– Гадость какая! И тебе это понравилось? – взвыла Кики, изображая, что ее сейчас стошнит.
   – Знаю, знаю… Но только представь: он такой искренний. Он говорит, что я восхитительна. И целуется он лучше всех, с кем мне когда-либо приходилось целоваться…
   – Ты маленькая шлюха! – вскричала она.
   О черт! Что еще сказать? Следующее, что я помню: я надела его шорты и футболку «Супер-гипер-пупер». Он зажег свечи. Мы лежали на его большой кровати, покрытой колючим одеялом. (Интересно, почему большинство мужчин не подозревают о существовании постельного белья с высоким номером[36]?) Некоторое время спустя шорты оказались на полу. Макс осыпал поцелуями мой живот в течение целых пяти минут. Я осыпала поцелуями все его тело. Он был ласков и внимателен, а «Кей-уай» больше не попадался мне на глаза. Я была на вершине блаженства.
 
Филли-совет
Телефонные уловки!
   Когда дело касается парней, знание телефонного этикета может спасти тебя от себя самой. – Б.Ф.
   • Никогда не звони первой. Всегда перезванивай.
   • Никогда не перезванивай сразу после окончания разговора.
   • Если ты выучила номер его мобильного, домашнего или рабочего телефона наизусть, значит, ты слишком часто ему звонишь.
   • Чтобы скрыть свой повышенный интерес к его персоне, займись во время разговора чем-нибудь, что требует предельного внимания.
   • Вычеркни из своего лексикона четыре слова на К и одно на Ч: кто, когда, куда, как и что. Если ты будешь постоянно спрашивать у него, когда вы встретитесь, как туда добраться, что он делает дома, куда он собирается и кто с ним идет, ты точно окажешься в дерьме.
   • Всегда заканчивай разговор первой.
   • И помни: самое важное – быть самой собой.
   Макс позвонил через три дня, слава тебе Господи, – именно тогда, когда я уже начала психовать. Я была очень довольна собой, потому что, прежде чем разговор исчерпал себя, я включила звонок факса и, сказав, что мне нужно ответить, первая повесила трубку. Да. Макс назначил мне еще одно свидание в субботу вечером. Сегодня среда. Два долгих дня ожидания, несомненно, убьют меня.
* * *
   – Тебе не кажется, что оно прямо сияет? Чересчур белое… – сказала я.
   – Бен, она ведь невеста, – ответила мамуля. – У нее должно быть белое платье.
   – Да, мам. Но не такое «колгейтно-белое», как в рекламе.
   Одри казалась сбитой с толку.
   – Даже не знаю…
   – Што ей панраавица, так эта вот тоо, з биисером. На нем потрясааающая выыышифка, – перебила продавщица с ужасным акцентом. Мы находились в дорогом свадебном салоне в Беверли-Хиллз. Это был третий по счету магазин, который мы посетили. И у них испортился кондиционер. Одри с жуткой продавщицей удалились в примерочную, чтобы надеть очередное платье, а мамуля отправилась на поиски чего-нибудь еще. Мне ничего не оставалось, как слоняться по магазину. Гвоздично-розовые и светло-голубые фрески на стенах вызывали у меня легкую тошноту. Правда, там было несколько симпатичных платьев. И я даже задумалась, какое купила бы я, если бы собиралась замуж. Прежде чем я успела решить, явилась Одри в одеянии «з биисером». Зрелище было омерзительное.
   – Хм, – произнесла она.
   – Может, это просто не твое, – высказалась мамуля.
   Я изрекла:
   – Ээта плаатье подхоодит тоолько для нивеесты сатаныыы.
   Никто не засмеялся.
   В туфлях, которые оказались на два размера больше, Одри заковыляла обратно к тяжелым бархатным занавескам.
   – Что с тобой? – зашипела мамуля, потянув меня за угол. – Что с тобой? Ты так скептически настроена!
   Тут я решила: пришло время применить «рефлексивное слушание», которым всегда пользуется Нина. Поэтому я сказала:
   – Должно быть, это ужасно, когда чувствуешь, что собственная дочь скептически настроена.
   Мамуля поджала губы:
   – Может, отвезти тебя домой?
   Ненавижу, когда мама говорит со мной так, как будто мне десять лет. Особенно потому, что она не разговаривала со мной так, как будто мне десять, когда мне действительно было десять.
   – Нет. Я хочу еще посмотреть на платья. Правда-правда.
