Страница:
Он кивнул Шиобэн и сел.
После этих общих слов, имеющих весьма отдаленное отношение к теме, Шиобэн снова обвела взглядом собравшихся. Только один человек смотрел на нее дружелюбно, с приятной полуулыбкой. Михаил Мартынов.
«Ну, давай», – словно бы говорил он ей взглядом.
– Доброе утро. Сегодня я намерена меньше говорить и больше слушать, но хотела бы сделать несколько предварительных замечаний. Меня зовут…
– Мы знаем, как вас зовут.
Это сказала одна из геологов – широкоплечая, крепкая женщина с квадратным лицом. Она смотрела на Шиобэн с самой большой неприязнью.
– Значит, у вас передо мной преимущество, доктор…
– Профессор. Профессор Роуз Дели.
Она говорила с выраженным австралийским акцентом. Шиобэн знала о том, что Роуз – специалист по извлечению гелия-3 из лунной породы с помощью солнечного света. Этот изотоп гелия служил топливом для ядерных реакторов, и на него возлагались самые большие надежды в плане лунной экономики. Поэтому Роуз тут была важной персоной.
– Я хочу только узнать, когда вы улетаете, чтобы я могла заняться настоящей работой. И еще я хочу знать, из-за чего вся эта секретность. После девятого июня ограничили исходящую связь, целый ряд баз данных Фалеса и прочие источники хранения информации закрыты…
– Я знаю об этом.
– Это Луна, профессор Макгоррэн. Если вы не заметили, мы все здесь находимся очень далеко от дома, от своих близких. Связь с Землей важна для нашего психологического равновесия, не говоря уже об элементарной безопасности. И если вы не хотите, чтобы моральный дух упал еще сильнее…
Шиобэн подняла руку, призывая Роуз умолкнуть. К ее облегчению, та послушалась.
– Я с вами совершенно согласна.
Так оно и было. Инстинктивно она сама противилась секретности, как и большинство тех, кто работал на Луне, поскольку открытость была важным пунктом бесконечных бесед, сопутствовавших высокой науке.
Она продолжила:
– Введение секретности тяжело для всех, и, уверяю вас, никто бы не стал ее вводить – в обычное время. Но время не обычное. Пожалуйста, выслушайте меня.
Сегодня я стою перед вами как эмиссар премьер-министра Британии и премьер-министра Евразийского союза. Когда я вернусь на Землю, то сообщу о результатах нашего совещания ряду мировых лидеров, включая президента Соединенных Штатов Альварес. А они хотят знать, чего ожидать от Солнца.
Ее слова были встречены насмешливо-изумленными взглядами. До вылета на Луну Шиобэн консультировалась с политологами, и они предупреждали, что на Луне ей придется столкнуться с определенной замкнутостью и равнодушием к политике. До Земли далеко, и все, что происходит там, не слишком важно. Поэтому она подготовила иллюстративный материал.
– Фалес, пожалуйста…
За пять минут она вкратце показала катастрофические последствия выброса солнечной энергии на Земле. Все притихли.
В заключение Шиобэн сказала:
– Вот почему я здесь, профессор Дели. Мне нужно получить ответы на ряд вопросов – эти ответы нужны нам всем. Что случилось с Солнцем? Не повторится ли снова девятое июня? На Луне – а точнее говоря, в этой комнате – собралось несколько ведущих экспертов в области изучения Солнца. А среди них – один ученый, который точно предсказал, что произойдет девятого июня.
Юджин на ее слова никак не отреагировал. Он смотрел в одну точку и словно бы не замечал всех остальных. Михаил сухо проговорил:
– И безусловно, легкость управления потоком информации с Луны чисто случайна.
Шиобэн нахмурилась.
– К секретности мы должны относиться серьезно, сэр. Правительства крупнейших государств на самом деле не понимают, с чем нам пришлось столкнуться. До тех пор, пока они этого не поймут, потоками информации, увы, придется управлять. Паника сама по себе может стать катастрофой.
Роуз промолчала, но ее взгляд остался гневным.
«Только бы мне не нажить врага в ее лице», – подумала Шиобэн.
Постаравшись придать голосу как можно больше бодрости, она сказала:
– Давайте для начала удостоверимся, что у нас в руках, образно выражаясь, одинаковые сборники гимнов. Доктор Мартынов, не будете ли вы так добры и не расскажете ли простому космологу о том, как должно функционировать Солнце?
– С удовольствием.
Михаил, наделенный природным артистизмом, поднялся и прошел во главу стола.
– Все космологи знают, что топливом для Солнца служит жар ядерной реакции. Но чего большинство космологов не знает, так это того, что ядерным реактором является только самое сердце Солнца. Все остальное – специальные эффекты.
К русскому акценту Михаила примешивалась актерская эмоциональность, но в целом слушать его было приятно.
Во время учебы в университете Шиобэн, конечно же, изучала Солнце. Она знала о том, что звезды, в принципе, устроены просто, но поскольку Солнце было ближайшей к Земле звездой, его препарировали до мельчайших деталей. Детали оказались невероятно сложны и по сей день, после нескольких столетий изучения светила, не до конца понятны. Но именно поведение этих самых деталей теперь и угрожало человечеству.
Солнце – газовый шар, состоящий большей частью из водорода. Его диаметр – более миллиона километров, то есть в сто раз больше диаметра Земли, а по массе Солнце превосходит Землю в миллион раз. Источником колоссальной энергии является ядро – звезда внутри звезды, где в результате сложных цепочек реакций великое множество ядер водорода превращается в гелий и другие, более тяжелые элементы.
Энергия ядерного синтеза должна преодолеть путь от раскаленного ядра до холода космоса. Эту энергию подталкивает разность температур – точно так же, как давление гонит воду по трубам. Но ядро окутано толстым слоем плотного газа, называемым лучистой зоной. Этот слой непрозрачен, как каменная стена, и тепло от ядра проходит через него в виде рентгеновских лучей. В следующем слое, так называемой конвективной зоне, плотность вещества снижается до таких параметров, что оно может вскипать, как на сковородке. Отсюда тепло продолжает свой путь к космическому холоду, образуя огромные конвективные воронки. Каждая из них размером во много раз больше диаметра Земли, а движение тепла по этим воронкам происходит со скоростью пешей ходьбы. Над конвективной зоной располагается видимая поверхность Солнца, фотосфера, источник солнечного света и пятен на Солнце. И точно так же, как линза воды, кипящей в кастрюле, всегда организуется в ячейки, так и солнце пузырится гранулами. Его поверхность постоянно изменяется, фотосфера складывается заново, как римская мозаика.
