Кинсейл Лаура. Благородный разбойник

   – Я знаю.
   – Тогда поедем в Рим. Вместе.
   – Святой наместник Господа сейчас в Генуе. Я был у него.
   – Значит, твоя анафема снята?
   – Так он сказал, – ледяным тоном ответил Аллегрето. – У него было не слишком много времени для меня. Он только что убил своих кардиналов и бросил их тела в залив.
   Елена открыла рот.
   – Ты шутишь.
   Он медленно покачал головой.
   – Черт побери! – Она перекрестилась. – Да простит его Господь.
   – Он сошел с ума. Елена, я не знаю, кто овладел им, Бог или дьявол. Я не знаю, правда ли то, что он сказал. Я боюсь идти в церковь.
   Она вспомнила, как он стоял возле открытой двери. Нужно было сделать всего один шаг. Но он повернулся и вышел.
   – Я заходил в собор. Зашел в святилище, когда они бросились на Франко. Весь пол был залит кровью. – Аллегрето вздохнул. – Мне бы не следовало входить. Я предан анафеме, пролита кровь, это уже не истинная церковь.
   Он выглядел таким печальным, словно потерявшийся ребенок, словно ангел, упавший с небес, хотевший подняться, но обнаруживший, что лишен крыльев.
   – Франко рассказал мне, что произошло. Ты спас ему жизнь. И даже более того. Собор будет заново освящен. Епископ говорит, его откроют к празднику Вознесения.
   – Тебе сказали, что я убил англичанина?
   – Да, – спокойно ответила Елена.
   – Ты любила его, – прошептал он.
   – Любила? Я не знала, что это такое, пока не потеряла тебя.
   – Я не потеря для тебя, принцесса. – Он прошел в угол комнаты и встал там, опершись на стену. – С тех пор как я покинул Монтеверде, здесь был мир. Ты приручила даже Франко. До самой Генуи слышны разговоры, что любой человек, поднявший на тебя руку, будет проклят и умрет страшной смертью в огне. Висконти теперь не может набрать солдат, которые бы на это осмелились.
   – В таком случае Монтеверде должно тебя благодарить.
   – Да, у меня талант вселять ужас в души порядочных людей, – ответил Аллегрето, скатывая тюфяк и одеяло.
   – Возможно, здесь теперь мир. Но это еще не все.
   – Чего же тебе не хватает? – насмешливо спросил он. – Может, недостаточно зла для твоего удовольствия?
   – Не хватает человека, – медленно произнесла она, – который отдаст все, даже свою душу, за то, что любит. Не получив ничего взамен.
   Он молчал. Потом, взглянув на расписной потолок, начал завязывать скатку веревкой.
   – Если ты уходишь, я пойду с тобой.
   Он покачал головой:
   – Оставь эти глупости. Ты всенародно избранная.
   – Я сказала им, чтобы они выбрали кого-нибудь другого. А я предпочитаю играть в морру. – Елена пожала плечами. – Я предпочитаю быть с тобой. Даже в смертном грехе, если нет иного пути.
   Он бросил веревку и медленно поднялся.
   – Ведьма. Ты велела им выбрать другого? – недоверчиво спросил он.
   – Совет вынес решение, что принцесса Монтеверде не имеет права выйти замуж ни за Навону, ни за Риату. Поэтому им придется найти мне замену, ибо я собираюсь выйти за тебя. – Неразумный младенец, – вздохнул Аллегрето.
   – И я сделаю это. Если даже буду вынуждена схватить тебя и подчинить своей воле. Не рассчитывай, что сможешь подать жалобу. Я обойдусь с тобой, как ты обошелся со мной.
   Прикажу Дарио и Заферу связать тебя по рукам и ногам.
   Елена стояла между ним и дверью, полная решимости воспрепятствовать ему, если он попытается выйти. Он бросил на нее такой смертоносный взгляд, что она чуть не отшатнулась. Но все же не дрогнула, бросая ему вызов. Она упустила Монтеверде, зато научилась стоять на своем. Перед Франко, советом, послами, недоброжелателями, перед угрозой предательства и отравления. Перед каждым, смеющим утверждать, что она не сможет выполнить задуманное, ибо всего лишь слабая женщина с нелепыми планами.
