Страница:
* * *
– Он не должен править Гармонией! Он не должен перешагнуть порог нашего священного здания!Выкрики Гастона Олайвы сопровождались громовыми аплодисментами и топотом ног, которыми собравшиеся в Хармони-Холле приветствовали оратора. Редко когда этот зал бывал столь полон. Даже на танцевальных вечерах, которые устраивались в Хармони-Холле четырежды в год, никогда не бывало столько народа. Сегодня ночью, кроме обучавшихся в Хармони-Холле бардов, в огромном зале собрались аристократы, юристы, стражники, торговцы, чиновники всех рангов и бесчисленные писцы.
– Человек, убивающий законного Мейстерзингера, ни в коем случае не является героем! Юноша, прикончивший Мейстерзингера, должно быть, сам является порождением чудовищ темного мира. Я не хотел бы, чтобы он правил моим прекрасным городом!
Снова зазвучали аплодисменты, и менестрель спустился с ораторского возвышения, тщательно пряча улыбку. Одобрительные возгласы продолжали звучать под сводами зала. Гастон, позволяя своему гневу снова вскипеть в полную силу, вскричал:
– Мы должны устранить Казимира точно так же, как он устранил нашего возлюбленного Кляуса!
– Дай-ка мне устранить твой язык, изменник, – раздался яростный возглас из глубины зала, и Олайва ахнул, в то время как все остальные слушатели, сидевшие в креслах, с шумом обернулись, чтобы взглянуть на говорившего.
– Мейстерзингер! Это – Мейстерзингер!
Казимир смело вошел в комнату. От ярости его лицо стало малиново-красным. Рядом с ним возвышался черноусый красавец Геркон Люкас, чьи глаза, приобретшие стальной оттенок, с холодной злобой метнулись по рядам сидящих аристократов. Казимир тем временем решительно зашагал к возвышению.
Гастон стремительно побледнел, прилагая невероятные усилия, чтобы снова обрести голос. Прежде чем он сумел заговорить, Казимир начал свою речь.
– Мой друг и учитель Геркон Люкас был настолько любезен, что известил меня о сегодняшнем собрании. Должно быть, мое имя по какой-то необъяснимой случайности не попало в список приглашенных… Должен сказать, что это была фатальная ошибка.
Гастон быстро оглядел лица собравшихся, пытаясь угадать их настроение. На большинстве лиц было написано неприкрытое отвращение, граничащее с ненавистью.
Он злобно сплюнул.
– Это не было случайностью или недосмотром, многоуважаемый Казимир. Вы не принадлежите к членам Хармони-Холла и не поддерживаете нас. Соответственно и Хармони-Холл не принадлежит вам и ни в чем вас не поддерживает.
По рядам слушателей прокатился одобрительный ропот.
Казимир решительно прошел вперед, взошел на невысокую кафедру и столкнул Гастона с трибуны.
– Несмотря на то, что меня действительно ничто не связывает с Хармони-Холлом, вам следовало исправить это упущение и пригласить меня. Я – ваш Мейстерзингер, глава гильдии менестрелей и бардов. Во время турнира трубадуров я перепел, переспорил, перехитрил и победил всех вас!
– Победил? Как бы не так! – выкрикнул Гастон Олайва, пытаясь снова вскарабкаться на подиум. – Ты хотел сказать – перекричал!
– Отойди-ка в сторонку, Гастон. Я приказываю это тебе как Мейстерзингер! – спокойно проговорил Казимир, словно не замечая оскорбления. – Иначе мне придется вызвать стражу, чтобы она…
Гастон не дал ему договорить.
– Капитан городской стражи тоже здесь, среди нас, вместе с тремя своими лейтенантами. Неужели ты хочешь помериться силой со всеми нами?
Казимир пристально всмотрелся в лица людей, собравшихся в этом зале. Каждый раз он натыкался на хищный голодный взгляд, который был слишком хорошо ему знаком. Несомненно, эти люди почуяли его страх, его неуверенность и слабость.
В памяти Казимира всплыло воспоминание о прошедшей ночи – тупой взгляд покорных глаз, алое пятно на перчатке, хруст позвонков, почтение и покорность, с которым волк повиновался Люкасу. Внезапно Казимир понял, что ему следует сделать.
– Нет, я не стану ссориться со всеми вами, – проговорил он, пытаясь перекричать нарастающий шум. – Мне, однако, представляется что ты, Гастон Олайва, говоришь от имени всех собравшихся. Именно поэтому я хочу помериться силой с тобой.
Гастон побледнел. Покачав головой, он неуверенно рассмеялся:
– Я не собираюсь участвовать в уличной потасовке с тобой, господин трущоб.
– Какое же оружие ты выбираешь? – с вызовом спросил Казимир.
На выпуклом лбу Гастона выступили крупные капли пота, и он неуверенно хохотнул.
– Как все это нелепо! – притворно вздохнул он, стараясь продемонстрировать свое равнодушие. – Пожалуй, я остановил бы свой выбор на рапирах.
– Превосходно, – рявкнул Казимир. – И, раз уж ты выбрал оружие для нашей схватки, я назову ее главную цель, которой она должна закончиться: смерть одного из нас.
