Страница:
Помещение опустело в мгновение ока. Осталась одна Меланта, которая сидела возле большого камина. Она потерла рукой тыльную сторону другой руки, и это движение вызвало целый сноп искр от ее камней.
– Прошу прощения за то, что прервал ваши развлечения, – произнес он обиженным тоном, – но работа зовет.
– Это я должна просить твоего прощения, – не поднимая головы, ответила Меланта. – Я думала, что в работах перерыв.
– Идет весна.
– Да-да.
И все. Ничего больше. Он весь промок, руки застыли и, несмотря на близость пылающего огня, никак не отогревались.
– Я так сильно огорчил свою госпожу, – произнес он хрипло, – что вы отвергаете мое общество?
Он не собирался говорить так резко. Она сложила руки на коленях, напоминая сейчас монахиню больше, чем когда-либо.
– Я не отвергаю твоей компании, мой господин. Я ведь сейчас с тобой.
– Мои объятия, – уточнил он.
Она бросила быстрый взгляд из-под полуопущенных ресниц и снова опустила глаза, являя собой образец невинности и целомудрия.
Он отошел.
– Наверное, вы очень утомились от этого общества. Наша компания наскучила вам, и вы желали бы отправиться к себе в Боулэнд?
– Как? И подвергнуться риску из-за чумы? – быстро спросила она.
Он обернулся.
– Очень мало признаков этой болезни. Только в Ливерпуле.
– Кто сказал тебе, что я хочу уехать?
– Никто, просто я подумал о всех делах, заботах. Не можете же вы бросить свои владения на произвол судьбы и оставаться здесь.
Она поднялась со своего места.
– Кто сказал тебе об этом?
– Уверяю, что никто. Это просто здравый смысл. Мы же и собирались в Боулэнд. Здесь – наша временная остановка, и я не имею права надолго задерживать вас.
– Твои менестрели сказали тебе об этом?! – воскликнула она.
– Мои менестрели? – ничего не понимая, повторил он. Взглянув на нее, он окаменел. Лицо Меланты выражало возмущение и ярость. – Нет, они не говорили ничего такого.
– Уильям Фулит нашептал это в твои уши, и Бассинджер насочинял тебе о запустении в моих землях и что чума мне не страшна!
– Нет, ничего они не говорили.
– Неужели ты меньше заботишься обо мне, чем о своих людях? Им ты приказал не покидать долины из-за чумы!
В ответ на эти несправедливые обвинения он чуть было не закричал:
– Но это же совсем не так! Я имел в виду иную цель. К тому же мне показалось, что вы не так уже сильно опасаетесь чумы.
– Опасаюсь!
На него, не отрываясь, глядели ее фиолетовые глаза, обрамленные черными ресницами. Она никогда не казалась ему очень обеспокоенной угрозой чумы. Да и сейчас тоже. Казалось, что она больше рассержена, чем обеспокоена.
– Значит, вы не хотите поспешить на свои земли?
– Я боюсь чумы.
Он покачал головой и усмехнулся.
– Моя госпожа, не требовал я никогда, чтобы вы говорили мне правду…
– Я не лгу. Я боюсь уезжать отсюда из-за чумы.
Она всегда была ему непонятна, непознаваема. Сейчас она свела брови, и это могло означать, что ей смешно. Но, может быть, она старается не заплакать.
– Ты сказал мне, что я могу оставаться здесь, где буду в полной безопасности, до тех пор, пока сама не пожелаю покинуть это место! – Она говорила с вызовом, словно ожидала, что он станет возражать.
– Тогда мы никуда не едем, моя госпожа, – ответил он, помолчав. – Пока не будет ясно, что это не будет вам опасно.
– О, – она прикрыла глаза.
– Я думал, что вы сами хотите уехать. Она покачала головой.
– Меланта, – сказал он, – смогу ли я когда – нибудь понять тебя?
Она открыла глаза.
– Да, когда я этого захочу.
Он нагнулся и подобрал свою мокрую накидку, набросил ее себе на плечи и, отвесив церемонный поклон, направился к двери.
В своих покоях он сбросил свою мокрую одежду и переоделся в сухую твидовую. В этот момент вошла она. Она закрыла за собой дверь и посмотрела на него так, что у него все поплыло перед глазами. Здесь негде было укрыться от этого взгляда, и он повернулся к ней спиной. Но она подошла к нему и положила руки на пояс.
Они лежали в постели, и у него мелькнула мысль о том, что она каким-то образом одурачила его. Ее грудь резко вздымалась и падала. Он положил на нее свою голову и подумал, что, вообще-то, это не имело никакого значения, так как она хитростью заставила его делать то, чего он хотел сам.
– Сейчас-то ты понимаешь меня? – спросила она.
– Нет, Меланта. Но ты заставила меня не заботиться больше о том, понимаю я тебя или нет.
Кара несла тщательно уложенную кипу белья, собираясь заняться его починкой. Она пересекала тусклый, запруженный людьми зал, когда ей буквально под ноги с грохотом обрушилась вязанка дров. Она отскочила, наткнувшись на дровосека, который с деланным удивлением посмотрел на Кару.
– Осторожнее! – выкрикнула она одно из английских слов, которым сумела обучиться в Англии.
Он даже не подумал поклониться, а просто нагнулся, чтобы подхватить вязанку. При этом он усмехнулся.
– Ты сделал это нарочно! – закричала она гневно. – Негодный мошенник, ты чуть не сломал мне ногу!
Он не понял ее слов, сказанных по-французски, или, по крайней мере, сделал вид, что не понял. Кара поджала губы. Она ненавидела эту страну, этих грубых людей. Рядом с ней кто-то остановился. Им оказался Гай, который только что вернулся откуда-то. Его одежда была покрыта грязью и промокла от дождя. Гай схватил дровосека за ворот и, встряхнув, подтащил к себе. Он прорычал тому что-то по-английски. Наглость слуги исчезла, словно ее и не было. Давясь, он стал пытаться что-то объяснить, говоря и кланяясь в одно и то же время.
Гай снова заговорил и с силой отпихнул дровосека. Тот споткнулся о свою же поленницу и полетел через нее на пол. Гай шагнул к нему и, дождавшись, когда слуга начал подниматься, с силой ударил того ногой. Слуга завопил и пополз к Каре на коленях. Здесь он начал униженно просить у нее прощения на сносном французском языке.
Все находившиеся в зале замерли. Затем двое или трое под воздействием кровожадного взгляда Гая поклонились ему, затем еще. И, наконец, каждый из присутствующих слуг признал его господином.
Гай кивнул Каре и быстро зашагал к выходу из зала. Она посмотрела на все еще коленопреклоненного дровосека, на уважительно склоненные перед ней головы остальных присутствующих, и бросилась вслед за Гаем.
