Страница:
Казимир задиристо поднял брови:
– Мне наплевать, будут ли они в высоту двенадцать футов или двенадцать миль. Я не собираюсь лезть на них.
Он опустился на одно колено и стал всматриваться сквозь частые стволы кустарников.
– Тогда как же мы попадем внутрь? – спросил Торис, хватаясь за рукоять заткнутой за пояс деревянной сабли.
– Тс-с!
– На маскарад пропускают только трубадуров и бардов, а мы не очень-то похожи на странствующих певцов.
– Ты слишком много беспокоишься, – со смешком парировал Казимир. – В конце концов, это была твоя идея.
– Я только сказал, что тебе необходим подходящий костюм. Я не имел в виду, что нужно украсть его у кого-то из участников маскарада.
Казимир с удовольствием набрал полные легкие свежего ночного воздуха.
– Из-за тебя я несколько месяцев изнурял себя певческими упражнениями, готовясь к этому празднику. Позволь же мне получить хотя бы немного удовольствия сегодня ночью!
Торис мрачно покачал головой:
– Не хочешь же ты сказать…
– Тихо! Вон еще один экипаж! – осадил его старший товарищ.
Мостовая зазвенела от далекого грохота копыт и рокота колес. Звук нарастал и наконец стал таким громким, что приятели не могли даже расслышать шепота друг друга. Из-за поворота вылетела четверка вороных коней, волоча за собой раскачивающийся на рессорах закрытый экипаж.
На его резном черном корпусе играли золотые и алые отблески. Под выпуклыми бортами протянулась от передних до задних колес изящно изогнутая и довольно широкая подножка, инкрустированная драгоценной костью и черным деревом. Над колесами подножка загибалась, превращаясь в полукруглые крылья, с кончиков которых свешивались мерцающие серебряные фонарики. Наверху, на козлах сидел кучер, одетый с такой роскошью, что у Ториса перехватило дыхание: он был в черной тужурке, расшитой золотым галуном, темно-синих бархатных бриджах, шерстяных полосатых чулках до колена и в черной клеенчатой шляпе с перьями. На запятках длинной кареты сидел берейтор в таком же костюме.
Видишь эту прекрасную широкую подножку? – спросил Казимир, кивая в направлении кареты.
Да, – Торис совершил горлом глотательное движение. – Надеюсь, ты не хочешь… – Именно такая подножка поможет нам пробраться в усадьбу.
– Что?! – пискнул Торис, словно собравшийся закипеть чайник. – Подножка, которая всего-то на палец отстоит от спиц, и на две ладони – от мостовой? Ты спятил?
– Ничуть, – дерзко отозвался Казимир.
Торис был вне себя от бессильного гнева, провожая глазами карету, которая замедлили ход перед воротами и торжественно въехала в ворота особняка.
– У тебя, быть может, и достанет сноровки, чтобы вскочить на подножку мчащегося экипажа, но я точно знаю – мне это не под силу. Ты что, хочешь от меня избавиться? Я непременно свалюсь с этой подножки, и меня разрежет надвое задними колесами.
– И это еще не все! – ухмыляясь добавил Казимир. – Если ты не свалишься с подножки до того, как карета окажется внутри, тебе необходимо будет спрыгнуть сразу после, чтобы успеть спрятаться в саду.
– Я не пойду, – проворчал Торис, низко опустив голову.
– Поступай как знаешь, – хмыкнул Казимир, вновь обращая все свое внимание на дорогу.
Торис осторожно покачивался с пятки на носок. «Решено, – размышлял он. – Я не стану следовать этому идиотскому плану, и точка!»
Прежде чем он успел сообщить Казимиру о своем окончательном решении, из-за угла выкатился еще один экипаж. Он был гораздо больше предыдущего, и его тянула шестерка черных как смоль жеребцов. Их ноги двигались ровно и мощно, словно они не бежали, а плыли над землей, а из-под копыт летели снопы ярких искр. Богатая сбруя, состоящая из кожаных ремней и многочисленных позвякивающих цепочек, опутывала мускулистые тела животных и тянулась к карете. Сам экипаж тоже был черным как ночь, и только на окнах висели занавески из пурпурного бархата. Изнутри доносилось негромкое мелодичное пение: сильный и глубокий голос певца перекрывал даже лязг и грохот быстро вращающихся колес.
Торис взмахнул рукой, чтобы остановить Казимира, но было уже поздно. Его приятель уже мчался рядом с каретой, низко пригибаясь, чтобы седок внутри его не заметил. Оказавшись в нескольких дюймах от мелькающих с бешеной скоростью черных спиц, он протянул руку и схватился за черную подножку кареты, однако скорость была слишком велика. Он бежал рядом и не мог запрыгнуть на узкую полоску полированного дерева.
Дорога еще раз свернула, и Казимир увидел перед собой зияющие ворота усадьбы и острые пики порткулисы – подъемной выдвижной решетки.
«Теперь или никогда», – подумал юноша.
Совершив неуклюжий отчаянный прыжок, он наконец утвердился на подножке кареты, чудом не попав в колесо. Сначала он подобрал одну ногу, потом другую и уцепился за какое-то выступающее резное украшение. Спасен!
Он перевел дух и с опаской покосился на темное окно кареты. Его прыжок заставил экипаж покачнуться, и он боялся, что седок может выглянуть наружу.
Скрючившись на подножке, Казимир замер.
Бархатная занавеска на окне слегка отодвинулась, и ему показалось, что в образовавшемся треугольнике чернильного мрака он различает белки глаз, которые смотрели прямо на него. В глазах не было ни капли страха или гнева, один только недоброжелательный интерес, и чем дольше Казимир вглядывался в темноту, тем сильнее становилась его уверенность в том, что кто-то смотрит на него изнутри.
Неожиданно карета нырнула во тьму, в которой копыта коней загрохотали особенно гулко, – они проезжали под решеткой, сквозь ведущую во двор тоннельную арку. Огромная карета не остановилась на входе для проверки стражниками, как делали это остальные экипажи. «Либо кучер дурак, либо это – один из самых почетных гостей Мейстерзингера Кляуса, – со страхом подумал Казимир. – Если он заметил меня, то, без сомнения, расскажет все хозяину поместья, меня поймают и закуют в цепи».
Темнота внезапно рассеялась, и Казимир чуть было не позабыл спрыгнуть с подножки экипажа, который преодолел арку и покатился по дорожке среди густого сада. К счастью, колючие ветви падуба, хлеставшие его по ногам, мгновенно привели Казимира в чувство. Он скатился с подножки и нырнул в заросли, удачно избегнув тяжелого заднего колеса, которое, хрустя гравием, прокатилась по дороге в нескольких дюймах от его ног. Карета поехала дальше, а он ужом ввинтился в плотные заросли кустарников, оплетенные к тому же старой и корявой виноградной лозой. Здесь, в темноте, в своем колючем убежище он перевел дух и потер расцарапанные лодыжки. Затем он приподнял голову, чтобы оглядеться.
