Страница:
Сразу же на Бруно налетел первобытного вида кряжистый здоровяк с узким, мощным и скошенным лбом.
— Ого! Поздравляю! — заревел он. — У вас почти стэлсовая толщина ауры. Я должен обязательно поработать с вами.
Вцепившись в визкапа, он потащил его куда-то в сторону, да с такой силой, что отбиваться пришлось на пару с Боно. Места заняли поближе к выходу.
Зал бурлил. Видимо, шло обсуждение только что состоявшегося доклада. Тоги в аудитории были наперечет, зато бородология не испытывала недостатка в объектах исследования. Каждый второй из присутствующих красовался бородой.
Наконец объявили доклад Боно Кассизи «Новое в бородологии». Характерным жестом поглаживая подбородок (сам-то оранжевоголовый был идеально выбрит), Боно стал излагать результаты своих последних исследований.
Поначалу докладчик задался вопросом, что есть борода вообще. Образ? Рама лица? Личина? Суть? И тут же заключил — последнее! Именно — суть. Затем уточнил классификацию бород, по ходу размышлений отметил сходство клинообразных бородок художников с бородкой дьявола, этого помощника Владыки Царства Мертвых, и вдруг сделал парадоксальный вывод: у бороды есть знак! Бороды могут быть как положительными, так и отрицательными, а следовательно, на этой основе возможно различение добра и зла.
Здесь Боно полез в такие дебри, что визкапу оставалось только перевести взгляд на слушателей. Физиономии у всех были самыми серьезными, особенно у бородачей.
Бруно попытался придать своему лицу столь же умное выражение. Не получилось. А когда стало получаться, с веселым ужасом почувствовал, что от чужой, непривычной гримасы, от речей с кафедры, от насупленных физиономий вокруг он тихо и с удовольствием начинает сходить с ума. И это ему нравилось.
Сегодня ему нравилось все.
Глава 14
Глава 15
— Ого! Поздравляю! — заревел он. — У вас почти стэлсовая толщина ауры. Я должен обязательно поработать с вами.
Вцепившись в визкапа, он потащил его куда-то в сторону, да с такой силой, что отбиваться пришлось на пару с Боно. Места заняли поближе к выходу.
Зал бурлил. Видимо, шло обсуждение только что состоявшегося доклада. Тоги в аудитории были наперечет, зато бородология не испытывала недостатка в объектах исследования. Каждый второй из присутствующих красовался бородой.
Наконец объявили доклад Боно Кассизи «Новое в бородологии». Характерным жестом поглаживая подбородок (сам-то оранжевоголовый был идеально выбрит), Боно стал излагать результаты своих последних исследований.
Поначалу докладчик задался вопросом, что есть борода вообще. Образ? Рама лица? Личина? Суть? И тут же заключил — последнее! Именно — суть. Затем уточнил классификацию бород, по ходу размышлений отметил сходство клинообразных бородок художников с бородкой дьявола, этого помощника Владыки Царства Мертвых, и вдруг сделал парадоксальный вывод: у бороды есть знак! Бороды могут быть как положительными, так и отрицательными, а следовательно, на этой основе возможно различение добра и зла.
Здесь Боно полез в такие дебри, что визкапу оставалось только перевести взгляд на слушателей. Физиономии у всех были самыми серьезными, особенно у бородачей.
Бруно попытался придать своему лицу столь же умное выражение. Не получилось. А когда стало получаться, с веселым ужасом почувствовал, что от чужой, непривычной гримасы, от речей с кафедры, от насупленных физиономий вокруг он тихо и с удовольствием начинает сходить с ума. И это ему нравилось.
Сегодня ему нравилось все.
Глава 14
ЗАГАДКА БОРОДОЛОГИИ
Научный руководитель пришелся Бруно по душе. Мэтр Слотисий оказался высоким добродушным толстяком. В нем все было округлое: плечи и живот, мысли и фразы. Разумеется, и в бороде, закрывающей подбородок шерстяным яйцом, не было ни одного резкого угла. Что означал сей волосяной полуэллипсоид в бородологической классификации, Бруно не представлял, да и сомневался, что ответ знает даже сам творец бородологии. Бороды такой формы, как у Слотисия, не было больше ни у кого.
Беседовали в аудитории на одном из средних этажей Пирамиды. В этом Юг не знал исключений: этаж всегда соответствовал рангу хозяина помещения, его месту в иерархии. Наклонная трапеция стены-окна показывала обычный йозеровский вид — башни, висячие парки и лимонные дворцы.
Саму «идею» гибельности Стены Слотисий понял влет. И на этом мэтр не остановился. Он мигом ее углубил философски, оснастил концептуально, закрепил исторически и развил до аркейских масштабов. Казалось, в его большом теле помещались все концепции, факты, гипотезы и теории, которые наука Юга накопила за тысячи лет.
Говорил настоящий мэтр. Глобалыцик. Человек, профессия которого — думать. Мысль, которой Бруно гордился и к которой пришел путем долгих размышлений — о роковой роли Стен в судьбе Первого Юга, — Слотисий высказал почти сразу и мимоходом. Слушая мэтра, визкап чувствовал себя умеющим выводить одну мелодию пастушком, на глазах которого великий композитор оркеструет его свирель. Не зря этот толстяк с загадочной бородой был шефом аналитического сектора глобальщиков, специалистов по самым общим проблемам безопасности Будущего.
Всерьез заспорили лишь при выборе аргументов.
Рациональные или реальные?
Убеждать Совет доводами в рамках традиционной науки или изложить все видения джагри?
Спорили долго. Мэтр советовал даже не упоминать о предзнании. Верхние этажи Пирамиды не потерпят и намека на то, что может смахивать на «подвальную» науку. А Бруно никак не мог поверить, что даже здесь, в храме истины, ему придется кривить душой. Только вспомнив свой горький тюремный опыт — каково ему пришлось, пока он не научился «упрощать информацию», — визкап согласился с мэтром.
На привычной, рациональной основе Слотисий тут же выстроил всю схему работы. Так орудует умелый каменщик.
Будущий научный труд назвали «Против Стен», взяв привычную для Юга форму трактата.
Рабочий день заканчивался, но прежде чем отпустить Бруно домой, мэтр отвел его к трапеции стены-окна и вполголоса произнес:
— Позволю себе дать совет. Я слышал, что сегодня вы были в подвале, а с точки зрения верхних этажей, там собираются лжеученые. Совет Пирамиды косо смотрит на тех докладчиков, кто хаживает вниз, да и на всю безтоговую науку.
