Страница:
— Есть! В кратчайшее время разыскать пацана и выяснить происхождение бумажника. Ясно!.. Но придется будить массу народу.
— Не знаю, что бы мы без вас делали…
Но Энеску вдруг ощетинился, лицо его резко сжалось, руки задрожали:
— Я вас умоляю! Все и так говорят обо мне как о шпионе. Нужно будет обязательно что-нибудь об этом опубликовать, чтобы все знали, что я открыто подо всем подписываюсь. Лучше бы я оставался на второй странице, в провинции, со своими претенциозными и дурацкими эссе…
Сильвия поймала его взгляд, улыбнулась, и Ион Роман стал свидетелем неожиданной метаморфозы в лице журналиста. Он тоже улыбнулся.
— Два часа пытаюсь убедить ее, что не нужно связывать себя ложными показаниями других. Говорю, что это прошло бы где угодно, даже с Шерлоком Холмсом… Но господин Тудор не заслуживает такого отношения… Да! — Он метнул взгляд на Сильвию. — Ты сама утверждала, что это замечательный человек, зачем же его ставить в дурацкое положение? Ты воображаешь, что он запутается в этих детских шарадах?
— Не знаю, — вздохнула она. — То есть знаю, но он так просил… И все из-за этого субъекта… Как раз его единственного я не видела вчера на пляже около шести часов. Мы пришли вместе, он увивался за Еленой и вдруг исчез. Я хорошо это помню, потому что о нем спрашивал Дориан. Не знаю, что у них там было назначено на шесть. Было без пяти шесть. Только тогда я и отделалась от Дориана. Он ушел куда-то искать Эмиля.
— Значит, вы й Дориана не видели в районе шести часов? — немедленно оживился Ион Роман.
— Около четверти седьмого он опять появился. И все вертелся вокруг корта, я же скрывалась в воде, в Теплой бухте. Там он меня искать не догадался.
— А за другими вы наблюдали? — спросил Ион Роман.
— Не было нужды. Елена лежала под зонтом.В кустах ее караулил Жильберт, за песчаной дамбой сидел Раду Прекрасный. Все делали вид, что не замечают друг друга. Отец же давно находился в воде. Только у троих на шесть часов нет алиби: У Эмиля, Дориана и у меня.
— Только у двоих! — уточнил Владимир Энеску. — Потому что я тоже находился в нескольких метрах, скрытый камышом… и любовался тобой или, может, молился на тебя, не помню…
— Не может быть! — вздрогнула Сильвия. — А я все время думала, где ты, и повсюду тебя искала… Почему ты не купался?
— Ты бы вчера меня об этом спросила, — укоризненно произнес Энеску. — Я думал, ты ищешь Дориана, Эмиля, кого угодно, только не меня. Уф! Как я боялся!
Они даже не заметили ухода Иона Романа или сделали вид, что не заметили. Ветеран сыскной службы увидел, как Елена тенью пронеслась через холл в угол с экзотическими растениями. Он инстинктивно пошел следом за ней и тут же наткнулся на человека, скрытого карликовой пальмой, — Эмиля Санду, который вдруг сразу вспомнил, что забыл сигареты наверху.
— Он всю дорогу меня преследует, — пожаловалась Елена Иону Роману. — Не представляю, что он себе воображает, сморчок! Думает, что у меня есть время на болтовню со всякими там…
Ион Роман не знал, как начать. Тем более что его разбирал дикий смех.
— Как мне больше идет? — внезапно спросила она. — Так? — И она повернулась профилем. — Или так? — Она осталась в том же положении, но набросила на шею колье странной формы, состоящее из сотен маленьких блестящих подковок.
— С колье лучше! — воодушевленно ответил бывалый сыщик. — Очень красивая и оригинальная вещица. Никогда не видел ничего подобного…
— Ой! — неожиданно испугалась она. — Не дай бог отец увидит, страх как рассердится! Прошу вас, не говорите ему… Ладно? Молчок, да?
Долгожданная здравая мысль мелькнула в голове у сыщика.
— Держу пари, что это колье — свежий подарочек…
— В понедельник, в полдень получила, — подмигнула Елена. — Но не думайте, что я дала ему нацепить мне его на шею, как он умолял на коленях. Я согласилась взять это только при условии, что он просунет его под дверь. Только бы папа не узнал, а то подумает черт-те что… А это настоящие бриллианты? Дон Петрини клялся всеми святыми. Он и меня заставил поклясться, что я надену колье только после его отъезда… Не знаю, как заставить папа` поверить, что я его нашла… Скажу ему, что этим от меня откупилась та ревнивая мымра, которая хочет захомутать журналиста…
Ион Роман оставил ее решать дилемму, чтобы посвятить несколько минут Эмилю Санду, караулившему его у лестницы. Знак обождать, сделанный адвокату при встрече, словно приморозил того к месту. Теперь он пригласил его пройти в номер к Тудору на «особый допрос». Эмиль Санду пытался было лепетать какие-то отговорки, но Ион Роман отрезал:
— Сказано: на «особый». Ясно?.. Так что извольте!
Через четверть часа заковыристых вопросов и прозрачных намеков на рисковую жизнь шулеров, как бы ненароком прозвучавших в беседе, бывший адвокат Эмиль Санду дрожал, как карликовый пинчер:
— Клянусь жизнью, у меня еще два экзамена — римское и сравнительное право…
— Не гарантирую, что вы их сможете сдавать, — ответил Ион Роман, — а впрочем, не экзамены нас интересуют. Чем вы занимались вчера около шести часов вечера? Только без дураков!..
— Что касается меня, — попытался сопротивляться Эмиль Санду, — то я дам показания только в присутствии…
— О чем вы договаривались с архитектором Дорианом? — строго прервал его Ион Роман.
Эмиль Санду обмяк. Руки у него опустились и безжизненно повисли вдоль тела, лицо покрылось обильным потом:
— Мне нужно было вернуть деньги ровно в шесть. И я вернул.
— А почему с опозданием? — атаковал сыщик.
— Нужно было их сперва найти, достать. Я опоздал только на десять минут. Ровно в шесть десять деньги уже были у него в руках…
— Где вы достали деньги?
Допрашиваемый продолжал бледнеть:
— У Дана Ионеску… Он обещал мне дать две тысячи лей.
Ион Роман почувствовал головокружение, но совладал с собой:
— Где вы нашли Дана Ионеску ровно в шесть часов, чтобы попросить у него эти две тысячи лей?
— Это было возле Злого омута. Я увидел его там, одного, и подошел…
— А не назначили ли вы ему свидание возле Злого омута в шесть часов вечера? — вперил в него взгляд Ион Роман. — Припомните-ка!