   Но повлиять на толпу или придворных, видимо, намного проще, чем на Аллегрето. В этой скромной комнате он снова казался леопардом, прекрасным, нечеловеческим созданием. Он подошел к ней, обнял рукой за шею, согрел теплым дыханием ее губы.
   – О, ты научилась жить слишком рискованно, ведьма. Для человека, стремящегося к безопасности.
   – Здесь нет безопасности, – прошептала она. – Ты сам мне так говорил.
   – Даже со мной.
   – Тогда я выбираю опасность.
   – И все бросишь? Монтеверде, власть? Хотя знаешь, кто я такой?
   Елена сделала глубокий вздох, глотая слезы.
   – Неужели ты до сих пор еще не понял, Аллегрето? Я откажусь от чего угодно, только не от тебя. Кем бы ты ни был.
   – Нет, я не понимаю, – беспомощно сказал он. – Не могу понять.
   – Тогда прими это как дар. Без всякого понимания. Как милость.
   Он замер, но она чувствовала его дрожь. Потом немного расслабился и, словно раненый, обессилевший зверь, положил голову ей на плечо.
   – Елена, – прошептал он. – Я боюсь.
   – Боишься? – Она прижала его к себе, поцеловала в ухо. – Ты не понимаешь, как судьба улыбнулась тебе. Императоры и герцоги стоят у ворот, прося моей руки.
   – Глупцы, – пробормотал он. – Ты разобьешь им сердце.
   – Как хорошо, что у тебя его нет.
   – Ты правда собираешься выйти за меня?
   – Любой ценой.
   Аллегрето покачал головой, закрыл глаза и сделал движение, как будто хотел отстранить ее. На его красивых руках убийцы, чистых и совершенных, теперь не было и следов крови. За дверью каркнул ворон, его тень мелькнула на стене и пропала.
   Елена схватила его за рукав, боясь, что он сейчас опять уйдет от нее, и решительно прижала к себе. Он сопротивлялся.
   – Воин, ты позволишь мне командовать тобой? – прошептала она.
   – Моя королева. – Он хрипло засмеялся. – Я тебе нужен?
   – Сначала я отведу тебя к священнику.
   – Нет, я не могу. Возвращайся. Они же не слабоумные, чтобы избрать другого. Как только они попытаются, начнутся беспорядки, чем и воспользуется Франко.
   – Тогда пусть гибнут. Они так же в состоянии прочесть слова Лигурио, как и я. А если не смогут жить по его учению без моей помощи, пусть ими правит Франко.
   – Нет. Ты ведь не хочешь, чтобы это случилось.
   – Я уже сделала это.
   – Ты должна вернуться! Не следовало мне вновь появляться в твоей жизни. Это все, Елена. Я для тебя умер. Возвращайся.
   – Нет! – крикнула она. – Почему ты это делаешь?
   Он вдруг яростно пнул скатку ногой, кружка с тазом отлетели в сторону, тюфяк развернулся.
   – Потому что я не могу быть рядом и не обладать тобой! Я мужчина, а не камень. Хотя, Бог свидетель, я пытался им быть.
   – Я же отказалась от власти. Теперь совет не может нас разлучить.
   – Черт с ним, с советом. Они здесь ни при чем.
   – Тогда что?
   – Я думал, мне отпустят грехи. Не знаю, как эта тварь может прощать кому-нибудь грехи. Он кричал на священника... я думал, он убьет его за то, что бедняга произнес мое имя. Потом уставился на меня, побагровел и затрясся, словно дьявол схватил его за горло. Священник сказал мне, что это обычное дело. Елена, я подумал, что он и есть дьявол, – сквозь зубы произнес Аллегрето. – Сомневаюсь, что Бог посетит меня даже в виде святого отца.
   – Нет, этого не может быть.
