Страница:
Под ней что-то проносилось, широкое и бескрайнее; это могло быть лишь землей, на которую она смотрела с огромной высоты. Все окутывал сумрак: холмы казались темно-синими, равнины голубоватыми, извивающиеся по ним черные линии были, наверное, реками и ручьями. Самый яркий свет окружал саму Хизи – она неслась в облаке искр вроде тех, что выбрасывает высоко вверх костер; Хизи испытала потрясение, поняв, что искры не просто окружают ее, а сыплются из ее тела, рдеющего, как пылающая головня.
«Во что я превратилась?» – гадала Хизи. Но ведь она продолжала чувствовать себя самой собой… Впереди Хизи с такой же скоростью неслась вторая головня; за ней тянулся огненный хвост, как за кометой, о которых Хизи читала. В середине пылало белое пламя, окруженное оранжевым, желтым, постепенно переходящим в нежнейшие оттенки бирюзового, зеленого и, наконец, фиолетового шлейфом. Это было потрясающе красиво, и Хизи ощутила, что страх отлетел, как отрезанный локон, и в ней сохранились лишь способность удивляться и любопытство.
Что произошло? Хизи старалась понять, что случилось, мчась со все большей скоростью над странным ландшафтом, расстилающимся внизу, словно то спокойное, то бурное море.
Она провалилась в барабан. Должно быть, она в том, другом мире, о котором говорил Братец Конь; Хизи подумала, что никогда полностью в его рассказы не верила, несмотря на свой опыт соприкосновения со сверхъестественным. Призраки и бог-Река были ей знакомы; здешние же боги и демоны, миры, населенные ими, казались выдумкой, и Хизи всегда считала верования менгов просто суеверием. Это и заставило ее потерять осторожность, связаться с чем-то, чего она совершенно не понимала. Может быть, она умерла, думала Хизи. Должно быть, сейчас она очень напоминает призрак вроде того, что напал на нее в Зале Мгновений. Может быть, тело содрано с нее, как кожура с фрукта? И теперь Тзэм, плача, обнимает ее безжизненный труп?
Хизи обернулась и попробовала разглядеть свое «тело», но увидела только пламя, сверкающее полотнище, бьющееся позади в пустоте.
Но если она – дух, то что летит впереди нее? Хизи решила, что это ей известно: наверняка дух коня, бегущий домой, к своей матери, богине-Лошади. Тот конь мертв; значит, заподозрила Хизи, мертва и она тоже.
Местность, над которой она пролетала, становилась все более гористой, и Хизи то пикировала вниз, то взмывала вверх, повторяя контуры ландшафта. Она рассеянно подумала: нет ли способа управлять полетом, и даже попробовала поэкспериментировать, то пытаясь волевым усилием повернуть, то размахивая своими эфемерными руками, – но вскоре оставила попытки. Казалось, ее несет быстрый поток, а может, так и было: его создал менгский обряд проводов коня. Значит, Хизи все больше удаляется от своего барабана – единственного пути обратно в мир живых, если такой путь для нее вообще еще существует.
Впереди засияло что-то блестящее, алмазный глаз, над которым бровью выгнулась радуга. С невероятной быстротой он становился больше и ближе. Хизи почувствовала уверенность, что это и есть их цель: летучая звезда впереди повернула в ту сторону, мелькая между острыми, как зубья пилы, горными пиками; Хизи последовала за ней. Белизна росла и заслоняла горизонт. У Хизи осталось впечатление чего-то невероятно огромного: горы больше всех гор на свете и дерева с ветвями, достигающими звезд; яркий свет окатил Хизи, и, вздрогнув, она остановилась.
Первое, что она осознала, были голоса, бормочущие что-то на языке, которого она не понимала. Хизи могла различить четверых или пятерых говорящих: двух мужчин, двух женщин и девочку или маленького мальчика. Яркий свет вокруг угасал, но перед глазами Хизи все еще плясали красные пятна.
Наконец она смогла разглядеть окружающее ее великолепие.
Хизи стояла в самом огромном зале, какой только ей приходилось видеть. Ни один покой дворца в Ноле даже и отдаленно не мог с ним сравниться. Роскошь убранства поражала, но характер его был непривычен Хизи; все вокруг скорее напоминало естественную красоту гор и скал, а не утонченную, зачастую даже излишне абстрактную архитектуру дворца. Однако в самом просторе чувствовалась идея простоты, родственная некоторым направлениям искусства Нола.
Стены – те, которые Хизи могла разглядеть, – походили на застывшие водопады базальта, падающие с потолка невероятной высоты; дикая красота зала была хорошо видна в ярком свете сотни или более факелов. Пол оказался выложен полированными плитами красного мрамора, и только благодаря этому Хизи поняла, что зал создан чьими-то руками, а не является естественной пещерой. Пол не был ничем занят, словно огромная танцевальная площадка, и по контрасту та часть зала, где находилась Хизи, казалась загроможденной: рядом на возвышении стоял трон, высеченный из единой базальтовой глыбы, дальше виднелся огромный стол и окружающие его скамьи. На них никто не сидел.
Те, кто находился в зале, стояли на открытом пространстве шагах в сорока от Хизи, и они приковали ее внимание гораздо больше, чем все окружающее. Ближе всех находилось существо, которому она не могла подобрать никакого сравнения: огромное чудовище, напоминающее медведя и одновременно чем-то похожее на Тзэма. Он – оно? – имел единственный глаз, черный шар, подернутый радужным отсветом. На плече существа сидел ворон размером с козла, казавшийся совсем небольшим по сравнению с чудовищным медведем. В шаге от них стояла покрытая мягким черным мехом нагая женщина. Мех и острые клыки придавали ей несколько кошачий вид, хотя на голове ее росли рога, а спутанные волосы падали почти до талии. Вторая женщина имела более привычный вид: величественная, с могучими руками и густыми длинными прямыми волосами, она напоминала менгских женщин или даже нолиек. Хизи она показалась чем-то похожей на Квэй.
Перед этой четверкой на коленях стояла призрачная кобылица. Хизи вытянула перед собой руки и увидела лишь кости, проглядывающие сквозь колеблющиеся струи тумана.
– Ну, – сказала женщина-кошка, и ее голос, похожий на шепот ветра, оказался отчетливо слышным в огромном зале, – и кого же это мы видим?
– Вы ее знаете, – проскрежетал Ворон; слова его были почти так же невнятны, как карканье его меньших собратьев.
– Я не знаю, – возразила менгская женщина, наклоняясь и кладя руку на мерцающую гриву лошади. – Это дитя явилось вместе с моим отпрыском?
– Я сказала бы, что она сделала большую глупость, – проговорила женщина-кошка, приближаясь к Хизи мягкими скользящими шагами. – Ты можешь говорить, девочка.