— Просто я подружился с одним чудаком. Считает, что создал науку о бородах. Кстати, был он в тоге, правда, не совсем обычной.
— Что значит «в необычной тоге»?
— В оранжевой.
— Ого!
Впервые за весь разговор мэтр удостоил визкапа внимательного взгляда.
— Что-нибудь слышали об антилогиках Кассизи-Вабона?
— Нет.
— Их понимают всего-то пять-шесть самых гениальных математиков Арар, и все они считают себя школьниками по сравнению с Боно Кассизи. Может быть, через пять тысяч лет от всего нашего Будущего ничего не останется, кроме этого имени. Поздравляю. Получить аудиенцию у Верховного Магистра, подружиться с самим Кассизи, и все за один день… пойдемте, я должен познакомить вас с сотрудниками.
С двух сторон стенами огня полыхали кусты эфминеи. Бруно шагал домой и думал о своем новом коллективе.
Сотрудники сектора глобальщиков оказались классными специалистами, эрудированными, симпатичными людьми. Каждый второй был при бороде, пусть и не такой загадочной, как у шефа. Ни один не вызвал и намека на антипатию. Но ведь кто-то из них поторопился донести Слотисию о визите Бруно в подвалы Пирамиды, кто-то из симпатяг подсуетился.
Радость дня понемногу таяла.
Бруно шагал и шагал. От конуса храма истины за плечами до башни с его небольшой квартиркой было далеко, но о клетке лифта сегодня не хотелось и думать. На половине пути он присел на скамью в одном из попавшихся по дороге скверов.
Над древней столицей Юга сгущались сумерки. Башни, эти игрушки небес, зажигали вечерний калейдоскоп огней. На фоне лиловых облаков дворцы прорисовали вычурные контуры своих крыш.
Казалось, сумерки должны были придать видам стеллополиса призрачность, иллюзорность. Ничего подобного. Вечным миром утверждалась громада Йозера Великого в полумраке, и вечерние неверные тени только подчеркивали его незыблемость.
Тенью чувствовал Бруно себя. С какой стати ему вздумалось спасать этот мир, когда стоит Будущему мигнуть, и отважный гозт визкап сгинет, словно его и не было. Со своим безумием он вышел к добрым людям, и спасибо им, что не отправили они отважного гозта на морийскую каторгу или в сумасшедший дом, а, напротив, внимательно выслушали и даже дали возможность сочинять трактаты.
Гораздый на зигзаги путь простирался перед виз-капом в вечерней мгле. Бруно поднялся и зашагал им, а за его спиной на небо выкатились две луны — добрая примета для благих начинаний.
Счастливая катастрофа в Ледубии! Восемь человек погибли в разбившемся автоэре, а у лорда Юббо сломан лишь мизинец левой ноги! Только у нас подробный репортаж о чуде в Ледубии! Только у нас кадры несчастного мизинца лорда Юббо! Новости политики: очередная демонстрация йози на Карнавальном бульваре. Батистерий обещает Новое Будущее. Приманка для дураков — так оценивают его обещания наши аналитики.
Бруно пристроился с биокомом на привычном месте возле окна-трапеции. После трех недель работы трактат был практически готов. У визкапа появилось время для просмотра фанопотока.
В Будущем кое-что изменилось за месяцы заключения. Нарастали демонстрации йози. И постепенно до Бруно дошло, каким чудесным и внезапным образом ему удалось покинуть тюремные подвалы Службы. Разобрался он в общем виде и с функциями Пирамиды.
В Йозере Великом не любили йози, некоторые вообще считали аборигенов чуть ли не сумасшедшими, но именно выступления йози с требованиями Нового Будущего и спасли Бруно.
Новое Будущее — это Новая Стена, это потеря лучшей арар, а уж этого Служба допустить не могла. Отсюда — и чудесное освобождение, и аудиенция у Верховного Магистра. Служба аккумулировала аргументы против Стен. И здесь Бруно видел свой шанс.
Пирамида — центр гуманитарных наук и одновременно, по странному капризу основателей, центр математических исследований. Главное назначение Пирамиды — выдавать в Тор (башню политического руководства) научные прогнозы и рекомендации по развитию и управлению социальными процессами.
Но все это в теории, а что касается практики, Слотисий предупредил сразу: не обольщайся. Как правило, Тор просто выбирает необходимые ему рекомендации ученых-глобалыциков. Так племенные вожди древности использовали жрецов-гадателей для освящения заранее принятых решений. Мол, воля богов, извините.
Оставалось работать и надеяться. Пришло время упрощать трактат в доклад, искать золотую середину между наукообразностью и доходчивостью.
Упор делался на замечательную аналогию с Первым Югом.
Та же Война Времен, строительство Стен, принижение Настоящего. Казалось, еще шажок — и вот он — золотой век, мнилось: Юг стремительно летит в самый зенит всеобщего счастья, и вдруг — катастрофа, глобальный крах, всевременной и кровавый откат в пещеры Норта Верде, в первобытность. А следом мучительный тысячелетний исход к новой цивилизации…
Солнце в трапеции окна пошло на закат. Рабочий день заканчивался, но сегодня Бруно не мог задерживаться в Пирамиде. В оранжевой аллее ему назначил встречу сам Боно Кассизи, впервые объявившийся после памятного доклада. Оранжевый бо-родолог обещал рассказать что-то очень важное. От Кассизи визкап не слышал тривиальностей, поэтому его разбирало любопытство, да и хотелось задать знаменитому бородологу вопрос насчет уникального полуэллипсоида мэтра Слотисия.
В фано визкап заглянул уже на бегу.
Там был явный кризис новостей. Лорд Юббо дал суточный обет молчания, и в основном показывали порядком уже надоевшие демонстрации йози с требованиями Нового Будущего.
Оранжевое пятно боновской тоги Бруно на этот раз заметил сразу. Кассизи прогуливался по центру аллеи, да и цветы эфминеи уже загустили свой тон. На тоге не было ни единой полоски, а внеранговую тогу, как теперь знал визкап, носили в Пирамиде только два человека: Верховный Магистр по статусу и Боно Кассизи по молодому нахальству гения.
— Зачем ты меня разыграл с бородологией? — спросил Бруно, сдерживая рукопожатие, чтобы не смять мягкую ладонь оранжевого друга. — Мне Слотисий сказал, что на самом деле ты гениальный математик.
