Страница:
доходя до точки пересечения обеих линий, - положим, в точке Д, - тогда наступающий оказался бы вынужденным повернуться к нему фронтом; мы предполагаем, что он не может произвольно менять направление своей операционной линии, которая ближайшим образом определяется географическими объектами, и не найдет возможности обратить ее, например, в направление АД. Отсюда следует, что в этой системе взаимодействия обороняющийся имеет лишний шанс перед наступающим, так как ему для получения преимущества надо лишь занимать позицию, не доходя до точки пересечения обеих линий. Мы далеки от того, чтобы придавать большое значение этому геометрическому элементу, и остановились на его разборе лишь для того, чтобы сделать нашу мысль вполне понятной; напротив, мы совершенно убеждены, что местные и вообще конкретные обстоятельства в гораздо большей мере обусловливают расположение обороняющегося, и нет никакой возможности дать какие-либо общие указания относительно того, которая из двух сторон окажется вынужденной больше подставить под удары свою коммуникационную линию.
Если коммуникационные линии той и другой стороны идут в одном и том же направлении, та из сторон, которая примет по отношению к ним косое расположение, принудит и другую сделать то же, но в таком случае геометрически не получится никакой выгоды, та и другая стороны приобретут одинаковые преимущества и потерпят одинаковый ущерб.
Поэтому в нашем дальнейшем изложении мы будем исходить из факта одностороннего обнажения коммуникационной линии.
Что же касается второго невыгодного положения коммуникационной линии, создавшегося при ее прохождении по неприятельской стране, то само собой понятно, в какой мере она окажется обнаженной, если жители этой страны возьмутся за оружие. На создавшееся положение придется смотреть, как на развертывание неприятельских сил вдоль всей коммуникационной линии. Хотя эти силы сами по себе чрезвычайно слабы, - они лишены плотности и не способны к интенсивным усилиям, - но надо задуматься над тем, к чему приведет такое враждебное соприкосновение и воздействие во множестве пунктов, расположенных один подле другого вдоль линии значительного протяжения, где оно проявится. Здесь не требуются дальнейшие разъяснения. Но даже и тогда, когда подданные враждебной страны не взялись за оружие, когда в стране нет ландвера или какой-нибудь другой военной организации населения, и даже в тех случаях, когда народ отличается крайне невоинственным духом, уже одно простое отношение чужих подданных к неприятельскому правительству представляет собою весьма чувствительную невыгоду для коммуникационной линии противной стороны. Помощь, которой пользуется летучий отряд благодаря большей легкости сношения с жителями, знакомству с местностью и людьми, получаемой ориентировке и содействию со стороны властей имеет для него решающую ценность, - и эта помощь оказывается такому отряду без особых усилий с его стороны. К этому надо добавить, что на известном удалении всегда имеются крепости, реки, горы и другие убежища, которые в любое время оказываются в распоряжении нашего противника, если мы не вступим во владение ими и не снабдим их гарнизонами.
При таком отношении населения и в особенности при наличии и других благоприятных обстоятельств действие на коммуникационную линию неприятеля окажется возможным и в том случае, когда коммуникационная линия отходит перпендикулярно от фронта неприятельской армии, ибо нашим летучим отрядам уже не всегда явится необходимость возвращаться к своей армии; они смогут найти достаточное укрытие и в простом уклонении в пространства собственной страны.
Итак, мы теперь ознакомились: 1) со значительной длиной, 2) с косым положением и 3) с неприятельской территорией, как с главными обстоятельствами, при которых коммуникационные линии могут быть прерваны относительно небольшими силами противника; для того, чтобы этот перерыв сообщений оказался действенным, требуется еще четвертое условие, а именно известная длительность В этом отношении мы сошлемся на сказанное нами по этому поводу в XV главе 5-й части.
Эти четыре условия являются лишь четырьмя основными, охватывающими этот вопрос; к ним примыкает множество местных и конкретных обстоятельств, которые часто становятся гораздо более важными и вескими, чем основные условия. Чтобы назвать самые существенные, укажем на качество дорог, характер местности, по которой они проходят, на средства прикрытия, какими могут явиться реки, горы, болота, на время года и атмосферные условия, на значение отдельных отраслей подвоза, например, осадного парка, на количество легких войск и пр.
От всех этих обстоятельств будет зависеть успех, которого полководец сможет добиться на коммуникационной линии противника. Сравнивая общую сумму этих обстоятельств у одной стороны с общей суммой тех же обстоятельств у другой, мы получим соотношение между обеими системами сообщений; от этого же соотношения зависит, который из двух полководцев сможет в указанном смысле превзойти другого.
То, что выходит столь пространным в изложении, часто разрешается в каждом конкретном случае сразу на глаз; но для этого, конечно, необходима приобретенная путем опыта интуиция{227}.
Надо продумать все разобранные здесь случаи, чтобы затем иметь возможность сознательно отнестись к обычной глупости писателей-критиков, полагающих, что словами обход и действие во фланг уже что-то сказано без дальнейшей мотивировки.
Теперь переходим ко второму основному условию, при котором может иметь место стратегическое действие во фланг.
Дальнейшему продвижению неприятельской армии может препятствовать не наше сопротивление, а какая-нибудь другая причина; какова бы последняя ни была, нашей армии уже нечего бояться ослабления своих сил выделением значительных отрядов; ведь если бы даже неприятель пожелал наказать нас за это, то мы сможем свободно уклониться от удара. Последнее имело место в русской главной армии в 1812 г. под Москвой. Но чтобы создался такой случай, вовсе не нужны столь огромные размеры и большой размах, какие мы наблюдаем в этом походе. Фридрих Великий всякий раз оказывался в таком же положении на границах Богемии или Моравии в течение первой Силезской войны; в сложной обстановке, в которой могут оказаться полководцы и их армии, можно себе представить самые разнообразные причины преимущественно политического характера, делающие дальнейшее продвижение вперед невозможным.