Сад Мейстерзингера не поддавался никакому описанию. Он имел форму ромба и состоял из множества аккуратных лужаек, дорожек, фонтанов, подстриженных деревьев и клумб, которые занимали большую часть пространства в восьмиугольнике крепостных стен. С двух сторон по периметру сада высились массивные внешние стены. Снаружи их бастионы и зубчатые вершины выглядели весьма внушительно, однако изнутри они почти не бросались в глаза, задрапированные густыми зарослями и плющом. Вершины их были украшены веселыми гирляндами фонарей, но в их свете нет-нет да и сверкала сталь: одетые в доспехи стражники были расставлены по стене с интервалом в десяток шагов. Две другие стороны сада были ограничены внутренними стенами из красного кирпича – они и были собственно стенами усадьбы. Окна и двери, прорезанные в них, казались огромными, многие были снабжены изящными балкончиками с перилами из кованого железа. По шпалерам карабкались к этим балконам виноградные лозы или гибкие плети плюща, густо оплетая их зеленым кружевом листвы наподобие беседок.
Что касается самого сада, то газоны в нем были безупречно зелены и подстрижены с потрясающей аккуратностью. Каждая лужайка была окаймлена посадками экзотических цветов или карликовых кустарником, вдоль которых были проложены садовые дорожки, ведущие к многочисленным беседкам, скамейкам или дверям. Все они начинались от огромного фонтана, который, словно бриллиант, окруженный изумрудам и и малахитом, сверкал в самом центре сада.
Эта чудесная страна, в которой зелень листы причудливо чередовалась с многочисленными фонариками, была наводнена огромным количеством людей в фантастических богатых одеяниях. Многие были в простых черных полумасках, закрывающих глаза, в расшитых золотой и серебряной нитью плащах с капюшонами. Другие щеголяли в масках, закрывающих все лицо целиком, с нарисованными на них необычными лицами или мордами сказочных животных. Один из гостей надел маску с глазами навыкате и с загнутым птичьим клювом, а капюшон его плаща был украшен топорщившимися птичьими перьями. Маска другого напоминала рыбью голову, и его плащ был расшит мерцающей перламутровой чешуей. Третий был во всем черном, а маска его была вырезана из кости в форме черепа. Даже музыканты, наигрывавшие на флейтах, лютнях и барабанах, были в масках.
Чтобы разглядеть все это, Казимиру понадобилось всего несколько мгновений. Свет фонарей, ароматы еды и тончайших вин, звуки музыки и песен на мгновение ошеломили его. Однако вскоре ненависть к Зону Кляусу с новой силой разгорелась в его груди. Пока он годами носит одну и ту же завшивленную одежонку, его кровный враг купается в роскоши, наслаждается садом и беседами с аристократами, свободно пользуется дарами щедрого края.
Казимир мрачно покачал головой.
«Этот сад и эта усадьба однажды станут моими, – пообещал он себе. – Я буду отмщен».
Черная карета, на подножке которой Казимир проник в усадьбу, остановилась на расстоянии двадцати ярдов от того места, где скрючился в кустах сирота из приюта. Он услышал доносящиеся с противоположной стороны кареты голоса и напряг слух, стараясь не пропустить ни слова за шумом праздника.
– Как это любезно с вашей стороны, добрый господин, прибыть сюда из Скульда, чтобы почтить нас своим присутствием, – донесся хорошо поставленный голос человека, одетого в роскошный камзол.
Листовые рессоры кареты слегка заскрипели, и из экипажа появилась высокая фигура в собольей накидке. Стягивая с рук тонкие перчатки, почетный гость сказал низким музыкальным голосом:
– Теперь, когда ваши стражники научились узнавать мою карету, поездки в ваш крошечный город стали для меня не столь обременительными, как раньше.
Его собеседник неуверенно рассмеялся, видимо, не совсем поняв, в каком смысле гость употребил слово «обременительными», а затем проговорил с наигранным оживлением:
– Я не скоро забуду, как эти тупоголовые солдаты остановили вашу карету и попробовали ее обыскать.
Он снова разразился кудахчущим смехом, однако мрачный гость, по всей видимости, не разделял его веселости. Смешки хозяина затихли на высокой дребезжащей ноте, словно жестянка наконец достигла конца лестничного пролета.
– Теперь каждое занятие стражников начинается со слов: «Почтение мастеру Люкасу и его экипажу!»
Человек по имени Люкас упорно отказывался смеяться.
– Что ж, это уже неплохо, – заметил он с легкой ноткой сарказма в голосе. – По крайней мере, к некоторым вы отнеситесь снисходительно…
Казимир почувствовал, как в животе у него образовался тяжелый плотный комок. Он понял, кто были эти двое. «Мастер Люкас» – это, несомненно, был прославленный бард из Картакана по имени Геркон Люкас. Говорили, что он – лучший певец в стране, однако он ни разу не выигрывал турнира трубадуров. Казимир помнил даже, что одно время прославленный менестрель был дружен с его матерью. Было время, когда Казимир даже мечтал встретиться с Герконом Люкасом и спеть для него.
Однако человек, встречавший его, не был простым распорядителем. Это был сам Зон Кляус, Верховный Мейстерзингер Гармонии, старейшина гильдии трубадуров и певцов края, человек, которому Казимир поклялся отомстить.
Выглянув из-за куста, юноша впился взглядом в лицо своего заклятого врага, пораженный красотой его жестокого лица У него был морщинистый лоб, огромные глаза, короткий нос и глубокий узкий шрам в том месте, где должны были быть губы и рот. Казимиру было всего шесть лет, когда он в последний раз видел это лицо так близко, однако он помнил его достаточно хорошо и мог сказать, что прошедшие годы были милосердны по отношению к Кляусу, почти нисколько его не состарив. Впрочем, расстояние было слишком велико, и юноша заметил только темные круги вокруг глаз своего врага – свидетельство разгульного образа жизни.
«Этот человек – настоящее чудовище, – угрюмо подумал Казимир. – Он убил мою мать, оставил меня ни с чем, но вот он здесь, стоит в роскошных одеждах, самодовольный и надутый. Я отомщу… И моя месть начнется прямо сегодня».
– Я даже не подозревал, – говорил тем временем Кляус, – что вы намерены принять участие в турнире в нынешнем году, хотя ваше присутствие всегда желанно.