Она нагнала его в коридоре.
– Сэр!
Он остановился, повернул голову. Заметив, что это Кара, он вдруг по-мальчишески улыбнулся и с восторгом произнес:
– Здорово, а? Получилось. Я сам не верю, что, сумел так все сделать.
Его возбужденное веселье заставило Кару поднять голову. Он все еще широко улыбался. Его подбородок был измазан, чего она раньше не заметила. Волосы мокрые и такие светлые. Она раньше даже не обращала на них внимания. Сияют, как золотая корона на голове. Сейчас на нем были военные доспехи, и они ему очень шли.
– Все дело в том, как говорить, – сказал он. – Тихо, но твердо. И уверенно.
– Да благословит вас Господь, сэр, за вашу помощь, – проговорила она, робко отодвигаясь чуть-чуть назад.
Он поклонился.
– Я почитаю за особую честь иметь счастье помочь вам.
Она еще попятилась.
– Вы ездили куда-то? Он понизил голос.
– Пытался узнать что-нибудь о вашей госпоже. Навона и лорд Томас создали отряд, чтобы вести разведку.
– Что-нибудь удалось узнать? – нервно спросила Кара.
Он покачал головой.
– К сожалению, нет, моя госпожа. Ничего, но не следует унывать. Мы их все равно обнаружим. – Он жестом указал на дверь. – Мне надо идти, чтобы доложить о результатах, поэтому я тороплюсь. Надеюсь, это не обидит вас.
– О нет. Я понимаю, что вам надо поспешить. Я позабочусь о том, чтобы для вас приготовили ванну и доставили вашу одежду.
Она повернулась и медленно пошла обратно. Затем вдруг обернулась.
Он все еще стоял на своем месте и глядел на нее. Его золотые волосы тускло сверкали на фоне каменной стены. Она улыбнулась, сделала легкий реверанс и поспешила в зал.
В замке, кроме нее, почти не было женщин. И уж, во всяком случае, женщин ее положения. Поэтому все верхние комнаты жилых помещений Достались ей одной. Сейчас она расположилась у окна в нише и, склонившись в неясном свете дождливого дня, стала зашивать разошедшийся шов на одежде.
Аллегрето возник перед ней, как всегда, неожиданно. Она было потянулась за ножницами, и вот он стоит перед ней, скрестив на груди руки и опираясь о камин плечом.
– Дева Мария! – вскрикнула Кара, прижав руку к груди. – Ты скользкий, как угорь.
Он признательно склонил голову, словно это был комплимент. Кара ткнула иголкой в материю, делая вид, что она собирается продолжать свое рукоделие. Иногда он приходил, чтобы просто посмотреть, как она работает, а затем исчезал, не сказав ни слова. «Наверное, шпионит», – думала Кара. Но какой в этом был смысл, она не понимала. Разве что только чтобы разнервировать ее.
Ужасная весть о том, что принцесса Меланта пропала, принесенная ими в Боулэнд, взорвала мирную жизнь замка. Сэр Томас, коннетабль замка, был достаточно деятельным и энергичным человеком. Гарнизон был вполне боеспособен, дела во владениях Мел анты шли вполне успешно, но в этот сложный момент он растерялся. Аллегрето, воспользовавшись его смятением, стал все сильнее брать управление в свои руки. Он посоветовал держать пропажу Меланты в секрете, дабы избежать гнева короля, дал совет об организации поисков. Ему было всего лишь шестнадцать лет, но, очевидно, ум и сила характера его отца уже сказывались в нем, и многоопытный воин слушался его как мальчишка.
– Отложи свою работу, – тихо сказал Аллегрето. – У меня новости.
Ее пронзил жуткий страх, пальцы запрыгали так, что она чуть не вонзила иглу в свою руку.
– Говори!
– Прибыл курьер. Все сопровождение, все наши люди прибудут сегодня засветло. – Он захихикал. – Это всего-то через месяц после того, как они покинули Лондон! Содорини, кажется, превзошел самого себя.
Хорошо, что в руках у нее больше не было иголки, так страшно задрожали ее руки. Аллегрето видел это.
– Я долго ждал, Кара. Теперь ты должна сделать выбор.
Замок неожиданно начал наваливаться на нее всей своей тяжестью.
– Риата или Навона, – произнес он.
Она мяла ткань одежды, которая все еще лежала у нее на коленях.
– Моя сестра. Моя сестра.
– Мы выручим ее. Но я должен знать, кто он.
– Я не могу сказать, кто это!
– Дурочка, неужели ты не понимаешь, что я и сам узнаю об этом? – Он оттолкнулся от камина. – Мы прибыли сюда вместе. Я доставил тебя, Кара. Я доставил тебя сюда! Я узнаю, кто это, проследив за тем, кто тебя убьет.
Она поняла, что он имеет в виду. Конечно, для человека Риаты все будет однозначно ясно – принцесса скрылась, она не в монастыре, жива и здорова, но недосягаема. А Кара и Навона вдвоем без всех остальных вернулись с этими известиями. Даже ребенок подумал бы, что они совместно совершили этот заговор против Риаты.
– Ты только скажи, – настаивал он. – Я защищу тебя. – Она закрыла глаза. – Прошу, умоляю тебя.
– Фицино, – прошептала она. Он быстро подошел к ней.
– Ты с нами. Со мной. Я сохраню тебе сестру с Божьей помощью. – Неожиданно он опустился перед ней на колено и, подхватив ее руки, которые все еще сжимали шитье, прижался к ним лицом. Затем он так же неожиданно отпустил ее, встал и двинулся к коридору. Потом вдруг остановился и, не оборачиваясь, приказал ей: – Пошли ему приглашение явиться для разговора в наливной подвал, там, где хранят нефть.
Она с изумлением уставилась на него, потрясенная и его словами, и тем, что он только что совершил.
– Кара, – обрывисто произнес он. – Повтори, где.
– В наливном подвале, где хранят нефть, – произнесла она и, еще не успев окончить, увидела, что его уже нет.
Тревога поднялась, – когда было совсем темно. Били колокола. Пожар. Дамы метались в темноте среди куч разбросанных и еще не распакованных вещей, пытаясь найти дорогу и выбраться наружу. Когда Каре удалось-таки попасть во двор, все уже кончилось. Цепи людей, передававших друг другу ведра с водой, стали разрываться. Слышались радостные возгласы, которые перешли во всеобщее ликование. Все устремились к главной башне.
