Страница:
– По-моему, нет.
Я подумала, что Эштон наврал про свою болезнь, потому что еще не пережил расставание со мной, может быть, ему было слишком больно выносить мое присутствие. Поэтому я спросила Нину, показался ли он ей грустным или подавленным. Может, он спрашивал обо мне…
– Ничего подобного, – отрезала она. – Он был с друзьями и веселился на полную катушку.
– Спасибо, – прошипела я.
Нина глубоко вдохнула, затем выдохнула.
– А что ты хотела услышать? Что вчера вечером он, убитый горем, сидел один в баре и ронял слезы в пиво? Все, что я знаю, – это то, что вчера вечером, как мне показалось, он неплохо оторвался.
Я потянула руки к солнцу, раздумывая, сказать ли Нине о том, что Эштон прикинулся больным, и решила, что не стоит. Вместо этого я заявила:
– Ты не очень-то стараешься мне помочь.
Потому что ты ведешь себя как ребенок. – Нина открыла один глаз и посмотрела на меня. Этот глаз, напоминавший бусинку, прямо-таки метал громы и молнии. – Это ты бросила его, помнишь?
Я повернула голову в одну сторону, потом в другую.
– Я не хочу говорить об этом, – сказала я, закрыв глаза и пытаясь выпрямить позвоночник. Он был напряжен, как резиновая лента, натянутая от Лос-Анджелеса до Ванкувера.
– О чем ты думаешь?
– Тихо! Я концентрируюсь на своих чакрах.
Почувствовав на себе изучающий взгляд доктора Нины, которая пыталась выявить мои слабые места, я растянула губы в легкой улыбке, разгладила морщины на лбу и попыталась придать себе помолодевший вид. Это было самое утомительное из того, что мне пришлось сделать за все выходные.
11…
12…
Я подумала, что Эштон наврал про свою болезнь, потому что еще не пережил расставание со мной, может быть, ему было слишком больно выносить мое присутствие. Поэтому я спросила Нину, показался ли он ей грустным или подавленным. Может, он спрашивал обо мне…
– Ничего подобного, – отрезала она. – Он был с друзьями и веселился на полную катушку.
– Спасибо, – прошипела я.
Нина глубоко вдохнула, затем выдохнула.
– А что ты хотела услышать? Что вчера вечером он, убитый горем, сидел один в баре и ронял слезы в пиво? Все, что я знаю, – это то, что вчера вечером, как мне показалось, он неплохо оторвался.
Я потянула руки к солнцу, раздумывая, сказать ли Нине о том, что Эштон прикинулся больным, и решила, что не стоит. Вместо этого я заявила:
– Ты не очень-то стараешься мне помочь.
Потому что ты ведешь себя как ребенок. – Нина открыла один глаз и посмотрела на меня. Этот глаз, напоминавший бусинку, прямо-таки метал громы и молнии. – Это ты бросила его, помнишь?
Я повернула голову в одну сторону, потом в другую.
– Я не хочу говорить об этом, – сказала я, закрыв глаза и пытаясь выпрямить позвоночник. Он был напряжен, как резиновая лента, натянутая от Лос-Анджелеса до Ванкувера.
– О чем ты думаешь?
– Тихо! Я концентрируюсь на своих чакрах.
Почувствовав на себе изучающий взгляд доктора Нины, которая пыталась выявить мои слабые места, я растянула губы в легкой улыбке, разгладила морщины на лбу и попыталась придать себе помолодевший вид. Это было самое утомительное из того, что мне пришлось сделать за все выходные.
11…
Однажды, когда мне было лет шестнадцать, мне нужно было идти в школу в тот день, когда мой парень собирался порвать со мной. Он был такой замечательный: у него дома стоял аппарат для ламинирования, а это означало, что он мог клепать для нас фальшивые удостоверения, как у старшеклассников. Мы показывали их, когда удирали с территории школы на обед. К тому же он отлично катался на скейтборде. Но внезапно он начал отдаляться от меня и все время повторял: «Что ты делаешь в обед в четверг?», «Давай пообедаем вместе в четверг?» – как будто мы не встречались почти каждый день за обедом в кафе «Суперсандвичи Дэна» напротив школы. Я рассказала маме о том, что, как я подозревала, должно произойти в Черный четверг. И она дала мне всего лишь один совет:
– На твоем месте я бы не стала красить ресницы. Вот почему, вместо того чтобы поговорить с мамулей, я отправилась к Кики, надеясь, что моя лучшая подруга для разнообразия решила остаться дома. В последнее время ее затянуло в водоворот по имени Кертис: когда я звонила, я чаще всего попадала на автоответчик. Меня это вовсе не раздражало, но надо признать, я не могла поверить, что люди могут столько времени проводить вместе. День за днем. Подряд. К тому же, казалось, они никуда вместе не ходят, поэтому я не знала, как выглядит Кертис, пока однажды он не открыл мне дверь. Стоя в коридоре, я вдруг осознала, что поверх пижамы на мне надета ужасная толстовка, волосы скручены в жуткие косички, а в каждой руке я сжимаю по пачке сигарет. В то время как Кертис таращился на меня, я воспользовалась моментом, чтобы окинуть взглядом его. Описание Кики полностью соответствовало действительности: каштановые волосы, голубые глаза, очки в роговой оправе и выражение лица, как у первоклассника, впервые увидевшего инди-рокера.
– Ты, должно быть, Бен, – произнес Кертис, посторонившись, чтобы я могла пройти. Внутри было темно, лишь несколько свечей мерцали в разных углах комнаты. Судя по всему, Кики и Кертис, уютно устроившись на диване, смотрели «Влюбленного Шекспира» – ну почему все парочки смотрят это кино? – и, по-видимому, им это очень нравилось. Я почувствовала себя незваной гостьей, но в ответ на мои сбивчивые извинения Кертис просто терпеливо улыбался, надевая ботинки и оглядываясь в поисках ключей от машины. Он даже не пожаловался на то, что я им помешала, а просто незаметно отчалил. Так что Кики смогла оказать мне необходимую первую сердечную помощь. Короче, я решила, что Кертис – вполне приличный парень. Классный. Тихий, но классный.
