– Забудь его! Ты прекрасна, ты прекрасна, ты моя!
   Менделл открыл глаза и посмотрел на птицу. Вот до чего может дойти парень с больным воображением. Теперь, когда Барни находился в одной комнате с попугаем, он уже не принимал его за мужчину.
   – О, ты... ты такой большой дурак! – тихо проговорил Менделл.
   Он вытер щеки и лоб носовым платком и открыл дверь в спальню. Шторы были опущены, но света оказалось достаточно, чтобы Барни удалось разглядеть Галь. Она спала. Менделл на цыпочках вошел в комнату и бесшумно закрыл за собой дверь. В комнате царило приятное тепло. Галь спала на спине, накрытая только простыней, которая плотно прилегала к ней и обрисовывала контуры ее фигуры – хрупкую грудь, плоский живот, округлые бедра. Менделл нагнулся поцеловать ее, но передумал. Он забыл, до какой степени очаровательна Галь, и был счастлив, что у него есть время любоваться ею. Его сердце стало биться в унисон с дыханием Галь. Темные тонкие волосы обрамляли овал ее бледного лица, губы улыбались, как будто она мечтала о чем-то очень приятном, но, несмотря на полутьму, Менделлу показалось, что она плакала. Очень возможно, что Галь заснула в слезах. Два долгих года...
   Менделл наморщил лоб.
   – Эй! Дорогая, проснись! – тихо прошептал он.
   Жаждал ли он ее? Нуждался ли он в ней? Барни больше не ощущал острой необходимости в Галь и безуспешно пытался проанализировать, что же он чувствует. Как можно анализировать любовь? Галь – это больше чем просто женщина, это его дорогая жена, это радуга, синяя птица, о которой они с Розмари читали в детстве. Она была Галь, была тем чудом, которое существовало наяву, о котором он мечтал всю свою жизнь...
   Менделл снял пиджак, ослабил галстук, потом, чтобы почувствовать себя свободнее, сел на край кровати. В нем росло желание. Присутствие Галь прогнало едкий запах дешевых забегаловок и второразрядных клубов, в которых он обратился. Один маленький пальчик Галь стоил всех кулаков боксеров, которых он встретил в своей жизни. И вместе с тем, существовали эти проклятые деньги, которые Галь не удосужилась посылать его матери, хоть и обещала. И у нее была масса времени, чтобы навестить его, хоть бы раз навестить.
   – Почему ты не приходила, дорогая? – спросил Менделл.
   То был не упрек, только вопрос. Галь потянулась, как проснувшаяся кошечка. Ей стало жарко под простыней и, не открывая глаз, она стала скидывать ее, потягиваясь и переворачиваясь. Потом она совсем сбросила ее, оказавшись голой.
   – Галь, дорогая... мое сокровище, – прикоснулся к ней Менделл.
   Она села и вздохнула.
   – Барни... – Галь на мгновение прижалась к нему телом, потом оттолкнула его. – Нет.
   – Что нет, дорогая?
   Розовые кончики грудей Галь торчали вперед, а руки собрали волосы на затылке и дали им упасть на спину. В ее глазах светилась печаль. Она выпятила вперед свою нижнюю губу и стала похожа на маленькую испорченную девчонку с телом женщины.
   – Где ты был? Ты позвонил мне два часа назад и сказал, что едешь ко мне. – Галь снова собрала волосы на затылке.
   – Да, – тихо сказал Менделл, – но... но, дорогая, если бы ты позволила объяснить тебе... – запротестовал Менделл.
   Он снова обнял ее, но Галь начала кулачками отбиваться от него. Вырвавшись, она села поперек кровати, прислонившись спиной к стене, вытянув ноги и скрестив руки на коленях.
   – Нет, не трогай меня, я не хочу!
   – Но, дорогая...
   – Я тебя больше не люблю! – Нижняя губа Галь задрожала, и она начала плакать. – Я прилетела с Бермуд, чтобы встретиться с тобой, и что же получается? Сначала ты влез в грязную историю с этой девушкой, потом ты меня обманываешь и оставляешь одну на несколько часов...
