Страница:
— Но Аррен светит над Крепостью большую часть времени.
— Сейчас — да; районы, о которых я говорил, расположены на расстоянии в четверть окружности планеты от Крепости.
— Ага, теперь мне становится понятно, — сказал Крюгер. — Я еще раньше сообразил, что Абьёрмен кружит вокруг Тиира по сильно вытянутой орбите; а если верить твоим словам, то и орбита самого Тиира, вращающегося вокруг Аррена, весьма сильно вытянута.
— К такому же выводу пришли и мы, хотя точные его размеры и характер орбиты нам неизвестны. Нам не удалось создать нужных измерительных приборов. Впрочем, мы знаем, что оба солнца гораздо больше Абьёрмена и находятся на большом от него расстоянии, поэтому разумно предполагать, что движется Абьёрмен, а не солнца.
— Тогда я понимаю, чт должно происходить с вашей планетой; очевидно, мой последний вопрос не имеет смысла — если температура меняется в таких широких пределах, она, разумеется, должна влиять на всю жизнь этой планеты. То-то я поражался, почему здесь большинство деревьев и животных каждого вида почти не отличаются по размерам. Теперь мне ясно: они начали расти примерно в одно и то же время.
— По-видимому, в твоем мире это не так…
Эти слова прозвучали как вопрос. Поэтому Крюгер вынужден был остановиться на описании сезонных изменений на Земле и рассказать, как к ним приспосабливаются различные формы жизни.
— Значит, — заключил Учитель, — большинство ваших животных либо пребывает в активном состоянии весь год, либо погружается в бездействие, когда условия становятся для них неподходящими. Первое на нашей планете невозможно, по крайней мере для нас; я вообще не могу себе представить существо, способное выдержать все крайности абьёрменского климата. Второе же представляется мне невероятной расточительностью: если уж вид не способен пережить условия какого-то времени года, почему бы другому виду не заменить его на этот период?
— Резонно, — признал Крюгер.
— Тогда почему тебе не нравится, что моя раса владеет Абьёрменом совместно с расой Дар Лан Ана?
— Дело не в этом. Меня отвращает ваше отношение к ним, то, что вы запрещаете мне сообщить им сведения, которые позволили бы им освободиться от вашей власти. Вряд ли ты станешь возражать, если я передам всю эту информацию тебе?
— Лично мне — нет. Но против передачи сведений моему народу я бы возражал столь же решительно, как и против передачи их народу Дар Лан Ана.
— То есть ты против того, чтобы я научил твой народ строить космические корабли?
— Вот именно.
— Но это же бессмыслица! Что ты можешь иметь против того, чтобы кто-нибудь из вас улетел отсюда и оставил соплеменников Дара в покое?
— Я уже говорил, что мы нуждаемся в расе Дара, хотя тебе заблагорассудилось понять меня совершенно превратно. Более того, его народ не менее нуждается в нас, хотя сам Дар Лан Ан и не знает об этом… Но это знают его Учителя.
— Тогда почему же вы обращаетесь с ними не как с друзьями, а как с подчиненными?
— Они — друзья. И я испытываю особое чувство привязанности к Дар Лан Ану, именно по этой причине с вами так хорошо обращались здесь, в деревне, и именно поэтому я пошел на то, чтобы услать отсюда жителей и не допустить смертоубийства, когда вы явились снова.
— Если ты так уж любишь Дара, которого, между прочим, насколько мне известно, не видел ни разу в жизни, почему же ты отобрал у него книги? Ведь это причинило ему столько горя!
— Это было сделано в чисто экспериментальных целях. Я хотел узнать о тебе как можно больше. Мне жаль, что при этом пострадал Дар Лан Ан, но я был рад узнать, что ты способен на проявление сочувствия и на дружбу. Эти книги будут лежать на камне возле того места, где мы обычно беседовали. Я велю доставить их туда после окончания нашей беседы.
— А как насчет моей «зажигалки»?
