Страница:
Мальчишки убежали, а Казимир знаком подозвал к себе коренастого фермера.
– Следуй за ними, и возвращайся с мекульбрау, которое только там найдется.
Фермер недоверчиво вытаращился на него, но поспешил исполнить распоряжение.
Тем временем толпа рассеялась по чудесному саду, не сдерживая восторженных восклицаний. В приливе неожиданной пьянящей радости Казимир бросился к центральному фонтану, перепрыгнул его неширокую чашу и вскарабкался на возвышающуюся в центре статую. Взмахнув руками в знак приветствия, он прокричал:
– Добро пожаловать в этот сад, выстроенный вашими собственными руками, оплаченный вашими налогами! Садитесь на скамьи и ложитесь на траву! Отдыхайте! Этот сад принадлежит вам. Сейча-с принесут лучшее в Гармонии вино, мекульбрау, и сыр! Празднуйте со мной мою победу. Завтра над Гармонией встанет заря новой эры!
Ответные крики раздались с разных концов сада. Стражники на стенах удивленно смотрели на пеструю толпу людей, среди которых были богатые и бедные, солдаты и бакалейщики, зеленщики и предприниматели. Тем временем в сад выкатили бочонки с вином и принесли нежнейший сыр, который когда-либо производился в Гармонии и ее окрестностях. Казимир рассмеялся, спрыгнул со статуи в центре фонтана, покатившись по мягкой траве газона. Когда он поднялся, люди со всех концов сада уже стекались туда, где стояли винные бочки и где каждому желающему отрезали огромные куски сыра.
В животе у Казимира заурчало, и он стал пробираться туда, где пахло едой.
– Что здесь происходит? – раздался знакомый голос.
Это была Юлианна. Лицо ее было заспанным, а поверх ночной рубашки был второпях наброшен теплый халат. Улыбаясь, как молодой завоеватель, Казимир шагнул ей навстречу.
– Раненое Сердце! – воскликнула она, и ее глаза удивленно раскрылись. – Ты должен немедленно уходить! Если Дядя Кляус узнает…
– Тише, тише! – Казимир нетерпеливым жестом оборвал ее. – Не возражайте. Скажите просто, рады вы меня видеть или нет?
– Конечно, я рада, – сказала Юлианна и потерла глаза.
– Тогда давайте выпьем вдвоем, – предложил Казимир.
Его рука обхватила тонкую талию девушки, и они пошли к заткнутым бочкам. Юлианна постепенно просыпалась, и до ее сознания наконец дошла странная неуместность ночного праздника, на котором присутствуют столь пестро одетые гости. Она резко остановилась, отказываясь идти дальше.
– Что тут происходит? – строго спросила она.
Казимир посмотрел на нее с насмешливым недоумением и протянул руку к человеку, который стоял возле бочки.
– Вы хотите сказать, что ничего не знаете?
В руке Казимира оказалась кружка, до краев наполненная волшебным напитком, и он вручил ее Юлианне.
– Абсолютно ничего, – коротко ответила девушка.
– Что происходит… – Казимир взял кружку для себя и с жадностью осушил ее. – Все чествуют меня и пьют за мое здоровье. Вы должны проделать то же самое.
Он снова наполнил кружку и залпом выпил горько-сладкое, обжигающее горло мекульбрау.
– С какой стати? – Юлианна поставила свою кружку на ближайший столик и пронзила его взглядом. – Что вы такого совершили, Раненое Сердце?
Мекульбрау слегка ударило Казимиру в голову.
– Давайте танцевать! Вы танцуете со мной!
– Танцевать? – удивилась Юлианна. – Но я не слышу музыки! Да и в чем причина, что все так веселятся?!
Казимир поставил кружку на землю и хлопнул в ладоши, разбрызгивая пену.
– Эй, вы, там! Музыку! Пойте все для первой леди нашего края!
Юлианна гневно шагнула вперед и схватила Казимира за запястья своими маленькими руками.
– Взгляните на себя! Ваш плащ в грязи!
– И это еще не все, красавица! – сказал Казимир, хмельно ухмыляясь и поворачиваясь к ней спиной, чтобы продемонстрировать длинные вертикальные разрезы в ткани. – У этих дырок есть сестры близнецы, только они проделаны в моей шкуре!
Юлианна ахнула и, внимательно вглядевшись в его одежду, в упор посмотрела на юношу.
– Я ошиблась, это не грязь, а кровь. Скажите же мне, что случилось?
Казимир ответил на ее взгляд, изо всех сил стараясь сохранить серьезное выражение лица:
– Зон Кляус оказался оборотнем, вервольфом.
– Что? – Юлианна вздрогнула и пытливо заглянула в его глаза.
– Это правда, – кивнул Казимир, вытягивая нижнюю губу чтобы подавить икоту. – Он пытался убить меня сегодня ночью.
Юлианна опустила руки вдоль тела и попятилась.
– Не лгите мне, Раненое Сердце, – сказала она, однако дрожащий голос выдавал ее неуверенность.
Мужчина возле бочки бережно взял Юлианну за плечи, когда она наткнулась на него.
– Он правду говорит, госпожа. Мы все видели, как Кляус превратился в чудовище и погнался за парнем, то есть за Раненым Сердцем. Но вам не нужно бояться, мастер Раненое Сердце убил его.
Смятение на лице Юлианны с каждым его словом становилось все глубже. Когда он договорил, она вырвалась из его рук и быстро побежала к одной из дверей усадьбы. Казимир удивленно посмотрел ей вслед. Отшвырнув кружку, он попытался догнать ее, но после мекульбрау ноги его стали тяжелыми и не слушались. Юлиан на успела первой добежать до двери, распахнуть ее и скрыться внутри.
Когда Казимир добежал до дверей, они оказались незапертыми. Он повернул бронзовую ручку и ворвался в обширную прихожую.
Юлианны не было видно.
Устало вздохнув, Казимир привалился плечом к косяку двери. Из прихожей вели сразу несколько коридоров, и Юлианна могла выбрать любой из них.
– Делать нечего, придется отыскать ее потом, – пробормотал Казимир.
В конце концов Казимир отыскал Юлианну в маленькой комнатке наверху. Это было тесное, кривобокое и неотделанное чердачное помещение, располагавшееся под самой крышей усадьбы. Чердак был настолько сильно засыпан пылью и перегорожен стропилами, что сначала Казимир не заметил ее. Пока он стоял, дожидаясь, чтобы его глаза привыкли к темноте, до слуха его донеслись сдавленные всхлипывания.
– Это я, Юлианна, – заботливо позвал ее Казимир. – Не бойся, я не причиню тебе вреда.
