Страница:
— И что же?
— Кем он был для вас? И кем являюсь я?
— Другом. И чересчур пронырливым старлеем.
— Больше, — тряхнула головой Николь. — Слишком многие намекают, будто я оказалась здесь не без вашего участия, что между нами есть какая-то связь, старые дела. Устраивая засаду на «Странник», Морган метил не только в Кэт. Для него это был бы дуплетный выстрел, возможность вам насолить, ударить исподтишка просто ради наслаждения, прежде чем довести дело до конца. Так что случайное знакомство тут не проходит.
— Мы с твоим отцом были близки.
— Любовники?
— Влюбленные. Очень.
— Но вы не остались. А он не мог последовать за вами.
— То, что было тогда… между нами… никоим образом не преуменьшает того, что есть сегодня. Он очень любит твою мать, я вижу это по тебе.
— А что еще?
Кэнфилд улыбнулась и, не сдержавшись, хмыкнула.
— Собственное отражение.
— Я не просила никаких привилегий.
— Все, что ты получила, и хорошее, и плохое, ты заслужила сама. Тут ничего не изменишь. Тебя выделяет отнюдь не мифическая связь со мной.
Хотя порой она и осложняет тебе жизнь. Ты сама устанавливаешь планку, а мы лишь стараемся, чтобы ты ее не снижала.
— Везет мне!
— Тебя что-то беспокоит. Нога?
— Немножко. В основном это из-за проклятой формы. Я не носила ее так давно, что чувствую себя, словно в корсете. Отдала бы все на свете за обрезанные джинсы, свитер, кроссовки и свою летную эдвардсовскую куртку.
— Успеется. — Генерал посмотрела мимо Николь. — Доброе утро, комиссар.
— Здравствуйте, генерал, — отозвался Кьяри.
— Прошу прощения, но послы, наверное, уже заждались, — и Кэнфилд решительно зашагала прочь.
Кьяри сграбастал Николь в объятия, и она невольно поморщилась, когда он оторвал ее от пола. Но он тотчас же осторожно опустил ее и с тревогой заглянул в лицо.
— Со мной все в порядке, — заверила Николь. — Честное слово!
— Ну-у, — протянул он, нисколько не сомневаясь, что она водит его за нос, — вчера вечером ты определенно была бодрее.
— На меня снизошло вдохновение, а заодно и легкое помешательство. Теперь расплачиваюсь.
Он от души хохотнул, и Николь пожала ему руку. Как замечательно, что вместо боевых когтей халиан'т'а она чувствует его нежные пальцы. Потом вгляделась в лицо, мысленно отмечая перемены. Шаврин ввела ему вакцину, как только спасательная партия вытащила их из шлюза.
Николь смотрела видеозапись, но даже теперь, многие месяцы спустя, воспоминания вызывали ужас. Гель спас их от верной смерти, но жизнь их висела на волоске. Хана и Андрей вместе с медиками халиан'т'а стабилизировали их состояние и сразу же погрузили в анабиоз, поджидая, когда можно будет отправить обоих в приличный госпиталь. А там первые две недели смахивали на марафон, причем они выступали в роли эстафетных палочек. Николь едва не отправилась на тот свет.
Но теперь оба находились на пути к полному выздоровлению. Глаза Кьяри уже напоминали человеческие, но спектр больше соответствует стандартам халиан'т'а, а волосы всегда будут походить на львиную гриву. Он сохранил способность говорить на их языке, хотя и утратил изрядную часть памяти поколений инопланетян. Кроме того, он стал намного грациознее, чем до полета; в постели он горько сетовал, что чувствует себя «колченогим калекой».
— Где ты витаешь? — спросил он.
— Я буду скучать о тебе, — просто ответила она.
Чувства переполняли девушку. Как примитивен наш язык, нет таких слов, чтобы поведать Кьяри свою сердечную боль.
— Я тоже буду скучать. Прогуляемся? Николь позволила ему вести себя, потом воскликнула в притворном ужасе:
— Черт побери мои дерьмовые мозги! Бен, я тебя поздравляла с назначением в посольство халиан'т'а?
— Неоднократно, — с улыбкой кивнул он.
— Ясно. Меня можно списывать. Старческое слабоумие, а ведь мне еще нет и тридцати! Но официальный переводчик — это ведь жуткая ответственность!
— Еще бы! Я второе лицо после Кимандре, посла. Его единственное связующее звено с Конфедерацией. Пока они не найдут нового Толмача.
— Я бы не выдержала подобную нагрузку, — покачала головой Николь. — Меня всегда привлекает свой путь.
— Я был таким же. Но изменился.
— Завидую. — Она помолчала, чтобы выиграть время и собраться с мыслями. — Видел последний рапорт об астероиде Моргана? — Николь прибегла к обходному маневру, стараясь уйти от серьезного разговора.
— Конечно. Я переводил его для Шаврин.
— Там не осталось ничего. Астероид и все корабли в радиусе тысячи километров просто испарились, когда «Разведчик просторов» нырнул в искривленное пространство, не оставив ни малейшего намека на то, кто или что финансировал корсаров; только брошенные мимоходом слова Лала о какой-то Корпорации.
— Предприятие было немаленькое, потеря довольно ощутимая.
— На его место придут другие.
— Для этого, Рыжик, мы здесь и нужны — чтобы отсекать мерзавцев. — Кьяри бросил взгляд на часы.
— Хочешь повернуть стопы в зал ожидания?
— Да не очень. Но, пожалуй, надо идти. Шаврин говорит, что я уникум; пройдет не один год, прежде чем новый Толмач — или человек — достигнет моего уровня.
— Значит, ты надолго.
— Да, — согласился он, и годы вдруг пропастью разверзлись между ними.
На его лицо легла тень, и Кьяри обернулся к Николь, словно пытаясь заглянуть в глаза девушки.
— Я не хочу, чтобы это кончалось, Николь. Я помню свои слова, но между нами родилось особое чувство. Если я уйду…
— Ты должен. Слишком многое поставлено на карту.
— Слабое утешение.
— Ты забрал мое сердце, любимый. Что еще я могу тебе подарить?
— Обязательство?
— Боже, мне впервые так тяжело с той поры, как я покидала своего ненаглядного, чтобы поехать на два месяца в летний лагерь. Мне тогда было одиннадцать. Я думала, что умру.
— И что же дальше?
— Когда я вернулась, все изменилось. Мы по-прежнему нравились друг другу, но прежнее трепетное чувство улетучилось.
— Все течет, все меняется.