Люкас взмахнул рукой, словно отметая необоснованный упрек.
– Я жажду славы не больше, чем вашей крови, Кляус.
Несмотря на завуалированную угрозу, которая прозвучала в его словах, напряжение, сковывавшее тело Верховного Мейстерзингера, слегка ослабло.
– В любом случае ваше присутствие только украсит наш праздник.
– Безусловно, – отозвался Люкас с ледяным смешком.
Клаус положил руку на плечо прославленного барда. – Пусть ваш кучер отгонит карету в конюшню. Идемте со мной, вкусим прекрасной еды, великолепного вина мекулъбрау и насладимся обществом прекраснейших женщин.
– Я одобряю ваши вкусы, Кляус, хотя предпочитаю наслаждаться вышеперечисленным в обратном порядке, – заметил Люкас, шагая рядом с хозяином.
Казимир проводил их взглядом, затем не без труда отогнал воспоминания. Он пришел сюда ради того, чтобы добыть себе костюм, а не для того, чтобы мстить. Во всяком случае – не сразу. Отрубить голову Зону Кляусу было бы действительно неплохо, однако в результате он сам падет под ударами стражников. Лучше придерживаться заранее обдуманного плана.
Он оглядел темный сад и посмотрел на повисшую в небе луну.
«Интересно, можно ли дожидаться Ториса? – задумался он. – С одной стороны, нельзя чтобы он появился в самый неподходящий момент, когда мой план начнет осуществляться, с другой стороны, не стану же я ждать человека, который сказал, что не решится последовать за мной».
– Чтоб ему пусто было, этому Торису! – прошептал он в сердцах. – Должно быть, как раз сейчас он забрался в свою койку и укрылся с головой!
Следующим пунктом в его плане стояло добыть маскарадный костюм. Ему нужно было найти пьяницу человека, который был бы пьян настолько, что не смог бы поднять шум, когда его потащат в кусты и разденут. Одновременно он не должен к этому времени изваляться в грязи или искупаться в фонтане.
Казимир внимательно оглядел гостей в поисках жертвы. Несколько человек собрались возле фонтана, и их пьяный смех звучал достаточно возбужденно и громко, однако Казимиру показалось, что лучше не рисковать. Ему нужен был одинокий гость, чье исчезновение пройдет незамеченным.
Вскоре он заметил подходящую кандидатуру. На самой дальней от музыкантов скамейке клевал носом молодой человек, и Казимир уже было пополз в его сторону, однако заметил, что один из флейтистов держится настороже, и отказался от своего замысла.
Прошло еще немало времени, прежде чем Казимир выбрал себе жертву. Это был высокий и худой человек в криво сидящей маске и плаще, который примостился возле бочки мекульбрау. Его расслабленная поза и неуверенные движения подсказали Казимиру, что гость Зона Кляуса уже успел основательно набраться. Хищно улыбнувшись, Казимир стал подкрадываться к нему сзади, держась между внешней стеной и цветущими кустарниками, которые скрывали его от взглядов веселящихся менестрелей. Пьяница тем временем не выказывал никаких намерений отойти от бочки, в лице которой он отыскал столь благодатный источник. Задрав маску на лоб, он осушил почти полную кружку алой жидкости и, снова опустив маску на лицо, налил себе еще вина, предусмотрительно упираясь головой в крутой бок бочки.
Казимир почувствовал, как рот его наполняется слюной, но не жажда была в том повинна. Опустившись на четвереньки, он приближался к человеку, который в пьяной истоме не замечал ничего вокруг.
Сад расступился перед Казимиром, он довольно скоро оказался почти на открытом месте. Единственным прикрытием ему служил только розовый куст, который находился как раз между ним и ничего не подозревающим любителем мекульбрау. Сердце юноши отчаянно стучало, а по всем мускулам распространилось уже знакомое болезненное и вместе с тем весьма приятное ощущение.
«Как мне поступить? – раздумывал Казимир. – Может быть, зажать ему рукой рот и нос и оттащить в кусты или сначала свернуть ему шею?»
«Нет, – сказал себе Казимир. – Нельзя терять над собой контроль. Мне вовсе ни к чему убивать этого долговязого любителя выпить на дармовщинку, мне нужен только его костюм. Сломанная шея – это я приберегу для Кляуса… на закуску после турнира».
Но даже сквозь куст цветущих роз он чувствовал запах своей добычи – отнюдь не соленый запах, идущий от обычного простолюдина, а сладкий, приправленный ликером и мускусом аромат аристократа. Его рот снова наполнился слюной. На языке появился приятный вкус, а сердцу стало жарко в груди Кровь застилала взор Казимира, окрашивая все вокруг в алый цвет, челюсть мелко и нервно дрожала, а дыхание с шумом вылетало сквозь оскаленные зубы. Рука поднялась словно сама собой и потянулась сквозь куст к голове ничего не подозревающего человека. Мышцы предплечья и пальцев начали конвульсивно сокращаться, и он уже почувствовал в руке мягкие локоны менестреля. Оставалось только схватить его за волосы и резко повернуть голову в сторону. Раздастся негромкий хруст и…
«Нет! – подумал Казимир, до крови прикусывая губу и с трудом сдерживая желание. – Нет, я не чудовище, не монстр!»
Он быстро отдернул руку и сжал кулаки тик, что ногти вонзились ему в ладони Острая боль заставила несколько пригаснуть сжигавшее его пламя. Казимир снова протянул руку, но лишь для того, чтобы подтянуть поближе к глазам полураспустившийся бутон. Пытаясь отвлечься, он долго рассматривал сложный узор раскрывающихся лепестков, затем прижал к носу нежный цветок и полной грудью вдохнул его нежно-сладкий аромат.
Понемногу Казимир успокаивался, и его дыхание снова стало спокойным и ровным. Он разжал руку и увидел, что ногти его окаймлены красным, а на ладонях остались четыре; глубокие царапины в форме полумесяца.
Он был слишком близок к тому, чтобы потерять самообладание. Голод, проснувшийся внутри него, был силен. Даже слишком силен. Но он не должен поддаваться голоду, он не должен уступать своим желаниям. Он исполнит то, что ему предстоит, быстро и четко, словно ему платят за это, не смакуя и не извлекая из происходящего радости. Например, для того чтобы получить костюм, не обязательно кого-то убивать.
