Страница:
— Кто там?
Журналист ответил:
— Ш-ш-ш.
01.15
Во второй раз шепот, донесшийся и до капитана Винтилы, шедшего позади журналиста, зазвучал громче и нетерпеливее:
— Кто там?
И в ответ то же приглушенное «ш-ш». Затем он услышал тяжелый топот, жутковатый полувдох-полустон, затем какой-то шум, хрип и как будто испуганный возглас.
— Кто там? — рявкнул капитан и зажег фонарь.
Струя света, однако, натолкнулась на непреодолимые препятствия. Секунда поиска, и он снова спросил:
— Кто там?
Но это уже был чужой голос, хотя Винтиле казалось, что он тоже одновременно выкрикнул этот вопрос. Луч фонаря, подобно ищейке, вынюхивал тропу. Она обнаружилась справа, в направлении, откуда донесся вопрос. С момента, когда раздались шум, стон и хрип, прошло всего несколько секунд.
В этот момент оглушительный грохот потряс воздух, и на землю обрушилась неистовая буря. Винтила тоже заорал как оглашенный. Он только чувствовал, что кричит, но слышать ничего не слышал. Шатаясь от порывов ветра, он продвигался по освещенной фонарем тропе. Сначала увидел колодец, а затем в нескольких метрах слева, скрюченное, неподвижное тело. Посветил направо и примерно в десяти метрах от колодца обнаружил прислонившегося к дереву Владимира Энеску.
— Кто здесь? — сквозь грохот бури расслышал он вопрос журналиста, а, может, просто угадал по тому, как исказилось лицо последнего.
Капитан Винтила быстро осветил себе лицо, потом, схватил за руки и подвел Владимира Энеску к колодцу. Ад не утихал ни на секунду, воздух сделался холодным и сырым, словно предвещал потоп. Разговаривать можно было только крича друг другу в ухо.
— Что случилось? — спросил журналист.
— Там, слева от колодца… — показал капитан Винтила лучом фонаря.
В луже крови, уткнувшись лицом в кучу песка, лежал Пауль Соран. Кровь струилась из жуткой раны под левой лопаткой. Владимир Энеску спешно разорвал свою рубашку и перевязал рану, рукавами закрепив повязку. Капитан и журналист понимали друг друга без слов. Фонарь был больше не нужен. Дорогу освещали вспышки молний. Капитан Винтила взял Пауля Сорана под мышки, а Владимир Энеску — за ноги. Они передвигались осторожно, избегая резких движений. На выходе из рощи на них водопадом обрушился дождь. Стало ничего не видно и не слышно. Они сами толком не поняли, как добрались до террасы. Оба едва держались на ногах. В защищенном от дождя месте они положили Пауля Сорана лицом вниз на цементный пол. Капитан, пошатываясь, пошел в здание, чтобы поднять тревогу, а журналист без сил свалился рядом с другом.
Через две минуты Тудор осветил террасу автомобильными фарами. Картина была не из приятных. Два человека лежали распростертыми в крови — один почти голый прикрыл рукой глаза от яркого света, а другой продолжал лежать без движения с кровоточащей раной на спине — повязка давно съехала. Подлетел Ион Роман с аптечкой для первой помощи.
— Со мной ничего страшного, — сказал Владимир Энеску, тяжело поднимаясь с плит террасы. — Всего несколько царапин.
Он помог Иону Роману остановить кровотечение, обработать и перевязать рану Пауля Сорана. Оба двигались как заведенные. Главное было не потерять время. Тудор подогнал машину к террасе, прямо к тому месту, где лежал Пауль Соран, и не заглушая мотора, вышел.
— Ну, как? — поинтересовался он.
— Еще жив, — ответил Ион Роман. — То есть, кажется, жив, но кто знает… Рана справа от сердца.
— Разденьте его! — приказал Тудор. — Нет смысла тратить время на обыск карманов. Немедленно положите его в машину!
Тудор еще не успел закончить фразу, как Пауля Сорана прямо в плавках и бинтах погрузили в машину. Капитан Винтила, с ног до головы выпачканный грязью и кровью, но сохраняя стойку «смирно», ожидал дальнейших распоряжений Тудора. Ион Роман уселся за руль. Только Владимир Энеску, совершенно обессиленный, апатично наблюдал за происходящим.
— Ты тоже поедешь, — сказал Тудор капитану Винтиле. — Надо найти самый короткий путь туда и обратно. Помощники приедут на другой машине. Запросите по радио особые полномочия ввиду чрезвычайных обстоятельств. С этого момента других заданий для вас не существует. Будете выполнять только то, что поручу я!
Капитан Винтила попытался что-то сказать, но Тудор его обрезал:
— Я сказал, с этого момента никаких других заданий!
Машина сразу же набрала скорость. Фонарь Тудора задержался на одежде Пауля Сорана: некогда белая футболка, об изначальном цвете которой можно было догадаться по нескольким пятнам, грязные измятые брюки, тоже не в лучшем виде, и цвет их тоже вызывал сомнения и пара совершенно белых теннисных туфель.
— Вымажись он даже фосфором, лучшей мишени не придумать, — в раздумье проговорил Владимир Энеску.
01.45
Уже четверть часа оба томились в холле гостиницы. Они расстались всего на две минуты. За это время Владимир Энеску успел сбегать переодеться, а Тудор — осмотреть одежду жертвы. Журналист пытался вспомнить все подробности драмы. Несколько раз у него садился голос и его охватывал озноб. Но, закончив рассказ, он вдруг обрел спокойствие и ясность мысли.
— Я вел себя как дурак! — признался он. — Не знаю, что на меня нашло! Лучше было бы сначала заскочить сюда и рассказать вам, что происходило.
— Не знаю, что лучше, — ответил Тудор. — В такие моменты человек оказывается во власти других чувств — им движет либо храбрость, либо страх. Идти вперед или закрыть глаза… Только потом включается разум и возникают вопросы.
— Со мной именно так и произошло! — воскликнул журналист. — Уже на полпути меня начали донимать вопросы.