— Правильно. Ты сам учил меня этому, Бен. — Она вдруг вспомнила строчку из любимой дедушкиной книжки, которую он читал малышке Никки перед сном. — Как это вдруг ни с того ни с сего ты стал так молод, а я — так стара; Тебе впрыснули гены Толмача-младенца?
— Все к лучшему в этом лучшем из миров. Он наклонился и легонько поцеловал ее в губы, и сердце Николь екнуло: протекающий между ними ток так же силен и губителен, как и вначале. Николь изо всех сил прижала его к себе в неистовом, страстном объятии, сводящем на нет их неуклюжий разговор.
Они не размыкали рук, пока не прозвучала музыкальная заставка, предшествующая объявлению.
— Внимание, — женский голос как две капли воды был похож на голос компьютера «Лунного Рапитранса», — приготовиться персоналу звездолета «Первопроходец». Просьба собраться у выхода номер один для вылета в восемнадцать ноль-ноль по усредненному лунному времени. Текущее время семнадцать ноль-ноль УЛВ. Комиссара Бенджамина Кьяри и старшего лейтенанта Николь Ши ждут у выхода номер один.
Прозвучала вторая заставка, и голос завел на сей раз по-французски:
— Faites attention, faites attention, mesdames et messieurs…
Эта литания прозвучит на всех распространенных языках Земли, а когда окончится — объявят полную готовность.
У зала для особо важных персон их остановил мурлыкающий оклик. Шаврин в блистательных официальных одеяниях. За ней генерал Кэнфилд, совещающаяся с послом Кимандре, и двумя голограммами, в которых Николь распознала американского президента и советского генсека, вышедших на связь с Земли. Подумав, сколько стоит подобное свидание, Николь округлила глаза.
Шаврин поздоровалась, ласково прикоснувшись к Николь. Внимательно выслушав инопланетянку, комиссар перевел:
— Шаврин извиняется, что не смогла навестить вас, и надеется, что вы поймете и простите ее. Она надеется, что вы, Николь, понимаете, почему она так поступила… со мной. Теперь, когда миссия ее завершена, она готова предложить собственную жизнь в искупление. Это называется алах'н'ин — цена крови.
Николь оцепенела. Благодаря многотомным отчетам Кьяри, которые он присылал, она знала, к каким серьезным последствиям могут привести только что произнесенные слова. Она порывисто притянула Шаврин, надеясь, что язык тела скажет гораздо больше, чем слова. От неожиданности Шаврин напряглась, но мало-помалу оттаяла и начала легонько поглаживать девушку когтистыми пальцами. В ее груди родился рокот, немного напоминающий мурлыканье, и Николь вдруг стало тепло и уютно, глаза внезапно увлажнились. Когда же они наконец разомкнули объятия, Шаврин одарила ее знакомым лукавым взглядом и зарычала на Кьяри.
— Я сделала что-то не то? — не выдержала Николь.
— Напротив.
— Бен, пожалуйста, передай Шаврин, что мне совершенно не нужен ее алах'н'ин. Если я и пострадала из-за нее, то лишь косвенно. Это ведь ты преобразился; если ты понял и принял и… простил, что ли?., то могу ли я предъявлять претензии?
— Я всегда знал, что у тебя есть скрытые резервы. Рад, что они так здорово реализовались, — улыбнулся Кьяри. Николь зарумянилась от удовольствия. — Кстати, Рыжик, у тебя неплохое произношение.
— Я поработала с лингафонным курсом.
— Ну так я запишу еще. Сувенир.
— Не надо шутить. Хотя бы над этим.
В зале яблоку некуда было упасть от высокопоставленных сановников, деликатно строивших глазки Шаврин и ее командному составу, но некоторые бросали совсем уж нескромные взгляды в сторону Николь и Кьяри. Она просто физически ощущала любопытные взоры. Пристальные взгляды коллег-офицеров уже неприятны, но стать центром внимания толпы совершенно чужих людей, даже минут на пять…
— Внимание, объявляется полная готовность для персонала звездолета «Первопроходец»…
Позади раздалось вежливое покашливание.
— Прошу прощения, лефтенант, — Джомо Кимандре из Восточно-Африканского союза, бывший генеральный секретарь ООН, а ныне чрезвычайный посол планеты Земля в Конфедерации халиан'т'а говорил с легким акцентом, чему был обязан учебой в Оксбридже и годам изгнания в Лондоне. — Комиссар, пора в путь.
— Мы сейчас подойдем, сэр.
— Несомненно. — Он протянул руку, и Николь машинально пожала ее. — Лейтенант, весь мир в неоплатном долгу перед вами. Не многие знают о вашем поступке, но его никогда не забудут.
У Николь вспыхнули уши.
— Я выполняла свой долг, сэр.
Он улыбнулся, как улыбался отец, когда знал их секрет, и склонил голову.
— Прощайте. Надеюсь, когда-нибудь встретимся.
Поцеловав руку Николь, он стремительно зашагал к переходному тоннелю, ведущему в челнок, который доставит его свиту на высокую стационарную орбиту «Первопроходца». Николь и Кьяри пошли вместе с Шаврин. Они держались за руки, она просто смотрела по сторонам. По пути не проронили ни слова.
Взойдя по эстакаде, Шаврин сняла свою цепь и надела на шею Николь. И в тот же миг перед девушкой встала картина поминального обряда на борту «Разведчика просторов» и неистовый танец с Шаврин. В тот вечер на капитане халиан'т'а была та же цепь.
— «В мой дом входишь ты», — слово в слово торжественно повторял Кьяри, — «становишься плотью от плоти моей, аки плод чрева моего, обретая права, титулы, почести и должности из сего проистекающие. Ты пролила кровь за меня, кровью сей связуем наши души навечно.
Прощай же, дочь моя».
И Шаврин ушла. Николь медленно выдохнула, только теперь заметив, что все это время сдерживала дыхание.
— Дьявол, я опять заплачу.
— Это хорошо, — откликнулся Кьяри. — Ненавижу сольные партии.
Глаза его неестественно блестели.
Они поцеловались. И Кьяри покинул ее.
Все кончилось.
Она совершенно неподвижно уставилась в расписанную фресками стену, пока люк бесшумно закрывался в ожидании хлопка, означающего, что спусковые салазки выдвигаются на старт. И вот хлопок, а еще минуту спустя индикаторы на информационном табло сообщили об успешном запуске.
