– Я не стыжусь. – Элейн вскинула подбородок. – Я буду ждать тебя.
   – Меня?
   – Я знаю, ты не можешь. Пока. Но я буду ждать, когда и тебе отпустят грехи.
   – Почему? Я считал, ты хочешь именно этого.
   – Потому что я думала об этом... думала... – Элейн посмотрела в сторону озера, на облака. – А вдруг что-нибудь пойдет не так? Вдруг нас убьют?
   – Тем более. Это смертные грехи, ты знаешь. Тебе грозит проклятие.
   – И отлучение от церкви даже за общение с тобой. Я спросила его, и он мне так сказал.
   – Ты спросила его?
   – Я не сказала твое имя. Просто спросила, как будто сомневалась.
   Аллегрето стиснул зубы.
   – И он правильно ответил. Но ведь мы женаты, следовательно, ты можешь общаться со мной без наказания. Я сам интересовался подобными вопросами.
   Элейн посмотрела на него. Да, жена не должна избегать собственного мужа, это правда.
   – Мы женаты, – упрямо повторил он. – И получим благословение в церкви, когда сможем. Нельзя откладывать другое. Тут исповедник, ты хотела получить отпущение грехов... нельзя откладывать!
   – Я подожду. – Она улыбнулась, словно знала тайну, неизвестную ему.
   – Елена! В опасности твоя бессмертная душа. – Ее легкомыслие почему-то раздражало Аллегрето.
   – Ты что, священник, чтобы тревожиться о моей бессмертной душе?
   – Нет, я не священник. Но ад не игра в морру, чтобы ты могла с улыбкой говорить о нем. Я не хочу подвергать тебя опасности проклятия. Не обременяй мою совесть и этим.
   – А я не хочу попасть на небеса, зная, что тебе туда нет дороги. Поэтому я подожду.
   – Елена! Риск...
   – Да, я это понимаю. Но я так решила. Я буду скучать по тебе в загробном мире. Я буду горевать.
   Он безмолвно покачал головой. Если бы она предложила ему несметные богатства, города с золотыми башнями, протянула бы на ладони звезды, солнце и луну, он бы мог говорить. Но сейчас – нет. Она будет скучать по нему. Она будет горевать по нему. Она не понимала, чем рискует. Он читал поэмы, церковные гимны и проповеди об этом, изучал страшные фрески с изображением ада. Ради него она ставила на карту спасение своей души... Ему казалось, что он сейчас умрет, где стоял, просто от замешательства. Аллегрето положил руку на кинжал, чтобы ощутить нечто понятное, надежное.
   – Это безумие. Иди покайся. И оставайся там.
   Элейн не повернулась, не побежала туда, где безопасно, где до сих пор стоял у двери церкви священник, дожидаясь ее возвращения.
   – Нет. Я буду ждать тебя.

Глава 19

   Элейн знала, когда она в немилости. Ей были знакомы его убегающие взгляды и поджатые губы, после того как она совершала проступок. Аллегрето ничего больше не говорил, не упоминал о своем приказе остаться со священником, и долгие часы плавания по громадному озеру прошли в молчании.
   С севера дул холодный ветер, гоня маленькие волны, разбивавшиеся о нос лодки. Облаченный в крестьянскую накидку с капюшоном, Аллегрето вместе с Джироламо работал веслами. Он был вооружен, и Элейн не осмеливалась прикоснуться к нему, чтобы не нарушить их молчаливый договор. Она только смотрела, как во время гребли напрягались мускулы на его ногах, и мысли, приходившие ей в голову, могли бы вызвать у проповедников ярость и плевки.
   Лодка казалась совсем крошечной, не больше щепки, подскакивающей на волнах под горами невероятной красоты. Мимо проплывали скалы, надвигаясь, как стены гигантского замка, и уходя вверх ярус за ярусом, по которым не мог взобраться ни один человек. Джироламо предпочел держаться середины озера, подальше от лодок и барж, поселений и замков, расположенных вдоль скал. Уже близился вечер, когда они проплыли под огромным каменным уступом, но солнце все же пробилось сквозь облака, и вода под ним засверкала серебром. Они увидели блестевший залив, по которому медленно, как стая белых птиц, плыли маленькие парусные лодки, направляясь к стенам и причалам большого города.