   К своему удивлению, я с нетерпением ждала этого дня. Я думала, это будет забавно, весело и очень по-девичьи. Мне казалось, мы подберем Од идеальное платье и поедем в кафе, чтобы съесть пирог с заварным кремом и выпить по «Мимозе»[37] (таковы мои представления о том, что леди едят на ленч.) Но платья были ужасны. На примерочных образцах красовались пятна от чернил и от пота других будущих невест, которые, видимо, очень нервничали. А фасоны платьев наводили на мысль, что люди, которые их придумали, лишены здравого смысла. К тому же сегодня вечером должно было состояться мое второе свидание с Максом, и в отличие от прошлого раза я хотела тщательно продумать свой наряд. (Мы собирались на рок-концерт, где все, как правило, стремятся перещеголять друг друга.)
   Мамулины нервы были на пределе, поэтому в следующем магазине я не проронила ни слова, когда Одри бросила беглый взгляд на пышное бальное платье кремового цвета с огромным кринолином. Оно напомнило мне о наших детских играх с переодеванием. Одри всегда выбирала одну из двух ролей: сказочная принцесса или мамочка. Я же набрасывалась на мамин шкаф и переодевалась в кого попало: в первую леди, окружного прокурора или Суперженщину. Однажды я встретила мамулю на пороге перемазанная розовой помадой, в красных туфлях на каблуках и пеньюаре, который нашла в ее любимой тумбочке.
   – И кого ты изображаешь? – поинтересовалась она.
   – Проститутку! – сообщила я. Тогда мне было шесть. Четвертый магазин тоже оказался никчемным. Одри планировала посетить еще одно место, и каждый раз, когда я открывала рот, мамуля морщилась так, словно учуяла запах из канализации. К счастью, ей на пейджер пришло сообщение от клиента, который хотел, чтобы она показала ему дом в Хэнкок-парке. И, подвезя нас к первому свадебному салону, чтобы я могла пересесть в свою машину, она многозначительно посмотрела на меня и сказала:
   – Думаю, вы сами отсюда доберетесь.
   – Не вопрос.
   – Можешь поверить, что я выхожу замуж? – осведомилась Одри, когда мы устроились в машине и оказались в полной безопасности: мамуля уже отбыла в противоположном направлении.
   – Я уже сказала: «Немного удивлена».
   – Я в шоке, – заявила она. – Мама постоянно снабжает меня журналами, в которые вклеивает записки о том, какой, как она считает, у меня должен быть букет, какой, как она считает, надо заказать торт…
   – Ну ты же первая из ее дочерей выходишь замуж. Так что придется держать удар.
   Я замолчала, чтобы посигналить подрезавшему меня водителю.
   – Думаешь, если я приду на свадьбу с Кики вместо парня, наши родственники окончательно решат, что я лесбиянка?
   Одри предпочла уйти от ответа.
   – Тебе кажется, я совершаю ошибку? – спросила она.
   – Кто я такая, чтобы судить, совершаешь ты ошибку или нет?
   – Я думаю, ты считаешь, что я совершаю ошибку.
   – Ты любишь Джейми, правда?
   – Больше всего на свете.
   – Тогда ты не совершаешь ошибку.
   Несколько минут мы ехали молча. Только я начала напевать знакомую песню, которую передавали по радио, как Одри прорвало.
   – Думаешь, Джейми классный?
   – По-моему, Джейми очень классный, – сказала я. – У него такие большие глаза. И… он в очень хорошей форме.
   – Ты бы занялась с ним сексом?
   Мне не пришел в голову подходящий ответ на этот вопрос.
   – Ну, если бы ты меня не знала. Если бы ты познакомилась с ним где-нибудь на вечеринке.
   – Ты занималась с ним сексом?
   – Естественно.
   – И тебе это нравится?
   – Да.
   – Вот и все.
   – Но… хм. Честно говоря, хм, у нас не доходит до… – Одри заправила за ухо выбившуюся прядку волос.
   – Не доходит до чего?
   – Не заставляй меня это говорить! – Она показала на свой зад. – Ты знаешь…
   – Он не лижет твою киску?
   – Бен-джа-ми-на! (Этот ответ я получаю всегда, когда мы с Одри разговариваем о сексе.)
   – А что? Не надо так пугаться. Ты сама подняла эту тему.
   Она прокашлялась.
   – Ну, то есть… Может, он бы и согласился. Если бы я попросила. Но я не просила.
