Клармон Крис. Первый полет

   Однако когда отсчет пошел на секунды, напряжение начало сказываться. Николь взмокла от пота, несмотря на безупречную работу кондиционера, а внутренности превратились в ледяной ком. Девушка потрясла кистями рук в тщетной попытке расслабиться и вымученно улыбнулась, поймав взгляд Поля. Он произнес что-то одними губами, но она поняла лишь со второй попытки: «Не волнуйся, командир. Мне тоже не по себе!»
   — «Странник», тангенциальная минус сто секунд. Готовность к запуску маршевого двигателя.
   — Николь, — подал голос Кьяри, — последняя сводка данных медицинского контроля. Все просто замечательно.
   «Если это замечательно, — мысленно прокомментировала Николь, — то было бы любопытно взглянуть, как бывает, когда обстоятельства складываются дерьмово. Ну же, скорее, скорее!.. Давайте трогаться!»
   С той ночи они уже не встречались наедине, и Кьяри держался с Николь так же замкнуто, как и с остальными. Николь сомневалась, не померещилось ли ей это все. Или он действительно напуган и пошел на попятную ради собственной же безопасности?
   — «Странник», тангенциальная минус семьдесят пять секунд.
   — Паоло!
   — Слежу, командир. Компьютер прекрасно справляется — шестьдесят четыре… шестьдесят три… шестьдесят две… шестьдесят одна… шестьдесят — запуск! Даю подтверждение запуска маршевого двигателя в минус одну минуту — и по автоматике, и вручную!
   — Вас поняли, «Странник», — подтвердил с Луны ведущий диспетчер. — Выглядите вы хорошо.
   «Вот оно, — подумала Николь. — Возврата не будет». Она еще боялась, но, ощутив сквозь сиденье едва уловимую вибрацию — циклопические двигатели мало-помалу выходили на режим полной мощности, — сразу почувствовала себя лучше. Лед внутри растаял, противная дрожь прекратилась. Теперь она даже начала наслаждаться происходящим.
   До нее донесся голос Поля:
   — …шесть… пять… четыре… три… два… один…
   — Старт!!! — рявкнул кто-то; от волнения Николь даже не поняла, мужчина или женщина.
   — Поехали, — объявил Поль. — Точно по графику!
   — «Странник», я — да Винчи. Вас поняли, отбыли по графику. Начальная фаза движения в норме. Продолжаем регистрацию вашего курса и телеметрию бортовых систем, пока вы не пройдете Внешнее Кольцо на расстоянии пятидесяти тысяч километров, где перейдете под юрисдикцию центра экспедиционного контроля.
   — Вас поняли, да Винчи, — откликнулась Николь. — Благодарю всех за помощь. До встречи через год.
   — Всегда рады помочь, «Странник». Приятного полета! Подходим к минутной отметке; обзор активных систем.
   Николь перебросила тумблер на пульте, предоставив позаботиться об остальном Полю; сама же медленно, с наслаждением перевела дыхание:
   — Ну что ж, детка, вот ты и в пути!
 

4

   Кьяри прикоснулся к ней и без видимых усилий отшвырнул к стене. Прикусив губу, Николь прошипела:
   — Больно же!
   — Так и задумано.
   — Ублюдок!
   В ответ он крепко шлепнул ее. Николь попыталась вернуть удар, но он отплыл всего на долю дюйма, оказавшись вне пределов досягаемости. Николь раза три пыталась схватить его, но он легко, словно даже с презрением избавлялся от захватов. Слишком поздно она поняла, что Кьяри заманил ее в центр зала; в невесомости, не имея под рукой ничего подходящего, чтобы ухватиться или оттолкнуться, Николь оказалась беспомощна.
   Она, вздохнув, расслабилась. Мысль о проигрыше была ей ненавистна, тем более — по собственной глупости.
   — Жалкое зрелище, — не скрывая отвращения, бросил Кьяри.
   — Я все поняла.
   — Черта лысого!
   — В следующий раз справлюсь лучше.