Все эти слои настолько громадны и так сильно сжаты, что Солнце непроницаемо для собственного излучения. Отдельному фотону энергии приходится добираться от ядра до поверхности миллионы лет.
Высвободившись из газового плена, энергия в форме светового потока мчится вверх со скоростью света, словно бы радуясь свободе, и распространяется на большие расстояния. Достигая Земли, находящейся в восьми световых минутах от фотосферы, солнечный свет все еще несет энергию, равную киловатту на квадратный метр. Но даже на расстоянии в несколько световых лет свет Солнца достаточно ярок для того, чтобы его можно было увидеть невооруженным глазом.
Наряду со светом Солнце постоянно выдыхает горячую плазму в лица водящих вокруг него хоровод детей. Этот «солнечный ветер» – сложный турбулентный поток. При определенной частоте света на поверхности видны темные пятна – коронарные дыры, области магнитных аномалий – нечто вроде родимых пятен на лике Солнца. От них в окружающий космос льются потоки высокоэнергетичного «солнечного ветра». Вращающееся Солнце распространяет эти потоки по Солнечной системе спиральными вихрями, словно гигантская газонополивалка.
Михаил сказал:
– Мы наблюдаем за этими вихрями. Как только планета попадает в зону действия одного из них, мы сталкиваемся с проблемами, поскольку по Земле и ее магнитосфере ударяют частицы, имеющие высокий энергетический заряд.
Еще больше бед Земле приносят время от времени происходящие на Солнце аномальные явления, выбросы коронарной массы. Одно из этих чудовищ ударило по нам девятого июня: колоссальная масса плазмы полетела к Земле от поверхности Солнца. Кроме того, существуют вспышки. Эти взрывы на поверхности Солнца, вызванные магнитными полями, являются самыми мощными в современной Солнечной системе. Каждый из них равен взрыву миллиардов ядерных бомб. Вспышки бомбардируют нас излучением различного диапазона – от гамма-лучей до радиоволн. Иногда за ними следует солнечная протонная активность – выброс каскадов заряженных частиц.
Беспокойство Солнца имеет одиннадцатилетний цикл, и на пике этого цикла пятна достигают максимальной величины, а вспышки гораздо мощнее, чем вначале.
Михаил вкратце обрисовал общеизвестный механизм солнечного цикла. Меридиональное течение плазмы по поверхности Солнца от экватора к полюсам разносит вещество пятен к северу и к югу. Вблизи от полюсов остывающий материал опускается в толщу Солнца вплоть до основания конвективного слоя, после чего снова мигрирует к экватору. Но магнитные «шрамы», оставленные солнечными пятнами, на протяжении всего цикла стремятся задержаться на прежних местах и становятся зародышами новых активных областей.
Михаил описал сложные взаимоотношения Солнца, Земли и человечества.
Даже в исторические времена переменчивость Солнца значительно влияла на климат Земли. На протяжении более чем семидесяти лет – с тысяча шестьсот сорокового по тысяча семьсот десятый год – на лике Солнца было замечено очень мало пятен, и на Земле наступил период, который климатологи называют малой ледниковой эпохой. На пике этого периода, в тысяча шестьсот девяностом году, лондонские ребятишки катались на коньках по льду Темзы.
В эру электроники растущая зависимость от высоких технологий сделала человечество гораздо более уязвимым к даже сравнительно небольшим изменениям поведения Солнца. В апреле тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года вспышка на Солнце вывела из строя систему связи ВВС США, и президент Рейган, в это время летевший в самолете над Тихим океаном, целых два часа оставался без связи. До девятого июня самой сильной зарегистрированной солнечной бурей считалась та, что произошла в сентябре тысяча восемьсот пятьдесят девятого года. Тогда плавились телеграфные провода.
– Буря почти такой же мощности разыгралась в две тысячи третьем году, – продолжал Михаил. – С перерывом в несколько дней на Солнце произошло два взрыва, и их потенциал был направлен прямо на Землю. От более тяжелых последствий нас спасло случайное смещение магнитных полей.
Роуз Дели выказала раздражение:
– Все эти явления хорошо известны. Михаил спокойно ответил:
– Да, мы считаем, что научились определять степень воздействия разнообразных «взбрыков» Солнца – и предсказывать их, хотя в этом по-прежнему больше искусства, нежели науки.
Он показал слайд с изображением трех шкал космической погоды, которые нынешняя космическая метеослужба унаследовала от прежнего американского Центра космической экологии и с тех пор значительно усовершенствовала.
– Как видите, мы выделяем для Земли три типа проблем: геомагнитные бури, бури, вызванные солнечной радиацией, и бури, вызывающие помехи в радиосвязи. Все они откалиброваны по мощности при помощи этих шкал с показателями от одного до пяти. Единица означает минимальную мощность, пять – максимальную.
Шиобэн понимающе кивнула.
– И девятого июня…
– Девятого июня имел место, главным образом, выброс коронарной массы, и его мощность следует измерять по шкале геомагнитных бурь.
– И показатель равен…
– Он зашкаливает. То, что произошло девятого июня, беспрецедентно. Но ирония судьбы заключается в том, что события того дня были предсказаны лучше любого другого сюрприза в поведении Солнца за всю историю человечества, благодаря доктору Мэнглсу.
Он бросил взгляд на Юджина.
Но тот продолжал сохранять отсутствующий вид и на упоминание о нем никак не отреагировал. Он словно бы не замечал тех, кто его окружал.
Наступила неловкая пауза. Бад объявил перерыв.
Кофе себе, как выяснилось, нужно было брать самостоятельно, свободных рук не было. И на всей треклятой Луне не нашлось съедобного печенья.
Возле кофейного автомата у дальней стены быстро образовалась очередь. Но Михаил, оказавшийся в числе первых, взял два высоких пластиковых стакана и нерешительно подошел к Шиобэн. Она с удовольствием взяла у него кофе. Морщинистое лицо Михаила было печальным, а красивый голос наполнен теплотой. Шиобэн инстинктивно прониклась приязнью к нему.
– Насколько я понимаю, вы – первый королевский астроном, решивший посетить Луну? – спросил он.