   – Я хочу, чтобы ты вернулась. Самое главное в моей жизни то, что ты сделала в Монтеверде. Не позволяй это загубить.
   – И как ни в чем не бывало оставить тебя здесь? Выбросить тебя, словно тряпку, и забыть? – Да. Забудь меня.
   Она закрыла глаза и засмеялась:
   – Может, прикажешь и не дышать? Это одно и то же.
   Подойдя к нему, Елена схватила его за тунику, притянула к себе.
   – Я буду жить с тобой в пороке, если ты не хочешь жениться.
   – Нет, я не потащу тебя за собой в ад.
   Но его руки уже обнимали ее, и она подняла лицо для поцелуя, уверенная, что он последует.
   – Слишком поздно. – Она прижалась губами к его рту. – Возьми меня.
   – Я этого не вынесу.
   Тело противоречило его словам. Она чувствовала, как твердеет его плоть, чувствовала, как ладони скользят по ее бедрам вверх под грудь. Но он только смотрел на нее пожирающим взглядом. Опустив ресницы, Елена провела ногтями по коже у него за ухом. Он тяжело дышал, однако губы презрительно кривились. Потом он вдруг схватил ее за руку и потянул за собой.
   Когда они упали на тюфяк, она склонилась над ним, тихонько покусывая ему шею, целуя пульсирующую жилку. Сопротивляясь, он приподнялся, но Елена надавила ему на плечи и продолжала целовать, пока он не сдался. Они были одеты, и это еще больше возбуждало, словно тайна, принадлежавшая им одним.
   – Елена... снаружи люди.
   Она улыбнулась.
   – Они не увидят, – бесстыдно прошептала она.
   – Ведьма, – задохнулся он.
   – Войди в меня, – сказала она, садясь на него верхом. Он выгнулся, пытаясь освободиться, но она не позволила, только двигала бедрами, чтобы он глубже проник в нее. Она положила его руки себе на грудь, закрыла глаза и упивалась остротой ощущений, вызванных такой позой. Он ласкал ее сквозь одежду, гладил большим пальцем соски, пытая их ногтями.
   – Послужи мне, – пробормотала она.
   Аллегрето запустил руки ей под юбки, обхватил бедра, тянул ее на себя, выгибаясь навстречу. Она скакала на нем, пока он резко не вскинул ноги и не вошел так глубоко, что взорвался одновременно с ее криком экстаза.
   Он быстро перевернулся, подмял ее под себя. Теперь он был сверху и продолжал служить ей без всякой пощады, как и она не щадила его. Наконец оба замерли в изнеможении, и он уронил голову ей на плечо.
   Елена крепко прижимала его к себе, как будто хотела навеки удержать его. Она испугалась, когда он приподнялся.
   – Видишь, я не могу быть рядом с тобой. – Он нежно поцеловал ее в лоб.
   – Я вижу, что ты лжешь, говоря мне о любви. Что ты используешь меня, а затем спокойно уходишь, как любовник от проститутки.
   – Нет.
   – Как же нет? Я грешу, как последняя шлюха, чтобы лежать с тобой, что мы сейчас и делали.
   – Тогда иди покайся. – Он сел и привалился к стене.
   Елена опустила юбки и бросила на него яростный взгляд.
   – Только вместе с тобой. Я ждала тебя.
   Аллегрето нахмурился:
   – Неужели все это время ты держала свое бессмысленное обещание?
   – Все это время. Такая вот я дура.
   – Ты не исповедовалась с тех пор, как мы были здесь? Почти два года!
   – Я погрязла в смертном грехе, – безжалостно сказала она. – Надеюсь увидеть тебя в другой жизни, если ты стремишься уйти от меня в этой. И это будут не небеса.
   Аллегрето положил руки ей на плечи.
   – Такими вещами не шутят. Иди в церковь и сделай это сейчас.
   – С удовольствием! Если сначала это сделаешь ты. Священник тут добрый. Если ты поговоришь с ним...
   Он быстро отступил к стене и, откинув голову, тихо засмеялся.