— По счастью, — продолжал Тудор, — вас заметил капитан Винтила, который поддался естественному порыву. Ничего нам не сообщил и рванулся вслед за вами. Неизвестно, во что вылилась бы эта драма, не захвати он фонарь…
Журналиста снова затряс озноб.
— Я почувствовал опасность, — выговорил он, — я чувствовал, что-то происходит, поэтому и сошел с дорожки. Но все равно не могу поверить…
— Не хотел бы вас больше задерживать, — отрезал Тудор, — но, по всей вероятности, вы последний человек, видевший Пауля Сорана перед тем, как события приняли драматический оборот. Я бы попросил вас постараться определить его душевное состояние. Не казался ли он нервным, нетерпеливым, беспокойным, как человек, ожидающий какой-то встречи?
— Вот-вот! — кивнул Владимир Энеску. — С ним что-то происходило или уже произошло. Не думаю, что я сейчас смог бы точно определить. его тогдашнее состояние. Но в какой-то момент мне показалось, что он меня выставляет за дверь… после того как он посмотрел на часы или спросил, который час. Думаю, что так и было: он ждал рандеву. Чтобы вы меня лучше поняли… Он, как только что вы, употребил оборот «не хотел бы тебя больше задерживать», что есть своего рода приглашение уйти. Он даже был более резок. Упал на кровать и пробормотал: «Я не хочу ничего и никого…»
Тудор проглотил колкость журналиста, медленно кивнув головой, но, когда почувствовал, что тот сейчас уйдет, остановил его дружелюбным, почти отеческим взглядом.
— Ладно… — проговорил он. — Я еще хотел вас спросить: вы не пытались себе представить на минуту, кто же все-таки был нападавший, что это за личность?
Владимир Энеску вздрогнул:
— Вы о ком-нибудь конкретном думаете?
— К сожалению, я не могу думать ни о ком, — ответил Тудор. — Особенно после того, как прочел ваши записи…
— Кто же это еще может быть? Кто, кроме Дана?
— Это простая арифметическая выкладка, — взглянул на него Тудор. — От девяти отнять восемь — получается единица. Это — элементарная арифметика, а поэтому все кажется просто. От девяти отнять восемь — получается один, и этот один — убийца. Вот что сразу приходит на ум. Раз Дан Ионеску отсутствует, раз он единственный, кто отсутствует, значит, только он может быть убийцей. Но разве только он отсутствует. Разве здесь не отсутствуют и другие, десятки, сотни, тысячи человек? Конечно, я преувеличиваю, но хочу, чтобы вы меня правильно поняли…
— Я вас прекрасно понял, — сказал Владимир Энеску. — Когда я сам себя спрашиваю, зачем было Дану Ионеску убивать Пауля Сорана или Раду Стояна, у меня голова идет кругом. Не нахожу никаких причин. Они даже знакомы раньше не были. Все трое здесь впервые встретились…
— Поэтому я вас и спрашиваю, чтобы попытаться выйти из сферы слишком элементарной арифметики и найти побудительный мотив для этих преступлений. В вашем дневнике его нет, или не просматривается.
Не знаю, насколько я был точен, — почти оправдывающимся тоном проговорил Владимир Энеску, — но искренним я был всегда без исключения. Даже подумал о том, чтобы опубликовать эти записки…
Тудор вернулся к ключевому вопросу:
— Значит, помимо математического вычисления, вы не видите пути к обнаружению убийцы?.. Как вы поняли, я не разделяю чисто арифметический метод…
— Я не вижу другого пути! — сердито сказал Владимир Энеску. — И не могу поверить, чтобы простые недоразумения могли привести к столь гнусным и чудовищным преступлениям. Я имею в виду недоразумения, о которых упоминалось в записках. Может быть, на самом деле существовали более серьезные, но никому не известные конфликты между Даном и всеми остальными.
— Не знаю, были ли конфликты, но источник конфликтов был или мог быть, причем не выходящий за рамки всего того, о чем рассказано в записках. Попытаемся превратить этот источник в побудительную причину… Где находился Дан Ионеску во время бури? Как он завлек Пауля Сорана к колодцу? Куда он делся после нападения?.. Вот вопросы, которые расшатывают элементарный математический подход, конечно, не отвергая его окончательно.
— Вы правы, — сказал журналист. — Но все-таки мне кажется, что ваш вопрос преследовал и иную цель — проверить… так сказать… проверить мои умственные способности или образ мышления…
— Почти любой вопрос, — сказал Тудор, — является проверкой умственных способностей и образа мышления. Но не будем забывать, что прямое и главное назначение вопроса — это выяснить истину…
— Особенно когда существует дневник… прочитанный заранее, — резко отпарировал Владимиру Энеску.
02.30
Ион Роман обнаружил Тудора в бывших апартаментах Винченцо Петрини, где тот пытался сушить у лампы клочок бумаги.
— Слушаю тебя, — не оборачиваясь, бросил он вошедшему.
— Ножевое ранение. По всей видимости, сердце не задето. Но парень в тяжелом состоянии из-за потери крови. Одно переливание уже сделали, и я ушел оттуда после того, как он открыл глаза. Сейчас делают второе переливание. Если оно пройдет успешно, раненый будет вне опасности. У него еще рана на голове, над правым ухом, но основание черепа цело. Простая ссадина, но, к сожалению, тоже кровоточит. Врач, однако, меня заверил, что рана на голове опасности не представляет… Поэтому ею даже не занимаются.
— И поэтому мы пока не можем даже узнать, чем она нанесена, — докончил Тудор. — Что еще?
— Сплошные предположения, — ответил сыщик. — И только одно наверняка. Опоздай мы на десять минут, его надо было бы уже везти не в больницу, а прямо в морг.
— Счастливое стечение обстоятельств… — в раздумье произнес Тудор. — Будем надеяться, что он скоро поправится. Что еще?
— У вас неограниченные полномочия, соответствующие документы будут получены завтра утром, то есть сегодня утром, с первым поездом, который прибудет около семи, если железнодорожное сообщение не нарушено… Капитан Винтила напал на след шофера. В холле находится другой наш сотрудник, который никого не впустит и не выпустит без ваших указаний. Все двери в гостиницу были заперты. Это проверено. Что-нибудь еще на записке проявилось?
