Кинг Валери. Свадьба на Рождество

   — Ну еще бы! Она ведь любит тебя, а кроме того, она — настоящая Лейтон.
   Лоренс улыбнулся.
   — Мы без конца спорили о ее участии в моих делах. Я ей тысячу раз запрещал…
   — А она тебя не слушала. Все правильно: у нее больше упрямства, чем здравого смысла.
   — Да, но я люблю ее за это, и если я когда-нибудь выпутаюсь из этой истории… — Он не договорил.
   — Поэтому-то я и здесь, — торжественно объявил Хью. — Амабел все мне рассказала, и Мэри тоже. Я хочу теперь знать, где можно найти адвоката, который оболгал тебя.
   Луч надежды блеснул в глазах Лоренса.
   — Его фамилия Миклс. Джеффри Миклс. У него контора на Черч-стрит. Тебе любой лавочник покажет — его все знают. Хотя последнее время дела у него идут хуже, чем раньше: он предпочитает выпивку работе.
   — Я пойду к нему сейчас же. А теперь скажи: когда я с ним договорюсь, к кому лучше обратиться, чтобы уладить все законным образом?
   Лоренс задумался.
   — Попытайся убедить сквайра Кабли поверить Миклсу. Он — местный мировой судья и командует ополчением. Его все уважают, но сейчас он целиком на стороне сэра Руперта. Однако я уверен, что, если бы Кабли узнал правду, он мог бы мне помочь.
 
   Вечером Мэри и Амабел ожидали в розовой гостиной возвращения Хьюго. Мэри сидела в кресле у камина, Амабел — на софе напротив нее. Погруженная в свои мысли, она неотрывно смотрела на геометрический рисунок ковра, и слезы туманили ее глаза. Мэри с тревогой наблюдала за ней. Страх у нее на душе то вздымался, как птица, то камнем падал вниз. Время летело, а Хью все не возвращался из Эбботс-Энд, хотя обещал вернуться до темноты.
   Все разговоры прекратились полчаса назад. Бесконечные предположения о том, удалось ли Хью чего-нибудь достичь или сэр Руперт все-таки схватил Лоренса, стали бесцельными и мучительными. Оставалось только ждать.
   Когда в холле раздались быстрые шаги, Мэри наклонилась вперед, вцепившись в подлокотники кресла, а Амабел вскочила, не сводя глаз с двери. Появился запыхавшийся Сиддонс.
   — Что случилось? — воскликнула Амабел.
   Сиддонс тяжело перевел дух. Его покрасневшее лицо исказилось от страха.
   — Они его схватили, мисс! Народ со всей округи собирается в город, узнав, что Белого Принца поймали. Колвич только что вернулся оттуда. Он не нашел лорда Рейнворта.
   Мэри встала и, быстро подойдя к Амабел, обняла ее за плечи. Амабел вытирала слезы.
   — Мы должны поехать туда, Сиддонс. Немедленно!
   — Я уже велел закладывать карету, а Жанетту послал за вашими накидками.
   — Благодарю вас, — прошептала Амабел.
 
   Через полчаса, в шляпе и накидке, Мэри смотрела в окно кареты. Лошадиные головы загораживали ей вид, но она все же заметила, что дорога в Эбботс-Энд заполняется людьми. Сторонники Белого Принца со всех сторон направлялись в городок. Когда они уже подъезжали, им бросились в глаза разгонявшие тьму факелы.
   — Это мятеж! — воскликнула Амабел, схватив Мэри за руку. — Я уже отсюда слышу крики… Я боюсь! Что, если сэр Руперт уже успел его повесить?
   — Ты не должна даже думать об этом! К тому же при таком стечении народа сэру Руперту не позволят совершить это черное дело. Я думаю, он не будет рисковать.
   Чем ближе они подъезжали, тем теснее становилось на дороге от людей, повозок и карет. В нескольких сотнях ярдов от моста Амабел опустила стекло со своей стороны и окликнула какого-то человека:
   — Что случилось, Джейкоб?