— Да, мне кажется… В общем, мы условились… точно не помню. Я увидел его и подошел…
— Как это легко вы его рассмотрели через кустарник и дюны? Там и с биноклем не очень-то разберешься…
— Я заметил его раньше, — сказал Эмиль Санду, все более возбужденный, — когда он направлялся туда задами пляжа. По случайности я его увидел… То есть мне кое-что было известно…
— Откуда известно? — неумолимо продолжал наступать Ион Роман. — Вы послали ему записку? Вам кто-то сказал, что у него там свидание?
— Записку? Нет! Кто-то вроде бы сказал мне об этом или я услышал, как говорили, может, господин Марино или господин Паскал…
Ион Роман неожиданно сделал заход с другой стороны:
— Как именно разворачивалась эта история с ножом? Почему вы бросили нож вслед Марино?
— Какой нож?! Да я в жизни своей!.. Я бросил ему вслед спичечный коробок, а не нож. Клянусь жизнью!
— Зачем? — не ослаблял хватки Ион Роман.
Теперь у Эмиля Санду трясся уже каждый сустав:
— Потому что он ни за что ни про что ударил меня по лицу… Я увидел из своего окна нож в кустах и подстроил так, чтобы он его поднял и чтобы это увидел сыщик, который как раз там патрулировал. Я почти целый час ждал подходящего момента…
— Так вы бросали нож или нет?
— Клянусь жизнью! Я же сказал, что бросил спичечный коробок, в кусты рядом с ножом, сразу после того, как Марино прошел…
— Как вы всерьез могли рассчитывать, что спичечный коробок произведет достаточно шума?..
— А он был не пустой… — сказал Эмиль Санду. — Я наполнил коробок монетками по 15 и 25 бань, чтобы он был потяжелее и погромче упал. Монеты я завернул в бумагу, чтобы не звенели…
— С кем был Дан Ионеску возле Злого омута? Кого вы еще там видели, кто бы мог засвидетельствовать ваши показания?
— Никого там больше не было, абсолютно никого. Только он один. Дал мне деньги и пожелал удачи. Больше мы ни о чем не говорили.
— Который был час, поточнее? — снова прищурился Ион Роман.
— Три минуты седьмого, совершенно точно, у меня швейцарские, «Патек Филип», — неуверенно ответил Эмиль Санду. — В десять минут седьмого я уже был у Дориана.
— Еще что-нибудь можете добавить? — строго спросил сыщик.
— Я вам все сказал, клянусь жизнью! Дан Ионеску дал мне две тысячи лей.
— Я спросил, можете ли вы еще что-нибудь добавить, — еще строже повторил Ион Роман. — Думаю, что это у вас последний шанс.
Видно было, что Эмиль Санду испытывал адские муки, словно отбивался от легиона чертей.
— Абсолютно никого возле не было, — неохотно ответил он. — Мне дали деньги, я взял. Две тысячи лей.
— Гостиницу покидать вам не разрешено, — закончил разговор Ион Роман.
— Кажется, и до этого разрешено не было… — с дрожью в голосе сказал Эмиль Санду, направляясь к двери.
Пятью минутами позже Ион Роман отыскал в кустах спичечный коробок, наполненный монетами по 15 и 25 бань.
— Я, наверно, не в лучшей форме, — улыбнулся он Тудору, — но понимаю, как необходима эта встреча. Решил даже чуточку привстать, чтобы вам не казалось, что мучаете болящего. Готов ответить на любые вопросы… Врач говорил мне о вас…
Тудор присел на стул возле кровати, мысленно признательный больному за предпринятую из последних сил попытку приподняться. Было бы невыносимо разговаривать, глядя сверху вниз, как двигаются губы желтой маски.
— Спасибо за бодрый прием, — сказал Тудор. — Однако, я предпочел бы беседе монолог. Так свободнее мыслям и менее утомительно… Итак, кромешная тьма! Ни малейшего предположения, догадки, подозрения?
— Все так, как я уже говорил, — вздохнул Пауль Соран. — Кромешная тьма, как в ту проклятую ночь. Не могу даже сказать, кому принадлежал шепот, которым мне ответили, — мужчине или женщине. Не знаю почему, но меня вдруг охватил страх. И когда я почувствовал острие, вонзившееся в спину, удар, кровь, я уже начал терять сознание. Не знаю, сам ли я упал или меня сбили с ног… Еще я почувствовал удар в висок, потом — мрак. Страшно вспоминать, каждый раз прошибает холодным потом…
Лоб Пауля Сорана действительно покрылся крупными каплями пота.
— Думаю, что страшно не само воспоминание, — сказал Тудор, — а сопутствующая ему мысль, что этот миг мог стать последним…
— Точно! — вздрогнул Пауль Соран. — Я ступил на путь, ведущий к смерти. Сейчас я это ясно осознаю. Неудавшееся покушение… Если бы чудом не появился Владимир Энеску, я мог бы погибнуть от удара ножом… Жуть…
Тудор покачал головой и нахмурился.
— Странно, — сказал он. — Именно самые простые идеи иной раз недоступны пониманию. Не думали ли вы, что, не появись Владимир Энеску, дело не закончилось бы одним-единственным ударом ножа? Зачем вас заманили туда? Чтобы просто пощекотать ножичком?
— Поразительно! — прошептал Соран. — Об этом я вовсе не задумывался. Выходит, Владимир Энеску спас меня от смерти не один, а два раза.
— Как вы думаете, почему встречу назначили у колодца, в такой глухой час? Не потому ли, что место давало какие-то преимущества человеку с ножом?
Пауль Соран прикрыл глаза руками. Дыхание его участилось. Но через несколько секунд он уже пришел в себя:
— Может быть, хотели меня столкнуть в колодец? Кошмар! Не видно было ни зги в темноте. Кто бы меня там нашел и когда?
— Да… ничего не было видно, — сказал Тудор. — Только движение белой тени — лучшая мишень в такую ночь, как написал журналист.
Но Пауль Соран думал о другом:
— Только теперь и только с вашей помощью я могу осознать все, что произошло. Нанеся мне удар, убийца, возможно, изготовился ко второму. И добил бы меня…
— Вполне допустимо в качестве гипотезы… — кивнул Тудор.
— Да нет же! Это как раз и есть истина! — оживился Пауль Соран. — Давайте зрительно представим себе происшествие, как советует наш врач. Убийца нанес один удар, я упал, он собирался ударить вторично, и тут кто-то неожиданно появился и спугнул его… Откуда мне было знать, что делал Владимир Энеску… Убийца скрылся… Наверняка он собирался меня добить, об этом свидетельствует нож, найденный возле гостиницы, который мне показывал врач. Ведь если бы он удовлетворился одним ударом, он бы выкинул нож в колодец. Разве тогда ему не надо было бы в первую очередь позаботиться о том, как избавиться от улики. Появление Владимира Энеску спугнуло убийцу, и он убежал с ножом, сам того не осознавая… И может быть, также неосознанно выбросил его или случайно обронил возле гостиницы.