Зал затих, и многие из зрителей вздрогнули.
С презрением отвернувшись от Казимира, Гастон воскликнул:
– Освободите место! Пусть кто-нибудь принесет нам пару рапир.
Поворачиваясь к Казимиру, он прошептал под стук отодвигаемых стульев:
– Должен предупредить, что я – один из лучших фехтовальщиков Хармони-Холла.
Казимир кивнул:
– А я в одиночку совладал с оборотнем. Это – мое предупреждение.
– На этот раз твое коварство не поможет тебе, как в предыдущие разы.
– Но и не помешает, – парировал Казимир.
Пока они препирались, зрители составили кресла полукругом напротив трибуны. Большинство аристократов заняли места в середине, и лишь несколько замешкавшихся встали у стен. Среди них был и Геркон Люкас.
Когда в зале появились двое юношей с рапирами в руках, среди присутствующих воцарилась напряженная тишина. Гастон повернулся к Казимиру с кривой ухмылкой.
– Выбирай клинок, заморыш.
Шагнув навстречу пажам, Казимир выбрал шпагу. Еще ни разу в жизни он не держал в руках оружия, которое было бы длиннее кинжала, и, несмотря на то что рапиры были превосходно сбалансированы, несколько его пробных выпадов вышли медленными и неуклюжими. Продолжая выписывать в воздухе восьмерки кончиком клинка, Казимир пытался вспомнить все, что он знал об обращении с кинжалом, и раздумывал, сможет ли ему это помочь. Гастон тем временем взял в руку оставшийся клинок, и оруженосцы поспешно отступили на безопасное расстояние.
Проделав несколько эффектных выпадов, Гастон повернулся спиной к Казимиру и отошел к противоположной стене. Казимир сделал то же самое. Оказавшись у стены, дуэлянты с мрачным видом повернулись к друг другу лицом. Зал затаил дыхание.
Гастон Олайва медленно поднял свое оружие, нацелив острие прямо в грудь Казимира. Совершая ритуал приветствия, он потихоньку вращал рукоять, до тех пор пока его запястье не оказалось опущенным к земле. Его противник в точности повторил движение. Затем Гастон неуловимо быстро развернул рапиру плоской стороной вверх, держа клинок поперек груди. Казимир не отставал.
Наконец Гастон встал в боевую стойку: клинок выставлен вперед со стороны выдвинутой ноги, свободная рука балансирует в воздухе чуть сзади ноги опорной. Колени его были слегка согнуты, а голова слегка откинута назад.
Казимир внимательно наблюдал за ним, а потом попытался повторить неудобную позу противника. Среди зрителей раздались смешки.
Гастон пошел в атаку. Движения его были одновременно изящными и мощными, и Казимир поднял клинок повыше. Гастон приближался. Казимир в отчаянии взмахнул рапирой перед собой. Клинок Гастона со звоном столкнулся с его шпагой, принуждая Казимира опустить оружие к земле. Клинки сплелись, и Гастон, воспользовавшись удобным моментом, толкнул юного Мейстерзингера локтем в живот. Казимир упал на спину, и собравшиеся разразились приветственным гулом.
Гастон не теряя времени сделал выпад, стараясь поразить упавшего противника. Казимир перекатился по полу и невольно вскрикнул. По плечу его потекла горячая кровь. Взмахнув своей шпагой, он удачно парировал новый атакующий удар и вскочил на ноги. Пол под его ногами стал скользким от крови. Непроизвольно Казимир пригнулся и занял устойчивую позицию, к которой он привык во время схваток на ножах. Слегка пошевеливая кончиком клинка, Казимир сделал выпад, целясь в живот Гастона. Он двигался неумело и слишком медленно, и не мог преодолеть защиту противника.
Отразив с десяток неуверенных атак Казимира, Гастон перешел в контрнаступление, короткими и сильными ударами загоняя шпагу противника куда-то назад. Он проделывал это легко и непринужденно, словно отгоняя надоедливую муху.
Внезапно он сделал выпад, клинки зазвенели, и на щеке Казимира появилась глубокая царапина.
Казимир отскочил, прижимая ладонь к ране. Рука его была мокрой от пота, и открытую рану защипало.
– Наверное, я так и прикончу тебя, сиротка, – поддразнил его Гастон. – Царапина за царапиной, пока ты не истечешь кровью и не упадешь от слабости.
Не обращая внимания на насмешливое улюлюканье собравшихся, Казимир ринулся вперед с такой скоростью, что клинок со свистом рассек воздух. Гастон лениво приподнял рапиру, и острейшие клинки зазвенели, с силой столкнувшись в воздухе. Отводя удар в сторону, Гастон зацепил бедро Казимира. Юноша проворно развернулся и отступил, уклоняясь от удара. Рапиру он держал перед собой. Как только он оказался вне пределов досягаемости противника, по бедру его потекла горячая кровь.
– Что будет, если я убью тебя, Мейстерзингер? – насмешливо спросил Гастон. – Скорее всего, я сам займу твое место по праву убийцы, как это сделал ты сам.
