– За наше здоровье! – воскликнула она и отпила виски.
   Менделл опорожнил свой бокал и поставил его на серебряный поднос.
   – Послушай, любимая, ты помнишь канун того дня, когда меня отправили в клинику?
   Галь поморщилась.
   – Ты не сказал "за наше"...
   – За наше! – произнес Менделл.
   Галь прижалась к нему.
   – Хочешь, я тебе что-то скажу, дорогой?
   – Что?
   – Я как-то странно себя чувствую после этого виски.
   – Как это?
   – Ты хочешь знать? – Галь тоже поставила бокал на поднос и ослабила ему галстук. – Ты же отлично знаешь, что я хочу сказать.
   – Опять? Уже?
   – Но мы же муж и жена.
   – Знаю... Но, дорогая, одну минуту, сперва вспомни...
   Галь зажала лицо Менделла руками и провела губами по его губам, прошептав:
   – Отнеси меня наверх, Барни, прошу тебя... И на этот раз ты разденешь меня.
   Менделл приподнял ее и прижал к себе.
   – Тебя стоит отшлепать.
   – Я и это позволю тебе сделать.
   – А я и не отказываюсь.
   Галь расстегнула ему две верхние пуговицы на рубашке и начала расстегивать третью.
   – Ты меня любишь? – спросила она.
   – Ты же отлично знаешь, что да.
   – И ты счастлив, что мы снова вместе?
   – Так счастлив, будто я только что победил Уоллкотта и нокаутировал Чарли и Луи!
   – Идиот. – Галь расстегнула еще одну пуговицу. – Теперь с боксом и со всеми историями, связанными с ним, покончено.
   Менделл пронес ее через холл и начал подниматься по лестнице.
   – А теперь, что я теперь должен делать?
   Галь немного подумала.
   – Люби меня.
   – Это самое лучшее предложение, которое мне когда-либо делали. Но мы же не можем заниматься этим весь день.
   – Но мы можем попытаться. Вспомни, ведь мы не виделись два года!
   – Верно, – Менделл крепче сжал ее в объятьях, – но я хотел тебе сказать только, что...
   Галь закончила расстегивать ему рубашку.
   – Что?
   – О деньгах, которые я взял из банка... восемьдесят семь тысяч долларов, которые я дал тебе и просил посылать семьдесят пять долларов каждую неделю моей матери... И ты мне обещала...
   Галь провела теплой ладонью по его груди.
   – Мне так приятно, что у тебя под рубашкой ничего больше не надето, Барни, ты самый сильный, самый мужественный...
   Менделлу хотелось закричать.
   – Ты будешь меня слушать?
   – Слушаю тебя.
   Усилием воли он заставил себя говорить спокойно.
   – Ведь ты мне сказала... Ты мне обещала...
   Менделл остановился и посмотрел на Галь, чувствуя ее губы на своей груди. Она не обращала никакого внимания на его слова. Наконец она подняла глаза и посмотрела на него.
   – Барни, тебе нравится, когда я так делаю?
   Менделл смутился.
   – Да, конечно, но...
   В голосе Галь чувствовались те же колдовские чары, что и тогда в машине. Менделл разжал руки, и Галь растянулась на последней ступеньке лестницы, выпятив губы, опираясь на локти, с задранной на бедре юбкой.
   – Иди сюда, Барни.
   Менделл продолжал стоять, прислонившись к стене и опираясь о панель потными руками.
   – Что? Здесь, на ступеньках?
   – А почему бы и нет? Мы с тобой одни, и мы с тобой муж и жена.
   – Знаю, но...
   – Ты не хочешь меня? – ласково проворковала Галь. – Ты меня не любишь?
   – Нет, люблю... Ради бога, дорогая... – запротестовал Менделл.
   Потом стук своего сердца заполнил ему уши, руки Галь обвились вокруг его шеи, а ее рот прижался к его губам и они вместе скатились с лестницы, покрытой ковром, стукаясь о каждую ступеньку. Вскоре они оба впали в экстаз.
   "Когда мы достигнем низа лестницы, я умру", – подумал Менделл.