Ответа не было. До слуха Казимира доносились только приглушенные рыдания. Юноша обогнул штабель старых корзин и увидел Юлианну. Девушка прижалась к стене из пыльной дранки и алебастра. Лунный свет, проникая через слуховое окошко, освещал ее сгорбленные плечи. Казимир опустился рядом с ней на колени и обнял ее за плечи.
– Мне очень жаль, – сказал он негромко.
Юлианна попыталась что-то ответить, но не смогла. Рыдания сотрясали ее тело и не давали говорить. Казимир терпеливо ждал, довольный уже тем, что она не пытается сбросить его руки со своего плеча. Наконец она произнесла:
– Значит… он умер?
– Я сожалею, – повторил Казимир.
Юлианна покачала головой и судорожно сглотнула:
– Я думала, что вервольф… это просто выдумки… охотничьи рассказы.
– Как бы я хотел, чтобы так и было! – воскликнул Казимир искренне.
Привстав с колен, он уселся на стропило, продолжая обнимать Юлианну за плечи. Он позабыл про свои раны и чувствовал только тепло ее тела под своей рукой.
Девушка тем временем снова разразилась рыданиями. Ей удалось снова заговорить только после нескольких неудачных попыток.
– Если бы я раньше знала… того, кто был… Теперь я понимаю, что видела признаки, – размышляла она вслух.
Казимир посмотрел на нее с мрачной озабоченностью.
– Эти его рубашки… Должно быть, они были в крови. И потом он всегда так быстро излечивался от ран… Кляус казался воспитанным и светским, но он был одновременно циничным и безжалостным…
Казимир почувствовал, что бледнеет. Юлианна описывала не только Зона Кляуса, но и его самого. Радуясь тому, что на чердаке было достаточно темно, он прижал Юлианну к себе.
– Но даже если бы я знала, – продолжала девушка, – если бы могла прочитать, что значат эти признаки, то и тогда я не смогла бы…
Прежде чем произнести следующую фразу, она обратила к Казимиру свои полные слез глаза.
– Я любила моего двоюродного деда, Раненое Сердце. Несмотря на все его грехи и то… отвращение, которое он во мне вызывал… Я любила его. Но раз уж он оказался чудовищем…
Казимир почувствовал, как его грудь стянуло словно железным обручем.
– Я Раненое Сердце только на сцене. По-настоящему меня зовут Казимир.
Заплаканное лицо Юлианны просветлело:
– Казимир?…
Казимир невольно улыбнулся.
– Казимир. Это… красивое имя, – сказала Юлианна, словно пробуя его имя на язык. – Как тебе удалось справиться с оборотнем, Казимир?
– У оборотней есть свои уязвимые места, – отозвался Казимир неубедительно.
– Я вовсе не хочу знать все кровавые подробности, – сказала Юлианна усталым и безразличным голосом. – Мне только хотелось бы знать, как тебе удалось выйти из этой схватки живым.
Юноша почувствовал, как железный обруч туже стягивает его грудь.
Ты говоришь это так, словно на мне нет ни единой царапины, – сказал он глухо, только сейчас заметив, что они перешли на «ты». – Между тем тебе известно, что это не так.
Он вытянул руку так, чтобы на нее упал свет луны, желая продемонстрировать часть глубоких царапин.
Юлианна ахнула и вскочила.
– Говорят, что это заразная болезнь… Я имею в виду ликантропию. Все дело в крови. Если его кровь смешалась с твоей…
Она не договорила. Схватив Казимира, она потащила его за собой прочь с пыльного и темного чердака. Казимир молча следовал за ней, наклоняя голову, чтобы не задеть перекрытия кровли. Юлианна не останавливалась. Они промчались по извилистым и запутанным коридорам усадьбы, то и дело сворачивая то влево, то вправо, и наконец спустились по лестнице, ведущей в подвал.
Здесь, перед дверьми небольшой комнаты, Юлианна сняла со стены фонарь и сказала решительно:
– Необходимо очистить твои раны.
Она вошла в двери, все еще таща его за собой.
Внутри комната оказалась оклеенной темно-красной бумагой, а вдоль стен темнели многочисленные полки и темные шкафы с выдвижными ящиками и фарфоровыми ручками. Свет фонаря отражался от бесчисленных стеклянных кувшинов и банок, которыми были заставлены полки. На шкафчиках стояли странные приборы, сделанные из фарфора и почерневшей меди. В центре комнаты стоял тяжелый приземистый стол, а холодный каменный пол скрывался под испещренным подозрительными пятнами ковром. В одном из углов, вделанная в сложенную из кирпичей опору, виднелась странная железная бочка.
– Что это? – с удивлением спросил Казимир. – Неужели Зон Кляус был еще и колдуном?
Юлианна, почти совсем успокоившись, улыбнулась ему:
– Нет, это комната лекаря. Она принадлежит алхимику Рихтеру.
Юлианна подтолкнула юношу к столу и заставила сесть.
– Алхимику? – с подозрением переспросил Казимир.
– Да, – кивнула Юлианна, разводя в металлической бочке огонь. – Алхимики верят, что порошок высушенного растения или части животных помогают людям вылечиться. Они, конечно, не такие искусные врачеватели, как жрецы, но дядя не очень-то любил последних.
Казимир, сидя на столе, неуверенно улыбнулся. Юлианна зажгла еще несколько ламп и повернулась к нему.
– Не бойся. Я хочу только промыть и перевязать твои раны.
Лицо ее вдруг омрачилось.
– Вдруг эта плохая кровь попала в твои раны? Придется присматривать за тобой, когда наступит следующее полнолуние.
Она подумала еще немного и неожиданно озорно добавила:
– Может быть, даже придется надеть на тебя наручники.
Казимир деланно рассмеялся, хотя по спине его пробежал холодок. Юлианна тем временем налила воды в чайник и поставила его на железную бочку. Потом она подошла к юноше.
– Покажи мне, где твои раны.
– Только на руках и на плече, – осторожно ответил Казимир.
– Мне нужно осмотреть их, – сказала Юлианна, осторожно спуская с его плеч изорванную накидку, жесткую от засохшей крови. Наконец ткань соскользнула, и Казимир затянул ее вокруг пояса. В комнате было прохладно, и он весь покрылся «гусиной кожей».
Теплые пальцы Юлианны скользнули по первому из пяти длинных шрамов, который начинался на плече, пересекал лопатку и спускался чуть не до крестца. Она даже подняла повыше фонарь, чтобы лучше рассмотреть их.
– Странно, – растерянно сказала она. – Крови много, а рубцы как будто совсем не глубокие.
Казимир снова вздрогнул. «Конечно, они не глубокие, – подумал он. – Я вылечился, когда превращался в волка и обратно. Необходимо отвлечь ее».
– Как ты думаешь, что мне делать со всеми землями, которые теперь стали моими?
– Что ты имеешь в виду? – спросила девушка не отрываясь от работы.