– Я… Я не знаю, что… – Это были боги. Никем иным они просто не могли быть. Что им сказать?
– Ты не явилась сюда, чтобы снова одеться плотью, это точно – от тебя все еще воняет живым телом. Ты не богиня, хоть и считаешь себя таковой, и ты не животное.
– От нее пахнет моим братом, – пророкотал гигант голосом таким низким, что Хизи сначала приняла его за рычание.
– Ну, тогда нам нужно ее съесть, – высказала мнение женщина-кошка, улыбнувшись так, что стали видны все ее клыки. – Ведь мы не пробовали смертной плоти уже давно.
– Тихо, – каркнул Ворон, – ты же знаешь, что бывает с тобой, когда ты ешь людей.
– А что? Я никогда потом ничего не помню.
– Вот именно, – хмыкнул Ворон, – вот именно!
– Что скажешь ты, девочка? Ты хочешь, чтобы тебя съели?
– Нет, – ответила Хизи; в ней благоговение начало мешаться с гневом. – Вовсе нет. Я просто хотела бы понять, что произошло.
– Ну, я думаю, ты пролетела сквозь озеро и попала на гору. Это может означать одно из двух: или ты мертва – а это не так, – или ты великая шаманка…
– Которой она тоже не является, – закончил за женщину-кошку Ворон.
– Нет, – подтвердила Хизи, – не являюсь.
– Ты последовала за моим отпрыском, – сказала другая женщина; Хизи решила, что она не может быть никем иным, кроме Матери-Лошади. – Что тебе нужно от моего дитятка?
– Ничего! – воскликнула Хизи. – Я просто хочу вернуться. Я сделала ошибку.
– Подумать только! – откликнулся Ворон. – Но должен тебе сказать, что никто, посетивший гору, не возвращается таким же, каким был раньше. Вы только посмотрите на нее, родичи: девочка летает, как шаман, но в ее замке нет слуг. – Он постучал себя клювом по груди.
– Какое нам до этого дело? – спросила женщина-кошка. – Какое нам дело до того, что у этой девчонки Изменчивого нет помощников? – Она подозрительно посмотрела на птицу. – Снова твои штучки, Карак? Еще одна твоя глупая проделка?
– Я знаю ее только по слухам, – сказал Ворон. – Из-за нее там, где течет Брат, был изрядный переполох.
– Я не могу видеть того, что там происходит, – пророкотало одноглазое чудовище. – Он все закрыл от меня.
– Тогда не повредит иметь во владениях Брата союзницу, даже если это всего лишь смертная. Дайте малышке то, за чем она явилась. – Птица подмигнула Хизи.
– Я ни за чем не явилась, – возразила та.
– Каждый, кто попадает на гору, приходит за чем-нибудь, – оскалилась женщина-кошка. – Я не дам ей никого из своих: она этого не заслужила.
– Будь же благоразумной, Охотница. Я могу дать ей только ворону, а она не такая помощница, которая может девочке пригодиться.
Охотница фыркнула:
– Уж это точно. Глупые взбалмошные создания, всегда поднимают такой крик при малейшем признаке опасности.
– Не буду спорить, – покладисто ответил Карак. – Поэтому я и предлагаю, чтобы ты дала ей кого-нибудь – тигра или хотя бы хорька.
– Тигра? Вот еще! Такого я не потерплю. Мать-Лошадь отвела взгляд от своего отпрыска.
– Ты пришла за помощником? Должна же ты знать, что приходить за этим на гору глупо. Без помощника ты никогда не сможешь вернуться.
– Я не собиралась попадать сюда, – ответила Хизи, ощущая, как в ней растет беспомощность и гнев.
– Жизнь часто кончается по ошибке, – заметила Охотница.
– Охотница… – начал Ворон.
– Нет! Мы достаточно слушали тебя, Карак. Балати, решай!
Гигант медленно моргнул.
– Пусть останется здесь, пока ее тело не умрет, – проговорил он. – Потом мы снова оденем ее во что-нибудь. Ты придумаешь, во что, Охотница.
– Господин, – попытался возразить Ворон, но его клюв, казалось, перестал открываться; как ни старался Карак сказать что-то еще, раздавался лишь приглушенный хрип.
– Прекрасно, – улыбнулась Охотница. Она махнула в сторону Хизи, и та потеряла сознание.
Хизи проснулась – если можно так назвать возвращение сознания – в обсидиановом покое. Ее «тело» больше не искрилось и не светилось; оно стало почти прозрачным, сквозь туманную дымку она могла видеть тени костей и внутренних органов, слабо пульсирующие душевные нити. Чешуйка на руке, однако, сияла ярким белым светом, от нее расходились радужные волны, делая несуществующую руку более реальной, чем все остальное.
– Эй! – крикнула Хизи, хотя и не ожидала отклика; никто ей и не ответил. Хизи уныло гадала, не означает ли изменение вида ее духа, что тело ее умерло, или же эта перемена отражает еще что-то, абсолютно ей неизвестное.
Теперь она повстречалась с богами – не просто маленькими божками, живущими в Братце Коне или в камнях, – а с самим повелителем богов, Балати, Охотницей, Караком-Вороном и Матерью-Лошадью. Перкар описывал ей их всех, кроме Матери-Лошади. Все случившееся по-прежнему казалось Хизи нереальным, словно ночной кошмар; стоит проснуться, и разум подскажет, что ее преследуют иллюзии и ночные страхи, которые исчезнут с наступлением утра. Разве может быть такое на самом деле?
Но ведь Благословенные в подземельях дворца были вполне реальными; Река была реальной. Почему в мире, где существовали они, не может быть богини с рогами? Только потому, что Хизи считает ее глупой, варварской, невозможной выдумкой? Боги убьют ее независимо от того, что она думает.
Хизи принялась обследовать свою темницу. Это была скорее не комната, а дно огромной гладкой трубы, уходящей вверх. Хизи подумала, не сохранила ли она способность летать, но из такой попытки ничего не вышло. Тогда она попробовала взобраться на стену, и тут ей повезло больше. Ее призрачное тело если и имело вес, то совершенно незначительный. Достаточно слегка ухватиться за неровность пальцами и подтянуться – этого было достаточно. К несчастью, неровностей на стенах ее тюрьмы почти не было, и Хизи ни разу не удалось взобраться выше, чем на три собственных роста.
Она все еще продолжала попытки, когда голос сзади произнес:
– Такое упорное дитя. Изменчивый не ошибся, когда выбрал тебя.
Хизи обернулась, потеряла опору и свалилась вниз. Падала она с обычной скоростью, но совсем не ушиблась.
– Кто ты?
– Ты должна меня знать. Может быть, Перкар рассказывал обо мне.
Хизи присмотрелась и увидела в темноте пару желтых глаз.