Казимир привстал на цыпочки за кустом и быстро оглядел окрестности. Похоже, никто на них не смотрит. Молниеносно, как атакующая змея, Казимир просунул руку под маску пьянчужки и опрокинул его за кусты. Перекинув ноги через его узкую грудную клетку, юноша уселся на трубадура верхом и сорвал с него маску. Испуганные глаза жертвы уставились на Казимира снизу вверх, и он, взмахнув кулаком, крепко стукнул певца по челюсти. Тот мигом обмяк, и глаза его закрылись. Двенадцать лет в приюте научили Казимира быстро заканчивать драку, но никогда ему еще не помогало в этом мекульбрау.
Маскарадный костюм оказался Казимиру как раз впору. Кружевная шелковая рубашка, алый бархатный жилет и вышитая перевязь, тонкие чулки, широкие белые панталоны, скрывавшие мускулистые ноги юноши, башмаки с длинными загнутыми носками, а также длинный темный плат, с капюшоном – все это было как нельзя более уместно на маскараде аристократов. Кроме того, надев на себя новую одежду, Казимир почувствовал себя совершенно другим человеком, словно он навсегда расстался с нищетой своего сиротского приюта.
Последней Казимир нацепил на лицо изысканную маску. Венчали ее два пера – небесно-голубое и кроваво-красное, а сама маска была искусно вырезана из толстого дерева и покрашена в белый цвет. Изображенное на ней лицо было перекошено и изуродовано страданием, и Казимир осторожно провел кончиками пальцев по резким морщинам, образовывавшим маниакально-демоническую улыбку. Чуть ли не с благоговением он поднял маску к лицу и завязал на затылке эластичные тесемки. Несмотря на свой немалый вес и отсутствие гибкости, маска оказалась на редкость удобной.
Когда Казимир выступил из-за розового куста, с губ его сорвался сухой смешок. В глубине души он наполовину был уверен в том, что собравшиеся встретят его гневными обвиняющими криками, однако никто не обратил на него внимания. Он сделал первый неуверенный шаг на дорожку, и под ноги ему попало что-то круглое. Наклонившись так, чтобы разглядеть предмет сквозь узкие щели в толстой маске, Казимир обнаружил кружку, оброненную злосчастным бардом. Наклонившись, юноша подобрал ее и, обернувшись к бочке с вином, наполнил до краев.
Красное вино казалось довольно прозрачным, однако Казимир сразу почувствовал в кружке его маслянистую плотную тяжесть. Не видя никого поблизости, Казимир сдвинул маску на лоб и с жадностью осушил свой бокал. Выдержанное вино обожгло горло с неожиданной силой, но он заставил себя проглотить его. На глазах Казимира навернулись слезы.
Опустив кружку, Казимир с ужасом заметил, что перед ним стоит Геркон Люкас. Поспешно надвинув маску обратно на лицо, юноша проглотил остававшееся во рту вино.
– Говорят, что, когда человек впервые пробует мекульбрау, его язык отказывается произносить что-либо кроме правды, – сказал черноволосый миннезингер, испытующе глядя на Казимира.
Я пью вино не впервые, – солгал Казимир.
Люкас невесело рассмеялся, и юноша получил возможность внимательнее рассмотреть острые черты лица барда. Тот был В широкополой шляпе, из-под которой падали на широкие плечи волнистые черные волосы. Он носил такую же черную, аккуратно подстриженную бороду и длинные усы с навощенными кончиками, а в левом его глазу сверкала ледышка монокля.
Монокль холодно уставился на Казимира:
– Мне показалось, что я узнал вас, пока маска была поднята. Мы встречались?
Казимир почувствовал, что краснеет, и был рад тяжелой маске, закрывавшей его лицо.
– Не думаю. Не скрою, ваше имя и ваша слава мне известны, мастер Люкас. Я не столь известен, и потому вы лишены того небольшого преимущества, какое есть у меня, – ответил юноша, старательно подражал аристократической манере говорить.
На сей раз смех Люкаса прозвучал вполне искренне:
– Откройте мне, явились ли вы сюда лишь затем, чтобы как следует напиться, или же вы принадлежите к тем честолюбивым пиитам, что желают выдернуть стул из-под достопочтенного Зона Кляуса?
– Если я выдерну стул, а он окажется настолько глуп, что сядет, я думаю, природа сделает остальное, – заключил Казимир.
Он помнил, что во время разговора Люкас без труда запутал и сбил с толку самого Кляуса, и был полон решимости показать, что он – вовсе не глупец.
– Кроме того, на трон Гармонии имеет право претендовать любой, кто родился в этом городе.
– Да у вас, оказывается, преострый язычок! Вам необходимо держать его за зубами, мой друг. Кстати, как ваше имя? – проворчал Люкас.
Казимир покачал головой:
– Нет, сэр, я не скажу вам своего настоящего имени. В конце концов, это маскарад.
Геркон Люкас прищурился, и на его губах появилась довольная улыбка.
– Мне не нравится твой запах, парень, – неожиданно заявил он. – От тебя пахнет тьмой и свежей кровью, однако свои самые страшные пороки ты умело маскируешь сладким запахом честолюбия и амбиций. – Он замолчал, медленно облизывая губы. – Надеюсь, ты проиграешь соревнование. Если твое честолюбие подлинное, то свои силы и могущество ты бесцельно растратишь, сидя на троне Гармонии.
– А я желаю того же самого Зону Кляусу, – сухо ответил Казимир.
Люкас неожиданно широко зевнул и потянулся всем телом, одновременно оглядывая сад. Его скромная улыбка превратилась в зловещую гримасу.
– Взгляни, Гастон снова готовится исполнить свою пародию на балладу о Ночной Повитухе. Я уже слышал ее в прошлом году в его исполнении. Признаться честно, он действительно неплохо представляет ее в образе проститутки, подручной самой Смерти.
– Эта баллада никогда мне не нравилась.
Геркон обернулся, глядя на Казимира с неподдельным интересом:
– Твои склонности, как мне кажется, слишком уж полярно противоречивы.
– Какие есть, – отозвался юноша, ставя кружку на землю рядом с бочкой и поворачиваясь чтобы уйти.
У него не было никакого желания поддерживать светские разговоры с кем бы то ни было. Казимир желал только зарегистрироваться в качестве участника состязания и убраться восвояси. Чем дольше он промедлит, тем больше вероятность того, что его жертва очнется и поднимет тревогу да еще укажет на него как на самозванца. Нужно поскорее расписаться в регистре и отчаливать.
Книга регистрации находилась на небольшом аналое на противоположной стороне сада, и Казимир прямым ходом направился к ней, прокладывая себе путь сквозь группы болтающих о всякой ерунде гостей. Книгу, однако, охранял плотный человек в черной одежде, чья выбритая голова сверкала в свете масляных светильников, как начищенный медный таз. Лицо человека в черном напоминало кошелек, туго стянутый завязками. На вздернутом носу чудом удерживались странные круглые очки.