   Она внимательно осмотрела ноготь с идеальным маникюром и снова положила руки на колени. Мы остановились на светофоре. Ее кольцо от «Тиффани», подаренное в честь помолвки, переливалось темным блеском. У нее была чистая кожа и прозрачные голубые глаза, а серые брюки великолепно сочетались с гладким черным кардиганом. Я могла бы потратить все свое время, пытаясь стать похожей на Одри, но эти попытки были бы обречены на провал. В моей жизни слишком много беспорядка. Какая она еще юная!
   – А ты позволяешь парням… делать это? – спросила сестра.
   – Да. Всем, кто предлагает.
   – Пф, – фыркнула она и улыбнулась, по-моему, впервые за весь день.
   Мы припарковались у «Сада Купидона». Когда мы вошли, Одри сообщила томящимся в ожидании продавщицам, что я и есть невеста.
   – Одри, – начала я. – Какого…
   Но прежде чем я успела возразить, одна из девушек затолкнула меня в примерочную, стащила с меня блузку прямо через голову и начала снимать мерку, задавая вопросы о женихе. Я сочиняла ответы на ходу. У него собственная компания по производству одежды, сказала я. Еще он художник-график, добавила я. Он высокий и худой. У него шикарный дом в горах. Мы собираемся провести медовый месяц в Африке, и у нас будет двое детей:
   Курт и… м-м-м… Кортни[38]. Ну разве не прелесть? Прелесть, правда?
   Одри начала бросать в проход одно свадебное платье за другим. Я примерила пять штук от Веры Вонг, прежде чем мы нашли то самое Платье. Им оказалось изумительное кремовое чудо без бретелек от самого Кристиана Диора, с юбкой пышнее самых пышных юбок на свете. Сзади его обвивали огромные центифолии из бледно-розового шелка. Оно было вызывающим. Оно было эффектным. Оно было безнадежно романтичным. Продавщица вывела меня из примерочной и заставила взобраться на маленький пьедестал напротив зеркала. Я посмотрела на свое отражение и зарыдала.
   – Мне нравится! – крикнула я сестре, которая тоже расплакалась, но все равно весело хлопала в ладоши. – Мне определенно нравится!
   Продавщица подала мне бумажный носовой платок.
   – Пожалуйста, милая, – сказала она, – только не на платье.
* * *
   Немного позже за мной заехал Макс. Когда я открыла дверь, он протянул мне букет гвоздик и пакет с эмблемой «СУПЕР-ГИПЕР-ПУПЕР» со словами:
   – Это тебе, моя дорогая.
   «Откуда он берет такие слова? – подумала я, принимая пакет и провожая Макса в гостиную. – «Моя дорогая». «Солнышко». Если он назовет меня «куколкой», я растворюсь в луже слезливой женской сентиментальности». Я едко заметила, что сейчас не модно дарить гвоздики. Макс просто пожал плечами и сказал:
   – Если ты знакомишься с парнем из Огайо…
   Я открыла пакет и увидела темно-синюю футболку. На груди был изображен толстый, улыбающийся китайский Будда, а под ним стояла подпись, выполненная в восточном стиле: «ПОГЛАДЬ МОЙ ЖИВОТ, И ТЕБЕ БУДЕТ ВЕЛИКОЕ СЧАСТЬЕ».
   – Мне нравится, – сказала я и, помедлив, добавила: – Но на что это ты намекаешь?
   Макс улыбнулся и погладил мой живот.
   – Это просто на счастье. Пойдем. А то опоздаем.
   Мы собирались в «Космодром» на группу, которую я никогда не слышала и которая называлась «Нью еар». По дороге Макс объяснил, что это яркие представители заумного инди-рока, двое из которых раньше были членами команды «Бедхед». Все музыканты «Нью еар» воспринимали музыку так же серьезно, как любой студент Джульярда[39]. Между прочим, ударник был другом Макса и иногда заходил к нему, чтобы получить пару подарков от « Супер-гипер-пупер». У меня разыгралось любопытство, и я спросила Макса, как он открыл собственное дело. Он сказал, что учился в Школе дизайна Род-Айленда, но теория его совсем не интересовала, и он перестал туда ходить. Он занялся бизнесом, имея двадцать тысяч долларов. Эти деньги удалось наскрести с помощью друзей – профессиональных скейтбордистов. Теперь, по моим подсчетам, «Супер-гипер-пупер» стоила намного больше. Однако дом он снимал. Макс сказал, что пока не готов покупать недвижимость. Все деньги он вкладывал в бизнес. Этим и объяснялось наличие соседей по дому, Сета и Стюарта (Макс называл их Фред и Барни[40]). Я поняла, что Макс живет не один, как только оказалась у него дома: о том, что у него есть соседи, я догадалась, увидев коробки из-под пиццы и фотографию Бритни Спирс, наклеенную на холодильник. Но их самих я так и не увидела. Я была всецело поглощена Максом, его карьерой, каждым светлым волоском на его голове…
   – Почему у тебя нет подружки? – спросила я.