   Присмотревшись, Мэри увидела, что это не кто иной, как Джейкоб Райт, державший на плече одного из своих сыновей. Амабел не могла расслышать его ответа, поскольку со всех сторон их окружала толпа. Она высунулась из окна, а Джейкоб пошел рядом с каретой, которая в это время пересекала мост.
   Минуту спустя Амабел пересказала все Мэри.
   — Сэр Руперт нашел Лоренса в конюшне рядом с кузницей два часа назад. Когда распространился слух о том, что Белого Принца поймали, его сторонники поспешили в город. Ты видишь, чего нам удалось достичь? — воскликнула она с гордостью. — Люди идут сюда из самого Честерфилда! Его любят, Мэри! Только мы должны поскорее попасть туда. Джейкоб говорит, что уже стало известно, кто он. Сэр Руперт непременно постарается его уничтожить!
   Кучер погонял лошадей. Узнав экипаж Рейнворта, толпа почтительно расступилась. Мэри слышала разочарованные возгласы, когда люди убеждались, что лорда Рейнворта в карете нет.
   — Хью тоже уважают, — сказала Амабел. — Все знают, как он заботится о своих арендаторах. Я надеюсь, что ему удастся остановить это безумие, прежде чем Лоренс или другие невинные люди пострадают.
   Мэри смотрела на нее и удивлялась, что в свои шестнадцать лет Амабел взрослее Джудит и Констанции. Она видела в толпе много женщин и детей — здесь и правда были невинные люди! — но ей не приходило в голову, что солдаты могут применить оружие.
   Экипаж приближался к рыночной площади, и Мэри чувствовала, что ей становится дурно от страха. Крики слились в ее ушах в постоянный гул.
   — Их здесь, наверное, тысяч пять и даже больше! — воскликнула она. — А солдаты верхом с обнаженными саблями! О боже!
   Мэри понимала, с какой легкостью это скопление народа могло превратиться в неуправляемую обезумевшую толпу. От страха она едва могла дышать. Если бы Хью был здесь, он смог бы предотвратить несчастье, но его нигде не было видно…
   Когда карета наконец выехала на площадь, перед ними предстало такое страшное зрелище, что Мэри едва не потеряла сознание.
   На эшафоте футов в пятнадцать высотой у наспех сколоченной виселицы стоял с петлей на шее Лоренс с окровавленным лицом. Палач держал его за плечо.
   Амабел громко ахнула. Мэри притянула ее к себе, и Амабел разрыдалась, уткнувшись ей в шею.
   — Он жив, Белла! — прошептала Мэри. — Главное, он жив!
   Она видела, что Лоренс стоит обеими ногами на досках, но нетвердо, покачиваясь, и то и дело поводит головой, как будто стараясь избавиться от петли: Очевидно, он находился в полубессознательном состоянии и плохо понимал, что с ним происходит…
 
   Хью пробирался по Черч-стрит, крепко держа за руку Джеффри Миклса. Он не боялся, что тот вырвется и убежит, но опасался, что толпа может их разлучить.
   С того момента, как Хью расстался с Лоренсом в конюшне, ему казалось, что он живет в каком-то кошмаре. Время летело неумолимо. Явившись в контору Миклса, Хью узнал, что тот уехал на целый день. Где его найти? Клерки долго переминались с ноги на ногу и переглядывались, но наконец сообщили, что Миклс скорее всего в пабе или в пивной одной из гостиниц — в «Дельфине» или в «Кошке со скрипкой».
   Миклс был горьким пьяницей. Хью понял это сразу, когда нашел его наконец на окраине городка в каком-то жалком заведении, кишащем крысами. Ему пришлось силой вытащить Миклса из-за стола во двор и окунуть головой в кадку с дождевой водой, чтобы привести его в чувство.
   Миклс сопротивлялся, отдуваясь и плюясь. Но Хью уже знал, что Лоренса поймали, и был готов на все. Миклсу здорово от него досталось, хотя это едва ли можно было назвать дракой: Миклс с трудом держался на ногах.