Тудор удивленно посмотрел на Пауля Сорана:
— Это единственное логичное объяснение, — сказал он. — Иначе он просто должен был бы машинально или сознательно выбросить нож в колодец после первого же удара… Потому что выбор места давал убийце два преимущества: легко избавиться и от трупа и от оружия!
— Блистательное логическое построение! — одобрил Пауль Соран.
— Наполовину подсказанное вами, — скромно отреагировал Тудор. — Но возникает два вопроса: зачем убийце обязательно нужно было избавиться от трупа после совершенного злодеяния? И зачем непременно надо было избавляться от ножа, если он предпринимал меры, чтобы не оставить отпечатков пальцев?
— Думаете, каждый шаг нужно объяснять железной логикой? — спросил Пауль Соран. — Существует и средний уровень мышления, постигаемый только на основе житейской логики.
— Совершенно верно, — согласился Тудор. — Только мы в нашем случае имеем дело не с посредственным умом, а с неординарным. Не следует искать убийцу либо убийц, — хотя я думаю, что мозг во всем этом деле один, — среди людей со средними умственными способностями, мы имеем дело с дерзким интеллектом.
— Тогда нужно действовать путем исключения, — предложил Пауль Соран. — Ведь это самый проверенный метод…
— Возможно… Правда, в нашем окружении среди тех, кто мог бы стать подозреваемым, почти все наделены незаурядным умом, что дает определенные преимущества убийце… Одни скрывают ум, другие бравируют им… Три убийства — это слишком. Как бы ни был гениален убийца, он не мог не допустить каких-нибудь ошибок. И в первом, и во втором, и в третьем случае, неудачном по чистому недоразумению. Ошибки чувствуются особенно в третьем случае. Не забывайте, что, как только Энеску поднял тревогу, начались дождь и буря. Убийца не мог это предусмотреть. Дождь стирает одни следы, но вызывает появление других… Преступник наверняка вращался в пределах зоны отель — пансионат. А третье преступление сужает зону поисков до пределов отеля. Через парадную дверь убийца вернуться не мог — она была под надзором. Был свободен путь лишь через заднюю дверь, которая связывает отель и террасу мраморной лестницей. Но на лестнице мы не нашли никаких следов — ни воды, ни грязи. То, что из-за непогоды, возможно, придется оставить следы, убийца предвидеть не мог, и это резко сокращает число подозреваемых… Я знаю, что от окон второго этажа, где начинаются комнаты, всего три метра до земли, до террасы. Легко спрыгнуть, но нелегко взобраться…
— Понимаю… — кивнул Пауль Соран. — Только очень ловкий человек, профессионал, так сказать, смог бы легко справиться с такой задачей… Или… с помощью сообщника… Но я согласен с вами — в обоих случаях круг подозреваемых сужается. Налицо все признаки соучастия.
— И не думаю, что это единственная возможная ошибка, вольно или невольно совершенная убийцей, — словно не расслышав собеседника, продолжал свою мысль Тудор.
— А вы твердо убеждены, что все три убийства связаны между собой и были задуманы одним человеком? — спросил Пауль Соран.
— Это само по себе вытекает из действий преступника — он расписался за каждое убийство запиской со смертным приговором…
— Не думайте, что я просто так спросил, — оживился Пауль Соран. — Существует подозреваемый, возможно, всего один, в одном из убийств… мне сообщили, что Раду Стояна убили. Вероятно, вы тоже подозревали одного человека, да, того самого, на которого сейчас смотрите… Ведь я был единственным, кто мог утопить Раду Стояна, делая вид, что спасаю его… Что, если мы вдвоем решили разыграть фарс, а доплыв до яхты и изобразив поиски, я на самом деле убил его?.. Каково было бы мое положение, если бы убийства не были связаны между собой? Два из них я никак не мог совершить… и если первое связано…
Тудор по своему обыкновению прервал его выразительным жестом:
— До завершения дела я обычно воздерживаюсь от категорических утверждений. Но сейчас могу сказать категорически и официально: Раду Стояна убили не вы. Раду Стояна убили, когда вы были на берегу. Здесь ошибки быть не может — свидетельские показания убедительные, медицинское заключение — безупречное… И мы не герои детективных романов, которые с помощью таких дешевых выдумок, как убийство под видом спасания, интригуют читателя… в этом отношении можете быть спокойны… если вообще в данной ситуации можно говорить о спокойствии…
— Да… мы очень сблизились с Раду, хотя я и познакомился с ним только здесь… — нахмурился Пауль Соран. — Клянусь, что в тот миг, когда я бросился в воду, у меня была только одна мысль — поспею ли вовремя, найду ли его сразу, смогу ли спасти…
— Тем не менее, — Тудор вспомнил донесение капитана Винтилы, — в первый раз вы его упустили… И опять поймали лишь через несколько минут.
Пауль Соран прикрыл глаза, лицо его стало белым как мел. Понадобилось некоторое время, чтобы он пришел в себя…
— Да… меня охватил безумный страх, когда я увидал его рядом с собой. Наверное, его принесло течением. Я бросился его вытаскивать, но не сумел. Мне стало не по себе, как сейчас. Потом вдруг стало стыдно, и страх мгновенно исчез. Смотрю, а его снова унесло течением. Тогда я собрался с силами… и нашел его. Ужасное ощущение, когда натыкаешься на утопленника… Меня замучили угрызения совести. Никак не мог избавиться от навязчивой мысли: если бы у меня хватило сил и смелости вытащить его сразу, он бы остался в живых. Может, я виноват в его смерти? Не знаю, что бы я делал, не успокой меня врач. Он рассказал, как погиб Раду… Но ужас пока еще меня не оставляет…
— Могу лишь повторить то, что уже сказал: Раду Стояна убили, когда вы были на берегу…
— Спасибо… — упавшим голосом прошептал Пауль Соран.
— Наша беседа затянулась, и, к сожалению, не обошлось без эмоций, — сказал, поднимаясь, Тудор. — Правда, у меня еще есть пара вопросов… не очень существенных.
— Пожалуйста! — с готовностью произнес Пауль Соран, морщась от боли. — Я все же нахожусь в больнице, и состояние мое может ухудшиться. Минутой больше, минутой меньше — это неважно. Лучше до конца воспользоваться этой встречей. Не знаю, как потом поведет себя чужая кровь, перелили почти литр…
— Думаю, я и без того вас замучил, — сочувственно сказал Тудор, — но раз согласны… Ладно, вас вызвали на встречу запиской, которую у вас нашли. Когда и где вы ее обнаружили?
Я нашел ее в конверте, на ночном столике, когда вернулся… после этого несчастья. Раньше я никаких записок не получал…
— А остальные ничего вам не говорили о своих приглашениях?