– Карак? – Непривычное имя заставило ее запнуться.
– Он самый, в своей прекрасной плоти.
– Ты, должно быть, явился посмеяться надо мной, – сказала Хизи. – Перкар говорил о тебе как о недобром боге.
– Перкар пытается оправдать собственные прегрешения, обвиняя других. Впрочем, это не имеет значения. Перкар мне нравится, хоть он на меня и клевещет. Скажи, – он уже вернулся в деревню?
– Да.
– И что он рассказал тебе о своем путешествии?
– Ничего. Он тяжело болен.
Ворон сделал шаг вперед, а может быть, просто сделался лучше виден.
– Какая болезнь может помешать ему говорить? У него же есть Харка.
– Он не приходит в себя. Какой-то дух пытается съесть его жизнь. Это одна из причин, почему я попробовала воспользоваться барабаном.
– Чтобы спасти его? – Да.
– Как замечательно! – каркнул Ворон. – Но не говори такого здесь никому: имя Перкара не особенно популярно в здешних краях.
– Я знаю.
– Ну что ж. Это напоминает мне о цели моего визита. Я решил тебе помочь.
– Правда? – Надежда возродилась в Хизи, но она постаралась скрыть ее и не спросила, почему Ворон так решил.
– Да. Как я уже говорил, Перкар мне нравится, а значит, и его друзья тоже. То, что ты мне только что рассказала, укрепляет мое решение. Если он болен так, как ты описываешь, только шаман сможет спасти его. – Ворон преобразился, превратился из птицы в высокого красивого мужчину, хотя глаза его остались желтыми. – Ухватись за мой плащ и следуй за мной.
Хизи беспомощно посмотрела на него, но что бы Ворон ни задумал, хуже, чем вечно оставаться в этой гладкой трубе, ничего быть не могло. Однажды Карак ей помог, по крайней мере так ей говорили. Хизи неохотно ухватилась за его длинный отделанный черными перьями плащ. Карак коротко каркнул и снова стал птицей, на сей раз размером с лошадь, и Хизи оказалась, подобно перышку, у него на спине. Ворон без усилий взлетел по трубе, взмывая все выше и выше, пока наконец Хизи не увидела проблеск света.
Карак вылетел из дыры, опустился на вершину горы и снова стал человеком. Теперь Хизи смогла отойти от него. Если бы она была способна дышать, от открывшегося вида у нее перехватило бы дыхание: она смотрела на мир с самой его крыши. Далеко внизу лежали облака, словно потертые ковры на огромном полу; они почти не закрывали от Хизи окружающие вершины, уходящие вдаль к краю мира, то увенчанные снежными шапками, то покрытые зеленью, то открывающие свои величественные гранитные кости. Ниже в голубом тумане виднелись долины.
Хизи заметила всего одну реку: блестящая серебряная нить вилась от подножия горы, на которой они стояли.
– Твой родич, – сказал Ворон, показывая на Реку.
– Так, значит, это Шеленг, – выдохнула Хизи. – Его исток.
– Да, твой народ называет ее так. Мы просто зовем гору домом.
– Ты все время называешь бога-Реку Братом. Значит, ты тоже его родич?
– Да. Пожалуй, это делает тебя моей племянницей, верно?
– Я…
Но Карак только рассмеялся, совершенно не склонный относиться к себе серьезно.
– Что это? – спросила Хизи, показывая на маленькие огоньки, которые, как светляки, летели вверх из долин. Их было не особенно много, за исключением густого потока откуда-то – Хизи не была уверена в том, что может определить источник.
– Духи, вроде тебя, которые являются за новой плотью. Часть из них люди, часть – животные, есть даже некоторые боги.
– А тот густой поток? Откуда он?
– Ах! Там идет война, конечно, и многие теряют одежду. Теряют одежду… Хизи видела, как люди умирают, и ей никогда не казалось, что они просто раздеваются.
– Разве не можете вы остановить войну?
– Кто, я?
– Вы, боги, – уточнила Хизи.
– Не знаю, – задумчиво проговорил Карак. – Сомневаюсь. Ну, наверное, Охотница могла бы спуститься с горы со своими хищниками и с вотиру – людьми-медведями – и присоединиться к той или другой воюющей стороне. Это, я думаю, привело бы к быстрому окончанию войны. Но мне не приходит в голову ничего, что могло бы заставить ее так поступить, – да и к тому же такое решение ведь совсем не то, что ты имеешь в виду.
– Нет, – ответила Хизи, – конечно, нет.
– Ну вот тебе и ответ.
Хизи посмотрела на окружающие вершину пропасти.
– А что будет со мной? Ты сказал, что хочешь мне помочь.
– Да. И я так и сделаю. Но я хочу, чтобы ты запомнила одну вещь.
– Какую?
– Доверяй Перкару. Он знает, что нужно делать.
– Он сказал, что я должна отправиться на гору. Но я же уже здесь.
Карак загадочно посмотрел на Хизи.
– Он имел в виду другое. Ты должна явиться сюда во плоти.
– Почему?
– Я не могу тебе этого объяснить – здесь и сейчас. Перкару все известно.
– Перкар очень болен.
– Да, но ты спасешь его, шаманка.
– Я не… – начала Хизи, но оборвала себя и обернулась, услышав позади какой-то звук.
Там стояли Мать-Лошадь и дух кобылицы.
– Это единственный способ, Карак? – спросила богиня. Хизи расслышала в ее голосе подозрение.
Карак, снова превратившийся в огромную птицу, взъерошил перья и стал перебирать их клювом.
– Ты можешь предложить какой-нибудь другой?
– Нет. Но мне очень не хочется так расставаться со своим ребенком.
– У тебя много детей, одетых во плоть, и к тому же это ненадолго.
Мать-Лошадь кивнула:
– Я знаю. Но смотри, если это снова окажется какой-то твой трюк…
– Ты столько лет знаешь меня и все еще не можешь отличить Ворону от Ворона!
Богиня фыркнула, совсем как лошадь:
– Никто не может.
Хизи озадаченно слушала эту перепалку. Ей хотелось спросить, о чем идет речь, но было страшно: она и так уже много позволила себе с этими странными и могущественными созданиями.
Мать-Лошадь повернулась к ней.
– Поклянись, что ты будешь заботиться о моем отпрыске.
– Что ты имеешь в виду? Богиня гневно взглянула на Карака:
– Она не понимает!
Ворон взглянул на Хизи своими желтыми глазами:
– Чтобы вернуться, тебе нужен дух-помощник. Мать-Лошадь собирается дать тебе одного из своих детей, раз уж Охотница не пожелала расставаться со своими, так же как и Балати. В противном случае тебе придется ждать здесь, пока твое тело не умрет; тогда ты снова будешь одета в плоть человека или зверя, лишившись при этом памяти и силы.
