Клармон Крис. Первый полет

   — Старлей, свое звание я получил не за красивые глаза.
   — А вы убивали?
   — Не твое собачье дело, — совершенно безмятежно откликнулся Кьяри.
   Николь залилась румянцем, ощущая себя круглой идиоткой.
   — Извините, — пролепетала она. — Я не хотела быть бестактной.
   — Черта с два! Вы прямо умираете от желания спросить об этом с первой же нашей встречи — и вы, и да Куна.
   — Но вы ведь не станете спорить, что о вас ходят какие-то невероятные слухи.
   — Ну и что?
   — Мне интересно.
   — Скоро узнаете.
   — То же самое родители говорили мне о сексе, — отхлебнув чаю, призналась Николь.
   — Наверно, их вы тоже не слушали.
   — А если я замешкаюсь?
   — Погибнете. Или угробите кого-то положившегося на вас.
   — Это варварство.
   — Уж так мы тут живем.
   — Комиссар, я ведь прошу о помощи!
   — Здесь вам никто не помощник, лейтенант. Для каждого бесценным оказывается одно-единственное мгновение, когда впервые надо проделать это самостоятельно. Опыт придет или с нажатием на кнопку, запускающую десятимегатонную боеголовку, или в рукопашной, когда вы сорвете шлем с какого-нибудь ублюдка.
   — А как это было у вас?
   — Я уцелел.
   — Вас послушать, так тут сплошные джунгли — убей или умри.
   — Да, выживает сильнейший. Здесь форпост, Ши. И в каком-то смысле будет таковым всегда. Расстояния чересчур велики, людей слишком мало, а ставка чрезвычайно высока. И тем не менее мы по-прежнему чертовски гуманны и подвержены прежним слабостям. Страсти толкают людей на преступления не реже, чем алчность. И комиссары, и вы, синие кителя, здесь для того, чтобы мир не обезумел окончательно.
   — Так вы еще и философ?
   Кьяри странно посмотрел на нее и рассмеялся.
   — Матерь Божья, я и забыл, насколько новобранцы оторваны от жизни!
   — В каком это смысле?
   — За кого вы меня принимаете, Ши? За обычного тупорылого скорострельного легавого? Как я ни типичен, но вряд ли в том смысле, как вы подумали. Правду сказать, я действительно философ и располагаю соответствующими дипломами и публикациями. У меня степени магистра по электронике, машиностроению и астрономии. Я официально допущен к адвокатской и медицинской практике. А ведь это только суесловие.
   — О-о…
   — Черт побери, а с какими людьми, по-вашему, вы имеете дело, сударыня?! С отбросами земного общества? С отщепенцами и уродливыми выходцами из бесчисленных трущоб, не сумевшими приспособиться к жизни внизу и удравшими в космос, как раньше вступали в иностранный легион? Ха! Держу пари, что да Куна мыслит точно так же! Насмотрелись видеореальности! — Отсмеявшись, он покачал головой. — Знаете, кто здесь изгои? Типчики всего с парой дипломов по одной-двум специальностям. И знаете почему? — Николь отрицательно затрясла головой. — Потому что посылать сюда человека и обеспечивать ему условия для жизни чертовски дорого! Ни предприниматели, ни правительство не станут тратиться на какого-нибудь клоуна, который даже не сумеет прожить достаточно долго, чтобы оправдать вложенные средства. Сюда прибывают лишь лучшие из лучших, ибо только умнейшие и талантливейшие — наверно, и самые удачливые — способны выжить. Хорошо ли это, плохо ли,
   Ши, но вам придется работать с отчаянными головами, достигшими вершин путем естественного отбора. Стоит их недооценить, и вам конец. Потому-то ни один из земных синдикатов так и не смог обосноваться на Луне. Их люди просто не ровня нашим — ни мошенникам, ни легавым. Поэтому и здешние преступники отличаются от поясников и вакуумников. В каждом монастыре свой устав, как говаривали в старину.
   — Я запомню.