Листок в руке Тудора высох и пожух. Он с величайшей осторожностью расправил его на газете.
— Появилась еще одна записка, — ответил он. — Я ее нашел в нагрудном кармане футболки Сорана. При определенном усилии весь текст поддается прочтению: «Обязательно приходи в час ночи в рощу к колодцу. Ты знаешь, кто тебя зовет, не так ли?» И все. Без даты, без подписи. К сожалению, от воды чернила расплылись и буквы исказились. Точное графологическое исследование представляется трудным, но не невозможным.
На газете рядом лежали обе записки. Размеры листков и размещение строчек были одинаковыми. Один был в голубых потеках. На другом линии букв расплылись, утратили первоначальные контуры и тоже превратились в голубые пятна, но их можно было разобрать и связать между собой.
— Вы нашли это в кармане футболки Пауля Сорана? — бессмысленно спросил Ион Роман.
— При вторичной проверке, — ответил Тудор. — Первый раз мне на ум не пришло обыскать футболку. Впрочем, эта записка и носовой платок — все, что я нашел в карманах его одежды… И мы даже не можем осмотреть место преступления… Не знаю, правда, могло ли это помочь нам…
Буря и дождь не стихали ни на минуту. Казалось, разверзлись небеса, извергая потоки воды, грохот и молнии.
— Черт бы побрал эту бурю, — выругался Ион Роман. — И в городе, и на шоссе погибель. Люди с ног сбились, чтобы электрические и телефонные провода починить… кто знает, когда у нас будет свет и связь…
Его донимали неприятные вопросы, но он пытался о них не думать, чтобы дать себе еще немного отдыха. Однако Тудор испытывал потребность поговорить.
— Не знаю, какова может быть побудительная причина этих преступлений, но их организация — из области фантастики. Два смертных приговора в анонимных записках, приведенные в исполнение с необычайной жестокостью и уверенностью… тебе не кажется?
— Меня больше волнует их автор, — буркнул сыщик.
— Опять занимаешься элементарной арифметикой? — удивился Тудор. — Я даже не стараюсь догадки строить о побудительных мотивах или ставить предполагаемого убийцу в условия этой ужасной бури, я просто-напросто пытаюсь вычислить его по дневнику журналиста Владимира Энеску. Некий тип без привязанностей, поверхностный, легкомысленный, склонный по своей профессии и, вероятно, по своей природе, к животным проявлениям, к показным жестам, именно в силу выраженности этих черт, каким он предстает перед нами в описании Владимира Энеску, не подходит для совершения таких холодных, продуманных преступлений.
— Не знаю, каким его изобразил журналист, что там у него о нем говорится. Но я его хорошо помню: сильный, гибкий, ловкий, как пантера… Позволю себе, исходя из этого, идти дальше. А что если он сходил с ума по бывшей дочке Паскала, даже в постели у нее побывал. И узнал, что Пауль Соран, и Раду тоже…
— Думаю, это ты слишком хватил, — прервал его Тудор.
— И я тоже так думаю, — признался сыщик. — Но почему, черт подери, он исчез и куда, черт подери, он исчез… Простите меня, но когда на память приходят эти двое… Наверное, лучше бы вы мне тоже дали дневник Энеску, чтобы я немного успокоился…
Тудор усталым движением протянул ему тетрадь.
— Прекрасное успокоительное средство, — сказал он. — И как раз это меня больше всего заинтриговало. Ничто не предвещало трагедии…
— А кто знает, сколького он еще не заметил? — сказал Ион Роман. — У него же нет глаз на затылке…
— Это дневник человека из данной среды, не со стороны, — встал на защиту журналиста Тудор. — Иногда он даже весьма педантичен в своих точных и верных описаниях поведения интересующих нас персонажей. Мы знаем, кто чем ежедневно занимался, состояние каждого передано случайно подмеченными жестами и выражениями, которые не могли быть ложными, притворными. Автор позволяет представить, что ты жил или мог бы жить среди этих людей. Себя он тоже не щадит. И все-таки ничто не предвещало трагедии…
Ион Роман выложил загодя подготовленный, самый тяжелый вопрос:
— А в Елене он разобрался? В свете того, что нам добровольно засвидетельствовала горничная? Ведь я и сам, честно говоря, не мог на нее подумать. Смотрел как на фею…
Тудор стал припоминать.
— Очень странно, — задумчиво вымолвил он. — Нет, он не разобрался, иначе бы написал об этом в дневнике. Но кое-что там есть: впечатления, факты, жесты, а главное, бессознательное самоустранение автора, которое вселяет в тебя некоторое подозрение или недоверие к ней…
— Посмотрим, произведет ли это на меня такое же впечатление, — проворчал сыщик. — Не слишком ли вы благосклонны к нему…
Ион Роман углубился в чтение записок Владимира Энеску. Тудор откинулся на спинку кресла и застыл в неподвижности.
04.30
Ион Роман медленно закрыл тетрадь и украдкой посмотрел на кресло, в котором затих Тудор с открытыми глазами и умиротворенным видом. К чтению дневника Ион Роман приступил часа два назад и за все это время не заметил в кресле никакого движения. Он глянул в окно и увидел, что буря кончилась. Молнии уже не сверкали, гром не гремел и дождь не барабанил в окно. Когда же стихия успела угомониться?
— Буря кончилась с четверть часа назад, — произнес из темноты Тудор, как бы отвечая на немой вопрос в глазах сыщика. — Я подумал, что тебе лучше было все дочитать до конца.
— Не знаю, что и сказать, — пожал плечами Ион Роман, — можно понимать и так и эдак. Как в фильме, когда происходит…
— Наплыв кадра, — помог Тудор.
— Да… Наплыв кадра. И наверное, вы правы, мне надо еще поразмышлять. Порой мне действительно казалось, что я сижу где-то в кино, только иногда пленку меняют. Масса подробностей. Люди обрисованы правдоподобно, но не сложилось ли у вас впечатление, что автор иногда заблуждается насчет их сути? Чересчур много в некоторых случаях отсебятины. И обо мне, и о других…
— Это точно! — согласился Тудор. — Иногда отсебятина, ее, правда, многовато, как ты говоришь, но преувеличения — не выдумка, а это крайне важно. Можем ли мы довериться голым фактам? Вот в чем вопрос… Вон, кажется, капитан Винтила на подходе, а с ним и рассвет…
Через минуту капитан Винтила появился в номере. Он выглядел отдохнувшим.