   И действительно, это было нечто похожее на смерть, и, вместе с тем, он умирал только для того, чтобы снова воскреснуть, снова жить, чтобы удовлетворять Галь и быть самому удовлетворенным.

Глава 14

   Голова Галь оказалась на нижней ступеньке, но она, страстно изогнувшись, все еще продолжала их последний поцелуй. Потом, будто приходя в себя, она прошептала:
   – Барни, я – похотливая девка, а?
   – Мы же женаты, – ответил Менделл, нагнувшись над ней.
   – Точно, – Галь слегка стукнула его. – А ты... Но ведь ты смеешься надо мной. Ведь прошло два года... – Она снова шлепнула его по щеке. – Перестань стыдить меня, Барни, прошу тебя.
   – Хорошо, – Менделл поцеловал ее.
   – И встань, ты делаешь мне больно.
   – Что-то я не слышал твоих жалоб, когда мы катились по лестнице.
   Галь уперлась руками ему в грудь и оттолкнула его.
   – Барни, прошу тебя...
   Он встал на колени и невольно вздрогнул, услышав звонок у входной двери.
   – Кто это может быть?
   Галь вскочила на ноги и одернула платье.
   – Подожди, пока я не поднимусь наверх.
   Менделл посмотрел, как она поднималась, потом, застегивая на ходу рубашку, прошел к двери и открыл ее. У порога стояла полицейская машина из Чикаго. С поднятыми воротниками пальто, чтобы хоть немного защититься от пронизывающего ветра с озера, инспектор Карлтон и лейтенант Рой ждали перед дверью.
   – Ничего, если мы войдем? – спросил Рой.
   – Конечно, ему это будет приятно, – оборвал его Карлтон.
   Он прошел впереди Менделла, задев его по пути, и остановился, залюбовавшись великолепным холлом.
   – Вы женились на роскошном, замечательном доме, Барни!
   Попугай в клетке, стоявшей на столе, закивал головой.
   – Осторожней! Не называйте своих имен, парни! Вот флики!
   Улыбка лейтенанта Роя казалась такой же приветливой, как и улыбка Будды.
   – Точно, – воскликнул он. – Надеюсь, мы вам не помешали?
   Менделлу это начинало надоедать.
   – Разумеется, нет.
   – Тогда вытрите с подбородка губную помаду и верните галстук на место, – предложил Карлтон. – Наивные люди могут бог знает что подумать. – Твердым шагом он пересек холл и подошел к радиатору. – До чего же хорошо! – Повернувшись к радиатору спиной, он распахнул пальто. – Прямо-таки шикарный дом!
   Менделл проследовал за ним в гостиную.
   – Итак, чего вы хотите?
   – Вот это умный вопрос, – откликнулся Рой.
   – Барни, что вы думаете о том, чтобы вернуться в Чикаго? – спросил Карлтон.
   – У вас есть ордер на арест?
   Карлтон вздохнул и признался:
   – Нет. Кроме того, это не имело бы большого значения, мы не смогли бы здесь им воспользоваться.
   – К чему вы это ему говорите? – упрекнул его Рой. – Пренебрежение некоторыми юридическими уловками составляет часть полицейского расследования. Я это знаю. Я слежу за всеми полицейскими программами по телевидению.
   – Ладно, шутки в сторону, закругляйтесь! – ответил Менделл. – Не заставляйте меня смеяться. Разве мое освобождение под залог аннулировано?
   Карлтон еще больше распахнул полы своего пальто.
   – С огорчением должен признаться, что нет.
   – Тогда уходите отсюда!
   – И это называется гостеприимством, Барни? – Рой сел на подлокотник кресла.
   – Я считаю себя гостеприимным.
   – И это после того, как мы проделали весь путь, чтобы повидать вас? На таком холоде? – Рой достал пачку сигарет и предложил Менделлу. – Сигарету?
   – Спасибо, с вашего позволения, предпочитаю свои.
   Рой засунул в рот сигарету и положил пачку назад.