– Знаете, по-моему, никто из моих предшественников никогда вообще не покидал Землю.
– Флемстид гордился бы вами.
– Надеюсь.
Она сделала глоток и не смогла удержаться от гримасы неудовольствия. Михаил улыбнулся.
– Простите за качество кофе на базе «Клавиус». И за тот прием, какой вам здесь оказали. Мы, лунные жители, народ странный. Маленькая община.
– Я, собственно, и ожидала определенной отчужденности.
– Дело не только в этом, – покачал головой Михаил. – Мы привыкли надеяться только на себя – мы вынуждены так себя вести. Отсюда и проистекает некоторое равнодушие к посторонним, а порой даже неприязнь. Безусловно, это совещание затеяно из-за Юджина. А Юджин…
– Человек особенный?
– Вроде того. Характер у него явно непростой. А выбор специальности совсем не способствует общительности. Для последнего поколения специалистов в области физики Солнца нейтрино долгое время были обескураживающе непонятны.
– Да-да. Нейтринные аномалии.
В то время, когда ученые впервые уделили пристальное внимание нейтрино, их поток от ядра Солнца оказался значительно более слабым, нежели его предсказывали тогдашние модели физики элементарных частиц. Оказалось, что физика ошибалась: считалось, что нейтрино не имеют массы, но они ее имели, и когда эту поправку внесли в теоретические модели, вопрос об аномалии был снят.
– Вы знаете, как это бывает в науке, – невесело проговорил Михаил, – приходит мода на какое-то направление, потом она уходит. Вот моя область исследований – вся эта запутанная солнечная погода с ее плазменными бурями и замороченными магнитными полями – никогда не была популярной. Но после истории с аномалией исследования солнечных нейтрино определенно перестали кого-то безумно волновать. А потом Юджин вызвал у всех раздражение – взял да и обнаружил новую нейтринную аномалию, именно тогда, когда все уже вздохнули спокойно и сочли, что все выяснено и решено раз и навсегда.
– Допустим. Но, насколько я понимаю, несмотря на свою ершистость, он здесь человек достаточно популярный.
Михаил вытянул губы.
– «Популярный» – не совсем верное слово. Но всем теперь известно, что именно работы Юджина помогли заранее предсказать катастрофу девятого июня. Конечно, никто не поверил ни единому его слову до тех пор, пока все не случилось. Он добрался ко мне, на Южный полюс, чтобы я смог поднять тревогу. Предупреждение Юджина помогло спасти не одну жизнь. Из-за этого он стал здесь вроде народного героя. Поэтому когда появляется кто-то чужой, вроде вас, и не важно, насколько он высококвалифицированный или высокопоставленный специалист…
– Понимаю. – Шиобэн пристально посмотрела на Михаила и осторожно проговорила: – Если честно, то просто трудно поверить, что такой могучий разум, как у Юджина, может прятаться за таким красивым лицом.
Михаил бросил на Юджина взгляд, полный неприкрытого обожания.
– А мне кажется, что его лицо и его тело – это его проклятие. Все сразу думают: такой красавчик – наверняка всего-навсего выскочка и выпендрежник, не более того. Никто не принимает его всерьез. Даже меня его внешность…
– Отвлекает? – Шиобэн улыбнулась. – Добро пожаловать в клуб, Михаил.
Михаил взволнованно проговорил:
– Но гораздо важнее то, что происходит в этой красивой голове.
Бад объявил о возобновлении совещания.
13
После этих общих слов, имеющих весьма отдаленное отношение к теме, Шиобэн снова обвела взглядом собравшихся. Только один человек смотрел на нее дружелюбно, с приятной полуулыбкой. Михаил Мартынов.
«Ну, давай», – словно бы говорил он ей взглядом.
– Доброе утро. Сегодня я намерена меньше говорить и больше слушать, но хотела бы сделать несколько предварительных замечаний. Меня зовут…
– Мы знаем, как вас зовут.
Это сказала одна из геологов – широкоплечая, крепкая женщина с квадратным лицом. Она смотрела на Шиобэн с самой большой неприязнью.
– Значит, у вас передо мной преимущество, доктор…
– Профессор. Профессор Роуз Дели.
Она говорила с выраженным австралийским акцентом. Шиобэн знала о том, что Роуз – специалист по извлечению гелия-3 из лунной породы с помощью солнечного света. Этот изотоп гелия служил топливом для ядерных реакторов, и на него возлагались самые большие надежды в плане лунной экономики. Поэтому Роуз тут была важной персоной.
– Я хочу только узнать, когда вы улетаете, чтобы я могла заняться настоящей работой. И еще я хочу знать, из-за чего вся эта секретность. После девятого июня ограничили исходящую связь, целый ряд баз данных Фалеса и прочие источники хранения информации закрыты…
– Я знаю об этом.
– Это Луна, профессор Макгоррэн. Если вы не заметили, мы все здесь находимся очень далеко от дома, от своих близких. Связь с Землей важна для нашего психологического равновесия, не говоря уже об элементарной безопасности. И если вы не хотите, чтобы моральный дух упал еще сильнее…
Шиобэн подняла руку, призывая Роуз умолкнуть. К ее облегчению, та послушалась.
– Я с вами совершенно согласна.
Так оно и было. Инстинктивно она сама противилась секретности, как и большинство тех, кто работал на Луне, поскольку открытость была важным пунктом бесконечных бесед, сопутствовавших высокой науке.
Она продолжила:
– Введение секретности тяжело для всех, и, уверяю вас, никто бы не стал ее вводить – в обычное время. Но время не обычное. Пожалуйста, выслушайте меня.
Сегодня я стою перед вами как эмиссар премьер-министра Британии и премьер-министра Евразийского союза. Когда я вернусь на Землю, то сообщу о результатах нашего совещания ряду мировых лидеров, включая президента Соединенных Штатов Альварес. А они хотят знать, чего ожидать от Солнца.
Ее слова были встречены насмешливо-изумленными взглядами. До вылета на Луну Шиобэн консультировалась с политологами, и они предупреждали, что на Луне ей придется столкнуться с определенной замкнутостью и равнодушием к политике. До Земли далеко, и все, что происходит там, не слишком важно. Поэтому она подготовила иллюстративный материал.
– Фалес, пожалуйста…
За пять минут она вкратце показала катастрофические последствия выброса солнечной энергии на Земле. Все притихли.