– Для начала я хотел бы построить новый сиротский приют, – объяснил Казимир. – Кроме того, я уже объявил веру в Милила, государственной религией.
– Ох, – воскликнула Юлианна, продолжая заниматься своим делом. – Ты хочешь спросить, какие реформы следует провести в первую очередь?
Она обернулась и, взяв с печки закипевший чайник, налила воды в небольшую миску, которую поставила на столе за спиной Казимира. Почувствовав кожей спины поднимающийся из миски горячий пар, Казимир вздохнул.
– Да, – отозвался он. – Как лучше всего помочь бедным?
– Хороший вопрос, – неожиданно сухо сказала Юлианна, поднося мокрую тряпицу к его спине. – Трущобы Гармонии не годятся даже для бродячих собак.
– Гм-м-м… – Казимир внезапно выпрямился. – У меня, кажется, есть идея, – сказал он. – Мы поможем бедным при помощи песен.
– Как это?
Юноша обернулся к Юлианне через плечо.
– Что если я объявлю, что в этом году праздник Урожая будет проходить не в амфитеатре и не в Хармони-Холле, а в трущобах?
Обжигающая ткань прекратила свое движение вдоль его спины. Юлианна испытующе посмотрела ему в лицо:
– Кто же захочет проводить там осенний фестиваль?
– Вот именно! – ответил Казимир улыбаясь. – Объявив об этом, я затем поделю трущобы на четыре или на шесть частей, смотря по тому, сколько у нас в городе лордов, и поручу каждому из них подготовить свою часть к празднеству. Накануне праздника я сам проверю трущобы и назначу наказание за каждое выбитое окно, за каждую кучку грязи, которую я увижу.
Теперь уже и Юлианна улыбнулась:
– Они построят изгороди и фонари, крепкие двери на смазанных петлях, выбелят известкой каждую стену!
– Они истребят всех крыс, сожгут мусор, выдадут убогим чистые туники, промоют канализацию и вывезут нечистоты на поля!
– Да, – кивнула Юлианна. – Но как нам не пустить крыс обратно после фестиваля, как научить народ держать себя в чистоте и заботиться о своих домах?
– Ты сказала «нам», не так ли? – перебил Казимир, уставившись на нее.
Юлианна не ответила. Опустив глаза, она взяла его раненую руку и стала смывать с нее грязь и кровь. Наконец она сказала:
– Когда я впервые увидела тебя, Казимир, ты был хитрым, находчивым и сильным… – она замолчала и подняла на него свои зеленые глаза, прекратив омывать его раны. – Теперь мне кажется, что ты еще и добрый.
– Что такое?! – встревожено крикнул в ответ Казимир, резко садясь на пуховой перине в спальне Мейстерзингера.
За оконным стеклом ярко сияло полуденное солнце. Голова его все еще была тяжелой со сна.
– Господин Казимир, – снова повторил от двери мальчишка. – К вам пришли какие-то юрисконсульты, они хотят видеть вас.
– Кто-кто? – переспросил Казимир протирая глаза и пытаясь обрести равновесие на мягком матрасе.
– Юрис… В общем это такие люди, которые занимаются законами.
Казимир откинулся обратно на пышные подушки и натянул одеяло до самого подбородка.
– Что им нужно?
– О, у них к вам целая куча дел, – объяснил мальчуган.
– Им придется подождать, пока я оденусь, если только они не хотят увидеть меня голым, – вздохнул Казимир.
– Я так и сказал им, и даже послал слугу, чтобы он помог вам одеться. Казимир нахмурился.
– Я уже примерно лет шестнадцать одеваюсь самостоятельно. Не сомневаюсь, что и теперь я смогу обойтись без посторонней помощи.
– Но господин Кляус всегда…
– Мне нет дела до того, как вел себя Кляус. А теперь – брысь!
Слуга исполнил приказание, не проронив больше ни слова. Казимир еще раз вздохнул, с тоской глядя мимо кружевного шатра, натянутого над его постелью, на покрытый вычурной лепниной потолок.
«Как непривычно видеть все это после гнилых стропил „Красного Крылечка“, – подумал он. – Лепнина на потолке, да еще в гостиной засели какие-то юристы…»
Он схватился сильными пальцами за резное дерево кровати и сладко потянулся. Мускулы под повязками туго натянулись. Вспоминая Юлианну, какой он видел ее прошлой ночью, Казимир улыбнулся.
Затем он снова сел, спустив ноги с кровати. «Где Торис? – подумал он неожиданно. – Что могло с ним случиться? Был ли он вчера вечером среди зрителей – свидетелей его победы? Вряд ли. В этом случае он наверняка дал бы о себе знать. Наверное, он вернулся в храм».
Казимир вскочил на ноги, собираясь одеться и немедленно отправиться в храм Мшила, но вспомнил о юристах.
Плечи его поникли. Как Мейстерзингер он был обязан с ними встретиться.
Казимир потянул на себя дверцы платяного шкафа и замер. Никогда в жизни он не видел столько красивой одежды. Глядя в недоумении на самые разные камзолы и платья, он подумал, что было бы весьма кстати, если бы кто-нибудь все-таки помог ему одеться.
Новый Мейстерзингер спустился по широкой каменной лестнице. Он был в алой накидке, желтой рубашке и оранжевом камзоле. Камзол был почему-то перепоясан кожаным ремнем, а вышитая золотом перевязь смяла кружева на воротнике. Под красные складчатые бриджи он надел чулки, которые почти что соответствовали цветовой гамме всего остального костюма. Высокие ботинки для верховой езды достигали середины голеней, а стальные шпоры угрожающе позвякивали о каменный пол при ходьбе.
С важным видом Казимир прошествовал в уставленный книжными шкафами кабинет, где дожидались его юристы. При его появлении все трое почтительно встали. Казимир нетерпеливо бросился в кресло и спросил:
– Что вам угодно?
Самый старший из троих и самый суровый на вид поклонился с изящным достоинством.
– Прежде всего, господин Казимир, позвольте представиться. Мое имя Ауслер.
– Меня зовут Шелцен, – сказал второй и тоже поклонился.
– А я – Махен, – закончил третий.
– Да, конечно, – вздохнул Казимир. – Так что же вам угодно?
– Сегодня мы должны решить сколько неотложных и важных дел, Мейстерзингер, – сказал Ауслер.
– А именно? – Казимир нетерпеливо взмахнул рукой.
– Во-первых, нужно правильно оформить ваше восшествие на пост Мейстерзингера Гармонии. Во-вторых, необходимо решить вопрос с похоронами вашего предшественника. В третьих – завещание.