   Элейн тотчас его узнала. У нее осталось лишь смутное воспоминание, но вид Монтеверде был подобен сну, который снился ей всю жизнь. Среди башен поднималась огромная скала, окруженная стеной и увенчанная крепостью, господствующей над зданиями внизу. Однако город стремился вверх с гордым вызовом, лес башен уходил в небо, каменные стены были окрашены в розовый, кремовый и коричневато-желтый цвета, над крышами развевались флаги. А за всем этим лежали синие горы, создавая круговую защиту от неприятеля и обнимая цветущую долину.
   Аллегрето взглянул через плечо на город, потом на Элейн. Она зажала рот ладонью и качала головой, будто отклоняя невысказанное приглашение.
   Он улыбнулся.
   – Пока нет. – Это прозвучало нежным обещанием.
   «Никогда», – подумала Элейн, но ее мысль была только слабым эхом прежнего беспокойства. Она сразу влюбилась в этот город.
   Пока Аллегрето помогал Джироламо забросить сеть, как будто они рыбаки, вышедшие на лов, она смотрела на другую сторону залива. Там, укрытый среди гор, под охраной скал и бездонного озера стоял над пропастью замок. Элейн разглядела громадную цепь, протянутую в воде через горловину залива, и вдруг подумала о флоте, который потерял Аллегрето, впервые осознав грандиозность его плана, который он разрабатывал, как шахматную партию, и готовил целых пять лет.
   Она подумала о том, чем завершилось бы ее путешествие. Должно было завершиться. Величественная процессия, кавалькада с развевающимися зелено-серебряными флагами, жених – совершенно не знакомый ей человек. Возможно, она бы прибыла по воде, на одной из роскошных галер, предназначенных для плавания по озеру.
   Элейн чувствовала себя очень маленькой, глядя на башни. Кто-то другой владел Монтеверде. Тот, кто был достаточно силен и защищен, чтобы здесь править. Даже мысль о том, что у крошечной лодки мог быть шанс свергнуть обладателя такой мощи, казалась Элейн совершенно невозможной.
   – Его флаги развеваются над затворами шлюзов, – спокойно произнес Аллегрето. – Он хочет скрыть, что покинул город.
   Элейн не надо было спрашивать, кого он имел в виду.
   – Его нет? – прошептала она. – Ты уверен?
   Он кивнул в сторону дальней стены.
   – Последний вымпел у западного причала.
   Она увидела зелено-серебряные вымпелы, которые лениво поднимались и опадали под слабым дуновением ветра. Последний вроде бы не отличался от других. Но, оглядев ряд флагштоков, отмечающих каждый причал, она поняла, что тот вымпел поднят не до конца. Разница была столь незначительна, что она никогда бы ее не заметила, если бы Аллегрето не указал, куда смотреть.
   – Только один вымпел. Он уехал сегодня, через западные ворота. Я знал, что он не сможет отказаться от убийства.
   Джироламо что-то проворчал в ответ, кивнув на огромную цепь.
   – Да, как и говорил Морозини. Его насторожили слухи, он полностью готов к нападению. В гавани я насчитал по крайней мере две дюжины мачт. Я хочу знать количество его наемников, кто ими командует и сколько он договорился заплатить. Да пошлет мне наш святой эти сведения.
   Лодка раскачивалась, когда они вытягивали пустую сеть. Потом они заплыли в небольшую бухту. Легко спрыгнув на берег, Аллегрето принял узлы и посохи, которые протянул ему Джироламо. Понимая, что им надо спешить, чтобы поскорее скрыться из виду, она прыгнула в заросли под скалой. Когда Элейн оглянулась, Джироламо опять забрасывал сеть, а лодка медленно отплывала от берега.
 
   – Спи.
   Аллегрето сидел на корточках, осматривая из-за кустов озеро и тропу, по которой они поднялись. Элейн лежала в углублении под нависающей скалой, где был ровный клочок земли, усеянный мусором.
