикнула, потом прошептала:
   — Это не я назвала имя. Я бы не смогла. Я…
   Роуз отступила еще на несколько шагов, но Эйдан подбежал к ней и, ухватив за руку, в ярости закричал:
   — Это был Гилпатрик?! Говори же! Он писал записки, а ты тайком подкладывала их в комнату леди Кейн, так?
   — Эйдан! — воскликнула Нора, бросаясь к мужу. — Эйдан, ты совсем запугал ее.
   — Если она не расскажет мне всю правду, то еще не так испугается! — Он внезапно умолк, потом пробормотал: — И все-таки я не понимаю… Не понимаю, зачем понадобилось Гилпатрику писать эти записки? Не вижу в этом никакого смысла…
   — Он опасался за леди, — всхлипнула Роуз. — Он только хотел ее предупредить.
   — Предупредить, что я убийца? Он хотел, чтобы она отказалась от венчания со мной?
   — Да, сэр.
   — Но эта записка оказалась у нее в комнате в первый же день, — сказал Эйдан. — Как же Гилпатрик узнал, что она приезжает? И как догадался, что она собирается выйти за меня замуж? Даже я тогда ни о чем не догадывался…
   — Я не знаю, сэр! Я не знаю!
   — А сегодня… Как он узнал о том, что должно было случиться сегодня. В чем смысл этой проклятой записки? Что за игру затеял этот мерзавец? Может, решил позабавиться перед тем, как похитить мою дочь?
   — Он не способен причинить зло ребенку! — воскликнула девушка.
   Было время, когда Эйдан мог бы в это поверить, даже несмотря на старую вражду, которую он и наследник Гилпатриков питали друг к другу. Но теперь он думал иначе. Во всяком случае, он нисколько не сомневался в том, что этот человек имел какое-то отношение к преступлению.
   — Но если Гилпатрик не способен причинить ребенку зло, то кто же проник ночью в сад? Кто напугал Кассандру? Кто ранил Калви? — Схватив девушку за плечи, Эйдан с силой встряхнул ее.
   Горничная снова всхлипнула.
   — О, сэр, поверьте, я не знаю… Я только оставила записки в комнате, вот и все.
   — Эйдан, ты делаешь ей больно, — сказала Нора. — Посмотри ей в глаза. Совершенно очевидно, что она и впрямь ничего не знает.
   — Тогда я узнаю правду от самого Гилпатрика! — прорычал Эйдан. — А ты, Роуз, скажешь, как его найти.
   — Нет! — Глаза горничной округлились. — Если я его предам…
   — Скажи, где его найти, — или твои услуги в замке больше не понадобятся.
   Девушка судорожно сглотнула.
   — У Стоящих Камней, сэр, — прошептала она наконец. — На Холме ночных голосов произойдет их встреча.
   Стоящие Камни. Неудивительно, что для собраний мятежников Гилпатрик выбрал именно это место. После наступления сумерек большинство фермеров предпочитали обходить Стоящие Камни стороной.
   — Когда должна состояться эта встреча? — Заметив, что Роуз отвела глаза, Эйдан с угрозой в голосе добавил: — Только не смей лгать. Иначе это будет твоя последняя ложь в стенах Раткеннона. Так когда же? Отвечай!
   Горничная, утирая слезы, пробормотала:
   — Сегодня ночью, сэр. Как только взойдет луна.
   Эйдан впился свирепым взглядом в глаза Роуз и сквозь зубы процедил:
   — Если ты мне солгала, то имей в виду: и ты, и все твои родственники… Вы все за это поплатитесь. — Он вывел девушку в коридор и, обратившись к слугам — они стояли у двери с пистолетами за поясом, — сказал: — Роуз всю ночь должна провести в своей комнате. Заприте ее на замок, заприте понадежнее, чтобы не улизнула.
   Слуги в замешательстве переглянулись. Наконец один из них кивнул:
   — Я позабочусь об этом, сэр.
   Эйдан стиснул зубы, глядя, как слуги уводят плачущую девушку. Увы, ему пришлось проявить твердость — только так можно было обезопасить Кассандру и Нору.