Хизи, нахмурив брови, смотрела на камни у себя под ногами.
– Может быть, мне было бы лучше без них.
– Выбор за тобой, – сказала ей Мать-Лошадь. – Но если ты выберешь жизнь, решать нужно быстро, прежде чем остальные узнают о том, что мы затеяли. И ты должна поклясться, что будешь добра к моему дитятку. – На ее лице появилось жесткое выражение. – А твой спутник, Перкар… Он оскорбил меня, заставил страдать одну из моих дочерей. Когда придет время, он за это заплатит, и ты не должна будешь мне препятствовать.
Хизи непонимающе взглянула на богиню:
– Перкар? Что он натворил?
– Самое обычное дело… – пробормотал Карак.
– Вовсе не обычное. Ее дух вернулся ко мне недавно и рассказал, как бессовестно Перкар обошелся с бедняжкой. Я этого не забуду.
– Перкар – мой друг, – твердо сказала Хизи. – Он спас меня от ужасной участи. Я не могу допустить, чтобы с ним случилось что-то плохое.
– Не обязательно плохое, – ответила богиня-Лошадь, – но заплатить за содеянное он должен. Скажи ему об этом.
– Скажу. Но если ты собираешься причинить ему вред, я должна встать между вами, как бы я ни была тебе благодарна.
Богиня долго смотрела на Хизи, потом слегка кивнула:
– Я по доброй воле отдаю тебе мое дитя – с единственным условием. Я ценю преданность, даже если это преданность тому, кто ее не заслуживает.
– Клянусь, что буду заботиться о твоем ребенке, – сказала Хизи. – Но…
Карак нетерпеливо каркнул:
– Что еще?
– Я не так уж уверена, что мне хочется, чтобы одно из этих созданий жило во мне. Я еще не приняла решения, когда все случилось…
– Время для раздумий истекло, – оборвал ее Карак. – Или ты берешь, что тебе предложено, отправляешься обратно, живешь, спасаешь Перкара и выполняешь свое предназначение, или умираешь и проводишь свои дни здесь, сначала как дух, а со временем став лососем или иным подобным существом. Тебе нетрудно сделать выбор, мне кажется.
– Передо мной никогда не стоит легкий выбор, – взорвалась Хизи. – По праву рождения мне следовало бы выбирать, какое платье надеть на дворцовый праздник, какому поклоннику позволить себя поцеловать, какие блюда заказать на завтрак!
– Что за ерунда? О чем ты болтаешь? Твоя судьба никогда не заключалась в том, чтобы заниматься такими мелочами! Твой путь – между богами и людьми. И твой выбор – между надеждой и отчаянием!
– Карак у нас поэт, – проворчала Мать-Лошадь. – Кто бы мог подумать?
– Уж никак не я, – ответил Ворон, расправляя и вновь складывая крылья.
– Он прав, малышка, – обратилась к Хизи женщина; в глазах ее светилась доброта. – Он знает о тебе больше, чем я. Но у тебя будет мое дитя, и я присмотрю за вами.
Без нее Перкар умрет. Она сама умрет тоже, затеряется среди духов, станет такой же жалкой, как призрак, когда-то посещавший ее апартаменты во дворце.
– Я согласна, – решилась Хизи. – Я проявлю к твоему отпрыску всю доброту, на какую только способна.
– Прекрасно, прекрасно, – усмехнулся Карак. – А теперь поспешим.
Мать-Лошадь погладила дух кобылицы. Как и Хизи, он теперь не рассыпал искры и выглядел как серый скелет, одетый в призрачную плоть. И все же Хизи чувствовала растерянность и страх этого создания.
– Тихо, маленькая, – сказала богиня. – Это Хизи, она вернется вместе с тобой в страну живых, на пастбища и просторные равнины.
– Готова? – рявкнул Карак.
– Готова, – с сожалением в голосе ответила Мать-Лошадь.
– Хорошо. – Карак указал на Хизи. – Разделись на части.
Хизи непонимающе посмотрела на него, гадая, что он хочет этим сказать, и тут на нее нахлынула такая боль, что больше в мире ничего не осталось. Какая-то сила разрубила ее на мелкие куски; Хизи чувствовала, как каждая косточка распадается в осколки и каждый осколок болит своей особенной болью, так что слои мучения накладываются один на другой. Хотя она не потеряла сознания, Хизи быстро лишилась способности понимать происходящее: сколько времени длилась эта пытка, она не имела ни малейшего представления. Хизи запомнила только, как пыталась кричать и стонать, не имея ни легких, ни горла, ни языка.
Не могла бы она сказать и когда части снова соединились, образовали единое целое. Мать-Лошадь и Карак что-то говорили, но Хизи не понимала абсолютно ничего из сказанного. Она запомнила лишь мелькающие мимо лиловые и черные горы и равнины по пути к барабану, ритмичный грохот, похожий на удары копыт, и где-то внутри испуганный голос, – голос кобылицы, такой же растерянной, как она сама.
Когда Хизи пришла в себя, она продолжала слышать те же удары копыт. Она все еще была высоко над миром, но теперь ее не влекло непонятной силой; теперь она бежала, и ее собственные копыта несли ее между облаков.
Копыта? Хизи оглядела себя. Как и раньше, она сияла подобно раскаленной головне и рассыпала в воздухе искры, но на этот раз у нее была определенная форма. Хизи видела свои руки, обнаженные плечи и грудь, но ниже…
Копыта, мощные мускулы лошадиных ног. Оглянувшись, Хизи увидела конский круп и развевающийся хвост.
«Я превратилась в статуэтку! – подумала она. – Полулошадь – полуженщину!»
Но все же она оставалась самой собой. Она чувствовала в себе кобылицу – та бежала, выбрасывая вперед могучие ноги, которые несли их сквозь пространство. Но дух коня не был зловреден, он не пытался соблазнить Хизи, как пытался бог-Река, и не собирался нападать на нее, как те боги, которых Хизи встречала после своего бегства из Нола. Кобылица просто присутствовала в ней, чуткая и готовая учиться новому.
– Спасибо тебе, – сказала Хизи. – Спасибо, что вернулась со мной вместе.
Кобылица не ответила ей словами, но Хизи почувствовала ее доброту, ее поддержку. Вместе они, словно молния, пересекали небеса, и Хизи вскоре почувствовала, что приближается к деревне Братца Коня, к тому екту, где лежит ее тело. Она чуть не рассмеялась от удовольствия, которое ей доставляла эта скачка; все страхи были теперь вытеснены бурной радостью. Хизи с кобылицей трижды проскакали по дорожке вокруг деревни. Хизи не могла видеть людей – они представлялись ей лишь как всполохи радужного сияния – и гадала, способен ли кто-нибудь из них разглядеть ее.