Николь представляла, как челнок взмывает над да Винчи и устремляется к сверкающему исполинскому звездолету, который доставит Шаврин домой, а Кьяри — навстречу великолепным приключениям. Но этот образ мгновенно вытеснил другой: челнок приближается не к «Первопроходцу», а к «Страннику», и на его борту двое молодых офицеров, четверо специалистов и шкипер. Она вдруг перенеслась на год назад, когда жизнь была чище, проще, счастливее. Этот короткий отрезок вместил столько событий. Было много открытий — и в других, но больше в себе. И многое пришлось ей совсем не по душе.
А самое главное, неожиданно подумала Николь, что она почти ничему не научилась.
Когда Николь спустилась по эстакаде и зашагала по площади, у нее заныла нога. Врачи сказали, что столь серьезные травмы лечит время и терпение, а безумные выходки вроде вчерашней наверняка не входят в лечебную программу. Ну и наплевать! Пусть болит.
В зале было пусто, но даже будь он переполнен народом, ей все равно было бы одиноко.
— Привет, — к ней тихо подошла Хана.
— Привет. Где ты скрывалась? Я высматривала тебя на церемонии.
— Я там была, но ты вылетела как ошпаренная, а когда я тебя нагнала, я… не хотела мешать. Мне нравится твой новый облик.
Николь сконфуженно улыбнулась и взъерошила волосы. На следующий же день после выписки из госпиталя Андрей коротко остриг ее, оставив побольше волос на макушке.
— Спасибо. У меня кишка тонка раскрутиться на всю катушку.
— У вас, вояк, долг превыше всего.
— И стандарты, как мне сказали, насупив брови.
— А планы?
Николь обвела взглядом зал и переходной тоннель и сказала сиплым от нахлынувших чувств голосом:
— Да, хочу идти.
— Из-за Кьяри?
— Хотелось бы так думать. Было бы легче справиться. — Она потрясла головой. — В том-то и дело, Хана, что я хочу именно идти! Ведь их культуру не сравнить с теми, что нам известны! Народ, цивилизация! А это лишь начало! Есть и другие расы! Я хочу видеть их, познавать, двигаться вперед!
— Считаешь, что готова?
— Ты намекаешь на то, что я хожу с палкой?
— Сама знаешь.
— Нет. Я хожу в героях, но еще не готова. Мне это уже говорили.
— Не падайте духом, Ши.
Девушки так и подскочили, увидев Кэнфилд, сидящую на одной из скамеек, опоясавших площадь, и почти незаметную в тени. Как только они обернулись, Кэнфилд встала и подошла к ним.
— Героем может стать любой дурак, — негромко продолжила она. — Для этого всего-навсего надо оказаться в нужном месте в нужное время. И это счастливое совпадение не ускользнуло от внимания ваших соперников. Так что все говорит о том, что это… — она коснулась Солнечного креста Николь, — …досталось в лотерею. А это… — она постучала по «крылышкам» командир-астронавта на своей груди, — …заслуженно.
Ты совершила свой первый полет, Николь. И проявила себя гораздо лучше, чем мы могли надеяться. У тебя большие потенциальные возможности. Но тебе придется пройти очень много, прежде чем реализуешься. Поставь перед собой цель, и сама почувствуешь собственные возможности. Этого ли ты хочешь? — Николь покачала головой. — Конечно, придется нелегко. Но только так ты обретешь нечто воистину ценное.
Хана смотрела на кенотаф.
— Там так много имен, генерал, и наши едва не пополнили этот список.
— Возможно, это не за горами, доктор Мураи. Наша профессия не из легких. Но они верили в то, что делали. И у каждого была мечта. Почти такая же, как у тебя, Николь. Космос — наш «форпост цивилизации», вызов, брошенный неизвестности. Они считали риск оправданным и уплаченную цену не слишком высокой. Только подумайте, всего столетие назад мы — род человеческий — были прикованы к земле. То, что мы вершим ныне, нашим предкам и не снилось. И все же, строго говоря, все осталось по-прежнему. Наши корабли стали лучше, наши знания — обширнее. Но в то же самое время мы знаем, что нам еще очень многое предстоит. Что тут смешного, Ши?
— Совпадение, мэм. Я недавно думала о том же.
— Вы невероятно богатые наследники самого драгоценнейшго из ресурсов — человеческих жизней. Ваша высочайшая цель — доказать, что вы достойны этого дара.
— Вы говорите о нас обеих? — уточнила Хана.
— Доктор, наши двери открыты для всех. Я тоже ношу цивильное платье. Неужели вы утверждаете, что ваши грезы отличаются от мечты Николь? А если вам предложат принять участие в миссии «Первопроходца» — вы разве не подпрыгнете от радости?
— До Луны?
Все трое весело рассмеялись.
— Терпение, девушки. У вас еще все впереди, поверьте. А пока — не зайдете ли ко мне на обед? Кроме вас, будут доктор Элиас, мой зам по кадрам полковник Дженда, доктор Зимянин со своим возлюбленным. Нам… мне не терпится узнать обо всем из ваших уст.
— Спасибо, мэм, — откликнулась Николь. — С удовольствием.
— Ну, тогда едем?.. — Кэнфилд указала на стоянку «Рапитранса».
По пути к стоянке она чуть приотстала, приглядываясь к собеседницам. Николь изо всех сил скрывала хромоту, придавая ей видимость небрежной походки, а Хана нерешительно держалась сбоку, словно боясь отпора, а потом вдруг решительно взяла Николь под руку. На мгновение обе напряглись, затем настороженность пропала, и обе как-то обмякли; Николь чуть оперлась на подругу, а Хана обрадовалась помочь. И та, и другая разлучились с любимыми, уступая властному велению долга — чтобы, к собственному изумлению, прийти к более острым, чистым, вечным чувствам. Кэнфилд позавидовала свежести их ощущений, их молодости. Это она стояла у истоков, помогая человечеству сделать первые, неуверенные шажки к звездам, но путь будут прокладывать они. Какие чудеса откроются их взору, какие приключения ждут?
Она улыбнулась музыкальной романтичности этой фразы. Как это похоже на утро, когда состоялся ее собственный первый полет, когда голубизна небес за стеклом фонаря сгустилась в чернильную тьму, а она с неудержимым восторгом наблюдала вспыхивающие звезды. Она побывала там и вернулась, чтобы поведать об этом. Теперь настал их черед.
Она еще на мгновение задержалась перед кенотафом в почтительном молчании, затем попрощалась с призраками и заспешила вслед за новым поколением.
Списана на Землю
1
1
— Кем он был для вас? И кем являюсь я?
— Другом. И чересчур пронырливым старлеем.