   — Эйдан… — Он почувствовал, как жена прикоснулась к его плечу. — Эйдан, что ты собираешься делать?
   Он вернулся в комнату и подошел к камину. Уставившись на огонь, пробормотал:
   — Я собираюсь найти Гилпатрика. Я заставлю его сказать, что все это значит.
   — Неужели ты отправишься в их логово один?
   — А что же мне делать? Может, назначить ему встречу в одном из лондонских клубов? Или подождать, когда он напишет моей жене новое послание? Увы, жена не торопится делиться со мной своими секретами.
   Нора побледнела.
   — Но я нашла записку совсем недавно. Уже после бала.
   — Первую записку ты нашла еще до нашего венчания, однако промолчала. Скажи, почему ты молчала?!
   — Вероятно, я должна была постучать в дверь твоей спальни и спросить: «Простите, сэр, вы действительно убили свою жену?» Пойми, Эйдан, у меня не было причины…
   — Не было причины рассказывать о записке? Почему? Потому что ты боялась, что это правда?
   Нора промолчала, но выражение ее лица было красноречивее любых слов.
   — Что же ты молчишь, дорогая? Ответь мне, пожалуйста.
   — Я спросила тебя про Делию. Спросила, когда ты поправился после болезни. Ты рассказал о том, что на самом деле произошло, и я поверила тебе. Я не показала тебе записку только потому, что знала: это причинит тебе боль.
   — Напрасно не показала. Если бы показала, я бы понял: что-то должно произойти. И тогда я бы не устроил этот проклятый бал! — Эйдан ударил кулаком по каминной полке и выругался сквозь зубы.
   Нора вздохнула и прошептала:
   — Выходит, я во всем виновата?
   — Я этого не говорил.
   — Не имеет значения. Ты так думаешь. И это избавляет тебя от необходимости смотреть правде в глаза.
   — Какой правде?! — взвился Эйдан, уязвленный словами жены. — Что ты хочешь этим сказать?
   — Что ты не в состоянии отгородить Кассандру от мира, как бы ни старался. Что ты не всесилен. И что в один прекрасный день она испытает боль — боль от жестоких слов и жестоких поступков, — а ты ничего не сможешь сделать, чтобы избавить ее от страданий.
   — Если бы мне не пришлось скакать ночью по холмам, чтобы найти тебя, я был бы на месте в тот момент, когда дочь больше всего во мне нуждалась.
   Он обидел Нору. Эйдан это почувствовал, потому что ее боль сжала словно тисками и его сердце. Взглянув на жену, он пробормотал:
   — Возвращайся к себе в комнату, Нора. А у меня сейчас важные дела, и мне некогда спорить с тобой.
   Он ожидал, что она разрыдается и убежит поступила бы на ее месте любая из знакомых ему женщин, — но Нора, пристально взглянув на него, спросила:
   — Так что же ты собираешься предпринять?
   — Собираюсь встретиться с мятежником. Я хочу узнать, хватит ли у негодяя духу держать ответ перед мужчиной, а не запугивать невинных детей.
   — Эйдан, этот человек ненавидит тебя.
   — Тогда, возможно, он не побоится выпустить мне в сердце пулю. Последние двадцать лет мерзавец только об этом и мечтает.
   Не сказав больше ни слова, Эйдан вышел из комнаты.

Глава 19

   Окрестности Холма ночных голосов хранили тайны задолго до того, как первый бард коснулся пальцами арфы из мореного дуба. Серые камни, торчавшие из земли, вздымались вверх, причудливо изгибаясь, и Эйдан, глядя на них издали, подумал: «Эти камни точно руки, воздетые в попытке вернуть затерявшиеся на небесах сокровища. Или же как костлявые пальцы проклятых людьми грешников, предпринявших отчаянную попытку вырваться из преисподней».
   В этом месте, в глубинах ирландских холмов, таилась какая-то таинственная сила, так что не было ничего удивительного в том, что именно здесь Гилпатрик встречался со своими людьми. «Вероятно, решили, что силы, заключенные в этих холмах и в этих камнях, каким-то образом им помогут», — думал Эйдан.