Казимир прищурился.
«Может быть, мне надо трансформироваться и убить его? – подумал он. – Нет, только не теперь, не на виду толпы. Они без труда загонят меня в угол и прикончат».
Гастон наступал, высоко подняв свой окровавленный клинок и совершая им серию обманных движений. Рапиру Казимира он загонял в неудобное положение небрежными, но точными ударами. Острие шпаги рассекло живот Казимира. Юноша неловко попятился назад, запнулся и не удержался на ногах. Поскользнувшись в собственной крови, он упал на спину, и Га-стон тут же подскочил к нему. Ненависть исказила его лицо, а острый конец рапиры оказался напротив горла Мейстерзингера.
– Я думаю, мы достаточно поразвлеклись, – сказал он. – Достаточно унижения, достаточно крови, достаточно самой жизни.
Клинок надавил на горло Казимира, затем внезапно отдернулся. Чьи-то руки легли на плечи Гастона, и он невольно отступил назад. Глубокий баритон прогудел равнодушно:
– Ты, конечно же, не станешь убивать лежачего, не так ли?
Это был Геркон Люкас.
Гастон опомнился и, широко улыбаясь, принялся раскланиваться под одобрительные крики толпы. Казимир поднялся с помощью своего непрошеного учителя и попытался успокоиться. Ослабевший, задыхающийся, побежденный, он даже желал, чтобы Гастон пронзил его клинком.
Бард прошептал ему на ухо:
– Уничтожь его, Казимир. У тебя есть клыки и когти. Тебе не хватает лишь охотничьего инстинкта и жажды крови!
Казимир только покачал головой:
– Он слишком силен. Я не смогу.
– Порань его. Хоть немного порань и толкни на меня. Я доделаю остальное.
Казимир мало что понял, но кивнул. Оттолкнув поддерживающие его руки, он шагнул к Гастону, чувствуя противную слабость во всех мышцах и суставах. Голова его клонилась вперед, так что он вынужден был смотреть на своего противника исподлобья. Медленно-медленно он обходил своего врага по кругу, и дважды Гастон нападал на него, нанося жестокие удары.
Смех в толпе прекратился. Казимир, покрытый кровью с ног до головы, продолжал двигаться по комнате, с шумом втягивая воздух словно продырявленный кузнечный мех.
Скрипя зубами, Казимир неожиданно бросился вперед. Рапира Гастона вонзалась в его тело снова и снова, но Казимир продолжал наседать. При помощи одной лишь силы и яростного напора он заставил противника оступиться на ровном месте. Именно в этот момент его клинок нанес Гастону первую рану. Тот кое-как парировал удар, но рапира вонзилась ему в бок, и менестрель зашипел от боли, зажимая рукой расплывающееся на камзоле кровавое пятно. Он отступал, а Казимир упорно его теснил, направляя его отступление выпадами сверкающей стали. Прежде чем оступиться и упасть на Геркона Люкаса, Гастон успел, однако, еще раз ранить Казимира в руку.
Гримаса боли исказила его черты.
Геркон Люкас оттолкнул от себя скрюченное тело, и Гастон всей грудью напоролся на острие рапиры Казимира. Клинок легко прошел сквозь его плоть, словно сквозь воду, и вышел из спины на ширину ладони. Гастон в последний раз негромко вскрикнул и недвижимый распростерся на полу.
Казимир выдернул обагренный кровью клинок, и его глаза расширились. Уперев острие рапиры в пол, он налег на него всей тяжестью и воскликнул:
– Вы, паразиты, прочь отсюда! Если хоть кто-то из вас посмеет поднять на меня руку, того я убью своими собственными руками. Я запомнил ваши лица! Пошли прочь!
Аристократы повскакали с мест и бросились к выходу. Казимир покачнулся и вдруг почувствовал на своих плечах ставшее уже знакомым прикосновение сильных узких ладоней.
– Наш первый урок закончен, – сказал Геркон Люкас негромко.
Не отвечая, Казимир вырвался и, пошатываясь, побрел в кухню, расположенную совсем рядом. Юркнув в кладовую, он захлопнул за собой скрипучую дверь. Прохладная тьма успокаивала его горящие огнем раны. «Я должен преобразиться, – думал он. – Я должен залечить свои раны».
Трансформация началась.
ГЛАВА 10
Юлианна откинулась на спинку поскрипывающего кресла. Вздохнув, она поставила огарок свечи на туалетный столик возле кровати и вытерла дрожащей рукой свой покрытый испариной лоб. Ночь была жаркой и душной. Поправив на груди липкую от пота рубашку, она положила ноющие ноги на край кровати. Кровать тоже скрипнула, а кружевной балдахин над ней слегка заколыхался.
На кровати забылся неспокойным сном Мейстерзингер Казимир. Он был в одной ночной рубашке, из рукавов которой все еще виднелись бинты. За прошедшую неделю раны на его теле закрылись, и, благодаря заботам Юлианны, все обошлось без заражения. При мысли об этом девушка устало улыбнулась.