Я не видела Макса и не разговаривала с ним уже целые две недели. После того отвратительного уик-энда, когда я изображала из себя девушку, живущую Полной жизнью, в надежде на то, что это привлечет его внимание, он оставил только одно сообщение на автоответчике. В нем говорилось, что японцы решили остаться еще на пару дней и «у него дел по горло».
Я не перезвонила ему.
Он, однако, тоже больше не звонил.
Где он был? Что происходило? Что это значило? Каждый день я чувствовала себя так, как будто невидимая рука медленно душит меня и смерть подкрадывается все ближе и ближе. Я не могла дышать. Я не могла есть. Я не могла спать.
Я уже собиралась позвонить ему и прямо спросить, в чем дело. Но мне почему-то казалось, что поступить так будет большой ошибкой. Создавалось впечатление, что Максу нужно больше свободы. Но чем больше свободы я ему предоставляла, тем больше он требовал. Я продолжала вспоминать тот день, когда мы смотрели «Влюбленного Шекспира» и он не захотел разговаривать, и наш омерзительный уик-энд в Палм-Спрингс, который Кики и я окрестили «Фиаско». Как можно говорить с человеком, который никогда не хочет разговаривать?
– Ну и что ты собираешься делать? – спросила Кики, закрыв дверь за Кертисом и печально вздохнув.
– Я собираюсь убить его, черт побери, – сообщила я, устраиваясь на замусоренном полу рядом со старыми газетами и полупустым пакетом кошачьего наполнителя. – Я понимаю, что Макс очень занят с японцами, но, Господи Иисусе, они ведь уже давно должны были уехать, разве не так?
– Возможно, что так, – согласилась Кики, задувая свечи и включая свет. Она предложила мне кружку пива, которую я с радостью приняла. – И что?
– Может, мне просто прийти к нему и сказать, что если он будет так ко мне относиться, то я выйду из игры? Я не собираюсь мириться с этим.
– А как же Полная жизнь? – спросила она.
Я посмотрела на нее, словно говоря: «Ты шутишь?», и сказала:
– Его мне все равно не переплюнуть.
Кики еле заметно кивнула. Она убрала газеты, наполнитель, какие-то туфли и плащ, чтобы примоститься на ковер рядом со мной. Потом она поставила между нами пепельницу. Минуту мы провели в тишине, покуривая и раздумывая над тем, что мне делать. Казалось, выбор у меня невелик.
– Может, стоит собрать все его замечательные подарки, оттащить их к нему домой и вывалить ему на кровать? – предложила я.
– Очень даже неплохо.
– Или, может, просто заявиться к нему и заорать на него что есть мочи, так чтобы соседи вызвали полицию?
– В высшей степени разумно. Может, тебе надо… Даже не знаю, Би. – Кики начала пародировать Макса. Она зажгла вторую сигарету и подалась вперед, приняв расслабленную позу. – Прикинься доброй и пушистой лапочкой, а потом достань охотничий нож, вырежи у него сердце и сожри его.
– Слушай. А это хорошая идея. А еще можно притащить мини-пулемет «узи», Ки, прицелиться ему в задницу и изрешетить его на фиг.
– А знаешь что, Би? Ты можешь подменить все гребаные сливки в его холодильнике на молоко и посмотреть, как он умрет от удушья.
– Догадываешься, что он скажет в последнюю минуту? – выдохнула я.
Мы вместе крикнули:
– Это не сливки, Би!
Я откинулась на спину, пытаясь отдышаться. По-видимому, я выкурила слишком много сигарет: у меня в груди была сильная боль, но я не могла удержаться от смеха. От того самого истеричного, свистящего смеха, каким, по моим представлениям, обычно смеются люди, прежде чем сигануть с моста в ледяную реку.
– Подожди пять сек. – Кики отошла, чтобы взять трубку. Звонил Кертис. Я поняла это по восторженному выражению ее лица. Я взглянула на часы: прошло всего семь минут, с тех пор как они расстались.
– Правда? – переспросила она, подняв вверх указательный палец. – В самом деле? – Она засмеялась. – Потом. Нет, потом. Обязательно. Обещаю. Пока.
– Я пойду. А то я вам все испортила.
– Никуда ты не пойдешь. – Кики вернулась на место рядом со мной. – Ладно тебе, он позвонил, чтобы сделать мне приятное.
– Значит, у вас все хорошо.
– Просто потрясающе. Серьезно. На днях он сказал мне, что хочет съездить со мной домой на Хануку[81] и познакомиться с моими родителями.
– Здорово. Ау меня даже не получается познакомить Макса с моим пылесосом.
Кики фыркнула:
– Нет, правда, что ты собираешься предпринять?
– Понятия не имею. – Я снова легла на пол и уставилась на трещины в потолке, которые остались здесь со времен последнего землетрясения. – Я не хочу заканчивать эти отношения и не могу их продолжать. В то же время, если я все-таки положу им конец, я не уверена, что смогу это пережить.
– Ты знаешь, что я поддержу тебя в любом случае.
– О да, знаю. Только не волнуйся за меня. – Я встала, чтобы уйти. – Я отправляюсь домой умирать от одиночества, чтобы вы двое могли потрахаться.
Я вздернула брови, посмотрела на Кики и подошла к двери.
– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – спросила она как раз в тот момент, когда телефон опять зазвонил.
Я заверила ее, что все, что мне было необходимо, – это дружеская болтовня и теперь я в полном порядке. Вместо прощания Кики ткнула меня в плечо. Потом она обняла меня.
– Я шлюха, – сказала она и захихикала.
– Да, – вздохнула я. – Я тоже.
Инструкции[82]
– Вырежь по пунктирной линии.
– Прикрепи стрелку при помощи металлического гвоздика (или канцелярской кнопки, кусочка проволоки и т.п.)
– Сконцентрируйся
– Раскрути стрелку
– Сделай то, что скажет колесо.
Каждый вечер в течение недели я звонила Максу домой. Нам нужно было выяснить, расстаемся мы или нет. Откладывать разговор и дальше было просто невыносимо. Однако он не отвечал на звонки, поэтому я вешала трубку, прежде чем включался автоответчик. Он явно меня избегал. И в конце концов, так как у меня не осталось выбора, я позвонила ему на мобильный в рабочее время. Это означало полное поражение.