   Только повалив своего противника на снег, Хью сумел объяснить ему, в чем дело. Потасовка освежила адвокату мозги, и он выслушал Хью, трезвея с каждой минутой. Лицо его омрачилось. Было видно, что все эти годы совесть не давала Миклсу покоя.
   — Я не стану скрывать правду ни минутой дольше, — сказал он. — Ведите меня к сквайру Кабли! Он единственный, кто может остановить сэра Руперта.
   Когда Хью дотащил Миклса до площади, он ужаснулся тому, что увидел. Сэр Руперт, взобравшись на эшафот, призывал толпу позволить ему осуществить акт правосудия, которого он добивался два года, — повесить преступника и негодяя Белого Принца. Хью с ужасом чувствовал, как сэр Руперт постепенно подчиняет себе слушателей своим ровным твердым голосом.
   — Лоренс Самеркот всем вам досадил — всем без исключения! Наконец-то нам удалось вывести его на чистую воду! Чего он рассчитывал достичь, прикидываясь защитником бедняков? Вернуть себе наследство, на которое он утратил все права! Он собирал награбленное у порядочных людей, чтобы обеспечить себя. Повесить его! Повесить за презрение к законам Англии и к нам всем!
   Одобрительный гул сотряс толпу, поднимаясь над соломенными крышами в темное небо. Миклс забормотал, что он пришел поздно, слишком поздно.
   — Нет, не поздно! — Хью потащил его к эшафоту.
   В это время раздался новый вопль толпы:
   — Да здравствует Белый Принц!
   Хью увидел впереди солдат с саблями наголо. Еще несколько минут, еще какая-нибудь провокация — и площадь превратится в кровавое месиво. У толпы нет никаких шансов против вооруженных солдат.
   Сэр Руперт снова обратился к народу, своим четким ровным голосом перечисляя преступления Белого Принца. Толпа заколебалась — сэр Руперт умел убеждать.
   «Только бы успеть добраться до эшафота! — думал Хью. — Еще несколько шагов…»
   — Смерть Белому Принцу! — кричали сторонники сэра Руперта.
   Хью наконец добрался до ступеней, охраняемых солдатами. Его узнали и пропустили. Ступени и эшафот дрожали у него под ногами, и Хью забеспокоился, выдержит ли это сооружение, — ведь он тащил за собой адвоката.
   Их появление на эшафоте произвело огромное впечатление. Толпа стихла. Некоторые выкрикивали его имя, и Хью это поразило. Он вглядывался в освещенные факелами лица. В основном это были фермеры, но попадалась и «чистая» публика. Неподалеку от эшафота он увидел свою карету, а в ней Мэри и Амабел. Высунувшись из окна, сестра что-то ему крикнула, но он не расслышал.
   Амабел указывала куда-то рукой. Проследив направление ее жеста, Хью ужаснулся. Неудивительно, что он сразу не узнал Лоренса — так изуродовали его люди сэра Руперта. Распухшее багровое лицо Лоренса было в крови, разбитые губы кровоточили. Он пошатывался, с трудом удерживаясь на ногах. На шее у него была петля.
   Хью хотел броситься к нему, но у него была более важная задача — доказать, что Лоренс невиновен.
   — Его нужно судить по закону! — закричал Хью, указывая на Лоренса. — Здесь со мной человек, который может свидетельствовать о том зле, которое было причинено Белому Принцу.
   Когда сэр Руперт увидел Джеффи Миклса, он побледнел. Хью думал, что все быстро уладится, но баронет неожиданно расхохотался.
   — О чем может свидетельствовать пьяница?! Разве что о качестве пива в «Дельфине»!
   Среди его сторонников раздался хохот.
   Выждав минуту, Хью обратился к сквайру Кабли:
   — Выслушайте его, сквайр! У этого человека есть сведения, оправдывающие Лоренса Самерко-та. От себя могу сказать только одно: все, что Белый Принц отнимал у богачей и знати — а я был одной из его жертв, — он отдавал беднякам. А теперь, прошу вас, выслушайте мистера Миклса!