   – Но, любовь моя... – попытался вставить слово Менделл.
   Голые ноги Галь находились в нескольких сантиметрах от его рук. Он попытался погладить их, но она его оттолкнула.
   – Не трогай меня, я не хочу, чтобы ты когда-нибудь прикасался ко мне!
   Менделл схватил ее за лодыжки одной рукой и потащил к себе через кровать.
   – Боже мой! Ты будешь меня слушать?!
   Галь попыталась повернуться лицом к стене.
   – Нет!
   Менделл шлепнул ее по ягодицам.
   – Будешь!
   – Ты делаешь мне больно!
   – Я сделаю тебе еще больней, если ты будешь продолжать так вести себя.
   – В таком случае я закричу!
   – Кричи!

Глава 12

   Вместо того чтобы кричать, Галь повернулась, чтобы лечь плашмя на живот, но он всем весом навалился на нее, придавливая к кровати.
   – Галь, любимая моя, прошу тебя, – умолял он, – не делай так. Прошу тебя, не будем ссориться.
   Галь дунула на прядь волос, упавшую ей на глаза.
   – Тогда почему ты не пришел, когда я ждала тебя? Я прождала всю ночь.
   – Я очень хотел поскорей с тобой встретиться.
   – Как же так?
   – Правда. Я вызвал такси сразу же после нашего с тобой разговора и...
   – И что же с тобой случилось?
   – Меня снова задержали.
   – Почему?
   – Потому что мистер Куртис умер, а помощник прокурора и инспектор Карлтон хотели поговорить со мной.
   Из глаз Галь исчезло выражение, присущее избалованной девчонке, и ее напряженное тело расслабилось.
   – Тебя снова задержали?
   – Да, – Менделл поднял прядь волос, упавшую на глаза Галь, и заложил ей за ухо. – И если бы не твой отец, я бы и сейчас находился там.
   – А кто этот Куртис?
   – Человек из финансового ведомства, это он внес залог за меня.
   – О, Барни! Прошу тебя! – Галь болезненно поморщилась.
   – Что такое?
   – Ты делаешь больно моей груди.
   Менделл немного приподнялся и оперся о ноги Галь.
   – А так?
   – Так лучше.
   – Ты хочешь, чтобы я встал?
   – Нет. Мне больно не от твоей тяжести, а от пуговицы твоей рубашки. – Галь улеглась поудобнее. – Вот так нормально.
   – Теперь все хорошо?
   – Вполне приятно и удобно, – честно призналась Галь и погладила его по лицу. – У меня нет желания ссориться с тобой.
   – У меня тоже. – Менделл поцеловал ее.
   – Я не думала, что говорила. Я люблю тебя, Барни, я действительно люблю тебя.
   Менделл снова поцеловал жену. Губы Галь были так же нежны, как и его воспоминания о ней.
   – Я люблю тебя... моя любимая, – пробормотал он.
   – Ты можешь сделать мне больно, если захочешь.
   – Но я не хочу делать тебе больно.
   – Это все потому, что все так запуталось. Во-первых, запоздало твое письмо, во-вторых, я нервничала во время полета, а когда приехала сюда, все тоже полетело кувырком.
   Менделл поцеловал влажные руки, потом щеки Галь, а она снова взяла в руки его лицо.
   – Барни, скажи, ты не убивал эту девушку?
   – Нет.
   – Поклянись.
   – Клянусь! – Менделл поднял правую руку.
   – А другие... неприятности? – Галь ловила его взгляд.
   – Все в порядке.
   – С ними покончено? Это больше не повторится?
   – Врачи вынесли заключение, что я здоров.
   – Я очень рада.
   – Ты бы могла приехать проведать меня, дорогая...
   Галь прижала свои губы к губам Менделла.
   – Я хотела приехать, ты не представляешь, как мне хотелось приехать. Но доктор Гаррис сказал, что это неблагоразумно, поскольку сексуальный вопрос играл большую роль в твоем заболевании, и тот факт, что ты увидишь меня, не имея возможности переспать со мной, еще больше ухудшит твое состояние.