Она даже с некоторым сожалением приблизилась наконец к своему екту и опустилась на крышу. Там никого не оказалось, и Хизи скользнула внутрь по центральному столбу, тень которого в другом мире напоминала высокое ветвистое дерево.
«Во что я превратилась?» – гадала Хизи. Но ведь она продолжала чувствовать себя самой собой… Впереди Хизи с такой же скоростью неслась вторая головня; за ней тянулся огненный хвост, как за кометой, о которых Хизи читала. В середине пылало белое пламя, окруженное оранжевым, желтым, постепенно переходящим в нежнейшие оттенки бирюзового, зеленого и, наконец, фиолетового шлейфом. Это было потрясающе красиво, и Хизи ощутила, что страх отлетел, как отрезанный локон, и в ней сохранились лишь способность удивляться и любопытство.
Что произошло? Хизи старалась понять, что случилось, мчась со все большей скоростью над странным ландшафтом, расстилающимся внизу, словно то спокойное, то бурное море.
Она провалилась в барабан. Должно быть, она в том, другом мире, о котором говорил Братец Конь; Хизи подумала, что никогда полностью в его рассказы не верила, несмотря на свой опыт соприкосновения со сверхъестественным. Призраки и бог-Река были ей знакомы; здешние же боги и демоны, миры, населенные ими, казались выдумкой, и Хизи всегда считала верования менгов просто суеверием. Это и заставило ее потерять осторожность, связаться с чем-то, чего она совершенно не понимала. Может быть, она умерла, думала Хизи. Должно быть, сейчас она очень напоминает призрак вроде того, что напал на нее в Зале Мгновений. Может быть, тело содрано с нее, как кожура с фрукта? И теперь Тзэм, плача, обнимает ее безжизненный труп?
Хизи обернулась и попробовала разглядеть свое «тело», но увидела только пламя, сверкающее полотнище, бьющееся позади в пустоте.
Но если она – дух, то что летит впереди нее? Хизи решила, что это ей известно: наверняка дух коня, бегущий домой, к своей матери, богине-Лошади. Тот конь мертв; значит, заподозрила Хизи, мертва и она тоже.
Местность, над которой она пролетала, становилась все более гористой, и Хизи то пикировала вниз, то взмывала вверх, повторяя контуры ландшафта. Она рассеянно подумала: нет ли способа управлять полетом, и даже попробовала поэкспериментировать, то пытаясь волевым усилием повернуть, то размахивая своими эфемерными руками, – но вскоре оставила попытки. Казалось, ее несет быстрый поток, а может, так и было: его создал менгский обряд проводов коня. Значит, Хизи все больше удаляется от своего барабана – единственного пути обратно в мир живых, если такой путь для нее вообще еще существует.
Впереди засияло что-то блестящее, алмазный глаз, над которым бровью выгнулась радуга. С невероятной быстротой он становился больше и ближе. Хизи почувствовала уверенность, что это и есть их цель: летучая звезда впереди повернула в ту сторону, мелькая между острыми, как зубья пилы, горными пиками; Хизи последовала за ней. Белизна росла и заслоняла горизонт. У Хизи осталось впечатление чего-то невероятно огромного: горы больше всех гор на свете и дерева с ветвями, достигающими звезд; яркий свет окатил Хизи, и, вздрогнув, она остановилась.
Первое, что она осознала, были голоса, бормочущие что-то на языке, которого она не понимала. Хизи могла различить четверых или пятерых говорящих: двух мужчин, двух женщин и девочку или маленького мальчика. Яркий свет вокруг угасал, но перед глазами Хизи все еще плясали красные пятна.
Наконец она смогла разглядеть окружающее ее великолепие.
Хизи стояла в самом огромном зале, какой только ей приходилось видеть. Ни один покой дворца в Ноле даже и отдаленно не мог с ним сравниться. Роскошь убранства поражала, но характер его был непривычен Хизи; все вокруг скорее напоминало естественную красоту гор и скал, а не утонченную, зачастую даже излишне абстрактную архитектуру дворца. Однако в самом просторе чувствовалась идея простоты, родственная некоторым направлениям искусства Нола.
Стены – те, которые Хизи могла разглядеть, – походили на застывшие водопады базальта, падающие с потолка невероятной высоты; дикая красота зала была хорошо видна в ярком свете сотни или более факелов. Пол оказался выложен полированными плитами красного мрамора, и только благодаря этому Хизи поняла, что зал создан чьими-то руками, а не является естественной пещерой. Пол не был ничем занят, словно огромная танцевальная площадка, и по контрасту та часть зала, где находилась Хизи, казалась загроможденной: рядом на возвышении стоял трон, высеченный из единой базальтовой глыбы, дальше виднелся огромный стол и окружающие его скамьи. На них никто не сидел.
Те, кто находился в зале, стояли на открытом пространстве шагах в сорока от Хизи, и они приковали ее внимание гораздо больше, чем все окружающее. Ближе всех находилось существо, которому она не могла подобрать никакого сравнения: огромное чудовище, напоминающее медведя и одновременно чем-то похожее на Тзэма. Он – оно? – имел единственный глаз, черный шар, подернутый радужным отсветом. На плече существа сидел ворон размером с козла, казавшийся совсем небольшим по сравнению с чудовищным медведем. В шаге от них стояла покрытая мягким черным мехом нагая женщина. Мех и острые клыки придавали ей несколько кошачий вид, хотя на голове ее росли рога, а спутанные волосы падали почти до талии. Вторая женщина имела более привычный вид: величественная, с могучими руками и густыми длинными прямыми волосами, она напоминала менгских женщин или даже нолиек. Хизи она показалась чем-то похожей на Квэй.
Перед этой четверкой на коленях стояла призрачная кобылица. Хизи вытянула перед собой руки и увидела лишь кости, проглядывающие сквозь колеблющиеся струи тумана.
– Ну, – сказала женщина-кошка, и ее голос, похожий на шепот ветра, оказался отчетливо слышным в огромном зале, – и кого же это мы видим?
– Вы ее знаете, – проскрежетал Ворон; слова его были почти так же невнятны, как карканье его меньших собратьев.
– Я не знаю, – возразила менгская женщина, наклоняясь и кладя руку на мерцающую гриву лошади. – Это дитя явилось вместе с моим отпрыском?
– Я сказала бы, что она сделала большую глупость, – проговорила женщина-кошка, приближаясь к Хизи мягкими скользящими шагами. – Ты можешь говорить, девочка.
– Я… Я не знаю, что… – Это были боги. Никем иным они просто не могли быть. Что им сказать?
– Ты не явилась сюда, чтобы снова одеться плотью, это точно – от тебя все еще воняет живым телом. Ты не богиня, хоть и считаешь себя таковой, и ты не животное.