— Она тебе действительно нужна? Видишь ли, я ее разобрал и, боюсь, не сумею собрать снова. Конденсатор, — тут он запнулся в поисках нужного слова, — конденсатор был, конечно, хорошо нам знаком, но ту часть, которая превращает солнечный свет в электричество, мы не поняли. Если ты расскажешь о ней, наши ученые выслушают тебя с большим интересом — когда у нас будут ученые.
— Мне казалось, ты возражал против того, чтобы твои соплеменники знали слишком много.
— Да, мне бы этого не хотелось, но твой прибор вряд ли поможет им покинуть нашу планету. Насколько я могу судить, он менее пригоден для наших целей, нежели генераторы, использующие вулканическое тепло Абьёрмена.
— Значит, вы живете в подземельях, по соседству с вулканами, где достаточно жарко? Из того, что мне пришлось видеть на этом материке, я предполагал, что многие из вас переживают время холодов.
— Да, ты прав, я действительно нахожусь под землей, но нас очень мало. В этом районе нас всего четверо, и столько же живут вблизи каждого из наших городов.
— Но у вас должно быть гораздо больше места, где можно жить в черные периоды, чем у той расы. Те вынуждены тесниться под ледяной шапкой…
— …которая в самом узком своем месте имеет ширину во много сотен миль. Там вполне можно рыть пещеры и запасти пищу чуть ли не для всего народа.
— Зато по всему полуострову от того места, где меня оставили, на многие сотни миль тянутся вулканы. Короче говоря, я не вижу причин, почему бы обеим расам не сосуществовать одновременно. Такая идея не приходила тебе в голову?
— Я все время даю тебе понять, почему такая идея никуда не годится. Я уже говорил, что обе расы необходимы друг другу; ты отнес это на счет нашей лени. Я упомянул, что другие планеты нам непригодны, потому что они не будут убивать нас в положенные сроки; ты, по-видимому, приписал это каким-то предрассудкам. Я сказал, что с большим интересом отношусь к Дар Лан Ану, а ты просто этому не поверил. Ты сам заметил, что технически вполне возможно и даже слишком не трудно устроиться так, чтобы мы могли сосуществовать. Но вместо того чтобы сопоставить все сведения, ты рассматриваешь каждое из них отдельно и полагаешь его нелепым. Признаться, с самого начала нашей беседы я старался установить уровень человеческого интеллекта и должен сказать, что, судя по тебе, он не очень высок. Подумай хорошенько, неужели ты и в самом деле не можешь дать объяснение, которое связало бы все эти факты?
Крюгер нахмурился, и оба некоторое время молчали; затем заговорил Дар Лан Ан.
— Если уж ты занялся проверкой интеллекта, Учитель, попробуй лучше сравнить его интеллект с моим. Я прожил на Абьёрмене всю жизнь и все-таки не понимаю, к чему ты клонишь.
— Тебе мешает твое воспитание.
— Тогда я готов признать, что мне мешает мое воспитание, — рассерженно заявил Крюгер. — Почему ты считаешь, что я смогу разгадать загадку, которую не может разгадать Дар?
— Хорошо, не надо сердиться. Видимо, мне будет легче объяснить, чего я хочу, если ты растолкуешь мне некоторые слова твоего языка. Насколько я понял, отдельные особи твоей расы непосредственно участвуют в воспроизводстве других особей. Как на вашем языке называется только что воспроизведенная особь?
— Ребенок… Сын или дочка, в зависимости от…
— Достаточно общего термина. Существует ли слово, обозначающее отношения между двумя детьми, воспроизведенными одной особью?
— Брат или сестра, в зависимости от…
— Хорошо, хорошо, сойдет любое из этих слов. Так вот, у меня нет ребенка, поскольку я все еще жив, но Дар Лан Ан — ребенок моего брата.
На сей раз пауза затянулась надолго, пока Крюгер пытался осмыслить все сказанное. Вначале он просто не поверил, затем постепенно начал признавать, что в этом что-то есть, и наконец поверил окончательно.
— Твоя взяла… дядюшка! — проговорил он слабым голосом.
— Но я все же…
Крюгеру не пришлось договорить, и прервал его не Учитель.