   – О Боже! У меня нет подружки, с тех пор как я окончил школу. – Он засмеялся. – И меня это устраивает. Хотя, знаешь, я терпеть не могу спать один.
   Я косо посмотрела на него, как это умею делать только я.
   – И не мечтай.
   Когда мы вылезли из машины, Макс взял меня за руку и мы пошли в клуб. Я показала вышибале удостоверение личности. И тут увидела нечто из ряда вон выходящее: документы Макса были поддельными.
   Нет, я, конечно, видела фальшивые документы и до этого. Чтобы оплатить последний год обучения в колледже, я по вечерам работала в баре. Мне до смерти надоело подтирать блевотину, поэтому я вырезала фальшивые удостоверения, вешала их на стену за стойкой и украшала большим красным бантом. Пожалуй, только тогда я чувствовала себя сносно, к тому же это очень веселило посетителей. Но этот громила даже не заметил, что права Макса, выданные в Аляске, были заламинированы, хотя в Аляске уже давно не ламинируют документы. Я посмотрела на Макса, словно хотела спросить: «Что происходит?» Он и бровью не повел.
   В баре я, как обычно, заказала шотландское виски с содовой. Макс ограничился «Спрайтом».
   – Итак, – сказала я, сверля его взглядом, – ты бывший заключенный?
   – О чем это ты? – не понял он.
   – Ты находишься в бегах? В розыске? Скрываешься по программе защиты свидетелей?
   – Да нет же. Почему ты спрашиваешь?
   – Ну, – я понизила голос до шепота, – у тебя же поддельные права.
   – И что? У тебя совсем недавно были такие же.
   Он смотрел на меня так, словно я вела себя очень странно, и покусывал соломинку от «Спрайта». Я смотрела на него так, словно он вел себя очень странно, и чувствовала, как на ладони конденсируется влага от холодного стакана с виски. «Зачем мне шесть лет пользоваться фальшивыми правами? – подумала я, потянувшись за салфеткой. – Зачем мне подделка, если я уже достаточно взрослая, для того чтобы…» И тут меня осенило.
   – Макс, сколько тебе лет?
   – Бен, а сколько лет тебе?
   Меткий удар. Я прищурилась и сказала:
   – А как тебе кажется?
   – Не знаю. Я об этом не думал. Двадцать три? Я покачала головой. Плохо дело.
   – Ну ладно… двадцать два… Двадцать один? – Он улыбался.
   Ничего хорошего. Ничего хорошего. Ничего хорошего.
   Я предложила назвать свой возраст одновременно.
   – Идет, – согласился он. Казалось, ему было не по себе.
   – Хорошо, на счет три. Считаешь ты.
   Макс поднял три пальца. Загнул один, второй, третий, и я заорала:
   – Двадцать семь!
   Макс молчал.
   – Двадцать семь! – еще раз прокричала я, пытаясь не терять чувства юмора. – Макс… твоя очередь.
   Он кисло улыбнулся.
   – Хорошо. Только без истерики. Ничего страшного не происходит.
   – Говори.
   – Мне двадцать.
   Мне потребовалась минута на то, чтобы закрыть рот: моя челюсть отвисла до самого стола.
   – Ты шутишь.
   – Я не шучу, когда речь идет о таких вещах.
   – Тебе двадцать?!
   – Да.
   – Двадцать.
   – Именно.
   – Двадцать.
   – М-м-м, ты не против, если я тебя оставлю на секунду? – Я не знала, куда пойти, поэтому бросилась в туалет, по пути опрокинув чью-то кружку с пивом и даже не остановившись, чтобы извиниться. Я хотела умыться холодной водой. Но когда я добралась до раковины, то поняла, что не могу этого сделать – размажется макияж. Вместо этого я закурила сигарету в туалетной кабинке. Мне было интересно, приходят ли кому-то еще в голову такие мысли, как мне: «А это для вас, миссис Робинсон, Иисус любит вас больше, чем вы думаете…»[41]
   Когда я вернулась, Макс был бледен.
   – Я не хотел тебя дурачить, – сказал он. – Я думал, ты ненамного старше меня, потому что работаешь журналистом и все такое, – лишь на пару лет. Ты выглядишь молодо, Би.