В этом случае силы, выделяемые для действий на фланг, могут быть более значительны, поэтому остальные условия могут быть и не столь благоприятны: даже соотношение между нашей системой сообщений и системой сообщений противника не должно складываться обязательно в нашу пользу, так как неприятель, не способный извлечь из нашего дальнейшего отступления выгоды, едва ли будет в силах расплатиться с нами той же монетой, а скорее озаботится непосредственным прикрытием своего отступления.
Итак, указанная обстановка оказывается весьма подходящей, чтобы достигнуть тех результатов, которых не желают добиваться путем сражения, представляющегося слишком рискованным, при помощи средства, которое менее блестяще и менее богато последствиями, чем победа, но зато и менее опасно.
В подобном случае фланговая позиция, обнажающая наши сообщения, не внушает уже таких сомнений и может всякий раз принудить противника занять косое по отношению к его коммуникационной линии расположение, таким образом, это вышеуказанное условие для успешного флангового воздействия будет иметь место почти неизбежно. Чем большее содействие окажут другие условия и иные благоприятные обстоятельства, тем
скорее можно ожидать успеха от этого средства; наоборот, чем меньше будет иметься налицо таких благоприятных обстоятельств, тем больше будет зависеть успех от превосходства в искусстве комбинаций и от быстроты и уверенности в выполнении.
Здесь открывается подлинная область стратегического маневрирования, столь многократно повторявшегося во время Семилетней войны в Силезии и в Саксонии, в походах 1760 и 1762 гг. Если во многих войнах отличавшихся слабостью проявлений стихийной силы, часто встречается подобное стратегическое маневрирование, то оно, конечно, бывает не потому, что уж так многочисленны случаи, когда можно видеть полководца, стоящего у предела своих наступательных достижений, а потому, что недостаток решимости, мужества и предприимчивости, страх перед ответственностью часто заменяют истинные и веские основания; достаточно напомнить о фельдмаршале Дауне.
Сводя к одному основному выводу все наши рассуждения, мы найдем, что фланговое воздействие будет наиболее действительным:
1) при обороне;
2) к концу похода;
3) преимущественно при отступлении внутрь страны;
4) в соединении с народной войной.
О способе выполнения этого воздействия на коммуникационные линии нам остается сказать лишь несколько слов.
Эти предприятия должны выполняться искусными партизанами, которые совершают смелые марши и нападают своими маленькими отрядами на мелкие неприятельские гарнизоны, транспорты, передвигающиеся взад и вперед команды, ободряют взявшуюся за оружие часть населения{228} и соединяются с ней для отдельных предприятий. Отряды скорее должны быть многочисленны, чем сильны, и так организованы, чтобы было возможно объединение нескольких отрядов для выполнения более крупных предприятий; этому не должно слишком сильно препятствовать честолюбие и самодурство отдельных вождей.
Теперь нам остается еще поговорить о действиях против пути отступления.
Здесь нам особенно надо иметь в виду выдвинутый нами в самом начале принцип: силы, действующие в тылу противника, не могут быть использованы на фронте; следовательно, на действия против фланга или тыла нельзя смотреть, как на увеличение сил, а лишь как на более потенцированное{229} их применение - потенцированное в отношении результатов и в то же время потенцированное в отношении опасности.
Всякое вооруженное сопротивление, не являющееся простым и непосредственным, имеет тенденцию усиливать свою действенность за счет своей обеспеченности. Воздействие на фланг сосредоточенными силами или силами разъединенными, охватывающими противника, принадлежит к этой категории.
Но если действительно мы имеем серьезное намерение отрезать путь отступления и это не является простой демонстрацией, то подлинным разрешением этой задачи может явиться только решительное сражение или, по крайней мере, совокупность всех необходимых для него условий; в этом разрешении мы снова натолкнемся на отмеченные уже выше два элемента: большие достижения и большая опасность. Поэтому, чтобы полководец считал себя вправе придерживаться этого способа действий, у него должны быть обосновывающие его благоприятные условия.
При этом способе сопротивления мы должны различать две упомянутые раньше формы. Первая заключается в том, что полководец желает всей своей армией атаковать неприятеля с тыла - или исходя из запятой им с этой целью фланговой позиции, или путем подлинного обхода; вторая форма связана о разделением сил и занятием охватывающей группировки, чтобы полководец мог одной частью армии угрожать тылу неприятеля, а другой - фронту.
Повышение успеха в обоих случаях одно и то же, а именно: или действительно будет отрезан путь отступления и удастся захватить в плен или рассеять большую часть сил противника, или же вызывается поспешный отход на значительное расстояние неприятельской армии, уклоняющейся от этой опасности.
Но повышение опасности в этих двух случаях лично.
Если мы обходим неприятеля всеми своими ми, то опасность заключается в том, что мы обнажаем свой тыл, и тогда все опять зависит от соотношения между обоими путями отступления, подобно тому, как в аналогичном случае при воздействии на коммуникационные линии все сводилось к соотношению между этими линиями.
Правда, обороняющийся, находясь в собственной стране, менее, чем наступающий, стеснен в отношении своих коммуникационных линий и путей отступления, а потому имеет большую возможность осуществить стратегический обход; однако это общее положение является недостаточно исчерпывающим, чтобы на нем строить практический метод действия. Таким образом, решающим моментом является совокупность обстоятельств данного конкретного случая.