— Теперь еще и «дядюшка», — медленно произнес по-английски голос, которого Нильс никогда прежде не слышал. — Я не удивлюсь, — продолжал голос, — если в любом наборе беспорядочных шумов случайно появится звукосочетание, напоминающее какое-нибудь доброе старое английское словечко. Но когда на протяжении тридцати секунд выскакивают подряд «ребенок», «сын», «дочь», «брат», «сестра» и «дядюшка», тут уж говорить о совпадениях не приходится. Мистер Нильс Крюгер, если вы принимали деятельное участие в разговорах, которые мы записывали уже две недели, можно рассчитывать, что у вас выработалось хорошее произношение. В противном случае кое-кто из знакомых мне филологов будет весьма и весьма раздосадован.
11. Астрономия; дипломатия
— Сейчас — да; районы, о которых я говорил, расположены на расстоянии в четверть окружности планеты от Крепости.
— Ага, теперь мне становится понятно, — сказал Крюгер. — Я еще раньше сообразил, что Абьёрмен кружит вокруг Тиира по сильно вытянутой орбите; а если верить твоим словам, то и орбита самого Тиира, вращающегося вокруг Аррена, весьма сильно вытянута.
— К такому же выводу пришли и мы, хотя точные его размеры и характер орбиты нам неизвестны. Нам не удалось создать нужных измерительных приборов. Впрочем, мы знаем, что оба солнца гораздо больше Абьёрмена и находятся на большом от него расстоянии, поэтому разумно предполагать, что движется Абьёрмен, а не солнца.
— Тогда я понимаю, чт должно происходить с вашей планетой; очевидно, мой последний вопрос не имеет смысла — если температура меняется в таких широких пределах, она, разумеется, должна влиять на всю жизнь этой планеты. То-то я поражался, почему здесь большинство деревьев и животных каждого вида почти не отличаются по размерам. Теперь мне ясно: они начали расти примерно в одно и то же время.
— По-видимому, в твоем мире это не так…
Эти слова прозвучали как вопрос. Поэтому Крюгер вынужден был остановиться на описании сезонных изменений на Земле и рассказать, как к ним приспосабливаются различные формы жизни.
— Значит, — заключил Учитель, — большинство ваших животных либо пребывает в активном состоянии весь год, либо погружается в бездействие, когда условия становятся для них неподходящими. Первое на нашей планете невозможно, по крайней мере для нас; я вообще не могу себе представить существо, способное выдержать все крайности абьёрменского климата. Второе же представляется мне невероятной расточительностью: если уж вид не способен пережить условия какого-то времени года, почему бы другому виду не заменить его на этот период?
— Резонно, — признал Крюгер.
— Тогда почему тебе не нравится, что моя раса владеет Абьёрменом совместно с расой Дар Лан Ана?
— Дело не в этом. Меня отвращает ваше отношение к ним, то, что вы запрещаете мне сообщить им сведения, которые позволили бы им освободиться от вашей власти. Вряд ли ты станешь возражать, если я передам всю эту информацию тебе?
— Лично мне — нет. Но против передачи сведений моему народу я бы возражал столь же решительно, как и против передачи их народу Дар Лан Ана.
— То есть ты против того, чтобы я научил твой народ строить космические корабли?
— Вот именно.
— Но это же бессмыслица! Что ты можешь иметь против того, чтобы кто-нибудь из вас улетел отсюда и оставил соплеменников Дара в покое?
— Я уже говорил, что мы нуждаемся в расе Дара, хотя тебе заблагорассудилось понять меня совершенно превратно. Более того, его народ не менее нуждается в нас, хотя сам Дар Лан Ан и не знает об этом… Но это знают его Учителя.
— Тогда почему же вы обращаетесь с ними не как с друзьями, а как с подчиненными?
— Они — друзья. И я испытываю особое чувство привязанности к Дар Лан Ану, именно по этой причине с вами так хорошо обращались здесь, в деревне, и именно поэтому я пошел на то, чтобы услать отсюда жителей и не допустить смертоубийства, когда вы явились снова.