— Больше, — тряхнула головой Николь. — Слишком многие намекают, будто я оказалась здесь не без вашего участия, что между нами есть какая-то связь, старые дела. Устраивая засаду на «Странник», Морган метил не только в Кэт. Для него это был бы дуплетный выстрел, возможность вам насолить, ударить исподтишка просто ради наслаждения, прежде чем довести дело до конца. Так что случайное знакомство тут не проходит.
— Мы с твоим отцом были близки.
— Любовники?
— Влюбленные. Очень.
— Но вы не остались. А он не мог последовать за вами.
— То, что было тогда… между нами… никоим образом не преуменьшает того, что есть сегодня. Он очень любит твою мать, я вижу это по тебе.
— А что еще?
Кэнфилд улыбнулась и, не сдержавшись, хмыкнула.
— Собственное отражение.
— Я не просила никаких привилегий.
— Все, что ты получила, и хорошее, и плохое, ты заслужила сама. Тут ничего не изменишь. Тебя выделяет отнюдь не мифическая связь со мной.
Хотя порой она и осложняет тебе жизнь. Ты сама устанавливаешь планку, а мы лишь стараемся, чтобы ты ее не снижала.
— Везет мне!
— Тебя что-то беспокоит. Нога?
— Немножко. В основном это из-за проклятой формы. Я не носила ее так давно, что чувствую себя, словно в корсете. Отдала бы все на свете за обрезанные джинсы, свитер, кроссовки и свою летную эдвардсовскую куртку.
— Успеется. — Генерал посмотрела мимо Николь. — Доброе утро, комиссар.
— Здравствуйте, генерал, — отозвался Кьяри.
— Прошу прощения, но послы, наверное, уже заждались, — и Кэнфилд решительно зашагала прочь.
Кьяри сграбастал Николь в объятия, и она невольно поморщилась, когда он оторвал ее от пола. Но он тотчас же осторожно опустил ее и с тревогой заглянул в лицо.
— Со мной все в порядке, — заверила Николь. — Честное слово!
— Ну-у, — протянул он, нисколько не сомневаясь, что она водит его за нос, — вчера вечером ты определенно была бодрее.
— На меня снизошло вдохновение, а заодно и легкое помешательство. Теперь расплачиваюсь.
Он от души хохотнул, и Николь пожала ему руку. Как замечательно, что вместо боевых когтей халиан'т'а она чувствует его нежные пальцы. Потом вгляделась в лицо, мысленно отмечая перемены. Шаврин ввела ему вакцину, как только спасательная партия вытащила их из шлюза.
Николь смотрела видеозапись, но даже теперь, многие месяцы спустя, воспоминания вызывали ужас. Гель спас их от верной смерти, но жизнь их висела на волоске. Хана и Андрей вместе с медиками халиан'т'а стабилизировали их состояние и сразу же погрузили в анабиоз, поджидая, когда можно будет отправить обоих в приличный госпиталь. А там первые две недели смахивали на марафон, причем они выступали в роли эстафетных палочек. Николь едва не отправилась на тот свет.
Но теперь оба находились на пути к полному выздоровлению. Глаза Кьяри уже напоминали человеческие, но спектр больше соответствует стандартам халиан'т'а, а волосы всегда будут походить на львиную гриву. Он сохранил способность говорить на их языке, хотя и утратил изрядную часть памяти поколений инопланетян. Кроме того, он стал намного грациознее, чем до полета; в постели он горько сетовал, что чувствует себя «колченогим калекой».
— Где ты витаешь? — спросил он.
— Я буду скучать о тебе, — просто ответила она.
Чувства переполняли девушку. Как примитивен наш язык, нет таких слов, чтобы поведать Кьяри свою сердечную боль.
— Я тоже буду скучать. Прогуляемся? Николь позволила ему вести себя, потом воскликнула в притворном ужасе:
— Черт побери мои дерьмовые мозги! Бен, я тебя поздравляла с назначением в посольство халиан'т'а?
— Неоднократно, — с улыбкой кивнул он.
— Ясно. Меня можно списывать. Старческое слабоумие, а ведь мне еще нет и тридцати! Но официальный переводчик — это ведь жуткая ответственность!
— Еще бы! Я второе лицо после Кимандре, посла. Его единственное связующее звено с Конфедерацией. Пока они не найдут нового Толмача.
— Я бы не выдержала подобную нагрузку, — покачала головой Николь. — Меня всегда привлекает свой путь.
— Я был таким же. Но изменился.
— Завидую. — Она помолчала, чтобы выиграть время и собраться с мыслями. — Видел последний рапорт об астероиде Моргана? — Николь прибегла к обходному маневру, стараясь уйти от серьезного разговора.
— Конечно. Я переводил его для Шаврин.
— Там не осталось ничего. Астероид и все корабли в радиусе тысячи километров просто испарились, когда «Разведчик просторов» нырнул в искривленное пространство, не оставив ни малейшего намека на то, кто или что финансировал корсаров; только брошенные мимоходом слова Лала о какой-то Корпорации.
— Предприятие было немаленькое, потеря довольно ощутимая.
— На его место придут другие.
— Для этого, Рыжик, мы здесь и нужны — чтобы отсекать мерзавцев. — Кьяри бросил взгляд на часы.
— Хочешь повернуть стопы в зал ожидания?
— Да не очень. Но, пожалуй, надо идти. Шаврин говорит, что я уникум; пройдет не один год, прежде чем новый Толмач — или человек — достигнет моего уровня.
— Значит, ты надолго.
— Да, — согласился он, и годы вдруг пропастью разверзлись между ними.
На его лицо легла тень, и Кьяри обернулся к Николь, словно пытаясь заглянуть в глаза девушки.
— Я не хочу, чтобы это кончалось, Николь. Я помню свои слова, но между нами родилось особое чувство. Если я уйду…
— Ты должен. Слишком многое поставлено на карту.
— Слабое утешение.
— Ты забрал мое сердце, любимый. Что еще я могу тебе подарить?
— Обязательство?
— Боже, мне впервые так тяжело с той поры, как я покидала своего ненаглядного, чтобы поехать на два месяца в летний лагерь. Мне тогда было одиннадцать. Я думала, что умру.
— И что же дальше?
— Когда я вернулась, все изменилось. Мы по-прежнему нравились друг другу, но прежнее трепетное чувство улетучилось.
— Все течет, все меняется.
— Правильно. Ты сам учил меня этому, Бен. — Она вдруг вспомнила строчку из любимой дедушкиной книжки, которую он читал малышке Никки перед сном. — Как это вдруг ни с того ни с сего ты стал так молод, а я — так стара; Тебе впрыснули гены Толмача-младенца?