К этому можно еще добавить, что, естественно, благоприятные условия чаще встречаются при обширных пространствах, чем при небольших, и чаще в государствах самостоятельных, чем в слабых, рассчитывающих па постороннюю помощь, армии которых, следовательно, должны прежде всего не упускать из виду пункт соединения с армией, следующей на выручку; наконец, к концу похода, когда сила напора наступающего истощилась, эти условия складываются наиболее благоприятно для обороняющегося, - приблизительно так же, как это имеет место в отношении коммуникационных линий.
Фланговая позиция, какую русские в 1812 г. заняли с громадной выгодой для себя на дороге из Москвы в Калугу, когда сила напора Бонапарта уже истощилась, оказалась бы пагубной для них в начале кампании в Дрисском лагере, если бы они не догадались своевременно изменить свой план.
Другая форма обхода и отрезывания пути отступления при помощи разделения своих сил сопряжена с опасностью такого разъединения, тогда как неприятель, располагая преимуществами внутренних линий, остается сосредоточенным и имеет возможность атаковать каждую отделившуюся часть противника превосходными силами. Можно поставить себя в такое невыгодное положение, которое ничем не может быть возмещено, лишь при наличии одного из трех следующих основных условий:
1) первоначального распределения сил, вызывающего необходимость подобного образа действий во избежание большой потери времени;
2) значительного материального и морального превосходства, дающего право на применение самых решительных форм;
3) истощения силы напора противника, находящегося в конце пути своего наступления.
Концентрическое вторжение Фридриха Великого в Богемию в 1757 г. не имело целью объединить фронтальное наступление с наступлением на стратегический тыл, - по крайней мере, это никак не составляло главной его задачи, как мы более подробно разъясним это в другом месте. Во всяком случае ясно, что не могло быть и речи о предварительном соединении его сил в Силезии или в Саксонии до этого вторжения, ибо в таком случае он лишился бы всех выгод внезапности.
Когда союзники планировали вторую часть похода 1813 г., они при значительном материальном превосходстве могли уже думать о нанесении удара главными силами по правому флангу Бонапарта, а именно - на Эльбе, чтобы таким путем перенести театр военных действий с Одера на Эльбу. Неудачу, которую они потерпели под Дрезденом, следует приписать не их общим предначертаниям, а ряду допущенных ими стратегических и тактических промахов. Под Дрезденом они имели возможность сосредоточить 220000 человек против 130000 Бонапарта - соотношение сил безусловно для них благоприятное (под Лейпцигом оно выражалось в цифрах 285/157). Правда, Бонапарт, приняв своеобразную систему обороны на одной линии, слишком равномерно распределил свои силы (в Силезии 70000 против 90000, в Бранденбурге - 70000 против 110000), но во всяком случае ему было бы трудно, не уступая Силезии, сосредоточить на Эльбе такие силы, которые были бы в состоянии нанести решительный удар главной неприятельской армии. Точно так же союзники легко могли продвинуть к Майну войска, состоявшие под начальством Вреде, и попытаться отрезать Бонапарту дорогу на Майнц.
С развитием кампании 1812 г. русские имели основание направить свою Молдавскую армию на Волынь и Литву, чтобы позже двинуть ее в тыл главной французской армии, ибо не могло быть ни малейшего сомнения, что Москва окажется кульминационной точкой операционной линии{230} французов. За Россию, лежавшую по ту сторону Москвы, в продолжение этого похода нечего было опасаться; поэтому русской главной армии не было никаких оснований считать себя слишком слабой.
Та же форма группировки вооруженных сил лежала в основании первоначального, составленного ген. Пфулем, оборонительного плана, согласно которому армия под начальством Барклая должна была отойти в Дрисский лагерь, а армия Багратиона - наступать на тыл главных сил французов. Но какая разница между этими двумя моментами. В первом (хронологически - Ред.) французы были втрое сильнее русских; во втором - русские были заметно сильнее французов. В первом - французская армия имела силу напора, которой хватило до самой Москвы, на 80 миль дальше Дриссы; во втором - она уже не была в состоянии продвинуться хотя бы на один переход дальше Москвы; в первом - линия отступлений до Немана не превышала 30 миль, во втором - она достигала длины 112 миль. То же воздействие на путь отступления противника, которое во второй момент оказалось таким успешным, было бы непростительной глупостью в первом.
Так как воздействие па путь отступления, не являющееся простой демонстрацией, заключается в действительном наступлении с тыла, то об этом можно было бы еще многое сказать; однако это будет более уместно отнести в часть труда, посвященную наступлению.
Прерывая на этом наше рассмотрение, мы довольствуемся указанием тех условий, при которых может иметь место этот вид реакции.
Обычно под намерением принудить неприятеля к отходу угрозой его пути отступления разумеют скорее простую демонстрацию, чем действительное осуществление. Если бы в основе каждой демонстрации, дающей нужные результаты, непременно должна была лежать полная осуществимость подлинного действия, как это представляется естественным на первый взгляд, то все условия, необходимые для успеха демонстрации, должны были бы совершенно совпадать с условиями, требуемыми для подлинного действия. Однако на деле это не так; в главе, посвященной демонстрациям, мы увидим, что эти последние связаны с несколько иными условиями, и отсылаем к ней читателя.
Глава двадцать пятая.