– Это Макс, – сказал он.
– Это я, – отозвалась я.
– Привет, – ответил он. Казалось, его голос звучит за тысячу миль отсюда.
– Послушай, по-моему, нам надо поговорить. – Я хотела, чтобы это прозвучало деликатно.
– Я знаю. – Значит, он к этому готов…
– Сегодня? – спросила я, стараясь не показывать свое отчаяние.
– Сегодня не могу.
– Тогда завтра.
– Завтра тоже не могу.
– Когда же?
– В пятницу?
– Макс, – сказала я как можно спокойнее, – это же через целых три дня.
– Раньше я не могу.
– Хорошо. Ладно.
– У меня дома, в шесть?
– Идет. – Я поразмыслила над тем, хочу ли я сказать ему еще что-нибудь, но потом просто произнесла: «Пока» – и повесила трубку. Я сидела, уставившись на телефон. Казалось, он был не рад меня слышать. Совсем. «Он ждал, что я просто исчезну, – недоумевала я. – Он что, действительно этого хотел?» Нет, невозможно. Он ведь ни слова не говорил о том, что между нами все кончено. Или предполагалось, что я сама до этого додумаюсь?
Следующие несколько дней прошли как во сне. Я не могла ни на чем сконцентрироваться. Я врезалась головой в стены. Я сильно ударила палец на ноге. Я посадила себе синяк, когда в прострации распахнула дверцу машины и треснула ею себе по лбу. Я плакала – очень много. Кертис уехал из города по делам, поэтому у Кики было время, чтобы обсудить со мной все возможные последствия нашего Разговора. Каждый день мы так долго разговаривали, что у меня садилась батарейка на телефоне. В общем, она предрекала одно из двух. Вариант А: мы с Максом поговорим, и все станет на свои места. И менее приятный, но более правдоподобный вариант Б: я порву с ним, он будет уничтожен и захочет вернуть меня, прежде чем наступит Рождество. Главное, утверждала Кики, – не проявлять слабость. Мне нужно было прийти к нему и заговорить тоном, не допускающим возражений. Я должна была сказать, что больше не потерплю такого наплевательского отношения, если он хочет, чтобы я осталась в его жизни. Таков был мой единственный шанс пережить это чувство, не возненавидев себя. Но несмотря на все радостные заверения Кики, что все будет хорошо, неделя тянулась бесконечно долго. Меня охватило нехорошее предчувствие, что надвигается какая-то катастрофа. Такое же ощущение возникает, перед тем как попадаешь в аварию: ты видишь опасность, видишь опасность, видишь опасность, и это длится так долго, что, кажется, ее можно избежать. Но ты не в силах что-то изменить.
Впервые с тех пор, как мы познакомились, я позвонила в дверь его дома. Обычно Макс оставлял дверь открытой, я входила, поднималась наверх и заставала его за прослушиванием очередной пластинки. Но на этот раз я решила, что это будет слишком неофициально, поэтому позвонила. Дверь открыл какой-то косматый парень. Сначала я решила, что ошиблась домом, потом поняла, что это один из его соседей. «Ну конечно, – подумала я. – Теперь он дома».
– Привет, – сказала я, пытаясь держаться непринужденно, хотя у меня были припухшие глаза и огромный зеленый пакет для мусора в руках.
– Я могу чем-то помочь?
– Э-э… меня зовут Бен. Хм. Макс дома?
– Ах-х-х-х-х… Не знаю.
На столе позади него лежали трехфутовая трубка для конопли и открытый пакетик с дурью.
– Можно взглянуть?
– Ах-х-х-х-х… Наверно. Это…
– Я знаю, где это.
Тут до меня дошло, что сосед по дому понятия не имеет, кто такая Бен. Он никогда обо мне не слышал.
Я прошла мимо него и поднялась в комнату Макса. Занавески были задернуты, хотя было еще довольно рано. Мне потребовалось время, чтобы приспособиться к полумраку. Наконец я увидела, что Макс лежит на кровати лицом к стене.
– Привет, – сказала я, опустив горькую ношу на пол рядом с ударной установкой. Вдруг я пожалела, что принесла ее. Казалось, я расхотела выяснять отношения. Но отступать было поздно. Это была последняя отчаянная попытка все исправить.
– Привет. – Он даже не повернулся.
Я села на мой любимый табурет у барабанов.
– Макс? – Он продолжал меня игнорировать. – Ты хотя бы удостоишь меня взглядом?
Он перекатился на спину. Его взгляд скользнул по мне. Потом он посмотрел на пакет и отвернулся.
– Ну… – начала я. – Давненько я тебя не видела.
Долгое молчание.
Наконец он произнес:
– Я был занят.
– Хорошо. Но мне кажется, когда действительно хочешь быть с кем-то, то время всегда находится, правда?
Ответа не последовало.
– Что происходит, Макс?
Вопрос повис в воздухе. Затем он сказал:
– Не знаю, Бен. Ты мне скажи.
– Так вот. – Я сделала глубокий вдох. – Слушай, я в самом деле хочу, чтобы у нас все было отлично. Понимаешь? Но это нелегко, я ведь никогда тебя не вижу, так?
Он не отвечал.
– Просто мне кажется, что я совсем одна. Как будто тебя больше со мной нет.
Тишина.
– Я что-то сделала не так? Опять тишина.
– Макс, разве ты ничего не хочешь мне сказать?
– А что я должен сказать?
Мне захотелось крикнуть: «Ты должен сказать, что жить без меня не можешь! Что ты просишь прощения! Что ты совершил большую ошибку!»
Но я всего лишь сказала:
– Я хочу, чтобы ты хоть что-то сказал. Он отозвался:
– Что-то.
И вот тогда самообладание покинуло меня.
– Ладно, хорошо, – взорвалась я. – Знаешь что? Я так больше не могу. Серьезно. Если ты и дальше так будешь себя вести, то с меня хватит.
Я встала, держа руки по швам. Я знала, как это выглядит, но мне было все равно.
Но потом я решила дать ему еще один шанс.
– Макс, пожалуйста. Скажи что-нибудь, кроме «что-нибудь». Поговори со мной.