   — Тогда учтите вот еще что: большинство космопроходцев проводят жизнь в пути; ведь чтобы добраться куда-нибудь в пределах Солнечной системы, требуется уйма времени. Это оттачивает ум, а только рассудок и позволяет сохранить голову на плечах. Никогда и никого не встречайте по одежке; велик шанс, что вы наткнетесь на энциклопедиста, эксперта в полудюжине областей и весьма осведомленного еще в двух десятках дисциплин. В данный же момент вы проигрываете — причем там, где, как вы наверняка частенько слышите, ошибаются лишь раз.
   — Как же тут ухитряются выжить?
   — За счет мастерства и таланта. И не допуская ошибок.
   Послышался мягкий звук гонга, и громкоговоритель ожил:
   — Борт «Странника», я — диспетчерская да Винчи, как поняли? Прием.
   — Да Винчи, — откликнулась Николь, щелкнув соответствующим выключателем, — поняли отлично, прием.
   — «Странник», пожалуйста, включите видео-интерком. Майор Гарсиа на связи.
   Мгновение спустя на пятидесятисантиметровом главном экране появилось лицо Кэт.
   — Как вы наверняка догадались, — с легкой усмешкой сообщила она, — старший лейтенант да Куна и доктор Мураи проведут ночь на базе.
   — Ничего страшного, майор, — ухмыльнулась Николь. — Все бортовые системы работают нормально, а комиссар Кьяри составит мне компанию. И убережет от бед.
   — Насчет первого точно, — проворчала Кэт. — А вот насчет второго я не уверена.
   — Думаю, ничего с нами не случится, — непринужденно откликнулась Николь, полагая, что Кэт ожидает от нее веселого расположения духа; но от внимания девушки не ускользнуло легкое раздражение в голосе командира. Вполуха слушая ее, Николь вспомнила обед в Дубовом зале ресторана и реакцию Кэт, когда Николь обрушилась на ее приятеля Моргана. Неужели она до сих пор носит в душе обиду? А как это скажется на экспедиции?
   «Впрочем, — решила Николь, — у меня могло разыграться воображение».
   Кэт глядела мимо экрана.
   — Я наблюдаю данные вашей телеметрии… — Пока они на борту корабля, диспетчерская непрерывно считывает медицинскую информацию с многочисленных датчиков, которыми напичкан корабль. — Ши, когда вы в последний раз по-человечески выспались?
   — Полагаю, тогда же, когда и все — шесть недель назад.
   — Ужасно смешно.
   — Извините, майор. Некогда было.
   — Это не оправдание. Вы трудились гораздо больше, чем от вас требовалось, Николь, что весьма похвально, но из-за переутомления вы начали допускать ошибки. Вам известно, что вы пропустили два пункта инструкции?
   — Черт! — Николь рванулась вперед, забыв о невесомости. Взмахнув рукой, она сшибла с подставки инструкцию, а та, в свою очередь, задела контейнер с чаем. Николь без труда поймала и то и другое.
   — На вашем месте я бы отдохнула, — заметила Кэт. — Ступайте в постель.
   — Майор…
   — Старлей, вам однажды уже преподнесли урок о вреде самоуверенности; гарантирую, что второй раз будет менее приятен. И генерал Кэнфилд вам не поможет. Говорят, что вы феномен — так докажите.
   — Есть, мэм.
   Экран померк, и Николь потерла виски ладонями. «Ах ты, дура, тупица, идиотка!» — эти слова были самыми нежными из тех, которыми она нещадно ругала себя.
   — Вам надо отключить оружейный пульт и поставить систему управления в автоматический режим, — спокойно сказал Кьяри, потянувшись за инструкцией. Николь машинально кивнула. — Пушки я возьму на себя, а вы — все остальное.
   Когда с процедурой проверки было покончено, Кьяри оттолкнулся от кресла и поплыл по коридору в «домашнюю» Карусель. Николь же осталась на темном мостике, устремив взгляд на горящие за иллюминаторами звезды. Ее окружало полнейшее безмолвие. Даже шелест воздухообменников различался с трудом, хотя датчики сообщали, что работают они безупречно. Вдали вызрела светлая полоска. Николь невольно затаила дыхание, когда над горизонтом медленно, величественно взошла полная Земля — яркая, голубая и самая прекрасная на свете.