Отступление внутрь страны
Мы рассматривали добровольное отступление внутрь страны как особенный косвенный вид сопротивления, при котором неприятель должен погибнуть не столько от нашего меча, сколько от собственного напряжения. При этом или вообще не предполагается никакого генерального сражения, или же срок его откладывается до того времени, когда неприятельские силы окажутся уже значительно ослабленными.
Продвижение наступающей армии связано с потерей сил из-за самого продвижения; это будет обстоятельно рассмотрено в седьмой части, по здесь мы должны предвосхитить вывод; последнее для нас тем легче, что в военной истории ясно об этом свидетельствует каждая кампания, в течение которой имело место значительное продвижение. Такое ослабление наступающего по мере его продвижения развивается усиленным темпом, если противник не побежден, а отходит добровольно со своими несломленными, сохраняющими свежесть войсками, но заставляет оплачивать кровью каждую пядь земли постоянным, строго размеренным сопротивлением, так что движение наступающего вперед является непрерывным пробиванием себе дороги, а не одним лишь преследованием.
С другой стороны, потери, которые несет при отступлении обороняющийся, будут гораздо сильнее, если он отходит после проигранного сражения, чем если он это делает добровольно. Ибо если бы он и был в состоянии оказывать преследующему тот ежедневный отпор, на который мы рассчитываем при добровольном отступлении, то терпел бы еще урон, связанный с отступлением, вследствие чего соответственно нарастали бы потери, понесенные им в сражении. Но как неестественно это предположение! Лучшая в мире армия, когда она бывает вынуждена отступать в глубь страны после проигранного сражения, понесет при этом совершенно несоразмерные потери, а если значительное превосходство находится на стороне противника, что обыкновенно бывает в таких случаях, и он с большой энергией поведет преследование, что почти всегда наблюдалось в последних войнах, то все шансы за то, что произойдет подлинное бегство, и в результате его армия обычно окончательно погибает.
Строго размеренное ежедневное сопротивление должно всякий раз длиться лишь до тех пор, пока равновесие в борьбе еще может поддерживаться в состоянии колебания, при этом методе действий мы страхуем себя от поражения, вовремя уступая то пространство, за которое шел бой. Такая борьба обойдется наступающему по крайней мере так же дорого в отношении потерь людьми, как и обороняющемуся. Если последний время от времени неизбежно несет при отступлении потери пленными, то наступающий будет нести больший урон от огня, ибо ему постоянно придется сражаться в невыгодных условиях в отношений местности. Правда, отступающий окончательно теряет своих тяжелораненых, но и наступающему приходится временно сбрасывать их со счетов, так как обычно они остаются в течение нескольких месяцев в госпиталях.
В конечном выводе обе армии будут в равной мере истреблять друг друга в этом постоянном взаимном соприкосновении.
Совершенно иную картину представляет преследование разбитой армии. В этом случае потери во время сражения, расстройство порядка, подорванное мужество и забота об отступлении крайне затрудняют для отступающего такое планомерное сопротивление, а в некоторых случаях делают его даже совершенно невозможным. Преследующий в первом случае продвигается вперед с крайней осторожностью, даже нерешительно, как слепой, нащупывающий перед собой почву; во втором же случае он ломится твердым шагом победителя, с дерзостью счастливца, с уверенностью полубога, ни перед чем не останавливаясь, - и чем смелее он идет напролом, тем более ускоряет он ход событий в том направлении, какое они уже приняли, ибо здесь - подлинная область моральных сил, которые растут и умножаются, не будучи связаны узкими гранями цифр и мер материального мира.
Отсюда ясно, насколько различно будет соотношение между обеими армиями в зависимости от того, каким из этих двух приемов они достигнут того пункта, на который можно смотреть, как на предел намеченного наступающим для себя пути.
Но мы говорили лишь о результате взаимного истребления; к этому результату примыкает еще и ослабление, испытываемое наступающим от других причин, относительно него, как уже было сказано выше, мы отсылаем читателя к седьмой части этого труда. С другой стороны, отступающий в большинстве случаев получает подкрепления в лице вооруженных сил, развертывающихся позднее, они могут явиться или в виде внешней помощи, или представлять новые формирования, созданные собственными настойчивыми усилиями.
Наконец, в отношении продовольствия между отступающим и продвигающимся вперед наблюдается такое несоответствие, что нередко первый живет в изобилии, в то время как другой чахнет от нужды.
Отступающий имеет возможность всюду накоплять запасы, навстречу которым он и идет, в то время как преследующий должен все направлять вдогонку, что даже при самой короткой коммуникационной линии бывает затруднительно, раз он находится в движении; это обстоятельство с самого начала вызывает во всем недостаток.
Все местные средства используются и большей частью исчерпываются отступающим. Остаются лишь обобранные деревни и города, выкошенные и вытоптанные поля, вычерпанные колодцы и замутненные ручьи.
Таким образом, продвигающаяся вперед армия нередко с первого же дня вступает в борьбу за самые насущные потребности. Рассчитывать на неприятельские запасы она при этом совершенно не может, ибо было бы простой случайностью или непростительной ошибкой отходящего, если бы время от времени что-нибудь попадало в руки его противника.
Итак, нет сомнений, что при больших пространствах и не слишком большом несоответствии сил воюющих сторон подобное отступление приведет к такому соотношению между вооруженными силами, которое сулит обороняющемуся бесконечно больше шансов на успех, чем какие он имел бы в случае, если бы решительное сражение произошло на границе. Но благодаря изменению в соотношении сил растут не только шансы на победу; одновременно с изменившимся положением сторон увеличивается и значение победы. Какая огромная разница между сражением, проигранным на собственной границе, и сражением, проигранным в глубине неприятельской страны! Более того, положение наступающего, находящегося в конце намеченного им себе пути, часто бывает таково, что даже выигранное сражение может побудить его к отступлению, ибо у него нет уже ни необходимого напора, чтобы завершить и использовать победу, ни возможности пополнить понесенные потери.