— Все к лучшему в этом лучшем из миров. Он наклонился и легонько поцеловал ее в губы, и сердце Николь екнуло: протекающий между ними ток так же силен и губителен, как и вначале. Николь изо всех сил прижала его к себе в неистовом, страстном объятии, сводящем на нет их неуклюжий разговор.
Они не размыкали рук, пока не прозвучала музыкальная заставка, предшествующая объявлению.
— Внимание, — женский голос как две капли воды был похож на голос компьютера «Лунного Рапитранса», — приготовиться персоналу звездолета «Первопроходец». Просьба собраться у выхода номер один для вылета в восемнадцать ноль-ноль по усредненному лунному времени. Текущее время семнадцать ноль-ноль УЛВ. Комиссара Бенджамина Кьяри и старшего лейтенанта Николь Ши ждут у выхода номер один.
Прозвучала вторая заставка, и голос завел на сей раз по-французски:
— Faites attention, faites attention, mesdames et messieurs…
Эта литания прозвучит на всех распространенных языках Земли, а когда окончится — объявят полную готовность.
У зала для особо важных персон их остановил мурлыкающий оклик. Шаврин в блистательных официальных одеяниях. За ней генерал Кэнфилд, совещающаяся с послом Кимандре, и двумя голограммами, в которых Николь распознала американского президента и советского генсека, вышедших на связь с Земли. Подумав, сколько стоит подобное свидание, Николь округлила глаза.
Шаврин поздоровалась, ласково прикоснувшись к Николь. Внимательно выслушав инопланетянку, комиссар перевел:
— Шаврин извиняется, что не смогла навестить вас, и надеется, что вы поймете и простите ее. Она надеется, что вы, Николь, понимаете, почему она так поступила… со мной. Теперь, когда миссия ее завершена, она готова предложить собственную жизнь в искупление. Это называется алах'н'ин — цена крови.
Николь оцепенела. Благодаря многотомным отчетам Кьяри, которые он присылал, она знала, к каким серьезным последствиям могут привести только что произнесенные слова. Она порывисто притянула Шаврин, надеясь, что язык тела скажет гораздо больше, чем слова. От неожиданности Шаврин напряглась, но мало-помалу оттаяла и начала легонько поглаживать девушку когтистыми пальцами. В ее груди родился рокот, немного напоминающий мурлыканье, и Николь вдруг стало тепло и уютно, глаза внезапно увлажнились. Когда же они наконец разомкнули объятия, Шаврин одарила ее знакомым лукавым взглядом и зарычала на Кьяри.
— Я сделала что-то не то? — не выдержала Николь.
— Напротив.
— Бен, пожалуйста, передай Шаврин, что мне совершенно не нужен ее алах'н'ин. Если я и пострадала из-за нее, то лишь косвенно. Это ведь ты преобразился; если ты понял и принял и… простил, что ли?., то могу ли я предъявлять претензии?
— Я всегда знал, что у тебя есть скрытые резервы. Рад, что они так здорово реализовались, — улыбнулся Кьяри. Николь зарумянилась от удовольствия. — Кстати, Рыжик, у тебя неплохое произношение.
— Я поработала с лингафонным курсом.
— Ну так я запишу еще. Сувенир.
— Не надо шутить. Хотя бы над этим.
В зале яблоку некуда было упасть от высокопоставленных сановников, деликатно строивших глазки Шаврин и ее командному составу, но некоторые бросали совсем уж нескромные взгляды в сторону Николь и Кьяри. Она просто физически ощущала любопытные взоры. Пристальные взгляды коллег-офицеров уже неприятны, но стать центром внимания толпы совершенно чужих людей, даже минут на пять…
— Внимание, объявляется полная готовность для персонала звездолета «Первопроходец»…
Позади раздалось вежливое покашливание.
— Прошу прощения, лефтенант, — Джомо Кимандре из Восточно-Африканского союза, бывший генеральный секретарь ООН, а ныне чрезвычайный посол планеты Земля в Конфедерации халиан'т'а говорил с легким акцентом, чему был обязан учебой в Оксбридже и годам изгнания в Лондоне. — Комиссар, пора в путь.
— Мы сейчас подойдем, сэр.
— Несомненно. — Он протянул руку, и Николь машинально пожала ее. — Лейтенант, весь мир в неоплатном долгу перед вами. Не многие знают о вашем поступке, но его никогда не забудут.
У Николь вспыхнули уши.
— Я выполняла свой долг, сэр.
Он улыбнулся, как улыбался отец, когда знал их секрет, и склонил голову.
— Прощайте. Надеюсь, когда-нибудь встретимся.
Поцеловав руку Николь, он стремительно зашагал к переходному тоннелю, ведущему в челнок, который доставит его свиту на высокую стационарную орбиту «Первопроходца». Николь и Кьяри пошли вместе с Шаврин. Они держались за руки, она просто смотрела по сторонам. По пути не проронили ни слова.
Взойдя по эстакаде, Шаврин сняла свою цепь и надела на шею Николь. И в тот же миг перед девушкой встала картина поминального обряда на борту «Разведчика просторов» и неистовый танец с Шаврин. В тот вечер на капитане халиан'т'а была та же цепь.
— «В мой дом входишь ты», — слово в слово торжественно повторял Кьяри, — «становишься плотью от плоти моей, аки плод чрева моего, обретая права, титулы, почести и должности из сего проистекающие. Ты пролила кровь за меня, кровью сей связуем наши души навечно.
Прощай же, дочь моя».
И Шаврин ушла. Николь медленно выдохнула, только теперь заметив, что все это время сдерживала дыхание.
— Дьявол, я опять заплачу.
— Это хорошо, — откликнулся Кьяри. — Ненавижу сольные партии.
Глаза его неестественно блестели.
Они поцеловались. И Кьяри покинул ее.
Все кончилось.
Она совершенно неподвижно уставилась в расписанную фресками стену, пока люк бесшумно закрывался в ожидании хлопка, означающего, что спусковые салазки выдвигаются на старт. И вот хлопок, а еще минуту спустя индикаторы на информационном табло сообщили об успешном запуске.
Николь представляла, как челнок взмывает над да Винчи и устремляется к сверкающему исполинскому звездолету, который доставит Шаврин домой, а Кьяри — навстречу великолепным приключениям. Но этот образ мгновенно вытеснил другой: челнок приближается не к «Первопроходцу», а к «Страннику», и на его борту двое молодых офицеров, четверо специалистов и шкипер. Она вдруг перенеслась на год назад, когда жизнь была чище, проще, счастливее. Этот короткий отрезок вместил столько событий. Было много открытий — и в других, но больше в себе. И многое пришлось ей совсем не по душе.