   – Я не могу, – прошептала она.
   – Боишься?
   –Да!
   Казалось, скала просматривается со всех сторон, замок был над ними, она даже слышала перекличку часовых.
   – Мы пойдем, когда стемнеет. Я должен получить сигнал, что Джироламо прошел через ворота.
   – В город?
   – Да. Попытайся заснуть. Я больше не подведу тебя.
   Элейн так и не смогла заснуть на твердой, словно камень, земле. Время тянулось невыносимо медленно. Аллегрето стоял на коленях в нескольких шагах от нее, капюшон был откинут, и Элейн впервые осознала, что его волосы отрезаны, свободная прядь свисала ему на лицо. Он вдруг поднял голову, и она тут же услышала приближающиеся шаги. Редкий кустарник не мог служить им надежным прикрытием, и человеку, спускавшемуся по тропе, они были видны. Прижав ее к земле, Аллегрето лег на нее. Прежде чем она поняла, что он делает, юбка была задрана, голые ноги выставлены напоказ, плечо обнажено. Элейн вскрикнула от удивления. Свист, доносившийся с тропы, прекратился.
   – Тише! – громким шепотом, чтобы услышал прохожий, сказал Аллегретто и укусил ее за мочку.
   Она испуганно хихикнула. Он прикрыл ей голову рукой, так что незваный гость не мог рассмотреть ее лицо, зато видел голые плечо и ноги. Она чувствовала, как Аллегрето нащупывает рукоятку отравленного кинжала.
   – Приятного вечера, – услышали они мужской голос. – Все ли у вас в порядке?
   Глаза у Аллегрето недобро сверкнули.
   – Мои дела лучше не придумаешь, – едко сказал он. – Если ты дашь мне ими заняться. Человек хохотнул:
   – Помощь не требуется?
   – Извращенец!
   – Умоляю, пощади уши леди, – плутовски ответил незнакомец.
   Когда Аллегрето взялся за кинжал, Элейн быстро обхватила его лицо руками и потянула к себе в поцелуе. Она стонала и двигалась под ним. Он тут же отстранился, поворачивая ее голову к стене.
   – Она скидок не делает, как я посмотрю, – засмеялся человек. – Тогда играйте дальше. Но после темноты будьте осторожны на этой тропе.
   Аллегрето лежал на ней, глядя в сторону, пока не затихли шаги, потом сел и одернул ее юбку.
   – Грязный козел, – пробормотал он.
   – Мне он показался вполне безвредным, – прошептала Элейн. – Я рада, что ты не убил его.
   – А надо бы. Ему известно, что здесь место свиданий. Он должен был просто отвернуться без всяких разговоров.
   – Ты его знаешь?
   – Нет. Видимо, какой-то слуга из замка шел вниз... – Он умолк. – Прости меня. Негодяй знал. Все это знают.
   Возмущение Аллегрето лишь подстегнуло се желание запустить пальцы в его обрезанные волосы и снова опрокинуть его на землю. Лицо у него сразу окаменело, как будто он прочел ее мысли и отвергал саму возможность этого.
   – Ты отдохнула?
   – Немного.
   – Тогда идем, пока он не вернулся и не стал подглядывать, развратник.
   – Ты когда-нибудь устраивал тут свидание? – не глядя на него, спросила Элейн.
   – Нет. Она взяла посох, который он протянул ей, и улыбнулась: – Хорошо.
   Аллегрето положил руки ей на плечи, и она подумала, что он собирается ее поцеловать.
   – Не поднимай глаз, попытайся идти, как скромная женщина. Я не хочу, чтобы он предположил, что ты будешь лежать в грязи, хихикая для всякого деревенщины, который проходит мимо.
   – Только для тебя, – усмехнулась Элейн и стукнула посохом по его сапогу.
   – Только для меня! Если не хочешь оставить за собой трупы.
 
   Элейн совершенно выбилась из сил. Она сидела, опустив голову, едва различая шум падающей воды, потому что в ушах у нее звенело, ей не хватало воздуха.