– О Боже, Бен! – Он сел на кровати и посмотрел на меня. Его глаза налились кровью, но не от слез. От злости. Я была удивлена. Я и не подозревала, что могла его разозлить. Он сказал: – Что тебе от меня нужно?
– Что мне от тебя нужно? – не унималась я.
– Да. Я же сказал тебе. Мне не нужна подруга. Это было как удар в солнечное сплетение.
– Нужна, – возразила я.
– Нет.
– Но…
Его глаза говорили: «Но что?»
– А как же наши отношения? Все эти подарки? – заикаясь, произнесла я. – Как же все? То есть я думала, мы оба чувствовали одно и то же. Я думала, это… знаешь… приведет к чему-то большему.
Он покачал головой.
– Мне нравится отрываться с тобой, – признался он. – Но это ни к чему не приведет. И я был счастлив благодаря этому. Ты же – нет.
– Но я счастлива, – услышала я собственный голос. – Очень. И если ты тоже был счастлив, может, это значит, что мы не так далеки друг от друга, как ты думаешь,..
Он не дал мне договорить.
– Сам факт того, что мы об этом разговаривали, свидетельствует об одном: мы очень далеки, – заключил он.
Я продолжала тупо стоять посреди комнаты. Потом он добавил:
– И я не хочу продолжать этот разговор, – и снова лег в постель.
– Макс, – произнесла я. – Мы можем все уладить. Поговори со мной.
– Да брось, перестань так себя вести.
– Ты хочешь, чтобы все закончилось вот так?
– Ладно. Пусть будет по-твоему.
Я пнула ногой пакет и пулей вылетела из комнаты, даже не успев расплакаться.
Первая слезинка упала на асфальт, когда я выбежала из дома. Сначала это напоминало дождь, только маленький. А потом разразился всемирный потоп. «Он даже не увидел, насколько я раздавлена», – подумала я, но не могла понять, хорошо это или плохо.
– На твоем месте я бы не стала красить ресницы. Вот почему, вместо того чтобы поговорить с мамулей, я отправилась к Кики, надеясь, что моя лучшая подруга для разнообразия решила остаться дома. В последнее время ее затянуло в водоворот по имени Кертис: когда я звонила, я чаще всего попадала на автоответчик. Меня это вовсе не раздражало, но надо признать, я не могла поверить, что люди могут столько времени проводить вместе. День за днем. Подряд. К тому же, казалось, они никуда вместе не ходят, поэтому я не знала, как выглядит Кертис, пока однажды он не открыл мне дверь. Стоя в коридоре, я вдруг осознала, что поверх пижамы на мне надета ужасная толстовка, волосы скручены в жуткие косички, а в каждой руке я сжимаю по пачке сигарет. В то время как Кертис таращился на меня, я воспользовалась моментом, чтобы окинуть взглядом его. Описание Кики полностью соответствовало действительности: каштановые волосы, голубые глаза, очки в роговой оправе и выражение лица, как у первоклассника, впервые увидевшего инди-рокера.
– Ты, должно быть, Бен, – произнес Кертис, посторонившись, чтобы я могла пройти. Внутри было темно, лишь несколько свечей мерцали в разных углах комнаты. Судя по всему, Кики и Кертис, уютно устроившись на диване, смотрели «Влюбленного Шекспира» – ну почему все парочки смотрят это кино? – и, по-видимому, им это очень нравилось. Я почувствовала себя незваной гостьей, но в ответ на мои сбивчивые извинения Кертис просто терпеливо улыбался, надевая ботинки и оглядываясь в поисках ключей от машины. Он даже не пожаловался на то, что я им помешала, а просто незаметно отчалил. Так что Кики смогла оказать мне необходимую первую сердечную помощь. Короче, я решила, что Кертис – вполне приличный парень. Классный. Тихий, но классный.
Я не видела Макса и не разговаривала с ним уже целые две недели. После того отвратительного уик-энда, когда я изображала из себя девушку, живущую Полной жизнью, в надежде на то, что это привлечет его внимание, он оставил только одно сообщение на автоответчике. В нем говорилось, что японцы решили остаться еще на пару дней и «у него дел по горло».
Я не перезвонила ему.
Он, однако, тоже больше не звонил.
Где он был? Что происходило? Что это значило? Каждый день я чувствовала себя так, как будто невидимая рука медленно душит меня и смерть подкрадывается все ближе и ближе. Я не могла дышать. Я не могла есть. Я не могла спать.
Я уже собиралась позвонить ему и прямо спросить, в чем дело. Но мне почему-то казалось, что поступить так будет большой ошибкой. Создавалось впечатление, что Максу нужно больше свободы. Но чем больше свободы я ему предоставляла, тем больше он требовал. Я продолжала вспоминать тот день, когда мы смотрели «Влюбленного Шекспира» и он не захотел разговаривать, и наш омерзительный уик-энд в Палм-Спрингс, который Кики и я окрестили «Фиаско». Как можно говорить с человеком, который никогда не хочет разговаривать?
– Ну и что ты собираешься делать? – спросила Кики, закрыв дверь за Кертисом и печально вздохнув.
– Я собираюсь убить его, черт побери, – сообщила я, устраиваясь на замусоренном полу рядом со старыми газетами и полупустым пакетом кошачьего наполнителя. – Я понимаю, что Макс очень занят с японцами, но, Господи Иисусе, они ведь уже давно должны были уехать, разве не так?
– Возможно, что так, – согласилась Кики, задувая свечи и включая свет. Она предложила мне кружку пива, которую я с радостью приняла. – И что?
– Может, мне просто прийти к нему и сказать, что если он будет так ко мне относиться, то я выйду из игры? Я не собираюсь мириться с этим.
– А как же Полная жизнь? – спросила она.
Я посмотрела на нее, словно говоря: «Ты шутишь?», и сказала:
– Его мне все равно не переплюнуть.
Кики еле заметно кивнула. Она убрала газеты, наполнитель, какие-то туфли и плащ, чтобы примоститься на ковер рядом со мной. Потом она поставила между нами пепельницу. Минуту мы провели в тишине, покуривая и раздумывая над тем, что мне делать. Казалось, выбор у меня невелик.
– Может, стоит собрать все его замечательные подарки, оттащить их к нему домой и вывалить ему на кровать? – предложила я.
– Очень даже неплохо.