   Толпа подчинилась, глядя то на сквайра Кабли, сидевшего на вороном коне у эшафота, то на Хью.
   Кабли, седой короткошеий человек с проницательными карими глазами, поднял голову, чтобы получше разглядеть лорда Рейнворта.
   — Если вы считаете, что мистера Самеркота обманом лишили наследства, милорд, то уверяю вас, вы ошибаетесь!
   Хью хотел ответить, но Миклс опередил его:
   — Сэр Руперт Хаклоу подкупил меня, чтобы я подделал завещание отца Лоренса Самеркота! Но я не желаю больше покрывать этот обман, поскольку собственными глазами вижу бедность, в которую сэр Руперт поверг жителей своего поместья. И у меня есть доказательства. Сэр Руперт не знает, что в моей конторе хранится подлинное завещание.
   При этих словах толпа стихла. Все было ясно — если мистер Миклс предъявит завещание, сэру Руперту придется плохо.
   — Я рассмотрю завещание! — крикнул сквайр Кабли. — Если оно подлинное…
   Но продолжить ему не удалось: сэр Руперт кинулся на Джеффри Миклса.
   — Ты жалкий, лживый…
   Обхватив Миклса за пояс, он тяжело рухнул вместе с ним на доски эшафота. Наспех воздвигнутое сооружение зашаталось. Женщины закричали. Хью увидел, что петля затянулась на шее Лоренса, и подхватил его под мышки, чтобы он не задохнулся. В это время сторонники Лоренса подняли на эшафот человека с ножом в руках. В одну секунду петля была разрезана, и Лоренс тяжело привалился к Хью, задыхаясь, откашливаясь.
   Эшафот все еще шатался. Хью и Лоренс, не устояв на ногах, упали на колени. Внезапно на другом конце эшафота, где Миклс все еще боролся с сэром Рупертом, опора рухнула, край обломился, и оба полетели вниз под ноги отшатнувшейся толпы.
   На мгновение настала мертвая тишина. Хью, оставив Лоренса, бросился на помощь Миклсу. Когда ему удалось пробиться сквозь толпу, он увидел, что сэр Руперт мертв. Миклс, упавший на него, уже поднялся и стоял рядом, глядя на баронета невидящими глазами.
   — Хаклоу мертв! — крикнул кто-то поблизости. — Он ударился головой о булыжники!
   Известие быстро распространилось среди заполнявшего площадь народа. Отдав несколько распоряжений, Хьюго подвел Миклса к сквайру Кабли.
   — Давайте доведем это злополучное дело до конца, — сказал он.
   Сквайр согласился, нескольких солдат послали в адвокатскую контору за завещанием, и вскоре народу сообщили все, что удалось обнаружить.
   Завещание отца Лоренса, найденное в конторе Миклса, оказалось подлинным. Подписавшие его в свое время свидетели признали свои подписи, и сквайр Кабли заявил, что земли Лоренса должны быть ему возвращены. Лоренс вернулся на площадь и обратился к толпе, хотя с трудом мог шевелить рассеченными губами. Он пообещал вернуть владельцам все деньги, отобранные у них в бытность его Белым Принцем.
   Между тем в толпе все еще раздавались отдельные голоса, требующие для Белого Принца сурового наказания. Сквайр Кабли объявил, что все, у кого есть претензии к Лоренсу Самеркоту, должны обратиться к нему. Поскольку сквайр был известен непреклонностью своих суждений, Хью очень сомневался, чтобы кто-нибудь решился их оспаривать.
   Когда толпа начала расходиться, Хью отвел Лоренса к своей карете и препоручил заботам Амабел. Встретившись взглядом с заплаканной Мэри, он спросил:
   — Ты все еще мною недовольна?
   Она рассмеялась сквозь слезы:
   — Иди, садись скорее, дурачок!
   Через минуту-другую экипаж был уже на пути в Хэверседж-Парк.