   Менделл зарылся лицом в душистые волосы Галь. Он всегда знал, что если бы ему удалось побеседовать с ней, она бы все объяснила. Его письмо, в котором он извещал о времени выписки из больницы, опоздало, поэтому-то она и не приехала его встречать. И Галь собиралась приехать к нему в больницу. Барни хотел спросить ее, что же случилось с деньгами, которые он дал ей для своей матери, но прежде чем успел задать вопрос, Галь подняла лицо и посмотрела ему в глаза.
   – Ты говоришь мне правду, Барни?
   – Ты о чем?
   – Ты знаешь о своем состоянии, и у меня есть веские причины быть в курсе всего. Болезнь больше не повторится?
   – Врачи сказали, что нет, если я расстанусь с боксом.
   – Итак, ты уходишь из бокса. Знаешь почему?
   – Я не хочу больше расставаться с тобой.
   – И поэтому, и по другой причине.
   – По какой?
   Галь полуоткрыла губы, ее тело прижалось к телу Менделла, и дыхание ее стало прерывистым.
   – Я хочу ребенка, Барни. Я хочу, чтобы ты сделал мне ребенка. Я прошу тебя, сделай мне ребенка.
   Менделл откинулся на бок и посмотрел на нее.
   – Ты действительно хочешь?
   – Иначе я не стала бы говорить тебе об этом.
   Он потянулся к ней, но Галь остановила его.
   – Нет, не в одежде, Барни.
   Толстые пальцы Менделла стали неловко расстегивать пуговицы на рубашке. Галь села, отстранила руки мужа и толкнула его на спину.
   – Нет, дай мне это сделать, Барни. Прошу тебя.
   Она развязала галстук и бросила его на пол. Ее пальцы, как две белые мышки, бегали по его груди.
   – Я плохая девушка, да, Барни? – простонала Галь.
   – Ты моя жена, – дрожащим голосом ответил Менделл.
   Он услышал, как его ботинки упали на пол. Потом он оказался таким же голым, как и она. Галь села рядом, нагнувшись к нему, и ее длинные волосы падали ему на грудь. У Менделла шумело в ушах, голове стало легко. Запах ее духов заставлял его задыхаться. Перед глазами у Барни вдруг появились бедная умершая блондинка, Куртис, сидящий спиной к письменному столу, а потом пытавшийся удержать жизнь в груди руками и силящийся что-то сказать, да так и не сказавший ни слова, насмешки Пата – "Потому что ты был болваном, у тебя не хватило мозгов понять, что твоя жена тебя обманывала!".
   – Нет, простонал Менделл, – это неправда!
   Он обнаружил, что лежит около кровати и что Галь поддерживает его. Кровь текла у нее между грудей и испачкала их обоих.
   – Что происходит, Барни? У тебя идет кровь! Вся голова и спина у тебя в крови! О, Барни, дорогой, что это такое?
   Менделл ухватился за спинку кровати, пытаясь подняться. Головокружение почти совсем исчезло, но ноги были еще ватные.
   – Меня ударил один флик, – глухо ответил он. Он стукнул меня стволом револьвера. Сейчас мне станет лучше...
   – Ты можешь стоять?
   – Думаю, что да.
   Галь прошла в салон, пошарила в трех чемоданах и вернулась с серебряным флаконом. Она откупорила его и протянула Менделлу.
   – Хочешь, я позвоню в контору отеля и попрошу врача?
   – Нет, – покачал головой Менделл, – спасибо, пройдет и так.
   Он опорожнил флакон – в нем оказался ром, очень хороший. Барни почувствовал, как он медленно растекался по телу, зажигая в нем пламя. Галь с беспокойством смотрела на него.
   – Тебе лучше?
   Ром затуманил Менделлу глаза, но прояснил голову. Он сжал руки Галь.
   – Очень огорчен, любимая, я мечтал об этом моменте два года и вел себя как идиот.
   – Ты не мог стерпеть такую боль.