   – Нет, разумеется, нет. Почему это должно для меня что-то означать? – Он воспользовался роскошной зажигалкой, лежавшей на столе, и закурил. – Да, как сказал инспектор Карлтон, здесь очаровательно. – Рой пустил дым на зажигалку. – Вы женились на дьявольском доме, на высокопоставленной семье. Вы были бы удивлены, узнав, каким количеством связей обладает ваш тесть. Он знает в Чикаго всех.
   Менделл не обратил никакого внимания на его разглагольствования.
   – Что вам конкретно от меня надо?
   Инспектор Карлтон достал из кармана знакомый ему бумажник.
   – Это ваш бумажник, Барни?
   – Вы сами это знаете.
   – Вы его узнали?
   – Я его опознал уже в полиции.
   Карлтон перебрал толстую пачку денег, лежащую в бумажнике.
   – Шестьсот долларов. Это большие деньги, Барни. Человек может позволить себе многое, имея их в кармане. Он может купить женщин. При ставке в пять долларов порой удается выиграть сто двадцать. – Карлтон положил бумажник назад в карман. – Но, разумеется, это не интересует парня, который любит женщин, закутанных в норку. Скажите, Барни, вы на самом деле не видите разницы?
   – Проклятый подонок!
   Менделл сделал выпад левой в челюсть Карлтона. Инспектор нырнул и, вставая, ладонью толкнул локоть Менделла. Увлеченный собственным весом, Менделл сделал пируэт и упал на низкий столик. Рой печально покачал головой.
   – Вы совсем не в форме, Менделл. Вам очень повезло, что вы женились на большом куше, иначе вам пришлось бы вернуться на ринг, а вы совсем выдохлись.
   Менделл задыхался, у него болел нос. Карлтон снова закурил.
   – А теперь относительно того парня, который хотел вас обобрав, кокнув...
   – Что еще?
   – На кого он был похож?
   – Я уже сказал вам, что не знаю.
   – Между тем, вы находились рядом с ним.
   – Да, но в комнате было темно, а я зашел с яркого света.
   – Он был высоким или низким?
   – Примерно моего роста.
   – Значит, высоким?
   – Да.
   – А что он вам говорил?
   – Я уже сообщил об этом.
   – Повторите.
   – Он мне сказал, что наконец-то я появился.
   – Он назвал вас по имени?
   – Да.
   – И что же произошло дальше?
   – Он приказал мне выложить все из карманов на кровать, а когда я спросил, для чего это нужно, он ответил: "Не валяй дурака, дубина" Я сказал: "Не смей так меня называть!" и прыгнул на него, а он меня оглушил.
   Лейтенант Рой усиленно курил.
   – Вы отлично все это помните, а, Барни?
   – Помню.
   – Но вы совершенно не можете объяснить, почему он, после того как вас оглушил, спрятал бумажник под матрац вашей кровати?
   – Нет.
   Карлтон выпустил дым к потолку.
   – Это как раз то, что мне нравится в нашей работе. Вовлекаешься в самые невероятные приключения... А теперь мы вернемся к Вирджинии Марвин. Барни, сколько раз вы поцеловали ее?
   – Я ее не целовал и вообще с ней ничего не делал.
   – И вы не спали с ней и не убивали ее?
   – Нет.
   – Вы в этом уверены?
   – Уверен.
   – Почему вы так уверены сегодня, когда еще вчера вы ничего не могли утверждать? Я принес с собой протокол ваших показаний. Послушайте немного. "Ради бога, покончим с этим! Будем считать, что я убил ее. Я этого не помню. Я не помню, чтобы у меня с ней что-нибудь было". Конец заявления.
   Рой взял со стола зажигалку, высек огонь и сквозь пламя посмотрел на Менделла.
   – Это говорили вы. И как это получается, что тогда вы были таким неуверенным, а теперь вы убеждены, что ничего ей не сделали?
   Менделл пошарил в карманах, нашел сигарету и закурил.
   – Я был пьян. Потом, как мне кажется, я все еще находился под влиянием полученного мною удара, который мог убить меня.
   – Но теперь бы все отчетливо себе представляете?