– От нее пахнет моим братом, – пророкотал гигант голосом таким низким, что Хизи сначала приняла его за рычание.
– Ну, тогда нам нужно ее съесть, – высказала мнение женщина-кошка, улыбнувшись так, что стали видны все ее клыки. – Ведь мы не пробовали смертной плоти уже давно.
– Тихо, – каркнул Ворон, – ты же знаешь, что бывает с тобой, когда ты ешь людей.
– А что? Я никогда потом ничего не помню.
– Вот именно, – хмыкнул Ворон, – вот именно!
– Что скажешь ты, девочка? Ты хочешь, чтобы тебя съели?
– Нет, – ответила Хизи; в ней благоговение начало мешаться с гневом. – Вовсе нет. Я просто хотела бы понять, что произошло.
– Ну, я думаю, ты пролетела сквозь озеро и попала на гору. Это может означать одно из двух: или ты мертва – а это не так, – или ты великая шаманка…
– Которой она тоже не является, – закончил за женщину-кошку Ворон.
– Нет, – подтвердила Хизи, – не являюсь.
– Ты последовала за моим отпрыском, – сказала другая женщина; Хизи решила, что она не может быть никем иным, кроме Матери-Лошади. – Что тебе нужно от моего дитятка?
– Ничего! – воскликнула Хизи. – Я просто хочу вернуться. Я сделала ошибку.
– Подумать только! – откликнулся Ворон. – Но должен тебе сказать, что никто, посетивший гору, не возвращается таким же, каким был раньше. Вы только посмотрите на нее, родичи: девочка летает, как шаман, но в ее замке нет слуг. – Он постучал себя клювом по груди.
– Какое нам до этого дело? – спросила женщина-кошка. – Какое нам дело до того, что у этой девчонки Изменчивого нет помощников? – Она подозрительно посмотрела на птицу. – Снова твои штучки, Карак? Еще одна твоя глупая проделка?
– Я знаю ее только по слухам, – сказал Ворон. – Из-за нее там, где течет Брат, был изрядный переполох.
– Я не могу видеть того, что там происходит, – пророкотало одноглазое чудовище. – Он все закрыл от меня.
– Тогда не повредит иметь во владениях Брата союзницу, даже если это всего лишь смертная. Дайте малышке то, за чем она явилась. – Птица подмигнула Хизи.
– Я ни за чем не явилась, – возразила та.
– Каждый, кто попадает на гору, приходит за чем-нибудь, – оскалилась женщина-кошка. – Я не дам ей никого из своих: она этого не заслужила.
– Будь же благоразумной, Охотница. Я могу дать ей только ворону, а она не такая помощница, которая может девочке пригодиться.
Охотница фыркнула:
– Уж это точно. Глупые взбалмошные создания, всегда поднимают такой крик при малейшем признаке опасности.
– Не буду спорить, – покладисто ответил Карак. – Поэтому я и предлагаю, чтобы ты дала ей кого-нибудь – тигра или хотя бы хорька.
– Тигра? Вот еще! Такого я не потерплю. Мать-Лошадь отвела взгляд от своего отпрыска.
– Ты пришла за помощником? Должна же ты знать, что приходить за этим на гору глупо. Без помощника ты никогда не сможешь вернуться.
– Я не собиралась попадать сюда, – ответила Хизи, ощущая, как в ней растет беспомощность и гнев.
– Жизнь часто кончается по ошибке, – заметила Охотница.
– Охотница… – начал Ворон.
– Нет! Мы достаточно слушали тебя, Карак. Балати, решай!
Гигант медленно моргнул.
– Пусть останется здесь, пока ее тело не умрет, – проговорил он. – Потом мы снова оденем ее во что-нибудь. Ты придумаешь, во что, Охотница.
– Господин, – попытался возразить Ворон, но его клюв, казалось, перестал открываться; как ни старался Карак сказать что-то еще, раздавался лишь приглушенный хрип.
– Прекрасно, – улыбнулась Охотница. Она махнула в сторону Хизи, и та потеряла сознание.
Хизи проснулась – если можно так назвать возвращение сознания – в обсидиановом покое. Ее «тело» больше не искрилось и не светилось; оно стало почти прозрачным, сквозь туманную дымку она могла видеть тени костей и внутренних органов, слабо пульсирующие душевные нити. Чешуйка на руке, однако, сияла ярким белым светом, от нее расходились радужные волны, делая несуществующую руку более реальной, чем все остальное.
– Эй! – крикнула Хизи, хотя и не ожидала отклика; никто ей и не ответил. Хизи уныло гадала, не означает ли изменение вида ее духа, что тело ее умерло, или же эта перемена отражает еще что-то, абсолютно ей неизвестное.
Теперь она повстречалась с богами – не просто маленькими божками, живущими в Братце Коне или в камнях, – а с самим повелителем богов, Балати, Охотницей, Караком-Вороном и Матерью-Лошадью. Перкар описывал ей их всех, кроме Матери-Лошади. Все случившееся по-прежнему казалось Хизи нереальным, словно ночной кошмар; стоит проснуться, и разум подскажет, что ее преследуют иллюзии и ночные страхи, которые исчезнут с наступлением утра. Разве может быть такое на самом деле?
Но ведь Благословенные в подземельях дворца были вполне реальными; Река была реальной. Почему в мире, где существовали они, не может быть богини с рогами? Только потому, что Хизи считает ее глупой, варварской, невозможной выдумкой? Боги убьют ее независимо от того, что она думает.
Хизи принялась обследовать свою темницу. Это была скорее не комната, а дно огромной гладкой трубы, уходящей вверх. Хизи подумала, не сохранила ли она способность летать, но из такой попытки ничего не вышло. Тогда она попробовала взобраться на стену, и тут ей повезло больше. Ее призрачное тело если и имело вес, то совершенно незначительный. Достаточно слегка ухватиться за неровность пальцами и подтянуться – этого было достаточно. К несчастью, неровностей на стенах ее тюрьмы почти не было, и Хизи ни разу не удалось взобраться выше, чем на три собственных роста.
Она все еще продолжала попытки, когда голос сзади произнес:
– Такое упорное дитя. Изменчивый не ошибся, когда выбрал тебя.
Хизи обернулась, потеряла опору и свалилась вниз. Падала она с обычной скоростью, но совсем не ушиблась.
– Кто ты?
– Ты должна меня знать. Может быть, Перкар рассказывал обо мне.
Хизи присмотрелась и увидела в темноте пару желтых глаз.
– Карак? – Непривычное имя заставило ее запнуться.
– Он самый, в своей прекрасной плоти.
– Ты, должно быть, явился посмеяться надо мной, – сказала Хизи. – Перкар говорил о тебе как о недобром боге.