– Мне наплевать, будут ли они в высоту двенадцать футов или двенадцать миль. Я не собираюсь лезть на них.
Он опустился на одно колено и стал всматриваться сквозь частые стволы кустарников.
– Тогда как же мы попадем внутрь? – спросил Торис, хватаясь за рукоять заткнутой за пояс деревянной сабли.
– Тс-с!
– На маскарад пропускают только трубадуров и бардов, а мы не очень-то похожи на странствующих певцов.
– Ты слишком много беспокоишься, – со смешком парировал Казимир. – В конце концов, это была твоя идея.
– Я только сказал, что тебе необходим подходящий костюм. Я не имел в виду, что нужно украсть его у кого-то из участников маскарада.
Казимир с удовольствием набрал полные легкие свежего ночного воздуха.
– Из-за тебя я несколько месяцев изнурял себя певческими упражнениями, готовясь к этому празднику. Позволь же мне получить хотя бы немного удовольствия сегодня ночью!
Торис мрачно покачал головой:
– Не хочешь же ты сказать…
– Тихо! Вон еще один экипаж! – осадил его старший товарищ.
Мостовая зазвенела от далекого грохота копыт и рокота колес. Звук нарастал и наконец стал таким громким, что приятели не могли даже расслышать шепота друг друга. Из-за поворота вылетела четверка вороных коней, волоча за собой раскачивающийся на рессорах закрытый экипаж.
На его резном черном корпусе играли золотые и алые отблески. Под выпуклыми бортами протянулась от передних до задних колес изящно изогнутая и довольно широкая подножка, инкрустированная драгоценной костью и черным деревом. Над колесами подножка загибалась, превращаясь в полукруглые крылья, с кончиков которых свешивались мерцающие серебряные фонарики. Наверху, на козлах сидел кучер, одетый с такой роскошью, что у Ториса перехватило дыхание: он был в черной тужурке, расшитой золотым галуном, темно-синих бархатных бриджах, шерстяных полосатых чулках до колена и в черной клеенчатой шляпе с перьями. На запятках длинной кареты сидел берейтор в таком же костюме.
Видишь эту прекрасную широкую подножку? – спросил Казимир, кивая в направлении кареты.
Да, – Торис совершил горлом глотательное движение. – Надеюсь, ты не хочешь… – Именно такая подножка поможет нам пробраться в усадьбу.
– Что?! – пискнул Торис, словно собравшийся закипеть чайник. – Подножка, которая всего-то на палец отстоит от спиц, и на две ладони – от мостовой? Ты спятил?
– Ничуть, – дерзко отозвался Казимир.
Торис был вне себя от бессильного гнева, провожая глазами карету, которая замедлили ход перед воротами и торжественно въехала в ворота особняка.
– У тебя, быть может, и достанет сноровки, чтобы вскочить на подножку мчащегося экипажа, но я точно знаю – мне это не под силу. Ты что, хочешь от меня избавиться? Я непременно свалюсь с этой подножки, и меня разрежет надвое задними колесами.
– И это еще не все! – ухмыляясь добавил Казимир. – Если ты не свалишься с подножки до того, как карета окажется внутри, тебе необходимо будет спрыгнуть сразу после, чтобы успеть спрятаться в саду.
– Я не пойду, – проворчал Торис, низко опустив голову.
– Поступай как знаешь, – хмыкнул Казимир, вновь обращая все свое внимание на дорогу.
Торис осторожно покачивался с пятки на носок. «Решено, – размышлял он. – Я не стану следовать этому идиотскому плану, и точка!»
Прежде чем он успел сообщить Казимиру о своем окончательном решении, из-за угла выкатился еще один экипаж. Он был гораздо больше предыдущего, и его тянула шестерка черных как смоль жеребцов. Их ноги двигались ровно и мощно, словно они не бежали, а плыли над землей, а из-под копыт летели снопы ярких искр. Богатая сбруя, состоящая из кожаных ремней и многочисленных позвякивающих цепочек, опутывала мускулистые тела животных и тянулась к карете. Сам экипаж тоже был черным как ночь, и только на окнах висели занавески из пурпурного бархата. Изнутри доносилось негромкое мелодичное пение: сильный и глубокий голос певца перекрывал даже лязг и грохот быстро вращающихся колес.
Торис взмахнул рукой, чтобы остановить Казимира, но было уже поздно. Его приятель уже мчался рядом с каретой, низко пригибаясь, чтобы седок внутри его не заметил. Оказавшись в нескольких дюймах от мелькающих с бешеной скоростью черных спиц, он протянул руку и схватился за черную подножку кареты, однако скорость была слишком велика. Он бежал рядом и не мог запрыгнуть на узкую полоску полированного дерева.
Дорога еще раз свернула, и Казимир увидел перед собой зияющие ворота усадьбы и острые пики порткулисы – подъемной выдвижной решетки.
«Теперь или никогда», – подумал юноша.
Совершив неуклюжий отчаянный прыжок, он наконец утвердился на подножке кареты, чудом не попав в колесо. Сначала он подобрал одну ногу, потом другую и уцепился за какое-то выступающее резное украшение. Спасен!
Он перевел дух и с опаской покосился на темное окно кареты. Его прыжок заставил экипаж покачнуться, и он боялся, что седок может выглянуть наружу.
Скрючившись на подножке, Казимир замер.
Бархатная занавеска на окне слегка отодвинулась, и ему показалось, что в образовавшемся треугольнике чернильного мрака он различает белки глаз, которые смотрели прямо на него. В глазах не было ни капли страха или гнева, один только недоброжелательный интерес, и чем дольше Казимир вглядывался в темноту, тем сильнее становилась его уверенность в том, что кто-то смотрит на него изнутри.
Неожиданно карета нырнула во тьму, в которой копыта коней загрохотали особенно гулко, – они проезжали под решеткой, сквозь ведущую во двор тоннельную арку. Огромная карета не остановилась на входе для проверки стражниками, как делали это остальные экипажи. «Либо кучер дурак, либо это – один из самых почетных гостей Мейстерзингера Кляуса, – со страхом подумал Казимир. – Если он заметил меня, то, без сомнения, расскажет все хозяину поместья, меня поймают и закуют в цепи».
Темнота внезапно рассеялась, и Казимир чуть было не позабыл спрыгнуть с подножки экипажа, который преодолел арку и покатился по дорожке среди густого сада. К счастью, колючие ветви падуба, хлеставшие его по ногам, мгновенно привели Казимира в чувство. Он скатился с подножки и нырнул в заросли, удачно избегнув тяжелого заднего колеса, которое, хрустя гравием, прокатилась по дороге в нескольких дюймах от его ног. Карета поехала дальше, а он ужом ввинтился в плотные заросли кустарников, оплетенные к тому же старой и корявой виноградной лозой. Здесь, в темноте, в своем колючем убежище он перевел дух и потер расцарапанные лодыжки. Затем он приподнял голову, чтобы оглядеться.