   — Именно это ты собираешься сказать, столкнувшись в Поясе лицом к лицу с толпой шахтеров или с Волчьей Сворой? Или ты веришь в реинкарнацию и надеешься искупить все промахи в следующей жизни?
   — Кьяри, дай роздыху! Я ведь не занималась этим прежде!
   — Господи Боже, ты же служишь в ВВС! — огрызнулся он. — Неужто тебя не учили драться?
   — Но не так!
   — Давай попробуем еще разок. — Он протянул руку, и Николь доверчиво ухватилась — чтобы тут же врезаться носом в переборку с жестоко завернутой за спину правой рукой. Не сдержав крика и хлынувших слез, Николь мгновенно решила обратить эти рефлексы в свою пользу и заскулила в надежде разжалобить Кьяри. Быть может, он и поверил в искренность Николь, но хватку все-таки не ослабил.
   Тогда Николь, вцепившись Кьяри в волосы, одновременно пнула его в колено, и они отлетели от стены. Не успел Кьяри опомниться, как Николь вывернулась и оказалась лицом к нему. К несчастью, прием дался ей нелегко: правое запястье совсем онемело. Но девушка не придала этому значения.
   Ощутив приближение другой переборки, Николь отскочила от нее, сильно оттолкнувшись, чтобы набрать скорость. Кьяри неотступно следовал за ней, оставаясь неуязвимым, дожидаясь, когда противница допустит ошибку, в чем нисколько не сомневался. Он выше Николь на целую голову, с длинными и мускулистыми руками, но его мощное телосложение и сила не играют в невесомости никакой роли. Другое дело — на планете или в Карусели. А тут ему надо поосторожнее размахивать кулаками, чтобы от собственного удара не полететь вверх тормашками и не открыться Николь. Скорость и ловкость здесь гораздо важнее; способность к перемещению большей массы выходит на первый план лишь в ближнем бою.
   Разумеется, он еще и на двадцать лет опытнее, и этим все сказано. Ее познания не вышли за рамки теории, а он проделал все это на практике.
   Пострадавшая рука обрела чувствительность, и вместе с ней пришла боль. Николь повернулась так, чтобы заслонить руку от Кьяри. Еще и ухмыляется, наглец; уже решил, что поединок за ним.
   Николь лягнула воздух, сбросив туфлю, пулей улетевшую в сторону, и оказалась в углу. Упираясь ногами, чтобы остаться на месте, Николь стащила с себя футболку. Делать это одной рукой было несподручно, и в течение пары секунд, стягивая майку через голову, она ничего не видела. Кьяри ринулся на нее, как бык, через весь зал. Николь замерла перед ним, будто матадор, но за миг до столкновения швырнула майку в лицо нападающему и поднырнула под него, расплывшись в улыбке, когда сзади послышались глухой удар и громовые проклятия.
   Выгнувшись дугой, Николь захватила лодыжки Кьяри и рванула на себя. Правую руку будто током прошило от запястья до плеча. Этот маневр развернул их с Кьяри в противоположные стороны. Оттолкнувшись от его спины, Николь согнулась, чтобы остановить противника ногами. Он влетел ей прямиком между ног, и Николь не мешкая переплела их, сжав что было мочи. Кьяри барахтался, пытаясь освободиться, но ему не за что было уцепиться; в реальной рукопашной свернуть ему шею было пара пустяков.
   Наконец он похлопал ее пониже спины, испустив сдавленный вопль. Николь сочла это капитуляцией, но на всякий случай оттолкнула его подальше, чтобы не дотянулся. Кьяри не пытался повторить атаку — просто висел скрючившись, с побагровевшим лицом, и растирал шею обеими руками.
   — Великолепно, — признал он.
   — Вы имеете в виду тренировку, комиссар, или меня?
   Он улыбнулся — неторопливо и одобрительно, словно только теперь заметил, что под майкой у нее ничего нет. Впрочем, увидев кровоподтек на правой груди, он вновь посерьезнел и придвинулся ближе.
   — Это я сделал?