   – Да.
   – Вы не пьяны?
   – Нет.
   – Вы уверены, что находитесь ь полном рассудке?
   – Да.
   – Откуда вы это знаете?
   – Знаю и все.
   – И эта девушка сделала вам предложение?
   – Да.
   – И что она вам сказала?
   – Она сказала мне, что у нее всегда было желание переспать с чемпионом по боксу в тяжелом весе, и спросила, почему бы нам не подняться в номер.
   Пепел от сигареты упал Карлтону на брюки, и он с задумчивым видом смахнул его.
   – Барни, а кто познакомил вас с этой девушкой?
   – Никто. Просто мы разговорились, как обычно бывает в барах.
   – А относительно этой истории... – Карлтон запнулся и снял шляпу, а Рой встал с подлокотника, на котором сидел.
   Менделл обернулся и увидел Галь. Она переоделась в платье из бледно-зеленого шелка с высоким воротником и длинной юбкой.
   – Кто эти господа? – спросила она.
   – Инспектор Карлтон и лейтенант Рой. Миссис Менделл, моя жена, – представил их друг другу Менделл.
   – Как поживаете? – спросила Галь.
   – Очарован знакомством с вами, – ответил Карлтон.
   Лейтенант Рой ограничился тем, что склонил голову. С высоко поднятой под платьем грудью Галь села на подлокотник дивана, обитого золотисным шелком.
   – Барни, сигарету, пожалуйста.
   Менделл прикурил и дал ей сигарету. Галь нервно затянулась и повернулась к нему.
   – Барни, почему они здесь?
   – Они продолжают следствие по делу об убийстве этой девушки, которую нашли в ванной моего номера.
   – О!.. – протянула Галь, – понимаю...
   Наступило неловкое молчание. Потом Карлтон снова продолжил, как раз с того места, на котором его прервали.
   – А эта история с духами, которыми пользовалась убитая девушка? Мы нашли маленький флакончик в ее сумочке, и парни из лаборатории определили, что они довольно редки. Вы упомянули, что такими же пользуется миссис Менделл?
   – Но это невозможно! – выпрямилась Галь.
   – Почему? – поинтересовался Карлтон.
   – Потому что мои духи специально изготавливают для меня в маленькой фирме в Париже. И весьма сомнительно, что та особа, которую обнаружили в ванной у Барни, могла пользоваться ими. Возможно, они похожи, но гораздо дешевле.
   – Это же мнение техников-специалистов, – покачал головой Карлтон. – И, поверьте, миссис Менделл, эти парни знают свое дело.
   – Вероятно, ошибся я, – вступил в разговор Менделл. – Вы же знаете, как это произошло. Я был пьян, думал о Галь и поэтому решил, что духи у мисс Марвин такие же, как и у моей жены. Это просто ощущение запаха. – Менделл стукнул себя по носу. – И кроме того, то, что у меня вместо носа... Одним словом, я не могу быть экспертом по духам.
   – Ты, вероятно, прав, – откликнулась Галь.
   – Вне всякого сомнения, – улыбнулся Рой. – Не окажете ли нам любезность, миссис Менделл? Нас бы это очень устроило. Знаю, что вы поймете меня... В деле об убийстве столько различных доказательств, что мы должны быть полностью уверены в каждом из них. Вот почему мне хотелось бы попросить...
   – Что вы хотите? – выпустила дым Галь.
   – Не могли бы вы дать нам крошечный флакончик ваших духов... Просто для того, чтобы убедиться...
   – Эй, ребята! – запротестовал Менделл. – Не вздумайте впутывать в эту историю мою жену!
   – Они просто неспособны на это, – холодно вмешалась в разговор Галь. Ее улыбка была такой же ледяной, как и голос. – В этот момент, когда произошел этот невероятный случай, я находилась в самолете между Майами и Чикаго.
   – Да, конечно, я знаю. – Рой по-прежнему вежливо улыбался.
   – Откуда вы это знаете? – спросила Галь.
   – Я проверил, – ответил Рой. – Обычная проверка.