Кара тоже хотела повернуться, но в этот момент заметила человека, выделявшегося среди всех цветом своих светлых волос. Это был Гай. Он нес два ведра в одной руке, второй распихивал толпу. Затем остановился, отдал пажу ведра и, получив взамен от него факел, двинулся было дальше, но вдруг встал и согнулся. Страшный кашель потряс его.
Кара забыла о том, что почти не одета и не обута. Она стремительно кинулась вниз по ступенькам, схватила ведро, в котором еще была вода, и, не обращая внимания на то, что она плескала себе на голые ноги, потащила ведро к нему.
– Пейте, сэр, – сказала она, задыхаясь от бега.
Она поставила ведро и взяла у него факел. Он безучастно посмотрел на нее, и она испугалась, не забыл ли ее этот светловолосый воин. Однако затем его взгляд прояснился, и на лице Гая появилась улыбка.
– Grant mercy, – прохрипел он, присев около ведра. Он стал зачерпывать воду ладонями и жадно пить, затем плеснул себе в лицо и поднялся, вытирая его рукавом.
Кара улыбнулась и, показав на большое темное пятно на лице, которое он размазал, сказала:
– Ваша ванна пропала, сэр.
Он поднялся, сделав легкий поклон.
– Нет, не пропала. Я получил от нее большое удовольствие.
К ним подошел кто-то из его знакомых, тоже весь в саже. Он кивнул Каре, а затем, обратившись к Гаю, сказал:
– Говорят, там был один бедный малый.
– Удокой Господи его душу. Не знаю, что там было, но горело это, как в аду.
– Там обычно хранят нефть. Хорошо еще, что ее было мало.
Кара уронила факел. Ей стало нечем дышать. Нет, она не лишилась чувств. Ее тело ужасно затряслось. Она знала, что ей надо заплакать, но не могла этого сделать.
– Боже мой, ей плохо. – Перед нею возникло лицо Гая. – Не следовало нам при ней говорить об этом. – Он подхватил ее и отнес в зал, где ее усадили на скамью, и сгрудившиеся вокруг женщины стали подносить к носу уксус.
– Не надо. – Она отталкивала всех слабой рукой. – Я нормально себя чувствую. Я просто… поперхнулась.
Гай встал на колени рядом с ней. Его полосатое от сажи лицо выражало крайнюю тревогу. Он взял Кару за руку. Кара сжала его ладонь и попыталась взять себя в руки. Она подняла голову, и все поплыло у нее перед глазами.
За спиной Гая, над полуодетыми женщинами и мужчинами, над любопытными лицами суеты на подиуме возвышался Аллегрето в своем красно-золотом наряде. Он был абсолютно неподвижен и внимательно смотрел на Кару.
Она застонала, стала трясти головой. Гай сжал ей руку и начал тихонько постукивать по спине. Он что-то спрашивал ее, но Кара не понимала. Шатаясь, она поднялась со скамьи и побрела прочь. Она не могла остановить себя и металась среди людей, как олень, пытающийся отыскать лазейку в загоне.
Глава 20
– Прошу прощения за то, что прервал ваши развлечения, – произнес он обиженным тоном, – но работа зовет.
– Это я должна просить твоего прощения, – не поднимая головы, ответила Меланта. – Я думала, что в работах перерыв.
– Идет весна.
– Да-да.
И все. Ничего больше. Он весь промок, руки застыли и, несмотря на близость пылающего огня, никак не отогревались.
– Я так сильно огорчил свою госпожу, – произнес он хрипло, – что вы отвергаете мое общество?
Он не собирался говорить так резко. Она сложила руки на коленях, напоминая сейчас монахиню больше, чем когда-либо.
– Я не отвергаю твоей компании, мой господин. Я ведь сейчас с тобой.
– Мои объятия, – уточнил он.
Она бросила быстрый взгляд из-под полуопущенных ресниц и снова опустила глаза, являя собой образец невинности и целомудрия.
Он отошел.
– Наверное, вы очень утомились от этого общества. Наша компания наскучила вам, и вы желали бы отправиться к себе в Боулэнд?
– Как? И подвергнуться риску из-за чумы? – быстро спросила она.
Он обернулся.
– Очень мало признаков этой болезни. Только в Ливерпуле.
– Кто сказал тебе, что я хочу уехать?
– Никто, просто я подумал о всех делах, заботах. Не можете же вы бросить свои владения на произвол судьбы и оставаться здесь.
Она поднялась со своего места.
– Кто сказал тебе об этом?
– Уверяю, что никто. Это просто здравый смысл. Мы же и собирались в Боулэнд. Здесь – наша временная остановка, и я не имею права надолго задерживать вас.
– Твои менестрели сказали тебе об этом?! – воскликнула она.
– Мои менестрели? – ничего не понимая, повторил он. Взглянув на нее, он окаменел. Лицо Меланты выражало возмущение и ярость. – Нет, они не говорили ничего такого.
– Уильям Фулит нашептал это в твои уши, и Бассинджер насочинял тебе о запустении в моих землях и что чума мне не страшна!
– Нет, ничего они не говорили.
– Неужели ты меньше заботишься обо мне, чем о своих людях? Им ты приказал не покидать долины из-за чумы!
В ответ на эти несправедливые обвинения он чуть было не закричал:
– Но это же совсем не так! Я имел в виду иную цель. К тому же мне показалось, что вы не так уже сильно опасаетесь чумы.
– Опасаюсь!
На него, не отрываясь, глядели ее фиолетовые глаза, обрамленные черными ресницами. Она никогда не казалась ему очень обеспокоенной угрозой чумы. Да и сейчас тоже. Казалось, что она больше рассержена, чем обеспокоена.
– Значит, вы не хотите поспешить на свои земли?
– Я боюсь чумы.
Он покачал головой и усмехнулся.
– Моя госпожа, не требовал я никогда, чтобы вы говорили мне правду…
– Я не лгу. Я боюсь уезжать отсюда из-за чумы.
Она всегда была ему непонятна, непознаваема. Сейчас она свела брови, и это могло означать, что ей смешно. Но, может быть, она старается не заплакать.
– Ты сказал мне, что я могу оставаться здесь, где буду в полной безопасности, до тех пор, пока сама не пожелаю покинуть это место! – Она говорила с вызовом, словно ожидала, что он станет возражать.
– Тогда мы никуда не едем, моя госпожа, – ответил он, помолчав. – Пока не будет ясно, что это не будет вам опасно.
– О, – она прикрыла глаза.
– Я думал, что вы сами хотите уехать. Она покачала головой.
– Меланта, – сказал он, – смогу ли я когда – нибудь понять тебя?
Она открыла глаза.
– Да, когда я этого захочу.
Он нагнулся и подобрал свою мокрую накидку, набросил ее себе на плечи и, отвесив церемонный поклон, направился к двери.