Сад Мейстерзингера не поддавался никакому описанию. Он имел форму ромба и состоял из множества аккуратных лужаек, дорожек, фонтанов, подстриженных деревьев и клумб, которые занимали большую часть пространства в восьмиугольнике крепостных стен. С двух сторон по периметру сада высились массивные внешние стены. Снаружи их бастионы и зубчатые вершины выглядели весьма внушительно, однако изнутри они почти не бросались в глаза, задрапированные густыми зарослями и плющом. Вершины их были украшены веселыми гирляндами фонарей, но в их свете нет-нет да и сверкала сталь: одетые в доспехи стражники были расставлены по стене с интервалом в десяток шагов. Две другие стороны сада были ограничены внутренними стенами из красного кирпича – они и были собственно стенами усадьбы. Окна и двери, прорезанные в них, казались огромными, многие были снабжены изящными балкончиками с перилами из кованого железа. По шпалерам карабкались к этим балконам виноградные лозы или гибкие плети плюща, густо оплетая их зеленым кружевом листвы наподобие беседок.
Что касается самого сада, то газоны в нем были безупречно зелены и подстрижены с потрясающей аккуратностью. Каждая лужайка была окаймлена посадками экзотических цветов или карликовых кустарником, вдоль которых были проложены садовые дорожки, ведущие к многочисленным беседкам, скамейкам или дверям. Все они начинались от огромного фонтана, который, словно бриллиант, окруженный изумрудам и и малахитом, сверкал в самом центре сада.
Эта чудесная страна, в которой зелень листы причудливо чередовалась с многочисленными фонариками, была наводнена огромным количеством людей в фантастических богатых одеяниях. Многие были в простых черных полумасках, закрывающих глаза, в расшитых золотой и серебряной нитью плащах с капюшонами. Другие щеголяли в масках, закрывающих все лицо целиком, с нарисованными на них необычными лицами или мордами сказочных животных. Один из гостей надел маску с глазами навыкате и с загнутым птичьим клювом, а капюшон его плаща был украшен топорщившимися птичьими перьями. Маска другого напоминала рыбью голову, и его плащ был расшит мерцающей перламутровой чешуей. Третий был во всем черном, а маска его была вырезана из кости в форме черепа. Даже музыканты, наигрывавшие на флейтах, лютнях и барабанах, были в масках.
Чтобы разглядеть все это, Казимиру понадобилось всего несколько мгновений. Свет фонарей, ароматы еды и тончайших вин, звуки музыки и песен на мгновение ошеломили его. Однако вскоре ненависть к Зону Кляусу с новой силой разгорелась в его груди. Пока он годами носит одну и ту же завшивленную одежонку, его кровный враг купается в роскоши, наслаждается садом и беседами с аристократами, свободно пользуется дарами щедрого края.
Казимир мрачно покачал головой.
«Этот сад и эта усадьба однажды станут моими, – пообещал он себе. – Я буду отмщен».
Черная карета, на подножке которой Казимир проник в усадьбу, остановилась на расстоянии двадцати ярдов от того места, где скрючился в кустах сирота из приюта. Он услышал доносящиеся с противоположной стороны кареты голоса и напряг слух, стараясь не пропустить ни слова за шумом праздника.
– Как это любезно с вашей стороны, добрый господин, прибыть сюда из Скульда, чтобы почтить нас своим присутствием, – донесся хорошо поставленный голос человека, одетого в роскошный камзол.
Листовые рессоры кареты слегка заскрипели, и из экипажа появилась высокая фигура в собольей накидке. Стягивая с рук тонкие перчатки, почетный гость сказал низким музыкальным голосом:
– Теперь, когда ваши стражники научились узнавать мою карету, поездки в ваш крошечный город стали для меня не столь обременительными, как раньше.
Его собеседник неуверенно рассмеялся, видимо, не совсем поняв, в каком смысле гость употребил слово «обременительными», а затем проговорил с наигранным оживлением:
– Я не скоро забуду, как эти тупоголовые солдаты остановили вашу карету и попробовали ее обыскать.
Он снова разразился кудахчущим смехом, однако мрачный гость, по всей видимости, не разделял его веселости. Смешки хозяина затихли на высокой дребезжащей ноте, словно жестянка наконец достигла конца лестничного пролета.
– Теперь каждое занятие стражников начинается со слов: «Почтение мастеру Люкасу и его экипажу!»
Человек по имени Люкас упорно отказывался смеяться.
– Что ж, это уже неплохо, – заметил он с легкой ноткой сарказма в голосе. – По крайней мере, к некоторым вы отнеситесь снисходительно…
Казимир почувствовал, как в животе у него образовался тяжелый плотный комок. Он понял, кто были эти двое. «Мастер Люкас» – это, несомненно, был прославленный бард из Картакана по имени Геркон Люкас. Говорили, что он – лучший певец в стране, однако он ни разу не выигрывал турнира трубадуров. Казимир помнил даже, что одно время прославленный менестрель был дружен с его матерью. Было время, когда Казимир даже мечтал встретиться с Герконом Люкасом и спеть для него.
Однако человек, встречавший его, не был простым распорядителем. Это был сам Зон Кляус, Верховный Мейстерзингер Гармонии, старейшина гильдии трубадуров и певцов края, человек, которому Казимир поклялся отомстить.
Выглянув из-за куста, юноша впился взглядом в лицо своего заклятого врага, пораженный красотой его жестокого лица У него был морщинистый лоб, огромные глаза, короткий нос и глубокий узкий шрам в том месте, где должны были быть губы и рот. Казимиру было всего шесть лет, когда он в последний раз видел это лицо так близко, однако он помнил его достаточно хорошо и мог сказать, что прошедшие годы были милосердны по отношению к Кляусу, почти нисколько его не состарив. Впрочем, расстояние было слишком велико, и юноша заметил только темные круги вокруг глаз своего врага – свидетельство разгульного образа жизни.
«Этот человек – настоящее чудовище, – угрюмо подумал Казимир. – Он убил мою мать, оставил меня ни с чем, но вот он здесь, стоит в роскошных одеждах, самодовольный и надутый. Я отомщу… И моя месть начнется прямо сегодня».
– Я даже не подозревал, – говорил тем временем Кляус, – что вы намерены принять участие в турнире в нынешнем году, хотя ваше присутствие всегда желанно.