   – Да, я не смог ее стерпеть.
   – Теперь пойдем в ванную, – Галь обняла его за талию, – и ты покажешь мне эту рану.
   Менделл направился вместе с ней в ванную, не выпуская из рук флакона.
   – Я испачкал тебя кровью, – огорченно проговорил он.
   – Вода все смоет, – ответила Галь. – Садись сюда, – она подвинула табурет.
   Менделл сел. Галь открыла кран, намочила чистое полотенце и вымыла ему рану.
   – Какая она, рана? – спросил Барни.
   – У тебя оглушенный вид, – засмеялась Галь. – Ты слишком нервничал, Барни, вот и все.
   – Да, вероятно.
   – Предоставь мне действовать самой, я все сделаю. – Галь погладила его по щеке.
   Она исчезла в гостиной и вернулась, разрывая на части нижнюю юбку. Грудь Галь касалась его плеч, его спины, когда она склонилась над ним. От ее присутствия Барни охватило такое счастье, что он был вынужден сдержать себя, чтобы не схватить ее в объятья. Галь в последний раз промыла рану, наложила на нее антисептический тампон и забинтовала ее.
   – Теперь никаких споров, никаких ссор. Я закончила перевязку. Кто наложил тебе такую нелепую повязку?
   – Парикмахер, – Менделл хитро улыбнулся.
   – Ты хотел предстать передо мной красивым?
   – Да.
   – Я так и думала, – фыркнула Галь. – Хорошо, теперь повязка будет держаться. Но по дороге в Форест мы заедем к врачу и он сделает все как надо.
   – Такая оказия представится. – Менделл закупорил флакон.
   – Я тоже так думаю, – откликнулась Галь, вставая под душ.
   Менделл с интересом смотрел на ее мокрое тело.
   – Я тебе уже говорил, что у тебя замечательное тело?
   – Во всяком случае, за последние два года ты мне этого не говорил, – сказала Галь, намыливая грудь.
   Менделл встал с табурета и подошел к ней.
   – Так вот, я говорю тебе это.
   – Спасибо, – Галь сделала реверанс.
   – Так оно и есть на самом деле.
   – Понимаю. – Она протянула ему мыло. – Послушай, ты можешь намылить мне спину? – И она повернулась к нему спиной.
   Менделл принялся намыливать ей спину и нечто пониже нее.
   – Я сказала – спину!
   – Это часть твоей спины, на которую ты садишься, – возразил Менделл, тоже вставая под душ.
   – Не мочи голову! – повернулась к нему Галь.
   – Не буду, – он зажал ладонями ее лицо и поцеловал. – Боже мой! Я люблю тебя, дорогая! Ты – моя жена и самая замечательная из женщин!
   – Даже если я и избалована?
   – А кто говорит, что ты избалована?
   – Доктор Орин Гаррис.
   Менделл вновь принялся ее намыливать.
   – Вот странно, в такой момент ты думаешь о нем. – Он поцеловал ее в мокрые губы. – Если бы ты только знала, до какой степени я хочу тебя, моя любимая!
   – А я? Как я хочу тебя!
   – Менделл был счастлив.
   – Это правда?
   – Я проделала весь путь с Бермуд не ради простой прихоти. – Галь удержала его руку. – Дай мне мыло.
   – Зачем?
   – Ты прекрасно знаешь зачем. Помоемся и пойдем отсюда. И первая вещь, которую мы сделаем... – Галь задержала дыхание, ее верхняя губа поднялась, обнажив десны. – Теперь дай мне намылить тебя. – Она стала намыливать Менделла. – Ты хорошо себя чувствуешь, Барни?
   – Да, да, все хорошо.
   – Ты уверен?
   – Уверен.
   – Голова не болит?
   – Совсем не болит.
   Руки Галь продолжали энергично работать. Потом она с глухим стоном выронила мыло и прошептала:
   – Барни, прошу тебя...
   – Здесь?
   – Безразлично где.
   – Я весь в мыле.
   – Я тоже.