«Хотела бы я, чтобы Торис поправлялся так же быстро», – подумала она, напрягая зрение и вглядываясь в темный дверной проем, ведший в соседнюю комнату. Там, на такой же кровати спал Торис. За прошедшую неделю он ни разу не открыл глаз, хотя кожа его больше не была такой бескровной и белой, а синяки из черных превратились в изжелта-бурые. И все же Юлианну не оставляло беспокойство. Вот и сейчас стоило ей только задуматься о Торисе, и сразу ее пальцы принялись нервно теребить воротник ночной рубашки.
Душный и влажный воздух в комнате лежал на ее груди огромной тяжестью. Юлианна расстегнула несколько пуговиц на воротнике рубашки и стала обмахиваться ее тонкой тканью, но это не принесло ей облегчения.
«Пожалуй, надо пойти лечь», – решила она Поднявшись с кресла, она потянулась, чувствуя усталыми мускулами швы на рубашке. Прежде чем уйти, она взяла свечу и в последний раз наклонилась над Казимиром, чтобы проверить его раны.
Его глаза медленно открылись, а на губах появилась улыбка.
– Привет.
– Привет, – негромко ответила Юлианна, слегка отодвигаясь.
– Хорошо, что ты зашла, – сонно пробормотал Казимир.
Юлианна прикусила губу:
– Я никуда не уходила. Казимир нахмурился:
– Когда я в последний раз просыпался, ты сказала, что идешь спать.
– Неделю назад ты сказал, что идешь на прогулку, – с сарказмом возразила ему Юлианна. – А вернулся весь изрезанный и в крови.
– Спасибо тебе за помощь, – Казимир почесал забинтованное плечо.
– Не стоит благодарности, – криво улыбнулась девушка. – Все так и должно быть. Тебя разрезают на части, а я складываю тебя из кусочков.
Она посмотрела на заживающие царапины на его лбу.
– Ты почти уже поправился.
– Да, – кивнул Казимир пристально глядя на нее. – Но меня преследовали кошмары.
– Кошмары? – Юлианна снова стала обмахивать взмокшую шею воротничком.
– Мне снились оборотни.
– Я бы предпочла чтобы мне снилось что-то более веселое, – вздохнула Юлианна, снова опуская свечу на туалетный столик.
– Мне приснилось, что я сам стал вервольфом, – осторожно сказал Казимир.
– Но ведь раны, которые нанес тебе Кляус, не воспалились, не так ли? – удивилась Юлианна.
– Нет, – отозвался Казимир глядя на кружево бархатного балдахина. – Но я продолжаю видеть эти страшные сны. Мне кажется, что я – нормальный человек, заключенный в тело чудовища.
– А что ты делаешь? – с любопытством спросила Юлианна. – Ты совершаешь только злые поступки, или добрые тоже?
– Только злые, – ответил Казимир, глядя прямо перед собой. – Что бы я ни делал, обязательно получается зло.
– Интересно, почему?… – вслух подумала Юлианна.
Казимир взял ее за руки, и его глаза остановились на округлых плечах девушки.
– Я не знаю, – негромко сказал Казимир.
Юлианна посмотрела на его и свои руки, тесно переплетенные пальцы и моргнула.
– Ты должен попробовать избавиться от этих сновидений.
– Наверное, быть волком мне не так страшно, как быть Мейстерзингером, – предположил Казимир, продолжая глядеть на нее.
– Ты боишься быть Мейстерзингером? – спросила Юлианна, и ее голос прозвучал чуть более уверенно. Повернувшись к окну, она глубоко вздохнула:
– Ты прекрасно справишься. Ты уже начал восстанавливать храм Милила, начал подготовку к празднику Урожая, и ты предотвратил попытку переворота. Когда ты поправишься, никто не сможет тебе помешать.
Казимир поднес ее пальцы к губам и поцеловал. Затем он улыбнулся и посмотрел Юлианне в глаза.
– Ты помнишь наш первый настоящий поцелуй?
– Да, – кивнула она, выдергивая пальцы из его руки. – На балконе Хармони-Холла, в ту ночь, когда сгорел приют…
– Удивительно, – пожал плечами Казимир. – Я никак не могу припомнить как это было. Может быть, мы могли бы его повторить?
Юлианна молча склонилась над ним. Осторожно прикасаясь рукой к его раненому плечу, она запечатлела на его губах легкий поцелуй. Прикосновение обожгло ее как огонь, несмотря на то что в комнате и так было жарко. Рука Казимира скользнула по ее волосам, коснулась мочки уха и ласково погладила ее. Юлианна подняла голову и судорожно вздохнула.
В дверном проеме появилась чья-то призрачная фигура.
Юлианна ахнула и оттолкнула Казимира. Странная фигура продолжала стоять в дверях, глядя на них черными пятнами запавших глаз. Казимир сел на кровати и тоже посмотрел на дверь.
Это был Торис. Он был похож на труп и весь дрожал несмотря на жару и духоту. В слабом свете свечи его лицо мрачно белело в темноте, а глаза выглядели мрачно, серьезно и даже зловеще.
– Кас… – прошептал Торис.
Затем его глаза медленно закрылись и он стал падать на пол.