В своих покоях он сбросил свою мокрую одежду и переоделся в сухую твидовую. В этот момент вошла она. Она закрыла за собой дверь и посмотрела на него так, что у него все поплыло перед глазами. Здесь негде было укрыться от этого взгляда, и он повернулся к ней спиной. Но она подошла к нему и положила руки на пояс.
Они лежали в постели, и у него мелькнула мысль о том, что она каким-то образом одурачила его. Ее грудь резко вздымалась и падала. Он положил на нее свою голову и подумал, что, вообще-то, это не имело никакого значения, так как она хитростью заставила его делать то, чего он хотел сам.
– Сейчас-то ты понимаешь меня? – спросила она.
– Нет, Меланта. Но ты заставила меня не заботиться больше о том, понимаю я тебя или нет.
Кара несла тщательно уложенную кипу белья, собираясь заняться его починкой. Она пересекала тусклый, запруженный людьми зал, когда ей буквально под ноги с грохотом обрушилась вязанка дров. Она отскочила, наткнувшись на дровосека, который с деланным удивлением посмотрел на Кару.
– Осторожнее! – выкрикнула она одно из английских слов, которым сумела обучиться в Англии.
Он даже не подумал поклониться, а просто нагнулся, чтобы подхватить вязанку. При этом он усмехнулся.
– Ты сделал это нарочно! – закричала она гневно. – Негодный мошенник, ты чуть не сломал мне ногу!
Он не понял ее слов, сказанных по-французски, или, по крайней мере, сделал вид, что не понял. Кара поджала губы. Она ненавидела эту страну, этих грубых людей. Рядом с ней кто-то остановился. Им оказался Гай, который только что вернулся откуда-то. Его одежда была покрыта грязью и промокла от дождя. Гай схватил дровосека за ворот и, встряхнув, подтащил к себе. Он прорычал тому что-то по-английски. Наглость слуги исчезла, словно ее и не было. Давясь, он стал пытаться что-то объяснить, говоря и кланяясь в одно и то же время.
Гай снова заговорил и с силой отпихнул дровосека. Тот споткнулся о свою же поленницу и полетел через нее на пол. Гай шагнул к нему и, дождавшись, когда слуга начал подниматься, с силой ударил того ногой. Слуга завопил и пополз к Каре на коленях. Здесь он начал униженно просить у нее прощения на сносном французском языке.
Все находившиеся в зале замерли. Затем двое или трое под воздействием кровожадного взгляда Гая поклонились ему, затем еще. И, наконец, каждый из присутствующих слуг признал его господином.
Гай кивнул Каре и быстро зашагал к выходу из зала. Она посмотрела на все еще коленопреклоненного дровосека, на уважительно склоненные перед ней головы остальных присутствующих, и бросилась вслед за Гаем.
Она нагнала его в коридоре.
– Сэр!
Он остановился, повернул голову. Заметив, что это Кара, он вдруг по-мальчишески улыбнулся и с восторгом произнес:
– Здорово, а? Получилось. Я сам не верю, что, сумел так все сделать.
Его возбужденное веселье заставило Кару поднять голову. Он все еще широко улыбался. Его подбородок был измазан, чего она раньше не заметила. Волосы мокрые и такие светлые. Она раньше даже не обращала на них внимания. Сияют, как золотая корона на голове. Сейчас на нем были военные доспехи, и они ему очень шли.
– Все дело в том, как говорить, – сказал он. – Тихо, но твердо. И уверенно.
– Да благословит вас Господь, сэр, за вашу помощь, – проговорила она, робко отодвигаясь чуть-чуть назад.
Он поклонился.
– Я почитаю за особую честь иметь счастье помочь вам.
Она еще попятилась.
– Вы ездили куда-то? Он понизил голос.
– Пытался узнать что-нибудь о вашей госпоже. Навона и лорд Томас создали отряд, чтобы вести разведку.
– Что-нибудь удалось узнать? – нервно спросила Кара.
Он покачал головой.
– К сожалению, нет, моя госпожа. Ничего, но не следует унывать. Мы их все равно обнаружим. – Он жестом указал на дверь. – Мне надо идти, чтобы доложить о результатах, поэтому я тороплюсь. Надеюсь, это не обидит вас.
– О нет. Я понимаю, что вам надо поспешить. Я позабочусь о том, чтобы для вас приготовили ванну и доставили вашу одежду.
Она повернулась и медленно пошла обратно. Затем вдруг обернулась.
Он все еще стоял на своем месте и глядел на нее. Его золотые волосы тускло сверкали на фоне каменной стены. Она улыбнулась, сделала легкий реверанс и поспешила в зал.
В замке, кроме нее, почти не было женщин. И уж, во всяком случае, женщин ее положения. Поэтому все верхние комнаты жилых помещений Достались ей одной. Сейчас она расположилась у окна в нише и, склонившись в неясном свете дождливого дня, стала зашивать разошедшийся шов на одежде.
Аллегрето возник перед ней, как всегда, неожиданно. Она было потянулась за ножницами, и вот он стоит перед ней, скрестив на груди руки и опираясь о камин плечом.
– Дева Мария! – вскрикнула Кара, прижав руку к груди. – Ты скользкий, как угорь.
Он признательно склонил голову, словно это был комплимент. Кара ткнула иголкой в материю, делая вид, что она собирается продолжать свое рукоделие. Иногда он приходил, чтобы просто посмотреть, как она работает, а затем исчезал, не сказав ни слова. «Наверное, шпионит», – думала Кара. Но какой в этом был смысл, она не понимала. Разве что только чтобы разнервировать ее.
Ужасная весть о том, что принцесса Меланта пропала, принесенная ими в Боулэнд, взорвала мирную жизнь замка. Сэр Томас, коннетабль замка, был достаточно деятельным и энергичным человеком. Гарнизон был вполне боеспособен, дела во владениях Мел анты шли вполне успешно, но в этот сложный момент он растерялся. Аллегрето, воспользовавшись его смятением, стал все сильнее брать управление в свои руки. Он посоветовал держать пропажу Меланты в секрете, дабы избежать гнева короля, дал совет об организации поисков. Ему было всего лишь шестнадцать лет, но, очевидно, ум и сила характера его отца уже сказывались в нем, и многоопытный воин слушался его как мальчишка.
– Отложи свою работу, – тихо сказал Аллегрето. – У меня новости.
Ее пронзил жуткий страх, пальцы запрыгали так, что она чуть не вонзила иглу в свою руку.
– Говори!
– Прибыл курьер. Все сопровождение, все наши люди прибудут сегодня засветло. – Он захихикал. – Это всего-то через месяц после того, как они покинули Лондон! Содорини, кажется, превзошел самого себя.