   — Помимо прочего. Ой, осторожно! — вскрикнула Николь, когда Бен притронулся к ее травмированному запястью.
   — Болит?
   — Ужасно.
   — Судя по тому, как ты ею орудовала, вряд ли трещина или перелом, но рентген не помешает.
   Но после всех его манипуляций в медпункте боль не прошла, о чем Николь не преминула ворчливо сообщить лекарю, но сочувствия не встретила.
   — Пару дней никаких выходов за пределы корабля. — Он что-то выстукивал на компьютер-блокноте. — Никаких тяжелых работ. Лучше вообще этой рукой не шевелить. Я бы порекомендовал ближайшие дни спать в невесомости, чтобы снизить опасность повторной травмы. Если боль будет очень донимать, прими аспирин; а еще лучше — горячую ванну.
   — Кэт придет в восторг. — Не дождавшись ответа, Николь поинтересовалась: — Следует ли показаться Шэгэю?
   — Только если мне некогда или сплю.
   — А потом что? Очередной урок в борцовском зале?
   К ее удивлению, он воспринял вопрос всерьез.
   — Буду проверять запястье ежедневно. Как только отек спадет и ты сможешь без труда двигать рукой, продолжим.
   — Потрясссно, — сухо произнесла она. — Знаешь, Кьяри, я жду не дождусь, чтобы полюбоваться, как мы мутузим друг друга, пока я не угожу в гипсовый корсет или не превращусь в мешок с костями.
   — Ты разве забыла, что сегодня выиграла?
   — Везение, — скривилась Николь.
   — Таких зверей на свете нет, старлей, а я не поддавался.
   — Не держи меня за дуру, Кьяри, ты даже не пытался драться.
   — Если бы я попытался, один из нас был бы уже покойником. Я делал все, что мог позволить на тренировке; реальный поединок понарошку не изобразишь. — Он вывел ее из лазарета в коммуникационную шахту. — В следующий раз попробуем в скафандрах, но для начала обойдемся без шлемов и ранцев.
   — По-моему, только зря вспотеем. Иной раз мне в скафандре кажется, что я и пальцем не смогу шевельнуть — так как же в нем еще и драться?
   — Только так и надо, Рыжик.
   — В Академии нам говорили, что это непрактично. Допустим, ты врезал какому-нибудь громиле под дых — и что же он почувствует сквозь пятисантиметровую армированную ткань и бронесетку? А если ты не закреплен, то тебя отбросит в другую сторону.
   Она бросила взгляд на рубку управления, находящуюся в двадцати пяти метрах, потом опустила голову и посмотрела на складские модули, расположенные немного ближе. Вокруг вертелись Карусели, но центральная шахта оставалась неподвижной, и Николь вытянулась, словно в гамаке. Самое приятное в невесомости то, что тебе удобно в любом положении. Издалека доносилось приглушенное пение Андрея. Не питая особой любви к оперному искусству, Николь не узнала мелодии, но улыбнулась красоте голоса.
   — Верно, — согласился Кьяри. — Но если двое в скафандрах схлестнутся в рукопашной, тут уж не до умствований. Ты должна уметь позаботиться о себе. Должна оказаться проворнее.
   — А точнее?
   — Бей в слабое место.
   — А, ты о воздухе! — Она подавила зевок. — Выдернуть шланг?
   — Это ответ салаги, Ши, я ждал от тебя большего. Пошевели мозгами, если можешь, — холодно фыркнул Кьяри. Глаза Николь в гневе распахнулись. — Ну, отключишь ты воздух, и что дальше?
   — Если не подключить обратно, то человек покойник, — пожала плечами Николь.
   — Время, Ши, на это уйдет какое-то время. Воздуха в скафандре еще минуть на пять. За пять минут всякое может случиться. Если уж ты сцепишься, то захочешь закруглиться побыстрее — но как?
   — Шлем?