– Что касается моего прихода к власти, то тут все соответствует праву и закону. Во время турнира трубадуров я стал вторым, уступив только Кляусу. Теперь Кляус мертв…
Ауслер неуверенно улыбнулся:
– Это понятно. Но вы не можете не признать, что вы сменили предыдущего Мейстерзингера на его посту при несколько необычном… да что там! При уникальном стечении обстоятельств. За всю историю Гармонии подобного ни разу не случалось. На протяжении двадцати лет Гармонией правил один человек. Его смерть и ваше… неожиданное появление заставляют господ аристократов колебаться. Ваша власть становится неустойчивой.
– Что же важнее – закон или мнение аристократов? – перебил Казимир.
– Безусловно закон важнее, однако…
– А что говорится в законе о случаях, когда Мейстерзингер умирает?
– Его должность переходит к человеку, который на состязании был вторым.
– Вот именно, – Казимир коротко кивнул. – Мне, как и вам, это известно. Не сомневаюсь, что аристократия тоже прекрасно осведомлена в этом вопросе.
– Прошу прощения, мастер Казимир, – вставил Махен. – Мы говорим сейчас не о законе, а о власти. Законы в Гармонии перестают действовать, если их не поддерживают влиятельные горожане и аристократия. То же самое может быть сказано и о власти Мейстерзингера.
– Ваше дело – закон, – отрезал Казимир. – Мое дело – власть. Надеюсь, это понятно? Теперь о похоронах. Шелцен, скажите, разве вы не у меня на службе?
– Да, Мейстерзингер.
– Тогда позаботьтесь о торжественных похоронах Зона Кляуса, и не забудьте известить меня, когда начнется панихида. Я не хочу пропустить кремацию, – закончил он со странной улыбкой.
– Хорошо, сэр.
– Теперь, кажется, осталось решить вопрос с завещанием.
– Оно здесь, – сказал Махен, доставая измятый свиток пергамента и протягивая его Казимиру.
Юноша отстранился:
– Прочтите его.
Удивленно взглянув на Мейстерзингера, Махен развернул похрустывающий пергамент и некоторое время молчал, глядя исподлобья на Казимира.
– Это довольно длинный документ, – сказал он наконец.
– Тогда просто ответьте на несколько моих вопросов. Какая часть обстановки усадьбы принадлежала Зону Кляусу?
– Ему принадлежит вся обстановка и домашние принадлежности, – сухо ответил юрист.
– Он завещал что-нибудь семье?
Снова спросил Казимир, нисколько не удивленный ответом.
– У Зона Кляуса не было семьи, – возразил Махен.
– Но у него был… – начал Казимир и осекся. Людям понадобится совсем немного времени чтобы сообразить – сын оборотня тоже может оказаться оборотнем.
– Есть ли в усадьбе что-нибудь государственное, казенное, что могло бы здесь остаться?
– Нет.
– Гм-м… – Казимир задумался, пытаясь найти выход из затруднительного положения. Наконец он сказал:
– Придется объявить завещание не имеющим силы.
– Вы не можете сделать этого, сэр, – осторожно возразил Махен. – Завещание свободного гражданина – если доказана его подлинность и соответствие букве закона – не может быть объявлено недействительным ни лицом, ни органом государственного управления.
– Скажите мне, Ауслер, имею ли я право, будучи Мейстерзингером Гармонии, объявить кого-то государственным преступником? – спросил Казимир. – Безусловно, однако…
– В таком случае Зон Кляус был государственным преступником, – заявил Казимир, не слушая его возражений. – Он обвиняется в намеренном поджоге приюта «Красное Крылечко» и убийстве всех тех, кто находился внутри. А теперь скажите мне, Махен, имеет ли право государственный преступник распоряжаться своим имуществом?
– Нет, – ответил Махен, с унылым видом сворачивая пергамент. – Так же как не имеет права на торжественные похороны за счет государства.
– Совершенно правильно, – кивнул Казимир. – Отмените похороны, Шелцен, пусть Зон Кляус будет похоронен в общей могиле вместе с бедняками.
Казимир с победоносным видом огляделся по сторонам. Ни один из юристов не осмеливался даже пошевелиться.
– Что-нибудь еще? – поинтересовался Казимир.
– Нужно решить, что делать вот с этим, – неохотно заговорил Махен, вытрясая из середины свернутого в трубку завещания небольшой кинжал.
– Он был завернут в пергамент. Завещание я сожгу, поскольку оно не имеет силы, но сомневаюсь, что кинжал тоже сгорит.
Он протянул кинжал Казимиру рукояткой вперед.
– Что это значит? – поинтересовался Казимир, вертя оружие в руках. Клинок несомненно был серебряным.
Махен снова развернул завещание.
– Здесь, в самом низу, есть непонятная запись. Ага, вот… «Если мой сын еще жив, то кинжал предназначается ему. Может быть, он сумеет использовать его по назначению».
На лице Казимира не дрогнул ни один мускул. Возвращая кинжал Махену, он сказал:
– Похороните Кляуса с этим ножом в сердце.
– Это он, он, новый Мейстерзингер…
Бедняки произносили его имя с радостью и благоговением, аристократы и купцы – с презрительным недоумением, однако не было в Гармонии такого человека, который не узнал бы его. И никто ничего не мог сказать ему о Торисе.
Наступила ночь, а Казимир все еще продолжал поиски. Он проверил все возможные и невозможные места, и понятия не имел, куда ему теперь направиться.
– Он должен быть где-то в городе, – вслух размышлял Казимир, шагая по узким улочкам трущобного квартала. Темнота сгущалась, и на небо выползла распухшая луна. Она была широкой, круглой и соблазнительной, ее нагой серебристый диск купался в душистых ветрах, прилетевших с вересковой пустоши, возбуждая в душе Казимира смутные желания.
– Я голоден, – пробормотал он и испугался, как легко непрошеные слова сорвались с его губ. «Может быть мне стоит немного измениться, чтобы уловить запах Ториса, – подумал он. – Совсем чуть-чуть, только для того, чтобы обоняние и слух обострились. Я не хочу изменять свой облик».
Луна притягивала и повелевала им с непреодолимой силой. Казимир начал превращение. Как он ни принюхивался, воздух пах чем угодно – сладким вереском, испугом притаившегося в траве кролика, сосновой хвоей и дождевой водой, – но только не Торисом. Между тем всевозможные запахи продолжали доноситься со всех самых дальних уголков города, и Казимир продолжил трансформацию. Вот слабое человеческое зрение уступило контрастным серым оттенкам острого зрения волка, а ветер, который раньше просто беспокойно посвистывал, зашептал вдруг на разные голоса. Наконец превращение достигло сознания и… погасило его, пробудив хаос желаний – голод, ненависть, похоть.
– Следуй за ними, и возвращайся с мекульбрау, которое только там найдется.
Фермер недоверчиво вытаращился на него, но поспешил исполнить распоряжение.