— Опоздал всего на пять минут, — начал он, — потому что брился, а это, думаю, тоже входит в число моих обязанностей. С трудом, но нашел таксиста, в Тузле, на вечеринке. Еще добраться до порта, и шофер сократил путь… минут на десять. А хвастал, что на полчаса, чтобы получить побольше на чай, чего и добился… Вот и все.
Ион Роман взглянул на Тудора.
— Каково? — сказал он. — Я так и думал, что он не поехал в город, предчувствовал, что он где-то здесь, в окрестностях гостиницы…
Но когда он увидел, как напряглось и превратилось в каменную маску лицо Тудора, слова застряли у него в горле. Капитан Винтила тоже понял, что произошло нечто серьезное, необычайно серьезное.
— Уму не постижимо! — раздался наконец возмущенный голос Тудора. — Абсурд! Быть не может!.. Вы понимаете, что имела место еще одна запланированная встреча? В этой преисподней было решено устроить не две, а три встречи, и встреча Дана Ионеску могла быть первой по счету.
В комнате наступило гробовое молчание. С каждым мгновением тишина становилась все более жуткой, угрожающей, предвещая страшный взрыв. Но взрыва не последовало. Тудор вновь обрел свой усталый и спокойный тон:
— Немедленно провести доскональный обыск в комнате Дана Ионеску. Выполняйте!
Капитан Винтила, казалось, превратился в стальную струну. В один прыжок он был уже у двери. Короткий жест остановил его.
— Сколько человек с вами? — спросил Тудор.
— Двое, — ответил капитан. — Самых лучших.
— Пусть один патрулирует перед гостиницей, а другой сзади. Все время, но так, чтобы они ни разу не встречались. Когда один доходит до угла, другой должен быть за углом, наискосок. Никого не впускать, никого не выпускать. Я достаточно ясно объяснил?
— Вполне! — капитан отдал честь и исчез за дверью.
— Уже почти шесть часов, — обратился Тудор к Иону Роману. — Только теперь мы можем по-настоящему прочувствовать, насколько ценны для нас записи Владимира Энеску. Мы в какой-то мере уже знакомы со всем здешним народом. Один из них или несколько подготовили и совершили эту гадость.
— Прошу прощения, — вздохнул Ион Роман. — Но я уже ничего не понимаю. Кто? Почему?.. Неужели Дана Ионеску тоже вызвали на свидание со смертью?.. Это какая-то чертовщина, заговор против молодости. Не могу поверить… И все произошло на моих глазах. Это меня доконает…
Сыщик несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь сосредоточиться.
— Все, пришел в себя, — извинился он. — Простите, ради бога. Уже пять часов, и я мог бы начать допросы.
Туман за окном рассеялся. Дневной свет был уже не молочным, а холодным и блестящим, как стекло. После стольких часов тяжкого, зловещего, всепоглощающего мрака бриллиантовая игра дневного света казалась чем-то нереальным и вместо того, чтобы ободрять, вселяла страх.
Тудор, поежившись, отошел от окна. Остановился посреди комнаты и в ожидании уставился на дверь. Ион Роман, как автомат, повторил его движения. В комнату влетел капитан Винтила.
— Обыск еще не закончен… — доложил он. — Пришлось прервать, под мою ответственность. В ящике тумбочки я нашел вот эту записку. Содержание ее заставило меня немедленно доложить…
Тудор взял у него из рук записку и положил на стол рядом с двумя другими. Листки были совершенно одинаковыми. Текст на последнем листке, написанный элегантным, почти женским почерком, чересчур правильным и симметричным, словно специально отработанным, чтобы восхищать совершенством своих линий, можно было прочесть без всяких усилий: «Пишу на бегу. Жду тебя ровно в шесть часов там, где условились, у омута. Ты ведь знаешь где?» Как и на других записках, как и на других смертных приговорах, никакой подписи не стояло.
— Первая встреча!.. — взволнованно прошептал Ион Роман.
Тудор повернулся к капитану Винтиле:
— Срочно соберите группу специалистов, нключая подводников со всем необходимым снаряжением. Пусть обшарят оба омута и все вокруг. А мы продолжим обыск теперь уже вширь. Я достаточно ясно излагаю?
— Вполне! — как всегда браво отозвался капитан Винтила.
Через минуту донесся шум отъезжающей машины. Обыск, проведенный в пансионате, не дал никаких результатов. В 7 часов 35 минут капитан Винтила вернулся в номер Тудора. Он обмяк и походил на восковую фигуру. Несмотря на явные усилия совладать с собой, голос его дрожал:
— Разрешите… В шесть часов сорок пять минут в кустах возле Злого омута найдена мокрая и скомканная одежда мужчины: рубашка с короткими рукавами, майка, брюки, носки и плетеные туфли. В семь часов тридцать минут в одной из выбоин омута водолазы обнаружили труп мужчины… в плавках. Один из водолазов немедленно опознал труп. Это — бывший водный спасатель Дан Ионеску, о чем свидетельствует и фотография в паспорте, найденном в пансионате «Миорица»… А теперь позвольте присесть, хотя бы на четверть часа…
Винтила продолжал стоять по стойке «смирно» еще несколько секунд, пока не расслышал вторичное приглашение Тудора сесть.
ЧАСТЬ III
Глава I
Журналист ответил:
— Ш-ш-ш.
01.15
Во второй раз шепот, донесшийся и до капитана Винтилы, шедшего позади журналиста, зазвучал громче и нетерпеливее:
— Кто там?
И в ответ то же приглушенное «ш-ш». Затем он услышал тяжелый топот, жутковатый полувдох-полустон, затем какой-то шум, хрип и как будто испуганный возглас.
— Кто там? — рявкнул капитан и зажег фонарь.
Струя света, однако, натолкнулась на непреодолимые препятствия. Секунда поиска, и он снова спросил:
— Кто там?