   Гилпатрик… Это имя всегда будоражило память Эйдана, и он невольно сжимал зубы от стыда и разочарования, постигшего его много лет назад. Они родились, чтобы ненавидеть друг друга, они с детства росли в ненависти, и оба хранили шрамы как память об одной из своих встреч.
   Да, Гилпатрик был его старым противником, опасным и одновременно понятным. Во всяком случае, так он считал до сегодняшнего дня.
   Эйдан пустил коня по узкой тропе, ведущей к вершине холма. Он чувствовал, что за ним наблюдают, и временами ему даже казалось, что он слышит щелчки курков и видит поблескивавшие в кустах дула пистолетов.
   Эйдан прекрасно знал: Донал Гилпатрик — отнюдь не дурак, иначе давно бы уже болтался на виселице, выданный предателем. К тому же этот человек с детства мечтал о том, чтобы отомстить Кейнам. Так что он, Эйдан, конечно же, поступил крайне опрометчиво, ринувшись ночью на поиски того, кто жаждал его смерти. Однако у него не было выхода, он должен был найти Гилпатрика как можно быстрее и позаботиться о безопасности дочери.
   «Но почему же они пытались похитить Кэсси? — спрашивал он себя снова и снова. — Действительно, зачем?»
   Ответ мог быть только один: чтобы использовать Кассандру в качестве оружия против него, так как она — единственное оружие, которое дало бы врагам абсолютную власть над ним.
   «Нет, — прошептал внутренний голос, — нет, ты ошибаешься. Не только Кассандра, теперь еще и Нора…»
   Да-да, конечно, Нора… И ее враги могли использовать как оружие против Эйдана Кейна. Он вспомнил, как жена провожала его в сумерках. Он уже хотел запрыгнуть в седло, но она вдруг положила руки ему на плечи и, пристально глядя в глаза, проговорила:
   — Эйдан, ты уверен, что должен ехать? Пойми, Кассандра гораздо больше нуждается в живом отце…
   И все-таки он поехал. Он должен был поехать. Что ж, теперь уже недолго ждать встречи с Гилпатриком. Еще минута-другая…
   Внезапно тишину ночи разорвал боевой гэльский клич, и с ветки, нависавшей над тропой, на него упало что-то тяжелое. Эйдан ожидал чего-то подобного, но все же не удержался в седле. Нападавший сбросил его на землю, а жеребец, громко заржав, шарахнулся в сторону и почти тотчас же исчез во тьме.
   Эйдан попытался подняться на ноги, но навалившийся на него противник — лицо бунтовщика скрывала маска — с силой ударил его кулаком в челюсть. Голова Эйдана откинулась назад, и все поплыло у него перед глазами; ему казалось, он вот-вот лишится чувств.
   Но уже несколько секунд спустя, сделав над собой усилие, Эйдан рванулся в сторону и сбросил с себя противника. Затем, опрокинув его на спину, он набросился на него со всей яростью.
   Эйдан успел нанести противнику лишь несколько ударов, когда кто-то схватил его сзади за волосы и дернул с такой силой, что он вскрикнул от боли. И тут же во мраке блеснуло лезвие ножа, и острие прижалось к его горлу.
   — Успокойся, Кейн, не горячись, — раздался приглушенный голос из-под холщовой маски. — Успокойся, иначе отправишься к праотцам.
   — У меня к тебе нет претензий, — проворчал Эйдан. — Я буду иметь дело только с Гилпатриком.
   Разбойник хмыкнул.
   — Наш хозяин исключительно разборчив, он не с каждым захочет иметь дело. Во всяком случае, он вряд ли снизойдет до того, чтобы общаться с предателями, с такими, как ты, Кейн.
   — Но Донал Гилпатрик прекрасно знает, каким образом Раткеннон перешел в руки Кейнов, — добавил второй ирландец. — И помнит, что стало с его отцом и с братьями.