   — Браво! Тело — великолепная машина. Ради выживания оно пожертвует любой конечностью, кроме одной. Это даже предусмотрено в конструкции скафандров. Если пробита рука, на плече есть герметичный клапан; ты потеряешь руку, но уцелеешь и в красках будешь рассказывать об этом внукам. Единственное исключение составляет голова. Шлем сконструирован так, чтобы его легко мог надеть человек в толстых перчатках; если на судне происходит ударная разгерметизация, тут уж не до возни с застежками, а на магнитные стяжки тоже полагаться нельзя — не исключено, что заклинит либо в открытом, либо в закрытом положении.
   — Но ведь это убийство!
   — Простейшее решение спорных вопросов.
   — Так ты говоришь, этим всегда кончается? — Теперь ей было не до сна.
   — Чаще всего.
   Подтянувшись к входу в «домашнюю» Карусель, Николь толчком распахнула люк.
   — Возможно, ты и прав, Кьяри…
   — Не судите о том, чего не понимаете, старлей. Мы живем в безжалостнейшей из сред и потому слишком редко позволяем себе роскошь великодушия. А за ошибку, за единственный неверный шаг обычно расплачиваемся жизнью.
   — Мне только об этом и твердят.
   — И не без причин, Николь.
   — Что-то мне расхотелось тренироваться, комиссар.
   — При всем моем уважении, лейтенант, вы не имеете права отказаться. A demain^[4]!
   Неуклюже вскарабкавшись по лестнице из центральной шахты в кают-компанию, Николь дала волю гневу, не заметив находившуюся там Хану Мураи.
   — Проклятый, невежественный, смердящий ублюдок, растуды его мать! — грохотал голос Николь в просторном тороиде.
   — Прошу прощения? — приподняла Хана голову.
   — Ой, Хана, извини. — Николь тотчас же устыдилась собственной несдержанности. — Я не знала, что здесь кто-то есть.
   — Само собой. Я тут перекусываю. Хочешь?
   — А что у тебя?
   — Лососина и плавленый сыр.
   — М-м… Хана, да это же все настоящее!
   — Остатки личных сбережений, — тяжело вздохнула та.
   — Ой, я не могу…
   — А я могу, и если я хочу поделиться, то это мое личное дело.
   — Ты настоящий друг.
   Хана заказала через кухонную консоль чай для Николь. Напиток, как всегда, казался затхлым, зато рыба была восхитительна. Николь смаковала каждый кусочек. Только теперь она начала понимать, почему рестораны и даже закусочные базы да Винчи пользуются такой популярностью; после многих месяцев питания пастами и сублимированными, полусинтетическими «продуктами» вернувшиеся домой астронавты требуют — и заслуживают — наилучших натуральных продуктов.
   — Досталось от комиссара, Николь?
   — Слизняк вонючий!
   — Даже так?
   — Хана, он учит убивать людей.
   — А может, заодно спасать собственную жизнь?
   — Так ты его защищаешь?!
   — Просто я не забыла слова генерала Кэнфилд за обедом. Мы еще зеленые новички, Николь; наверно, она знала, о чем толкует. А он знает, что делает.
   Николь досадовала, что чай не желает стыть.
   — В мои планы это не входило.
   — Вот как? А зачем же ты пошла в ВВС?
   — Хотела стать астронавтом. Мечтала о космических кораблях. И кратчайший путь — пойти в синие кителя. Если бы меня отчислили, я, наверно… Я бы стала летчиком-испытателем. Но Кьяри так чертовски хладнокровен, словно пытается перекроить меня на свой манер. А мне это не по нутру!
   — Ты ему говорила?
   — Намекала. Он намерен продолжать, и плевать ему на мои чувства.
   — Обратись к Кэт. Она запретит ему своей властью.
   Николь основательно поразмыслила, потом покачала головой.
   — С чего бы это? — осведомилась Хана. — Думаешь, она его поддержит?
   — Черт, нет! Как раз наоборот. По-моему, эти тренировки ей поперек горла. Обмолвись я хоть словечком, и с ними покончено. Но я не хочу ее впутывать. — По категоричному тону Николь было ясно, что Кэт она не доверяет.