— Да что вы в самом деле! — удивился Пауль Соран. — Когда же они могли мне об этом сказать? С утра я никого из них не видел, то есть вчера утром я видел всех в последний раз. Во всяком случае, утром, когда мы расставались, они мне ничего такого не говорили…
— И по телефону тоже? — уточнил Тудор.
— Ни слова. Вообще-то я звонил, чтобы сказать Дану, что представление отменили и что, значит; после обеда я уже буду в пансионате… Он непременно хотел о чем-то со мной поговорить… Но по телефону не проронил ни слова…
— Других записок раньше они не получали?
— Не припоминаю, а раз не припоминаю, значит, мне никто из них ничего об этом не говорил…
— Так… — произнес Тудор. — Теперь, когда цель приглашения к колодцу становится ясной, нет ли у вас хотя бы смутных подозрений в отношении личности его возможного инициатора?
— Я сам пытаюсь найти ответ на этот вопрос и даже слишком далеко захожу в своих домыслах, но, по правде говоря, не могу представить, кто бы это мог быть. Кто? И тем более не понимаю — зачем? Почему именно я?
— Но перед встречей, на которую вы совершенно осознанно пошли, вы не задавались вопросом, от кого записка?
— Кажется, мне становится хуже, — вместо ответа произнес Пауль Соран.
Глава V
— Пришлось совершить настоящий марш-бросок, — начал Виктор Мариан, на секунду закрыв глаза. — В семь вечера я уехал из Констанцы, в одиннадцать был в Бухаресте, в три ночи выехал из Бухареста и в семь утра снова был в Констанце. Здесь я уже с полчаса болтаюсь… Думаю, что мне удалось узнать все, что вообще можно было узнать от мадемуазель Клариссы… потому что Аварян пока еще не расположен принимать визитеров.
Тут Виктор Мариан замолк, словно хотел еще больше разжечь нетерпение слушателей.
— Если ты начинаешь с минуты молчания, — благосклонно заметил Тудор, — значит, за ней последует что-то сенсационное…
— Кстати, о сенсационном! — спохватился Виктор Мариан. — В сегодняшнем номере «Курьера» на первой странице появилась завлекалочка: читателям объявляют, что вскоре газета начнет печатать роман с продолжением, который «потрясет их душу и захватит каждого тем, что персонажи, в том числе и знаменитые, вовлечены в чудовищную драму в трех действиях. Публикация продлится весь сезон, а по окончании выйдет отдельной книгой». Газета разошлась мигом.
— И больше ничего? — поинтересовался Тудор. — Место действия, имена героев, имя автора?
— Ничего! — ответил Виктор Мариан. — Только анонс, на первой странице вверху, пять строк… Они ведь знаете как. Завтра объявят имя, послезавтра еще что-нибудь… через неделю утроят тираж… Тем временем господин Владимир Энеску обретет ореол популярного автора…
— Начал он, во всяком случае, осторожно, — заметил Ион Роман. — Без конкретных намеков, чтобы не путать нам карты. Не вызвать бы ему на себя ответный огонь… Хотя, судя по тому, как газета дает рекламу, помешать выходу романа трудно, если не невозможно… Эта братия из «Курьера» умеет ловко греть руки на «бомбах»… Итак, вернемся к нашим баранам.
Виктор Мариан воспринял последнюю фразу как указание и с явным удовольствием поспешил продолжить свой отчет:
— Мадемуазель Клариссу, весьма точно отображенную в записках журналиста, я застал в баре. О том, как я ее разыскал и как мне за полтора часа удалось ее охмурить, рассказывать не буду — дело того не стоит. Скажу одно: действовал я как нельзя более законно и гуманно, если эти понятия совместимы. Ладно… Кларисса занимается именно тем, о чем говорила Елена: продавщица и все прочее у Аваряна. Так что обнаружить ее следы удалось легко и быстро. Сразу же после взлома ее взяли под наблюдение. В Мамайю к господину Винченцо Петрини ее направил с устным посланием Аварян. Она должна была сообщить сицилийцу следующее: искомый объект находится в хорошем состоянии вместе с «заморскими цацками»— avec les poussins etrangers — эту фразу надо было сказать только по-французски, как своего рода пароль для начала беседы, а сделка может быть заключена только по-американски, начиная с пятисот кусков. Если бы Петрини ответил, что заинтересован в сделке на указанных условиях, красавица должна была дать ему визитную карточку Аваряна с адресом и пометкой от руки: суббота, четыре часа пополудни. Все именно так и произошло. Услышав французские слова, господин Петрини расцвел и согласился на все условия. Произошло все это в пятницу после обеда. Таково содержание первого акта. Антракт, думаю, не интересует?..
Тудор сделал знак продолжать.
— В субботу, ровно в четыре дня, Винченцо Петрини прибыл в лавку Аваряна. Внутри находились только Аварян и Кларисса. Остальной персонал — двое продавцов, — а в сущности, разновидность частных детективов, нанятых Аваряном, — незаметно следили за магазином с улицы.
Аварян провел гостя наверх по внутренней лестнице и пропустил его вперед. Когда они поднялись, сицилиец повернулся к Аваряну, шедшему сзади, и попросил его выглянуть на улицу, так как вроде бы Петрини показалось, что за ним следила какая-то пара: высокая женщина в белой шляпе и вишневом платье и седой мужчина с бородкой и в очках в золотой оправе, что Аварян спустился, понаблюдал несколько минут за прохожими, поговорил с одним из своих детективов, а потом поднялся с Клариссой в комнату, где сейф. Сицилиец пребывал в некотором возбуждении и порывался выглядывать в окно. Они попытались успокоить его, сказав, что никакой подозрительной пары поблизости и в помине не было. Господин Петрини подозвал Аваряна к окну и указал на высокого, широкоплечего мужчину, прислонившегося к газетному киоску возле магазина: «Как прирос к месту! И уставился на это окно!» Аварян похлопал его по плечу и, усмехаясь, сказал, что этот тип — один из его частных детективов. Только тогда Винченцо Петрини пришел в себя и с жизнерадостным видом уселся в кресло, предложенное хозяином. Потом они начали торговаться, как могут торговаться только армянин с итальянцем. Крики и ругательства чередовались с сердечными приступами, а объятья — с угрозами.