Люкас взмахнул рукой, словно отметая необоснованный упрек.
– Я жажду славы не больше, чем вашей крови, Кляус.
Несмотря на завуалированную угрозу, которая прозвучала в его словах, напряжение, сковывавшее тело Верховного Мейстерзингера, слегка ослабло.
– В любом случае ваше присутствие только украсит наш праздник.
– Безусловно, – отозвался Люкас с ледяным смешком.
Клаус положил руку на плечо прославленного барда. – Пусть ваш кучер отгонит карету в конюшню. Идемте со мной, вкусим прекрасной еды, великолепного вина мекулъбрау и насладимся обществом прекраснейших женщин.
– Я одобряю ваши вкусы, Кляус, хотя предпочитаю наслаждаться вышеперечисленным в обратном порядке, – заметил Люкас, шагая рядом с хозяином.
Казимир проводил их взглядом, затем не без труда отогнал воспоминания. Он пришел сюда ради того, чтобы добыть себе костюм, а не для того, чтобы мстить. Во всяком случае – не сразу. Отрубить голову Зону Кляусу было бы действительно неплохо, однако в результате он сам падет под ударами стражников. Лучше придерживаться заранее обдуманного плана.
Он оглядел темный сад и посмотрел на повисшую в небе луну.
«Интересно, можно ли дожидаться Ториса? – задумался он. – С одной стороны, нельзя чтобы он появился в самый неподходящий момент, когда мой план начнет осуществляться, с другой стороны, не стану же я ждать человека, который сказал, что не решится последовать за мной».
– Чтоб ему пусто было, этому Торису! – прошептал он в сердцах. – Должно быть, как раз сейчас он забрался в свою койку и укрылся с головой!
Следующим пунктом в его плане стояло добыть маскарадный костюм. Ему нужно было найти пьяницу человека, который был бы пьян настолько, что не смог бы поднять шум, когда его потащат в кусты и разденут. Одновременно он не должен к этому времени изваляться в грязи или искупаться в фонтане.
Казимир внимательно оглядел гостей в поисках жертвы. Несколько человек собрались возле фонтана, и их пьяный смех звучал достаточно возбужденно и громко, однако Казимиру показалось, что лучше не рисковать. Ему нужен был одинокий гость, чье исчезновение пройдет незамеченным.
Вскоре он заметил подходящую кандидатуру. На самой дальней от музыкантов скамейке клевал носом молодой человек, и Казимир уже было пополз в его сторону, однако заметил, что один из флейтистов держится настороже, и отказался от своего замысла.
Прошло еще немало времени, прежде чем Казимир выбрал себе жертву. Это был высокий и худой человек в криво сидящей маске и плаще, который примостился возле бочки мекульбрау. Его расслабленная поза и неуверенные движения подсказали Казимиру, что гость Зона Кляуса уже успел основательно набраться. Хищно улыбнувшись, Казимир стал подкрадываться к нему сзади, держась между внешней стеной и цветущими кустарниками, которые скрывали его от взглядов веселящихся менестрелей. Пьяница тем временем не выказывал никаких намерений отойти от бочки, в лице которой он отыскал столь благодатный источник. Задрав маску на лоб, он осушил почти полную кружку алой жидкости и, снова опустив маску на лицо, налил себе еще вина, предусмотрительно упираясь головой в крутой бок бочки.
Казимир почувствовал, как рот его наполняется слюной, но не жажда была в том повинна. Опустившись на четвереньки, он приближался к человеку, который в пьяной истоме не замечал ничего вокруг.
Сад расступился перед Казимиром, он довольно скоро оказался почти на открытом месте. Единственным прикрытием ему служил только розовый куст, который находился как раз между ним и ничего не подозревающим любителем мекульбрау. Сердце юноши отчаянно стучало, а по всем мускулам распространилось уже знакомое болезненное и вместе с тем весьма приятное ощущение.
«Как мне поступить? – раздумывал Казимир. – Может быть, зажать ему рукой рот и нос и оттащить в кусты или сначала свернуть ему шею?»
«Нет, – сказал себе Казимир. – Нельзя терять над собой контроль. Мне вовсе ни к чему убивать этого долговязого любителя выпить на дармовщинку, мне нужен только его костюм. Сломанная шея – это я приберегу для Кляуса… на закуску после турнира».
Но даже сквозь куст цветущих роз он чувствовал запах своей добычи – отнюдь не соленый запах, идущий от обычного простолюдина, а сладкий, приправленный ликером и мускусом аромат аристократа. Его рот снова наполнился слюной. На языке появился приятный вкус, а сердцу стало жарко в груди Кровь застилала взор Казимира, окрашивая все вокруг в алый цвет, челюсть мелко и нервно дрожала, а дыхание с шумом вылетало сквозь оскаленные зубы. Рука поднялась словно сама собой и потянулась сквозь куст к голове ничего не подозревающего человека. Мышцы предплечья и пальцев начали конвульсивно сокращаться, и он уже почувствовал в руке мягкие локоны менестреля. Оставалось только схватить его за волосы и резко повернуть голову в сторону. Раздастся негромкий хруст и…
«Нет! – подумал Казимир, до крови прикусывая губу и с трудом сдерживая желание. – Нет, я не чудовище, не монстр!»
Он быстро отдернул руку и сжал кулаки тик, что ногти вонзились ему в ладони Острая боль заставила несколько пригаснуть сжигавшее его пламя. Казимир снова протянул руку, но лишь для того, чтобы подтянуть поближе к глазам полураспустившийся бутон. Пытаясь отвлечься, он долго рассматривал сложный узор раскрывающихся лепестков, затем прижал к носу нежный цветок и полной грудью вдохнул его нежно-сладкий аромат.
Понемногу Казимир успокаивался, и его дыхание снова стало спокойным и ровным. Он разжал руку и увидел, что ногти его окаймлены красным, а на ладонях остались четыре; глубокие царапины в форме полумесяца.
Он был слишком близок к тому, чтобы потерять самообладание. Голод, проснувшийся внутри него, был силен. Даже слишком силен. Но он не должен поддаваться голоду, он не должен уступать своим желаниям. Он исполнит то, что ему предстоит, быстро и четко, словно ему платят за это, не смакуя и не извлекая из происходящего радости. Например, для того чтобы получить костюм, не обязательно кого-то убивать.
Казимир привстал на цыпочки за кустом и быстро оглядел окрестности. Похоже, никто на них не смотрит. Молниеносно, как атакующая змея, Казимир просунул руку под маску пьянчужки и опрокинул его за кусты. Перекинув ноги через его узкую грудную клетку, юноша уселся на трубадура верхом и сорвал с него маску. Испуганные глаза жертвы уставились на Казимира снизу вверх, и он, взмахнув кулаком, крепко стукнул певца по челюсти. Тот мигом обмяк, и глаза его закрылись. Двенадцать лет в приюте научили Казимира быстро заканчивать драку, но никогда ему еще не помогало в этом мекульбрау.