   Николь уже пять месяцев не ступала на ее поверхность, а дома не была и того больше. Родители ради нее решили отпраздновать Рождество заранее, заодно с Днем Благодарения. Потому что настоящее Рождество Николь встретила уже на Луне.
   Дом ходил ходуном от гостей — родные, друзья, люди, которых она знала и любила всю свою жизнь; кое с кем она давненько не виделась. А вот бабушку уже не увидит никогда.
   Однако к субботе постоянные увеселения начали раздражать Николь. Ей было гораздо уютнее в горах или у океана, чем посреди большого города, в котором прошли ее детские годы. Привычка к одиночеству сыграла не последнюю роль в выборе пути космопроходца. К исходу недели она больше всего мечтала хоть немного побыть вдали от всех. Рано утром, еще до рассвета, она крадучись выскользнула через заднее крыльцо и направилась к берегу, радуясь, что ушла незамеченной. Но ошибалась.
   Конал Ши нашел дочь на гребне исполинской дюны. Николь смотрела вдаль. Оба любили бывать здесь, перед бескрайним Атлантическим океаном. Когда отец со вздохом опустился рядом, Николь с удивлением посмотрела на него, словно очнулась от раздумий.
   — Папа, — вместо приветствия обронила она.
   — Видел, как ты удрала, — ответил он на невысказанный вопрос. — Думал, в компании веселее.
   — Да ни фига подобного, — фыркнула она, качнув головой в сторону дома. — Ой, папочка, извини, я вовсе не то…
   — Ты не сказала ничего оскорбительного. Кроме того, я имел в виду вовсе не ту компанию.
   Они немного помолчали. Отцу было что сказать, но Николь не знала, как сломать стену молчания. И в который раз пожалела, что не обладает даром Поля да Куны непринужденно вести беседу. Трудностей в общении со знакомыми Николь не испытывала и научилась не смущаться перед незнакомцами, когда разговор касался общих тем, но как только речь заходила о личном, Николь замыкалась. Крайняя застенчивость. Просто нелепость какая-то, ведь ее отец — адвокат, а мать — всемирно известная писательница, и оба с честью выйдут из самой щекотливой ситуации. Но Николь это умение почему-то не передалось. Родители считали, что рано или поздно оно придет, но Николь не разделяла этого мнения.
   — Ты будешь скучать по этим краям, Николь? — спросил отец.
   — Да, — задумчиво ответила она. — По-моему, больше всего на свете. Там, где я окажусь, ничего подобного и быть не может. В последнем постановлении о бюджетных отчислениях на лунную программу выделены средства на расширение системы парков до пяти акров. Нет, папа, ты только подумай — пять акров на всю Луну!
   — Не ерничай, милая. Когда я был мальчишкой, о парках там и не мечтали. Да и базы да Винчи не было; как не было и Коперника, и вообще ни одного человека за пределами земной орбиты.
   — Но времена, кажется, меняются.
   — Несомненно. И Дилан дожил до них. Там по-прежнему заправляет Джудит Кэнфилд, а?
   — Угу. С таким организмом она, похоже, бессмертна.
   — Детка, не хами.
   Хмыкнув, Николь покачала головой.
   — Это шутка лишь отчасти. Бионика дает ей реальные преимущества перед нами, чисто органическими созданиями.
   — Будь у нее выбор, — отец словно предостерегал дочь, — она наверняка предпочла бы обратное.
   — Извини, пап. Я не имела в виду ничего дурного. Я даже не знала, что вы были знакомы.
   — Давным-давно, — решительно заявил отец, давая понять, что разговор на эту тему окончен. — Я обеими руками за юношеский максимализм, но в данном случае ты не имеешь права ее осуждать.
   Снова воцарилось молчание. Поблизости кружили чайки, визгливо бранясь из-за добычи. Уже рассвело, но солнце еще не выглянуло, и Кон пожалел, что не надел свитер поплотнее. Сиобан убьет его, если он подхватит насморк и испортит поездку в Нью-Йорк.