Казимир с проворством, какого в себе и не подозревал, выскочил из постели и ринулся к другу. Юлианна – за ним. Вдвоем они подхватили обмякшее тело и отнесли его обратно на кровать. Пока Казимир укладывал Ториса на мягкие полотняные простыни, Юлианна зажгла еще несколько свечей. Затем они, слегка задыхаясь, уселись в кресла рядом с кроватью мальчика.
– Очнись, Торис, – сказал Казимир и пощекотал мальчику пятку. – Очнись, прошу тебя.
Торис не шевелился, и Казимир вопросительно покосился на Юлианну.
– Проснись, Торис! – негромко окликнула его девушка, похлопав его по руке.
Впалые щеки Ториса понемногу розовели. Веки затрепетали, потом медленно открылись. Зрачки его глаз, однако, были расширены.
– Казимир? – голос Ториса походил на хриплый стон.
– Да, Торис, я здесь, – отозвался юноша наклоняясь вперед.
Торис вздрогнул. Несколько раз быстро вздохнув, он сказал:
– Отошли ее.
– Это Юлианна, она – наш друг, – вымолвил Казимир, удивленно всматриваясь в лицо мальчугана.
– Пусть она уйдет.
Юлианна уже поднялась, отодвигая кресло движением распрямляющихся ног.
– Я пойду… Лучше будет, если я сделаю, как он хочет.
Она обогнула кровать и вышла, на лице ее было ясно написано смятение.
Казимир посмотрел ей вслед, чувствуя подкативший к горлу комок. Когда шаги Юлианны затихли в отдалении, он повернулся к Торису.
– Как хорошо, что ты очнулся, Торис.
– Закрой дверь, – холодно сказал Торис.
Не желая расстраивать друга или спорить с ним, Казимир встал и запер дверь. Возвращаясь в кресло у кровати, он слышал, как неровно и громко стучит его сердце. Усевшись, он с тревогой ждал, что Торис скажет дальше.
Голос Ториса был скрипучим и неприятно сухим.
– Как ты осмелился поцеловать ее?
Казимир скептически оглядел друга.
– Так вот оно в чем дело… – протянул он. – Ты ревнуешь.
– Как ты посмел целовать ее, зная, что ты такое?
Улыбка соскользнула с лица Казимира:
– О чем ты говоришь?
– Я видел тебя в «Кристаль-Клубе», – отозвался Торис, и в его голосе зазвучал гнев. – Я видел все, что ты сделал. Я знаю, что ты такое.
Казимир почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Руки его стали липкими и холодными.
– Что ты видел, Торис?
Мальчик приподнялся на локтях, подсунув подушку себе под спину. Облокотившись на нее, он устремил свой взгляд на Казимира и проговорил:
– Ты не человек, Казимир… ты – оборотень, вервольф.
Эти слова ударили Казимира словно тяжелый кулак, и он чуть не упал с кресла. Наконец он поднялся и заметался по комнате, не чувствуя под собой онемевших ног. Пот градом катился по его лбу.
– Ты – отвратительное чудовище, – негромко сказал ему Торис и закашлялся. – Убийца… оборотень.
«Торис знает… – думал Казимир. – Знает и ненавидит меня. Он расскажет Юлианне, расскажет всей Гармонии…»
– Ты лгал мне, своему единственному Другу, – печально проговорил Торис. – Ты лгал мне, а теперь лжешь Юлианне.
Казимир прекратил шагать по комнате и вернулся в одно из кресел. Прищурившись, он посмотрел на Ториса.
– Значит… ты узнал мою тайну.
– Ты не человек! – в отчаянии воскликнул Торис.
– Человек, – негромко сказал Казимир.
Внезапно он уронил голову и спрятал лицо в ладонях.
– Наверное, ты прав, – пробормотал он в ужасе. – Наверное, я не человек… и никогда им не был. Всю свою жизнь я сражался со своим проклятьем, но мне не удалось победить. Я не могу избавиться от этого, Торис. Именно поэтому я прыгнул в пропасть с Саут-Хиллского холма. Как бы мне хотелось, чтобы ты тогда не спас меня…
– Скольких человек ты убил, Казимир? – прошептал Торис, глядя на старшего товарища пустыми глазами. – Ты убивал каждую ночь, когда тайком выбирался из приюта?
– Да! – признался Казимир, стискивая зубы.
– Как долго ты собирался скрывать это от меня? – сурово спросил Торис. – Или ты хотел убить меня прежде, чем я догадаюсь?
Это было уже чересчур.
Казимир резко вскочил, и лицо его покраснело от негодования. Внутри него началось неконтролируемое превращение.
– С чего ты решил, что ты для меня так много значишь? Сначала помучайся, как я, помучайся восемнадцать лет кряду, а уж потом суди! Да, может быть, мне придется убить тебя. По крайней мере, в Гармонии станет одним сиротой меньше.
Торис отшвырнул одеяла, которыми укрыл его Казимир, и с трудом сел на кровати. Разведя руки в стороны, он негромко сказал:
– Тогда убей меня сейчас, человек-волк. Пусть лучше я буду мертв, но не буду другом чудовища!