Хорошо, что в руках у нее больше не было иголки, так страшно задрожали ее руки. Аллегрето видел это.
– Я долго ждал, Кара. Теперь ты должна сделать выбор.
Замок неожиданно начал наваливаться на нее всей своей тяжестью.
– Риата или Навона, – произнес он.
Она мяла ткань одежды, которая все еще лежала у нее на коленях.
– Моя сестра. Моя сестра.
– Мы выручим ее. Но я должен знать, кто он.
– Я не могу сказать, кто это!
– Дурочка, неужели ты не понимаешь, что я и сам узнаю об этом? – Он оттолкнулся от камина. – Мы прибыли сюда вместе. Я доставил тебя, Кара. Я доставил тебя сюда! Я узнаю, кто это, проследив за тем, кто тебя убьет.
Она поняла, что он имеет в виду. Конечно, для человека Риаты все будет однозначно ясно – принцесса скрылась, она не в монастыре, жива и здорова, но недосягаема. А Кара и Навона вдвоем без всех остальных вернулись с этими известиями. Даже ребенок подумал бы, что они совместно совершили этот заговор против Риаты.
– Ты только скажи, – настаивал он. – Я защищу тебя. – Она закрыла глаза. – Прошу, умоляю тебя.
– Фицино, – прошептала она. Он быстро подошел к ней.
– Ты с нами. Со мной. Я сохраню тебе сестру с Божьей помощью. – Неожиданно он опустился перед ней на колено и, подхватив ее руки, которые все еще сжимали шитье, прижался к ним лицом. Затем он так же неожиданно отпустил ее, встал и двинулся к коридору. Потом вдруг остановился и, не оборачиваясь, приказал ей: – Пошли ему приглашение явиться для разговора в наливной подвал, там, где хранят нефть.
Она с изумлением уставилась на него, потрясенная и его словами, и тем, что он только что совершил.
– Кара, – обрывисто произнес он. – Повтори, где.
– В наливном подвале, где хранят нефть, – произнесла она и, еще не успев окончить, увидела, что его уже нет.
Тревога поднялась, – когда было совсем темно. Били колокола. Пожар. Дамы метались в темноте среди куч разбросанных и еще не распакованных вещей, пытаясь найти дорогу и выбраться наружу. Когда Каре удалось-таки попасть во двор, все уже кончилось. Цепи людей, передававших друг другу ведра с водой, стали разрываться. Слышались радостные возгласы, которые перешли во всеобщее ликование. Все устремились к главной башне.
Кара тоже хотела повернуться, но в этот момент заметила человека, выделявшегося среди всех цветом своих светлых волос. Это был Гай. Он нес два ведра в одной руке, второй распихивал толпу. Затем остановился, отдал пажу ведра и, получив взамен от него факел, двинулся было дальше, но вдруг встал и согнулся. Страшный кашель потряс его.
Кара забыла о том, что почти не одета и не обута. Она стремительно кинулась вниз по ступенькам, схватила ведро, в котором еще была вода, и, не обращая внимания на то, что она плескала себе на голые ноги, потащила ведро к нему.
– Пейте, сэр, – сказала она, задыхаясь от бега.
Она поставила ведро и взяла у него факел. Он безучастно посмотрел на нее, и она испугалась, не забыл ли ее этот светловолосый воин. Однако затем его взгляд прояснился, и на лице Гая появилась улыбка.
– Grant mercy, – прохрипел он, присев около ведра. Он стал зачерпывать воду ладонями и жадно пить, затем плеснул себе в лицо и поднялся, вытирая его рукавом.
Кара улыбнулась и, показав на большое темное пятно на лице, которое он размазал, сказала:
– Ваша ванна пропала, сэр.
Он поднялся, сделав легкий поклон.
– Нет, не пропала. Я получил от нее большое удовольствие.
К ним подошел кто-то из его знакомых, тоже весь в саже. Он кивнул Каре, а затем, обратившись к Гаю, сказал:
– Говорят, там был один бедный малый.
– Удокой Господи его душу. Не знаю, что там было, но горело это, как в аду.
– Там обычно хранят нефть. Хорошо еще, что ее было мало.
Кара уронила факел. Ей стало нечем дышать. Нет, она не лишилась чувств. Ее тело ужасно затряслось. Она знала, что ей надо заплакать, но не могла этого сделать.
– Боже мой, ей плохо. – Перед нею возникло лицо Гая. – Не следовало нам при ней говорить об этом. – Он подхватил ее и отнес в зал, где ее усадили на скамью, и сгрудившиеся вокруг женщины стали подносить к носу уксус.
– Не надо. – Она отталкивала всех слабой рукой. – Я нормально себя чувствую. Я просто… поперхнулась.
Гай встал на колени рядом с ней. Его полосатое от сажи лицо выражало крайнюю тревогу. Он взял Кару за руку. Кара сжала его ладонь и попыталась взять себя в руки. Она подняла голову, и все поплыло у нее перед глазами.
За спиной Гая, над полуодетыми женщинами и мужчинами, над любопытными лицами суеты на подиуме возвышался Аллегрето в своем красно-золотом наряде. Он был абсолютно неподвижен и внимательно смотрел на Кару.
Она застонала, стала трясти головой. Гай сжал ей руку и начал тихонько постукивать по спине. Он что-то спрашивал ее, но Кара не понимала. Шатаясь, она поднялась со скамьи и побрела прочь. Она не могла остановить себя и металась среди людей, как олень, пытающийся отыскать лазейку в загоне.
Глава 20
По всему замку были устроены западни. Они создавались женскими руками, и, конечно, мужчинам не составляло большого труда их обойти, но никто даже не пытался делать этого. На следующий день после Пасхи, когда срок печального запрета Рука на игры истек, наступил черед веселья и забав.
Рук сам оказался задержанным у дверей в большой зал. Дорогу ему преградила натянутая веревка, и в зал было позволено войти только тогда, когда стайка веселящихся женщин получила от него выкуп в виде гроута[1]. Но, по сравнению с другими мужчинами, ему еще повезло. Многих из них связали по рукам и ногами. Те шумели, громко протестовали, бились в своих оковах, словом, веселились вовсю.
Выкупив себе свободу, Рук благополучно добрался до ворот и пересек мост. Вдоль дороги цвели крокусы. Он был один, если не считать пасущихся животных. Сзади раздавались крики и смех. Рук двинулся по кромке пашни, вдыхая еще холодный воздух.
Он остановился и стал осматривать долину, заключенную между высокими горными грядами. Они составляли и границу и защиту. Как легко, находясь здесь, позабыть о том, что где-то существует другой мир. Он посмотрел на замок, чьи темные в утреннем рассвете башни, трубы и зубцы возвышались над полями.