5
Ион Роман спустился в большой холл первого этажа. Всего сутки назад это место казалось скопищем теней и страхов. Теперь здесь лился какой-то феерический свет, словно перед балом, в его лучах сверкали мрамор, зеркала, канделябры. Тишина стояла такая, что до ушей доносился дальний шум прибоя. Приглушенные раскаты волн предвещали новый шторм. Но холл вовсе не был пуст. За столом сидели двое, пожалуй, единственные два существа, которые его сейчас интересовали: Сильвия Костин и Владимир Энеску. Он подсел к ним и скорее мрачным, чем вежливым тоном обратился сперва к журналисту:— Не знаю, что бы мы без вас делали…
Но Энеску вдруг ощетинился, лицо его резко сжалось, руки задрожали:
— Я вас умоляю! Все и так говорят обо мне как о шпионе. Нужно будет обязательно что-нибудь об этом опубликовать, чтобы все знали, что я открыто подо всем подписываюсь. Лучше бы я оставался на второй странице, в провинции, со своими претенциозными и дурацкими эссе…
Сильвия поймала его взгляд, улыбнулась, и Ион Роман стал свидетелем неожиданной метаморфозы в лице журналиста. Он тоже улыбнулся.
— Два часа пытаюсь убедить ее, что не нужно связывать себя ложными показаниями других. Говорю, что это прошло бы где угодно, даже с Шерлоком Холмсом… Но господин Тудор не заслуживает такого отношения… Да! — Он метнул взгляд на Сильвию. — Ты сама утверждала, что это замечательный человек, зачем же его ставить в дурацкое положение? Ты воображаешь, что он запутается в этих детских шарадах?
— Не знаю, — вздохнула она. — То есть знаю, но он так просил… И все из-за этого субъекта… Как раз его единственного я не видела вчера на пляже около шести часов. Мы пришли вместе, он увивался за Еленой и вдруг исчез. Я хорошо это помню, потому что о нем спрашивал Дориан. Не знаю, что у них там было назначено на шесть. Было без пяти шесть. Только тогда я и отделалась от Дориана. Он ушел куда-то искать Эмиля.
— Значит, вы й Дориана не видели в районе шести часов? — немедленно оживился Ион Роман.
— Около четверти седьмого он опять появился. И все вертелся вокруг корта, я же скрывалась в воде, в Теплой бухте. Там он меня искать не догадался.
— А за другими вы наблюдали? — спросил Ион Роман.
— Не было нужды. Елена лежала под зонтом.В кустах ее караулил Жильберт, за песчаной дамбой сидел Раду Прекрасный. Все делали вид, что не замечают друг друга. Отец же давно находился в воде. Только у троих на шесть часов нет алиби: У Эмиля, Дориана и у меня.
— Только у двоих! — уточнил Владимир Энеску. — Потому что я тоже находился в нескольких метрах, скрытый камышом… и любовался тобой или, может, молился на тебя, не помню…
— Не может быть! — вздрогнула Сильвия. — А я все время думала, где ты, и повсюду тебя искала… Почему ты не купался?
— Ты бы вчера меня об этом спросила, — укоризненно произнес Энеску. — Я думал, ты ищешь Дориана, Эмиля, кого угодно, только не меня. Уф! Как я боялся!
Они даже не заметили ухода Иона Романа или сделали вид, что не заметили. Ветеран сыскной службы увидел, как Елена тенью пронеслась через холл в угол с экзотическими растениями. Он инстинктивно пошел следом за ней и тут же наткнулся на человека, скрытого карликовой пальмой, — Эмиля Санду, который вдруг сразу вспомнил, что забыл сигареты наверху.
— Он всю дорогу меня преследует, — пожаловалась Елена Иону Роману. — Не представляю, что он себе воображает, сморчок! Думает, что у меня есть время на болтовню со всякими там…
Ион Роман не знал, как начать. Тем более что его разбирал дикий смех.
— Как мне больше идет? — внезапно спросила она. — Так? — И она повернулась профилем. — Или так? — Она осталась в том же положении, но набросила на шею колье странной формы, состоящее из сотен маленьких блестящих подковок.
— С колье лучше! — воодушевленно ответил бывалый сыщик. — Очень красивая и оригинальная вещица. Никогда не видел ничего подобного…
— Ой! — неожиданно испугалась она. — Не дай бог отец увидит, страх как рассердится! Прошу вас, не говорите ему… Ладно? Молчок, да?
Долгожданная здравая мысль мелькнула в голове у сыщика.
— Держу пари, что это колье — свежий подарочек…
— В понедельник, в полдень получила, — подмигнула Елена. — Но не думайте, что я дала ему нацепить мне его на шею, как он умолял на коленях. Я согласилась взять это только при условии, что он просунет его под дверь. Только бы папа не узнал, а то подумает черт-те что… А это настоящие бриллианты? Дон Петрини клялся всеми святыми. Он и меня заставил поклясться, что я надену колье только после его отъезда… Не знаю, как заставить папа` поверить, что я его нашла… Скажу ему, что этим от меня откупилась та ревнивая мымра, которая хочет захомутать журналиста…
Ион Роман оставил ее решать дилемму, чтобы посвятить несколько минут Эмилю Санду, караулившему его у лестницы. Знак обождать, сделанный адвокату при встрече, словно приморозил того к месту. Теперь он пригласил его пройти в номер к Тудору на «особый допрос». Эмиль Санду пытался было лепетать какие-то отговорки, но Ион Роман отрезал:
— Сказано: на «особый». Ясно?.. Так что извольте!
Через четверть часа заковыристых вопросов и прозрачных намеков на рисковую жизнь шулеров, как бы ненароком прозвучавших в беседе, бывший адвокат Эмиль Санду дрожал, как карликовый пинчер:
— Клянусь жизнью, у меня еще два экзамена — римское и сравнительное право…
— Не гарантирую, что вы их сможете сдавать, — ответил Ион Роман, — а впрочем, не экзамены нас интересуют. Чем вы занимались вчера около шести часов вечера? Только без дураков!..
— Что касается меня, — попытался сопротивляться Эмиль Санду, — то я дам показания только в присутствии…
— О чем вы договаривались с архитектором Дорианом? — строго прервал его Ион Роман.
Эмиль Санду обмяк. Руки у него опустились и безжизненно повисли вдоль тела, лицо покрылось обильным потом:
— Мне нужно было вернуть деньги ровно в шесть. И я вернул.
— А почему с опозданием? — атаковал сыщик.
— Нужно было их сперва найти, достать. Я опоздал только на десять минут. Ровно в шесть десять деньги уже были у него в руках…
— Где вы достали деньги?
Допрашиваемый продолжал бледнеть:
— У Дана Ионеску… Он обещал мне дать две тысячи лей.
Ион Роман почувствовал головокружение, но совладал с собой:
— Где вы нашли Дана Ионеску ровно в шесть часов, чтобы попросить у него эти две тысячи лей?
— Это было возле Злого омута. Я увидел его там, одного, и подошел…
— А не назначили ли вы ему свидание возле Злого омута в шесть часов вечера? — вперил в него взгляд Ион Роман. — Припомните-ка!