   Галь провела кончиком языка по губам.
   – Не вижу причины для отказа, – наконец произнесла она. – Мне это кажется нелепым, но я хочу сделать все возможное, чтобы помочь Барни.
   – Разумеется, – проронил Рой, продолжая улыбаться.
   Менделл взглядом проследил, как Галь выходит из комнаты, и почувствовал легкую панику. Он ощущал, что тучи вокруг него сгущаются и что острые зубы закона готовы впиться в него и разорвать в клочья. Карлтон и Рой, вероятно, обманывают его. Не могли они проехать такое расстояние ради маленького флакончика духов Галь.
   – Что вы задумали, а? – спросил он.
   Инспектор Карлтон в последний раз распахнул полы своего пальто, чтобы согреть бедра.
   – Ну, что ж, я скажу вам...
   – Слушаю...
   – Мы пытаемся объяснить преступление, фактически два преступления. Понимаете, это наша работа... Лейтенант Рой и я получаем от города Чикаго небольшое жалованье, чтобы следить за порядком среди населения. Когда такой увалень, как вы, устраивает такую историю со шлюхой и флаконом духов, это немного выводит из равновесия и...
   – Хватит! – оборвал его Менделл.
   Ему хотелось кричать, вопить, ломать вещи. Он не мог слушать разговоры этих людей и не мог себе ничего уяснить. Менделл постучал себя по носу.
   – Я начинаю считать, что вы не знаете, откуда льется вода, когда дергаете за цепочку смывного бачка.
   – Да, я в этом не совсем уверен, – ответил Рой, – и не считаю, что она обязательно попадет в канализацию. – В его голосе сквозила грусть. – Вы не можете знать, сколько всего идет в канализацию в процессе нашей работы, Барни.
   Инспектор Карлтон дат полам пальто упасть, когда увидел возвращающуюся Галь. Она протянула Рою маленький флакончик.
   – Я отлила немного в пустой флакон. Этого достаточно, лейтенант?
   – Вполне, – ответил Рой. – А теперь мы поедем. – Он повернулся к Менделлу. – И еще одно...
   – Что? – встрепенулся Менделл.
   – Эта перестрелка в кабинете Куртиса.
   – Насчет этого я все рассказал.
   – Я это хорошо знаю. Вы и Куртис разговаривали, когда какой-то неизвестный открыл дверь, выключил свет и выстрелил шесть раз подряд из оружия, которое наши эксперты определили как пистолет калибра семь, шестьдесят три. Одним из выстрелов Куртис был убит. Но, судя по фотографиям, которые мы сделали, и диаграммам, которые мы вычертили, определив ваше местонахождение, пять из шести выстрелов предназначались вам, и вашу шляпу прострелили дважды. – Рой перестал улыбаться. – Кто же жаждал вашей смерти, Менделл?
   Галь покровительственным жестом обняла Барни за талию.
   – Теперь я хорошо поняла вашу тупость, господа. Менделла все любят.
   – Все, за исключением одного, – уточнил Карлтон.
   – Значит, вы мне верите? – Менделл погладил руку Галь. – Вы убедились, что я ничего не выдумываю и что кто-то на самом деле стрелял в меня?
   – Похоже на то, – ответил Карлтон. – Но почему бы вам не вернуться с нами в город, Барни, чтобы мы поместили вас в надежное место, пока не проясним эту историю?
   – Еще чего не хватало!
   – Это просто предложение, – Карлтон надел шляпу. – Мы, вне сомнения, еще вернемся.
   Галь сжала губы и топнула ногой.
   – Могу ли я задать вам один вопрос, инспектор?
   – Конечно.
   – Здесь, в Лайк-Форест, занимаете ли вы какое-либо официальное положение, и распространяется ли сюда ваша власть?
   – Нет.
   Углы рта Галь опустились, и глаза ее приняли выражение, присущее избалованной девчонке. Она подняла волосы на затылке и дала им упасть.
   – Тогда уходите отсюда и больше не возвращайтесь. Перестаньте терзать Барни. В противном случае завтра утром я отправлюсь в Чикаго и повидаюсь с шефом полиции. Надо попросить, чтобы вас уволили со службы.