Маскарадный костюм оказался Казимиру как раз впору. Кружевная шелковая рубашка, алый бархатный жилет и вышитая перевязь, тонкие чулки, широкие белые панталоны, скрывавшие мускулистые ноги юноши, башмаки с длинными загнутыми носками, а также длинный темный плат, с капюшоном – все это было как нельзя более уместно на маскараде аристократов. Кроме того, надев на себя новую одежду, Казимир почувствовал себя совершенно другим человеком, словно он навсегда расстался с нищетой своего сиротского приюта.
Последней Казимир нацепил на лицо изысканную маску. Венчали ее два пера – небесно-голубое и кроваво-красное, а сама маска была искусно вырезана из толстого дерева и покрашена в белый цвет. Изображенное на ней лицо было перекошено и изуродовано страданием, и Казимир осторожно провел кончиками пальцев по резким морщинам, образовывавшим маниакально-демоническую улыбку. Чуть ли не с благоговением он поднял маску к лицу и завязал на затылке эластичные тесемки. Несмотря на свой немалый вес и отсутствие гибкости, маска оказалась на редкость удобной.
Когда Казимир выступил из-за розового куста, с губ его сорвался сухой смешок. В глубине души он наполовину был уверен в том, что собравшиеся встретят его гневными обвиняющими криками, однако никто не обратил на него внимания. Он сделал первый неуверенный шаг на дорожку, и под ноги ему попало что-то круглое. Наклонившись так, чтобы разглядеть предмет сквозь узкие щели в толстой маске, Казимир обнаружил кружку, оброненную злосчастным бардом. Наклонившись, юноша подобрал ее и, обернувшись к бочке с вином, наполнил до краев.
Красное вино казалось довольно прозрачным, однако Казимир сразу почувствовал в кружке его маслянистую плотную тяжесть. Не видя никого поблизости, Казимир сдвинул маску на лоб и с жадностью осушил свой бокал. Выдержанное вино обожгло горло с неожиданной силой, но он заставил себя проглотить его. На глазах Казимира навернулись слезы.
Опустив кружку, Казимир с ужасом заметил, что перед ним стоит Геркон Люкас. Поспешно надвинув маску обратно на лицо, юноша проглотил остававшееся во рту вино.
– Говорят, что, когда человек впервые пробует мекульбрау, его язык отказывается произносить что-либо кроме правды, – сказал черноволосый миннезингер, испытующе глядя на Казимира.
Я пью вино не впервые, – солгал Казимир.
Люкас невесело рассмеялся, и юноша получил возможность внимательнее рассмотреть острые черты лица барда. Тот был В широкополой шляпе, из-под которой падали на широкие плечи волнистые черные волосы. Он носил такую же черную, аккуратно подстриженную бороду и длинные усы с навощенными кончиками, а в левом его глазу сверкала ледышка монокля.
Монокль холодно уставился на Казимира:
– Мне показалось, что я узнал вас, пока маска была поднята. Мы встречались?
Казимир почувствовал, что краснеет, и был рад тяжелой маске, закрывавшей его лицо.
– Не думаю. Не скрою, ваше имя и ваша слава мне известны, мастер Люкас. Я не столь известен, и потому вы лишены того небольшого преимущества, какое есть у меня, – ответил юноша, старательно подражал аристократической манере говорить.
На сей раз смех Люкаса прозвучал вполне искренне:
– Откройте мне, явились ли вы сюда лишь затем, чтобы как следует напиться, или же вы принадлежите к тем честолюбивым пиитам, что желают выдернуть стул из-под достопочтенного Зона Кляуса?
– Если я выдерну стул, а он окажется настолько глуп, что сядет, я думаю, природа сделает остальное, – заключил Казимир.
Он помнил, что во время разговора Люкас без труда запутал и сбил с толку самого Кляуса, и был полон решимости показать, что он – вовсе не глупец.
– Кроме того, на трон Гармонии имеет право претендовать любой, кто родился в этом городе.
– Да у вас, оказывается, преострый язычок! Вам необходимо держать его за зубами, мой друг. Кстати, как ваше имя? – проворчал Люкас.
Казимир покачал головой:
– Нет, сэр, я не скажу вам своего настоящего имени. В конце концов, это маскарад.
Геркон Люкас прищурился, и на его губах появилась довольная улыбка.
– Мне не нравится твой запах, парень, – неожиданно заявил он. – От тебя пахнет тьмой и свежей кровью, однако свои самые страшные пороки ты умело маскируешь сладким запахом честолюбия и амбиций. – Он замолчал, медленно облизывая губы. – Надеюсь, ты проиграешь соревнование. Если твое честолюбие подлинное, то свои силы и могущество ты бесцельно растратишь, сидя на троне Гармонии.
– А я желаю того же самого Зону Кляусу, – сухо ответил Казимир.
Люкас неожиданно широко зевнул и потянулся всем телом, одновременно оглядывая сад. Его скромная улыбка превратилась в зловещую гримасу.
– Взгляни, Гастон снова готовится исполнить свою пародию на балладу о Ночной Повитухе. Я уже слышал ее в прошлом году в его исполнении. Признаться честно, он действительно неплохо представляет ее в образе проститутки, подручной самой Смерти.
– Эта баллада никогда мне не нравилась.
Геркон обернулся, глядя на Казимира с неподдельным интересом:
– Твои склонности, как мне кажется, слишком уж полярно противоречивы.
– Какие есть, – отозвался юноша, ставя кружку на землю рядом с бочкой и поворачиваясь чтобы уйти.
У него не было никакого желания поддерживать светские разговоры с кем бы то ни было. Казимир желал только зарегистрироваться в качестве участника состязания и убраться восвояси. Чем дольше он промедлит, тем больше вероятность того, что его жертва очнется и поднимет тревогу да еще укажет на него как на самозванца. Нужно поскорее расписаться в регистре и отчаливать.
Книга регистрации находилась на небольшом аналое на противоположной стороне сада, и Казимир прямым ходом направился к ней, прокладывая себе путь сквозь группы болтающих о всякой ерунде гостей. Книгу, однако, охранял плотный человек в черной одежде, чья выбритая голова сверкала в свете масляных светильников, как начищенный медный таз. Лицо человека в черном напоминало кошелек, туго стянутый завязками. На вздернутом носу чудом удерживались странные круглые очки.