— Да, мне кажется… В общем, мы условились… точно не помню. Я увидел его и подошел…
— Как это легко вы его рассмотрели через кустарник и дюны? Там и с биноклем не очень-то разберешься…
— Я заметил его раньше, — сказал Эмиль Санду, все более возбужденный, — когда он направлялся туда задами пляжа. По случайности я его увидел… То есть мне кое-что было известно…
— Откуда известно? — неумолимо продолжал наступать Ион Роман. — Вы послали ему записку? Вам кто-то сказал, что у него там свидание?
— Записку? Нет! Кто-то вроде бы сказал мне об этом или я услышал, как говорили, может, господин Марино или господин Паскал…
Ион Роман неожиданно сделал заход с другой стороны:
— Как именно разворачивалась эта история с ножом? Почему вы бросили нож вслед Марино?
— Какой нож?! Да я в жизни своей!.. Я бросил ему вслед спичечный коробок, а не нож. Клянусь жизнью!
— Зачем? — не ослаблял хватки Ион Роман.
Теперь у Эмиля Санду трясся уже каждый сустав:
— Потому что он ни за что ни про что ударил меня по лицу… Я увидел из своего окна нож в кустах и подстроил так, чтобы он его поднял и чтобы это увидел сыщик, который как раз там патрулировал. Я почти целый час ждал подходящего момента…
— Так вы бросали нож или нет?
— Клянусь жизнью! Я же сказал, что бросил спичечный коробок, в кусты рядом с ножом, сразу после того, как Марино прошел…
— Как вы всерьез могли рассчитывать, что спичечный коробок произведет достаточно шума?..
— А он был не пустой… — сказал Эмиль Санду. — Я наполнил коробок монетками по 15 и 25 бань, чтобы он был потяжелее и погромче упал. Монеты я завернул в бумагу, чтобы не звенели…
— С кем был Дан Ионеску возле Злого омута? Кого вы еще там видели, кто бы мог засвидетельствовать ваши показания?
— Никого там больше не было, абсолютно никого. Только он один. Дал мне деньги и пожелал удачи. Больше мы ни о чем не говорили.
— Который был час, поточнее? — снова прищурился Ион Роман.
— Три минуты седьмого, совершенно точно, у меня швейцарские, «Патек Филип», — неуверенно ответил Эмиль Санду. — В десять минут седьмого я уже был у Дориана.
— Еще что-нибудь можете добавить? — строго спросил сыщик.
— Я вам все сказал, клянусь жизнью! Дан Ионеску дал мне две тысячи лей.
— Я спросил, можете ли вы еще что-нибудь добавить, — еще строже повторил Ион Роман. — Думаю, что это у вас последний шанс.
Видно было, что Эмиль Санду испытывал адские муки, словно отбивался от легиона чертей.
— Абсолютно никого возле не было, — неохотно ответил он. — Мне дали деньги, я взял. Две тысячи лей.
— Гостиницу покидать вам не разрешено, — закончил разговор Ион Роман.
— Кажется, и до этого разрешено не было… — с дрожью в голосе сказал Эмиль Санду, направляясь к двери.
Пятью минутами позже Ион Роман отыскал в кустах спичечный коробок, наполненный монетами по 15 и 25 бань.
6
Пауль Соран с трудом приподнялся на большой белой мягкой подушке и сел, упираясь плечами и головой в спинку кровати. На бледном лице выделялись темные круги вокруг запавших глаз, но он силился казаться отдохнувшим и непринужденным.— Я, наверно, не в лучшей форме, — улыбнулся он Тудору, — но понимаю, как необходима эта встреча. Решил даже чуточку привстать, чтобы вам не казалось, что мучаете болящего. Готов ответить на любые вопросы… Врач говорил мне о вас…
Тудор присел на стул возле кровати, мысленно признательный больному за предпринятую из последних сил попытку приподняться. Было бы невыносимо разговаривать, глядя сверху вниз, как двигаются губы желтой маски.
— Спасибо за бодрый прием, — сказал Тудор. — Однако, я предпочел бы беседе монолог. Так свободнее мыслям и менее утомительно… Итак, кромешная тьма! Ни малейшего предположения, догадки, подозрения?
— Все так, как я уже говорил, — вздохнул Пауль Соран. — Кромешная тьма, как в ту проклятую ночь. Не могу даже сказать, кому принадлежал шепот, которым мне ответили, — мужчине или женщине. Не знаю почему, но меня вдруг охватил страх. И когда я почувствовал острие, вонзившееся в спину, удар, кровь, я уже начал терять сознание. Не знаю, сам ли я упал или меня сбили с ног… Еще я почувствовал удар в висок, потом — мрак. Страшно вспоминать, каждый раз прошибает холодным потом…
Лоб Пауля Сорана действительно покрылся крупными каплями пота.
— Думаю, что страшно не само воспоминание, — сказал Тудор, — а сопутствующая ему мысль, что этот миг мог стать последним…
— Точно! — вздрогнул Пауль Соран. — Я ступил на путь, ведущий к смерти. Сейчас я это ясно осознаю. Неудавшееся покушение… Если бы чудом не появился Владимир Энеску, я мог бы погибнуть от удара ножом… Жуть…
Тудор покачал головой и нахмурился.
— Странно, — сказал он. — Именно самые простые идеи иной раз недоступны пониманию. Не думали ли вы, что, не появись Владимир Энеску, дело не закончилось бы одним-единственным ударом ножа? Зачем вас заманили туда? Чтобы просто пощекотать ножичком?
— Поразительно! — прошептал Соран. — Об этом я вовсе не задумывался. Выходит, Владимир Энеску спас меня от смерти не один, а два раза.
— Как вы думаете, почему встречу назначили у колодца, в такой глухой час? Не потому ли, что место давало какие-то преимущества человеку с ножом?
Пауль Соран прикрыл глаза руками. Дыхание его участилось. Но через несколько секунд он уже пришел в себя:
— Может быть, хотели меня столкнуть в колодец? Кошмар! Не видно было ни зги в темноте. Кто бы меня там нашел и когда?
— Да… ничего не было видно, — сказал Тудор. — Только движение белой тени — лучшая мишень в такую ночь, как написал журналист.
Но Пауль Соран думал о другом:
— Только теперь и только с вашей помощью я могу осознать все, что произошло. Нанеся мне удар, убийца, возможно, изготовился ко второму. И добил бы меня…
— Вполне допустимо в качестве гипотезы… — кивнул Тудор.
— Да нет же! Это как раз и есть истина! — оживился Пауль Соран. — Давайте зрительно представим себе происшествие, как советует наш врач. Убийца нанес один удар, я упал, он собирался ударить вторично, и тут кто-то неожиданно появился и спугнул его… Откуда мне было знать, что делал Владимир Энеску… Убийца скрылся… Наверняка он собирался меня добить, об этом свидетельствует нож, найденный возле гостиницы, который мне показывал врач. Ведь если бы он удовлетворился одним ударом, он бы выкинул нож в колодец. Разве тогда ему не надо было бы в первую очередь позаботиться о том, как избавиться от улики. Появление Владимира Энеску спугнуло убийцу, и он убежал с ножом, сам того не осознавая… И может быть, также неосознанно выбросил его или случайно обронил возле гостиницы.