Поэтому имеется существенное различие в том, дано ли решительное сражение в начале наступления или в конце его.
Противовесом огромным выгодам приведенного способа обороны являются два обстоятельства: первое - потери, которые несет страна от вторжения неприятеля, второе - моральное впечатление.
Если коммуникационные линии той и другой стороны идут в одном и том же направлении, та из сторон, которая примет по отношению к ним косое расположение, принудит и другую сделать то же, но в таком случае геометрически не получится никакой выгоды, та и другая стороны приобретут одинаковые преимущества и потерпят одинаковый ущерб.
Поэтому в нашем дальнейшем изложении мы будем исходить из факта одностороннего обнажения коммуникационной линии.
Что же касается второго невыгодного положения коммуникационной линии, создавшегося при ее прохождении по неприятельской стране, то само собой понятно, в какой мере она окажется обнаженной, если жители этой страны возьмутся за оружие. На создавшееся положение придется смотреть, как на развертывание неприятельских сил вдоль всей коммуникационной линии. Хотя эти силы сами по себе чрезвычайно слабы, - они лишены плотности и не способны к интенсивным усилиям, - но надо задуматься над тем, к чему приведет такое враждебное соприкосновение и воздействие во множестве пунктов, расположенных один подле другого вдоль линии значительного протяжения, где оно проявится. Здесь не требуются дальнейшие разъяснения. Но даже и тогда, когда подданные враждебной страны не взялись за оружие, когда в стране нет ландвера или какой-нибудь другой военной организации населения, и даже в тех случаях, когда народ отличается крайне невоинственным духом, уже одно простое отношение чужих подданных к неприятельскому правительству представляет собою весьма чувствительную невыгоду для коммуникационной линии противной стороны. Помощь, которой пользуется летучий отряд благодаря большей легкости сношения с жителями, знакомству с местностью и людьми, получаемой ориентировке и содействию со стороны властей имеет для него решающую ценность, - и эта помощь оказывается такому отряду без особых усилий с его стороны. К этому надо добавить, что на известном удалении всегда имеются крепости, реки, горы и другие убежища, которые в любое время оказываются в распоряжении нашего противника, если мы не вступим во владение ими и не снабдим их гарнизонами.
При таком отношении населения и в особенности при наличии и других благоприятных обстоятельств действие на коммуникационную линию неприятеля окажется возможным и в том случае, когда коммуникационная линия отходит перпендикулярно от фронта неприятельской армии, ибо нашим летучим отрядам уже не всегда явится необходимость возвращаться к своей армии; они смогут найти достаточное укрытие и в простом уклонении в пространства собственной страны.
Итак, мы теперь ознакомились: 1) со значительной длиной, 2) с косым положением и 3) с неприятельской территорией, как с главными обстоятельствами, при которых коммуникационные линии могут быть прерваны относительно небольшими силами противника; для того, чтобы этот перерыв сообщений оказался действенным, требуется еще четвертое условие, а именно известная длительность В этом отношении мы сошлемся на сказанное нами по этому поводу в XV главе 5-й части.
Эти четыре условия являются лишь четырьмя основными, охватывающими этот вопрос; к ним примыкает множество местных и конкретных обстоятельств, которые часто становятся гораздо более важными и вескими, чем основные условия. Чтобы назвать самые существенные, укажем на качество дорог, характер местности, по которой они проходят, на средства прикрытия, какими могут явиться реки, горы, болота, на время года и атмосферные условия, на значение отдельных отраслей подвоза, например, осадного парка, на количество легких войск и пр.
От всех этих обстоятельств будет зависеть успех, которого полководец сможет добиться на коммуникационной линии противника. Сравнивая общую сумму этих обстоятельств у одной стороны с общей суммой тех же обстоятельств у другой, мы получим соотношение между обеими системами сообщений; от этого же соотношения зависит, который из двух полководцев сможет в указанном смысле превзойти другого.
То, что выходит столь пространным в изложении, часто разрешается в каждом конкретном случае сразу на глаз; но для этого, конечно, необходима приобретенная путем опыта интуиция{227}.
Надо продумать все разобранные здесь случаи, чтобы затем иметь возможность сознательно отнестись к обычной глупости писателей-критиков, полагающих, что словами обход и действие во фланг уже что-то сказано без дальнейшей мотивировки.
Теперь переходим ко второму основному условию, при котором может иметь место стратегическое действие во фланг.
Дальнейшему продвижению неприятельской армии может препятствовать не наше сопротивление, а какая-нибудь другая причина; какова бы последняя ни была, нашей армии уже нечего бояться ослабления своих сил выделением значительных отрядов; ведь если бы даже неприятель пожелал наказать нас за это, то мы сможем свободно уклониться от удара. Последнее имело место в русской главной армии в 1812 г. под Москвой. Но чтобы создался такой случай, вовсе не нужны столь огромные размеры и большой размах, какие мы наблюдаем в этом походе. Фридрих Великий всякий раз оказывался в таком же положении на границах Богемии или Моравии в течение первой Силезской войны; в сложной обстановке, в которой могут оказаться полководцы и их армии, можно себе представить самые разнообразные причины преимущественно политического характера, делающие дальнейшее продвижение вперед невозможным.