– Или, может, просто заявиться к нему и заорать на него что есть мочи, так чтобы соседи вызвали полицию?
– В высшей степени разумно. Может, тебе надо… Даже не знаю, Би. – Кики начала пародировать Макса. Она зажгла вторую сигарету и подалась вперед, приняв расслабленную позу. – Прикинься доброй и пушистой лапочкой, а потом достань охотничий нож, вырежи у него сердце и сожри его.
– Слушай. А это хорошая идея. А еще можно притащить мини-пулемет «узи», Ки, прицелиться ему в задницу и изрешетить его на фиг.
– А знаешь что, Би? Ты можешь подменить все гребаные сливки в его холодильнике на молоко и посмотреть, как он умрет от удушья.
– Догадываешься, что он скажет в последнюю минуту? – выдохнула я.
Мы вместе крикнули:
– Это не сливки, Би!
Я откинулась на спину, пытаясь отдышаться. По-видимому, я выкурила слишком много сигарет: у меня в груди была сильная боль, но я не могла удержаться от смеха. От того самого истеричного, свистящего смеха, каким, по моим представлениям, обычно смеются люди, прежде чем сигануть с моста в ледяную реку.
– Подожди пять сек. – Кики отошла, чтобы взять трубку. Звонил Кертис. Я поняла это по восторженному выражению ее лица. Я взглянула на часы: прошло всего семь минут, с тех пор как они расстались.
– Правда? – переспросила она, подняв вверх указательный палец. – В самом деле? – Она засмеялась. – Потом. Нет, потом. Обязательно. Обещаю. Пока.
– Я пойду. А то я вам все испортила.
– Никуда ты не пойдешь. – Кики вернулась на место рядом со мной. – Ладно тебе, он позвонил, чтобы сделать мне приятное.
– Значит, у вас все хорошо.
– Просто потрясающе. Серьезно. На днях он сказал мне, что хочет съездить со мной домой на Хануку[81] и познакомиться с моими родителями.
– Здорово. Ау меня даже не получается познакомить Макса с моим пылесосом.
Кики фыркнула:
– Нет, правда, что ты собираешься предпринять?
– Понятия не имею. – Я снова легла на пол и уставилась на трещины в потолке, которые остались здесь со времен последнего землетрясения. – Я не хочу заканчивать эти отношения и не могу их продолжать. В то же время, если я все-таки положу им конец, я не уверена, что смогу это пережить.
– Ты знаешь, что я поддержу тебя в любом случае.
– О да, знаю. Только не волнуйся за меня. – Я встала, чтобы уйти. – Я отправляюсь домой умирать от одиночества, чтобы вы двое могли потрахаться.
Я вздернула брови, посмотрела на Кики и подошла к двери.
– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – спросила она как раз в тот момент, когда телефон опять зазвонил.
Я заверила ее, что все, что мне было необходимо, – это дружеская болтовня и теперь я в полном порядке. Вместо прощания Кики ткнула меня в плечо. Потом она обняла меня.
– Я шлюха, – сказала она и захихикала.
– Да, – вздохнула я. – Я тоже.
Фили-колесо (не)решительности
Ты так запуталась, что начинаешь сходить с ума? Ломаешь голову над тем, что хочет сказать тебе предательский хрустальный шар? Любит? Не любит? Хватит играть в игрушки! Прекрати уничтожать ромашки! Воспользуйся Филли-колесом (не)решительности! Оно впитало в себя психическую энергию экспертов по паранормальным явлениям и может ответить на любой вопрос. – Б.Ф.Инструкции[82]
– Вырежь по пунктирной линии.
– Прикрепи стрелку при помощи металлического гвоздика (или канцелярской кнопки, кусочка проволоки и т.п.)
– Сконцентрируйся
– Раскрути стрелку
– Сделай то, что скажет колесо.
Каждый вечер в течение недели я звонила Максу домой. Нам нужно было выяснить, расстаемся мы или нет. Откладывать разговор и дальше было просто невыносимо. Однако он не отвечал на звонки, поэтому я вешала трубку, прежде чем включался автоответчик. Он явно меня избегал. И в конце концов, так как у меня не осталось выбора, я позвонила ему на мобильный в рабочее время. Это означало полное поражение.
– Это Макс, – сказал он.
– Это я, – отозвалась я.
– Привет, – ответил он. Казалось, его голос звучит за тысячу миль отсюда.
– Послушай, по-моему, нам надо поговорить. – Я хотела, чтобы это прозвучало деликатно.
– Я знаю. – Значит, он к этому готов…
– Сегодня? – спросила я, стараясь не показывать свое отчаяние.
– Сегодня не могу.
– Тогда завтра.
– Завтра тоже не могу.
– Когда же?
– В пятницу?
– Макс, – сказала я как можно спокойнее, – это же через целых три дня.
– Раньше я не могу.
– Хорошо. Ладно.
– У меня дома, в шесть?
– Идет. – Я поразмыслила над тем, хочу ли я сказать ему еще что-нибудь, но потом просто произнесла: «Пока» – и повесила трубку. Я сидела, уставившись на телефон. Казалось, он был не рад меня слышать. Совсем. «Он ждал, что я просто исчезну, – недоумевала я. – Он что, действительно этого хотел?» Нет, невозможно. Он ведь ни слова не говорил о том, что между нами все кончено. Или предполагалось, что я сама до этого додумаюсь?
Следующие несколько дней прошли как во сне. Я не могла ни на чем сконцентрироваться. Я врезалась головой в стены. Я сильно ударила палец на ноге. Я посадила себе синяк, когда в прострации распахнула дверцу машины и треснула ею себе по лбу. Я плакала – очень много. Кертис уехал из города по делам, поэтому у Кики было время, чтобы обсудить со мной все возможные последствия нашего Разговора. Каждый день мы так долго разговаривали, что у меня садилась батарейка на телефоне. В общем, она предрекала одно из двух. Вариант А: мы с Максом поговорим, и все станет на свои места. И менее приятный, но более правдоподобный вариант Б: я порву с ним, он будет уничтожен и захочет вернуть меня, прежде чем наступит Рождество. Главное, утверждала Кики, – не проявлять слабость. Мне нужно было прийти к нему и заговорить тоном, не допускающим возражений. Я должна была сказать, что больше не потерплю такого наплевательского отношения, если он хочет, чтобы я осталась в его жизни. Таков был мой единственный шанс пережить это чувство, не возненавидев себя. Но несмотря на все радостные заверения Кики, что все будет хорошо, неделя тянулась бесконечно долго. Меня охватило нехорошее предчувствие, что надвигается какая-то катастрофа. Такое же ощущение возникает, перед тем как попадаешь в аварию: ты видишь опасность, видишь опасность, видишь опасность, и это длится так долго, что, кажется, ее можно избежать. Но ты не в силах что-то изменить.