– Перкар пытается оправдать собственные прегрешения, обвиняя других. Впрочем, это не имеет значения. Перкар мне нравится, хоть он на меня и клевещет. Скажи, – он уже вернулся в деревню?
– Да.
– И что он рассказал тебе о своем путешествии?
– Ничего. Он тяжело болен.
Ворон сделал шаг вперед, а может быть, просто сделался лучше виден.
– Какая болезнь может помешать ему говорить? У него же есть Харка.
– Он не приходит в себя. Какой-то дух пытается съесть его жизнь. Это одна из причин, почему я попробовала воспользоваться барабаном.
– Чтобы спасти его? – Да.
– Как замечательно! – каркнул Ворон. – Но не говори такого здесь никому: имя Перкара не особенно популярно в здешних краях.
– Я знаю.
– Ну что ж. Это напоминает мне о цели моего визита. Я решил тебе помочь.
– Правда? – Надежда возродилась в Хизи, но она постаралась скрыть ее и не спросила, почему Ворон так решил.
– Да. Как я уже говорил, Перкар мне нравится, а значит, и его друзья тоже. То, что ты мне только что рассказала, укрепляет мое решение. Если он болен так, как ты описываешь, только шаман сможет спасти его. – Ворон преобразился, превратился из птицы в высокого красивого мужчину, хотя глаза его остались желтыми. – Ухватись за мой плащ и следуй за мной.
Хизи беспомощно посмотрела на него, но что бы Ворон ни задумал, хуже, чем вечно оставаться в этой гладкой трубе, ничего быть не могло. Однажды Карак ей помог, по крайней мере так ей говорили. Хизи неохотно ухватилась за его длинный отделанный черными перьями плащ. Карак коротко каркнул и снова стал птицей, на сей раз размером с лошадь, и Хизи оказалась, подобно перышку, у него на спине. Ворон без усилий взлетел по трубе, взмывая все выше и выше, пока наконец Хизи не увидела проблеск света.
Карак вылетел из дыры, опустился на вершину горы и снова стал человеком. Теперь Хизи смогла отойти от него. Если бы она была способна дышать, от открывшегося вида у нее перехватило бы дыхание: она смотрела на мир с самой его крыши. Далеко внизу лежали облака, словно потертые ковры на огромном полу; они почти не закрывали от Хизи окружающие вершины, уходящие вдаль к краю мира, то увенчанные снежными шапками, то покрытые зеленью, то открывающие свои величественные гранитные кости. Ниже в голубом тумане виднелись долины.
Хизи заметила всего одну реку: блестящая серебряная нить вилась от подножия горы, на которой они стояли.
– Твой родич, – сказал Ворон, показывая на Реку.
– Так, значит, это Шеленг, – выдохнула Хизи. – Его исток.
– Да, твой народ называет ее так. Мы просто зовем гору домом.
– Ты все время называешь бога-Реку Братом. Значит, ты тоже его родич?
– Да. Пожалуй, это делает тебя моей племянницей, верно?
– Я…
Но Карак только рассмеялся, совершенно не склонный относиться к себе серьезно.
– Что это? – спросила Хизи, показывая на маленькие огоньки, которые, как светляки, летели вверх из долин. Их было не особенно много, за исключением густого потока откуда-то – Хизи не была уверена в том, что может определить источник.
– Духи, вроде тебя, которые являются за новой плотью. Часть из них люди, часть – животные, есть даже некоторые боги.
– А тот густой поток? Откуда он?
– Ах! Там идет война, конечно, и многие теряют одежду. Теряют одежду… Хизи видела, как люди умирают, и ей никогда не казалось, что они просто раздеваются.
– Разве не можете вы остановить войну?
– Кто, я?
– Вы, боги, – уточнила Хизи.
– Не знаю, – задумчиво проговорил Карак. – Сомневаюсь. Ну, наверное, Охотница могла бы спуститься с горы со своими хищниками и с вотиру – людьми-медведями – и присоединиться к той или другой воюющей стороне. Это, я думаю, привело бы к быстрому окончанию войны. Но мне не приходит в голову ничего, что могло бы заставить ее так поступить, – да и к тому же такое решение ведь совсем не то, что ты имеешь в виду.
– Нет, – ответила Хизи, – конечно, нет.
– Ну вот тебе и ответ.
Хизи посмотрела на окружающие вершину пропасти.
– А что будет со мной? Ты сказал, что хочешь мне помочь.
– Да. И я так и сделаю. Но я хочу, чтобы ты запомнила одну вещь.
– Какую?
– Доверяй Перкару. Он знает, что нужно делать.
– Он сказал, что я должна отправиться на гору. Но я же уже здесь.
Карак загадочно посмотрел на Хизи.
– Он имел в виду другое. Ты должна явиться сюда во плоти.
– Почему?
– Я не могу тебе этого объяснить – здесь и сейчас. Перкару все известно.
– Перкар очень болен.
– Да, но ты спасешь его, шаманка.
– Я не… – начала Хизи, но оборвала себя и обернулась, услышав позади какой-то звук.
Там стояли Мать-Лошадь и дух кобылицы.
– Это единственный способ, Карак? – спросила богиня. Хизи расслышала в ее голосе подозрение.
Карак, снова превратившийся в огромную птицу, взъерошил перья и стал перебирать их клювом.
– Ты можешь предложить какой-нибудь другой?
– Нет. Но мне очень не хочется так расставаться со своим ребенком.
– У тебя много детей, одетых во плоть, и к тому же это ненадолго.
Мать-Лошадь кивнула:
– Я знаю. Но смотри, если это снова окажется какой-то твой трюк…
– Ты столько лет знаешь меня и все еще не можешь отличить Ворону от Ворона!
Богиня фыркнула, совсем как лошадь:
– Никто не может.
Хизи озадаченно слушала эту перепалку. Ей хотелось спросить, о чем идет речь, но было страшно: она и так уже много позволила себе с этими странными и могущественными созданиями.
Мать-Лошадь повернулась к ней.
– Поклянись, что ты будешь заботиться о моем отпрыске.
– Что ты имеешь в виду? Богиня гневно взглянула на Карака:
– Она не понимает!
Ворон взглянул на Хизи своими желтыми глазами:
– Чтобы вернуться, тебе нужен дух-помощник. Мать-Лошадь собирается дать тебе одного из своих детей, раз уж Охотница не пожелала расставаться со своими, так же как и Балати. В противном случае тебе придется ждать здесь, пока твое тело не умрет; тогда ты снова будешь одета в плоть человека или зверя, лишившись при этом памяти и силы.
Хизи, нахмурив брови, смотрела на камни у себя под ногами.
– Может быть, мне было бы лучше без них.