А самое главное, неожиданно подумала Николь, что она почти ничему не научилась.
Когда Николь спустилась по эстакаде и зашагала по площади, у нее заныла нога. Врачи сказали, что столь серьезные травмы лечит время и терпение, а безумные выходки вроде вчерашней наверняка не входят в лечебную программу. Ну и наплевать! Пусть болит.
В зале было пусто, но даже будь он переполнен народом, ей все равно было бы одиноко.
— Привет, — к ней тихо подошла Хана.
— Привет. Где ты скрывалась? Я высматривала тебя на церемонии.
— Я там была, но ты вылетела как ошпаренная, а когда я тебя нагнала, я… не хотела мешать. Мне нравится твой новый облик.
Николь сконфуженно улыбнулась и взъерошила волосы. На следующий же день после выписки из госпиталя Андрей коротко остриг ее, оставив побольше волос на макушке.
— Спасибо. У меня кишка тонка раскрутиться на всю катушку.
— У вас, вояк, долг превыше всего.
— И стандарты, как мне сказали, насупив брови.
— А планы?
Николь обвела взглядом зал и переходной тоннель и сказала сиплым от нахлынувших чувств голосом:
— Да, хочу идти.
— Из-за Кьяри?
— Хотелось бы так думать. Было бы легче справиться. — Она потрясла головой. — В том-то и дело, Хана, что я хочу именно идти! Ведь их культуру не сравнить с теми, что нам известны! Народ, цивилизация! А это лишь начало! Есть и другие расы! Я хочу видеть их, познавать, двигаться вперед!
— Считаешь, что готова?
— Ты намекаешь на то, что я хожу с палкой?
— Сама знаешь.
— Нет. Я хожу в героях, но еще не готова. Мне это уже говорили.
— Не падайте духом, Ши.
Девушки так и подскочили, увидев Кэнфилд, сидящую на одной из скамеек, опоясавших площадь, и почти незаметную в тени. Как только они обернулись, Кэнфилд встала и подошла к ним.
— Героем может стать любой дурак, — негромко продолжила она. — Для этого всего-навсего надо оказаться в нужном месте в нужное время. И это счастливое совпадение не ускользнуло от внимания ваших соперников. Так что все говорит о том, что это… — она коснулась Солнечного креста Николь, — …досталось в лотерею. А это… — она постучала по «крылышкам» командир-астронавта на своей груди, — …заслуженно.
Ты совершила свой первый полет, Николь. И проявила себя гораздо лучше, чем мы могли надеяться. У тебя большие потенциальные возможности. Но тебе придется пройти очень много, прежде чем реализуешься. Поставь перед собой цель, и сама почувствуешь собственные возможности. Этого ли ты хочешь? — Николь покачала головой. — Конечно, придется нелегко. Но только так ты обретешь нечто воистину ценное.
Хана смотрела на кенотаф.
— Там так много имен, генерал, и наши едва не пополнили этот список.
— Возможно, это не за горами, доктор Мураи. Наша профессия не из легких. Но они верили в то, что делали. И у каждого была мечта. Почти такая же, как у тебя, Николь. Космос — наш «форпост цивилизации», вызов, брошенный неизвестности. Они считали риск оправданным и уплаченную цену не слишком высокой. Только подумайте, всего столетие назад мы — род человеческий — были прикованы к земле. То, что мы вершим ныне, нашим предкам и не снилось. И все же, строго говоря, все осталось по-прежнему. Наши корабли стали лучше, наши знания — обширнее. Но в то же самое время мы знаем, что нам еще очень многое предстоит. Что тут смешного, Ши?
— Совпадение, мэм. Я недавно думала о том же.
— Вы невероятно богатые наследники самого драгоценнейшго из ресурсов — человеческих жизней. Ваша высочайшая цель — доказать, что вы достойны этого дара.
— Вы говорите о нас обеих? — уточнила Хана.
— Доктор, наши двери открыты для всех. Я тоже ношу цивильное платье. Неужели вы утверждаете, что ваши грезы отличаются от мечты Николь? А если вам предложат принять участие в миссии «Первопроходца» — вы разве не подпрыгнете от радости?
— До Луны?
Все трое весело рассмеялись.
— Терпение, девушки. У вас еще все впереди, поверьте. А пока — не зайдете ли ко мне на обед? Кроме вас, будут доктор Элиас, мой зам по кадрам полковник Дженда, доктор Зимянин со своим возлюбленным. Нам… мне не терпится узнать обо всем из ваших уст.
— Спасибо, мэм, — откликнулась Николь. — С удовольствием.
— Ну, тогда едем?.. — Кэнфилд указала на стоянку «Рапитранса».
По пути к стоянке она чуть приотстала, приглядываясь к собеседницам. Николь изо всех сил скрывала хромоту, придавая ей видимость небрежной походки, а Хана нерешительно держалась сбоку, словно боясь отпора, а потом вдруг решительно взяла Николь под руку. На мгновение обе напряглись, затем настороженность пропала, и обе как-то обмякли; Николь чуть оперлась на подругу, а Хана обрадовалась помочь. И та, и другая разлучились с любимыми, уступая властному велению долга — чтобы, к собственному изумлению, прийти к более острым, чистым, вечным чувствам. Кэнфилд позавидовала свежести их ощущений, их молодости. Это она стояла у истоков, помогая человечеству сделать первые, неуверенные шажки к звездам, но путь будут прокладывать они. Какие чудеса откроются их взору, какие приключения ждут?
Она улыбнулась музыкальной романтичности этой фразы. Как это похоже на утро, когда состоялся ее собственный первый полет, когда голубизна небес за стеклом фонаря сгустилась в чернильную тьму, а она с неудержимым восторгом наблюдала вспыхивающие звезды. Она побывала там и вернулась, чтобы поведать об этом. Теперь настал их черед.
Она еще на мгновение задержалась перед кенотафом в почтительном молчании, затем попрощалась с призраками и заспешила вслед за новым поколением.
Списана на Землю
Посвящается Бесс
1
Соединенные Штаты Америки
Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства Департамент управляемых космических полетов
Отдел шеф-астронавта
Рассмотрев мнение медицинской аттестационной комиссии совместно с остальными привходящими данными, отдел пришел к заключению, что лейтенант ВВС США Николь Ши в настоящий момент не соответствует требованиям, предъявляемым к астронавтам, в связи с чем она выводится из числа летного состава, вплоть до последующего пересмотра данного решения.