В этом случае силы, выделяемые для действий на фланг, могут быть более значительны, поэтому остальные условия могут быть и не столь благоприятны: даже соотношение между нашей системой сообщений и системой сообщений противника не должно складываться обязательно в нашу пользу, так как неприятель, не способный извлечь из нашего дальнейшего отступления выгоды, едва ли будет в силах расплатиться с нами той же монетой, а скорее озаботится непосредственным прикрытием своего отступления.
Итак, указанная обстановка оказывается весьма подходящей, чтобы достигнуть тех результатов, которых не желают добиваться путем сражения, представляющегося слишком рискованным, при помощи средства, которое менее блестяще и менее богато последствиями, чем победа, но зато и менее опасно.
В подобном случае фланговая позиция, обнажающая наши сообщения, не внушает уже таких сомнений и может всякий раз принудить противника занять косое по отношению к его коммуникационной линии расположение, таким образом, это вышеуказанное условие для успешного флангового воздействия будет иметь место почти неизбежно. Чем большее содействие окажут другие условия и иные благоприятные обстоятельства, тем
скорее можно ожидать успеха от этого средства; наоборот, чем меньше будет иметься налицо таких благоприятных обстоятельств, тем больше будет зависеть успех от превосходства в искусстве комбинаций и от быстроты и уверенности в выполнении.
Здесь открывается подлинная область стратегического маневрирования, столь многократно повторявшегося во время Семилетней войны в Силезии и в Саксонии, в походах 1760 и 1762 гг. Если во многих войнах отличавшихся слабостью проявлений стихийной силы, часто встречается подобное стратегическое маневрирование, то оно, конечно, бывает не потому, что уж так многочисленны случаи, когда можно видеть полководца, стоящего у предела своих наступательных достижений, а потому, что недостаток решимости, мужества и предприимчивости, страх перед ответственностью часто заменяют истинные и веские основания; достаточно напомнить о фельдмаршале Дауне.
Сводя к одному основному выводу все наши рассуждения, мы найдем, что фланговое воздействие будет наиболее действительным:
1) при обороне;
2) к концу похода;
3) преимущественно при отступлении внутрь страны;
4) в соединении с народной войной.
О способе выполнения этого воздействия на коммуникационные линии нам остается сказать лишь несколько слов.
Эти предприятия должны выполняться искусными партизанами, которые совершают смелые марши и нападают своими маленькими отрядами на мелкие неприятельские гарнизоны, транспорты, передвигающиеся взад и вперед команды, ободряют взявшуюся за оружие часть населения{228} и соединяются с ней для отдельных предприятий. Отряды скорее должны быть многочисленны, чем сильны, и так организованы, чтобы было возможно объединение нескольких отрядов для выполнения более крупных предприятий; этому не должно слишком сильно препятствовать честолюбие и самодурство отдельных вождей.
Теперь нам остается еще поговорить о действиях против пути отступления.
Здесь нам особенно надо иметь в виду выдвинутый нами в самом начале принцип: силы, действующие в тылу противника, не могут быть использованы на фронте; следовательно, на действия против фланга или тыла нельзя смотреть, как на увеличение сил, а лишь как на более потенцированное{229} их применение - потенцированное в отношении результатов и в то же время потенцированное в отношении опасности.
Всякое вооруженное сопротивление, не являющееся простым и непосредственным, имеет тенденцию усиливать свою действенность за счет своей обеспеченности. Воздействие на фланг сосредоточенными силами или силами разъединенными, охватывающими противника, принадлежит к этой категории.
Но если действительно мы имеем серьезное намерение отрезать путь отступления и это не является простой демонстрацией, то подлинным разрешением этой задачи может явиться только решительное сражение или, по крайней мере, совокупность всех необходимых для него условий; в этом разрешении мы снова натолкнемся на отмеченные уже выше два элемента: большие достижения и большая опасность. Поэтому, чтобы полководец считал себя вправе придерживаться этого способа действий, у него должны быть обосновывающие его благоприятные условия.
При этом способе сопротивления мы должны различать две упомянутые раньше формы. Первая заключается в том, что полководец желает всей своей армией атаковать неприятеля с тыла - или исходя из запятой им с этой целью фланговой позиции, или путем подлинного обхода; вторая форма связана о разделением сил и занятием охватывающей группировки, чтобы полководец мог одной частью армии угрожать тылу неприятеля, а другой - фронту.
Повышение успеха в обоих случаях одно и то же, а именно: или действительно будет отрезан путь отступления и удастся захватить в плен или рассеять большую часть сил противника, или же вызывается поспешный отход на значительное расстояние неприятельской армии, уклоняющейся от этой опасности.
Но повышение опасности в этих двух случаях лично.
Если мы обходим неприятеля всеми своими ми, то опасность заключается в том, что мы обнажаем свой тыл, и тогда все опять зависит от соотношения между обоими путями отступления, подобно тому, как в аналогичном случае при воздействии на коммуникационные линии все сводилось к соотношению между этими линиями.
Правда, обороняющийся, находясь в собственной стране, менее, чем наступающий, стеснен в отношении своих коммуникационных линий и путей отступления, а потому имеет большую возможность осуществить стратегический обход; однако это общее положение является недостаточно исчерпывающим, чтобы на нем строить практический метод действия. Таким образом, решающим моментом является совокупность обстоятельств данного конкретного случая.
К этому можно еще добавить, что, естественно, благоприятные условия чаще встречаются при обширных пространствах, чем при небольших, и чаще в государствах самостоятельных, чем в слабых, рассчитывающих па постороннюю помощь, армии которых, следовательно, должны прежде всего не упускать из виду пункт соединения с армией, следующей на выручку; наконец, к концу похода, когда сила напора наступающего истощилась, эти условия складываются наиболее благоприятно для обороняющегося, - приблизительно так же, как это имеет место в отношении коммуникационных линий.