— Скучно быть собой. Это занятие для серьезных дураков, и Слотисий один из них. Запомни: гениальных математиков в природе не существует. Гениальный математик — это простой логик. Вот и вся формула. Понял?
— Понял. Слотисия ты не любишь.
— Не люблю. Он такой большой ученый, что вмещает все точки зрения. Как тебе работается с ним?
Пространный ответ визкапа Боно выслушал очень внимательно, после чего сказал:
— Выходит, ты попал к родственным душам? Ты счастлив. Работа кипит. Надежды на Совет самые радужные.
Вздохнув, он подвел итог:
— Это ужасно.
И снова, как при первой встрече, у Бруно возникло ощущение, что он встретил человека, который может стать ему настоящим другом. Интонации утомленного жизнью аристократа, всегда точные и неожиданные; слова и мысли, за которыми угадывался неведомый мир, — все это нравилось ему в оранжевом логике. В свою очередь, Боно с удовольствием покровительствовал человеку, способному лбом крошить кирпичи.
— Здесь какой-то обман, — пояснил Боно, — Пирамида не могла тебя встретить столь ласково. Тебе все это снится.
— Объясни.
— Ты враг ученых. Формула науки — это предсказание будущего. Любая наука сводится именно к вычислению предстоящих событий.
— А история?
— Всегда думай, прежде чем спросить. Историк предсказывает наоборот, и только. И вообще не говори при мне о гуманитариях, гуманитарность — это степень изощренности невежества.
— Но почему я враг ученых?
— Они вычисляют будущее, а ты заявляешь, что знаешь его. Такое не прощают.
— Но ведь со мной работают замечательные люди! Бруно с жаром принялся рассказывать о своих новых коллегах глобалыциках, о своих соображениях насчет йози и политики властей, направленной против аборигенов. Мол, Служба и Тор ищут любых союзников для борьбы с угрозой Новой Стены.
— Ты чересчур эмоционален, значит, обманут, — в своем стиле изрек Боно в ответ, — а политика, этот концентрат вожделений, меня не интересует. Я и так знаю: сотни лет правители Юга управлялись с йози и без Бруно Джагрина. Кстати, я еще не вывел твою формулу и не могу предсказать твое будущее, но обязательно ее вычислю.
— У меня есть формула?
— Разумеется. Любого человека можно уложить в формулу. Как правило, в очень простую.
Диковинная, чуть смешная, ловко мыслящая птица удалялась аллеей. Всего-то. А визкапу стало чуток не по себе.
В последнее время разговоры с друзьями у него не получались. Сперва с Линкой. Теперь Боно хотел сказать ему что-то важное и не сказал. Он сам забыл спросить о бороде Слотисия. Далась она ему!
Недовольство собой не прошло и в тесном лифте. Путь предстоял долгий, так что у зажатого пассажирами визкапа было время подумать о том, что живет он в последнее время не так. Он перестал ходить пешком. Лифт — Пирамида — фано. Фано — Пирамида — лифт. Стал как все. Бегун за стэлсами. Оставалось утешиться тем, что иначе здесь, на юге Юга, ничего не успеешь сделать.
Перед сном Бруно просмотрел в фано труды Кассизи.
О монографии «Антилогики», написанной для специалистов неизвестно каких планет, пришлось забыть сразу. Первая ее страница ощетинилась таким частоколом формул, что визкап сразу перешел к популярному трактату Боно с оптимистическим названием «Наука умерла».
Особенно понравилось Бруно начало трактата. В нем его оранжевоголовый друг развивал нехитрую мысль, что наука основана на упрощении. Авторитет гения подтверждал: на допросах Бруно вел себя как настоящий ученый. Но в дальнейшем пониманию поддавались только отдельные слова. «Чисел нет», «предел науки не истина, а человек» — это были еще самые внятные предложения. Абзацы рвались на фразы. Фразы замыкались на себя и хранили смысл, как космические черные дыры свет.
Из антилогичных кошмаров Бруно был выдернут утренним будильником биокома. Бодрый сигнал звал его на маршрут лифт — Пирамида — фано.
Как назло, заседание Совета перенесли на неделю. Решение судьбы Бруно откладывалось. Одно было ясно: Совет Пирамиды — это развилка. Либо трактат одобрят, направят на рассмотрение в Тор и откроют под него финансирование, либо на борьбе против Стены поставят крест.
Оставалось мечтать об успехе и портить свой опус «улучшениями», вопреки советам опытного мэтра Слотисия. Других способов убить эту неделю не было.
Боно на звонки не отвечал. Подружиться с коллегами глобалыциками не получилось. Без меры внешне дружелюбные, в меру циничные ребята из его сектора в свой избранный круг южан Юга не очень-то пускали чужаков.
Последний рабочий день перед Советом Пирамиды выдался дождливым. Сидя у серой стеклянной трапеции, по которой капли торили свой извилистый путь, Бруно просматривал бородологические труды своего оранжевого друга. Хотелось отвлечься от предстоящего завтра сражения.
К удивлению визкапа, бородология оказалась сколь несерьезной наукой, столь и настоящей. Все научные бороды, с которыми Бруно успел завести знакомство, уверенно попадали под ее классификацию. Одного Слотисия не удавалось накрыть этой сетью.
В размышлизмах о загадке волосяного полуэллипсоида мэтра визкап ответил на биокомовский звонок. Экран полыхнул оранжево.
— Я вывел твою формулу. Встречаемся у лифта.
Кассизи был безапелляционен, как всегда. У Бруно свои планы? Он наконец-то собрался сегодня пройтись пешком? Боно все это было неинтересно. Что удивительно, именно с этим безобидным чудаком визкап совершенно не мог спорить, да и хотелось все-таки разобраться с бородой Слотисия.
Лифт выбросил молодых людей на последней остановке в предгорьях Норта Верде. Уводя визкапа каменистым склоном холма, Боно пояснил причину столь продолжительной поездки:
— Размышлять и беседовать надо под открытым небом. Мудрецы античности это хорошо знали.
Через мелкую штриховку чуть моросящего дождя просматривались башенные виды Йозера Великого. Статуя Спасителя на далеком острове выглядела отсюда светлой черточкой. Подобрав кусочек гранита, Боно принялся вертеть его в пальцах и в самое последнее мгновение предупредил вопрос друга:
— Формулу твою я не скажу. Пока тебе не следует ее знать.
— Так зачем мы сюда приехали?
— У тебя завтра Совет?
— Да.
— Не ходи.
— Это невозможно.
— Я знаю.