На раскрасневшемся лице Казимира появилось выражение ярости, а мускулы загудели как колокола. Он злобно оскалился, обнажая зубы и растягивая потрескавшиеся губы. Его тело отчаянно закололо и защипало под бинтами, податливая плоть текла и обволакивала меняющиеся кости, с хрустом натягивая сухожилия. Когда превращение затронуло позвоночник, Казимир устремил взгляд пылающих глаз на скрючившегося на кровати мальчика.
«Да, последнее, что он увидит в жизни, – это мое могущество!» – подумалось ему.
Торис уронил подбородок на грудь, хотя его руки по-прежнему были разведены широко в стороны. Он весь дрожал. Наконец он поднял посеревшее лицо и взглянул на тварь, появившуюся перед ним в том месте, где только что стоял Казимир. Не обращая внимания на жуткое зрелище, сопровождаемое треском гнущихся костей, Торис заговорил голосом негромким, почти мягким:
– Убей меня, Казимир. Тебе следовало сделать это давным-давно.
Казимир колебался. «Если я убью его, это действительно будет поступок чудовища, лишенного всех человеческих черт. Но если Торис откроет кому-нибудь мою тайну, меня самого станут преследовать и в конце концов убьют», – подумал он.
Получеловек-полузверь неуверенно раскачивался, стоя на задних лапах. Затем он неожиданно проворно развернулся и исчез в смежной спальне. Через мгновение Казимир вернулся, и в руке его что-то сверкнуло.
– Убей меня, Торис! Меня! Оборотень размахнулся и бросил на кровать Ториса нож для бумаги и конвертов.
Его лезвие было длинным и остроконечным, несомненно сделанным из серебра.
Торис схватил нож. Некоторое время он безмолвно переводил взгляд с серебряного клинка на тяжело дышащую тварь, замершую возле кровати, и обратно.
Оборотень понемногу изменялся. Сплющенная грудная клетка становилась более плоской, искривленные конечности выпрямлялись, хищная вытянутая морда снова приобрела человеческие черты, а топорщащаяся серая шерсть исчезла в порах кожи. Почти в точности копируя жест Ториса, тварь развела в стороны человеческие руки с все еще острыми когтями, подставляя сердце для удара. С каждой секундой, однако, Казимир становился все меньше и меньше похож на монстра из ночных кошмаров.
На кровати забылся неспокойным сном Мейстерзингер Казимир. Он был в одной ночной рубашке, из рукавов которой все еще виднелись бинты. За прошедшую неделю раны на его теле закрылись, и, благодаря заботам Юлианны, все обошлось без заражения. При мысли об этом девушка устало улыбнулась.
«Хотела бы я, чтобы Торис поправлялся так же быстро», – подумала она, напрягая зрение и вглядываясь в темный дверной проем, ведший в соседнюю комнату. Там, на такой же кровати спал Торис. За прошедшую неделю он ни разу не открыл глаз, хотя кожа его больше не была такой бескровной и белой, а синяки из черных превратились в изжелта-бурые. И все же Юлианну не оставляло беспокойство. Вот и сейчас стоило ей только задуматься о Торисе, и сразу ее пальцы принялись нервно теребить воротник ночной рубашки.
Душный и влажный воздух в комнате лежал на ее груди огромной тяжестью. Юлианна расстегнула несколько пуговиц на воротнике рубашки и стала обмахиваться ее тонкой тканью, но это не принесло ей облегчения.
«Пожалуй, надо пойти лечь», – решила она Поднявшись с кресла, она потянулась, чувствуя усталыми мускулами швы на рубашке. Прежде чем уйти, она взяла свечу и в последний раз наклонилась над Казимиром, чтобы проверить его раны.
Его глаза медленно открылись, а на губах появилась улыбка.
– Привет.
– Привет, – негромко ответила Юлианна, слегка отодвигаясь.
– Хорошо, что ты зашла, – сонно пробормотал Казимир.
Юлианна прикусила губу:
– Я никуда не уходила. Казимир нахмурился:
– Когда я в последний раз просыпался, ты сказала, что идешь спать.
– Неделю назад ты сказал, что идешь на прогулку, – с сарказмом возразила ему Юлианна. – А вернулся весь изрезанный и в крови.
– Спасибо тебе за помощь, – Казимир почесал забинтованное плечо.
– Не стоит благодарности, – криво улыбнулась девушка. – Все так и должно быть. Тебя разрезают на части, а я складываю тебя из кусочков.
Она посмотрела на заживающие царапины на его лбу.
– Ты почти уже поправился.
– Да, – кивнул Казимир пристально глядя на нее. – Но меня преследовали кошмары.
– Кошмары? – Юлианна снова стала обмахивать взмокшую шею воротничком.
– Мне снились оборотни.
– Я бы предпочла чтобы мне снилось что-то более веселое, – вздохнула Юлианна, снова опуская свечу на туалетный столик.
– Мне приснилось, что я сам стал вервольфом, – осторожно сказал Казимир.
– Но ведь раны, которые нанес тебе Кляус, не воспалились, не так ли? – удивилась Юлианна.