   Пот стекал по шее и спине, рубашка намокла. Если бы она не думала о Маргарет и Зафере, попавших в руки людей Франко Пьетро, ничто бы не заставило ее подняться. Несколько часов сна в хижине под соломенной крышей, и на рассвете молодая пастушка опять повела их вверх, мимо виноградников и яблоневых садов к еловым лесам. Они карабкались по скалам вслед за небольшим стадом из четырех овец и ягненка, рядом бежали два белых пса.
   Элейн с трудом заставляла себя передвигать ноги. Аллегрето, хотя и обвязал лоб куском полотна, чтобы пот не тек в глаза, в отличие от нее выглядел бодрее. А их проводница, симпатичная девочка с кроткими глазами и нежным лицом, похоже, устала не больше собак, только слегка порозовела от ходьбы. Держа на коленях ягненка, она глядела на Аллегрето так, будто он – архангел Гавриил, а она – мадонна в запрестольном образе. Элейн ее ненавидела.
   Оторвавшись от созерцания долины, Аллегрето повернулся к ней и сказал по-французски:
   – Он перекрыл западный перевал к Венеции.
   Элейн с трудом подняла голову и увидела цветные пятна вдоль белой дороги. То ли палатки, то ли толпы людей, с такого расстояния она не могла ясно их разглядеть. Пастушка более подробно рассказала о наемниках Франко Пьетро: у него пятнадцать отрядов пеших солдат и восемь конных. Элейн решила, что этого хватит, чтобы завоевать весь север Италии.
   – Я бы не возражала иметь слона для перехода через эту гору, – сказала она.
   – Слона? – Аллегрето удивленно поднял брови. – Понимаю. Ты читала Тита Ливия?
   – Леди Меланта присылала мне кое-какие латинские тексты Петрарки. Мне нравились слоны. Я очень жалела, что Ганнибал не победил. – Элейн смотрела на город и долину, словно перед нею была гигантская карта. – Похоже, Франко Пьетро не изучал древнюю историю, а то бы понял, что ты мог прийти с севера.
   Аллегрето засмеялся:
   – Хорошо, что тебя здесь не было, чтобы сказать ему об этом. – Он взглянул на пастушку, которая не понимающе смотрела на них. – Теперь это не имеет значения. Как ты себя чувствуешь? Можем двигаться медленнее.
   – Я переживу. Мы обязаны прибыть вовремя.
   – Нет. Я не хочу, чтобы ты выбивалась из сил. Ты не крестьянка, чтобы работать, как бык, и родить в поле.
   – Здесь не хватает воздуха, только и всего.
   – Да, в горах дышится труднее. Нужно чаще отдыхать.
   – Я не желаю, чтобы мы опоздали из-за меня. – Элейн встала.
   – Сядь.
   – Но...
   – Сиди. Ты должна подкрепиться. Ты слишком мало ешь. – Он достал из мешка хлеб и яблоки.
   От изнеможения Элейн не хотела есть, но видела, что он не уступит. Кроме того, если она собиралась идти дальше, то ей нужны силы. Она взяла яблоко, покорно откусила. Аллегрето разложил перед ней хлеб, оливки, сыр и кодбаски. Затем встал рядом на колено и, прежде чем дать ей, попробовал каждый кусок. После трапезы, когда она уже хотела подняться, он приказал ей отдохнуть.
   Элейн знала причину его беспокойства. Сэр Гай так же снисходительно относился к ее сестре, когда та носила ребенка.
   – Не надо задерживаться из-за меня. Ты должен быть там.
   – И оставить тебя здесь?
   – Да, если необходимо!
   Аллегрето забросил огрызок яблока в ревущий водопад и покачал головой.
   – У нас есть время.
   – Сколько?
   – Время есть, – повторил он.
   – Ты не можешь быть уверен. Подумай о Зафере с Маргарет, о том, что забыл...
   – Думаю постоянно, – коротко бросил он. – Не тратьте на это свое драгоценное дыхание, мадам. Отдыхайте, пока не отдам другой приказ.