Шеф-астронавт Дэвид Элиас
1
— Центральный Лас-Вегас вызывает «Барон» тридцать шесть Сьерра.
— Лас-Вегас, тридцать шесть Сьерра слушает.
— Вы покидаете нашу зону, — изрек диспетчер хорошо поставленным голосом, порождением компьютера. — Непосредственное радарное сопровождение по маршруту прерывается. Код опознавания двенадцать ноль-ноль, пока Центральный Лос-Анджелесский не укажет новый.
Со стороны дисплея в правой части приборной доски раздался короткий гудок, сообщающий, что кодовый сигнал с Земли запустил автоматическую смену частоты, но Николь не поленилась бросить взгляд в сторону, чтобы убедиться в этом самолично, потом нажала кнопку передатчика на штурвале. Подстраховка электронных устройств вручную должна войти в плоть и кровь каждого пилота. Еще гудок и мигающая лампочка на дисплее сообщили, что диспетчер принял контрольный сигнал.
— Выходите непосредственно на них, — проговорил он. — На частоте сто девятнадцать точка семьдесят пять.
— Сто девятнадцать семьдесят пять, — продублировала она, вводя числа на вспомогательный канал передатчика.
— Приятного полета, тридцать шесть Сьерра!
— Вам тоже, Центральный!
Николь Ши поерзала в кресле, энергично пожимая плечами, чтобы немного размять одеревеневшие мышцы. Она любила летать больше всего на свете, но при том ничто на свете не доставляло ей таких неприятностей, как тесные кабины, в которых нельзя встать и пройтись, если вдруг пожелается. На более просторном, более современном самолете эта проблема не возникала бы. Но штука-то в том, что лишь на этой антикварной машине, сошедшей со сборочной линии в дедовские времена, можно ощутить настоящее наслаждение полетом.
Николь пересекала страну небольшими бросками, потратив четыре дня на маршрут, который можно было одолеть за один — хотя, ухмыльнулась она под нос, выходные, проведенные в Дюранго у друзей, не в счет — проводя в воздухе не более двух-трех часов за раз. «Барон» без труда продержался бы в полете и пять часов, равно как и сама Николь, но путешествуя в одиночку, лучше не рисковать. В атмосфере куда меньше шансов напороться на неприятности, чем на Дальних Подступах, но глупые ошибки здесь не менее фатальны, чем там.
Николь чисто механически проверила показания приборов — высоту, курс, состояние двигателей — отображаемые на аналоговых циферблатах, наводнивших приборную доску, и понятные для любого пристойного авиатора со времен братьев Райт и до нынешних дней. А вот правую половину панели занял ультрасовременный плоский кристаллический дисплей, в данный момент показывающий проекцию полета — усеченную, локализованную версию той же схемы, которую может высветить для себя любой диспетчер, подключившийся к компьютерной сети контроля за воздушным сообщением. Машиной управляет автопилот — как всегда, безупречно, — но это вовсе не означает, что можно во всем и полностью положиться на него.
После прибытия челнока на станции Сюзерленд состоялась пренеприятная сцена. Представитель Корпорации издавал массу гневных воплей, возмущаясь, что она сунула нос в закрытые базы данных и, следовательно, навлекла на себя куда больше неприятностей, чем пилоты. Но Симона Дешанель быстро пресекла это.
— Откуда эти данные у лейтенанта Ши — совершенно не важно, — заявила агент спецслужб с ледяным, отнюдь не показным негодованием. Николь беспокойно поерзала в своем кресле, отчасти раскаиваясь в собственной болтливости и все же понимая, что поступила абсолютно правильно. А Симона продолжала: — Суть в том, джентльмены, что ваши действия подвергают опасности президента.
— Бред сивой кобылы, — запротестовал один из членов экипажа, — не было ни малейшей опасности! Даже лейтенант Ши не может заявлять ничего подобного!
— Может, на сей раз и нет, — парировала Симона, — а что будет в следующий? Месяцев десять-двенадцать спустя? Мне ясно одно: вне всякого сомнения, наблюдается пренебрежительная халатность, закрывать глаза на которую нельзя ни в одном полете, а тем более в президентском. И это, черт побери, должно быть поправлено, прежде чем босс снова надумает выйти за пределы атмосферы!
Членам экипажа был объявлен выговор. В каком-то смысле им повезло, что их не вышвырнули за дверь — слишком велика еще нехватка квалифицированных кадров, — хотя им скорее всего до скончания службы суждено водить какие-нибудь дрянные мусоровозы. А заодно лишиться званий, выслуги, высоких заработков и чванства.
— Что, Ши, зависть заела, что ли?! — възярился на нее второй пилот после слушаний. — Думаешь, раз сама идешь на дно, так надо тащить за собой на свалку каких-нибудь еще несчастных растяп?!
Ответить ей было нечего — ни тогда, ни сейчас; впрочем, слова все равно ни черта бы не изменили.
Николь вдруг мысленно снова очутилась в кабинете шеф-астронавта НАСА, глядя в глаза Дэвиду Элиасу, но не видя его, едва ли воспринимая окружающее вообще. На столе у него сверхъестественный порядок, загромождавшие его бумаги грудами свалены на этажерки и шкафы. Такой важный момент заслуживает соответствующих декораций.
Письмо лежит на столе перед Николь, куда положил его Элиас.
— Комментариев нет? — мягко спрашивает он, по-джорджийски слегка растягивая гласные.
— А разве тут не все сказано? — вопросом на вопрос отвечает она, столь же негромко и на удивление твердо.
— Вообще-то да, причем даже больше, чем вам кажется. Опорными в данном случае являются слова «вплоть до последующего пересмотра». Дело не закрыто, приговор не окончателен и обжалованию подлежит.
— Покамест.
— От вашего ответа попахивает цинизмом.
— Физически я вполне пригодна, я совершенно оправилась от ран.
— Бесспорно. В самом деле, медперсонал просто пришел в восторг; в каком-то смысле вы им показались даже более пригодной, нежели прежде. Но ваш «первый полет» оказался бы тяжким испытанием даже для опытного офицера. Вы натолкнулись на Волчью Свору, ваш корабль изрешетили, убили половину экипажа, а кончилось все это Первым Контактом с внеземной цивилизацией. Большинству не повидать столько за всю свою службу. А вы еще и недурно себя зарекомендовали. — По голосу Элиаса ясно, что в его устах это наивысшая похвала, перевешивающая даже Солнечный Крест, которым наградили Николь.
— И все-таки меня приземлили, — уже в самой невыразительности ее интонаций сквозит едкая горечь, словно слова олицетворяют собой злокозненного врага, одолеть которого можно, просто выговорив их.