– Нет, – отозвался Казимир глядя на кружево бархатного балдахина. – Но я продолжаю видеть эти страшные сны. Мне кажется, что я – нормальный человек, заключенный в тело чудовища.
– А что ты делаешь? – с любопытством спросила Юлианна. – Ты совершаешь только злые поступки, или добрые тоже?
– Только злые, – ответил Казимир, глядя прямо перед собой. – Что бы я ни делал, обязательно получается зло.
– Интересно, почему?… – вслух подумала Юлианна.
Казимир взял ее за руки, и его глаза остановились на округлых плечах девушки.
– Я не знаю, – негромко сказал Казимир.
Юлианна посмотрела на его и свои руки, тесно переплетенные пальцы и моргнула.
– Ты должен попробовать избавиться от этих сновидений.
– Наверное, быть волком мне не так страшно, как быть Мейстерзингером, – предположил Казимир, продолжая глядеть на нее.
– Ты боишься быть Мейстерзингером? – спросила Юлианна, и ее голос прозвучал чуть более уверенно. Повернувшись к окну, она глубоко вздохнула:
– Ты прекрасно справишься. Ты уже начал восстанавливать храм Милила, начал подготовку к празднику Урожая, и ты предотвратил попытку переворота. Когда ты поправишься, никто не сможет тебе помешать.
Казимир поднес ее пальцы к губам и поцеловал. Затем он улыбнулся и посмотрел Юлианне в глаза.
– Ты помнишь наш первый настоящий поцелуй?
– Да, – кивнула она, выдергивая пальцы из его руки. – На балконе Хармони-Холла, в ту ночь, когда сгорел приют…
– Удивительно, – пожал плечами Казимир. – Я никак не могу припомнить как это было. Может быть, мы могли бы его повторить?
Юлианна молча склонилась над ним. Осторожно прикасаясь рукой к его раненому плечу, она запечатлела на его губах легкий поцелуй. Прикосновение обожгло ее как огонь, несмотря на то что в комнате и так было жарко. Рука Казимира скользнула по ее волосам, коснулась мочки уха и ласково погладила ее. Юлианна подняла голову и судорожно вздохнула.
В дверном проеме появилась чья-то призрачная фигура.
Юлианна ахнула и оттолкнула Казимира. Странная фигура продолжала стоять в дверях, глядя на них черными пятнами запавших глаз. Казимир сел на кровати и тоже посмотрел на дверь.
Это был Торис. Он был похож на труп и весь дрожал несмотря на жару и духоту. В слабом свете свечи его лицо мрачно белело в темноте, а глаза выглядели мрачно, серьезно и даже зловеще.
– Кас… – прошептал Торис.
Затем его глаза медленно закрылись и он стал падать на пол.
Казимир с проворством, какого в себе и не подозревал, выскочил из постели и ринулся к другу. Юлианна – за ним. Вдвоем они подхватили обмякшее тело и отнесли его обратно на кровать. Пока Казимир укладывал Ториса на мягкие полотняные простыни, Юлианна зажгла еще несколько свечей. Затем они, слегка задыхаясь, уселись в кресла рядом с кроватью мальчика.
– Очнись, Торис, – сказал Казимир и пощекотал мальчику пятку. – Очнись, прошу тебя.
Торис не шевелился, и Казимир вопросительно покосился на Юлианну.
– Проснись, Торис! – негромко окликнула его девушка, похлопав его по руке.
Впалые щеки Ториса понемногу розовели. Веки затрепетали, потом медленно открылись. Зрачки его глаз, однако, были расширены.
– Казимир? – голос Ториса походил на хриплый стон.
– Да, Торис, я здесь, – отозвался юноша наклоняясь вперед.
Торис вздрогнул. Несколько раз быстро вздохнув, он сказал:
– Отошли ее.
– Это Юлианна, она – наш друг, – вымолвил Казимир, удивленно всматриваясь в лицо мальчугана.
– Пусть она уйдет.
Юлианна уже поднялась, отодвигая кресло движением распрямляющихся ног.
– Я пойду… Лучше будет, если я сделаю, как он хочет.
Она обогнула кровать и вышла, на лице ее было ясно написано смятение.
Казимир посмотрел ей вслед, чувствуя подкативший к горлу комок. Когда шаги Юлианны затихли в отдалении, он повернулся к Торису.
– Как хорошо, что ты очнулся, Торис.
– Закрой дверь, – холодно сказал Торис.
Не желая расстраивать друга или спорить с ним, Казимир встал и запер дверь. Возвращаясь в кресло у кровати, он слышал, как неровно и громко стучит его сердце. Усевшись, он с тревогой ждал, что Торис скажет дальше.
Голос Ториса был скрипучим и неприятно сухим.
– Как ты осмелился поцеловать ее?
Казимир скептически оглядел друга.
– Так вот оно в чем дело… – протянул он. – Ты ревнуешь.
– Как ты посмел целовать ее, зная, что ты такое?
Улыбка соскользнула с лица Казимира:
– О чем ты говоришь?