— Если ты так уж любишь Дара, которого, между прочим, насколько мне известно, не видел ни разу в жизни, почему же ты отобрал у него книги? Ведь это причинило ему столько горя!
— Это было сделано в чисто экспериментальных целях. Я хотел узнать о тебе как можно больше. Мне жаль, что при этом пострадал Дар Лан Ан, но я был рад узнать, что ты способен на проявление сочувствия и на дружбу. Эти книги будут лежать на камне возле того места, где мы обычно беседовали. Я велю доставить их туда после окончания нашей беседы.
— А как насчет моей «зажигалки»?
— Она тебе действительно нужна? Видишь ли, я ее разобрал и, боюсь, не сумею собрать снова. Конденсатор, — тут он запнулся в поисках нужного слова, — конденсатор был, конечно, хорошо нам знаком, но ту часть, которая превращает солнечный свет в электричество, мы не поняли. Если ты расскажешь о ней, наши ученые выслушают тебя с большим интересом — когда у нас будут ученые.
— Мне казалось, ты возражал против того, чтобы твои соплеменники знали слишком много.
— Да, мне бы этого не хотелось, но твой прибор вряд ли поможет им покинуть нашу планету. Насколько я могу судить, он менее пригоден для наших целей, нежели генераторы, использующие вулканическое тепло Абьёрмена.
— Значит, вы живете в подземельях, по соседству с вулканами, где достаточно жарко? Из того, что мне пришлось видеть на этом материке, я предполагал, что многие из вас переживают время холодов.
— Да, ты прав, я действительно нахожусь под землей, но нас очень мало. В этом районе нас всего четверо, и столько же живут вблизи каждого из наших городов.
— Но у вас должно быть гораздо больше места, где можно жить в черные периоды, чем у той расы. Те вынуждены тесниться под ледяной шапкой…
— …которая в самом узком своем месте имеет ширину во много сотен миль. Там вполне можно рыть пещеры и запасти пищу чуть ли не для всего народа.
— Зато по всему полуострову от того места, где меня оставили, на многие сотни миль тянутся вулканы. Короче говоря, я не вижу причин, почему бы обеим расам не сосуществовать одновременно. Такая идея не приходила тебе в голову?
— Я все время даю тебе понять, почему такая идея никуда не годится. Я уже говорил, что обе расы необходимы друг другу; ты отнес это на счет нашей лени. Я упомянул, что другие планеты нам непригодны, потому что они не будут убивать нас в положенные сроки; ты, по-видимому, приписал это каким-то предрассудкам. Я сказал, что с большим интересом отношусь к Дар Лан Ану, а ты просто этому не поверил. Ты сам заметил, что технически вполне возможно и даже слишком не трудно устроиться так, чтобы мы могли сосуществовать. Но вместо того чтобы сопоставить все сведения, ты рассматриваешь каждое из них отдельно и полагаешь его нелепым. Признаться, с самого начала нашей беседы я старался установить уровень человеческого интеллекта и должен сказать, что, судя по тебе, он не очень высок. Подумай хорошенько, неужели ты и в самом деле не можешь дать объяснение, которое связало бы все эти факты?
Крюгер нахмурился, и оба некоторое время молчали; затем заговорил Дар Лан Ан.
— Если уж ты занялся проверкой интеллекта, Учитель, попробуй лучше сравнить его интеллект с моим. Я прожил на Абьёрмене всю жизнь и все-таки не понимаю, к чему ты клонишь.
— Тебе мешает твое воспитание.
— Тогда я готов признать, что мне мешает мое воспитание, — рассерженно заявил Крюгер. — Почему ты считаешь, что я смогу разгадать загадку, которую не может разгадать Дар?
— Хорошо, не надо сердиться. Видимо, мне будет легче объяснить, чего я хочу, если ты растолкуешь мне некоторые слова твоего языка. Насколько я понял, отдельные особи твоей расы непосредственно участвуют в воспроизводстве других особей. Как на вашем языке называется только что воспроизведенная особь?