— Лас-Вегас, тридцать шесть Сьерра слушает.
— Вы покидаете нашу зону, — изрек диспетчер хорошо поставленным голосом, порождением компьютера. — Непосредственное радарное сопровождение по маршруту прерывается. Код опознавания двенадцать ноль-ноль, пока Центральный Лос-Анджелесский не укажет новый.
Со стороны дисплея в правой части приборной доски раздался короткий гудок, сообщающий, что кодовый сигнал с Земли запустил автоматическую смену частоты, но Николь не поленилась бросить взгляд в сторону, чтобы убедиться в этом самолично, потом нажала кнопку передатчика на штурвале. Подстраховка электронных устройств вручную должна войти в плоть и кровь каждого пилота. Еще гудок и мигающая лампочка на дисплее сообщили, что диспетчер принял контрольный сигнал.
— Выходите непосредственно на них, — проговорил он. — На частоте сто девятнадцать точка семьдесят пять.
— Сто девятнадцать семьдесят пять, — продублировала она, вводя числа на вспомогательный канал передатчика.
— Приятного полета, тридцать шесть Сьерра!
— Вам тоже, Центральный!
Николь Ши поерзала в кресле, энергично пожимая плечами, чтобы немного размять одеревеневшие мышцы. Она любила летать больше всего на свете, но при том ничто на свете не доставляло ей таких неприятностей, как тесные кабины, в которых нельзя встать и пройтись, если вдруг пожелается. На более просторном, более современном самолете эта проблема не возникала бы. Но штука-то в том, что лишь на этой антикварной машине, сошедшей со сборочной линии в дедовские времена, можно ощутить настоящее наслаждение полетом.
Николь пересекала страну небольшими бросками, потратив четыре дня на маршрут, который можно было одолеть за один — хотя, ухмыльнулась она под нос, выходные, проведенные в Дюранго у друзей, не в счет — проводя в воздухе не более двух-трех часов за раз. «Барон» без труда продержался бы в полете и пять часов, равно как и сама Николь, но путешествуя в одиночку, лучше не рисковать. В атмосфере куда меньше шансов напороться на неприятности, чем на Дальних Подступах, но глупые ошибки здесь не менее фатальны, чем там.
Николь чисто механически проверила показания приборов — высоту, курс, состояние двигателей — отображаемые на аналоговых циферблатах, наводнивших приборную доску, и понятные для любого пристойного авиатора со времен братьев Райт и до нынешних дней. А вот правую половину панели занял ультрасовременный плоский кристаллический дисплей, в данный момент показывающий проекцию полета — усеченную, локализованную версию той же схемы, которую может высветить для себя любой диспетчер, подключившийся к компьютерной сети контроля за воздушным сообщением. Машиной управляет автопилот — как всегда, безупречно, — но это вовсе не означает, что можно во всем и полностью положиться на него.
После прибытия челнока на станции Сюзерленд состоялась пренеприятная сцена. Представитель Корпорации издавал массу гневных воплей, возмущаясь, что она сунула нос в закрытые базы данных и, следовательно, навлекла на себя куда больше неприятностей, чем пилоты. Но Симона Дешанель быстро пресекла это.
— Откуда эти данные у лейтенанта Ши — совершенно не важно, — заявила агент спецслужб с ледяным, отнюдь не показным негодованием. Николь беспокойно поерзала в своем кресле, отчасти раскаиваясь в собственной болтливости и все же понимая, что поступила абсолютно правильно. А Симона продолжала: — Суть в том, джентльмены, что ваши действия подвергают опасности президента.
— Бред сивой кобылы, — запротестовал один из членов экипажа, — не было ни малейшей опасности! Даже лейтенант Ши не может заявлять ничего подобного!
— Может, на сей раз и нет, — парировала Симона, — а что будет в следующий? Месяцев десять-двенадцать спустя? Мне ясно одно: вне всякого сомнения, наблюдается пренебрежительная халатность, закрывать глаза на которую нельзя ни в одном полете, а тем более в президентском. И это, черт побери, должно быть поправлено, прежде чем босс снова надумает выйти за пределы атмосферы!
Членам экипажа был объявлен выговор. В каком-то смысле им повезло, что их не вышвырнули за дверь — слишком велика еще нехватка квалифицированных кадров, — хотя им скорее всего до скончания службы суждено водить какие-нибудь дрянные мусоровозы. А заодно лишиться званий, выслуги, высоких заработков и чванства.
— Что, Ши, зависть заела, что ли?! — възярился на нее второй пилот после слушаний. — Думаешь, раз сама идешь на дно, так надо тащить за собой на свалку каких-нибудь еще несчастных растяп?!
Ответить ей было нечего — ни тогда, ни сейчас; впрочем, слова все равно ни черта бы не изменили.
Николь вдруг мысленно снова очутилась в кабинете шеф-астронавта НАСА, глядя в глаза Дэвиду Элиасу, но не видя его, едва ли воспринимая окружающее вообще. На столе у него сверхъестественный порядок, загромождавшие его бумаги грудами свалены на этажерки и шкафы. Такой важный момент заслуживает соответствующих декораций.
Письмо лежит на столе перед Николь, куда положил его Элиас.
— Комментариев нет? — мягко спрашивает он, по-джорджийски слегка растягивая гласные.
— А разве тут не все сказано? — вопросом на вопрос отвечает она, столь же негромко и на удивление твердо.
— Вообще-то да, причем даже больше, чем вам кажется. Опорными в данном случае являются слова «вплоть до последующего пересмотра». Дело не закрыто, приговор не окончателен и обжалованию подлежит.
— Покамест.
— От вашего ответа попахивает цинизмом.
— Физически я вполне пригодна, я совершенно оправилась от ран.
— Бесспорно. В самом деле, медперсонал просто пришел в восторг; в каком-то смысле вы им показались даже более пригодной, нежели прежде. Но ваш «первый полет» оказался бы тяжким испытанием даже для опытного офицера. Вы натолкнулись на Волчью Свору, ваш корабль изрешетили, убили половину экипажа, а кончилось все это Первым Контактом с внеземной цивилизацией. Большинству не повидать столько за всю свою службу. А вы еще и недурно себя зарекомендовали. — По голосу Элиаса ясно, что в его устах это наивысшая похвала, перевешивающая даже Солнечный Крест, которым наградили Николь.
— И все-таки меня приземлили, — уже в самой невыразительности ее интонаций сквозит едкая горечь, словно слова олицетворяют собой злокозненного врага, одолеть которого можно, просто выговорив их.