   — Путешествие только-только началось, — серьезно заметила Хана. — Такой настрой ни к чему хорошему не приведет.
   — Ничего, утрясется. — Николь заморгала, словно очнулась от сна. — С чего это ты в тюрбане?
   Голова Ханы была повязана синей шелковой косынкой с радужным отливом. К удивлению
   Николь, молодая японка вдруг заволновалась. Потом застенчиво хихикнув, вытащила заколки и сдернула платок. Николь невольно охнула.
   Длинных, иссиня-черных волос Ханы как не бывало; на гладко выбритом черепе осталась только неширокая полоска, идущая ото лба к затылку. «Ирокез» был слегка подстрижен, и когда Хана провела ладонью по волосам, они приподнялись на несколько сантиметров, а затем элегантно откинулись набок. Пряди, оставленные на затылке более длинными, спадали на плечи косицами.
   — Ты первая видишь это после Андрея, — стеснительно усмехнулась Хана. — Как тебе?
   Николь вытаращила глаза и скорчила глупую физиономию, изо всех сил стараясь, чтобы вышло посмешнее, только бы скрыть зависть, охватившую ее с первого же взгляда на подругу. Вообразив себя с подобной прической, Николь разразилась ехидным хихиканьем. Хана поглядела с подозрением, не понимая, что вызвало подобное веселье.
   — Просто замечательно, — заверила Николь. — Господь Вседержитель, неужто Андрей… Он? — Хана кивнула. — Вот ведь хитрый пес, я и не подозревала за ним подобных талантов. Но, Хана, зачем?! Что это тебе взбрело в голову?!
   — Да просто стих такой нашел, — развела руками Хана. — Решила, что, если не выйдет, обреюсь наголо, и никто, кроме друзей, и не увидит… — Вы ведь мои друзья, верно? — Николь энергично закивала. — …Прежде чем мы вернемся на Луну.
   — Ты гораздо храбрее меня.
   — Вам, воякам, положено выглядеть пристойно.
   Сжав зубы, Николь горестно прищелкнула языком и покачала головой. Теперь настала очередь засмеяться Хане, потому что подруга не на шутку расстроилась. Она прикидывала так и сяк, не попросить ли Андрея сделать ей такую же или другую, но не менее вызывающую прическу. Потом решительно тряхнула головой. «В другой раз. Когда буду командовать собственным кораблем».
   — Я вот ломаю голову, Николь, — Хана снова настроилась на серьезный лад. — Как ты относишься к Кьяри?
   Николь очень удивила резкая смена разговора.
   — Ненавижу этого субчика до мозга костей. И не смотри так, Хана, я и вправду его ненавижу!
   — Искренне верю. Просто мне вспомнился тот день перед вылетом, когда вы вдвоем…
   — Вот дьявол, неужели я краснею!
   — Весьма многообещающе.
   — Сука!
   — Он тебя по-прежнему волнует, а? Николь утвердительно склонила голову, забившись поглубже в кресло.
   — Я не знаю, хотела этого или нет, — она задумчиво покусывала крекер, — но когда мы проснулись, меня охватило небывалое вожделение. Этакая животная тяга женщины к мужчине. Но я жаждала только его, Кьяри! У меня бывали интрижки, но подобное впервые. Прямо-таки неописуемое, неодолимое влечение!
   — Замечательно. И что же дальше?
   — Смеешься, что ли? Мы каждый день из кожи лезем, чтобы любым доступным способом вышибить друг другу мозги. Что ярче воплощает квинтэссенцию любви по-американски между мужчиной и женщиной?
   — Очень остроумно.
   Николь скривилась. Ее чай совсем остыл, но она все равно осушила чашку. Хана заказала еще одну.
   — На орбите было недосуг. А после… Не знаю. Он — сама деловитость, а я привыкла схватывать все на лету. Я видела его без маски; быть может, это его напугало. А в маске он страшит меня до полусмерти. А как твои дела? Как там у вас с Паоло?