   Прижав ее тело к своему, Менделл вынес Галь из-под душа, сделал шаг по направлению к комнате и наступил на мыло, которое обронила Галь. Нога Барни поскользнулась, и он упал, не выпуская Галь. Их тела оказались на белом ковре в узком пространстве между умывальником и ванной.
   Барни начал приподниматься, но рука Галь остановила его.
   – Дорогой, прошу тебя, останемся здесь.
   И они остались...

Глава 13

   Холод не отступал. Время от времени замерзшие прохожие останавливались, чтобы с любопытством посмотреть на маленькую группу, стоящую у отеля. Менделл чувствовал себя смешным без пальто и шляпы, с повязкой из разорванного белья на голове, держа в одной руке клетку с попугаем, а другой открывая Галь дверцу машины. В это время шофер Андре наблюдал за погрузкой багажа.
   – Осторожнее! – кричал попугай. – Не сообщайте ваших имей, парни! Осторожно, тут флики!
   Разодетая до кончиков ногтей, в норковой шубке и бархатной шляпке на голове, Галь, поставив ногу на подножку машины, повернулась и спросила у Андре:
   – Какие указания сделал мой отец?
   – Я должен приехать за ним, миссис, – Шофер поднес руку к фуражке. – Как только я отвезу вас и мистера Менделла в Лайк-Форест...
   – Очень хорошо, – сказала Галь.
   Она села в машину, и Менделл протянул ей клетку с попугаем.
   – Как это случилось, что ты купила себе нового попугая?
   – Я очень люблю попугаев.
   – Я это заметил.
   Менделл собирался садиться в машину, когда обнаружил, что Грацианс наблюдает за ним по другую сторону застекленной двери. Он сделал ему насмешливый жест.
   – А на тебя мне просто наплевать.
   – Что это ты такое говоришь? – спросила Галь.
   – Это не тебе, – ответил Менделл.
   Он влез в машину и захлопнул дверь. У него было такое ощущение, что его пропустили через мясорубку. Галь была невообразимо прекрасна. Каждый раз, когда они любили друг друга, Барни бывал полностью изнурен, нравственно и физически, и, вместе с тем, у него создавалось болезненное ощущение, что он оставил ее неудовлетворенной, желающей еще чего-то.
   – Ты не должен быть таким неласковым со мной, – слабым голосом вымолвила Галь.
   Менделл погладил ее колени, закрытые мехом.
   – Я не хочу быть с тобой неласковым, просто я нервничаю, беспокоюсь...
   – Из-за чего?
   Боже мой! Действительно странный вопрос! Менделл провел рукой по губам.
   – Да из-за всего.
   В машине было жарко и хорошо пахло большими деньгами. Это царил запах Галь, закутанной в шубку, а также роскошный аромат дорогих сигар мистера Эбблинга. Андре повел машину к северу, по направлению к Уотер-Драйв. Менделл попытался отдохнуть, но это ему не удалось. Он думал, что все будет по-новому, когда он снова останется с Галь, но ничего не изменилось. У него по-прежнему перехватывало горло, те же мысли приходили в голову, как зловещие тени. Это вертелось и вертелось у него в голове без конца.
   Девушка, которую звали Вирджиния Марвин, умерла. Умер тип из федерального бюро по фамилии Куртис. Кто-то пытался убить и его, Барни Менделла, выстрелив дважды, и две пули пронзили шляпу Барни. И в то время, когда он любил Галь, колесо закона продолжало крутиться. Оно крутилось и в настоящий момент. Полицейские, стучащие в двери, задающие вопросы, анализирующие содержимое пробирок, посылающие междугородние запросы, опрашивающие врачей больниц, лифтеров, горничных на этажах, пытались пришить ему убийство Вирджинии Марвин, а может быть, и Куртиса. Они были уверены, что это удастся сделать с парнем из района скотобоен, которому успехи на ринге и женитьба на богатой невесте немного вскружили голову... Дерьмо они все, по мнению Розмари, ма, Галь и мистера Эбблинга. Менделл хрустнул суставами, и Галь прижалась к нему.