Вот уже много недель, как они живут здесь настоящей семейной жизнью. Как будто кроме Вулфскара не существует другого мира. Он много раз намекал на то, что надо подумать об отъезде, но каждый раз она не хотела уезжать.
Он сбил прутиком ком земли, прилипший к башмаку. Затем другой. Присел на корточки. Она не только не желала покидать это место, но и запретила извещать кого-либо о ее местонахождении. Он даже не мог себе представить, что они так долго пробудут здесь.
Кто-то приближался к нему. Он не стал подниматься, ожидая, что это Уилл, который хочет обсудить с ним сев. Неожиданно на плечи упала веревка. Ее потянули, и, потеряв равновесие, он свалился на землю. Вскрикнув от удивления, он повернулся на бок. Над ним стояла Меланта.
– Я поймала тебя! – заявила она.
Она опустилась на колени и стала продвигать веревку дальше, спутывая его руки. Он снизу смотрел на нее.
– Сколько? – спросил он.
– Все твои земли и замки, рыцарь, если хочешь подняться опять.
– Другим я заплатил лишь один гроут.
– Ха, – произнесла она. – Меня не привлекают такие мелкие подачки.
Он потянул ее на себя и, обхватив ее голову руками, стал целовать.
– Все твое, наглая девка, – произнес он, не отрывая своих губ от нее. – Но берегись завтрашнего дня, когда настанет мужской день.
– Сначала поймай меня!
Он перекатился, сел и обмотал ее концами веревки.
– Да вот ты уже и попалась.
Она завизжала и стала вырываться, совсем как простая крестьянка.
– Предатель. Ни за что.
Пар от их дыхания сплетался в облачка и, поднимался над ними. Он не пускал ее. Тогда, смеясь, она попробовала оттолкнуть его.
– Не выйдет. Никакой хитрюга не сможет выманить у меня мои земли.
Он вдруг замер, стоя рядом с ней на коленях и глядя ей в глаза.
– Меланта, – сказал он вдруг серьезно. – Никогда не обвиняй меня в этом. Даже в шутку.
Она положила свои руки ему на плечи.
– Откуда такая серьезность, рыцарь-монах? Не утомляй меня своей серьезностью.
– Нет, моя госпожа. Я и так очень долго молчал. – Он стал подниматься. – Я позволил счастью захватить мой рассудок. Мы не можем навечно оставаться здесь… Моя госпожа, – продолжал он, – если из-за нашей женитьбы вы не можете возвращаться назад, то я ведь совсем не прошу открывать ее всем. Мы сможем хранить ее в тайне столько, сколько вы сочтете нужным.
– Ты жалеешь о том, что случилось?
– Я никогда не пожалею об этом. Но мир может очень жестоко принять ваш каприз. Поэтому-то вы, наверное, медлите, оставаясь здесь. Я обручился совсем не с целью завладеть вашим богатством или землями. Я вполне обойдусь и без публичного признания своих прав на вас, пока вы не сочтете возможным заявить об этом открыто. Пусть даже все продлится очень долго.
– Какие грустные мысли! – Она потянулась и сорвала маленький подснежник. – Ты меня очень утомил.
– Мы должны прямо взглянуть на обстоятельства. Вам надо прибыть к себе в замок.
– Чума, – сказала она. – Я боюсь. Он покачал головой.
– Я поеду один и узнаю, что в мире. День – другой, и мы все будем знать.
Она стала сматывать веревку себе на руку.
– Твои речи досаждают мне, – произнесла она. Затем отбросила цветок и поднялась. – Пойдем, я хочу веселиться, а не уезжать.
Затем она обняла его и так яростно поцеловала, что он забыл про все «где», «куда» и «зачем». Она могла так легко заставить его позабыть о месте и времени. И даже о своем собственном имени.
В среду, направляясь на разведку, высоко в горах Рук встретил Дезмонда, который наигрывал печальные мелодии, сидя у дороги и глядя в туман, сплошною стеною окутывающий горы. Пребывая в своем печальном настроении, мальчик, кажется, не замечал ничего вокруг. Однако он расположился таким образом, что его нельзя было не увидеть с дороги. И так как все знали, что Рук собирается выехать во внешний мир для изучения ситуации, то было ясно, что такое местоположение юноши означало его молчаливую просьбу поговорить с Руком. Рук с улыбкой рассматривал меланхоличную позу и согбенную фигуру своего дозорного. Кажется, он понимал, что волнует Дезмонда.
Он привязал свою гнедую кобылу к дереву и направился к скалам, где на выступе, поджав ноги, сидел юноша. Тот довольно естественно проявил свое удивление, произведя нескоолько неприятных звуков на своем рожке.
Рук прислонился к выступу.
– Что, пропала овца?
– Нет, мой господин! – Он открыл рот, собираясь продолжить, но вдруг опомнился, спустил ся с выступа и упал на одно колено. – Мой господин, я много работаю в зеленом лесу.
Поддерживать зеленую ограду в нормальном состоянии было важной и непростой задачей. Росли все новые ветви, переплетаясь со старыми, падали деревья, рос кустарник с острыми колючками и листьями-иглами. Отлучки из долины для работ в этой чаще поэтому были вполне объяснимы.
– Поднимись, – сказал он, никак не ответив на проявление такого достойного трудолюбия. – Побудь со мной и прими участие в моей трапезе. Я собираюсь идти на разведку.
– Неужели, мой господин? – Дезмонд сделал вид, что только сейчас узнал об этом. Он снова забрался на выступ и получил от Рука овсяные лепешки. Они молча ели, запивая элем. Туман плыл мимо них, оставляя на камнях капли влаги.
– Мой господин, – неожиданно прервал их молчание Дезмонд, – вчера и до этого… в понедельник после Пасхи, вы же знаете…
Он умолк. Рук отхлебнул эль, стараясь не глядеть на юношу, чтобы не смущать его. Дезмонд мучительно подыскивал слова.
– Мой господин, ни одной женщины не нашлось, чтобы связать меня в понедельник. А вчера, когда наступил черед мужчин – мне ведь уже шестнадцать лет, и поэтому я тоже присоединился к ним, – я не мог… вы не знаете, конечно… но все женщины заняты, а Джек Халидей так разозлился и стал ревновать меня к своей жене, когда я накинул веревку на нее. Мой господин, я бы никогда не посмел этого сделать, если бы она не была подругой моей сестры, и ей двадцать один! – Его голос задрожал от обиды и несправедливости. – Мой господин, я…
Кажется, он окончательно запутался и не знал, как продолжать. Рук доел лепешку, стряхнул крошки с одежды и прислонился к выступу.
– Здесь нет молодых девушек, мой господин!