   Инспектор Карлтон устал. Он сегодня надел две пары носков и мечтал снять их. Он также мечтал о чашке кофе, но все же терпеливо ответил:
   – Да, это так, мистер Менделл, я с этим согласен.
   Пальцы Галь сжались на руке Менделла, как когти молодого кота, когда инспектор Карлтон и лейтенант Рой пересекли холл, подошли к двери и спустились по ступенькам, оставив за собой открытую дверь. Менделл смотрел, как они садились в свою машину. Он радовался присутствию Галь, ее близости, красоте ее тела, ее пальцам, впивающимся в его кожу. Но одновременно у него появилось странное ощущение: Барни почти сожалел, что не уехал вместе с Карлтоном и Роем.
   Бог знает почему, но он чувствовал себя в западне.

Глава 15

   Это напоминало Менделлу обед вместе с матерью на траве в Сан-Бонифацо в первую годовщину смерти отца, когда они еще не привыкли к его отсутствию, когда им хотелось быть вместе с ним и не о чем было говорить. Трава в этом году выросла такой же высокой, как и тогда. Барни словно чувствовал ее густоту вокруг своих щиколоток сквозь шелковые носки.
   – Соли? – спросила Галь.
   – Спасибо.
   – Менделл посолил и протянул солонку мистеру Эбблингу.
   Тот покачал головой.
   – Нет, спасибо, Барни.
   Столовая была большой, с высоким лепным потолком. Ее будто бы наполняли блуждающие тени, пытающиеся ускользнуть от пламени горящих в камине дров. Кроме этого пламени, единственным другим освещением служило желтое пламя свечей, вставленных в серебряный канделябр. Голос мистера Эбблинга бурчал что-то малоинтересное. Из вежливости Менделл старался слушать его, но вместо этого он услыхал только поскрипывание двери вдалеке да стук собственного сердца. Снаружи иней покрывал стекла высоких окон, северный ветер раскачивал деревья, заставляя гнуться клены и ветки старого дуба.
   – Барни, вы меня слушаете? – спросил мистер Эбблинг.
   – Да, сэр, – соврал Менделл.
   Барни допил свое вино и снова попытался внимать рассказу прокурора о пороке, тщательно скрываемом кем-то. Однако это позволило одному из клиентов мистера Эбблинга сохранить несколько сотен долларов и, конечно, уделить некоторое количество из них прокурору.
   – Это никого не интересует. – Галь откинула прядь волос, упавших ей на глаза.
   Она не таилась. Любовь пробудила в ней аппетит, и она ела так, будто долгое время голодала. И Галь имела на это право. Да и Барни тоже. Квартал у скотобоен был далеко. Как приятно снова надеть к обеду смокинг! Как приятно смотреть на горящие дрова! Как приятно пить хорошее вино! Как приятно смотреть на Галь...
   Менделл наблюдал за ней поверх стакана. Галь надела вечернее платье из светло-желтого шелка, открывающее плечи и спину. С высоко поднятыми пышными волосами, с темными кругами под глазами, голыми плечами, белыми и теплыми при свете свечей, она напоминала ангела, правда немного распущенного.
   Но Галь тоже казалась озабоченной. Это сквозило в ее жестах и неестественно громком голосе. Она слишком много пила. Время от времени Галь бросала взгляд в сторону Менделла, затаив дыхание, будто хотела сказать ему: "Подожди, пока мы останемся вдвоем, и ты увидишь..."
   При этой мысли по спине Менделла пробегала дрожь, приятная дрожь. Он заставлял себя есть и пытался не думать, что, вне всякого сомнения, его мать часто голодала во время его болезни. Галь могла бы все объяснить ему и она объяснит, когда ему удастся заставить ее выслушать его.
   Галь увидела, что он нахмурился, и положила ему руку на плечо.
   – Что с тобой, дорогой?
   – Ничего, я просто задумался. – Менделл вернул ей улыбку.
   Андре, замещающий лакея, снова наполнил его стакан.