В заключение Шиобэн сказала:
– Вот почему я здесь, профессор Дели. Мне нужно получить ответы на ряд вопросов – эти ответы нужны нам всем. Что случилось с Солнцем? Не повторится ли снова девятое июня? На Луне – а точнее говоря, в этой комнате – собралось несколько ведущих экспертов в области изучения Солнца. А среди них – один ученый, который точно предсказал, что произойдет девятого июня.
Юджин на ее слова никак не отреагировал. Он смотрел в одну точку и словно бы не замечал всех остальных. Михаил сухо проговорил:
– И безусловно, легкость управления потоком информации с Луны чисто случайна.
Шиобэн нахмурилась.
– К секретности мы должны относиться серьезно, сэр. Правительства крупнейших государств на самом деле не понимают, с чем нам пришлось столкнуться. До тех пор, пока они этого не поймут, потоками информации, увы, придется управлять. Паника сама по себе может стать катастрофой.
Роуз промолчала, но ее взгляд остался гневным.
«Только бы мне не нажить врага в ее лице», – подумала Шиобэн.
Постаравшись придать голосу как можно больше бодрости, она сказала:
– Давайте для начала удостоверимся, что у нас в руках, образно выражаясь, одинаковые сборники гимнов. Доктор Мартынов, не будете ли вы так добры и не расскажете ли простому космологу о том, как должно функционировать Солнце?
– С удовольствием.
Михаил, наделенный природным артистизмом, поднялся и прошел во главу стола.
– Все космологи знают, что топливом для Солнца служит жар ядерной реакции. Но чего большинство космологов не знает, так это того, что ядерным реактором является только самое сердце Солнца. Все остальное – специальные эффекты.
К русскому акценту Михаила примешивалась актерская эмоциональность, но в целом слушать его было приятно.
Во время учебы в университете Шиобэн, конечно же, изучала Солнце. Она знала о том, что звезды, в принципе, устроены просто, но поскольку Солнце было ближайшей к Земле звездой, его препарировали до мельчайших деталей. Детали оказались невероятно сложны и по сей день, после нескольких столетий изучения светила, не до конца понятны. Но именно поведение этих самых деталей теперь и угрожало человечеству.
Солнце – газовый шар, состоящий большей частью из водорода. Его диаметр – более миллиона километров, то есть в сто раз больше диаметра Земли, а по массе Солнце превосходит Землю в миллион раз. Источником колоссальной энергии является ядро – звезда внутри звезды, где в результате сложных цепочек реакций великое множество ядер водорода превращается в гелий и другие, более тяжелые элементы.
Энергия ядерного синтеза должна преодолеть путь от раскаленного ядра до холода космоса. Эту энергию подталкивает разность температур – точно так же, как давление гонит воду по трубам. Но ядро окутано толстым слоем плотного газа, называемым лучистой зоной. Этот слой непрозрачен, как каменная стена, и тепло от ядра проходит через него в виде рентгеновских лучей. В следующем слое, так называемой конвективной зоне, плотность вещества снижается до таких параметров, что оно может вскипать, как на сковородке. Отсюда тепло продолжает свой путь к космическому холоду, образуя огромные конвективные воронки. Каждая из них размером во много раз больше диаметра Земли, а движение тепла по этим воронкам происходит со скоростью пешей ходьбы. Над конвективной зоной располагается видимая поверхность Солнца, фотосфера, источник солнечного света и пятен на Солнце. И точно так же, как линза воды, кипящей в кастрюле, всегда организуется в ячейки, так и солнце пузырится гранулами. Его поверхность постоянно изменяется, фотосфера складывается заново, как римская мозаика.
Все эти слои настолько громадны и так сильно сжаты, что Солнце непроницаемо для собственного излучения. Отдельному фотону энергии приходится добираться от ядра до поверхности миллионы лет.
Высвободившись из газового плена, энергия в форме светового потока мчится вверх со скоростью света, словно бы радуясь свободе, и распространяется на большие расстояния. Достигая Земли, находящейся в восьми световых минутах от фотосферы, солнечный свет все еще несет энергию, равную киловатту на квадратный метр. Но даже на расстоянии в несколько световых лет свет Солнца достаточно ярок для того, чтобы его можно было увидеть невооруженным глазом.
Наряду со светом Солнце постоянно выдыхает горячую плазму в лица водящих вокруг него хоровод детей. Этот «солнечный ветер» – сложный турбулентный поток. При определенной частоте света на поверхности видны темные пятна – коронарные дыры, области магнитных аномалий – нечто вроде родимых пятен на лике Солнца. От них в окружающий космос льются потоки высокоэнергетичного «солнечного ветра». Вращающееся Солнце распространяет эти потоки по Солнечной системе спиральными вихрями, словно гигантская газонополивалка.
Михаил сказал:
– Мы наблюдаем за этими вихрями. Как только планета попадает в зону действия одного из них, мы сталкиваемся с проблемами, поскольку по Земле и ее магнитосфере ударяют частицы, имеющие высокий энергетический заряд.
Еще больше бед Земле приносят время от времени происходящие на Солнце аномальные явления, выбросы коронарной массы. Одно из этих чудовищ ударило по нам девятого июня: колоссальная масса плазмы полетела к Земле от поверхности Солнца. Кроме того, существуют вспышки. Эти взрывы на поверхности Солнца, вызванные магнитными полями, являются самыми мощными в современной Солнечной системе. Каждый из них равен взрыву миллиардов ядерных бомб. Вспышки бомбардируют нас излучением различного диапазона – от гамма-лучей до радиоволн. Иногда за ними следует солнечная протонная активность – выброс каскадов заряженных частиц.
Беспокойство Солнца имеет одиннадцатилетний цикл, и на пике этого цикла пятна достигают максимальной величины, а вспышки гораздо мощнее, чем вначале.
Михаил вкратце обрисовал общеизвестный механизм солнечного цикла. Меридиональное течение плазмы по поверхности Солнца от экватора к полюсам разносит вещество пятен к северу и к югу. Вблизи от полюсов остывающий материал опускается в толщу Солнца вплоть до основания конвективного слоя, после чего снова мигрирует к экватору. Но магнитные «шрамы», оставленные солнечными пятнами, на протяжении всего цикла стремятся задержаться на прежних местах и становятся зародышами новых активных областей.