   – Аллегрето... однажды ты спросил меня, пощадила бы я собственную душу ценой того, что люблю. – Он посмотрел на нее, и она вскинула подбородок. – Тогда я не знала ответа. Теперь знаю. Я рискну вечностью ради тебя. А что ты для меня сделаешь? – тихо спросила она.
   Аллегрето зажмурился, потом открыл глаза, вглядываясь в пространство перед собой, как если бы пытался рассмотреть, что находится перед ним, и не мог этого увидеть.
   – Я должен пойти в церковь? Меня тут же поразит молния.
   – Тогда пусть она поразит и меня.
   – Елена... – Голос у него дрогнул. – Помоги мне.
 
   Он шел в церковь, словно на битву.
   Елена слегка опередила его, чтобы найти священника и убедиться, что тот сразу выслушает исповедь. Возможно, папа безумен и жесток, но в святости доброго и терпеливого старика никто бы не усомнился. Ей показалось, что он хорошо знал Аллегрето. Когда она впервые пришла к нему, он все понял, хотя ни о чем не спрашивал.
   Теперь священник наблюдал за их приближением. Аллегрето легко поднялся по ступеням, но у двери нерешительно остановился. Старик обнял его, расцеловал в обе щеки.
   Аллегрето с тревогой оглянулся на нее, словно только сейчас осознал, куда пришел, но священник уже медленно вел его за руку к двери, как будто он не мог бы один найти дорогу. Честно говоря, Елена так и думала.
   Священник преклонил колени. Аллегрето тоже встал на колено, опустил голову и торопливо перекрестился. Никаких раскатов грома не последовало, молния не блеснула. В прохладной тишине церкви слышались только щебет птиц на улице да хриплое от страха дыхание Аллегрето.
   Наконец священник поднялся и, держа его за локоть, как несмышленого ребенка или слепого, повел в угол близ алтаря. Не совсем подходящее место для интимной беседы. Елена почтительно ждала возле купели, до нее доносилось лишь неразборчивое бормотание. Она видела, как священник коснулся плеча Аллегрето, который вдруг упал на колени, стиснув руки. Голова склонилась на кулаки, плечи вздрагивали.
   Елена много раз проходила такой ритуал, слышала увещевания, страдала от перечисления всех своих простительных грехов, даже возмущалась настойчивостью, с какой пастырь в Сейвернейке пытался выведать каждую ее мысль. Но она никогда не боялась. Никогда не думала, что ее ждет ад.
   Закончив исповедь, Аллегрето, спотыкаясь на каждом слове, с трудом пробормотал: «Прости-мне-отец-мои-прегрешения»... Он склонился почти до пола и закрыл лицо руками.
   Елена пыталась молиться, чтобы помочь ему, и не могла найти слов, лишь крепко сжимала пальцы. Священник смотрел поверх его головы и слушал. Ни разу не вздрогнул. Не задавал вопросов. На его лице не отразилось ни ужаса, ни отчаяния.
   Елена не знала, сколько времени это продолжалось. Но в конце она с изумлением увидела то, чего никогда бы не ожидала от священника. Он встал на колени, обхватил лицо Аллегрето ладонями и начал что-то серьезно говорить ему. Тот слушал. Кивнул, потом снова кивнул. Взял узловатые пальцы старика, почтительно их поцеловал. Старый Навона с трудом поднялся.
   – Во имя Отца, Сына и Святого духа, – сказал он по-латыни, осенив крестом склоненную голову Аллегрето. – Я прощаю тебя.
   Елена вместе с ними прошептала: «Аминь». Встав, Аллегрето направился к выходу. Он выглядел так, будто не верил самому себе. На лице еще остались следы слез. Она неуверенно улыбнулась. Он крепко схватил ее за руку и притянул к себе.
   – Ты бы лучше быстрее исповедалась, – хрипло произнес он. – Я не собираюсь отправляться на небеса без тебя, ведьма.

Глава 32

   Три недели священник Навона каждое воскресенье оглашал после службы имена Аллегрето делла Навоны и Елены Розафины ди Монтеверде и спрашивал прихожан, известны ли им какие-либо причины, мешающие заключению брака.