Это отчаянное восклицание эхом отразилось в горах. Дезмонд подобрал камешек и бросил его. Затем другой.
– Они все либо очень молоды для меня, либо уже стары, – заикаясь, пояснил юноша.
– Ты захватил осла сегодня с собой? – спросил Рук.
Юноша настороженно посмотрел на него.
– Я надеюсь, что захватил. Я не хотел бы, чтобы моей кобыле пришлось нести на себе двойной груз в оба конца.
Юноша уставился на него, затем соскочил с выступа. Он издал радостный вопль.
– Так вы возьмете меня? – Он бросился в ноги Руку. – Благодарю, мой господин! Я привел сюда Маленького Аббата и захватил много еды. Так, на случай!
Дезмонд, конечно, не был первым юношей, который отважился покинуть Вулфскар в поисках невесты. Сейчас он ехал следом за кобылой Рука на маленьком белоногом ослике, которого постоянно пинал ногами, чтобы не отставать от Рука. Все время, пока они пробирались через заросли, отгораживавшие вход в долину, он говорил и пел о любви. Рук слушал его и испытывал невольную зависть к менестрелю. Будучи и более взрослым, он не мог заставить себя так легко и свободно говорить на эти темы, а ведь его уверенному в себе спутнику было лишь только шестнадцать лет. Первый раз, когда Рук покинул убежище и из долины выбрался во внешний мир, он был куда более застенчив и сдержан. Да он даже стеснялся отвесить поклон какой-либо девушке, не говоря уже о том, чтобы петь о любви.
Правда, и Дезмонд подрастерял всю свою смелость и уверенность, когда они спустились с туманных гор и лес стал редеть. В воздухе почувствовался сильный запах дыма – это жгли костры на руднике, который принадлежал аббатству. Рук подумал, что это добрый знак отсутствия чумы: работы идут, значит, все нормально.
Они объехали стороной рудник и стали спускаться к возделываемым полям. Теперь Рук был почти уверен, что болезнь пощадила эту местность. Он дал шиллинг встретившемуся им пастуху, который рассказал, что группа пилигримов пришла в аббатство на Пасху, что все они здоровы настолько, чтобы клясть изводивших их клопов и ругать кислый эль. Был один набег грабителей – шотландцев, но хуже всего аббатству пришлось от набега какого-то рыцаря, который послал своих людей за провизией и чтобы «позлить и досадить» аббату. Пастух склонялся к мысли о том, что эта кровожадная знать была намного хуже, чем шотландцы и чума.
Рук посмотрел мимо стада, туда, где между холмами начинались возделываемые поля. Итак, чумы не было, и откладывать поездку не имело смысла. Теперь он мог бы и повернуть назад, но с ним был Дезмонд. Юноша надеялся и ждал. Огромный мир впечатлял его, и Дезмонд, казалось, забыл о своих любовных мечтах. Теперь он мечтал о походах.
Рук сам оказался задержанным у дверей в большой зал. Дорогу ему преградила натянутая веревка, и в зал было позволено войти только тогда, когда стайка веселящихся женщин получила от него выкуп в виде гроута[1]. Но, по сравнению с другими мужчинами, ему еще повезло. Многих из них связали по рукам и ногами. Те шумели, громко протестовали, бились в своих оковах, словом, веселились вовсю.
Выкупив себе свободу, Рук благополучно добрался до ворот и пересек мост. Вдоль дороги цвели крокусы. Он был один, если не считать пасущихся животных. Сзади раздавались крики и смех. Рук двинулся по кромке пашни, вдыхая еще холодный воздух.
Он остановился и стал осматривать долину, заключенную между высокими горными грядами. Они составляли и границу и защиту. Как легко, находясь здесь, позабыть о том, что где-то существует другой мир. Он посмотрел на замок, чьи темные в утреннем рассвете башни, трубы и зубцы возвышались над полями.
Вот уже много недель, как они живут здесь настоящей семейной жизнью. Как будто кроме Вулфскара не существует другого мира. Он много раз намекал на то, что надо подумать об отъезде, но каждый раз она не хотела уезжать.
Он сбил прутиком ком земли, прилипший к башмаку. Затем другой. Присел на корточки. Она не только не желала покидать это место, но и запретила извещать кого-либо о ее местонахождении. Он даже не мог себе представить, что они так долго пробудут здесь.
Кто-то приближался к нему. Он не стал подниматься, ожидая, что это Уилл, который хочет обсудить с ним сев. Неожиданно на плечи упала веревка. Ее потянули, и, потеряв равновесие, он свалился на землю. Вскрикнув от удивления, он повернулся на бок. Над ним стояла Меланта.
– Я поймала тебя! – заявила она.
Она опустилась на колени и стала продвигать веревку дальше, спутывая его руки. Он снизу смотрел на нее.
– Сколько? – спросил он.
– Все твои земли и замки, рыцарь, если хочешь подняться опять.
– Другим я заплатил лишь один гроут.
– Ха, – произнесла она. – Меня не привлекают такие мелкие подачки.
Он потянул ее на себя и, обхватив ее голову руками, стал целовать.
– Все твое, наглая девка, – произнес он, не отрывая своих губ от нее. – Но берегись завтрашнего дня, когда настанет мужской день.
– Сначала поймай меня!
Он перекатился, сел и обмотал ее концами веревки.
– Да вот ты уже и попалась.
Она завизжала и стала вырываться, совсем как простая крестьянка.
– Предатель. Ни за что.
Пар от их дыхания сплетался в облачка и, поднимался над ними. Он не пускал ее. Тогда, смеясь, она попробовала оттолкнуть его.
– Не выйдет. Никакой хитрюга не сможет выманить у меня мои земли.
Он вдруг замер, стоя рядом с ней на коленях и глядя ей в глаза.
– Меланта, – сказал он вдруг серьезно. – Никогда не обвиняй меня в этом. Даже в шутку.
Она положила свои руки ему на плечи.
– Откуда такая серьезность, рыцарь-монах? Не утомляй меня своей серьезностью.
– Нет, моя госпожа. Я и так очень долго молчал. – Он стал подниматься. – Я позволил счастью захватить мой рассудок. Мы не можем навечно оставаться здесь… Моя госпожа, – продолжал он, – если из-за нашей женитьбы вы не можете возвращаться назад, то я ведь совсем не прошу открывать ее всем. Мы сможем хранить ее в тайне столько, сколько вы сочтете нужным.
– Ты жалеешь о том, что случилось?
– Я никогда не пожалею об этом. Но мир может очень жестоко принять ваш каприз. Поэтому-то вы, наверное, медлите, оставаясь здесь. Я обручился совсем не с целью завладеть вашим богатством или землями. Я вполне обойдусь и без публичного признания своих прав на вас, пока вы не сочтете возможным заявить об этом открыто. Пусть даже все продлится очень долго.