Михаил описал сложные взаимоотношения Солнца, Земли и человечества.
Даже в исторические времена переменчивость Солнца значительно влияла на климат Земли. На протяжении более чем семидесяти лет – с тысяча шестьсот сорокового по тысяча семьсот десятый год – на лике Солнца было замечено очень мало пятен, и на Земле наступил период, который климатологи называют малой ледниковой эпохой. На пике этого периода, в тысяча шестьсот девяностом году, лондонские ребятишки катались на коньках по льду Темзы.
В эру электроники растущая зависимость от высоких технологий сделала человечество гораздо более уязвимым к даже сравнительно небольшим изменениям поведения Солнца. В апреле тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года вспышка на Солнце вывела из строя систему связи ВВС США, и президент Рейган, в это время летевший в самолете над Тихим океаном, целых два часа оставался без связи. До девятого июня самой сильной зарегистрированной солнечной бурей считалась та, что произошла в сентябре тысяча восемьсот пятьдесят девятого года. Тогда плавились телеграфные провода.
– Буря почти такой же мощности разыгралась в две тысячи третьем году, – продолжал Михаил. – С перерывом в несколько дней на Солнце произошло два взрыва, и их потенциал был направлен прямо на Землю. От более тяжелых последствий нас спасло случайное смещение магнитных полей.
Роуз Дели выказала раздражение:
– Все эти явления хорошо известны. Михаил спокойно ответил:
– Да, мы считаем, что научились определять степень воздействия разнообразных «взбрыков» Солнца – и предсказывать их, хотя в этом по-прежнему больше искусства, нежели науки.
Он показал слайд с изображением трех шкал космической погоды, которые нынешняя космическая метеослужба унаследовала от прежнего американского Центра космической экологии и с тех пор значительно усовершенствовала.
– Как видите, мы выделяем для Земли три типа проблем: геомагнитные бури, бури, вызванные солнечной радиацией, и бури, вызывающие помехи в радиосвязи. Все они откалиброваны по мощности при помощи этих шкал с показателями от одного до пяти. Единица означает минимальную мощность, пять – максимальную.
Шиобэн понимающе кивнула.
– И девятого июня…
– Девятого июня имел место, главным образом, выброс коронарной массы, и его мощность следует измерять по шкале геомагнитных бурь.
– И показатель равен…
– Он зашкаливает. То, что произошло девятого июня, беспрецедентно. Но ирония судьбы заключается в том, что события того дня были предсказаны лучше любого другого сюрприза в поведении Солнца за всю историю человечества, благодаря доктору Мэнглсу.
Он бросил взгляд на Юджина.
Но тот продолжал сохранять отсутствующий вид и на упоминание о нем никак не отреагировал. Он словно бы не замечал тех, кто его окружал.
Наступила неловкая пауза. Бад объявил перерыв.
Кофе себе, как выяснилось, нужно было брать самостоятельно, свободных рук не было. И на всей треклятой Луне не нашлось съедобного печенья.
Возле кофейного автомата у дальней стены быстро образовалась очередь. Но Михаил, оказавшийся в числе первых, взял два высоких пластиковых стакана и нерешительно подошел к Шиобэн. Она с удовольствием взяла у него кофе. Морщинистое лицо Михаила было печальным, а красивый голос наполнен теплотой. Шиобэн инстинктивно прониклась приязнью к нему.
– Насколько я понимаю, вы – первый королевский астроном, решивший посетить Луну? – спросил он.
– Знаете, по-моему, никто из моих предшественников никогда вообще не покидал Землю.
– Флемстид гордился бы вами.
– Надеюсь.
Она сделала глоток и не смогла удержаться от гримасы неудовольствия. Михаил улыбнулся.
– Простите за качество кофе на базе «Клавиус». И за тот прием, какой вам здесь оказали. Мы, лунные жители, народ странный. Маленькая община.
– Я, собственно, и ожидала определенной отчужденности.
– Дело не только в этом, – покачал головой Михаил. – Мы привыкли надеяться только на себя – мы вынуждены так себя вести. Отсюда и проистекает некоторое равнодушие к посторонним, а порой даже неприязнь. Безусловно, это совещание затеяно из-за Юджина. А Юджин…
– Человек особенный?
– Вроде того. Характер у него явно непростой. А выбор специальности совсем не способствует общительности. Для последнего поколения специалистов в области физики Солнца нейтрино долгое время были обескураживающе непонятны.
– Да-да. Нейтринные аномалии.
В то время, когда ученые впервые уделили пристальное внимание нейтрино, их поток от ядра Солнца оказался значительно более слабым, нежели его предсказывали тогдашние модели физики элементарных частиц. Оказалось, что физика ошибалась: считалось, что нейтрино не имеют массы, но они ее имели, и когда эту поправку внесли в теоретические модели, вопрос об аномалии был снят.
– Вы знаете, как это бывает в науке, – невесело проговорил Михаил, – приходит мода на какое-то направление, потом она уходит. Вот моя область исследований – вся эта запутанная солнечная погода с ее плазменными бурями и замороченными магнитными полями – никогда не была популярной. Но после истории с аномалией исследования солнечных нейтрино определенно перестали кого-то безумно волновать. А потом Юджин вызвал у всех раздражение – взял да и обнаружил новую нейтринную аномалию, именно тогда, когда все уже вздохнули спокойно и сочли, что все выяснено и решено раз и навсегда.
– Допустим. Но, насколько я понимаю, несмотря на свою ершистость, он здесь человек достаточно популярный.
Михаил вытянул губы.
– «Популярный» – не совсем верное слово. Но всем теперь известно, что именно работы Юджина помогли заранее предсказать катастрофу девятого июня. Конечно, никто не поверил ни единому его слову до тех пор, пока все не случилось. Он добрался ко мне, на Южный полюс, чтобы я смог поднять тревогу. Предупреждение Юджина помогло спасти не одну жизнь. Из-за этого он стал здесь вроде народного героя. Поэтому когда появляется кто-то чужой, вроде вас, и не важно, насколько он высококвалифицированный или высокопоставленный специалист…
– Понимаю. – Шиобэн пристально посмотрела на Михаила и осторожно проговорила: – Если честно, то просто трудно поверить, что такой могучий разум, как у Юджина, может прятаться за таким красивым лицом.
Михаил бросил на Юджина взгляд, полный неприкрытого обожания.