Тудор удивленно посмотрел на Пауля Сорана:
— Это единственное логичное объяснение, — сказал он. — Иначе он просто должен был бы машинально или сознательно выбросить нож в колодец после первого же удара… Потому что выбор места давал убийце два преимущества: легко избавиться и от трупа и от оружия!
— Блистательное логическое построение! — одобрил Пауль Соран.
— Наполовину подсказанное вами, — скромно отреагировал Тудор. — Но возникает два вопроса: зачем убийце обязательно нужно было избавиться от трупа после совершенного злодеяния? И зачем непременно надо было избавляться от ножа, если он предпринимал меры, чтобы не оставить отпечатков пальцев?
— Думаете, каждый шаг нужно объяснять железной логикой? — спросил Пауль Соран. — Существует и средний уровень мышления, постигаемый только на основе житейской логики.
— Совершенно верно, — согласился Тудор. — Только мы в нашем случае имеем дело не с посредственным умом, а с неординарным. Не следует искать убийцу либо убийц, — хотя я думаю, что мозг во всем этом деле один, — среди людей со средними умственными способностями, мы имеем дело с дерзким интеллектом.
— Тогда нужно действовать путем исключения, — предложил Пауль Соран. — Ведь это самый проверенный метод…
— Возможно… Правда, в нашем окружении среди тех, кто мог бы стать подозреваемым, почти все наделены незаурядным умом, что дает определенные преимущества убийце… Одни скрывают ум, другие бравируют им… Три убийства — это слишком. Как бы ни был гениален убийца, он не мог не допустить каких-нибудь ошибок. И в первом, и во втором, и в третьем случае, неудачном по чистому недоразумению. Ошибки чувствуются особенно в третьем случае. Не забывайте, что, как только Энеску поднял тревогу, начались дождь и буря. Убийца не мог это предусмотреть. Дождь стирает одни следы, но вызывает появление других… Преступник наверняка вращался в пределах зоны отель — пансионат. А третье преступление сужает зону поисков до пределов отеля. Через парадную дверь убийца вернуться не мог — она была под надзором. Был свободен путь лишь через заднюю дверь, которая связывает отель и террасу мраморной лестницей. Но на лестнице мы не нашли никаких следов — ни воды, ни грязи. То, что из-за непогоды, возможно, придется оставить следы, убийца предвидеть не мог, и это резко сокращает число подозреваемых… Я знаю, что от окон второго этажа, где начинаются комнаты, всего три метра до земли, до террасы. Легко спрыгнуть, но нелегко взобраться…
— Понимаю… — кивнул Пауль Соран. — Только очень ловкий человек, профессионал, так сказать, смог бы легко справиться с такой задачей… Или… с помощью сообщника… Но я согласен с вами — в обоих случаях круг подозреваемых сужается. Налицо все признаки соучастия.
— И не думаю, что это единственная возможная ошибка, вольно или невольно совершенная убийцей, — словно не расслышав собеседника, продолжал свою мысль Тудор.
— А вы твердо убеждены, что все три убийства связаны между собой и были задуманы одним человеком? — спросил Пауль Соран.
— Это само по себе вытекает из действий преступника — он расписался за каждое убийство запиской со смертным приговором…
— Не думайте, что я просто так спросил, — оживился Пауль Соран. — Существует подозреваемый, возможно, всего один, в одном из убийств… мне сообщили, что Раду Стояна убили. Вероятно, вы тоже подозревали одного человека, да, того самого, на которого сейчас смотрите… Ведь я был единственным, кто мог утопить Раду Стояна, делая вид, что спасаю его… Что, если мы вдвоем решили разыграть фарс, а доплыв до яхты и изобразив поиски, я на самом деле убил его?.. Каково было бы мое положение, если бы убийства не были связаны между собой? Два из них я никак не мог совершить… и если первое связано…
Тудор по своему обыкновению прервал его выразительным жестом:
— До завершения дела я обычно воздерживаюсь от категорических утверждений. Но сейчас могу сказать категорически и официально: Раду Стояна убили не вы. Раду Стояна убили, когда вы были на берегу. Здесь ошибки быть не может — свидетельские показания убедительные, медицинское заключение — безупречное… И мы не герои детективных романов, которые с помощью таких дешевых выдумок, как убийство под видом спасания, интригуют читателя… в этом отношении можете быть спокойны… если вообще в данной ситуации можно говорить о спокойствии…
— Да… мы очень сблизились с Раду, хотя я и познакомился с ним только здесь… — нахмурился Пауль Соран. — Клянусь, что в тот миг, когда я бросился в воду, у меня была только одна мысль — поспею ли вовремя, найду ли его сразу, смогу ли спасти…
— Тем не менее, — Тудор вспомнил донесение капитана Винтилы, — в первый раз вы его упустили… И опять поймали лишь через несколько минут.
Пауль Соран прикрыл глаза, лицо его стало белым как мел. Понадобилось некоторое время, чтобы он пришел в себя…
— Да… меня охватил безумный страх, когда я увидал его рядом с собой. Наверное, его принесло течением. Я бросился его вытаскивать, но не сумел. Мне стало не по себе, как сейчас. Потом вдруг стало стыдно, и страх мгновенно исчез. Смотрю, а его снова унесло течением. Тогда я собрался с силами… и нашел его. Ужасное ощущение, когда натыкаешься на утопленника… Меня замучили угрызения совести. Никак не мог избавиться от навязчивой мысли: если бы у меня хватило сил и смелости вытащить его сразу, он бы остался в живых. Может, я виноват в его смерти? Не знаю, что бы я делал, не успокой меня врач. Он рассказал, как погиб Раду… Но ужас пока еще меня не оставляет…
— Могу лишь повторить то, что уже сказал: Раду Стояна убили, когда вы были на берегу…
— Спасибо… — упавшим голосом прошептал Пауль Соран.
— Наша беседа затянулась, и, к сожалению, не обошлось без эмоций, — сказал, поднимаясь, Тудор. — Правда, у меня еще есть пара вопросов… не очень существенных.
— Пожалуйста! — с готовностью произнес Пауль Соран, морщась от боли. — Я все же нахожусь в больнице, и состояние мое может ухудшиться. Минутой больше, минутой меньше — это неважно. Лучше до конца воспользоваться этой встречей. Не знаю, как потом поведет себя чужая кровь, перелили почти литр…
— Думаю, я и без того вас замучил, — сочувственно сказал Тудор, — но раз согласны… Ладно, вас вызвали на встречу запиской, которую у вас нашли. Когда и где вы ее обнаружили?