Оранжевый логик пристально вглядывался в серую дымку дождя, а Бруно не торопился спрашивать. Он понимал: Кассизи наконец решился поговорить с ним всерьез и сам все скажет.
— Ты когда-нибудь задумывался над тем, что такое будущее, Бруно? Пытался вывести его формулу? Я вывел. Будущее — это ум. Насколько умен ты, твои учителя, твои родители, настолько удачным будет твое будущее.
— Ну и к чему эта формула в данном случае?
— Ты не понял? Выходит, я прав.
— В чем прав, Боно?
— Ты недостаточно умен, чтобы изменить будущее Будущего.
Гранитная крошка — все, что осталось от камня в нежных пальцах логика, — просыпалась в траву. Кассизи отряхнул руки.
— Хватит жонглировать формулами. Давай, Боно, выкладывай конкретные доводы.
— Изволь. Слотисий говорил тебе что-нибудь о венценосцах?
— Нет.
— Я так и знал. Тогда слушай…
Медленно, веско Боно стал излагать следующее.
Венценосцы — влиятельная группа глобалыциков крайних взглядов. Их базисный тезис, кредо: стэлсовая демократия Будущего есть завершение, венец Истории, ее итоговое совершенство. Безопасность Будущего обеспечивается в стеллополисах системой Стен, и любые нападки на охранительные святыни недопустимы.
Теориями венценосцы себя не ограничивают. Так они разработали генетический тип человека, идеально подходящий для стэлсовой демократии, а знаменитый мэтр Фандосий реализовал его в проекте «Сыны Равэтов» по созданию сверхчеловека. Один такой супермен жив до сих пор, зовут его Ге-риад. Если Бруно это имя что-нибудь говорит.
И вообще, напрасно Бруно решил, что можно этак играючи, в лоб, пробиться с простенькой идеей «Против Стен» в йозеровскую науку. Даже ему, Кассизи, пришлось придумать хатусконца Вабона, якобы покушавшегося на приоритет создания антилогик, чтобы, используя южный патриотизм, обратить внимание на свои труды.
На самом деле всем на будущее Будущего наплевать. Люди по своей природе глупы и слепы. Всех интересуют только стэлсы и, может быть, кроме Ге-риада, этой куклы Фандосия, никто свое время по-настоящему и не любит. А его, Бруно, просто используют в какой-то игре, смысл которой неведом.
Визкап долго молчал, обдумывая тираду друга. Неужели Боно не замечает демонстраций йози? Угрозы Новой Стены? Того, что элита Йозера всерьез этим озабочена, и ей нужны идеи и волонтеры против Стен? И что люди вовсе не глупы и слепы, а видят угрозы Будущему и борются с ними? И что он, гений логики, не видит очевидного?
— Пойду я. Надо выспаться перед докладом, — наконец сказал визкап.
— Давай. — Боно не пытался его задержать, — только не разочаруй меня. Многие резво начинали, а заканчивали тем, что пресмыкались перед Стеной.
Бруно промолчал. Он не собирался обижаться на гения. И только у лифта вспомнил о том, что так и не спросил у основателя бородологии насчет загадочного полуэллипсоида мэтра Слотисия. Да и Санфар с ней, с этой бородой! Далась она ему! В конце концов, ну какое значение может иметь ее форма?
Беседовали в аудитории на одном из средних этажей Пирамиды. В этом Юг не знал исключений: этаж всегда соответствовал рангу хозяина помещения, его месту в иерархии. Наклонная трапеция стены-окна показывала обычный йозеровский вид — башни, висячие парки и лимонные дворцы.
Саму «идею» гибельности Стены Слотисий понял влет. И на этом мэтр не остановился. Он мигом ее углубил философски, оснастил концептуально, закрепил исторически и развил до аркейских масштабов. Казалось, в его большом теле помещались все концепции, факты, гипотезы и теории, которые наука Юга накопила за тысячи лет.
Говорил настоящий мэтр. Глобалыцик. Человек, профессия которого — думать. Мысль, которой Бруно гордился и к которой пришел путем долгих размышлений — о роковой роли Стен в судьбе Первого Юга, — Слотисий высказал почти сразу и мимоходом. Слушая мэтра, визкап чувствовал себя умеющим выводить одну мелодию пастушком, на глазах которого великий композитор оркеструет его свирель. Не зря этот толстяк с загадочной бородой был шефом аналитического сектора глобальщиков, специалистов по самым общим проблемам безопасности Будущего.
Всерьез заспорили лишь при выборе аргументов.
Рациональные или реальные?
Убеждать Совет доводами в рамках традиционной науки или изложить все видения джагри?
Спорили долго. Мэтр советовал даже не упоминать о предзнании. Верхние этажи Пирамиды не потерпят и намека на то, что может смахивать на «подвальную» науку. А Бруно никак не мог поверить, что даже здесь, в храме истины, ему придется кривить душой. Только вспомнив свой горький тюремный опыт — каково ему пришлось, пока он не научился «упрощать информацию», — визкап согласился с мэтром.
На привычной, рациональной основе Слотисий тут же выстроил всю схему работы. Так орудует умелый каменщик.
Будущий научный труд назвали «Против Стен», взяв привычную для Юга форму трактата.
Рабочий день заканчивался, но прежде чем отпустить Бруно домой, мэтр отвел его к трапеции стены-окна и вполголоса произнес:
— Позволю себе дать совет. Я слышал, что сегодня вы были в подвале, а с точки зрения верхних этажей, там собираются лжеученые. Совет Пирамиды косо смотрит на тех докладчиков, кто хаживает вниз, да и на всю безтоговую науку.
— Просто я подружился с одним чудаком. Считает, что создал науку о бородах. Кстати, был он в тоге, правда, не совсем обычной.
— Что значит «в необычной тоге»?
— В оранжевой.
— Ого!
Впервые за весь разговор мэтр удостоил визкапа внимательного взгляда.
— Что-нибудь слышали об антилогиках Кассизи-Вабона?
— Нет.
— Их понимают всего-то пять-шесть самых гениальных математиков Арар, и все они считают себя школьниками по сравнению с Боно Кассизи. Может быть, через пять тысяч лет от всего нашего Будущего ничего не останется, кроме этого имени. Поздравляю. Получить аудиенцию у Верховного Магистра, подружиться с самим Кассизи, и все за один день… пойдемте, я должен познакомить вас с сотрудниками.
С двух сторон стенами огня полыхали кусты эфминеи. Бруно шагал домой и думал о своем новом коллективе.