– Какие грустные мысли! – Она потянулась и сорвала маленький подснежник. – Ты меня очень утомил.
– Мы должны прямо взглянуть на обстоятельства. Вам надо прибыть к себе в замок.
– Чума, – сказала она. – Я боюсь. Он покачал головой.
– Я поеду один и узнаю, что в мире. День – другой, и мы все будем знать.
Она стала сматывать веревку себе на руку.
– Твои речи досаждают мне, – произнесла она. Затем отбросила цветок и поднялась. – Пойдем, я хочу веселиться, а не уезжать.
Затем она обняла его и так яростно поцеловала, что он забыл про все «где», «куда» и «зачем». Она могла так легко заставить его позабыть о месте и времени. И даже о своем собственном имени.
В среду, направляясь на разведку, высоко в горах Рук встретил Дезмонда, который наигрывал печальные мелодии, сидя у дороги и глядя в туман, сплошною стеною окутывающий горы. Пребывая в своем печальном настроении, мальчик, кажется, не замечал ничего вокруг. Однако он расположился таким образом, что его нельзя было не увидеть с дороги. И так как все знали, что Рук собирается выехать во внешний мир для изучения ситуации, то было ясно, что такое местоположение юноши означало его молчаливую просьбу поговорить с Руком. Рук с улыбкой рассматривал меланхоличную позу и согбенную фигуру своего дозорного. Кажется, он понимал, что волнует Дезмонда.
Он привязал свою гнедую кобылу к дереву и направился к скалам, где на выступе, поджав ноги, сидел юноша. Тот довольно естественно проявил свое удивление, произведя нескоолько неприятных звуков на своем рожке.
Рук прислонился к выступу.
– Что, пропала овца?
– Нет, мой господин! – Он открыл рот, собираясь продолжить, но вдруг опомнился, спустил ся с выступа и упал на одно колено. – Мой господин, я много работаю в зеленом лесу.
Поддерживать зеленую ограду в нормальном состоянии было важной и непростой задачей. Росли все новые ветви, переплетаясь со старыми, падали деревья, рос кустарник с острыми колючками и листьями-иглами. Отлучки из долины для работ в этой чаще поэтому были вполне объяснимы.
– Поднимись, – сказал он, никак не ответив на проявление такого достойного трудолюбия. – Побудь со мной и прими участие в моей трапезе. Я собираюсь идти на разведку.
– Неужели, мой господин? – Дезмонд сделал вид, что только сейчас узнал об этом. Он снова забрался на выступ и получил от Рука овсяные лепешки. Они молча ели, запивая элем. Туман плыл мимо них, оставляя на камнях капли влаги.
– Мой господин, – неожиданно прервал их молчание Дезмонд, – вчера и до этого… в понедельник после Пасхи, вы же знаете…
Он умолк. Рук отхлебнул эль, стараясь не глядеть на юношу, чтобы не смущать его. Дезмонд мучительно подыскивал слова.
– Мой господин, ни одной женщины не нашлось, чтобы связать меня в понедельник. А вчера, когда наступил черед мужчин – мне ведь уже шестнадцать лет, и поэтому я тоже присоединился к ним, – я не мог… вы не знаете, конечно… но все женщины заняты, а Джек Халидей так разозлился и стал ревновать меня к своей жене, когда я накинул веревку на нее. Мой господин, я бы никогда не посмел этого сделать, если бы она не была подругой моей сестры, и ей двадцать один! – Его голос задрожал от обиды и несправедливости. – Мой господин, я…
Кажется, он окончательно запутался и не знал, как продолжать. Рук доел лепешку, стряхнул крошки с одежды и прислонился к выступу.
– Здесь нет молодых девушек, мой господин!
Это отчаянное восклицание эхом отразилось в горах. Дезмонд подобрал камешек и бросил его. Затем другой.
– Они все либо очень молоды для меня, либо уже стары, – заикаясь, пояснил юноша.
– Ты захватил осла сегодня с собой? – спросил Рук.
Юноша настороженно посмотрел на него.
– Я надеюсь, что захватил. Я не хотел бы, чтобы моей кобыле пришлось нести на себе двойной груз в оба конца.
Юноша уставился на него, затем соскочил с выступа. Он издал радостный вопль.
– Так вы возьмете меня? – Он бросился в ноги Руку. – Благодарю, мой господин! Я привел сюда Маленького Аббата и захватил много еды. Так, на случай!
Дезмонд, конечно, не был первым юношей, который отважился покинуть Вулфскар в поисках невесты. Сейчас он ехал следом за кобылой Рука на маленьком белоногом ослике, которого постоянно пинал ногами, чтобы не отставать от Рука. Все время, пока они пробирались через заросли, отгораживавшие вход в долину, он говорил и пел о любви. Рук слушал его и испытывал невольную зависть к менестрелю. Будучи и более взрослым, он не мог заставить себя так легко и свободно говорить на эти темы, а ведь его уверенному в себе спутнику было лишь только шестнадцать лет. Первый раз, когда Рук покинул убежище и из долины выбрался во внешний мир, он был куда более застенчив и сдержан. Да он даже стеснялся отвесить поклон какой-либо девушке, не говоря уже о том, чтобы петь о любви.
Правда, и Дезмонд подрастерял всю свою смелость и уверенность, когда они спустились с туманных гор и лес стал редеть. В воздухе почувствовался сильный запах дыма – это жгли костры на руднике, который принадлежал аббатству. Рук подумал, что это добрый знак отсутствия чумы: работы идут, значит, все нормально.
Они объехали стороной рудник и стали спускаться к возделываемым полям. Теперь Рук был почти уверен, что болезнь пощадила эту местность. Он дал шиллинг встретившемуся им пастуху, который рассказал, что группа пилигримов пришла в аббатство на Пасху, что все они здоровы настолько, чтобы клясть изводивших их клопов и ругать кислый эль. Был один набег грабителей – шотландцев, но хуже всего аббатству пришлось от набега какого-то рыцаря, который послал своих людей за провизией и чтобы «позлить и досадить» аббату. Пастух склонялся к мысли о том, что эта кровожадная знать была намного хуже, чем шотландцы и чума.
Рук посмотрел мимо стада, туда, где между холмами начинались возделываемые поля. Итак, чумы не было, и откладывать поездку не имело смысла. Теперь он мог бы и повернуть назад, но с ним был Дезмонд. Юноша надеялся и ждал. Огромный мир впечатлял его, и Дезмонд, казалось, забыл о своих любовных мечтах. Теперь он мечтал о походах.