   Ни у кого возражений не было. Елена сомневалась, что пастухи и жены рыбаков вообще знают, кто она такая. Весьма унизительное открытие, ибо в городе любое произнесенное ею слово, любое действие становились предметом серьезных обсуждений. Но Елена хотела, чтобы их имена были оглашены и записаны.
   Они с Аллегрето еще не говорили о том, куда отправятся после свадьбы. Но в любом случае за пределы Монтеверде. Несмотря на отказ от правления, она, как жена Навоны, представляла угрозу для всякой новой власти.
   Они не могли здесь оставаться. Только это и печалило Елену. Она никогда бы не подумала, что полюбит место, которое вызывало у ее сестры лишь страх и презрение. Глядя на сверкающее озеро, синие горные вершины, плывущие над ними облака и городские башни, украшенные разноцветными флагами, она понимала, что так влекло сюда Аллегрето.
   Это и в самом деле будет изгнание, только она не знала, куда им придется уехать.
   В день свадьбы на Елене был красивый наряд из голубого дамасского шелка, головным убором служила гирлянда из цветов. Свежий весенний бриз играл ее распущенными волосами и длинным шлейфом, волочившимся по сорной траве и неровной дороге. Хотя день выдался не слишком погожим, но сквозь темно-синие облака пробивалось солнце, озеро сверкало под яркими стрелами его лучей. Вдали поблескивали мокрые весла раскрашенной галеры, переправлявшей на юг какого-то богатого торговца.
   Елену, словно крестьянку, сопровождала в церковь одна Маргарет. Ни белых верховых лошадей, ни золотых балдахинов.
   Неподалеку от церкви ждал Зафер в пышном восточном наряде, какого Елена никогда еще не видела на нем. Юноша держал за руку сына Маргарет, чтобы тот не упал и не запачкал свою лучшую воскресную одежду. Служанка не сводила с него глаз и застенчиво улыбалась.
   – Зафер сегодня великолепен, – сказала Елена. – И так любит твоего сына.
   – О, миледи! Я должна бы... – Маргарет закусила губу, но потом выпалила: – Мы творим ужасные дела! Я не могу... Я не осмеливаюсь вам сказать...
   – Пожалуй, я могу догадаться.
   – У нас связь, – чуть слышно пробормотала Маргарет, опустив голову.
   – По-моему, он тебя очень любит, – ответила Елена.
   – Но веру менять не хочет. Я так его просила, так просила.
   Елена взглянула на склоненную голову служанки. Да, церковного благословения на брак Маргарет с Зафером не получат.
   – Вы оба можете оставаться с нами. Аллегрето никому не позволит вас разлучить.
   – Гран мерси, ваша светлость. Благодарю вас. Я слаба. У меня нет сил уйти от него.
   – Это не слабость. Это любовь, – тихо сказала Елена. – Не думаю, что Господь осудит вас, даже если это сделают люди.
   – Вы полагаете, миледи? – дрожащим голосом спросила Маргарет и взглянула на Зафера. Ее малыш смеялся, повиснув на его руке и хватая за рог пасущуюся козу. – Я не могу его покинуть. Даже ради спасения моей души.
   – Я знаю.
   Маргарет кивнула и сжала руку Елены.
   – Господь вознаградит вас и милорда за вашу милость. – Она улыбнулась. – А теперь мы должны идти в церковь. Они ждут вас.
   Елена шла, задумчиво глядя себе под ноги, пока не увидела ступени церковной лестницы. У дверей уже стояли Аллегрето, Дарио и священник. Дарио был в одежде зелено-серебряных цветов Монтеверде, но Аллегрето предпочел одно серебро. На нем была та сверкающая туника, в которой она увидела его в первый раз, не зная, кто он: ангел, демон или человек. Голова его была не покрыта, перевязанные шнурком волосы черными локонами спадали сзади на серебристую ткань. Он совершенно не походил на человека, получившего отпущение грехов. Он выглядел как сам грех, как язычник, как воплощение земной жизни, красоты и соблазна.