Тем временем толпа рассеялась по чудесному саду, не сдерживая восторженных восклицаний. В приливе неожиданной пьянящей радости Казимир бросился к центральному фонтану, перепрыгнул его неширокую чашу и вскарабкался на возвышающуюся в центре статую. Взмахнув руками в знак приветствия, он прокричал:
– Добро пожаловать в этот сад, выстроенный вашими собственными руками, оплаченный вашими налогами! Садитесь на скамьи и ложитесь на траву! Отдыхайте! Этот сад принадлежит вам. Сейча-с принесут лучшее в Гармонии вино, мекульбрау, и сыр! Празднуйте со мной мою победу. Завтра над Гармонией встанет заря новой эры!
Ответные крики раздались с разных концов сада. Стражники на стенах удивленно смотрели на пеструю толпу людей, среди которых были богатые и бедные, солдаты и бакалейщики, зеленщики и предприниматели. Тем временем в сад выкатили бочонки с вином и принесли нежнейший сыр, который когда-либо производился в Гармонии и ее окрестностях. Казимир рассмеялся, спрыгнул со статуи в центре фонтана, покатившись по мягкой траве газона. Когда он поднялся, люди со всех концов сада уже стекались туда, где стояли винные бочки и где каждому желающему отрезали огромные куски сыра.
В животе у Казимира заурчало, и он стал пробираться туда, где пахло едой.
– Что здесь происходит? – раздался знакомый голос.
Это была Юлианна. Лицо ее было заспанным, а поверх ночной рубашки был второпях наброшен теплый халат. Улыбаясь, как молодой завоеватель, Казимир шагнул ей навстречу.
– Раненое Сердце! – воскликнула она, и ее глаза удивленно раскрылись. – Ты должен немедленно уходить! Если Дядя Кляус узнает…
– Тише, тише! – Казимир нетерпеливым жестом оборвал ее. – Не возражайте. Скажите просто, рады вы меня видеть или нет?
– Конечно, я рада, – сказала Юлианна и потерла глаза.
– Тогда давайте выпьем вдвоем, – предложил Казимир.
Его рука обхватила тонкую талию девушки, и они пошли к заткнутым бочкам. Юлианна постепенно просыпалась, и до ее сознания наконец дошла странная неуместность ночного праздника, на котором присутствуют столь пестро одетые гости. Она резко остановилась, отказываясь идти дальше.
– Что тут происходит? – строго спросила она.
Казимир посмотрел на нее с насмешливым недоумением и протянул руку к человеку, который стоял возле бочки.
– Вы хотите сказать, что ничего не знаете?
В руке Казимира оказалась кружка, до краев наполненная волшебным напитком, и он вручил ее Юлианне.
– Абсолютно ничего, – коротко ответила девушка.
– Что происходит… – Казимир взял кружку для себя и с жадностью осушил ее. – Все чествуют меня и пьют за мое здоровье. Вы должны проделать то же самое.
Он снова наполнил кружку и залпом выпил горько-сладкое, обжигающее горло мекульбрау.
– С какой стати? – Юлианна поставила свою кружку на ближайший столик и пронзила его взглядом. – Что вы такого совершили, Раненое Сердце?
Мекульбрау слегка ударило Казимиру в голову.
– Давайте танцевать! Вы танцуете со мной!
– Танцевать? – удивилась Юлианна. – Но я не слышу музыки! Да и в чем причина, что все так веселятся?!
Казимир поставил кружку на землю и хлопнул в ладоши, разбрызгивая пену.
– Эй, вы, там! Музыку! Пойте все для первой леди нашего края!
Юлианна гневно шагнула вперед и схватила Казимира за запястья своими маленькими руками.
– Взгляните на себя! Ваш плащ в грязи!
– И это еще не все, красавица! – сказал Казимир, хмельно ухмыляясь и поворачиваясь к ней спиной, чтобы продемонстрировать длинные вертикальные разрезы в ткани. – У этих дырок есть сестры близнецы, только они проделаны в моей шкуре!
Юлианна ахнула и, внимательно вглядевшись в его одежду, в упор посмотрела на юношу.
– Я ошиблась, это не грязь, а кровь. Скажите же мне, что случилось?
Казимир ответил на ее взгляд, изо всех сил стараясь сохранить серьезное выражение лица:
– Зон Кляус оказался оборотнем, вервольфом.
– Что? – Юлианна вздрогнула и пытливо заглянула в его глаза.
– Это правда, – кивнул Казимир, вытягивая нижнюю губу чтобы подавить икоту. – Он пытался убить меня сегодня ночью.
Юлианна опустила руки вдоль тела и попятилась.
– Не лгите мне, Раненое Сердце, – сказала она, однако дрожащий голос выдавал ее неуверенность.
Мужчина возле бочки бережно взял Юлианну за плечи, когда она наткнулась на него.
– Он правду говорит, госпожа. Мы все видели, как Кляус превратился в чудовище и погнался за парнем, то есть за Раненым Сердцем. Но вам не нужно бояться, мастер Раненое Сердце убил его.
Смятение на лице Юлианны с каждым его словом становилось все глубже. Когда он договорил, она вырвалась из его рук и быстро побежала к одной из дверей усадьбы. Казимир удивленно посмотрел ей вслед. Отшвырнув кружку, он попытался догнать ее, но после мекульбрау ноги его стали тяжелыми и не слушались. Юлиан на успела первой добежать до двери, распахнуть ее и скрыться внутри.
Когда Казимир добежал до дверей, они оказались незапертыми. Он повернул бронзовую ручку и ворвался в обширную прихожую.
Юлианны не было видно.
Устало вздохнув, Казимир привалился плечом к косяку двери. Из прихожей вели сразу несколько коридоров, и Юлианна могла выбрать любой из них.
– Делать нечего, придется отыскать ее потом, – пробормотал Казимир.
В конце концов Казимир отыскал Юлианну в маленькой комнатке наверху. Это было тесное, кривобокое и неотделанное чердачное помещение, располагавшееся под самой крышей усадьбы. Чердак был настолько сильно засыпан пылью и перегорожен стропилами, что сначала Казимир не заметил ее. Пока он стоял, дожидаясь, чтобы его глаза привыкли к темноте, до слуха его донеслись сдавленные всхлипывания.
– Это я, Юлианна, – заботливо позвал ее Казимир. – Не бойся, я не причиню тебе вреда.
Ответа не было. До слуха Казимира доносились только приглушенные рыдания. Юноша обогнул штабель старых корзин и увидел Юлианну. Девушка прижалась к стене из пыльной дранки и алебастра. Лунный свет, проникая через слуховое окошко, освещал ее сгорбленные плечи. Казимир опустился рядом с ней на колени и обнял ее за плечи.
– Мне очень жаль, – сказал он негромко.