   – Ты огорчен, Барни?
   – Да, – кивнул Менделл.
   – Из-за этой девушки?
   – Да...
   Галь еще крепче прижалась к нему.
   – Послушай, – проговорила она тоном матери, успокаивающей своего ребенка, – теперь все будет хорошо.
   Менделл взял ее пальцы в свои.
   – Откуда ты это знаешь?
   – Я в этом уверена. А как твоя голова, Барни?
   – Ничего.
   – Не болит?
   – Нет.
   – Заедем к врачу?
   – Не стоит.
   – Ты устал. – Галь распахнула шубу. – Обними меня, Барни, и положи голову мне на плечо.
   Менделл с легким ворчанием прислонился к ней. Галь подняла руку.
   – Я сказала – на мое плечо. Ты хочешь шокировать Андре?
   Менделл положил голову на плечо Галь и посмотрел через разделяющее их стекло на широкую спину шофера, на его мощную шею.
   – Андре, вероятно, трудно шокировать.
   Галь закусила нижнюю губу и посмотрела через стекло.
   – Но он мог бы быть шокирован.
   Менделл обнял тонкую талию Галь под манто. Ее нежная и прикрытая шелком грудь великолепно пахла, и было так приятно находиться в ее объятьях. Ее руки гладили ему лицо. Менделл долго не спал. Он не спал после своей последней ночи в клинике, и даже в эту ночь он не заснул как следует. Все дожидался утра. Потом он напился и попал в тюрьму. Переживания губили его. Его обвинили в убийстве, в него стреляли, его оглушили, он спал с Галь. Оставался еще один вопрос, который необходимо задать Галь, – что случилось с деньгами, которые он ей оставил для своей матери.
   Он открыл рот, чтобы спросить, но воздержался, дабы не нарушать идиллию. Это не к спеху. У Галь была уважительная причина – она просто забыла. Для женщины, у которой всегда много денег, которая носит норковую шубку за десять тысяч долларов, семьдесят долларов в неделю тратит на карманные расходы, это вполне обычное явление. Галь расстроится, а Менделл не хотел, чтобы она плакала. Деньги – вопрос второстепенный, и у него еще будет время выяснить это.
   Галь продолжала гладить ему лицо.
   – Ты любишь меня, дорогой? – прошептала она.
   – Невероятно! – ответил Менделл.
   Почти все тревоги покинули его. Это так чудесно – быть любимым! Как Галь любит его! И он любит Галь. Менделл еще глубже зарылся лицом в нежную кожу Галь, благоухающую и закрытую шелком, и закрыл глаза. Потом он моментально заснул, а когда проснулся, машина быстро ехала через Хайгленд-парк по дороге Грин-Уэй. Потом будет Хигвуд, потом Форт-Шеридан и, наконец Форест.
   – Забудь его! – закричал попугай. – Ты прекрасна, прекрасна, прекрасна!
   Менделл выпрямился и бросил на птицу ненавидящий взгляд.
   – Я постараюсь заставить его замолчать, – нервничала Галь, – Барни, уверяю тебя.
   Менделл прикурил сигарету, протянул ее Галь, потом прикурил сигарету для себя.
   – Разве я тебя в чем-нибудь упрекаю?
   – Нет. – Галь похлопала его по руке. – Тебе лучше?
   – Намного лучше. Я проспал, вероятно, около часа.
   Менделл вынул сигарету из губ Галь и поцеловал ее.
   – Спасибо.
   Он снова вставил в рот сигарету. Галь засмеялась. Сигарета задрожала, и пепел упал на платье.
   – Нут вот!
   – Осторожней! – кричал попугай. – Не называйте ваших имен!
   – Как ты себя чувствуешь? – спросил Менделл.
   Она потерлась своей ногой о ногу Менделла.
   – Кажется, у меня судорога в ноге.
   Менделл засунул руку под юбку и погладил ее бедро. Галь задержала дыхание.
   – Осторожней, дорогой.
   – Да, я тоже подумал об этом, – Менделл убрал руку.