Сотрудники сектора глобальщиков оказались классными специалистами, эрудированными, симпатичными людьми. Каждый второй был при бороде, пусть и не такой загадочной, как у шефа. Ни один не вызвал и намека на антипатию. Но ведь кто-то из них поторопился донести Слотисию о визите Бруно в подвалы Пирамиды, кто-то из симпатяг подсуетился.
Радость дня понемногу таяла.
Бруно шагал и шагал. От конуса храма истины за плечами до башни с его небольшой квартиркой было далеко, но о клетке лифта сегодня не хотелось и думать. На половине пути он присел на скамью в одном из попавшихся по дороге скверов.
Над древней столицей Юга сгущались сумерки. Башни, эти игрушки небес, зажигали вечерний калейдоскоп огней. На фоне лиловых облаков дворцы прорисовали вычурные контуры своих крыш.
Казалось, сумерки должны были придать видам стеллополиса призрачность, иллюзорность. Ничего подобного. Вечным миром утверждалась громада Йозера Великого в полумраке, и вечерние неверные тени только подчеркивали его незыблемость.
Тенью чувствовал Бруно себя. С какой стати ему вздумалось спасать этот мир, когда стоит Будущему мигнуть, и отважный гозт визкап сгинет, словно его и не было. Со своим безумием он вышел к добрым людям, и спасибо им, что не отправили они отважного гозта на морийскую каторгу или в сумасшедший дом, а, напротив, внимательно выслушали и даже дали возможность сочинять трактаты.
Гораздый на зигзаги путь простирался перед виз-капом в вечерней мгле. Бруно поднялся и зашагал им, а за его спиной на небо выкатились две луны — добрая примета для благих начинаний.
Счастливая катастрофа в Ледубии! Восемь человек погибли в разбившемся автоэре, а у лорда Юббо сломан лишь мизинец левой ноги! Только у нас подробный репортаж о чуде в Ледубии! Только у нас кадры несчастного мизинца лорда Юббо! Новости политики: очередная демонстрация йози на Карнавальном бульваре. Батистерий обещает Новое Будущее. Приманка для дураков — так оценивают его обещания наши аналитики.
Бруно пристроился с биокомом на привычном месте возле окна-трапеции. После трех недель работы трактат был практически готов. У визкапа появилось время для просмотра фанопотока.
В Будущем кое-что изменилось за месяцы заключения. Нарастали демонстрации йози. И постепенно до Бруно дошло, каким чудесным и внезапным образом ему удалось покинуть тюремные подвалы Службы. Разобрался он в общем виде и с функциями Пирамиды.
В Йозере Великом не любили йози, некоторые вообще считали аборигенов чуть ли не сумасшедшими, но именно выступления йози с требованиями Нового Будущего и спасли Бруно.
Новое Будущее — это Новая Стена, это потеря лучшей арар, а уж этого Служба допустить не могла. Отсюда — и чудесное освобождение, и аудиенция у Верховного Магистра. Служба аккумулировала аргументы против Стен. И здесь Бруно видел свой шанс.
Пирамида — центр гуманитарных наук и одновременно, по странному капризу основателей, центр математических исследований. Главное назначение Пирамиды — выдавать в Тор (башню политического руководства) научные прогнозы и рекомендации по развитию и управлению социальными процессами.
Но все это в теории, а что касается практики, Слотисий предупредил сразу: не обольщайся. Как правило, Тор просто выбирает необходимые ему рекомендации ученых-глобалыциков. Так племенные вожди древности использовали жрецов-гадателей для освящения заранее принятых решений. Мол, воля богов, извините.
Оставалось работать и надеяться. Пришло время упрощать трактат в доклад, искать золотую середину между наукообразностью и доходчивостью.
Упор делался на замечательную аналогию с Первым Югом.
Та же Война Времен, строительство Стен, принижение Настоящего. Казалось, еще шажок — и вот он — золотой век, мнилось: Юг стремительно летит в самый зенит всеобщего счастья, и вдруг — катастрофа, глобальный крах, всевременной и кровавый откат в пещеры Норта Верде, в первобытность. А следом мучительный тысячелетний исход к новой цивилизации…
Солнце в трапеции окна пошло на закат. Рабочий день заканчивался, но сегодня Бруно не мог задерживаться в Пирамиде. В оранжевой аллее ему назначил встречу сам Боно Кассизи, впервые объявившийся после памятного доклада. Оранжевый бо-родолог обещал рассказать что-то очень важное. От Кассизи визкап не слышал тривиальностей, поэтому его разбирало любопытство, да и хотелось задать знаменитому бородологу вопрос насчет уникального полуэллипсоида мэтра Слотисия.
В фано визкап заглянул уже на бегу.
Там был явный кризис новостей. Лорд Юббо дал суточный обет молчания, и в основном показывали порядком уже надоевшие демонстрации йози с требованиями Нового Будущего.
Оранжевое пятно боновской тоги Бруно на этот раз заметил сразу. Кассизи прогуливался по центру аллеи, да и цветы эфминеи уже загустили свой тон. На тоге не было ни единой полоски, а внеранговую тогу, как теперь знал визкап, носили в Пирамиде только два человека: Верховный Магистр по статусу и Боно Кассизи по молодому нахальству гения.
— Зачем ты меня разыграл с бородологией? — спросил Бруно, сдерживая рукопожатие, чтобы не смять мягкую ладонь оранжевого друга. — Мне Слотисий сказал, что на самом деле ты гениальный математик.
— Скучно быть собой. Это занятие для серьезных дураков, и Слотисий один из них. Запомни: гениальных математиков в природе не существует. Гениальный математик — это простой логик. Вот и вся формула. Понял?
— Понял. Слотисия ты не любишь.
— Не люблю. Он такой большой ученый, что вмещает все точки зрения. Как тебе работается с ним?
Пространный ответ визкапа Боно выслушал очень внимательно, после чего сказал:
— Выходит, ты попал к родственным душам? Ты счастлив. Работа кипит. Надежды на Совет самые радужные.
Вздохнув, он подвел итог:
— Это ужасно.
И снова, как при первой встрече, у Бруно возникло ощущение, что он встретил человека, который может стать ему настоящим другом. Интонации утомленного жизнью аристократа, всегда точные и неожиданные; слова и мысли, за которыми угадывался неведомый мир, — все это нравилось ему в оранжевом логике. В свою очередь, Боно с удовольствием покровительствовал человеку, способному лбом крошить кирпичи.