* * *
В пятницу я не стала красить ресницы, перед тем как выехать к Максу. О да, настоящая мелодрама. Но и настроение у меня было мелодраматическое. А еще я собрала все его подарки. В пакет для мусора полетел фотоаппарат «Полароид», который он подарил мне в честь месяца со дня знакомства, вместе со смешными снимками. Я сделала их в тот самый день, чтобы запечатлеть столь знаменательное событие. Туда же отправился плюшевый мишка, обнимавший красное сердце, – однажды утром я нашла его рядом с собой в постели, когда Макс уже ушел на работу. Наверно, он купил его в «Савон», но тогда мне казалось, что это самый лучший подарок на свете. Туда же полетели очки от «Супер-гипер-пупер», которые я получила перед поездкой в Палм-Спрингс. Вслед за ними в пакете оказались упакованные в коробочки многочисленные диски, которые он для меня записал, вместе с тщательно отсканированными и распечатанными обложками. И туда же отправилась вся одежда. Пакет чуть не затрещал по швам. Сознавая, что за несколько недель он уделил мне всего пять минут, я чуть не плакала, глядя на эти подарки. Для меня они были обещаниями, которые он не сдержал.* * *
Остановившись у дома Макса, я вытерла вспотевшие ладони о джинсы, прежде чем схватить мусорный пакет, набитый подарками. Я глубоко вдохнула и попыталась напомнить себе, что приехала сюда для демонстрации владения грубыми политическими методами. «Больше этого не будет», – подумала я. Хватит ждать. Хватит предполагать. Хватит гадать, что он собирается делать и позвонит ли он мне когда-нибудь. Я ведь и так достаточно долго старалась не давить на него. Но у меня была и своя собственная жизнь. В чем бы ни заключалась его проблема, ему придется преодолеть ее, потому что я просто не могу больше довольствоваться его молчанием. Это физически невыносимо.Впервые с тех пор, как мы познакомились, я позвонила в дверь его дома. Обычно Макс оставлял дверь открытой, я входила, поднималась наверх и заставала его за прослушиванием очередной пластинки. Но на этот раз я решила, что это будет слишком неофициально, поэтому позвонила. Дверь открыл какой-то косматый парень. Сначала я решила, что ошиблась домом, потом поняла, что это один из его соседей. «Ну конечно, – подумала я. – Теперь он дома».
– Привет, – сказала я, пытаясь держаться непринужденно, хотя у меня были припухшие глаза и огромный зеленый пакет для мусора в руках.
– Я могу чем-то помочь?
– Э-э… меня зовут Бен. Хм. Макс дома?
– Ах-х-х-х-х… Не знаю.
На столе позади него лежали трехфутовая трубка для конопли и открытый пакетик с дурью.
– Можно взглянуть?
– Ах-х-х-х-х… Наверно. Это…
– Я знаю, где это.
Тут до меня дошло, что сосед по дому понятия не имеет, кто такая Бен. Он никогда обо мне не слышал.
Я прошла мимо него и поднялась в комнату Макса. Занавески были задернуты, хотя было еще довольно рано. Мне потребовалось время, чтобы приспособиться к полумраку. Наконец я увидела, что Макс лежит на кровати лицом к стене.
– Привет, – сказала я, опустив горькую ношу на пол рядом с ударной установкой. Вдруг я пожалела, что принесла ее. Казалось, я расхотела выяснять отношения. Но отступать было поздно. Это была последняя отчаянная попытка все исправить.
– Привет. – Он даже не повернулся.
Я села на мой любимый табурет у барабанов.
– Макс? – Он продолжал меня игнорировать. – Ты хотя бы удостоишь меня взглядом?
Он перекатился на спину. Его взгляд скользнул по мне. Потом он посмотрел на пакет и отвернулся.
– Ну… – начала я. – Давненько я тебя не видела.
Долгое молчание.
Наконец он произнес:
– Я был занят.
– Хорошо. Но мне кажется, когда действительно хочешь быть с кем-то, то время всегда находится, правда?
Ответа не последовало.
– Что происходит, Макс?
Вопрос повис в воздухе. Затем он сказал:
– Не знаю, Бен. Ты мне скажи.
– Так вот. – Я сделала глубокий вдох. – Слушай, я в самом деле хочу, чтобы у нас все было отлично. Понимаешь? Но это нелегко, я ведь никогда тебя не вижу, так?
Он не отвечал.
– Просто мне кажется, что я совсем одна. Как будто тебя больше со мной нет.
Тишина.
– Я что-то сделала не так? Опять тишина.
– Макс, разве ты ничего не хочешь мне сказать?
– А что я должен сказать?
Мне захотелось крикнуть: «Ты должен сказать, что жить без меня не можешь! Что ты просишь прощения! Что ты совершил большую ошибку!»
Но я всего лишь сказала:
– Я хочу, чтобы ты хоть что-то сказал. Он отозвался:
– Что-то.
И вот тогда самообладание покинуло меня.
– Ладно, хорошо, – взорвалась я. – Знаешь что? Я так больше не могу. Серьезно. Если ты и дальше так будешь себя вести, то с меня хватит.
Я встала, держа руки по швам. Я знала, как это выглядит, но мне было все равно.
Но потом я решила дать ему еще один шанс.
– Макс, пожалуйста. Скажи что-нибудь, кроме «что-нибудь». Поговори со мной.
– О Боже, Бен! – Он сел на кровати и посмотрел на меня. Его глаза налились кровью, но не от слез. От злости. Я была удивлена. Я и не подозревала, что могла его разозлить. Он сказал: – Что тебе от меня нужно?