   — Николь, тебе не страшно?
   — Вот еще! Просто окоченела.
   — А ты уверена, что не передумаешь?
   — Чертовски подходящий момент, чтобы пойти на попятную, а?
   — Лучше сейчас, чем в Дальнем космосе.
   — Знаешь, пап, когда НАСА только-только зарождалось, люди называли космос последним форпостом. Таким он для меня и остался. Я должна знать, что там и кто там! Этот вызов я не могу не принять. Хоть мои слова и кажутся безумными, но там мой дом. Господи, сумасшествие какое-то!
   — Понимаю. Наша семья всегда была легка на подъем.
   — Мама вчера вечером плакала.
   — Боюсь, уже не первый раз. Николь изумленно воззрилась на отца.
   — Но она ни разу не показала, что так огорчена! Ни в письмах, ни в телефонных разговорах!
   — Это понемногу накапливалось в нас. Никки, — он вдруг назвал ее как в детстве, — как это ни парадоксально, мы с матерью, профессионалы слова, чаще всего теряемся, когда речь идет о тех, кого мы любим. Мы очень гордимся тобой, твоими достижениями — и все-таки не хотим, чтобы ты нас покидала.
   — Я ведь уезжала и прежде. Я вернусь. Отец покачал головой.
   — В лучшем случае увидеть тебя воочию, а не на экране, коснуться и обнять раньше чем через шесть лет нечего и думать. А если тебя пошлют в экспедицию за пределы Системы, то свидеться нам больше не суждено, даже несмотря на двигатель Бомэ.
   — Я… я ни разу не думала об этом.
   — Откровенно говоря, мы тоже. — Отец тяжело вздохнул, и Николь заметила, что голос его слегка дрожит. — А теперь мы думаем об этом постоянно. Последнюю неделю я до мельчайших подробностей вспоминал свои поступки и разговоры с тобой. А порой и то, что не имеет к тебе прямого отношения. Все свои решения — и хорошие, и дурные. И личность, которую они в тебе воспитали.
   — Не пойму — я не оправдала твоих надежд? — негромко вымолвила она.
   — Боже милостивый, как раз наоборот! — отец криво усмехнулся. Николь уже видела эту усмешку в суде, в тех редких случаях, когда ей позволяли поглядеть на его выступления перед присяжными. — Мы с твоей матерью вдруг отчетливо осознали все упущенные возможности побыть вместе.
   — Но восполненные теми минутами, когда мы были рядом, — возразила Николь.
   — Очень разумно, — улыбнулся отец. — Однако я говорю об эмоциях, а они зачастую не поддаются логике.
   Вдруг над горизонтом вспыхнула полоска света — настолько ослепительная, что Николь пришлось зажмуриться. Когда перед глазами перестали плавать радужные пятна, солнце прочно обосновалось на небосводе. Отец негромко рассмеялся, словно собственным мыслям. Потом шмыгнул носом, и только тогда Николь поняла, что он плачет. Она потрясенно молчала.
   — Я всего лишь человек, Николь, — наконец проговорил он. — И меня страшит мысль потерять самое дорогое. Старое присловие гласит: «Что имеем — не храним, потерявши — плачем». И людей мы начинаем ценить, когда теряем их. Я думал, что усвоил этот урок много лет назад. Но я ошибался.
   — Папа… — и снова голос отказал Николь. Впервые она видела отца таким незащищенным. Лучше бы он был сильнее духом. Николь лепила себя по его образу и подобию, сегодняшняя сцена ее немало смутила. И какое отношение к ее будущему имеют эти таинственные упоминания о прошлом?
   Николь встретилась с ним взглядом, и внезапно все вопросы улетучились, когда она оказалась в объятиях отца. Они прижимались друг к другу с неистовой силой, дав волю слезам.
   — Куда бы ты ни отправилась, сердечко мое, всегда помни, что мы любим тебя. Любим всей душой.