Юлианна попыталась что-то ответить, но не смогла. Рыдания сотрясали ее тело и не давали говорить. Казимир терпеливо ждал, довольный уже тем, что она не пытается сбросить его руки со своего плеча. Наконец она произнесла:
– Значит… он умер?
– Я сожалею, – повторил Казимир.
Юлианна покачала головой и судорожно сглотнула:
– Я думала, что вервольф… это просто выдумки… охотничьи рассказы.
– Как бы я хотел, чтобы так и было! – воскликнул Казимир искренне.
Привстав с колен, он уселся на стропило, продолжая обнимать Юлианну за плечи. Он позабыл про свои раны и чувствовал только тепло ее тела под своей рукой.
Девушка тем временем снова разразилась рыданиями. Ей удалось снова заговорить только после нескольких неудачных попыток.
– Если бы я раньше знала… того, кто был… Теперь я понимаю, что видела признаки, – размышляла она вслух.
Казимир посмотрел на нее с мрачной озабоченностью.
– Эти его рубашки… Должно быть, они были в крови. И потом он всегда так быстро излечивался от ран… Кляус казался воспитанным и светским, но он был одновременно циничным и безжалостным…
Казимир почувствовал, что бледнеет. Юлианна описывала не только Зона Кляуса, но и его самого. Радуясь тому, что на чердаке было достаточно темно, он прижал Юлианну к себе.
– Но даже если бы я знала, – продолжала девушка, – если бы могла прочитать, что значат эти признаки, то и тогда я не смогла бы…
Прежде чем произнести следующую фразу, она обратила к Казимиру свои полные слез глаза.
– Я любила моего двоюродного деда, Раненое Сердце. Несмотря на все его грехи и то… отвращение, которое он во мне вызывал… Я любила его. Но раз уж он оказался чудовищем…
Казимир почувствовал, как его грудь стянуло словно железным обручем.
– Я Раненое Сердце только на сцене. По-настоящему меня зовут Казимир.
Заплаканное лицо Юлианны просветлело:
– Казимир?…
Казимир невольно улыбнулся.
– Казимир. Это… красивое имя, – сказала Юлианна, словно пробуя его имя на язык. – Как тебе удалось справиться с оборотнем, Казимир?
– У оборотней есть свои уязвимые места, – отозвался Казимир неубедительно.
– Я вовсе не хочу знать все кровавые подробности, – сказала Юлианна усталым и безразличным голосом. – Мне только хотелось бы знать, как тебе удалось выйти из этой схватки живым.
Юноша почувствовал, как железный обруч туже стягивает его грудь.
Ты говоришь это так, словно на мне нет ни единой царапины, – сказал он глухо, только сейчас заметив, что они перешли на «ты». – Между тем тебе известно, что это не так.
Он вытянул руку так, чтобы на нее упал свет луны, желая продемонстрировать часть глубоких царапин.
Юлианна ахнула и вскочила.
– Говорят, что это заразная болезнь… Я имею в виду ликантропию. Все дело в крови. Если его кровь смешалась с твоей…
Она не договорила. Схватив Казимира, она потащила его за собой прочь с пыльного и темного чердака. Казимир молча следовал за ней, наклоняя голову, чтобы не задеть перекрытия кровли. Юлианна не останавливалась. Они промчались по извилистым и запутанным коридорам усадьбы, то и дело сворачивая то влево, то вправо, и наконец спустились по лестнице, ведущей в подвал.
Здесь, перед дверьми небольшой комнаты, Юлианна сняла со стены фонарь и сказала решительно:
– Необходимо очистить твои раны.
Она вошла в двери, все еще таща его за собой.
Внутри комната оказалась оклеенной темно-красной бумагой, а вдоль стен темнели многочисленные полки и темные шкафы с выдвижными ящиками и фарфоровыми ручками. Свет фонаря отражался от бесчисленных стеклянных кувшинов и банок, которыми были заставлены полки. На шкафчиках стояли странные приборы, сделанные из фарфора и почерневшей меди. В центре комнаты стоял тяжелый приземистый стол, а холодный каменный пол скрывался под испещренным подозрительными пятнами ковром. В одном из углов, вделанная в сложенную из кирпичей опору, виднелась странная железная бочка.
– Что это? – с удивлением спросил Казимир. – Неужели Зон Кляус был еще и колдуном?
Юлианна, почти совсем успокоившись, улыбнулась ему:
– Нет, это комната лекаря. Она принадлежит алхимику Рихтеру.
Юлианна подтолкнула юношу к столу и заставила сесть.
– Алхимику? – с подозрением переспросил Казимир.
– Да, – кивнула Юлианна, разводя в металлической бочке огонь. – Алхимики верят, что порошок высушенного растения или части животных помогают людям вылечиться. Они, конечно, не такие искусные врачеватели, как жрецы, но дядя не очень-то любил последних.
Казимир, сидя на столе, неуверенно улыбнулся. Юлианна зажгла еще несколько ламп и повернулась к нему.
– Не бойся. Я хочу только промыть и перевязать твои раны.
Лицо ее вдруг омрачилось.
– Вдруг эта плохая кровь попала в твои раны? Придется присматривать за тобой, когда наступит следующее полнолуние.
Она подумала еще немного и неожиданно озорно добавила:
– Может быть, даже придется надеть на тебя наручники.
Казимир деланно рассмеялся, хотя по спине его пробежал холодок. Юлианна тем временем налила воды в чайник и поставила его на железную бочку. Потом она подошла к юноше.
– Покажи мне, где твои раны.
– Только на руках и на плече, – осторожно ответил Казимир.
– Мне нужно осмотреть их, – сказала Юлианна, осторожно спуская с его плеч изорванную накидку, жесткую от засохшей крови. Наконец ткань соскользнула, и Казимир затянул ее вокруг пояса. В комнате было прохладно, и он весь покрылся «гусиной кожей».
Теплые пальцы Юлианны скользнули по первому из пяти длинных шрамов, который начинался на плече, пересекал лопатку и спускался чуть не до крестца. Она даже подняла повыше фонарь, чтобы лучше рассмотреть их.
– Странно, – растерянно сказала она. – Крови много, а рубцы как будто совсем не глубокие.
Казимир снова вздрогнул. «Конечно, они не глубокие, – подумал он. – Я вылечился, когда превращался в волка и обратно. Необходимо отвлечь ее».
– Как ты думаешь, что мне делать со всеми землями, которые теперь стали моими?
– Что ты имеешь в виду? – спросила девушка не отрываясь от работы.
– Для начала я хотел бы построить новый сиротский приют, – объяснил Казимир. – Кроме того, я уже объявил веру в Милила, государственной религией.
– Ох, – воскликнула Юлианна, продолжая заниматься своим делом. – Ты хочешь спросить, какие реформы следует провести в первую очередь?