   Я проигнорировала тот факт, что он сократил мое имя, хотя это меня подкупило. Он спросил:
   – Разве это так важно?
   Может быть. Да. Может быть. Конечно, мне казалось, что это важно. Первое, что я желала знать, это врет он мне или нет. Насчет собственной компании, дома и всего остального. Но слова Макса звучали правдоподобно. Он сказал, что открыл свое дело, когда учился на первом курсе колледжа. Он бросил учебу, прежде чем закончился учебный год, и это вполне соответствовало тому, что произошло с тех пор. Ему вот-вот должен исполниться двадцать один, сказал он. Через две недели.
   – Выходит, я дикая кошка, – простонала я, хватаясь за голову.
   – Кто-кто?
   – Женщина, которая «клеит» парней моложе себя.
   – Это называется дикая кошка? Прикольно.
   – Вовсе нет.
   – Ну что такое, а? – Он накрыл мою руку своей. – Послушай, я обыкновенный парень. И, честно говоря, мне наплевать, сколько тебе лет. Ты слишком великолепна, я не могу без тебя. – Я начала оттаивать. Он почувствовал это. – Моя маленькая дикая киска, – продолжал он, ткнув меня под ребро. – Р-р-р-р.
* * *
   Позже, прежде чем Макс опять стянул с меня шорты (ой, только не говорите мне, что мне следовало пойти домой), мы решили немного поиграть. Я сказала, что, когда я впервые занималась сексом, он еще учился кататься на детском велосипеде «Би-эм-экс». На это он ответил, что, когда я училась водить машину, он сходил с ума по своей няньке моего возраста, которая уже вышла замуж и родила двоих детей. Когда я училась в колледже, он коллекционировал фигурки героев сериала «Могучие рейнджеры». Макс начал целовать меня. Я открыла глаза и с облегчением обнаружила, что его глаза закрыты. Это дало мне возможность изучить его лицо или по крайней мере его верхнюю часть. Около ушей его щеки покрывал шелковистый пушок.
   За окном начался дождь. Большие капли со стуком падали на асфальт, как будто небеса решили задать земле основательную порку, которую она заслужила. Через открытое окно в комнату проник удивительный запах обновленного мира – запах мокрой земли и чистой листвы. Мои руки скользили по идеальному животу Макса, мускулистому, но не перекачанному, как у большинства двадцатилетних парней. Я почувствовала, как он прижался ко мне чуть пониже пупка. Это прикосновение не было настойчивым, он словно просил разрешения, поэтому я повернула колени в сторону, не пуская его. Пока.
   – Слишком быстро, – прошептала я.
   М-м-м-м-м, – простонал он, не отрываясь от моих губ. Я, завороженная, продолжала наблюдать за тем, как он целует меня. Интересно, каждый ли парень во время поцелуя с девушкой выглядит таким влюбленным?
   Однако утром, когда, покинув теплую постель Макса, я ехала по улице и яркие лучи солнца разоблачающе освещали мокрый тротуар, мне показалось, что все не так уж здорово. «Мне двадцать семь, – подумала я. – Я надеваю свадебное платье и рыдаю». Открывая дверцу машины, я испугалась, что Макс заметил морщинки у меня вокруг глаз, когда, стоя на крыльце, целовал меня на прощание. Раньше я и не думала о том, есть у меня морщинки или нет. Что, если есть? Может, я не настолько хороша, как девушка, которая вот так же покинула его дом до меня. Она скорее всего была студенткой старшего курса колледжа или официанткой из «Выпечки с сюрпризом», расположенной неподалеку. Остановившись у Силвер-Лейк, я позвонила Кики с мобильного. После третьего гудка она сняла трубку.
   – Кики? – сказала я. Мой голос звучал взволнованно.
   – Бен? Все в порядке?
   Весь ужас моего положения открылся в то мгновение, когда я ощутила, что ее беспокойство прямо-таки витает в воздухе.
   – Когда я впервые смотрела «Звездные войны», Макс… – Неужели я сейчас заплачу? – Макс еще не родился.
   Сопровождаемая молчанием шокированной Кики, я поехала домой.

4…

   Кики заявилась во всеоружии: она притащила неначатую пачку сигарет, коробку с шестью бутылками «Амстел» и солнцезащитное молочко. Все это она разложила на стоящем во внутреннем дворике стареньком столике для пикника, который напоминал обломки судна после кораблекрушения. Бросив взгляд на номер солнцезащитного фактора на флакончике, я несколько раз щелкнула зажигалкой.