   Тем не менее после исповеди он стал почти монахом. Пока шло публичное оглашение имен, они жили в замке на озере, в пустом главном зале. Крыша была отремонтирована, стены восстановлены, кроме них, тут находились только несколько медлительных работников да сестра Джироламо, которая им готовила. Аллегрето настоял, чтобы строительные леса отгородили занавесом, а мужчины и женщины спали по разные стороны. Он не прикоснулся к Елене, только бросал на нее мимолетные взгляды, когда они с Зафером уходили по неизвестным ей делам.
   Пока Елена поднималась по лестнице, Маргарет несла ее шлейф. Священник улыбнулся ей. Это была озорная, понимающая улыбка, будто старый гном усмехался над своими вновь обретенными запасами. Елена с трудом удержалась, чтобы не ухмыльнуться в ответ, словно они были детьми-заговорщиками, преуспевшими в ловкой проделке.
   Все закончилось довольно быстро. Священник убедился в их обоюдном согласии, принял брачные клятвы. Елена знала их наизусть, но Аллегрето лишь повторял слова за священником. Он взглянул на нее из-под ресниц, затем перевел взгляд на озеро и нахмурился.
   Маленькое чудо произошло, когда священник взял руку Елены и протянул ее к жениху.
   Накануне она с болью и неимоверными усилиями сняла кольцо, чтобы передать его священнику. Благословив кольцо, старый Навона вручил его Аллегрето, и теперь она готовилась к неприятным осложнениям.
   – С этим кольцом я беру тебя в жены, – торопливо произнес он.
   Кольцо легко скользнуло ей на палец, словно было сделано именно для нее. Елена с изумлением посмотрела на Аллегрето, но тот уже снова повернулся к озеру. Священник кивнул и улыбнулся ей.
   В это время раздался крик Зафера, явно не походивший на поздравительный. Наконец она тоже обернулась, чтобы выяснить, чем их так привлекает озеро. И сжала руку Аллегрето.
   К берегу подходила раскрашенная галера, весла разрезали воду, алый балдахин трепетал от ветра. За ней, немного поотстав, следовала вторая.
   – Без применения силы, – тихо произнес священник, когда первая галера остановилась у заброшенного причала.
   Елена поняла, что старик обращаемся к Аллегрето, Дарио и Заферу, которые готовились выхватить оружие.
   Первым, еще до того как спустили трап, галеру покинул Маттео. После недолгого колебания Ним огромными прыжками помчался следом. Когда пес, взлетев по ступенькам, прижался к ее ногам, Елена повернулась к священнику.
   – Все в порядке? – с тревогой спросила она. – Мы женаты?
   Тот спокойно кивнул:
   – Пред лицом Господа и святой церкви ваш союз уст новлен и освящен.
   Елена смотрела, как старейшему из советников Монтеверде помогают сойти на берег. За ним под тенью балдахина стояли другие. Она не могла различить их лиц, но решила, что там и Франко Пьетро. Но теперь все кончено, они уже не в состоянии ничему воспрепятствовать. Есть свидетели. Маргарет, Дарио и священник могли клятвенно это подтвердить.
   Наказанием было изгнание или смерть – не для нее, для человека, за которого она вышла замуж.
   Аллегрето молча спустился по лестнице, и все трое приготовились к обороне, хотя не обнажали мечей.
   Старейшина, казалось, не спешил подойти ближе. Он спокойно поправлял одежды, глядя, как спускаются остальные.
   – Это леди Меланта! – воскликнула Елена. Подхватив юбки и шлейф, она в сопровождении Нима бросилась к Аллегрето. – Это леди Меланта, – повторила она, сжав его руку. Затем помчалась к кораблю и остановилась у трапа, когда ее крестная сходила на берег.
   – О, мадам! – Она сделала реверанс. – Хвала Господу!
   – Элли! – Графиня наклонилась и подняла ее. – Своенравный ребенок!