   — Он прелесть. — Увидев утвердительный кивок Николь, Хана улыбнулась и поводила указательным пальцем из стороны в сторону. — А вы двое… м-м?..
   — Однокашники. Друзья. Партнеры. Я слыхала, он называет нас «Суперкомандой». Пару раз во время практики на выживание в экстремальных условиях ночевали в одном спальнике, но ничего сногсшибательного не было. Не мой тип мужчины.
   — Только пойми меня правильно, он мне очень нравится…
   — Он славный паренек, — согласилась Николь.
   — …и еще никто не заставлял меня так смеяться. Но это лишь мимолетное увлечение.
   — Надеюсь, Полю об этом известно, — проронила Николь, а затем поинтересовалась: — Тебя кто-то ждет?
   — Ждет? — Хана перевела дух, избегая взгляда Николь, затем деланно улыбнулась. — Боже милостивый, конечно, нет! Я не настолько жестока. — Снова возникла пауза. Хана тщетно пыталась отогнать воспоминания, и улыбка ее угасла. — Иногда я испытывала что называется настоящую страсть. Один раз в Японии, еще во время учебы, второй раз в Стэнфорде. Почти три года мы были неразлучны. Вместе работали, вместе отдыхали, вместе… жили. Я не скрывала, что подала заявление в НАСА. За этим-то я и приехала в Стэнфорд. Но мы легкомысленно к этому относились. Пока не пришел вызов.
   — Что же было тогда?
   Голос Ханы вдруг лишился выразительности, глаза померкли. Николь захотелось обнять ее, но Хана отстранилась.
   — Много воплей, — тихонько проронила она. — Море слез. А однажды ночью вдруг приехали полицейские. Соседка вызвала, опасаясь, что мы изувечим друг друга. Но она вряд ли зашла бы так далеко. Всю жизнь я мечтала о космосе. Я просто знала, что именно здесь мое место. И не могла отказаться, даже во имя любви.
   Теперь Николь накрыла здоровой рукой ладонь Ханы. Они посидели молча, потом Хана всхлипнула и высморкалась.
   — Извини, — проговорила она, утирая лицо.
   — Перед отлетом из да Винчи я получила от Бесс весточку. Она перебралась на Восток, преподает в Массачусетсском технологическом, по-прежнему одна. Но хотя бы не отказывается со мной разговаривать. Я действительно причинила ей сильную боль. Боялась даже, что она никогда меня не простит.
   — Будь у тебя выбор, ты поступила бы так же?
   — А ты?
   — У меня так вопрос не стоял.
   — Везет тебе. — Хана со вздохом отвернулась и набрала код на интеркоме. — Я устроила званый обед, Андрей Микхайловитш, не почтите своим присутствием?
   — Шэгэй, как обычно, с головой ушел в работу. Вытащить его теперь не легче, чем медведя из берлоги. Но лично я, милые дамы, с удовольствием подкреплюсь.
   — Тогда кончай трепаться и приходи.
   Зимянин двигался в невесомости с раскованной грацией. Рядом с ним экипаж казался стайкой неуклюжих подростков — пожалуй, кроме Бена Кьяри. Настолько высокий, что едва прошел под установленной нормативами планкой предельного роста, стройный и мускулистый, как танцор, Андрей оказался самым красивым мужчиной их всех, когда-либо встречавшихся Николь. Жаль, что он состоит в счастливом браке, и хотя всегда готов пофлиртовать, дальше этого не идет. Возлюбленный Зимянина — психолог на русской базе в Гагарине —настолько хороший, что сфера его деятельности охватывает и американскую зону. Николь встретилась с ним на предполетных тренировках и ошарашенно обнаружила, что он еще красивее Андрея. Помнится, тогда она подумала, что в мире нет справедливости, но постепенно Николь узнала обоих мужчин поближе и поняла, что это один из тех редких союзов, когда партнеры воистину созданы друг для друга. Связывающие их узы гораздо крепче, чем у всех известных Николь пар — в том числе и ее родителей. Если ей повезет в супружестве хотя бы наполовину, она будет довольна.