— Здесь какой-то обман, — пояснил Боно, — Пирамида не могла тебя встретить столь ласково. Тебе все это снится.
— Объясни.
— Ты враг ученых. Формула науки — это предсказание будущего. Любая наука сводится именно к вычислению предстоящих событий.
— А история?
— Всегда думай, прежде чем спросить. Историк предсказывает наоборот, и только. И вообще не говори при мне о гуманитариях, гуманитарность — это степень изощренности невежества.
— Но почему я враг ученых?
— Они вычисляют будущее, а ты заявляешь, что знаешь его. Такое не прощают.
— Но ведь со мной работают замечательные люди! Бруно с жаром принялся рассказывать о своих новых коллегах глобалыциках, о своих соображениях насчет йози и политики властей, направленной против аборигенов. Мол, Служба и Тор ищут любых союзников для борьбы с угрозой Новой Стены.
— Ты чересчур эмоционален, значит, обманут, — в своем стиле изрек Боно в ответ, — а политика, этот концентрат вожделений, меня не интересует. Я и так знаю: сотни лет правители Юга управлялись с йози и без Бруно Джагрина. Кстати, я еще не вывел твою формулу и не могу предсказать твое будущее, но обязательно ее вычислю.
— У меня есть формула?
— Разумеется. Любого человека можно уложить в формулу. Как правило, в очень простую.
Диковинная, чуть смешная, ловко мыслящая птица удалялась аллеей. Всего-то. А визкапу стало чуток не по себе.
В последнее время разговоры с друзьями у него не получались. Сперва с Линкой. Теперь Боно хотел сказать ему что-то важное и не сказал. Он сам забыл спросить о бороде Слотисия. Далась она ему!
Недовольство собой не прошло и в тесном лифте. Путь предстоял долгий, так что у зажатого пассажирами визкапа было время подумать о том, что живет он в последнее время не так. Он перестал ходить пешком. Лифт — Пирамида — фано. Фано — Пирамида — лифт. Стал как все. Бегун за стэлсами. Оставалось утешиться тем, что иначе здесь, на юге Юга, ничего не успеешь сделать.
Перед сном Бруно просмотрел в фано труды Кассизи.
О монографии «Антилогики», написанной для специалистов неизвестно каких планет, пришлось забыть сразу. Первая ее страница ощетинилась таким частоколом формул, что визкап сразу перешел к популярному трактату Боно с оптимистическим названием «Наука умерла».
Особенно понравилось Бруно начало трактата. В нем его оранжевоголовый друг развивал нехитрую мысль, что наука основана на упрощении. Авторитет гения подтверждал: на допросах Бруно вел себя как настоящий ученый. Но в дальнейшем пониманию поддавались только отдельные слова. «Чисел нет», «предел науки не истина, а человек» — это были еще самые внятные предложения. Абзацы рвались на фразы. Фразы замыкались на себя и хранили смысл, как космические черные дыры свет.
Из антилогичных кошмаров Бруно был выдернут утренним будильником биокома. Бодрый сигнал звал его на маршрут лифт — Пирамида — фано.
Как назло, заседание Совета перенесли на неделю. Решение судьбы Бруно откладывалось. Одно было ясно: Совет Пирамиды — это развилка. Либо трактат одобрят, направят на рассмотрение в Тор и откроют под него финансирование, либо на борьбе против Стены поставят крест.
Оставалось мечтать об успехе и портить свой опус «улучшениями», вопреки советам опытного мэтра Слотисия. Других способов убить эту неделю не было.
Боно на звонки не отвечал. Подружиться с коллегами глобалыциками не получилось. Без меры внешне дружелюбные, в меру циничные ребята из его сектора в свой избранный круг южан Юга не очень-то пускали чужаков.
Последний рабочий день перед Советом Пирамиды выдался дождливым. Сидя у серой стеклянной трапеции, по которой капли торили свой извилистый путь, Бруно просматривал бородологические труды своего оранжевого друга. Хотелось отвлечься от предстоящего завтра сражения.
К удивлению визкапа, бородология оказалась сколь несерьезной наукой, столь и настоящей. Все научные бороды, с которыми Бруно успел завести знакомство, уверенно попадали под ее классификацию. Одного Слотисия не удавалось накрыть этой сетью.
В размышлизмах о загадке волосяного полуэллипсоида мэтра визкап ответил на биокомовский звонок. Экран полыхнул оранжево.
— Я вывел твою формулу. Встречаемся у лифта.
Кассизи был безапелляционен, как всегда. У Бруно свои планы? Он наконец-то собрался сегодня пройтись пешком? Боно все это было неинтересно. Что удивительно, именно с этим безобидным чудаком визкап совершенно не мог спорить, да и хотелось все-таки разобраться с бородой Слотисия.
Лифт выбросил молодых людей на последней остановке в предгорьях Норта Верде. Уводя визкапа каменистым склоном холма, Боно пояснил причину столь продолжительной поездки:
— Размышлять и беседовать надо под открытым небом. Мудрецы античности это хорошо знали.
Через мелкую штриховку чуть моросящего дождя просматривались башенные виды Йозера Великого. Статуя Спасителя на далеком острове выглядела отсюда светлой черточкой. Подобрав кусочек гранита, Боно принялся вертеть его в пальцах и в самое последнее мгновение предупредил вопрос друга:
— Формулу твою я не скажу. Пока тебе не следует ее знать.
— Так зачем мы сюда приехали?
— У тебя завтра Совет?
— Да.
— Не ходи.
— Это невозможно.
— Я знаю.
Оранжевый логик пристально вглядывался в серую дымку дождя, а Бруно не торопился спрашивать. Он понимал: Кассизи наконец решился поговорить с ним всерьез и сам все скажет.
— Ты когда-нибудь задумывался над тем, что такое будущее, Бруно? Пытался вывести его формулу? Я вывел. Будущее — это ум. Насколько умен ты, твои учителя, твои родители, настолько удачным будет твое будущее.
— Ну и к чему эта формула в данном случае?
— Ты не понял? Выходит, я прав.
— В чем прав, Боно?
— Ты недостаточно умен, чтобы изменить будущее Будущего.
Гранитная крошка — все, что осталось от камня в нежных пальцах логика, — просыпалась в траву. Кассизи отряхнул руки.
— Хватит жонглировать формулами. Давай, Боно, выкладывай конкретные доводы.
— Изволь. Слотисий говорил тебе что-нибудь о венценосцах?
— Нет.