   На вершине горы они снова остановились возле маленькой деревянной хижины. Тут росли трава, лишайники да несколько цветочков, которые сумели уцелеть в трещинах скал, исхлестанных ветром.
   Хотя Элейн закуталась в плащ, холод пробирал ее до костей, а камень, на который она села, показался ей куском льда. Пастушка сгорбилась, обняв ягненка, собаки лежали возле ее ног. Аллегрето стоял один на широкой, открытой седловине перевала, глядя в долину. Скалы были почти не видны за пеленой серого тумана и снега.
   Одна собака вдруг насторожилась, потом обе вскочили и с яростным лаем бросились к темному силуэту, возникшему из метели. Человек замер на месте.
   – Позовите их назад! – крикнул он. – Я пришел вас предупредить, глупцы! На этом перевале разбойники.
   Аллегрето мгновенно оказался рядом с Элейн.
   – Отзови собак, – бросил он пастушке.
   Та крикнула. Собаки перестали лаять и оглянулись на хозяйку. Девушка опять крикнула, хлопнув в ладоши. Белые сторожевые псы неохотно потрусили к ней.
   – Глядите! – Юноша показал на дальний склон.
   Там стоял человек, неясная тень на фоне тумана. Рядом с ним появился другой. Элейн посмотрела на гребень горы и заметила среди расселин вооруженных людей. Она повернулась к Аллегрето. Бежать она не могла, вряд ли вообще устояла бы на ногах, если бы он не обнял се за талию. Мальчик – его даже нельзя было назвать молодым человеком – смело подошел, хотя старался держаться подальше от собак. Высокий, голова обернута грязной черной тряпкой, одет в лохмотья, не спасающие от холода.
   – Вижу, мы в западне, – сказал Аллегрето, пытаясь согреть Элейн своим телом.
   – Я знаю их, – нетерпеливо ответил мальчик. – Они всегда требуют золото.
   – И они прислали тебя?
   – Нет, я живу внизу. Не люблю, когда обижают людей. Я могу с ними поговорить. У меня получится, если вы предложите достаточно золота.
   – А если они не согласятся? – В хриплом голосе Аллегрето слышалось предостережение, как в рычании собак.
   Многозначительно посмотрев на Элейн и пастушку, мальчик пожал плечами.
   – Тогда вы не уйдете отсюда живым. Ну а женщины... – Его слова отнес ветер.
   Элейн была почти уверена, что Аллегрето сейчас шагнет к нему с отравленным кинжалом... последствия она не могла себе представить. Но он достал из кошелька одну монету и бросил мальчику.
   – Ну что ж, иди поговори. Скажи, я шлю свое почтение страшному и непобедимому Филиппу Уэллсу. Это все, что я могу предложить ему за наш безопасный переход через перевал.
   – Мелочь... – Обветренное лицо мальчика еще больше покраснело. – Я не осмелюсь! Это только разозлит его.
   – Тогда прибавь, что Рейвен приглашает его на ужин с нами в честь былых совместных дел.

Глава 20

   Элейн сидела под навесом из сосновых веток на бревне, заменяющем скамью. Пахло дымом от костра и мокрым лесом, из двух щелей самодельной крыши текла дождевая вода, образуя лужи возле ее ног. Она до сих пор дрожала, но от слабости, поскольку одежда на ней была новой и сухой, а костер давал благодатное тепло.
   После сытного ужина люди Филиппа Уэллса лежали, накрывшись кто чем смог, и пили жадными глотками превосходное тосканское вино. Несколько женщин и дети мыли посуду, а хихиканье менее работящих особ доносилось из невидимых кустов. Филипп Уэллс был англичанином. Громкий смех и румяные щеки выдавали его северное происхождение, вокруг глаз образовались глубокие морщины, волосы начали седеть. Устроившись на пне, как на троне, он наподобие Робин Гуда держал совет. Он не мог не понравиться. Элейн несколько раз одергивала себя, чтобы не ответить ему по-английски, поскольку от его итальянского ее бросало в дрожь. Видимо, Филипп считал, что она не в состоянии понять столь важную беседу, если говорить по-французски. Но он вел себя с нею так по-отечески добродушно, что она позволила ему путаться в языке Монтеверде, только улыбалась и кивала в ответ.