Но это уже был чужой голос, хотя Винтиле казалось, что он тоже одновременно выкрикнул этот вопрос. Луч фонаря, подобно ищейке, вынюхивал тропу. Она обнаружилась справа, в направлении, откуда донесся вопрос. С момента, когда раздались шум, стон и хрип, прошло всего несколько секунд.
В этот момент оглушительный грохот потряс воздух, и на землю обрушилась неистовая буря. Винтила тоже заорал как оглашенный. Он только чувствовал, что кричит, но слышать ничего не слышал. Шатаясь от порывов ветра, он продвигался по освещенной фонарем тропе. Сначала увидел колодец, а затем в нескольких метрах слева, скрюченное, неподвижное тело. Посветил направо и примерно в десяти метрах от колодца обнаружил прислонившегося к дереву Владимира Энеску.
— Кто здесь? — сквозь грохот бури расслышал он вопрос журналиста, а, может, просто угадал по тому, как исказилось лицо последнего.
Капитан Винтила быстро осветил себе лицо, потом, схватил за руки и подвел Владимира Энеску к колодцу. Ад не утихал ни на секунду, воздух сделался холодным и сырым, словно предвещал потоп. Разговаривать можно было только крича друг другу в ухо.
— Что случилось? — спросил журналист.
— Там, слева от колодца… — показал капитан Винтила лучом фонаря.
В луже крови, уткнувшись лицом в кучу песка, лежал Пауль Соран. Кровь струилась из жуткой раны под левой лопаткой. Владимир Энеску спешно разорвал свою рубашку и перевязал рану, рукавами закрепив повязку. Капитан и журналист понимали друг друга без слов. Фонарь был больше не нужен. Дорогу освещали вспышки молний. Капитан Винтила взял Пауля Сорана под мышки, а Владимир Энеску — за ноги. Они передвигались осторожно, избегая резких движений. На выходе из рощи на них водопадом обрушился дождь. Стало ничего не видно и не слышно. Они сами толком не поняли, как добрались до террасы. Оба едва держались на ногах. В защищенном от дождя месте они положили Пауля Сорана лицом вниз на цементный пол. Капитан, пошатываясь, пошел в здание, чтобы поднять тревогу, а журналист без сил свалился рядом с другом.
Через две минуты Тудор осветил террасу автомобильными фарами. Картина была не из приятных. Два человека лежали распростертыми в крови — один почти голый прикрыл рукой глаза от яркого света, а другой продолжал лежать без движения с кровоточащей раной на спине — повязка давно съехала. Подлетел Ион Роман с аптечкой для первой помощи.
— Со мной ничего страшного, — сказал Владимир Энеску, тяжело поднимаясь с плит террасы. — Всего несколько царапин.
Он помог Иону Роману остановить кровотечение, обработать и перевязать рану Пауля Сорана. Оба двигались как заведенные. Главное было не потерять время. Тудор подогнал машину к террасе, прямо к тому месту, где лежал Пауль Соран, и не заглушая мотора, вышел.
— Ну, как? — поинтересовался он.
— Еще жив, — ответил Ион Роман. — То есть, кажется, жив, но кто знает… Рана справа от сердца.
— Разденьте его! — приказал Тудор. — Нет смысла тратить время на обыск карманов. Немедленно положите его в машину!
Тудор еще не успел закончить фразу, как Пауля Сорана прямо в плавках и бинтах погрузили в машину. Капитан Винтила, с ног до головы выпачканный грязью и кровью, но сохраняя стойку «смирно», ожидал дальнейших распоряжений Тудора. Ион Роман уселся за руль. Только Владимир Энеску, совершенно обессиленный, апатично наблюдал за происходящим.
— Ты тоже поедешь, — сказал Тудор капитану Винтиле. — Надо найти самый короткий путь туда и обратно. Помощники приедут на другой машине. Запросите по радио особые полномочия ввиду чрезвычайных обстоятельств. С этого момента других заданий для вас не существует. Будете выполнять только то, что поручу я!
Капитан Винтила попытался что-то сказать, но Тудор его обрезал:
— Я сказал, с этого момента никаких других заданий!
Машина сразу же набрала скорость. Фонарь Тудора задержался на одежде Пауля Сорана: некогда белая футболка, об изначальном цвете которой можно было догадаться по нескольким пятнам, грязные измятые брюки, тоже не в лучшем виде, и цвет их тоже вызывал сомнения и пара совершенно белых теннисных туфель.
— Вымажись он даже фосфором, лучшей мишени не придумать, — в раздумье проговорил Владимир Энеску.
01.45
Уже четверть часа оба томились в холле гостиницы. Они расстались всего на две минуты. За это время Владимир Энеску успел сбегать переодеться, а Тудор — осмотреть одежду жертвы. Журналист пытался вспомнить все подробности драмы. Несколько раз у него садился голос и его охватывал озноб. Но, закончив рассказ, он вдруг обрел спокойствие и ясность мысли.
— Я вел себя как дурак! — признался он. — Не знаю, что на меня нашло! Лучше было бы сначала заскочить сюда и рассказать вам, что происходило.
— Не знаю, что лучше, — ответил Тудор. — В такие моменты человек оказывается во власти других чувств — им движет либо храбрость, либо страх. Идти вперед или закрыть глаза… Только потом включается разум и возникают вопросы.
— Со мной именно так и произошло! — воскликнул журналист. — Уже на полпути меня начали донимать вопросы.
— По счастью, — продолжал Тудор, — вас заметил капитан Винтила, который поддался естественному порыву. Ничего нам не сообщил и рванулся вслед за вами. Неизвестно, во что вылилась бы эта драма, не захвати он фонарь…
Журналиста снова затряс озноб.
— Я почувствовал опасность, — выговорил он, — я чувствовал, что-то происходит, поэтому и сошел с дорожки. Но все равно не могу поверить…
— Не хотел бы вас больше задерживать, — отрезал Тудор, — но, по всей вероятности, вы последний человек, видевший Пауля Сорана перед тем, как события приняли драматический оборот. Я бы попросил вас постараться определить его душевное состояние. Не казался ли он нервным, нетерпеливым, беспокойным, как человек, ожидающий какой-то встречи?