– А мне кажется, что его лицо и его тело – это его проклятие. Все сразу думают: такой красавчик – наверняка всего-навсего выскочка и выпендрежник, не более того. Никто не принимает его всерьез. Даже меня его внешность…
– Отвлекает? – Шиобэн улыбнулась. – Добро пожаловать в клуб, Михаил.
Михаил взволнованно проговорил:
– Но гораздо важнее то, что происходит в этой красивой голове.
Бад объявил о возобновлении совещания.
13
Нейтрино
Когда слово взял Юджин Мэнглс, все устремили на него любопытные взгляды.
«У него выговор жителя небольшого американского городка, – подумала Шиобэн, – и вдобавок он говорит, как будто ему не двадцать пять – двадцать шесть, а лет семнадцать».
К тому же внешность Мэнглса плохо сочеталась с тем, о чем он должен был рассказать.
Об аномалиях, обнаруженных им в солнечном ядре, Мэнглс повествовал, мягко говоря, бегло.
На самом деле о нейтрино Шиобэн знала довольно много. Существует три известных способа образования нейтрино: при термоядерных процессах, протекающих в недрах звезд, подобных Солнцу, при попеременном включении и выключении ядерного реактора, а также при Большом взрыве, породившем Вселенную, глобальные последствия которого являлись предметом той науки, которой посвятила себя Шиобэн. Материя для нейтрино прозрачна. Поэтому они дают в руки ученых уникальный способ изучения внутренней структуры Солнца, включая и термоядерное ядро, откуда даже свет пробивается наружу с трудом.
Это было ясно. Но все то время, пока Юджин демонстрировал уравнения, заполнявшие целиком весь экран, многомерные графики, при этом тараторя все быстрее, Шиобэн гадала, как он ухитрился защитить докторскую диссертацию перед аудиторией.
В конце концов она прервала его.
– Юджин! Одну минуту! Боюсь, мы за вами не поспеваем.
Он бросил на нее взгляд, полный недовольства и нетерпения. Но ей непременно нужно было прояснить для себя и других главное.
– Вы демонстрируете нам результаты ваших измерений потоков нейтрино.
– Да, да. Трех потоков нейтрино, которые связаны между собой…
Шиобэн снова прервала его:
– Вы видите осцилляции в потоке нейтрино.
– Да.
– А это, в свою очередь, – настойчиво продолжала она, – отражает осцилляции в термоядерном процессе, протекающем в ядре.
– Совершенно верно, – чуть насмешливо произнес Юджин. – Поток нейтрино служит отражением локальных изменений температуры и давления в ядре. А это, в свою очередь, мне удалось смоделировать в виде динамических осцилляций ядра в целом. – Он снова продемонстрировал уйму математических выкладок, в которых Шиобэн признала нелинейные волновые уравнения. – Как видите…
– Юджин, – мягко проговорил Михаил, – нет ли у вас какого-нибудь графического изображения этих выкладок?
Юджина его вопрос удивил.
– Безусловно есть.
Он прикоснулся к софт-скрину, и на нем появилось изображение шара. Шар был покрыт чем-то вроде решетки, напоминавшей линии широты и долготы. Решетка ритмично пульсировала и угасала. Бад Тук присвистнул.
– И вот это – ядро Солнца? Нашего Солнца? Да эта дрянь звонит, как колокол!
Роуз Дели сложила руки на груди и скорчила гримасу.
– Вы уж простите простого геолога за здоровый скепсис, но ядро звезды – это жутко массивная штуковина. С чего бы это ей вдруг колебаться?
Гневный взгляд Юджина обратился к ней.
– Но это элементарно.
«Элементарно». Это словечко в академической среде звучало убийственно унизительно. Глаза Роуз метали молнии.
Шиобэн поспешила вмешаться.
– Давайте по порядку, Юджин.
– Все началось с работ Каулинга в тридцатых годах двадцатого века. Каулинг показал, что скорость выработки ядерной энергии в ядре пропорциональна температуре в четвертой степени. Поэтому условия в ядре Солнца необычайно чувствительны к температурным изменениям…
«Он прав, – с тяжелым сердцем подумала Шиобэн. – Этот „фактор четвертой степени“ приводит к тому, что даже мельчайшие изменения усиливаются».
Несмотря на свою чудовищную массивность, ядро совершенно не обязано было сохранять стабильность, и любая небольшая пертурбация могла серьезно его повредить.
Бад Тук поднял руку.
– Я не понимаю, Юджин. И что? Ведь даже если ядро взорвется, пройдет чертова уйма лет, пока взрывная волна доберется до поверхности.
Роуз Дели кисло усмехнулась.
– Только не это. Насколько я понимаю, с лучистым слоем тоже не все в порядке?
Она оказалась права, что и продемонстрировал Юджин следующим слайдом. На колоссальном резервуаре медленно распространяющейся энергии красовалось нечто вроде стреляной раны, какую могла бы проделать пуля в живой плоти.
«Следовательно, – с тревогой поняла Шиобэн, – защита ядра протяженностью в миллион лет теперь не сработает. Любая энергия, высвободившаяся из ядра, помчится прямым ходом к поверхности».
Юджин озадаченно посмотрел на Роуз.
– Как вы узнали о разрыве?
– Наверное, такой уж сегодня день.
Затем Юджин стал рассказывать о своих моделях колебаний ядра, о том, как он надеялся с их помощью проследить за колебаниями ядра в прошлом.
– Я собираюсь построить модели событий, послуживших толчком к этой нестабильности, которая…
– Давайте пока забудем о прошлом, – вмешалась Шиобэн. – Устремим взгляд в будущее. Покажите нам, что нас ожидает.
Похоже, Юджина не на шутку изумило то, что будущее кого-то интересует сильнее, чем глубочайшая тайна физического происхождения данной аномалии. Но все же он послушно передвинул свою графическую модель вперед во времени на большой скорости.
Шиобэн видела, как сложно выглядит распространение волн в толще ядра и вокруг него, как множественные гармоники накладываются на основные колебания, видела и нелинейные волны – так назвали бы их специалисты. Энергия преображалась из одной формы в другую. И все же Шиобэн сразу заметила участки интерференции, рассеивания – и, что пугало гораздо сильнее, участки резонанса. В этих местах по окружности ядра энергия собиралась в мощнейшие пики. Юджин «заморозил» изображение.