Фланговая позиция, какую русские в 1812 г. заняли с громадной выгодой для себя на дороге из Москвы в Калугу, когда сила напора Бонапарта уже истощилась, оказалась бы пагубной для них в начале кампании в Дрисском лагере, если бы они не догадались своевременно изменить свой план.
Другая форма обхода и отрезывания пути отступления при помощи разделения своих сил сопряжена с опасностью такого разъединения, тогда как неприятель, располагая преимуществами внутренних линий, остается сосредоточенным и имеет возможность атаковать каждую отделившуюся часть противника превосходными силами. Можно поставить себя в такое невыгодное положение, которое ничем не может быть возмещено, лишь при наличии одного из трех следующих основных условий:
1) первоначального распределения сил, вызывающего необходимость подобного образа действий во избежание большой потери времени;
2) значительного материального и морального превосходства, дающего право на применение самых решительных форм;
3) истощения силы напора противника, находящегося в конце пути своего наступления.
Концентрическое вторжение Фридриха Великого в Богемию в 1757 г. не имело целью объединить фронтальное наступление с наступлением на стратегический тыл, - по крайней мере, это никак не составляло главной его задачи, как мы более подробно разъясним это в другом месте. Во всяком случае ясно, что не могло быть и речи о предварительном соединении его сил в Силезии или в Саксонии до этого вторжения, ибо в таком случае он лишился бы всех выгод внезапности.
Когда союзники планировали вторую часть похода 1813 г., они при значительном материальном превосходстве могли уже думать о нанесении удара главными силами по правому флангу Бонапарта, а именно - на Эльбе, чтобы таким путем перенести театр военных действий с Одера на Эльбу. Неудачу, которую они потерпели под Дрезденом, следует приписать не их общим предначертаниям, а ряду допущенных ими стратегических и тактических промахов. Под Дрезденом они имели возможность сосредоточить 220000 человек против 130000 Бонапарта - соотношение сил безусловно для них благоприятное (под Лейпцигом оно выражалось в цифрах 285/157). Правда, Бонапарт, приняв своеобразную систему обороны на одной линии, слишком равномерно распределил свои силы (в Силезии 70000 против 90000, в Бранденбурге - 70000 против 110000), но во всяком случае ему было бы трудно, не уступая Силезии, сосредоточить на Эльбе такие силы, которые были бы в состоянии нанести решительный удар главной неприятельской армии. Точно так же союзники легко могли продвинуть к Майну войска, состоявшие под начальством Вреде, и попытаться отрезать Бонапарту дорогу на Майнц.
С развитием кампании 1812 г. русские имели основание направить свою Молдавскую армию на Волынь и Литву, чтобы позже двинуть ее в тыл главной французской армии, ибо не могло быть ни малейшего сомнения, что Москва окажется кульминационной точкой операционной линии{230} французов. За Россию, лежавшую по ту сторону Москвы, в продолжение этого похода нечего было опасаться; поэтому русской главной армии не было никаких оснований считать себя слишком слабой.
Та же форма группировки вооруженных сил лежала в основании первоначального, составленного ген. Пфулем, оборонительного плана, согласно которому армия под начальством Барклая должна была отойти в Дрисский лагерь, а армия Багратиона - наступать на тыл главных сил французов. Но какая разница между этими двумя моментами. В первом (хронологически - Ред.) французы были втрое сильнее русских; во втором - русские были заметно сильнее французов. В первом - французская армия имела силу напора, которой хватило до самой Москвы, на 80 миль дальше Дриссы; во втором - она уже не была в состоянии продвинуться хотя бы на один переход дальше Москвы; в первом - линия отступлений до Немана не превышала 30 миль, во втором - она достигала длины 112 миль. То же воздействие на путь отступления противника, которое во второй момент оказалось таким успешным, было бы непростительной глупостью в первом.
Так как воздействие па путь отступления, не являющееся простой демонстрацией, заключается в действительном наступлении с тыла, то об этом можно было бы еще многое сказать; однако это будет более уместно отнести в часть труда, посвященную наступлению.
Прерывая на этом наше рассмотрение, мы довольствуемся указанием тех условий, при которых может иметь место этот вид реакции.
Обычно под намерением принудить неприятеля к отходу угрозой его пути отступления разумеют скорее простую демонстрацию, чем действительное осуществление. Если бы в основе каждой демонстрации, дающей нужные результаты, непременно должна была лежать полная осуществимость подлинного действия, как это представляется естественным на первый взгляд, то все условия, необходимые для успеха демонстрации, должны были бы совершенно совпадать с условиями, требуемыми для подлинного действия. Однако на деле это не так; в главе, посвященной демонстрациям, мы увидим, что эти последние связаны с несколько иными условиями, и отсылаем к ней читателя.
Глава двадцать пятая.
Отступление внутрь страны
Мы рассматривали добровольное отступление внутрь страны как особенный косвенный вид сопротивления, при котором неприятель должен погибнуть не столько от нашего меча, сколько от собственного напряжения. При этом или вообще не предполагается никакого генерального сражения, или же срок его откладывается до того времени, когда неприятельские силы окажутся уже значительно ослабленными.