— Вот-вот! — кивнул Владимир Энеску. — С ним что-то происходило или уже произошло. Не думаю, что я сейчас смог бы точно определить. его тогдашнее состояние. Но в какой-то момент мне показалось, что он меня выставляет за дверь… после того как он посмотрел на часы или спросил, который час. Думаю, что так и было: он ждал рандеву. Чтобы вы меня лучше поняли… Он, как только что вы, употребил оборот «не хотел бы тебя больше задерживать», что есть своего рода приглашение уйти. Он даже был более резок. Упал на кровать и пробормотал: «Я не хочу ничего и никого…»
Тудор проглотил колкость журналиста, медленно кивнув головой, но, когда почувствовал, что тот сейчас уйдет, остановил его дружелюбным, почти отеческим взглядом.
— Ладно… — проговорил он. — Я еще хотел вас спросить: вы не пытались себе представить на минуту, кто же все-таки был нападавший, что это за личность?
Владимир Энеску вздрогнул:
— Вы о ком-нибудь конкретном думаете?
— К сожалению, я не могу думать ни о ком, — ответил Тудор. — Особенно после того, как прочел ваши записи…
— Кто же это еще может быть? Кто, кроме Дана?
— Это простая арифметическая выкладка, — взглянул на него Тудор. — От девяти отнять восемь — получается единица. Это — элементарная арифметика, а поэтому все кажется просто. От девяти отнять восемь — получается один, и этот один — убийца. Вот что сразу приходит на ум. Раз Дан Ионеску отсутствует, раз он единственный, кто отсутствует, значит, только он может быть убийцей. Но разве только он отсутствует. Разве здесь не отсутствуют и другие, десятки, сотни, тысячи человек? Конечно, я преувеличиваю, но хочу, чтобы вы меня правильно поняли…
— Я вас прекрасно понял, — сказал Владимир Энеску. — Когда я сам себя спрашиваю, зачем было Дану Ионеску убивать Пауля Сорана или Раду Стояна, у меня голова идет кругом. Не нахожу никаких причин. Они даже знакомы раньше не были. Все трое здесь впервые встретились…
— Поэтому я вас и спрашиваю, чтобы попытаться выйти из сферы слишком элементарной арифметики и найти побудительный мотив для этих преступлений. В вашем дневнике его нет, или не просматривается.
Не знаю, насколько я был точен, — почти оправдывающимся тоном проговорил Владимир Энеску, — но искренним я был всегда без исключения. Даже подумал о том, чтобы опубликовать эти записки…
Тудор вернулся к ключевому вопросу:
— Значит, помимо математического вычисления, вы не видите пути к обнаружению убийцы?.. Как вы поняли, я не разделяю чисто арифметический метод…
— Я не вижу другого пути! — сердито сказал Владимир Энеску. — И не могу поверить, чтобы простые недоразумения могли привести к столь гнусным и чудовищным преступлениям. Я имею в виду недоразумения, о которых упоминалось в записках. Может быть, на самом деле существовали более серьезные, но никому не известные конфликты между Даном и всеми остальными.
— Не знаю, были ли конфликты, но источник конфликтов был или мог быть, причем не выходящий за рамки всего того, о чем рассказано в записках. Попытаемся превратить этот источник в побудительную причину… Где находился Дан Ионеску во время бури? Как он завлек Пауля Сорана к колодцу? Куда он делся после нападения?.. Вот вопросы, которые расшатывают элементарный математический подход, конечно, не отвергая его окончательно.
— Вы правы, — сказал журналист. — Но все-таки мне кажется, что ваш вопрос преследовал и иную цель — проверить… так сказать… проверить мои умственные способности или образ мышления…
— Почти любой вопрос, — сказал Тудор, — является проверкой умственных способностей и образа мышления. Но не будем забывать, что прямое и главное назначение вопроса — это выяснить истину…
— Особенно когда существует дневник… прочитанный заранее, — резко отпарировал Владимиру Энеску.
02.30
Ион Роман обнаружил Тудора в бывших апартаментах Винченцо Петрини, где тот пытался сушить у лампы клочок бумаги.
— Слушаю тебя, — не оборачиваясь, бросил он вошедшему.
— Ножевое ранение. По всей видимости, сердце не задето. Но парень в тяжелом состоянии из-за потери крови. Одно переливание уже сделали, и я ушел оттуда после того, как он открыл глаза. Сейчас делают второе переливание. Если оно пройдет успешно, раненый будет вне опасности. У него еще рана на голове, над правым ухом, но основание черепа цело. Простая ссадина, но, к сожалению, тоже кровоточит. Врач, однако, меня заверил, что рана на голове опасности не представляет… Поэтому ею даже не занимаются.
— И поэтому мы пока не можем даже узнать, чем она нанесена, — докончил Тудор. — Что еще?
— Сплошные предположения, — ответил сыщик. — И только одно наверняка. Опоздай мы на десять минут, его надо было бы уже везти не в больницу, а прямо в морг.
— Счастливое стечение обстоятельств… — в раздумье произнес Тудор. — Будем надеяться, что он скоро поправится. Что еще?
— У вас неограниченные полномочия, соответствующие документы будут получены завтра утром, то есть сегодня утром, с первым поездом, который прибудет около семи, если железнодорожное сообщение не нарушено… Капитан Винтила напал на след шофера. В холле находится другой наш сотрудник, который никого не впустит и не выпустит без ваших указаний. Все двери в гостиницу были заперты. Это проверено. Что-нибудь еще на записке проявилось?
Листок в руке Тудора высох и пожух. Он с величайшей осторожностью расправил его на газете.
— Появилась еще одна записка, — ответил он. — Я ее нашел в нагрудном кармане футболки Сорана. При определенном усилии весь текст поддается прочтению: «Обязательно приходи в час ночи в рощу к колодцу. Ты знаешь, кто тебя зовет, не так ли?» И все. Без даты, без подписи. К сожалению, от воды чернила расплылись и буквы исказились. Точное графологическое исследование представляется трудным, но не невозможным.
На газете рядом лежали обе записки. Размеры листков и размещение строчек были одинаковыми. Один был в голубых потеках. На другом линии букв расплылись, утратили первоначальные контуры и тоже превратились в голубые пятна, но их можно было разобрать и связать между собой.