– Вот это – самый последний пик. Катастрофа девятого июня.
Одна сторона ядра ярко пылала неестественным цветом.
– Данные наблюдений подтверждают мое предварительное моделирование и доказывают справедливость экстраполяции в будущее…
«Под „данными наблюдений“, – с горечью подумала Шиобэн, – он имеет в виду жуткую бурю, которая унесла тысячи человеческих жизней».
Она спросила:
– И что нас ожидает?
Юджин снова запустил модель на высокой скорости. Волны колебаний мелькали, вздымались и опускались. Шиобэн не успевала следить за динамикой.
А потом изображение вдруг озарилось ярчайшей вспышкой вокруг ядра – почти ослепительной. Многие от неожиданности зажмурились.
Юджин прекратил демонстрацию изображений и лаконично ответил на вопрос Шиобэн:
– Вот что.
Роуз Дели угрожающим тоном вопросила:
– Что вы хотите этим сказать?
– В этой точке модель перестает существовать. Колебания становятся такими мощными, что…
– Давайте не будем нервничать, – попросила всех Шиобэн. – Юджин, мы видим перед собой еще одну катастрофу. Верно? Новое девятое июня.
– Да.
– Но катастрофа гораздо более серьезна.
Юджин зыркнул на нее. Его явно снова потрясло ее невежество.
– Это вполне очевидно, – буркнул он.
Шиобэн обвела взглядом лица собравшихся. Ученые смотрели на Мэнглса, широко раскрыв глаза. Он явно раньше не сообщал об этих результатах никому, даже Михаилу.
Бад спросил:
– Насколько выброс будет мощнее? Как он проявится? Как ударит по нам, Юджин?
Юджин начал отвечать, но быстро скатился к теоретическим деталям.
Михаил прикоснулся к руке Бада.
– Вряд ли он может ответить. Пока это невозможно. Я с ним поработаю над этим. – И задумчиво добавил: – Но знаете, это не беспрецедентно. Вероятно, мы видим перед собой новую звезду S из созвездия Печи.
– Вот как?
На протяжении десятков лет астрономы изучают состарившиеся звезды класса Солнца, и у многих из них замечены циклы активности, подобные солнечным. Но некоторые звезды гораздо более переменчивы, нежели другие. Невыразительная звезда в созвездии Печи в один прекрасный день неожиданно взорвалась и в течение часа сияла в двадцать раз сильнее обычного.
– Если бы Солнце взорвалось как звезда S в созвездии Печи, – продолжал Михаил, – выброс энергии был бы в десять тысяч раз больше, чем при самых страшных солнечных бурях.
– И чем бы это было для нас чревато? Михаил пожал плечами.
– Вышла бы из строя вся флотилия спутников. Разрушился бы озоновый слой Земли. Растаяла бы поверхность обледеневших спутников планет…
«Печь. Очень подходящее название», – подумала Шиобэн.
А Юджин рассмеялся.
– О, энергетическая нелинейность ядра нашего Солнца будет намного мощнее. На несколько порядков мощнее. Неужели вы этого не видите?
Этим вопросом он заработал множество недовольных взглядов, а некоторые посмотрели на него просто-таки с ненавистью.
Шиобэн изумленно наблюдала за ним. Казалось, все это представляет для Мэнглса всего-навсего упражнение в математике. Этот юнец просто увидел закономерности в данных, а что означали эти закономерности по обычным, человеческим меркам, он словно бы не замечал. Такое отношение к делу просто-таки пугало Шиобэн.
«У него выговор жителя небольшого американского городка, – подумала Шиобэн, – и вдобавок он говорит, как будто ему не двадцать пять – двадцать шесть, а лет семнадцать».
К тому же внешность Мэнглса плохо сочеталась с тем, о чем он должен был рассказать.
Об аномалиях, обнаруженных им в солнечном ядре, Мэнглс повествовал, мягко говоря, бегло.
На самом деле о нейтрино Шиобэн знала довольно много. Существует три известных способа образования нейтрино: при термоядерных процессах, протекающих в недрах звезд, подобных Солнцу, при попеременном включении и выключении ядерного реактора, а также при Большом взрыве, породившем Вселенную, глобальные последствия которого являлись предметом той науки, которой посвятила себя Шиобэн. Материя для нейтрино прозрачна. Поэтому они дают в руки ученых уникальный способ изучения внутренней структуры Солнца, включая и термоядерное ядро, откуда даже свет пробивается наружу с трудом.
Это было ясно. Но все то время, пока Юджин демонстрировал уравнения, заполнявшие целиком весь экран, многомерные графики, при этом тараторя все быстрее, Шиобэн гадала, как он ухитрился защитить докторскую диссертацию перед аудиторией.
В конце концов она прервала его.
– Юджин! Одну минуту! Боюсь, мы за вами не поспеваем.
Он бросил на нее взгляд, полный недовольства и нетерпения. Но ей непременно нужно было прояснить для себя и других главное.
– Вы демонстрируете нам результаты ваших измерений потоков нейтрино.
– Да, да. Трех потоков нейтрино, которые связаны между собой…
Шиобэн снова прервала его:
– Вы видите осцилляции в потоке нейтрино.
– Да.
– А это, в свою очередь, – настойчиво продолжала она, – отражает осцилляции в термоядерном процессе, протекающем в ядре.
– Совершенно верно, – чуть насмешливо произнес Юджин. – Поток нейтрино служит отражением локальных изменений температуры и давления в ядре. А это, в свою очередь, мне удалось смоделировать в виде динамических осцилляций ядра в целом. – Он снова продемонстрировал уйму математических выкладок, в которых Шиобэн признала нелинейные волновые уравнения. – Как видите…
– Юджин, – мягко проговорил Михаил, – нет ли у вас какого-нибудь графического изображения этих выкладок?
Юджина его вопрос удивил.
– Безусловно есть.
Он прикоснулся к софт-скрину, и на нем появилось изображение шара. Шар был покрыт чем-то вроде решетки, напоминавшей линии широты и долготы. Решетка ритмично пульсировала и угасала. Бад Тук присвистнул.
– И вот это – ядро Солнца? Нашего Солнца? Да эта дрянь звонит, как колокол!
Роуз Дели сложила руки на груди и скорчила гримасу.
– Вы уж простите простого геолога за здоровый скепсис, но ядро звезды – это жутко массивная штуковина. С чего бы это ей вдруг колебаться?