– Выбор за тобой, – сказала ей Мать-Лошадь. – Но если ты выберешь жизнь, решать нужно быстро, прежде чем остальные узнают о том, что мы затеяли. И ты должна поклясться, что будешь добра к моему дитятку. – На ее лице появилось жесткое выражение. – А твой спутник, Перкар… Он оскорбил меня, заставил страдать одну из моих дочерей. Когда придет время, он за это заплатит, и ты не должна будешь мне препятствовать.
Хизи непонимающе взглянула на богиню:
– Перкар? Что он натворил?
– Самое обычное дело… – пробормотал Карак.
– Вовсе не обычное. Ее дух вернулся ко мне недавно и рассказал, как бессовестно Перкар обошелся с бедняжкой. Я этого не забуду.
– Перкар – мой друг, – твердо сказала Хизи. – Он спас меня от ужасной участи. Я не могу допустить, чтобы с ним случилось что-то плохое.
– Не обязательно плохое, – ответила богиня-Лошадь, – но заплатить за содеянное он должен. Скажи ему об этом.
– Скажу. Но если ты собираешься причинить ему вред, я должна встать между вами, как бы я ни была тебе благодарна.
Богиня долго смотрела на Хизи, потом слегка кивнула:
– Я по доброй воле отдаю тебе мое дитя – с единственным условием. Я ценю преданность, даже если это преданность тому, кто ее не заслуживает.
– Клянусь, что буду заботиться о твоем ребенке, – сказала Хизи. – Но…
Карак нетерпеливо каркнул:
– Что еще?
– Я не так уж уверена, что мне хочется, чтобы одно из этих созданий жило во мне. Я еще не приняла решения, когда все случилось…
– Время для раздумий истекло, – оборвал ее Карак. – Или ты берешь, что тебе предложено, отправляешься обратно, живешь, спасаешь Перкара и выполняешь свое предназначение, или умираешь и проводишь свои дни здесь, сначала как дух, а со временем став лососем или иным подобным существом. Тебе нетрудно сделать выбор, мне кажется.
– Передо мной никогда не стоит легкий выбор, – взорвалась Хизи. – По праву рождения мне следовало бы выбирать, какое платье надеть на дворцовый праздник, какому поклоннику позволить себя поцеловать, какие блюда заказать на завтрак!
– Что за ерунда? О чем ты болтаешь? Твоя судьба никогда не заключалась в том, чтобы заниматься такими мелочами! Твой путь – между богами и людьми. И твой выбор – между надеждой и отчаянием!
– Карак у нас поэт, – проворчала Мать-Лошадь. – Кто бы мог подумать?
– Уж никак не я, – ответил Ворон, расправляя и вновь складывая крылья.
– Он прав, малышка, – обратилась к Хизи женщина; в глазах ее светилась доброта. – Он знает о тебе больше, чем я. Но у тебя будет мое дитя, и я присмотрю за вами.
Без нее Перкар умрет. Она сама умрет тоже, затеряется среди духов, станет такой же жалкой, как призрак, когда-то посещавший ее апартаменты во дворце.
– Я согласна, – решилась Хизи. – Я проявлю к твоему отпрыску всю доброту, на какую только способна.
– Прекрасно, прекрасно, – усмехнулся Карак. – А теперь поспешим.
Мать-Лошадь погладила дух кобылицы. Как и Хизи, он теперь не рассыпал искры и выглядел как серый скелет, одетый в призрачную плоть. И все же Хизи чувствовала растерянность и страх этого создания.
– Тихо, маленькая, – сказала богиня. – Это Хизи, она вернется вместе с тобой в страну живых, на пастбища и просторные равнины.
– Готова? – рявкнул Карак.
– Готова, – с сожалением в голосе ответила Мать-Лошадь.
– Хорошо. – Карак указал на Хизи. – Разделись на части.
Хизи непонимающе посмотрела на него, гадая, что он хочет этим сказать, и тут на нее нахлынула такая боль, что больше в мире ничего не осталось. Какая-то сила разрубила ее на мелкие куски; Хизи чувствовала, как каждая косточка распадается в осколки и каждый осколок болит своей особенной болью, так что слои мучения накладываются один на другой. Хотя она не потеряла сознания, Хизи быстро лишилась способности понимать происходящее: сколько времени длилась эта пытка, она не имела ни малейшего представления. Хизи запомнила только, как пыталась кричать и стонать, не имея ни легких, ни горла, ни языка.
Не могла бы она сказать и когда части снова соединились, образовали единое целое. Мать-Лошадь и Карак что-то говорили, но Хизи не понимала абсолютно ничего из сказанного. Она запомнила лишь мелькающие мимо лиловые и черные горы и равнины по пути к барабану, ритмичный грохот, похожий на удары копыт, и где-то внутри испуганный голос, – голос кобылицы, такой же растерянной, как она сама.
Когда Хизи пришла в себя, она продолжала слышать те же удары копыт. Она все еще была высоко над миром, но теперь ее не влекло непонятной силой; теперь она бежала, и ее собственные копыта несли ее между облаков.
Копыта? Хизи оглядела себя. Как и раньше, она сияла подобно раскаленной головне и рассыпала в воздухе искры, но на этот раз у нее была определенная форма. Хизи видела свои руки, обнаженные плечи и грудь, но ниже…
Копыта, мощные мускулы лошадиных ног. Оглянувшись, Хизи увидела конский круп и развевающийся хвост.
«Я превратилась в статуэтку! – подумала она. – Полулошадь – полуженщину!»
Но все же она оставалась самой собой. Она чувствовала в себе кобылицу – та бежала, выбрасывая вперед могучие ноги, которые несли их сквозь пространство. Но дух коня не был зловреден, он не пытался соблазнить Хизи, как пытался бог-Река, и не собирался нападать на нее, как те боги, которых Хизи встречала после своего бегства из Нола. Кобылица просто присутствовала в ней, чуткая и готовая учиться новому.
– Спасибо тебе, – сказала Хизи. – Спасибо, что вернулась со мной вместе.
Кобылица не ответила ей словами, но Хизи почувствовала ее доброту, ее поддержку. Вместе они, словно молния, пересекали небеса, и Хизи вскоре почувствовала, что приближается к деревне Братца Коня, к тому екту, где лежит ее тело. Она чуть не рассмеялась от удовольствия, которое ей доставляла эта скачка; все страхи были теперь вытеснены бурной радостью. Хизи с кобылицей трижды проскакали по дорожке вокруг деревни. Хизи не могла видеть людей – они представлялись ей лишь как всполохи радужного сияния – и гадала, способен ли кто-нибудь из них разглядеть ее.
Она даже с некоторым сожалением приблизилась наконец к своему екту и опустилась на крышу. Там никого не оказалось, и Хизи скользнула внутрь по центральному столбу, тень которого в другом мире напоминала высокое ветвистое дерево.