   Эйдан стиснул зубы. Ему тут же вспомнился один из рассказов отца о том, как его, Эйдана, дед задумал уничтожить всех лордов-католиков из рода Гилпатриков; он хотел избавиться от тех, кто имел право претендовать на владение Раткенноном. И дед убил всех, лишь маленький Донал чудом остался жив.
   — Что же ты молчишь, мерзавец, — прошипел один из ирландцев и вдруг с силой пнул Эйдана сапогом в ребра.
   Эйдан громко вскрикнул и застонал; в глазах у него потемнело. Стараясь не потерять сознания, он процедил сквозь зубы:
   — Я знаю, что вы все мечтаете о моей смерти. И я с удовольствием предоставлю Гилпатрику шанс проявить свою храбрость в поединке со мной.
   — Ты в своем уме?! О чем ты?
   Эйдан судорожно сглотнул.
   — Я приехал, чтобы вызвать Донала Гилпатрика на поединок.
   — Похоже, он и впрямь спятил, — пробормотал один из разбойников. — Что будем с ним делать?..
   — Неужели вы боитесь? — продолжал Эйдан. — Неужели боитесь за своего главаря? Что ж, ничего удивительного. Ведь всем известно, что человек, в чьих жилах есть хоть капля английской крови, с легкостью справится с любым ирландцем. Да, я понимаю ваши опасения…
   — Лорд Донал, если бы захотел, нарезал бы ремней из твоей шкуры, — заявил разбойник, державший у горла Эйдана нож.
   — В таком случае я предлагаю ему попытать счастье. А еще лучше пари. Ставлю на кон тысячу фунтов, что ему меня не осилить. Но, конечно, если Гилпатрик струсит… — Эйдан внезапно умолк, так как понял, что дальнейшее подстрекательство может стоить ему жизни.
   Прошло несколько секунд, показавшихся Эйдану вечностью. Наконец разбойник с ножом выругался и проворчал:
   — Мы отведем тебя к Гилпатрику и порадуемся, когда он выпустит из тебя кишки. Тулли, надо связать ему руки.
   В следующую секунду Эйдану заломили руки за спину и перетянули запястья кожаным ремешком. Затем пленника повели вверх по склону. При этом разбойники то и дело подталкивали его в плечо, которое ужасно болело после падения с седла.
   Вскоре послышался гул голосов, а еще через несколько минут Эйдана вытолкнули на освещенную факелами полянку. И тотчас же воцарилась гробовая тишина; все смотрели на пленника с удивлением и с ненавистью.
   Эйдан осмотрелся и почти тотчас же увидел Гилпатрика — лицо его было обезображено широким белым шрамом. Но Эйдан прекрасно помнил, каким было это лицо, когда он впервые его увидел — в те мгновения ликующий Донал улыбался, так как ему удалось украсть яблоко в саду сквайра Данби, хотя тот держал там норовистого быка. Впрочем, бык наверняка поддел бы Донала на рога, если бы Эйдан вовремя не протянул мальчишке руку, когда он перелезал через ограду.
   Потом они вместе участвовали во многих других проказах, но знали друг друга только по имени — Донал и Эйдан; мальчики даже не подозревали, что являлись заклятыми врагами. Так продолжалось до тех пор, пока отец Эйдана не увидел их вместе…
   — Какого черта?! — взревел Гилпатрик. — Как ты здесь оказался?!
   — Он ехал сюда с таким видом, словно ему нечего бояться, — сказал разбойник с ножом. — Сказал, что намерен бросить тебе вызов.
   Глаза Гилпатрика сверкнули.
   — Вызов, Кейн?
   — Да, вызов, — кивнул Эйдан. — Хочу сразиться с тобой один на один. Только пусть твои сторожевые псы не вмешиваются.
   Ирландец внимательно посмотрел на своего заклятого врага.
   — Но почему ты вдруг решился? Вероятно, имеются веские причины, заставившие тебя после стольких лет искать встречи со мной.