Продвижение наступающей армии связано с потерей сил из-за самого продвижения; это будет обстоятельно рассмотрено в седьмой части, по здесь мы должны предвосхитить вывод; последнее для нас тем легче, что в военной истории ясно об этом свидетельствует каждая кампания, в течение которой имело место значительное продвижение. Такое ослабление наступающего по мере его продвижения развивается усиленным темпом, если противник не побежден, а отходит добровольно со своими несломленными, сохраняющими свежесть войсками, но заставляет оплачивать кровью каждую пядь земли постоянным, строго размеренным сопротивлением, так что движение наступающего вперед является непрерывным пробиванием себе дороги, а не одним лишь преследованием.
С другой стороны, потери, которые несет при отступлении обороняющийся, будут гораздо сильнее, если он отходит после проигранного сражения, чем если он это делает добровольно. Ибо если бы он и был в состоянии оказывать преследующему тот ежедневный отпор, на который мы рассчитываем при добровольном отступлении, то терпел бы еще урон, связанный с отступлением, вследствие чего соответственно нарастали бы потери, понесенные им в сражении. Но как неестественно это предположение! Лучшая в мире армия, когда она бывает вынуждена отступать в глубь страны после проигранного сражения, понесет при этом совершенно несоразмерные потери, а если значительное превосходство находится на стороне противника, что обыкновенно бывает в таких случаях, и он с большой энергией поведет преследование, что почти всегда наблюдалось в последних войнах, то все шансы за то, что произойдет подлинное бегство, и в результате его армия обычно окончательно погибает.
Строго размеренное ежедневное сопротивление должно всякий раз длиться лишь до тех пор, пока равновесие в борьбе еще может поддерживаться в состоянии колебания, при этом методе действий мы страхуем себя от поражения, вовремя уступая то пространство, за которое шел бой. Такая борьба обойдется наступающему по крайней мере так же дорого в отношении потерь людьми, как и обороняющемуся. Если последний время от времени неизбежно несет при отступлении потери пленными, то наступающий будет нести больший урон от огня, ибо ему постоянно придется сражаться в невыгодных условиях в отношений местности. Правда, отступающий окончательно теряет своих тяжелораненых, но и наступающему приходится временно сбрасывать их со счетов, так как обычно они остаются в течение нескольких месяцев в госпиталях.
В конечном выводе обе армии будут в равной мере истреблять друг друга в этом постоянном взаимном соприкосновении.
Совершенно иную картину представляет преследование разбитой армии. В этом случае потери во время сражения, расстройство порядка, подорванное мужество и забота об отступлении крайне затрудняют для отступающего такое планомерное сопротивление, а в некоторых случаях делают его даже совершенно невозможным. Преследующий в первом случае продвигается вперед с крайней осторожностью, даже нерешительно, как слепой, нащупывающий перед собой почву; во втором же случае он ломится твердым шагом победителя, с дерзостью счастливца, с уверенностью полубога, ни перед чем не останавливаясь, - и чем смелее он идет напролом, тем более ускоряет он ход событий в том направлении, какое они уже приняли, ибо здесь - подлинная область моральных сил, которые растут и умножаются, не будучи связаны узкими гранями цифр и мер материального мира.
Отсюда ясно, насколько различно будет соотношение между обеими армиями в зависимости от того, каким из этих двух приемов они достигнут того пункта, на который можно смотреть, как на предел намеченного наступающим для себя пути.
Но мы говорили лишь о результате взаимного истребления; к этому результату примыкает еще и ослабление, испытываемое наступающим от других причин, относительно него, как уже было сказано выше, мы отсылаем читателя к седьмой части этого труда. С другой стороны, отступающий в большинстве случаев получает подкрепления в лице вооруженных сил, развертывающихся позднее, они могут явиться или в виде внешней помощи, или представлять новые формирования, созданные собственными настойчивыми усилиями.
Наконец, в отношении продовольствия между отступающим и продвигающимся вперед наблюдается такое несоответствие, что нередко первый живет в изобилии, в то время как другой чахнет от нужды.
Отступающий имеет возможность всюду накоплять запасы, навстречу которым он и идет, в то время как преследующий должен все направлять вдогонку, что даже при самой короткой коммуникационной линии бывает затруднительно, раз он находится в движении; это обстоятельство с самого начала вызывает во всем недостаток.
Все местные средства используются и большей частью исчерпываются отступающим. Остаются лишь обобранные деревни и города, выкошенные и вытоптанные поля, вычерпанные колодцы и замутненные ручьи.
Таким образом, продвигающаяся вперед армия нередко с первого же дня вступает в борьбу за самые насущные потребности. Рассчитывать на неприятельские запасы она при этом совершенно не может, ибо было бы простой случайностью или непростительной ошибкой отходящего, если бы время от времени что-нибудь попадало в руки его противника.
Итак, нет сомнений, что при больших пространствах и не слишком большом несоответствии сил воюющих сторон подобное отступление приведет к такому соотношению между вооруженными силами, которое сулит обороняющемуся бесконечно больше шансов на успех, чем какие он имел бы в случае, если бы решительное сражение произошло на границе. Но благодаря изменению в соотношении сил растут не только шансы на победу; одновременно с изменившимся положением сторон увеличивается и значение победы. Какая огромная разница между сражением, проигранным на собственной границе, и сражением, проигранным в глубине неприятельской страны! Более того, положение наступающего, находящегося в конце намеченного им себе пути, часто бывает таково, что даже выигранное сражение может побудить его к отступлению, ибо у него нет уже ни необходимого напора, чтобы завершить и использовать победу, ни возможности пополнить понесенные потери.
Поэтому имеется существенное различие в том, дано ли решительное сражение в начале наступления или в конце его.
Противовесом огромным выгодам приведенного способа обороны являются два обстоятельства: первое - потери, которые несет страна от вторжения неприятеля, второе - моральное впечатление.