25

   Последствия смерти сэра Руперта не заставили себя ждать. Как только его преступление было доказано, Давдэйл-Мэнор был возвращен Лоренсу, а он, в свою очередь, поспешил вернуть деньги пострадавшим от его нападений. К их чести, большинство жертв Белого Принца отдали возвращенные им деньги в помощь беднякам графства.
   Хью дал согласие на брак Амабел с Лоренсом, поставив единственное условие: подождать со свадьбой, пока невесте не исполнится семнадцать лет. Волна поздравлений хлынула в Давдэйл-Мэнор и Хэверседж-Парк при известии о предстоящем союзе таких уважаемых семейств.
   По просьбе леди Хаклоу сэр Руперт был похоронен на кладбище при церкви в Фрогвелле, вдали от места его трагической гибели. Отпевание было кратким, сама церемония погребения еще короче. Вдову сопровождали Гонория, Хьюго и мистер Белпер. Гонория с теткой жили теперь в Хэверседж-Парке, так как в Давдэйл-Мэнор по праву обосновался Лоренс.
   После похорон леди Хаклоу провела остаток дня в своей комнате, как и весь следующий день. Однако за два дня до Рождества она появилась в гостиной — в траурном платье, мрачная, но с сухими глазами. Ее твердая натура осталась непоколебимой даже перед позором, который навлекло на нее преступление мужа. Она вела себя так, словно ничего не случилось, по своему обыкновению расспрашивая всех о здоровье и об их делах.
   Мэри подобное поведение, наверное, восхитило бы, если бы она не заподозрила, что такое спокойствие вдовы свидетельствовало о полном равнодушии ее к покойному супругу. Теперь, когда смерть баронета положила конец их союзу, леди Хаклоу поставила себе целью начать все сначала. Этот ее план предусматривал скорейшее замужество племянницы, пусть даже в нарушение всех приличий. При обычных обстоятельствах смерть такого близкого родственника требовала бы отложить всякие празднества по меньшей мере на полгода. Но леди Хаклоу считала, что свадьбу откладывать не следует — в этом она видела свой долг перед племянницей.
   — Гонория не должна страдать из-за неблагоразумных поступков Хаклоу, — твердо заявила она Хью. — Можете быть уверены, что свадьба состоится на Рождество.
   При этих словах у Мэри упало сердце. Она не сомневалась, что, если бы траур был соблюден и свадьбу отложили, чувство Гонории к мистеру Белперу расцвело бы пышным цветом. А теперь бедная девушка вынуждена будет последние несколько дней перед свадьбой провести не в обществе мистера Белпера, а в слезах и одиночестве. Смерть сэра Руперта поразила Гонорию гораздо сильнее, чем леди Хаклоу.
   Мэри успела достаточно хорошо узнать характер Гонории и понимала, что та остро ощущает позор преступлений сэра Руперта. Ее мнение подтвердилось, когда в минуту редкой откровенности Гонория призналась ей в своих чувствах.
   — Если бы у меня хватило мужества, — сказала она, прижимая платок к глазам, — я бы отказала Рейнворту. Я навлекла на него такой позор! Он должен теперь презирать меня…
   Мэри подумала, что ради разрыва Хью с Гонорией ей следовало бы поощрить у Гонории такое настроение, но она не смогла этого сделать. Как бы ей ни хотелось, чтобы Хью был свободен, она не могла позволить Гонории так заблуждаться насчет характера ее жениха.
   — Рейнворту это безразлично, — сказала она. — Он настоящий джентльмен, не только в обычном понимании этого слова, но по благородству натуры. Он никогда не станет винить вас за поведение дяди, а тем более презирать.
   Гонория слабо улыбнулась.
   — Он очень добр, а я, наверное, дурная женщина, потому что я бы в такой ситуации поступила по-другому. Если бы его родственник совершил такое преступление, я бы разорвала помолвку.
   Гонория расплакалась.