   Даже Аллегрето казался веселым, если это слово подходило для него. Когда же Филипп, отпустив большинство своих людей, повернулся к нему, чтобы узнать, что он затеял, глаза у Аллегрето сверкнули.
   – Я должен проникнуть в замок.
   – Куда? – тут же спросил Филипп. – Какая оборона?
   – В Маладир. Старую авинскую крепость Навона.
   – Ха! Давай лучше возьмем Лондон и Париж. У меня же всего тридцать опытных воинов.
   – Неужели ты думаешь, я хочу битвы? – улыбнулся Аллегрето.
   – Тогда зачем тебе нужны мы? Я не силен в твоих ядах и уловках.
   – Это мое дело. – Он уже без улыбки смотрел на Филиппа. – Только не говори мне, что ты недостаточно хитер, старая лиса. Я предлагаю отвлекающий маневр.
   Филипп помолчал, словно обидевшись, затем улыбнулся:
   – И во сколько ты оцениваешь свой отвлекающий маневр?
   – Тысяча марок венецианского серебра.
   – На тридцать человек? – Филипп покачал головой. – Не стоит нашего времени на эти грязные дороги, мой друг.
   Аллегрето поднял брови.
   – Должно быть, в последнее время много желающих перейти через этот перевал.
   – Да, нам сопутствует кое-какая удача. – Филипп нахмурился. – Авина, говоришь? – Он бросил взгляд на одного из своих людей. Тот кивнул. – Принеси мне те ящики с серебряными монетами.
   Человек быстро поднялся, шепнул что-то другому, стоявшему в стороне. Вскоре тот вернулся с товарищем, оба волокли тяжелые, обитые металлом ящики. На крышках были гербы Монтеверде: замок на зеленой горе. Филипп вставил ключ, с усилием подвинул ящик к Аллегрето.
   – Проверь.
   Увидев блеск огромного количества серебряных монет, Элейн поняла, почему обещанная тысяча марок не выглядела привлекательной суммой. Аллегрето взял горсть монет, долго рассматривал их на ладони. Поцарапал одну кинжалом, попробовал на зуб, покачал головой и взглянул на Филиппа, который не сказал ни слова.
   Аллегрето задумчиво перебирал монеты, потом бросил их в ящик и начал по одной выкладывать на ладонь. Внимательно каждую разглядывал, сравнивал, подносил к глазам. Наконец он тихо фыркнул.
   – У всех одна гравировка. Тут лишний зубец на короне. Ты ограбил монетный двор?
   – Не я.
   – А кто?
   – Мы сопровождали через перевал одного человека из Германии, – невинно произнес Филипп. – Он заплатил этим.
   – Какая удача, – холодно улыбнулся Аллегрето. – Я полагаю, такие вещи сопровождает вооруженный конвой, а не люди наподобие Филиппа Уэллса, прошу твоего прощения. Бандит не выказал никакой обиды.
   – Ты так считаешь? Но это был молодой человек, только с двумя нагруженными мулами, слугой и монетами, запрятанными среди мешков лука. – Филипп пожал плечами. – Бог свидетель, мы не причинили ему никакого вреда, и он пошел своей дорогой. – Он улыбнулся. – Домой, полагаю, ибо средств на путешествие у него поубавилось. Эта молодежь слишком много времени проводит в тавернах, а?
   – Поосторожнее с этими деньгами, мой друг, – сказал Аллегрето. – Сплав плохой, как тебе известно. А если тебе по душе хорошее венецианское серебро, которое везде имеет хождение без всяких сомнений, то мое предложение остается в силе. Пусть будет полторы тысячи марок.
   Филипп, казалось, обдумал его слова и покачал головой.
   – Устал я, – медленно произнес он. – Устал от такой жизни.
   Аллегрето промолчал. Рядом с Филиппом он выглядел юношей, будто возраст не мог оставить на нем следов.