— Вы нашли это в кармане футболки Пауля Сорана? — бессмысленно спросил Ион Роман.
— При вторичной проверке, — ответил Тудор. — Первый раз мне на ум не пришло обыскать футболку. Впрочем, эта записка и носовой платок — все, что я нашел в карманах его одежды… И мы даже не можем осмотреть место преступления… Не знаю, правда, могло ли это помочь нам…
Буря и дождь не стихали ни на минуту. Казалось, разверзлись небеса, извергая потоки воды, грохот и молнии.
— Черт бы побрал эту бурю, — выругался Ион Роман. — И в городе, и на шоссе погибель. Люди с ног сбились, чтобы электрические и телефонные провода починить… кто знает, когда у нас будет свет и связь…
Его донимали неприятные вопросы, но он пытался о них не думать, чтобы дать себе еще немного отдыха. Однако Тудор испытывал потребность поговорить.
— Не знаю, какова может быть побудительная причина этих преступлений, но их организация — из области фантастики. Два смертных приговора в анонимных записках, приведенные в исполнение с необычайной жестокостью и уверенностью… тебе не кажется?
— Меня больше волнует их автор, — буркнул сыщик.
— Опять занимаешься элементарной арифметикой? — удивился Тудор. — Я даже не стараюсь догадки строить о побудительных мотивах или ставить предполагаемого убийцу в условия этой ужасной бури, я просто-напросто пытаюсь вычислить его по дневнику журналиста Владимира Энеску. Некий тип без привязанностей, поверхностный, легкомысленный, склонный по своей профессии и, вероятно, по своей природе, к животным проявлениям, к показным жестам, именно в силу выраженности этих черт, каким он предстает перед нами в описании Владимира Энеску, не подходит для совершения таких холодных, продуманных преступлений.
— Не знаю, каким его изобразил журналист, что там у него о нем говорится. Но я его хорошо помню: сильный, гибкий, ловкий, как пантера… Позволю себе, исходя из этого, идти дальше. А что если он сходил с ума по бывшей дочке Паскала, даже в постели у нее побывал. И узнал, что Пауль Соран, и Раду тоже…
— Думаю, это ты слишком хватил, — прервал его Тудор.
— И я тоже так думаю, — признался сыщик. — Но почему, черт подери, он исчез и куда, черт подери, он исчез… Простите меня, но когда на память приходят эти двое… Наверное, лучше бы вы мне тоже дали дневник Энеску, чтобы я немного успокоился…
Тудор усталым движением протянул ему тетрадь.
— Прекрасное успокоительное средство, — сказал он. — И как раз это меня больше всего заинтриговало. Ничто не предвещало трагедии…
— А кто знает, сколького он еще не заметил? — сказал Ион Роман. — У него же нет глаз на затылке…
— Это дневник человека из данной среды, не со стороны, — встал на защиту журналиста Тудор. — Иногда он даже весьма педантичен в своих точных и верных описаниях поведения интересующих нас персонажей. Мы знаем, кто чем ежедневно занимался, состояние каждого передано случайно подмеченными жестами и выражениями, которые не могли быть ложными, притворными. Автор позволяет представить, что ты жил или мог бы жить среди этих людей. Себя он тоже не щадит. И все-таки ничто не предвещало трагедии…
Ион Роман выложил загодя подготовленный, самый тяжелый вопрос:
— А в Елене он разобрался? В свете того, что нам добровольно засвидетельствовала горничная? Ведь я и сам, честно говоря, не мог на нее подумать. Смотрел как на фею…
Тудор стал припоминать.
— Очень странно, — задумчиво вымолвил он. — Нет, он не разобрался, иначе бы написал об этом в дневнике. Но кое-что там есть: впечатления, факты, жесты, а главное, бессознательное самоустранение автора, которое вселяет в тебя некоторое подозрение или недоверие к ней…
— Посмотрим, произведет ли это на меня такое же впечатление, — проворчал сыщик. — Не слишком ли вы благосклонны к нему…
Ион Роман углубился в чтение записок Владимира Энеску. Тудор откинулся на спинку кресла и застыл в неподвижности.
04.30
Ион Роман медленно закрыл тетрадь и украдкой посмотрел на кресло, в котором затих Тудор с открытыми глазами и умиротворенным видом. К чтению дневника Ион Роман приступил часа два назад и за все это время не заметил в кресле никакого движения. Он глянул в окно и увидел, что буря кончилась. Молнии уже не сверкали, гром не гремел и дождь не барабанил в окно. Когда же стихия успела угомониться?
— Буря кончилась с четверть часа назад, — произнес из темноты Тудор, как бы отвечая на немой вопрос в глазах сыщика. — Я подумал, что тебе лучше было все дочитать до конца.
— Не знаю, что и сказать, — пожал плечами Ион Роман, — можно понимать и так и эдак. Как в фильме, когда происходит…
— Наплыв кадра, — помог Тудор.
— Да… Наплыв кадра. И наверное, вы правы, мне надо еще поразмышлять. Порой мне действительно казалось, что я сижу где-то в кино, только иногда пленку меняют. Масса подробностей. Люди обрисованы правдоподобно, но не сложилось ли у вас впечатление, что автор иногда заблуждается насчет их сути? Чересчур много в некоторых случаях отсебятины. И обо мне, и о других…
— Это точно! — согласился Тудор. — Иногда отсебятина, ее, правда, многовато, как ты говоришь, но преувеличения — не выдумка, а это крайне важно. Можем ли мы довериться голым фактам? Вот в чем вопрос… Вон, кажется, капитан Винтила на подходе, а с ним и рассвет…
Через минуту капитан Винтила появился в номере. Он выглядел отдохнувшим.
— Опоздал всего на пять минут, — начал он, — потому что брился, а это, думаю, тоже входит в число моих обязанностей. С трудом, но нашел таксиста, в Тузле, на вечеринке. Еще добраться до порта, и шофер сократил путь… минут на десять. А хвастал, что на полчаса, чтобы получить побольше на чай, чего и добился… Вот и все.
Ион Роман взглянул на Тудора.