   — Полагаю, ты жаждешь отомстить мне за украшение, которое я оставил на твоем лице. Вот я и приехал к тебе. Предлагаю заключить пари…
   — Пари?! — изумился Гилпатрик. — Но если я выиграю пари? Способен ли ты, Кейн, сдержать свое слово? Но у нас, Гилпатриков, слишком хорошая память. Когда мы в последний раз поверили тому, что говорили нам твои родичи, они заперли нас в зале и почти всех перебили. Даже детей не пощадили.
   Эйдан стиснул зубы.
   — Мои предки были мерзавцами, не так ли? Они объявили войну даже женщинам и детям. А ты, Гилпатрик? Где же твое благородство, которым ты так кичишься?
   — Черт подери, Кейн, что ты имеешь в виду?! На что намекаешь?
   — Я ни на что не намекаю. Я обвиняю. Ты подлый трус и негодяй. Я хочу сразиться с тобой на дуэли и предлагаю следующее: если мне удастся приставить к твоему горлу клинок, ты ответишь на все вопросы, которые я собираюсь тебе задать.
   — Какие вопросы?
   — Я хочу знать, что произошло в Раткенноне прошедшей ночью. Хочу знать, кто напал на невинного ребенка. Ведь тебе об этом кое-что известно, не правда ли? Ты же знаешь, кто угрожал моей дочери пистолетом?
   Гилпатрик побледнел и в негодовании воскликнул:
   — Ты говоришь о невинных детях, которым угрожают?! О детях, на которых нападают вооруженные люди?! О, мне это хорошо знакомо. — Гилпатрик сжал кулаки. — Но значит, тот, кто угрожал твоей дочери пистолетом, не нажал на курок? Она не пострадала?
   Эйдан отрицательно покачал головой.
   — К счастью, нет. Кассандра в безопасности. Но мне еще предстоит выяснить, кто посмел напасть на нее, кто отважился на это. Негодяи ранили моего слугу и бесследно исчезли. Кроме того, я хотел бы узнать, кто писал письма, которые тайком доставили в покои моей жены.
   Гилпатрик криво усмехнулся.
   — А ты уверен, что эти письма не от бывших любовников покойной леди Кейн? Могу представить, какая обширная у нее была переписка.
   Эйдан вспыхнул и в ярости прокричал:
   — Ты отлично знаешь, что они были адресованы Норе! Ты их подбросил, чтобы запугать ее!
   — Ни в коем случае. — Гилпатрик снова усмехнулся. — Я только хотел предупредить благородную даму, что она забрела в логово зверя.
   — Значит, ты не отрицаешь, что письма — твоих рук дело?
   — Записки? Охотно признаю, что писал их я, хотя не возьму в толк, как ты об этом догадался.
   — Не важно, как я догадался. Но позволь заметить: когда моей дочери угрожают, я могу быть таким же безжалостным, как любой из Кейнов. Но зачем тебе понадобилось похищать мою дочь?
   — Ты уверен, что это я хотел ее похитить?
   — А кто же еще? Ведь записка, в которой сообщалось, что Кассандра в опасности, написана твоей рукой. Ты знал о том, что готовится нападение. И если ты сам непричастен, то как же узнал об этом?
   — Действительно, как? И зачем я предупреждал тебя? Ведь только глупец мог оказать подобную услугу своему злейшему врагу, не так ли?
   — Издеваешься, Гилпатрик? Но скажи, как ты узнал, что в Раткеннон приезжает моя невеста. Тебе стало известно об этом раньше, чем мне, верно?
   Ирландец рассмеялся.
   — Может, у меня дар предвидения. Может, я могу предсказать твое будущее, Кейн, поскольку из-за твоих проклятых родичей у меня у самого нет будущего.
   — Гилпатрик, что за игру ты затеял?! — в ярости прокричал Эйдан. — Чего ты добиваешься?!
   — Чего добиваюсь? Только одного: я хочу, чтобы Ирландия стала свободной. Но давай поговорим о тебе, Кейн. Ты ведь чувствуешь свою беспомощность, не так ли? Неприятное ощущение, верно? Оно способно довести человека до безумия.