— Я так и знал. Тогда слушай…
Медленно, веско Боно стал излагать следующее.
Венценосцы — влиятельная группа глобалыциков крайних взглядов. Их базисный тезис, кредо: стэлсовая демократия Будущего есть завершение, венец Истории, ее итоговое совершенство. Безопасность Будущего обеспечивается в стеллополисах системой Стен, и любые нападки на охранительные святыни недопустимы.
Теориями венценосцы себя не ограничивают. Так они разработали генетический тип человека, идеально подходящий для стэлсовой демократии, а знаменитый мэтр Фандосий реализовал его в проекте «Сыны Равэтов» по созданию сверхчеловека. Один такой супермен жив до сих пор, зовут его Ге-риад. Если Бруно это имя что-нибудь говорит.
И вообще, напрасно Бруно решил, что можно этак играючи, в лоб, пробиться с простенькой идеей «Против Стен» в йозеровскую науку. Даже ему, Кассизи, пришлось придумать хатусконца Вабона, якобы покушавшегося на приоритет создания антилогик, чтобы, используя южный патриотизм, обратить внимание на свои труды.
На самом деле всем на будущее Будущего наплевать. Люди по своей природе глупы и слепы. Всех интересуют только стэлсы и, может быть, кроме Ге-риада, этой куклы Фандосия, никто свое время по-настоящему и не любит. А его, Бруно, просто используют в какой-то игре, смысл которой неведом.
Визкап долго молчал, обдумывая тираду друга. Неужели Боно не замечает демонстраций йози? Угрозы Новой Стены? Того, что элита Йозера всерьез этим озабочена, и ей нужны идеи и волонтеры против Стен? И что люди вовсе не глупы и слепы, а видят угрозы Будущему и борются с ними? И что он, гений логики, не видит очевидного?
— Пойду я. Надо выспаться перед докладом, — наконец сказал визкап.
— Давай. — Боно не пытался его задержать, — только не разочаруй меня. Многие резво начинали, а заканчивали тем, что пресмыкались перед Стеной.
Бруно промолчал. Он не собирался обижаться на гения. И только у лифта вспомнил о том, что так и не спросил у основателя бородологии насчет загадочного полуэллипсоида мэтра Слотисия. Да и Санфар с ней, с этой бородой! Далась она ему! В конце концов, ну какое значение может иметь ее форма?
Глава 15
«ГРОМ ВЕЧНОСТИ»
Башня насчитывала ровно семьдесят этажей. Бруно поднял ее на ладони, показал сделанную из хрусталя игрушку Совету и осторожно принялся пристраивать башенку на рубоновую кафедру. Это миниатюрное наглядное пособие к докладу и являлось одним из тех «улучшений», против которых возражал мэтр Слотисий.
Руки уже не дрожали. А поначалу, когда он, преодолев три ступеньки к кафедре, очутился перед умнейшими людьми Юга, визкапа затрясло сильней, чем перед схваткой с тигром.
Начал он доклад с истории Стен, как говорится, «от хорогов». Понемногу волнение прошло, голос раскрепостился, и период стал сменяться периодом. Необходимость Стен для спасения цивилизации. Зашита от смертельной материковой мории. Щит от вечной угрозы Севера. Заслон от первобытного Прошлого.
Зал скучал.
Доклад как доклад. Рубоновая кафедра, чудом доковылявшая через века в ультрасовременное здание Пирамиды из какого-то еще монастырского университета, слышала таких докладов тысячи и тысячи. Собравшиеся в зале тоги шестого и седьмого ранга, казалось, готовы были заснуть, что никак не устраивало Бруно.
По ораторской неопытности Бруно повысил голос. И перешел к аргументам против Стен. Суверенитет зла недопустим. Невежество не должно иметь защиты. Будущему чревато жить за счет Настоящего. Миллионы людей гниют за Стеной, и расплата за это неизбежна. Закончил Бруно историей Первого Юга с его апофеозом Стен и последующим глобальным крахом.
Слушали кое-как. Лишь заключительные манипуляции Бруно с наглядным пособием развеселили Совет Пирамиды. Визкап собирался продемонстрировать хрупкость, неустойчивость Будущего, которое без опоры на другие времена живет до внешнего толчка или до внутренней ошибки, но когда он от хрустальной башенки — символа Будущего — отсоединил две опоры, она почему-то падать не захотела. Когда же Бруно свалил ее рукой, башня вопреки сценарию не разбилась. Наконец кое-как расколотив хрустальную игрушку кулаком, донельзя смущенный визкап закончил свой доклад.
Уж насколько серьезные, все повидавшие ученые мужи составляли Совет Пирамиды, и те не выдержали — добродушно заулыбались конфузу с хрустальным символом. Правда, был в этом добродушии некий нюанс. Молодой докладчик его не заметил, а чуткий Слотисий уловил в момент. Он тут же поднялся и поторопился к выходу.
Широкую и округлую, как его борода, фигуру мэтра в проеме двери сменили медные кудряшки Линки. Она таки пришла поддержать друга, но успела лишь махнуть рукой — дверь закрыли, Совет продолжился, начались вопросы к докладчику.
Некоторые из вопросов сами тянули на трактат. За стэлс обсуждения визкап буквально взмок. Порой он только догадывался, о чем вели речь члены Совета, на таком высоком уровне охвата проблемы шел их разговор. И если за свой трактат с его примитивно звучащим здесь тезисом «Стена — это смерть» Бруно было моментами стыдно, то глубине понимания тогами проблематики Стены оставалось только радоваться.
Заминка возникла, когда от слов настало время переходить к делу.
Казалось бы, чего тянуть, если сами члены Совета с блеском развили идею доклада? Бруно ждал: сейчас на кафедру поднимется кто-то из семиранговой верхушки Совета и предложит рекомендовать трактат на рассмотрение координаторам Тора.
Но все сидели по своим местам и молчали. Только вернувшийся мэтр Слотисий передвигался от одного члена Совета к другому. Затем мэтр поднялся на кафедру. Он объявил, что программа Совета несколько меняется, так как слова попросил представитель уважаемых венценосцев.
Венценосец запомнился белокурой бородкой, ярким точечным румянцем на скулах и блеском заблуждения в глазах. Само выступление было небогатым по мысли набором идей из теории венца истории. Стена — защита от грязи Настоящего и угроз грядущего. Надо различать стены полезные и вредные, свои и чужие. Жизнь есть война времен. В этой войне победило Будущее и гуманно отгородилось от Настоящего, позволив ему самоуничтожаться. В заключение белокурый и вовсе без затей обвинил предыдущего докладчика в прямом пособничестве Северу. Ведь уничтожение защитного панциря Будущего есть давняя мечта имперского Хатускона.