Гневный взгляд Юджина обратился к ней.
– Но это элементарно.
«Элементарно». Это словечко в академической среде звучало убийственно унизительно. Глаза Роуз метали молнии.
Шиобэн поспешила вмешаться.
– Давайте по порядку, Юджин.
– Все началось с работ Каулинга в тридцатых годах двадцатого века. Каулинг показал, что скорость выработки ядерной энергии в ядре пропорциональна температуре в четвертой степени. Поэтому условия в ядре Солнца необычайно чувствительны к температурным изменениям…
«Он прав, – с тяжелым сердцем подумала Шиобэн. – Этот „фактор четвертой степени“ приводит к тому, что даже мельчайшие изменения усиливаются».
Несмотря на свою чудовищную массивность, ядро совершенно не обязано было сохранять стабильность, и любая небольшая пертурбация могла серьезно его повредить.
Бад Тук поднял руку.
– Я не понимаю, Юджин. И что? Ведь даже если ядро взорвется, пройдет чертова уйма лет, пока взрывная волна доберется до поверхности.
Роуз Дели кисло усмехнулась.
– Только не это. Насколько я понимаю, с лучистым слоем тоже не все в порядке?
Она оказалась права, что и продемонстрировал Юджин следующим слайдом. На колоссальном резервуаре медленно распространяющейся энергии красовалось нечто вроде стреляной раны, какую могла бы проделать пуля в живой плоти.
«Следовательно, – с тревогой поняла Шиобэн, – защита ядра протяженностью в миллион лет теперь не сработает. Любая энергия, высвободившаяся из ядра, помчится прямым ходом к поверхности».
Юджин озадаченно посмотрел на Роуз.
– Как вы узнали о разрыве?
– Наверное, такой уж сегодня день.
Затем Юджин стал рассказывать о своих моделях колебаний ядра, о том, как он надеялся с их помощью проследить за колебаниями ядра в прошлом.
– Я собираюсь построить модели событий, послуживших толчком к этой нестабильности, которая…
– Давайте пока забудем о прошлом, – вмешалась Шиобэн. – Устремим взгляд в будущее. Покажите нам, что нас ожидает.
Похоже, Юджина не на шутку изумило то, что будущее кого-то интересует сильнее, чем глубочайшая тайна физического происхождения данной аномалии. Но все же он послушно передвинул свою графическую модель вперед во времени на большой скорости.
Шиобэн видела, как сложно выглядит распространение волн в толще ядра и вокруг него, как множественные гармоники накладываются на основные колебания, видела и нелинейные волны – так назвали бы их специалисты. Энергия преображалась из одной формы в другую. И все же Шиобэн сразу заметила участки интерференции, рассеивания – и, что пугало гораздо сильнее, участки резонанса. В этих местах по окружности ядра энергия собиралась в мощнейшие пики. Юджин «заморозил» изображение.
– Вот это – самый последний пик. Катастрофа девятого июня.
Одна сторона ядра ярко пылала неестественным цветом.
– Данные наблюдений подтверждают мое предварительное моделирование и доказывают справедливость экстраполяции в будущее…
«Под „данными наблюдений“, – с горечью подумала Шиобэн, – он имеет в виду жуткую бурю, которая унесла тысячи человеческих жизней».
Она спросила:
– И что нас ожидает?
Юджин снова запустил модель на высокой скорости. Волны колебаний мелькали, вздымались и опускались. Шиобэн не успевала следить за динамикой.
А потом изображение вдруг озарилось ярчайшей вспышкой вокруг ядра – почти ослепительной. Многие от неожиданности зажмурились.
Юджин прекратил демонстрацию изображений и лаконично ответил на вопрос Шиобэн:
– Вот что.
Роуз Дели угрожающим тоном вопросила:
– Что вы хотите этим сказать?
– В этой точке модель перестает существовать. Колебания становятся такими мощными, что…
– Давайте не будем нервничать, – попросила всех Шиобэн. – Юджин, мы видим перед собой еще одну катастрофу. Верно? Новое девятое июня.
– Да.
– Но катастрофа гораздо более серьезна.
Юджин зыркнул на нее. Его явно снова потрясло ее невежество.
– Это вполне очевидно, – буркнул он.
Шиобэн обвела взглядом лица собравшихся. Ученые смотрели на Мэнглса, широко раскрыв глаза. Он явно раньше не сообщал об этих результатах никому, даже Михаилу.
Бад спросил:
– Насколько выброс будет мощнее? Как он проявится? Как ударит по нам, Юджин?
Юджин начал отвечать, но быстро скатился к теоретическим деталям.
Михаил прикоснулся к руке Бада.
– Вряд ли он может ответить. Пока это невозможно. Я с ним поработаю над этим. – И задумчиво добавил: – Но знаете, это не беспрецедентно. Вероятно, мы видим перед собой новую звезду S из созвездия Печи.
– Вот как?
На протяжении десятков лет астрономы изучают состарившиеся звезды класса Солнца, и у многих из них замечены циклы активности, подобные солнечным. Но некоторые звезды гораздо более переменчивы, нежели другие. Невыразительная звезда в созвездии Печи в один прекрасный день неожиданно взорвалась и в течение часа сияла в двадцать раз сильнее обычного.
– Если бы Солнце взорвалось как звезда S в созвездии Печи, – продолжал Михаил, – выброс энергии был бы в десять тысяч раз больше, чем при самых страшных солнечных бурях.
– И чем бы это было для нас чревато? Михаил пожал плечами.
– Вышла бы из строя вся флотилия спутников. Разрушился бы озоновый слой Земли. Растаяла бы поверхность обледеневших спутников планет…
«Печь. Очень подходящее название», – подумала Шиобэн.
А Юджин рассмеялся.
– О, энергетическая нелинейность ядра нашего Солнца будет намного мощнее. На несколько порядков мощнее. Неужели вы этого не видите?
Этим вопросом он заработал множество недовольных взглядов, а некоторые посмотрели на него просто-таки с ненавистью.
Шиобэн изумленно наблюдала за ним. Казалось, все это представляет для Мэнглса всего-навсего упражнение в математике. Этот юнец просто увидел закономерности в данных, а что означали эти закономерности по обычным, человеческим меркам, он словно бы не замечал. Такое отношение к делу просто-таки пугало Шиобэн.