– Что мне от тебя нужно? – не унималась я.
– Да. Я же сказал тебе. Мне не нужна подруга. Это было как удар в солнечное сплетение.
– Нужна, – возразила я.
– Нет.
– Но…
Его глаза говорили: «Но что?»
– А как же наши отношения? Все эти подарки? – заикаясь, произнесла я. – Как же все? То есть я думала, мы оба чувствовали одно и то же. Я думала, это… знаешь… приведет к чему-то большему.
Он покачал головой.
– Мне нравится отрываться с тобой, – признался он. – Но это ни к чему не приведет. И я был счастлив благодаря этому. Ты же – нет.
– Но я счастлива, – услышала я собственный голос. – Очень. И если ты тоже был счастлив, может, это значит, что мы не так далеки друг от друга, как ты думаешь,..
Он не дал мне договорить.
– Сам факт того, что мы об этом разговаривали, свидетельствует об одном: мы очень далеки, – заключил он.
Я продолжала тупо стоять посреди комнаты. Потом он добавил:
– И я не хочу продолжать этот разговор, – и снова лег в постель.
– Макс, – произнесла я. – Мы можем все уладить. Поговори со мной.
– Да брось, перестань так себя вести.
– Ты хочешь, чтобы все закончилось вот так?
– Ладно. Пусть будет по-твоему.
Я пнула ногой пакет и пулей вылетела из комнаты, даже не успев расплакаться.
Первая слезинка упала на асфальт, когда я выбежала из дома. Сначала это напоминало дождь, только маленький. А потом разразился всемирный потоп. «Он даже не увидел, насколько я раздавлена», – подумала я, но не могла понять, хорошо это или плохо.
12…
Следующие несколько недель я шаталась по соседнему району, пытаясь выследить Макса. В кафе. На вечеринках. В бакалейной лавке, хотя он редко готовил. В книжном магазине, хотя он не любил читать. Я одевалась, как на бал, отправляясь на бензоколонку. Я чувствовала себя неудобно, если приходилось выходить из дома с прыщиком или неуложенными волосами. В хорошие дни, когда меня не беспокоили прыщи и с волосами тоже было все в порядке, я находила кучу причин, по которым было необходимо совершить вылазку в город. Меня не покидала надежда, что как-нибудь мы наткнемся друг на друга. И он попросит прощения. И все объяснит. Я так и не встретила его.
Хотя мне казалось, что он везде. Выражение его лица преследовало меня с экрана телевизора, когда я видела там похожего актера. На улице мелькали головы с такой же стрижкой. А его спину я заметила в аптеке – у прилавка, где отпускают лекарства по рецепту. К тому же у меня оказалась замедленная реакция: я принимала за Макса парней, которые даже отдаленно его не напоминали. Это было хуже всего. Я чувствовала себя полной дурой.
Друзей я тоже достала.
– Думаешь, я его бросила или он – меня? – спрашивала я у Кики по крайней мере раз в день.
– Ты его бросила, – отвечала она. – Он измучил тебя, и ты вышла из игры. И ты поступила правильно. Давно пора было положить конец этому безумию.
– Но я не хотела его бросать. Может, на самом деле он тоже не хотел со мной расставаться?
– Нет, – не соглашалась она. – И хотя ты не заявила ему в лицо, что его условия для тебя неприемлемы, ты дала ему это понять. И ты действительно хотела бросить его, просто пока ты это не осознала.
И тогда я задавала ей самый дурацкий вопрос:
– Думаешь, он круче меня?
– Глупость какая, – возмущалась она.
– Но он знает всех модных музыкантов… У него своя компания по производству одежды… К нему приезжают партнеры из Японии…
Она объясняла мне, что, в конце концов, дело не в том, кто круче. Что в душе ни один человек никогда не чувствует себя круче кого-то другого, а у меня просто приступ неуверенности в себе. Потом она заверяла меня, что я никогда не пожалею о своем поступке. А я пыталась заставить себя поверить в ее слова.
Но по мере приближения праздников я все больше и больше тосковала по Максу. Пару раз я звонила Эштону, но он мне не перезвонил. Мне ничего не оставалось, как сидеть дома и предаваться размышлениям, рисуя себе другие варианты развития событий. В одном из воображаемых мною параллельных миров, после того как я вышла из комнаты, Макс пришел в чувство, схватил злополучный пакет, выскочил из дома и закричал:
– Бен! Подожди!
Он поставил пакет на тротуар, встал передо мной и сказал:
– Я не хочу терять тебя, Би.
После этого он поцеловал меня. Этот поцелуй выразил то, что он не мог произнести вслух, и я сразу простила его.
В другом видении я вошла в комнату без пакета и вела себя так, словно ничего не произошло. По прошествии некоторого времени мы поняли друг друга без слов. Макс встал, поставил пластинку, закурил и спросил, какую еду мы будем заказывать. Я улыбнулась, и напряжение между нами растаяло, как утренний туман.
Но были и плохие видения. В самом худшем из них я натыкалась на Макса в компании другой девушки. Восхитительной девушки. Девушки его возраста. Может быть, Кейтлин – с той вечеринки в честь дня рождения Коллина. Что, если они где-то случайно встретились, он пригласил ее куда-нибудь, а она смогла построить отношения с ним таким образом, что стала его подругой? Эта мысль доставляла мне такую боль, что я яростно гнала ее от себя.
– Я хочу вернуть Макса, – в конечном счете заявила я Кики на рождественской вечеринке «Филли». Мероприятие проходило в отеле «Шато Мармон». Мы с Кики стояли в укромном уголке внутреннего двора, уставленного обогревателями. Люди кучковались около них, как комары вокруг ловушек для насекомых: несмотря на сказку о том, что в Калифорнии никогда не бывает холодно, столбик термометра сегодня вечером опустился примерно до сорока градусов[83]. Раскидистые оливы были украшены маленькими белыми лампочками, поэтому через ветки просматривались макушки деревьев и можно было заглянуть в комнаты отеля. Вдруг я заметила силуэт женщины, которая стояла у окна и смотрела на нас сверху вниз. И мне стало интересно, кто она и откуда. Появился другой силуэт – мужской. Он обнял ее за талию. Она повернулась к нему, сказала что-то и задернула занавески.