   Дом Эбблинга, построенный из серого камня, стоял вдалеке от дороги, среди хорошо распланированного сада.
   "Хорошо иметь состояние, – подумал Менделл. – Такое состояние, как у мистера Эбблинга, – солидное и увеличивающееся с каждым годом".
   Андре затормозил перед каменными воротами и открыл дверцу машины. Здесь еще сохранилось немного снега. Менделл любезно помог выйти Галь и, скрепя сердце, взял клетку с попугаем, который покивал головой и закричал.
   – Заткнись! – шикнул на него Менделл.
   Предоставив Андре заниматься багажом Галь, он последовал за ней на мощенную камнем площадку у дверей и подождал, пока она их откроет. В доме было тепло, но он производил впечатление нежилого. Галь провела пальцами по серебряному подносу, лежавшему около двери, и показала пыльный палец Менделлу.
   – Вот что происходит, когда я уезжаю. Отец все время проводит в Эггл-Риверс и в клубе. Никакого порядка, никакого обслуживания... Вероятно, мы будем пользоваться услугами горничной и кухарки, пока я все не организую.
   – Трудно, – лаконично ответил Менделл.
   Шум сзади заставил их обернуться. Андре стоял в дверях, держа в каждой руке по чемодану, да еще два чемодана ему удалось зажать под мышками.
   – Разрешите, мистер.
   – Проходите. – Менделл отошел в сторону, давая ему пройти.
   Андре закрыл за собой дверь, толкнув ее ногой, и поднялся по большой лестнице на первый этаж. Менделл поставил клетку с птицей на стол и посмотрел на Галь, разглядывающую письма. Большинство из них оказались счетами. Галь действительно была важной птицей. Девушка, подобная Галь, которая так одевается, должна тратить очень много денег ежемесячно. Галь положила конверты на место.
   – Одни счета... Ты рад, что вернулся домой, Барни?
   – А как ты думаешь?
   Галь прижалась к нему.
   – Я думаю... – в этот момент она отстранилась, так как на лестнице появился Андре.
   – Чемоданы в вашей комнате, мадам, – сказал шофер, спустившись по лестнице с фуражкой в руке.
   – Спасибо, Андре, – ответила Галь.
   Андре подошел к двери и повернулся.
   – Я вернусь около пяти часов вместе с мистером Эбблингом. Он поручил передать вам, что приедет с кухаркой и горничной, а до этого времени вы с мистером Менделлом будете одни. Могу я еще что-нибудь сделать для вас перед отъездом?
   – Ничего не надо, Андре, спасибо, – покачала головой Галь.
   Она сняла манто и небрежно бросила его вместе со шляпкой на стул.
   – Выпьем по стаканчику?
   – С этим я вполне согласен, – ответил Менделл.
   Галь исчезла в кабинете мистера Эбблинга в поисках графина. Ожидая ее, Менделл вновь почувствовал себя неважно. Как всегда, дом в Лайк-Форест угнетал его, он чувствовал себя здесь чужим, грубым и нелепым. Он действительно производил здесь впечатление только крупного парня – чемпиона в тяжелом весе. Менделл прикурил сигарету от предыдущей.
   "А что произойдет, если у Галь родится ребенок? – подумал он. – Как он сможет заботиться о ней? И как она станет воспитывать его?"
   Врачи не советовали ему больше выходить на ринг, и он обещал это и Галь, и мистеру Эбблингу. Мистер Эбблинг предупредил его, чтобы он не беспокоился.
   "О деньгах не беспокойтесь, Барни. Я знаю, что нужно для вас всех, и найду для вас другое поле деятельности".
   Это он сказал сегодня днем, и Менделл с ним согласился. Но какая другая работа ему по силам? Менделл нашарил в кармане оставшиеся монеты – у него достаточно денег до конца дней, при условии, что этот конец наступит через пять минут. Галь вернулась в двумя большими бокалами виски.
   – Почему ты так мрачен, дорогой?
   – Я размышлял, – ответил Менделл и взял бокал.