   — Я тоже люблю вас, папа.
 
 
   — Эй, есть кто живой? — окликнул Кьяри из люка, оторвав Николь от воспоминаний.
   — А? Ой Господи… Извините, комиссар, — всполошилась она. — Я задержалась на минутку, чтобы снять напряжение.
   — Ничего страшного. А зовут меня Бен.
   Он одарил ее улыбкой, которой нижний подсвет из шахты перехода придал весьма зловещий оттенок, затем развернулся обратно к Карусели.
   — Бен! — окликнула Николь. — Вы помните обед, за которым мы познакомились?
   — Угу.
   — Этот алкаш Морган ляпнул что-то насчет меня и генерала. Вам что-нибудь об этом известно?
   — Я фараон, Ши. Сплетни синих кителей нас не касаются.
   — Значит, нет дыма без огня?
   — Сдается мне, это знает лишь один человек.
   — Ну правильно, я возьму и запросто позвоню генералу.
   — Этот человек старался уколоть побольнее, Николь, потому что вы олицетворяете то, чего ему уже никогда не достичь. Выбросите его из головы.
   — Пожалуй. Просто меня это грызет, да и Кэт высказывается в том же духе.
   — Она любит язвить, чтобы проверить, насколько вы хороши. Но в деле она что надо.
   — Вы служили вместе?
   — Выполнили пару-тройку заданий в Поясе. Я бы доверил ей свои тылы.
   — Наверно, это огромный комплимент.
   — Узнаете. Кэнфидд вмешалась, чтобы отменить решение аттестационной комиссии. Подобное не принято. Это ставит вас в особое положение. Сорветесь вы — а подставите ее. Кое-кому это пришлось бы по душе.
   — Я не просила…
   — Неважно.
   — Элиас — один из них?
   — Из кого?
   — Сами знаете — из тех, кто против генерала. Морган явно задел за живое, когда сказал, что Элиас из кожи лез, заставляя меня подать рапорт об увольнении.
   — У него были свои причины.
   — У кого? Какие? Проклятие, Кьяри, хватит недомолвок!
   — Морган с удовольствием растоптал бы вас. Это очевидно… — Николь кивнула. — К тому же, бьюсь об заклад, он был готов сказать все что угодно. Что же до Элиаса, то он доверяет собственной интуиции ничуть не меньше, чем Кэнфилд — своей. У него тоже есть гордость. Не исключено, что он считает, будто она допустила ошибку, и пытается изо всех сил защитить генерала.
   — А вы как считаете?
   — Симулятор и реальность — отнюдь не одно и то же, Николь. Равно как и орбита. Посему я пока воздерживаюсь от суждений.
   — А, чтоб его!..
   — Успокойтесь, Ши, все позади. Это гораздо меньше занимало бы вас, если бы не переутомление.
   У Николь перехватило дыхание, и она почувствовала себя еще глупее, чем во время своего первого танца в юности, а ведь тогдашнее казалось ей полнейшим крахом. Кьяри уплыл в люк, затем оглянулся. Его лицо скрывала темнота.
   — Я… — предприняла Николь новую попытку. — Я… чувствую себя как на иголках. Не хочу всю ночь провести одна.
   Она пыталась заглянуть ему в глаза, гадая, что он думает; и тотчас же пожалела о вырвавшихся словах.
   — У вас или у меня? — просто ответил он.
   Корабль находился в ночном режиме, и большинство огней было выключено; Николь не стала зажигать свет и в каюте, так что, раздеваясь, они видели лишь случайные отблески друг на друге. От близости Кьяри у Николь заныла спина, когда она скользнула под страховочную сетку, предназначенную оберегать спящих от случайных падений. Николь жаждала объятий, но боялась физического контакта. Она уже не девственница, и хоть никогда не отличалась склонностью к приключениям, как да Куна, недотрогой себя не считала. Однако что-то настораживающее в Кьяри заставило Николь занять оборонительную позицию. Быть может, она предчувствует, что между ними возникнет нечто большее, чем интрижка. Эта мысль удивила ее.