– Я видел тебя в «Кристаль-Клубе», – отозвался Торис, и в его голосе зазвучал гнев. – Я видел все, что ты сделал. Я знаю, что ты такое.
Казимир почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Руки его стали липкими и холодными.
– Что ты видел, Торис?
Мальчик приподнялся на локтях, подсунув подушку себе под спину. Облокотившись на нее, он устремил свой взгляд на Казимира и проговорил:
– Ты не человек, Казимир… ты – оборотень, вервольф.
Эти слова ударили Казимира словно тяжелый кулак, и он чуть не упал с кресла. Наконец он поднялся и заметался по комнате, не чувствуя под собой онемевших ног. Пот градом катился по его лбу.
– Ты – отвратительное чудовище, – негромко сказал ему Торис и закашлялся. – Убийца… оборотень.
«Торис знает… – думал Казимир. – Знает и ненавидит меня. Он расскажет Юлианне, расскажет всей Гармонии…»
– Ты лгал мне, своему единственному Другу, – печально проговорил Торис. – Ты лгал мне, а теперь лжешь Юлианне.
Казимир прекратил шагать по комнате и вернулся в одно из кресел. Прищурившись, он посмотрел на Ториса.
– Значит… ты узнал мою тайну.
– Ты не человек! – в отчаянии воскликнул Торис.
– Человек, – негромко сказал Казимир.
Внезапно он уронил голову и спрятал лицо в ладонях.
– Наверное, ты прав, – пробормотал он в ужасе. – Наверное, я не человек… и никогда им не был. Всю свою жизнь я сражался со своим проклятьем, но мне не удалось победить. Я не могу избавиться от этого, Торис. Именно поэтому я прыгнул в пропасть с Саут-Хиллского холма. Как бы мне хотелось, чтобы ты тогда не спас меня…
– Скольких человек ты убил, Казимир? – прошептал Торис, глядя на старшего товарища пустыми глазами. – Ты убивал каждую ночь, когда тайком выбирался из приюта?
– Да! – признался Казимир, стискивая зубы.
– Как долго ты собирался скрывать это от меня? – сурово спросил Торис. – Или ты хотел убить меня прежде, чем я догадаюсь?
Это было уже чересчур.
Казимир резко вскочил, и лицо его покраснело от негодования. Внутри него началось неконтролируемое превращение.
– С чего ты решил, что ты для меня так много значишь? Сначала помучайся, как я, помучайся восемнадцать лет кряду, а уж потом суди! Да, может быть, мне придется убить тебя. По крайней мере, в Гармонии станет одним сиротой меньше.
Торис отшвырнул одеяла, которыми укрыл его Казимир, и с трудом сел на кровати. Разведя руки в стороны, он негромко сказал:
– Тогда убей меня сейчас, человек-волк. Пусть лучше я буду мертв, но не буду другом чудовища!
На раскрасневшемся лице Казимира появилось выражение ярости, а мускулы загудели как колокола. Он злобно оскалился, обнажая зубы и растягивая потрескавшиеся губы. Его тело отчаянно закололо и защипало под бинтами, податливая плоть текла и обволакивала меняющиеся кости, с хрустом натягивая сухожилия. Когда превращение затронуло позвоночник, Казимир устремил взгляд пылающих глаз на скрючившегося на кровати мальчика.
«Да, последнее, что он увидит в жизни, – это мое могущество!» – подумалось ему.
Торис уронил подбородок на грудь, хотя его руки по-прежнему были разведены широко в стороны. Он весь дрожал. Наконец он поднял посеревшее лицо и взглянул на тварь, появившуюся перед ним в том месте, где только что стоял Казимир. Не обращая внимания на жуткое зрелище, сопровождаемое треском гнущихся костей, Торис заговорил голосом негромким, почти мягким:
– Убей меня, Казимир. Тебе следовало сделать это давным-давно.
Казимир колебался. «Если я убью его, это действительно будет поступок чудовища, лишенного всех человеческих черт. Но если Торис откроет кому-нибудь мою тайну, меня самого станут преследовать и в конце концов убьют», – подумал он.
Получеловек-полузверь неуверенно раскачивался, стоя на задних лапах. Затем он неожиданно проворно развернулся и исчез в смежной спальне. Через мгновение Казимир вернулся, и в руке его что-то сверкнуло.
– Убей меня, Торис! Меня! Оборотень размахнулся и бросил на кровать Ториса нож для бумаги и конвертов.
Его лезвие было длинным и остроконечным, несомненно сделанным из серебра.
Торис схватил нож. Некоторое время он безмолвно переводил взгляд с серебряного клинка на тяжело дышащую тварь, замершую возле кровати, и обратно.
Оборотень понемногу изменялся. Сплющенная грудная клетка становилась более плоской, искривленные конечности выпрямлялись, хищная вытянутая морда снова приобрела человеческие черты, а топорщащаяся серая шерсть исчезла в порах кожи. Почти в точности копируя жест Ториса, тварь развела в стороны человеческие руки с все еще острыми когтями, подставляя сердце для удара. С каждой секундой, однако, Казимир становился все меньше и меньше похож на монстра из ночных кошмаров.