   Глядя на нее, Мэри думала о том, какая ирония судьбы, что спасение Лоренса положило конец ее собственным надеждам. Конечно, она была рада, что ее друг жил теперь благополучно в Давдэйл-Мэнор, но она заплатила за это слишком дорого. Гонория теперь нуждалась в Хью и его положении больше, чем когда-либо…
 
   В канун Рождества семейство Лейтон, а также Гонория, леди Хаклоу и мистер Белпер сидели в гостиной у камина. Сильно уменьшившееся рождественское полено — но все еще довольно внушительного размера — было обложено теперь со всех сторон небольшими поленьями, и пламя заливало комнату ярким светом.
   Хью задумчиво смотрел в огонь, размышляя о всех переменах, происшедших в его жизни со времени приезда Мэри три недели назад. Ему казалось, что за эти три недели он прожил целую жизнь и теперь собирался начать новую. Даже мировоззрение его изменилось — он был полностью осведомлен о нуждах общества и далеко не равнодушен к той роли, которую ему предстояло в нем играть на протяжении многих лет. Он уже сообщил Гонории о своем намерении занять свое место в палате лордов будущей весной. Хью ожидал возражений, но ошибся. Дух Гонории был сломлен происшедшим. Она стала кроткой, и он не сомневался, что эта девушка будет ему покорной женой.
   Но в том-то и дело. Он не желал иметь покорную жену. Он желал Мэри! Хью улыбнулся про себя, подумав, что, если бы она стала его женой, у него не было бы ни минуты покоя.
   Он вздохнул. Мэри никогда не будет с ним рядом, если только…
   Но он не мог просить Гонорию расторгнуть помолвку. Просто не мог! Она была потрясена злодейством сэра Руперта и должна была поддержать леди Хаклоу, заняв высокое положение в обществе.
   И все-таки Хьюго был теперь твердо убежден, что они с Гонорией не пара. Если он женится на ней, это будет ужасной ошибкой. В его семье ей никогда не прижиться. Должна же она это понимать!
   Как бы то ни было, Хью решил все-таки попытаться. Вдруг она отпустит его? Когда Гонория пожелала всем спокойной ночи, он последовал за ней.
   — Подождите минуту, Гонория. Зайдите, пожалуйста, со мной в библиотеку. Я хочу вас кое о чем попросить.
   Она опустила глаза, и жалость охватила его при виде ее печального лица. Предложив ей руку, Хью повел ее наверх.
   Войдя в библиотеку, он усадил Гонорию на софу, сел рядом и взял ее за руку. Она все еще избегала встречаться с ним глазами, и Хью не мог понять, о чем она думает. Догадывается ли она, что он хочет ей сказать? В сущности, Гонория всегда была для него загадкой. Вся ее душевная жизнь шла где-то глубоко внутри, только изредка находя внешнее проявление. В самом деле, трудно было бы найти менее подходящую пару, чем они!
   — Мне нелегко изложить вам свою просьбу, — начал он, слегка поглаживая ее руку.
   — Вы недовольны мной? — спросила она поспешно.
   — Нет-нет, не в этом дело! Вы были ко мне в высшей степени внимательны. — Хью нахмурился, удивляясь, почему она задала ему такой вопрос.
   — Тогда я не понимаю, почему вы нашли необходимым говорить со мной сейчас, если я ничем не вызвала вашего неудовольствия.
   Хью вздохнул. Она, видимо, поняла его цель.
   — Ваше внимание ко мне удовлетворило бы самого требовательного человека, а я не из их числа. Почему вы не смотрите на меня?
   Гонория наконец взглянула ему прямо в лицо.
   — Я не могу разорвать нашу помолвку, Рейнворт, хотя и вижу, что вы этого желаете. Я… у меня ничего нет! А тетушке необходимо, чтобы я своим замужеством упрочила ее положение в свете. К тому же единственное счастье в своей жизни я познала здесь, в Хэверседже. Я не могу позволить вам отнять его у меня.
   — Вы нашли здесь счастье? — спросил пораженный Хью.
   — О, да…
   Хью не мог ей поверить. Он всматривался ей в лицо, ища следов притворства, но не нашел их. Она говорила от души.