   — Николь, я что, такой страшный?
   — Да, — ответила она еле слышно.
   На «Страннике» царила полнейшая тишина, когда Николь проснулась от ощущения чего-то непредвиденного. Она тряхнула головой, и от этого движения вжалась в предохранительную сетку. И тут же выяснилось, что Кьяри прильнул к ней, обняв за талию, ноги их переплелись. Его ладонь лежала на груди девушки, и сосок Николь сразу же набух под тонкой тканью футболки. Кьяри сонно потянулся, уже откликаясь на зов ее тела, и Николь передалось его возбуждение. В распахнувшихся глазах светилась улыбка; Кьяри выглядел моложе и нежнее, чем обычно. Казалось, он приоткрыл тщательно оберегаемую часть своей жизни. Коснувшись его живота кончиками пальцев, она с радостью услышала, как участилось его дыхание.
   И тут заверещал интерком.
   — Черт! — ругнулась Николь. Смех Кьяри ничуть не улучшил настроения. Выпутавшись из сетки, она нашарила панель связи и с третьей попытки ответила на вызов, не включив изображения.
   — Насколько я понимаю, вы уже неплохо отдохнули, — раздался из громкоговорителя чересчур знакомый голос. — Брезжит заря нового дня, и вам давно пора быть на ногах.
   — Мы слышим вас, майор. — Николь с трудом подавила зевок. Затем посмотрела слипающимися глазами на циферблат рядом с интеркомом: — Двенадцать! Мы проспали двенадцать часов!
   — Успокойтесь, Николь, — откликнулась Кэт. — Медкомиссия решила, что экипажу не повредит дополнительный отдых. График позволяет подобное. Сплошь и рядом в первом полете новички забывают о благоразумии. Я была такой же. Гораздо целесообразнее немного отсрочить вылет и таким образом добиться от персонала наивысшей эффективности, чем изо всех сил пытаться втиснуться в жесткие рамки, рискуя, что кто-нибудь допустит идиотскую ошибку и пошлет все коту под хвост.
   «Странник», в вашем распоряжении час, чтобы привести себя в презентабельный вид, прежде чем остальные ввалятся на борт; полагаю, времени предостаточно. Я — Гарсиа, конец связи.
   — Я — «Странник», конец связи, — машинально отозвалась Николь. Потом легонько оттолкнулась от изголовья и зависла над постелью, скрестив ноги. Пижамные брюки чуточку съехали, и она непроизвольно подтянула их. — По-твоему, она знает… Ну, чем мы занимались?
   Кьяри с наслаждением крякнул, потянувшись, будто громадный камышовый кот, и кивнул. Николь со стоном спрятала лицо в ладонях, даже не заметив, что от этого жеста кувыркнулась вперед, и Кьяри поймал ее, когда она висела почти вниз головой.
   — Неужели мы не имеем права уединиться?
   — Перед стартом, на лунной орбите, на первом задании? — вопросом на вопрос ответил он, помогая ей занять вертикальное положение. — Извини, Николь… Мне искренне жаль… Я должен был тебя предупредить.
   — Что они там подумали?..
   — Им это не впервой. И никакой трагедии в этом нет. Они вовсе не снимали нас на пленку, а просто следили за биотелеметрией и кое-что экстраполировали. Могло быть и хуже.
   — Ага. — Николь криво ухмыльнулась и захихикала. — Кэт могла позвонить и пятью минутами позже.
   — Или пятью минутами раньше. По-моему, она подгадала просто идеально.
   — Наверно, теперь я в долгу перед ней?
   — Пустяки! Но экипаж должен сам о себе заботиться.
   — Это я тоже намотаю на ус.
   — Для того ты сюда и попала, Рыжик, чтобы учиться.
   — Уф! — состроила Николь гримасу. — Хорошо, что мы не поцеловались по-настоящему, а то во рту у меня будто кошки гуляли.
   Ухватив ее за лодыжку, Кьяри притянул Николь почти вплотную.
   — Ты напряжена.
   — Еще бы!
   — Я по-прежнему пугаю тебя, Ши?