Пока высокоранговые ученые с присущим им блеском развивали идею очередного докладчика, визкап лихорадочно искал причину столь нежданного поворота в ходе Совета. Все чаще он поглядывал в сторону своего научного руководителя, а тот довольный, отсуетившийся, благостно внимал звучащим речам.
Ловок и опытен в науках был мэтр Слотисий, и там, где визкап увидел благодушные улыбки членов Совета, мэтр заметил нюанс. С таким благодушием здоровяки-мясники могли бы улыбаться на лекции тощего вегетарианца. Совет не хотел помогать представителю чужой башни. Слотисий это понял первым и выпустил подготовленного на такой случай венценосца.
Совет с удовольствием занял место над схваткой. Нехитрая комбинация — столкнуть пришлого фанатика с фанатиком доморощенным — пришлась тогам по душе. Зазвучали предложения дать еще год-другой противнику Стены и ее адептам поработать под руководством мэтра Слотисия, после чего заслушать их вновь.
Глаза Бруно стали пустыми, как были когда-то у Серебра, лицо каменело на глазах. Начинался приступ, только не было в зале Линки и некому было испугаться.
Руки уже не дрожали. А поначалу, когда он, преодолев три ступеньки к кафедре, очутился перед умнейшими людьми Юга, визкапа затрясло сильней, чем перед схваткой с тигром.
Начал он доклад с истории Стен, как говорится, «от хорогов». Понемногу волнение прошло, голос раскрепостился, и период стал сменяться периодом. Необходимость Стен для спасения цивилизации. Зашита от смертельной материковой мории. Щит от вечной угрозы Севера. Заслон от первобытного Прошлого.
Зал скучал.
Доклад как доклад. Рубоновая кафедра, чудом доковылявшая через века в ультрасовременное здание Пирамиды из какого-то еще монастырского университета, слышала таких докладов тысячи и тысячи. Собравшиеся в зале тоги шестого и седьмого ранга, казалось, готовы были заснуть, что никак не устраивало Бруно.
По ораторской неопытности Бруно повысил голос. И перешел к аргументам против Стен. Суверенитет зла недопустим. Невежество не должно иметь защиты. Будущему чревато жить за счет Настоящего. Миллионы людей гниют за Стеной, и расплата за это неизбежна. Закончил Бруно историей Первого Юга с его апофеозом Стен и последующим глобальным крахом.
Слушали кое-как. Лишь заключительные манипуляции Бруно с наглядным пособием развеселили Совет Пирамиды. Визкап собирался продемонстрировать хрупкость, неустойчивость Будущего, которое без опоры на другие времена живет до внешнего толчка или до внутренней ошибки, но когда он от хрустальной башенки — символа Будущего — отсоединил две опоры, она почему-то падать не захотела. Когда же Бруно свалил ее рукой, башня вопреки сценарию не разбилась. Наконец кое-как расколотив хрустальную игрушку кулаком, донельзя смущенный визкап закончил свой доклад.
Уж насколько серьезные, все повидавшие ученые мужи составляли Совет Пирамиды, и те не выдержали — добродушно заулыбались конфузу с хрустальным символом. Правда, был в этом добродушии некий нюанс. Молодой докладчик его не заметил, а чуткий Слотисий уловил в момент. Он тут же поднялся и поторопился к выходу.
Широкую и округлую, как его борода, фигуру мэтра в проеме двери сменили медные кудряшки Линки. Она таки пришла поддержать друга, но успела лишь махнуть рукой — дверь закрыли, Совет продолжился, начались вопросы к докладчику.
Некоторые из вопросов сами тянули на трактат. За стэлс обсуждения визкап буквально взмок. Порой он только догадывался, о чем вели речь члены Совета, на таком высоком уровне охвата проблемы шел их разговор. И если за свой трактат с его примитивно звучащим здесь тезисом «Стена — это смерть» Бруно было моментами стыдно, то глубине понимания тогами проблематики Стены оставалось только радоваться.
Заминка возникла, когда от слов настало время переходить к делу.
Казалось бы, чего тянуть, если сами члены Совета с блеском развили идею доклада? Бруно ждал: сейчас на кафедру поднимется кто-то из семиранговой верхушки Совета и предложит рекомендовать трактат на рассмотрение координаторам Тора.
Но все сидели по своим местам и молчали. Только вернувшийся мэтр Слотисий передвигался от одного члена Совета к другому. Затем мэтр поднялся на кафедру. Он объявил, что программа Совета несколько меняется, так как слова попросил представитель уважаемых венценосцев.
Венценосец запомнился белокурой бородкой, ярким точечным румянцем на скулах и блеском заблуждения в глазах. Само выступление было небогатым по мысли набором идей из теории венца истории. Стена — защита от грязи Настоящего и угроз грядущего. Надо различать стены полезные и вредные, свои и чужие. Жизнь есть война времен. В этой войне победило Будущее и гуманно отгородилось от Настоящего, позволив ему самоуничтожаться. В заключение белокурый и вовсе без затей обвинил предыдущего докладчика в прямом пособничестве Северу. Ведь уничтожение защитного панциря Будущего есть давняя мечта имперского Хатускона.
Пока высокоранговые ученые с присущим им блеском развивали идею очередного докладчика, визкап лихорадочно искал причину столь нежданного поворота в ходе Совета. Все чаще он поглядывал в сторону своего научного руководителя, а тот довольный, отсуетившийся, благостно внимал звучащим речам.
Ловок и опытен в науках был мэтр Слотисий, и там, где визкап увидел благодушные улыбки членов Совета, мэтр заметил нюанс. С таким благодушием здоровяки-мясники могли бы улыбаться на лекции тощего вегетарианца. Совет не хотел помогать представителю чужой башни. Слотисий это понял первым и выпустил подготовленного на такой случай венценосца.
Совет с удовольствием занял место над схваткой. Нехитрая комбинация — столкнуть пришлого фанатика с фанатиком доморощенным — пришлась тогам по душе. Зазвучали предложения дать еще год-другой противнику Стены и ее адептам поработать под руководством мэтра Слотисия, после чего заслушать их вновь.
Глаза Бруно стали пустыми, как были когда-то у Серебра, лицо каменело на глазах. Начинался приступ, только не было в зале Линки и некому было испугаться.