Она обернулась и, взяв с печки закипевший чайник, налила воды в небольшую миску, которую поставила на столе за спиной Казимира. Почувствовав кожей спины поднимающийся из миски горячий пар, Казимир вздохнул.
– Да, – отозвался он. – Как лучше всего помочь бедным?
– Хороший вопрос, – неожиданно сухо сказала Юлианна, поднося мокрую тряпицу к его спине. – Трущобы Гармонии не годятся даже для бродячих собак.
– Гм-м-м… – Казимир внезапно выпрямился. – У меня, кажется, есть идея, – сказал он. – Мы поможем бедным при помощи песен.
– Как это?
Юноша обернулся к Юлианне через плечо.
– Что если я объявлю, что в этом году праздник Урожая будет проходить не в амфитеатре и не в Хармони-Холле, а в трущобах?
Обжигающая ткань прекратила свое движение вдоль его спины. Юлианна испытующе посмотрела ему в лицо:
– Кто же захочет проводить там осенний фестиваль?
– Вот именно! – ответил Казимир улыбаясь. – Объявив об этом, я затем поделю трущобы на четыре или на шесть частей, смотря по тому, сколько у нас в городе лордов, и поручу каждому из них подготовить свою часть к празднеству. Накануне праздника я сам проверю трущобы и назначу наказание за каждое выбитое окно, за каждую кучку грязи, которую я увижу.
Теперь уже и Юлианна улыбнулась:
– Они построят изгороди и фонари, крепкие двери на смазанных петлях, выбелят известкой каждую стену!
– Они истребят всех крыс, сожгут мусор, выдадут убогим чистые туники, промоют канализацию и вывезут нечистоты на поля!
– Да, – кивнула Юлианна. – Но как нам не пустить крыс обратно после фестиваля, как научить народ держать себя в чистоте и заботиться о своих домах?
– Ты сказала «нам», не так ли? – перебил Казимир, уставившись на нее.
Юлианна не ответила. Опустив глаза, она взяла его раненую руку и стала смывать с нее грязь и кровь. Наконец она сказала:
– Когда я впервые увидела тебя, Казимир, ты был хитрым, находчивым и сильным… – она замолчала и подняла на него свои зеленые глаза, прекратив омывать его раны. – Теперь мне кажется, что ты еще и добрый.
* * *
– Господин Казимир? – раздался голос мальчика-слуги.– Что такое?! – встревожено крикнул в ответ Казимир, резко садясь на пуховой перине в спальне Мейстерзингера.
За оконным стеклом ярко сияло полуденное солнце. Голова его все еще была тяжелой со сна.
– Господин Казимир, – снова повторил от двери мальчишка. – К вам пришли какие-то юрисконсульты, они хотят видеть вас.
– Кто-кто? – переспросил Казимир протирая глаза и пытаясь обрести равновесие на мягком матрасе.
– Юрис… В общем это такие люди, которые занимаются законами.
Казимир откинулся обратно на пышные подушки и натянул одеяло до самого подбородка.
– Что им нужно?
– О, у них к вам целая куча дел, – объяснил мальчуган.
– Им придется подождать, пока я оденусь, если только они не хотят увидеть меня голым, – вздохнул Казимир.
– Я так и сказал им, и даже послал слугу, чтобы он помог вам одеться. Казимир нахмурился.
– Я уже примерно лет шестнадцать одеваюсь самостоятельно. Не сомневаюсь, что и теперь я смогу обойтись без посторонней помощи.
– Но господин Кляус всегда…
– Мне нет дела до того, как вел себя Кляус. А теперь – брысь!
Слуга исполнил приказание, не проронив больше ни слова. Казимир еще раз вздохнул, с тоской глядя мимо кружевного шатра, натянутого над его постелью, на покрытый вычурной лепниной потолок.
«Как непривычно видеть все это после гнилых стропил „Красного Крылечка“, – подумал он. – Лепнина на потолке, да еще в гостиной засели какие-то юристы…»
Он схватился сильными пальцами за резное дерево кровати и сладко потянулся. Мускулы под повязками туго натянулись. Вспоминая Юлианну, какой он видел ее прошлой ночью, Казимир улыбнулся.
Затем он снова сел, спустив ноги с кровати. «Где Торис? – подумал он неожиданно. – Что могло с ним случиться? Был ли он вчера вечером среди зрителей – свидетелей его победы? Вряд ли. В этом случае он наверняка дал бы о себе знать. Наверное, он вернулся в храм».
Казимир вскочил на ноги, собираясь одеться и немедленно отправиться в храм Мшила, но вспомнил о юристах.
Плечи его поникли. Как Мейстерзингер он был обязан с ними встретиться.
Казимир потянул на себя дверцы платяного шкафа и замер. Никогда в жизни он не видел столько красивой одежды. Глядя в недоумении на самые разные камзолы и платья, он подумал, что было бы весьма кстати, если бы кто-нибудь все-таки помог ему одеться.
Новый Мейстерзингер спустился по широкой каменной лестнице. Он был в алой накидке, желтой рубашке и оранжевом камзоле. Камзол был почему-то перепоясан кожаным ремнем, а вышитая золотом перевязь смяла кружева на воротнике. Под красные складчатые бриджи он надел чулки, которые почти что соответствовали цветовой гамме всего остального костюма. Высокие ботинки для верховой езды достигали середины голеней, а стальные шпоры угрожающе позвякивали о каменный пол при ходьбе.
С важным видом Казимир прошествовал в уставленный книжными шкафами кабинет, где дожидались его юристы. При его появлении все трое почтительно встали. Казимир нетерпеливо бросился в кресло и спросил:
– Что вам угодно?
Самый старший из троих и самый суровый на вид поклонился с изящным достоинством.
– Прежде всего, господин Казимир, позвольте представиться. Мое имя Ауслер.
– Меня зовут Шелцен, – сказал второй и тоже поклонился.
– А я – Махен, – закончил третий.
– Да, конечно, – вздохнул Казимир. – Так что же вам угодно?
– Сегодня мы должны решить сколько неотложных и важных дел, Мейстерзингер, – сказал Ауслер.
– А именно? – Казимир нетерпеливо взмахнул рукой.
– Во-первых, нужно правильно оформить ваше восшествие на пост Мейстерзингера Гармонии. Во-вторых, необходимо решить вопрос с похоронами вашего предшественника. В третьих – завещание.
– Что касается моего прихода к власти, то тут все соответствует праву и закону. Во время турнира трубадуров я стал вторым, уступив только Кляусу. Теперь Кляус мертв…
Ауслер неуверенно улыбнулся:
– Это понятно. Но вы не можете не признать, что вы сменили предыдущего Мейстерзингера на его посту при несколько необычном… да что там! При уникальном стечении обстоятельств. За всю историю Гармонии подобного ни разу не случалось. На протяжении двадцати лет Гармонией правил один человек. Его смерть и ваше… неожиданное появление заставляют господ аристократов колебаться. Ваша власть становится неустойчивой.