   — В каком-то смысле даже больше, чем прежде, — ответила Николь, про себя уточнив: «Но ты хотел сказать, что это я пугаю тебя, Кьяри, не так ли?»
   — И что же ты намерена предпринять? Вместо ответа она отстранилась, затем словно нырнула, проплыла по воздуху и, плавно изогнувшись, выскользнула из Карусели. Кьяри со вздохом потянулся за сигаретами и, выяснив, что оставил их в своей каюте, чертыхнулся. Из головы напрочь вылетело, что он ночевал у Николь. На полочке обнаружились семейные фото, и Кьяри включил ночник, чтобы получше к ним приглядеться. У Николь двое младших братьев, родители явно не спешили заводить детей. Лицо отца кажется знакомым; наверняка раньше встречались. У Кьяри даже возникло скверное ощущение, что он знает, где именно. Больше здесь смотреть не на что; почти никаких личных вещей, только прикрепленная к стене классическая акустическая гитара, и все. Эта каюта очень похожа на его собственное жилище одиночки.
   По негромкому журчанию, доносящемуся из-за изгиба коридора, Кьяри понял, что Николь принимает душ, и подумал, не присоединиться ли к ней. Пожалуй, не стоит — так будет лучше для обоих.
 
 
   — «Странник», я — диспетчерская да Винчи, по сигналу начинается отсчет на тангенциальную минус тридцать пять минут. Три… два… один… начали!
   — Вас поняла, да Винчи, — проговорила Николь в крохотный микрофончик на тонкой ножке, присоединенный к наушникам. — Подтверждаю начало отсчета по вашему сигналу на Т минус тридцать пять. Все бортовые системы работают нормально.
   — Принято, «Странник».
   Николь беспокойно поерзала в кресле и оглянулась направо, на Поля да Куну; в последнее время она работала за пультом в легкой одежде, не ощущая неуклюжего, сковывающего движения скафандра полной защиты. Поль поймал ее взгляд и разыграл пантомиму, изобразив, как снимает шлем и кладет перед собой. Николь ухмыльнулась и погрозила пальцем, отчего Поль расплылся в улыбке еще сильнее. Он бы засмеялся, если бы они общались не по открытому каналу, прослушиваемому Кэт Гарсиа.
   Между Николь и Полем разместился голографический навигационный резервуар метрового диаметра — новейшее дополнение к системам наблюдения и ориентации, показывающий их положение и курс в трехмерном пространстве. Разумеется, при проектировании мостика подобного новшества не предусмотрели, поэтому, при всей своей несомненной полезности, резервуар еще и ужасно мешал. Опустив взгляд на нижнюю палубу, Николь увидела специалистов экспедиции. Хана Мураи взмахнула рукой в пожелании удачи, и Николь ответила тем же. В ряд с Ханой сидели Шэгэй и Андрей плюс Бен Кьяри. В отличие от остальных Кьяри был вооружен — в кобуре на бедре покоился жутковатый с виду гранатомет. А еще Бен выделялся угольно-черным скафандром. Вне корабля он будет невидимкой, а у остальных скафандры окрашены в яркие цвета. Они хотят, чтобы их заметили и нашли, он — нет.
   Над голографическим резервуаром сидела майор Гарсиа. Ее кресло, которое остряки тотчас же переименовали в трон, с трех сторон окружал пульт, отслеживающий каждую ключевую функцию корабля, а заодно самочувствие членов экипажа. Если что-нибудь пойдет не так или Николь с Полем не оправдают доверия, она сразу узнает об этом, а программа главного компьютера «ПЕРЕХВАТ» позволит взять в свои руки управление «Странником».
   Пока отсчет шел без сучка без задоринки. «Странник» вел себя как положено, хотя об этом знали только Кэт, диспетчеры базы да двое пилотов-новичков. Кропотливо пробираясь пункт за пунктом через список предполетных проверок, Николь с Полем ни на секунду не отставали от спокойного голоса диспетчера. Они все делали быстро, но без суеты, в мерном, отработанном ритме.