   — Выходит, ради этого ты все и задумал? Хочешь довести меня до безумия? Я предлагаю тебе более легкую победу. Давай скрестим шпаги, если не боишься.
   Гилпатрик снова рассмеялся.
   — Думаешь, что, насмехаясь над моей честью, сможешь заставить меня драться с тобой? Мне плевать, что ты думаешь обо мне, Кейн. Для меня гораздо важнее другое: я настоящий ирландец, ирландец до мозга костей. Я хозяин этой земли по праву, Кейн. Да, по праву. И мне не нужно тебе ничего доказывать.
   «А ведь он прав, — подумал вдруг Эйдан. — Он всегда сможет смело смотреть своему сыну в глаза, и ему никогда не придется стыдиться своих предков. А вот Кассандра, которая рано или поздно узнает правду…»
   — Сразись со мной, Гилпатрик! — взревел Эйдан. — Сразись, черт побери!
   — Преподайте ему урок, милорд! — закричал один из ирландцев.
   — Да, Донал, покажи ему характер истинного ирландца! — прокричал другой.
   Гилпатрик обвел взглядом своих людей, затем снова повернулся к Эйдану.
   — Развяжите его, — проговорил он с невозмутимым видом. — Развяжите, я согласен с ним сразиться.
   Один из разбойников просунул нож между ладонями пленника и перерезал кожаные путы. Эйдан тут же почувствовал, как к онемевшим пальцам прилила кровь, и поморщился от боли. Стараясь вернуть рукам утраченную чувствительность, он принялся сжимать и разжимать пальцы. Взглянув на своего заклятого врага, спросил:
   — Как будем драться, Гилпатрик? Шпаги или пистолеты?
   — Мы можем вспомнить нашу первую схватку, Кейн. Никаких ножей и пистолетов. Будем драться голыми руками. Возможно, тебе это не понравится, ведь здесь нет твоего отца, поэтому никто не придет тебе на помощь, никто не вмешается.
   Эйдан в смущении потупился; перед его мысленным взором возник отчетливый образ отца, словно все случившееся в тот день произошло только вчера… Они с Доналом катались на пони — этот пони был любимцем Эйдана, — и мальчики прекрасно понимали друг друга, им даже в голову не приходило, что они могут стать врагами. Но именно в тот день отец Эйдана увидел их вместе. Кейн-старший был в ярости, он потребовал, чтобы сын задал «мерзавцу Гилпатрику» трепку, о которой тот никогда не забудет. Когда Эйдан отказался, отец вытащил из-за пояса пистолет и приставил ствол к шелковистой голове пони. Эйдан до сих пор помнил, как стоял тогда в полнейшей растерянности. В глазах у него щипало от навернувшихся слез, потому что он не мог ударить друга. И Донал пришел ему на помощь — он ударил первым.
   Эйдан усилием воли отогнал нахлынувшие воспоминания. Дружба двух наивных мальчишек давно канула в Лету теперь Гилпатрик был преступником, мятежником. И он осмелился угрожать Кассандре. Возможно, сам Гилпатрик не принимал участия в нападении, но он все равно был виновен, так как нападавшие выполняли его приказ этом не могло быть сомнений.
   Пристально взглянув на своего врага, Эйдан проговорил:
   — Я согласен на любые твои условия, Гилпатрик. Если тебе так уж хочется вспомнить нашу первую схватку, то я готов.
   Гилпатрик криво усмехнулся и сказал:
   — Голыми руками мы, пожалуй, биться не станем. Но и шпага меня не устраивает. Лучше воспользуемся оружием фермеров, Кейн. Вот, взгляни…
   Тут Гилпатрик шагнул к одному из разбойников и взял у него из рук косу, жутковатое лезвие которой напоминало огромный клык хищника. Взглянув на Эйдана, ирландец проговорил:
   — Ну, что скажешь, похититель Раткеннона? Хватит ли у тебя отваги драться со мной, если рядом не будет отряда английских головорезов?