   – Это было испытанием для всех нас, – сказал Эбблинг.
   В его голосе не чувствовалось шарма. Это был голос старого человека без иллюзий, окончившего когда-то Гарвард и получившего диплом. Но это произошло так давно...
   – И все это еще не кончилось... – продолжал он.
   Галь перенесла свое внимание на тарелку.
   – Не стоит из-за этого расстраиваться. Сделай что-нибудь.
   – Надеюсь, смогу... – кончиками губ произнес Эбблинг.
   Менделл внимательно посмотрел на отца и дочь. Ему очень хотелось узнать, о чем Эбблинг и Галь спорили по возвращении судьи в его кабинете, запершись на ключ. Галь всегда добивалась своего без единого грубого слова. Менделл заметил, что его стакан пуст и Андре собирается его наполнить. Он накрыл стакан рукой.
   – Нет, спасибо, мне хватит.
   – Как хотите, мистер, – ответил Андре.
   – А как тебя кормили в клинике? – поинтересовалась Галь.
   При этих словах маленький комок застрял у Менделла в горле.
   – Съедобно, – ответил он.
   Менделл сидел, глядя на огонь и размышляя обо всем сразу. В его ушах стоял голос матери, ее громкий возмущенный голос.
   "Пьянствовать? Да. Драться? Да. Попасть в тюрьму? Да. Но никогда не было еще ни одного сумасшедшего Менделла! Никогда еще не было ни одного Менделла в конце Ирвинг-парка!"
   Хорошо, пусть будет так. Ну, что ж, один из них все же там был или, по крайней мере, был близок к этому.
   Зловещая трапеза подходила к концу. Менделл обрадовался, увидев, что она заканчивалась.
   – А что, если мы будем пить кофе и ликеры в музыкальном салоне? – предложил мистер Эбблинг.
   – О, ради бога, уйдем отсюда! – воскликнула Галь. – В этой комнате до такой степени тоскливо!
   Менделл почувствовал легкое головокружение, когда встал, чтобы отодвинуть стул жены. Ему стало трудно держать глаза открытыми.
   – Пожалуй, мне больше не стоит принимать алкоголь. Вино оказалось крепче, чем я ожидал. Думаю, я уже выпил свою норму.
   – Не будь идиотом. – Галь дотронулась до шрама над его глазом. – Я очень люблю тебя, когда ты немного выпивший. И перестань говорить как боксер. – Она подчеркнула сухость своих слов, сморщив нос и в упор посмотрев на мужа.
   – Тогда, кажется, мне лучше молчать, – ответил Менделл.
   – Вы отлично справляетесь, – запротестовал Эбблинг. – На чем закончилась ваша учеба, Барни?
   – Я несколько лет учился в школе, – отозвался Менделл. – Примерно до тех пор, пока не дошел до некоего Цезаря, который имел наглость разделить страну на три части. Тут мне пришлось пойти работать, и я так и не узнал, как он с этим справился.
   – Ах, ты!.. – Галь сжала его руку.
   Музыкальный салон был маленьким. Маленьким и похожим на гостиную. Он находился в задней части дома, напротив озера. Но все равно там без труда размещались рояль, радиоприемник, магнитофон и большой телевизор. Там же стояли очень удобные кресла и диван. Галь положила полдюжины пластинок на проигрыватель.
   – Может, ты хочешь посмотреть телевизор?
   – Мне все равно, дорогая, – покачал головой Менделл.
   – Ладно, я предпочитаю телевизор, – заключил Эбблинг, удобно устраиваясь в кресле. – Барни, а в клинике были телевизоры?
   Внезапно Менделл почувствовал, что у него сильно болит голова. Ему так хотелось, чтобы Галь и ее отец забыли про клинику! Это уже все в прошлом, и он сам так хотел забыть о ней!
   – Да, сэр, там они были, и очень хорошие.
   Он сел в низкое кресло, и Галь сразу же пересела к нему на колени.
   – Андре, принесите нам анисовку. И не забудьте, что мистер Эбблинг любит очень крепкий кофе.