   Елена чуть не задохнулась в крепких объятиях и, уткнувшись лицом в надушенное плечо крестной, всхлипнула от радости. Леди Меланта похлопала ее по спине и отстранилась.
   – Прошу, не заливай слезами мои праздничные одежды. Я не единственная, кто прибыл сюда, чтобы посмотреть, какую проказу ты учинила на этот раз.
   Подняв голову, Елена увидела в нескольких шагах от трапа сестру. Та стояла с мокрым от слез лицом и неуверенно оглядывалась, будто не узнавала место, где сейчас находится.
   – О, Кара!
   Та застенчиво протянула к ней руки.
   – Я так хотела снова тебя увидеть.
   Елена обняла сестру, и обе зарыдали, словно глупые девчонки. Кара наконец опомнилась и шагнула назад.
   – Мы не должны устраивать представление. – Она вытерла слезы рукавом. – Это неприлично.
   – Да. – Елена снова заключила сестру в объятия. – Но ты приехала, Кара! Ты приехала сюда.
   Повернувшись, Елена обнаружила, что они стоят в толпе советников и помощников, облаченных в лучшие одежды. Неподалеку от нее за происходящим внимательно наблюдал Аллегрето. По бокам, как всегда настороже, Дарио с Зафером.
   Елена подошла к нему, взяла за руку и вызывающе посмотрела на остальных. Кажется, все одеты как для праздника, только она не понимала, зачем совет и Франко Пьетро явились на ее свадьбу.
   – Аллегрето, – сдержанно произнесла леди Меланта. – Рада тебя видеть.
   – Миледи. – Он слегка наклонил голову.
   – Хорош, как и прежде. Годы благосклонны к тебе.
   Он поклонился.
   – И к вам тоже, миледи.
   Графиня негромко засмеялась, взмахнув рукой, на пальцах сверкнули драгоценные камни.
   – Гран мерси за твою любезность. Этот священник закончил свое дело? На этот раз ты действительно женился на моей Элли? Я ничего не могу понять из всех этих донесений.
   – Действительно. Мы женаты.
   Елена сжала его руку.
   – Печально, если это вызвало недовольство у вас и совета, миледи, но...
   – Но что? – улыбнулась леди Меланта. – А ты, Элли, бросишь его, если тебе запретят?
   – Разумеется, нет. И не позволю его арестовать. Я уже не принцесса и не связана их решениями.
   Графиня покачала головой.
   – Ты уверен, что хочешь такую кроткую новобрачную, Аллегрето? Черт побери, если бы она еще научилась постоять за себя.
   – У меня нет выбора, миледи. Она меня похитила.
   Леди Меланта подняла брови.
   – Елена, вы с этим безнравственным мошенников – отличная пара. Как я и думала. Но любезный синьор должен сделать заявление, а потом нас ждет праздник на другом корабле.
   Елена не знала, чего ждать от главного советника, который шагнул вперед и развернул свиток. Она надеялась, что это может быть ее официальным смещением с должности правительницы. Но это было адресовано не ей. Со всеми торжественными словами и похвалами мудрый и великодушный совет Монтеверде приглашал и настоятельно просил Аллегрето делла Навону с почестями вернуться в родной город. Высоко оценивая его службу княжеству и Елене Монтеверде, совет пересмотрел решение о запрете ее брака с одним из правящих домов. Совет шлет свои пожелания долгого и плодотворного брака и назначает Аллегрето хранителем жизни принцессы.
   Елена чуть не засмеялась над нелепостью этой декларации. Хранитель жизни принцессы! И никакого упоминания о ее отказе. Совет, как всегда, просто игнорировал то, что не желал признавать. Но когда она взглянула на Аллегрето, ее улыбка тут же исчезла. У него было такое же выражение, как после исповеди. Он словно не знал, что теперь делать. Словно думал, что это шутка, и ждал, когда все над ним засмеются.
   Она сжала его руку, чтобы напомнить, что ему надо ответить.
   – Или вы смеетесь надо мной, или это уловка. – Он посмотрел на Франко Пьетро. – Ты никогда не согласишься.
   Риата прищурил единственный глаз.