– Что же важнее – закон или мнение аристократов? – перебил Казимир.
– Безусловно закон важнее, однако…
– А что говорится в законе о случаях, когда Мейстерзингер умирает?
– Его должность переходит к человеку, который на состязании был вторым.
– Вот именно, – Казимир коротко кивнул. – Мне, как и вам, это известно. Не сомневаюсь, что аристократия тоже прекрасно осведомлена в этом вопросе.
– Прошу прощения, мастер Казимир, – вставил Махен. – Мы говорим сейчас не о законе, а о власти. Законы в Гармонии перестают действовать, если их не поддерживают влиятельные горожане и аристократия. То же самое может быть сказано и о власти Мейстерзингера.
– Ваше дело – закон, – отрезал Казимир. – Мое дело – власть. Надеюсь, это понятно? Теперь о похоронах. Шелцен, скажите, разве вы не у меня на службе?
– Да, Мейстерзингер.
– Тогда позаботьтесь о торжественных похоронах Зона Кляуса, и не забудьте известить меня, когда начнется панихида. Я не хочу пропустить кремацию, – закончил он со странной улыбкой.
– Хорошо, сэр.
– Теперь, кажется, осталось решить вопрос с завещанием.
– Оно здесь, – сказал Махен, доставая измятый свиток пергамента и протягивая его Казимиру.
Юноша отстранился:
– Прочтите его.
Удивленно взглянув на Мейстерзингера, Махен развернул похрустывающий пергамент и некоторое время молчал, глядя исподлобья на Казимира.
– Это довольно длинный документ, – сказал он наконец.
– Тогда просто ответьте на несколько моих вопросов. Какая часть обстановки усадьбы принадлежала Зону Кляусу?
– Ему принадлежит вся обстановка и домашние принадлежности, – сухо ответил юрист.
– Он завещал что-нибудь семье?
Снова спросил Казимир, нисколько не удивленный ответом.
– У Зона Кляуса не было семьи, – возразил Махен.
– Но у него был… – начал Казимир и осекся. Людям понадобится совсем немного времени чтобы сообразить – сын оборотня тоже может оказаться оборотнем.
– Есть ли в усадьбе что-нибудь государственное, казенное, что могло бы здесь остаться?
– Нет.
– Гм-м… – Казимир задумался, пытаясь найти выход из затруднительного положения. Наконец он сказал:
– Придется объявить завещание не имеющим силы.
– Вы не можете сделать этого, сэр, – осторожно возразил Махен. – Завещание свободного гражданина – если доказана его подлинность и соответствие букве закона – не может быть объявлено недействительным ни лицом, ни органом государственного управления.
– Скажите мне, Ауслер, имею ли я право, будучи Мейстерзингером Гармонии, объявить кого-то государственным преступником? – спросил Казимир. – Безусловно, однако…
– В таком случае Зон Кляус был государственным преступником, – заявил Казимир, не слушая его возражений. – Он обвиняется в намеренном поджоге приюта «Красное Крылечко» и убийстве всех тех, кто находился внутри. А теперь скажите мне, Махен, имеет ли право государственный преступник распоряжаться своим имуществом?
– Нет, – ответил Махен, с унылым видом сворачивая пергамент. – Так же как не имеет права на торжественные похороны за счет государства.
– Совершенно правильно, – кивнул Казимир. – Отмените похороны, Шелцен, пусть Зон Кляус будет похоронен в общей могиле вместе с бедняками.
Казимир с победоносным видом огляделся по сторонам. Ни один из юристов не осмеливался даже пошевелиться.
– Что-нибудь еще? – поинтересовался Казимир.
– Нужно решить, что делать вот с этим, – неохотно заговорил Махен, вытрясая из середины свернутого в трубку завещания небольшой кинжал.
– Он был завернут в пергамент. Завещание я сожгу, поскольку оно не имеет силы, но сомневаюсь, что кинжал тоже сгорит.
Он протянул кинжал Казимиру рукояткой вперед.
– Что это значит? – поинтересовался Казимир, вертя оружие в руках. Клинок несомненно был серебряным.
Махен снова развернул завещание.
– Здесь, в самом низу, есть непонятная запись. Ага, вот… «Если мой сын еще жив, то кинжал предназначается ему. Может быть, он сумеет использовать его по назначению».
На лице Казимира не дрогнул ни один мускул. Возвращая кинжал Махену, он сказал:
– Похороните Кляуса с этим ножом в сердце.
* * *
В тот же день ближе к вечеру, после того как при помощи слуги ему удалось одеться подобающим образом, Казимир отправился в храм Милила. Он надеялся найти Ториса, но в храме был только Густав. Затем он внимательно обыскал амфитеатр и «Кристаль-Клуб», где после мрачных событий ночи вовсю шла уборка. Но и здесь он не нашел никаких следов своего приятеля. В конце концов он принялся бродить по улицам, расспрашивая прохожих. Куда бы он ни пошел, горожане указывали на него пальцами и шептали:– Это он, он, новый Мейстерзингер…
Бедняки произносили его имя с радостью и благоговением, аристократы и купцы – с презрительным недоумением, однако не было в Гармонии такого человека, который не узнал бы его. И никто ничего не мог сказать ему о Торисе.
Наступила ночь, а Казимир все еще продолжал поиски. Он проверил все возможные и невозможные места, и понятия не имел, куда ему теперь направиться.
– Он должен быть где-то в городе, – вслух размышлял Казимир, шагая по узким улочкам трущобного квартала. Темнота сгущалась, и на небо выползла распухшая луна. Она была широкой, круглой и соблазнительной, ее нагой серебристый диск купался в душистых ветрах, прилетевших с вересковой пустоши, возбуждая в душе Казимира смутные желания.
– Я голоден, – пробормотал он и испугался, как легко непрошеные слова сорвались с его губ. «Может быть мне стоит немного измениться, чтобы уловить запах Ториса, – подумал он. – Совсем чуть-чуть, только для того, чтобы обоняние и слух обострились. Я не хочу изменять свой облик».
Луна притягивала и повелевала им с непреодолимой силой. Казимир начал превращение. Как он ни принюхивался, воздух пах чем угодно – сладким вереском, испугом притаившегося в траве кролика, сосновой хвоей и дождевой водой, – но только не Торисом. Между тем всевозможные запахи продолжали доноситься со всех самых дальних уголков города, и Казимир продолжил трансформацию. Вот слабое человеческое зрение уступило контрастным серым оттенкам острого зрения волка, а ветер, который раньше просто беспокойно посвистывал, зашептал вдруг на разные голоса. Наконец превращение достигло сознания и… погасило его, пробудив хаос желаний – голод, ненависть, похоть.