   В толпе мятежников раздались язвительные смешки. И тут Гилпатрик вдруг размахнулся и с криком «Держи!» бросил смертоносное оружие. Эйдан попытался ухватить древко, однако не успел, и коса со звоном упала к его ногам.
   В толпе снова засмеялись.
   — Наш рыцарь даже не в состоянии взять оружие без помощи слуг, — съязвил один из разбойников. Он наклонился, поднял косу и, передавая ее Эйдану, проговорил: — Пожалуйста, сэр. Только, умоляю, обращайтесь с этим оружием осторожнее. Нам бы очень не хотелось, чтобы вы натерли мозоли на ваших нежных руках.
   Эйдан выругался и выхватил у разбойника косу — она оказалась ужасно неудобная, и он с трудом сомкнул пальцы вокруг древка. Он попытался сделать взмах косой и тут же ощутил острую боль в боку, — очевидно, у него были сломаны ребра.
   Что же касается Гилпатрика, то в его намерениях сомневаться не приходилось — ни один человек не выберет столь ужасное оружие, как коса, если не имеет намерения порезать противника в клочья.
   Эйдан снова выругался и стиснул зубы; он прекрасно понимал, что его шансы на победу смехотворно малы. К тому же он не имел возможности драться в полную меру своей ярости и силы, ведь мертвый разбойник не смог бы ответить на его вопросы.
   Словно прочитав его мысли, Гилпатрик злорадно ухмыльнулся и принялся ритмично помахивать косой. Пламя факелов поблескивало на лезвии его оружия, и блики света казались кровавыми пятнами. Пристально взглянув на Эйдана, он прокричал:
   — Начинай, Кейн! Начинай, если хватит смелости!
   Эйдан молча кивнул и пошире расставил ноги для устойчивости. Решив применить не острое лезвие, а толстое древко, он сделал стремительный выпад в сторону противника, но тот без труда увернулся.
   — Тебе придется хорошенько попотеть, Кейн! — прокричал Гилпатрик со смехом.
   Эйдан снова пошел в атаку, но ирландец отразил выпад своим оружием. От встречного удара, отозвавшегося в запястьях резкой болью, Эйдан едва не разжал пальцы, сжимавшие древко. И тут вдруг Гилпатрик ударил его в живот тупым концом косы. У Эйдана тотчас же перехватило дыхание и подогнулись колени; он отступил на несколько шагов и, покачнувшись, рухнул на землю. В глазах у него потемнело, и он почувствовал, что вот-вот провалится во тьму беспамятства.
   Эйдан стиснул зубы в ожидании жгучего укуса косы, однако удара не последовало. Собравшись с силами, он поднялся на ноги и, вскинув голову, увидел Гилпатрика. Тот стоял в десятке шагов от него и презрительно усмехался.
   — Похоже, Кейн, что мне не придется отвечать на твои вопросы. Если, конечно, ты не попросишь меня как следует.
   Крепко сжав в руках древко косы, Эйдан снова бросился на противника. Изловчившись, он ударил Гилпатрика тупым концом в солнечное сплетение. Ирландец со стоном отступил и громко выругался. Эйдан опять взмахнул своим оружием, целясь противнику под ребра, но тот на сей раз отразил удар и с расчетливой точностью легонько полоснул Эйдана лезвием по плечу. Причем было совершенно очевидно, что при желании Гилпатрик мог бы нанести врагу гораздо более серьезное ранение, мог бы одним ударом одержать победу.
   «Но почему же он этого не сделал, почему не воспользовался таким шансом?» — спрашивал себя Эйдан.
   В конце концов он решил, что противник просто хотел с ним поиграть, хотел помучить его, прежде чем нанести смертельный удар.
   Еще крепче сжав в руках древко косы, Эйдан принялся кружить вокруг Гилпатрика, тот же внимательно следил за каждым его движением.
   — Донал, перестань дурачиться! — закричал один из разбойников. — Ты мог бы уже сто раз располосовать ему живот! Предатель Кейн наконец-то в твоих руках! Прикончи его!
   — Да, убей его, убей! — раздались голоса.