Я нашел ее в конверте, на ночном столике, когда вернулся… после этого несчастья. Раньше я никаких записок не получал…
— А остальные ничего вам не говорили о своих приглашениях?
— Да что вы в самом деле! — удивился Пауль Соран. — Когда же они могли мне об этом сказать? С утра я никого из них не видел, то есть вчера утром я видел всех в последний раз. Во всяком случае, утром, когда мы расставались, они мне ничего такого не говорили…
— И по телефону тоже? — уточнил Тудор.
— Ни слова. Вообще-то я звонил, чтобы сказать Дану, что представление отменили и что, значит; после обеда я уже буду в пансионате… Он непременно хотел о чем-то со мной поговорить… Но по телефону не проронил ни слова…
— Других записок раньше они не получали?
— Не припоминаю, а раз не припоминаю, значит, мне никто из них ничего об этом не говорил…
— Так… — произнес Тудор. — Теперь, когда цель приглашения к колодцу становится ясной, нет ли у вас хотя бы смутных подозрений в отношении личности его возможного инициатора?
— Я сам пытаюсь найти ответ на этот вопрос и даже слишком далеко захожу в своих домыслах, но, по правде говоря, не могу представить, кто бы это мог быть. Кто? И тем более не понимаю — зачем? Почему именно я?
— Но перед встречей, на которую вы совершенно осознанно пошли, вы не задавались вопросом, от кого записка?
— Кажется, мне становится хуже, — вместо ответа произнес Пауль Соран.
Глава V
1
В восемь часов утра Тудор спустился в холл. Если бы не яркое, жгучее солнце, полыхавшее ненасытным пожаром, кто знает, когда бы он проснулся. За низким столиком посередине холла его ожидали с явным нетерпением Ион Роман и… Виктор Мариан. Они сюда же заказали и завтрак, так как место это было самым удобным — никто не мог застать их врасплох, никто не мог услышать.— Пришлось совершить настоящий марш-бросок, — начал Виктор Мариан, на секунду закрыв глаза. — В семь вечера я уехал из Констанцы, в одиннадцать был в Бухаресте, в три ночи выехал из Бухареста и в семь утра снова был в Констанце. Здесь я уже с полчаса болтаюсь… Думаю, что мне удалось узнать все, что вообще можно было узнать от мадемуазель Клариссы… потому что Аварян пока еще не расположен принимать визитеров.
Тут Виктор Мариан замолк, словно хотел еще больше разжечь нетерпение слушателей.
— Если ты начинаешь с минуты молчания, — благосклонно заметил Тудор, — значит, за ней последует что-то сенсационное…
— Кстати, о сенсационном! — спохватился Виктор Мариан. — В сегодняшнем номере «Курьера» на первой странице появилась завлекалочка: читателям объявляют, что вскоре газета начнет печатать роман с продолжением, который «потрясет их душу и захватит каждого тем, что персонажи, в том числе и знаменитые, вовлечены в чудовищную драму в трех действиях. Публикация продлится весь сезон, а по окончании выйдет отдельной книгой». Газета разошлась мигом.
— И больше ничего? — поинтересовался Тудор. — Место действия, имена героев, имя автора?
— Ничего! — ответил Виктор Мариан. — Только анонс, на первой странице вверху, пять строк… Они ведь знаете как. Завтра объявят имя, послезавтра еще что-нибудь… через неделю утроят тираж… Тем временем господин Владимир Энеску обретет ореол популярного автора…
— Начал он, во всяком случае, осторожно, — заметил Ион Роман. — Без конкретных намеков, чтобы не путать нам карты. Не вызвать бы ему на себя ответный огонь… Хотя, судя по тому, как газета дает рекламу, помешать выходу романа трудно, если не невозможно… Эта братия из «Курьера» умеет ловко греть руки на «бомбах»… Итак, вернемся к нашим баранам.
Виктор Мариан воспринял последнюю фразу как указание и с явным удовольствием поспешил продолжить свой отчет:
— Мадемуазель Клариссу, весьма точно отображенную в записках журналиста, я застал в баре. О том, как я ее разыскал и как мне за полтора часа удалось ее охмурить, рассказывать не буду — дело того не стоит. Скажу одно: действовал я как нельзя более законно и гуманно, если эти понятия совместимы. Ладно… Кларисса занимается именно тем, о чем говорила Елена: продавщица и все прочее у Аваряна. Так что обнаружить ее следы удалось легко и быстро. Сразу же после взлома ее взяли под наблюдение. В Мамайю к господину Винченцо Петрини ее направил с устным посланием Аварян. Она должна была сообщить сицилийцу следующее: искомый объект находится в хорошем состоянии вместе с «заморскими цацками»— avec les poussins etrangers — эту фразу надо было сказать только по-французски, как своего рода пароль для начала беседы, а сделка может быть заключена только по-американски, начиная с пятисот кусков. Если бы Петрини ответил, что заинтересован в сделке на указанных условиях, красавица должна была дать ему визитную карточку Аваряна с адресом и пометкой от руки: суббота, четыре часа пополудни. Все именно так и произошло. Услышав французские слова, господин Петрини расцвел и согласился на все условия. Произошло все это в пятницу после обеда. Таково содержание первого акта. Антракт, думаю, не интересует?..
Тудор сделал знак продолжать.
— В субботу, ровно в четыре дня, Винченцо Петрини прибыл в лавку Аваряна. Внутри находились только Аварян и Кларисса. Остальной персонал — двое продавцов, — а в сущности, разновидность частных детективов, нанятых Аваряном, — незаметно следили за магазином с улицы.
Аварян провел гостя наверх по внутренней лестнице и пропустил его вперед. Когда они поднялись, сицилиец повернулся к Аваряну, шедшему сзади, и попросил его выглянуть на улицу, так как вроде бы Петрини показалось, что за ним следила какая-то пара: высокая женщина в белой шляпе и вишневом платье и седой мужчина с бородкой и в очках в золотой оправе, что Аварян спустился, понаблюдал несколько минут за прохожими, поговорил с одним из своих детективов, а потом поднялся с Клариссой в комнату, где сейф. Сицилиец пребывал в некотором возбуждении и порывался выглядывать в окно. Они попытались успокоить его, сказав, что никакой подозрительной пары поблизости и в помине не было. Господин Петрини подозвал Аваряна к окну и указал на высокого, широкоплечего мужчину, прислонившегося к газетному киоску возле магазина: «Как прирос к месту! И уставился на это окно!» Аварян похлопал его по плечу и, усмехаясь, сказал, что этот тип — один из его частных детективов. Только тогда Винченцо Петрини пришел в себя и с жизнерадостным видом уселся в кресло, предложенное хозяином. Потом они начали торговаться, как могут торговаться только армянин с итальянцем. Крики и ругательства чередовались с сердечными приступами, а объятья — с угрозами.