   – Отлично, – сказала я. – Оно не смоется, когда мы будем заниматься спортом.
   Кики улыбнулась.
   – Так сколько ему лет? – спросила она, подавая мне кружку с пивом.
   – Двадцать лет, одиннадцать месяцев, две недели, – ответила я.
   Кики сидела напротив. Она закурила с помощью одной из тех огромных спичек, которыми мои соседи разжигают горелку для барбекю. Я всегда боялась это делать, потому что там был газ и мне казалось, что я в ту же минуту взлечу на воздух. Живший в соседней квартире тощий парень, который непрерывно жег благовония, иногда готовил там овощные гамбургеры. Причем это происходило только тогда, когда у меня было открыто окно, и в моей квартире начинало пахнуть, как в разгар концерта группы «Фиш». Я же использовала горелку в качестве пепельницы.
   – Ты спросила мамочку, отвезет ли она тебя на его день варенья? – съязвила Кики.
   – Он будет отмечать его дома.
   – Вот и прекрасно. – Кики вытянулась и скрестила свои длинные ноги. – Тебе не придется суетиться в поисках подарка, который подразумевает, что он нравится тебе, но не так уж сильно. И скоро он наконец повзрослеет и сможет свободно ходить по барам.
   – Раз ты так много болтаешь, я пойду закажу пиццу.
   Я пошла наверх за телефоном, принесла его и нажала кнопку с запрограммированным номером. Мне была просто необходима огромная пицца с колбасой и грибами в ближайшие тридцать минут или даже раньше.
   – Хотите еще бесплатный салат? – спросил парень, принимавший заказ. – Всего два доллара.
   – Это не совсем бесплатно, – ответила я, закатив глаза и посмотрев на Кики.
   – А?
   – Два доллара – это небесплатно.
   – Минутку, пожалуйста.
   Ждать пришлось немыслимо долго, поэтому мне удалось поразмыслить над возможными последствиями переедания. Наверно, мне следует заказать салат и обойтись без пиццы, решила я, потому что мой новый парень еще совсем зеленый, и ему скорее всего не доставляет удовольствия видеть мое толстое, изможденное двадцатисемилетнее тело… Он вернулся.
   – Так вы хотите бесплатный салат к пицце или нет?
   – Хм, ладно. Давайте салат и пиццу.
   «Я съем только салат», – подумала я.
   – Ты что, собираешься сесть на диету? – возмутилась Кики, когда я повесила трубку. – Послушай, все будет хорошо. Нет, все будет просто отлично. Все дело в чем? Он немного моложе, чем мы думали. Это не так страшно. Проблема только в общественном мнении.
   – Ой, да перестань. – Я покрутила головой, пытаясь размять мышцы шеи, и в моем позвоночнике что-то хрустнуло. – Ты ведь не думаешь, что это вопрос государственной важности.
   – Нет, послушай. Если бы ты была мужчиной, вице-президентом компании «Сони», а он – сексуальной секретаршей, всем было бы наплевать. Ты бы только получила чертово повышение. Знаешь, я всегда думала, что, как говорится, тот самый парень и есть тот, кто тебе нужен. Даже если бы он работал в центре печати «Кинкос», он все равно бы тебе понравился, несмотря на синий передник. И если бы он не мог заработать себе на хлеб и жил в лачуге, ты бы просто приняла его таким, какой он есть. Помни, на что-то всегда приходится закрывать глаза. На лысину, плохое воспитание, проблемы с наркотиками, уродливые родинки, скрытую агрессивность, плохую одежду, коллекцию марок… По-моему, тебе крупно повезло. Макс классный, верно? У него хорошая работа. У него хорошие волосы. Может, он моложе тебя, так вспомни Сьюзен Сарандон и Голди Хоун. Обе любят молоденьких, а ведь они знаменитости. Факт остается фактом. Макс может стать для тебя идеальным партнером. Или нет. В любом случае, я считаю, возраст не главное. Как бы там ни было, главное, чтобы он справился с ролью твоего парня.
   Я пыталась уяснить все, что сказала Кики. Потом подумала: «Когда Максу будет тридцать три, мне будет сорок».
   – Ты разговаривала с господином Доброе Утро, Вьетнам[42]? – спросила я, открыв вторую бутылку пива в надежде, что смена темы разговора улучшит мое настроение.
   – С Эдвардом? Не-ет. Но один раз я все-таки проявила слабость и позвонила ему.