   Хью отпустил ее руку, встал и, медленно пройдясь по комнате, остановился у одного из окон. Он смотрел на видневшийся вдали лес, на темное звездное небо. Интересно, когда теперь опять пойдет снег? Сиддонс предсказывал метель на Рождество…
   «Снег нам нужен, — думал он. — Дороги превратились в грязное месиво после событий в Эбботс-Энд. Если войти в дом, не вытерев тщательно ноги, кухарка и миссис Певистон житья не дадут, будь ты хоть и шестой виконт!»
   Хью улыбнулся, с любовью подумав о непринужденной дружеской атмосфере своего дома.
   Присутствие Гонории положит всему этому конец. Как могло случиться, что он сделал предложение такой неподходящей женщине?! До приезда Мэри он этого не сознавал. Удивительно, что он не наделал еще худших ошибок…
   Взглянув на Гонорию, Хью увидел, что ее устремленные на него глаза полны страха. У него сжалось сердце, и он наконец принял окончательное решение. Она станет его женой, и он будет заботиться о ней со всей нежностью, на которую только способен.
   Улыбнувшись, Хью протянул ей руку:
   — Мы всегда неплохо ладили, Гонория. При взаимной доброжелательности мы скоро покажем всем, каким должен быть супружеский союз.
   Гонория встала и, слабо улыбнувшись, подошла к нему. Она не взяла его руку, но позволила ему обнять ее, что очень тронуло Хью, особенно когда она сама обняла его и положила голову ему на плечо. Он привлек ее к себе.
 
   Мэри думала, что в библиотеке никого нет, и открыла дверь без стука. Она пришла за книгой для Беатрисы и была поражена, застав Гонорию в объятиях Хью. Хотя что особенного в том, что человек обнимает свою невесту?.. Она открыла было рот, чтобы извиниться, но что-то во взгляде Хью, брошенном на нее поверх головы Гонории, остановило ее.
   Мольба? Нет. Отчаяние? Да.
   Только поняв этот взгляд, Мэри выскользнула обратно в коридор. Сердце у нее сжалось. Ему даже не нужно было объяснять ей, что произошло.
   С трудом держась на ногах, она прислонилась к стене. Слезы выступили у нее на глазах. Она не заметила, что кто-то подошел к ней, Пока голос мистера Белпера не нарушил ее печальные размышления.
   — Мисс Фэрфилд? — спросил он заботливо. — Вы очень бледны, и уж не слезы ли я вижу на ваших прелестных зеленых глазах? Что-нибудь случилось?
   Посмотрев на доброго викария, Мэри улыбнулась и положила руку на его рукав.
   — Ничего особенного, просто… лорд Рейнворт разговаривает там с Гонорией. Было время, я думала…
   — С Гонорией? — повторил мистер Белпер. Мэри увидела боль в его глазах.
   — Да, — сказала она. — Гонория, кажется, чем-то расстроена, и он утешает ее.
   Рука викария беспомощно опустилась, и он отвернулся.
   — Я… я очень рад за нее, что она помолвлена с человеком, чести. — Он помолчал, устремив взгляд куда-то далеко, и, казалось, совсем забыл о ее присутствии. Потом викарий мигнул несколько раз и откашлялся. — Я вспомнил, что у меня дома неоконченные дела. Я надеюсь, вы извините меня. Если лорд Рейнворт спросит обо мне, скажите ему, пожалуйста, что я уже ушел. Надеюсь увидеть вас завтра. Спокойной ночи.
   Так и не подняв на нее глаза, он повернулся и направился к лестнице.
   Мэри и сама собиралась уйти, когда вдруг заметила, что мистер Белпер уронил что-то на пол. Это была старинная монета — вероятно, найденная в одной из пещер, — завернутая в изящный кружевной платочек. Мэри подняла монету и увидела на платке инициалы Гонории, вышитые лавандовым шелком. Очевидно, это был прощальный подарок викария…
   Мэри стало мучительно жаль себя, жаль мистера Белпера. Завтра Рождество, и Хью с Гонорией поженятся. Сейчас уже слишком поздно, чтобы этому помешать.