   Заглянув в тарелки, Андрей состроил гримасу:
   — И это называется перекусом?
   — Нас устраивает, — отозвалась Хана. Его взгляд был красноречивее слов. Мгновение поразмыслив, Андрей при помощи своего компьютерного блокнота забрался в корабельную базу данных, хранящую рецепты блюд и список провизии, что-то туда вписал и сделал заказ через главную консоль.
   — Я тебе не говорила, Андрей, — подала голос Николь, — что в детстве видела, как катаются на коньках твои родители?
   — Это видел почти весь мир — если не на их первой Олимпиаде, то на второй уж наверняка.
   — Они были великолепны!
   — Они были лучшими.
   — А ты не катаешься?
   — Здесь — нет.
   — Ты прекрасно понял, что я имела в виду, черт побери!
   Сняв пробу, он вернулся к консоли и запрограммировал чуть больше специй. Потом покачал головой и сообщил:
   — Так, как они, — нет. Мне это и в голову не приходило.
   — Но почему?!
   — Николь, а почему ты не стала адвокатом, как отец, или писателем, как мать? Пишет она бесподобно.
   — Ее Пулитцеровские премии это подтверждают.
   — Вот именно. А в нашем доме над камином висят три золотые медали. В течение десяти лет и трех Олимпиад родители были сильнейшими спортсменами в мире. Им до сих пор нет равных, так что я не хотел и пробовать. Как и они, я не люблю быть вторым. Я хочу прославиться как Андрей, а не сынишка Михаила и Ларисы.
   Тут консоль звякнула, и Андрей с минуту хлебал суп. Потом протянул ложку Николь:
   — На-ка, попробуй. Только осторожно, горячо.
   — Пахнет чудесно! — Хана подалась вперед, чтобы тоже отведать супа.
   — М-м-м, — замычала Николь. — Как ты заставил эту тварь состряпать такое чудо?
   — Я не новичок в космосе.
   — Не сыпь мне соль на раны.
   — У нас с Федором такая же система установлена дома, так что у меня было время попрактиковаться… — он помахал руками, застенчиво усмехнувшись, — и малость побаловаться с ней. Так сказать, раздвинуть рамки кулинарной посредственности.
   — А Полю не останется? — справилась Николь. — Он сейчас на вахте.
   — Бери. — Андрей закрыл миску герметичной крышкой, закрепил на подносе и вручил Николь, невзирая на протесты. — Себе я еще сделаю. Основной рецепт внесен в меню, можно вызвать его в любой момент и только добавить специй по вкусу. Потом, если хочешь, запиши этот вариант в память, а уж дальше «Странник» возьмет всю работу на себя. А если вдуматься… — он набрал команду на клавишах блокнота, — стоило бы отнести контейнер Медведю. Он так увлекся, что, если я не принесу поесть, помрет с голоду.
   — Вы с ним два сапога пара, — ухмыльнулась Хана.
   Но Андрей ответил совершенно серьезно, удивив их с Николь.
   — Наверно, мы последние из могикан, — задумчиво проронил он. — Еще поколение, и подобный стиль жизни — медленные полеты в пределах Солнечной системы — уйдет в небытие. Нужда в людях вроде нас отпадет.
   Николь поняла, что он подразумевает всех сразу, а не только себя с Шэгэем.
   — О ком ты говоришь? — уточнила она.
   — Об отшельниках, способных месяцами высиживать в этих претенциозных жестянках. Даже подлодки изредка всплывают на поверхность, чтобы экипаж размялся, подышал свежим воздухом, полюбовался пейзажем. Здесь такой возможности нет. Ближайшая аналогия — антарктические исследовательские станции, где люди зимой заперты в четырех стенах, отрезаны от внешнего мира. Для подобной жизни нужен особый склад характера вроде нашего. Нам прощают наши маленькие чудачества только потому, что пока заменить нас некем. Но все впереди. Такой закон. У вас на Диком Западе, Николь, горцы были в большой чести, но их время прошло. Наше тоже пройдет.