– Нет, ты не хочешь вернуть его, – настаивала Кики, ударив меня по руке, которой я тянулась за десятым бутербродом с икрой.
– Хочу.
– Не хочешь.
– Хочу, черт побери. – С подноса проходившего мимо официанта я схватила куриный шашлык и затолкала его в рот. – Макета прямо сейчас.
Кики озабоченно огляделась, ища Кертиса. Он находился на другой стороне дворика, и его уже успели заболтать до смерти. Даже на таком расстоянии до нас доносился голос Стеф, рассказывавшей ему о том, что «ВСЕ ЗНАЮТ ЧТО ЭНДЖИ ДЕЛАЕТ ТАТУИРОВКИ В ТОМ ЖЕ САЛОНЕ ЧТО И ПАМЕЛА НО ПРИКОЛ В ТОМ ЧТО НИКТО НЕ В КУРСЕ ЧТО У НИХ ОДИНАКОВАЯ ПЛАСТИКА».
Кики закатила глаза.
– Слушай, я пойду и посмотрю, как там Кертис, хорошо? – сказала она. – Я скоро вернусь, и мы сможем еще поговорить про Макса. Обещаю.
Хотя мне казалось, что он везде. Выражение его лица преследовало меня с экрана телевизора, когда я видела там похожего актера. На улице мелькали головы с такой же стрижкой. А его спину я заметила в аптеке – у прилавка, где отпускают лекарства по рецепту. К тому же у меня оказалась замедленная реакция: я принимала за Макса парней, которые даже отдаленно его не напоминали. Это было хуже всего. Я чувствовала себя полной дурой.
Друзей я тоже достала.
– Думаешь, я его бросила или он – меня? – спрашивала я у Кики по крайней мере раз в день.
– Ты его бросила, – отвечала она. – Он измучил тебя, и ты вышла из игры. И ты поступила правильно. Давно пора было положить конец этому безумию.
– Но я не хотела его бросать. Может, на самом деле он тоже не хотел со мной расставаться?
– Нет, – не соглашалась она. – И хотя ты не заявила ему в лицо, что его условия для тебя неприемлемы, ты дала ему это понять. И ты действительно хотела бросить его, просто пока ты это не осознала.
И тогда я задавала ей самый дурацкий вопрос:
– Думаешь, он круче меня?
– Глупость какая, – возмущалась она.
– Но он знает всех модных музыкантов… У него своя компания по производству одежды… К нему приезжают партнеры из Японии…
Она объясняла мне, что, в конце концов, дело не в том, кто круче. Что в душе ни один человек никогда не чувствует себя круче кого-то другого, а у меня просто приступ неуверенности в себе. Потом она заверяла меня, что я никогда не пожалею о своем поступке. А я пыталась заставить себя поверить в ее слова.
Но по мере приближения праздников я все больше и больше тосковала по Максу. Пару раз я звонила Эштону, но он мне не перезвонил. Мне ничего не оставалось, как сидеть дома и предаваться размышлениям, рисуя себе другие варианты развития событий. В одном из воображаемых мною параллельных миров, после того как я вышла из комнаты, Макс пришел в чувство, схватил злополучный пакет, выскочил из дома и закричал:
– Бен! Подожди!
Он поставил пакет на тротуар, встал передо мной и сказал:
– Я не хочу терять тебя, Би.
После этого он поцеловал меня. Этот поцелуй выразил то, что он не мог произнести вслух, и я сразу простила его.
В другом видении я вошла в комнату без пакета и вела себя так, словно ничего не произошло. По прошествии некоторого времени мы поняли друг друга без слов. Макс встал, поставил пластинку, закурил и спросил, какую еду мы будем заказывать. Я улыбнулась, и напряжение между нами растаяло, как утренний туман.
Но были и плохие видения. В самом худшем из них я натыкалась на Макса в компании другой девушки. Восхитительной девушки. Девушки его возраста. Может быть, Кейтлин – с той вечеринки в честь дня рождения Коллина. Что, если они где-то случайно встретились, он пригласил ее куда-нибудь, а она смогла построить отношения с ним таким образом, что стала его подругой? Эта мысль доставляла мне такую боль, что я яростно гнала ее от себя.
– Я хочу вернуть Макса, – в конечном счете заявила я Кики на рождественской вечеринке «Филли». Мероприятие проходило в отеле «Шато Мармон». Мы с Кики стояли в укромном уголке внутреннего двора, уставленного обогревателями. Люди кучковались около них, как комары вокруг ловушек для насекомых: несмотря на сказку о том, что в Калифорнии никогда не бывает холодно, столбик термометра сегодня вечером опустился примерно до сорока градусов[83]. Раскидистые оливы были украшены маленькими белыми лампочками, поэтому через ветки просматривались макушки деревьев и можно было заглянуть в комнаты отеля. Вдруг я заметила силуэт женщины, которая стояла у окна и смотрела на нас сверху вниз. И мне стало интересно, кто она и откуда. Появился другой силуэт – мужской. Он обнял ее за талию. Она повернулась к нему, сказала что-то и задернула занавески.
– Нет, ты не хочешь вернуть его, – настаивала Кики, ударив меня по руке, которой я тянулась за десятым бутербродом с икрой.
– Хочу.
– Не хочешь.
– Хочу, черт побери. – С подноса проходившего мимо официанта я схватила куриный шашлык и затолкала его в рот. – Макета прямо сейчас.
Кики озабоченно огляделась, ища Кертиса. Он находился на другой стороне дворика, и его уже успели заболтать до смерти. Даже на таком расстоянии до нас доносился голос Стеф, рассказывавшей ему о том, что «ВСЕ ЗНАЮТ ЧТО ЭНДЖИ ДЕЛАЕТ ТАТУИРОВКИ В ТОМ ЖЕ САЛОНЕ ЧТО И ПАМЕЛА НО ПРИКОЛ В ТОМ ЧТО НИКТО НЕ В КУРСЕ ЧТО У НИХ ОДИНАКОВАЯ ПЛАСТИКА».
Кики закатила глаза.
– Слушай, я пойду и посмотрю, как там Кертис, хорошо? – сказала она. – Я скоро вернусь, и мы сможем еще поговорить про Макса. Обещаю.