   – Этого недостаточно, – сказал тот. – Нас тридцать человек. Трое делят половину, остальное на всех. Даже если это полторы тысячи марок, после дележки каждому достанется... нет, мало. – Филипп тяжело вздохнул, глядя на свои мозолистые ладони. – Я устал, друг мой. Устал от сырой постели, от оружия, которое всегда у меня в руке.
   – Тогда скажи, чего ты хочешь.
   – Не так уж много. Хорошо устроенный дом в городе. Пухлую дочку торговца для мягкой перины. И мира.
   – Ты изойдешь слезами после шести месяцев такой жизни, – сказал Аллегрето.
   – Нет.
   – И чем будешь заниматься-? Есть, спать, ублажать дочку торговца и нагуливать жир? Ты еще не старик. Оставь это до того дня, когда ослабеешь умом и не сможешь придумывать мошенничества, чтобы заработать себе на завтрак.
   – Мошенничества?
   – Вот именно. Мне известны желания твоего черного сердца. Отложи тогда венецианское серебро. – Аллегрето кивнул на ящики. – Что ты задумал ограбить?
   – Ты всегда на шаг впереди меня, парень, – улыбнулся бандит. – Вот и скажи мне.
   – Я пока недостаточно осведомлен. Есть гравировальная форма, не дошедшая до монетного двора. Где она? У кого? Часто ли монеты вывозятся из Монтеверде?
   – Они не вывозятся. Мальчишку направили с севера. Он говорил, его отец главный тут на рудниках, если ты можешь этому поверить. Зовут Жан Зуфал или что-то в этом роде. Похоже, иностранец.
   Аллегрето вдруг снова положил монеты на ладонь.
   – Ты задумал вымогательство?
   – Нет. Почтенный Жан Зуфал наверняка отправит меня в тюрьму, если я попытаюсь. Кто поверит мне, преступнику, а не приближенному Франко Пьетро?
   Аллегрето долго смотрел на него, затем обласкал взглядом Элейн с головы до ног и улыбнулся ей.
   – Тем не менее дело многообещающее, – сказал он Филиппу. – Да. Полагаю, мы сможем предъявить обвинение.
   Из темноты за пределами лагеря донеслись крики, возня. Филипп отскочил в сторону, Аллегрето последовал за ним. Элейн тоже поднялась, увидев большого белого щенка, который прыгал вокруг людей, вышедших на свет из-за деревьев. Они толкали впереди себя какого-то человека. Она поняла, что это Дарио, когда тот посмотрел на Аллегрето и упал перед ним на колени.
   Щенок подбежал к Элейн, прыгал на нее, пачкая грязными лапами ее юбки. Она лишь прижала его к себе, с тревогой глядя на сгорбившегося юношу.
   – Маттео! – резко произнес Аллегрето.
   Юноша покачал головой, склонившись лбом прямо в грязь.
   – Сбежал, милорд.
   Бандиты молча столпились вокруг. Даже женщины прервали работу, все замерли, слышались лишь треск костра и сдавленные рыдания Дарио.
   – Что произошло? – Лицо Аллегрето превратилось в маску, черные глаза – в лед.
   – На пересечении с тропой, ведущей в Авину, ночью, – ответил Дарио, не поднимая головы. – Мы нашли убежище в сельском доме. Ребенок плакал, я подумал, его надо согреть. Время у нас было. Хозяйка оказалась добрая. Мы поели. Милорд... я уснул... не заперев его.
   Аллегрето схватил его за волосы, дернул голову назад и вниз.
   – Ты нашел его?
   – Я старался. Я потерял его след на окраине города. Он там, как я думаю. Я велел его отыскать и пришел сюда.
   – Ты исповедался?
   Лицо юноши помертвело. Он прижал обе руки ко рту, словно в отчаянной молитве. Элейн отпустила щенка, увидев, как Аллегрето потянулся за кинжалом. В его взгляде не осталось ничего человеческого. Дарио закончил молитву, перекрестился и вздохнул. Тело у него расслабилось, будто он заснул с откинутой головой. Лицо Аллегрето изменилось, пальцы сжали рукоятку, и он выхватил кинжал.