— Каково? — сказал он. — Я так и думал, что он не поехал в город, предчувствовал, что он где-то здесь, в окрестностях гостиницы…
Но когда он увидел, как напряглось и превратилось в каменную маску лицо Тудора, слова застряли у него в горле. Капитан Винтила тоже понял, что произошло нечто серьезное, необычайно серьезное.
— Уму не постижимо! — раздался наконец возмущенный голос Тудора. — Абсурд! Быть не может!.. Вы понимаете, что имела место еще одна запланированная встреча? В этой преисподней было решено устроить не две, а три встречи, и встреча Дана Ионеску могла быть первой по счету.
В комнате наступило гробовое молчание. С каждым мгновением тишина становилась все более жуткой, угрожающей, предвещая страшный взрыв. Но взрыва не последовало. Тудор вновь обрел свой усталый и спокойный тон:
— Немедленно провести доскональный обыск в комнате Дана Ионеску. Выполняйте!
Капитан Винтила, казалось, превратился в стальную струну. В один прыжок он был уже у двери. Короткий жест остановил его.
— Сколько человек с вами? — спросил Тудор.
— Двое, — ответил капитан. — Самых лучших.
— Пусть один патрулирует перед гостиницей, а другой сзади. Все время, но так, чтобы они ни разу не встречались. Когда один доходит до угла, другой должен быть за углом, наискосок. Никого не впускать, никого не выпускать. Я достаточно ясно объяснил?
— Вполне! — капитан отдал честь и исчез за дверью.
— Уже почти шесть часов, — обратился Тудор к Иону Роману. — Только теперь мы можем по-настоящему прочувствовать, насколько ценны для нас записи Владимира Энеску. Мы в какой-то мере уже знакомы со всем здешним народом. Один из них или несколько подготовили и совершили эту гадость.
— Прошу прощения, — вздохнул Ион Роман. — Но я уже ничего не понимаю. Кто? Почему?.. Неужели Дана Ионеску тоже вызвали на свидание со смертью?.. Это какая-то чертовщина, заговор против молодости. Не могу поверить… И все произошло на моих глазах. Это меня доконает…
Сыщик несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь сосредоточиться.
— Все, пришел в себя, — извинился он. — Простите, ради бога. Уже пять часов, и я мог бы начать допросы.
Туман за окном рассеялся. Дневной свет был уже не молочным, а холодным и блестящим, как стекло. После стольких часов тяжкого, зловещего, всепоглощающего мрака бриллиантовая игра дневного света казалась чем-то нереальным и вместо того, чтобы ободрять, вселяла страх.
Тудор, поежившись, отошел от окна. Остановился посреди комнаты и в ожидании уставился на дверь. Ион Роман, как автомат, повторил его движения. В комнату влетел капитан Винтила.
— Обыск еще не закончен… — доложил он. — Пришлось прервать, под мою ответственность. В ящике тумбочки я нашел вот эту записку. Содержание ее заставило меня немедленно доложить…
Тудор взял у него из рук записку и положил на стол рядом с двумя другими. Листки были совершенно одинаковыми. Текст на последнем листке, написанный элегантным, почти женским почерком, чересчур правильным и симметричным, словно специально отработанным, чтобы восхищать совершенством своих линий, можно было прочесть без всяких усилий: «Пишу на бегу. Жду тебя ровно в шесть часов там, где условились, у омута. Ты ведь знаешь где?» Как и на других записках, как и на других смертных приговорах, никакой подписи не стояло.
— Первая встреча!.. — взволнованно прошептал Ион Роман.
Тудор повернулся к капитану Винтиле:
— Срочно соберите группу специалистов, нключая подводников со всем необходимым снаряжением. Пусть обшарят оба омута и все вокруг. А мы продолжим обыск теперь уже вширь. Я достаточно ясно излагаю?
— Вполне! — как всегда браво отозвался капитан Винтила.
Через минуту донесся шум отъезжающей машины. Обыск, проведенный в пансионате, не дал никаких результатов. В 7 часов 35 минут капитан Винтила вернулся в номер Тудора. Он обмяк и походил на восковую фигуру. Несмотря на явные усилия совладать с собой, голос его дрожал:
— Разрешите… В шесть часов сорок пять минут в кустах возле Злого омута найдена мокрая и скомканная одежда мужчины: рубашка с короткими рукавами, майка, брюки, носки и плетеные туфли. В семь часов тридцать минут в одной из выбоин омута водолазы обнаружили труп мужчины… в плавках. Один из водолазов немедленно опознал труп. Это — бывший водный спасатель Дан Ионеску, о чем свидетельствует и фотография в паспорте, найденном в пансионате «Миорица»… А теперь позвольте присесть, хотя бы на четверть часа…
Винтила продолжал стоять по стойке «смирно» еще несколько секунд, пока не расслышал вторичное приглашение Тудора сесть.
ЧАСТЬ III
МЕЖДУ АБСУРДНЫМ И НЕРЕАЛЬНЫМ
Глава I
Через несколько часов жаркое солнце уничтожило все следы бушевавшей грозы. Телефонная связь восстановилась, возобновилась подача электричества, почти в норму пришло движение на улицах и автострадах. Только поезда еще запаздывали. Скорый из Бухареста был объявлен на 9.30, а прибыл около десяти.
— Даже опоздания не соблюдают, — проворчал Ион Роман, когда локомотив поравнялся с ним.
— Три часа опоздания, подумать только! — живо поддержал его какой-то говорливый старичок. — Вот в свое время, эге-ге…
Пронзительный, натужный гудок паровоза не дал расслышать историческую сентенцию. В окне вагона Ион Роман увидел Виктора Мариана и двинулся ему навстречу, забыв о старичке и опоздании.
— Даже опоздания не соблюдают, — проворчал Ион Роман, когда локомотив поравнялся с ним.
— Три часа опоздания, подумать только! — живо поддержал его какой-то говорливый старичок. — Вот в свое время, эге-ге…
Пронзительный, натужный гудок паровоза не дал расслышать историческую сентенцию. В окне вагона Ион Роман увидел Виктора Мариана и двинулся ему навстречу, забыв о старичке и опоздании.