— Ребенок… Сын или дочка, в зависимости от…
— Достаточно общего термина. Существует ли слово, обозначающее отношения между двумя детьми, воспроизведенными одной особью?
— Брат или сестра, в зависимости от…
— Хорошо, хорошо, сойдет любое из этих слов. Так вот, у меня нет ребенка, поскольку я все еще жив, но Дар Лан Ан — ребенок моего брата.
На сей раз пауза затянулась надолго, пока Крюгер пытался осмыслить все сказанное. Вначале он просто не поверил, затем постепенно начал признавать, что в этом что-то есть, и наконец поверил окончательно.
— Твоя взяла… дядюшка! — проговорил он слабым голосом.
— Но я все же…
Крюгеру не пришлось договорить, и прервал его не Учитель.
— Теперь еще и «дядюшка», — медленно произнес по-английски голос, которого Нильс никогда прежде не слышал. — Я не удивлюсь, — продолжал голос, — если в любом наборе беспорядочных шумов случайно появится звукосочетание, напоминающее какое-нибудь доброе старое английское словечко. Но когда на протяжении тридцати секунд выскакивают подряд «ребенок», «сын», «дочь», «брат», «сестра» и «дядюшка», тут уж говорить о совпадениях не приходится. Мистер Нильс Крюгер, если вы принимали деятельное участие в разговорах, которые мы записывали уже две недели, можно рассчитывать, что у вас выработалось хорошее произношение. В противном случае кое-кто из знакомых мне филологов будет весьма и весьма раздосадован.
11. Астрономия; дипломатия
Большинство людей продолжает надеяться еще много времени спустя после того, как исчезают все логические основания для надежды. Человек, идущий в бой на верную смерть, летчик, который остается в пылающем самолете, чтобы увести его прочь от города, приговоренный к смертной казни — мало кто из них оставляет надежду, пока дышит. И Нильс Крюгер не полностью отказался от надежды снова увидеть Землю. Нет, он не ожидал, что его спасут. Сначала он питал смутные надежды, в которые и сам по-настоящему не верил, что, объединив технологию абьёрменцев и собственные знания, он сумеет построить корабль, способный покрыть расстояние в пятьсот световых лет. Эти надежды не испарились окончательно даже после того, как он получил полное представление о технической отсталости расы Дар Лан Ана. Но при всем оптимизме ему ни разу не приходило в голову, что на протяжении его жизни к Плеядам подойдет еще один корабль землян. У землян было слишком много других дел.
Вот почему человеческий голос, ворвавшийся в его беседу с существом, невероятно чуждым человеку, буквально ошеломил Крюгера. Некоторое время он не мог произнести ни слова. Когда же на нетерпеливые вопросы, последовавшие из приемника, отозвался Дар Лан Ан на своем весьма неуклюжем английском языке, в рубке далекого космического корабля возникло не меньшее смятение, чем в хижине.
— Это не может быть Крюгер! Не станет он так говорить, и вообще он же погиб!
— А откуда же они знают английский?
— Мой годовалый сынишка говорит по-английски лучше, чем он!
— Крюгер, это ты? Или наши филологи свихнулись?
— Да… Да, это я, но нельзя же так все-таки… Какой это корабль? Каким образом вы включились в разговор? Что вы делаете в Плеядах?
— Это твой корабль, «Альфард»; с тобой говорит Донабед. У тебя там очень скверное радио; я тоже не узнаю твоего голоса. Мы здесь уже две недели, ловим и записываем все радиошумы, какие только удается обнаружить, надеемся перед высадкой хоть немного отработать местный язык. Ты правильно полагал, что мы не вернемся; но в этой системе творится что-то такое, отчего астрономы потеряли голову, и они прилетели сюда посмотреть на все собственными глазами. Твое радио сделано аборигенами или ты сам его смастерил?
— Целиком местного производства. — Крюгер уже оправился, хотя по-прежнему ощущал слабость в коленях. — Погодите минутку, у нас здесь есть слушатели, которые не говорят по-английски. — Крюгер снова перешел на абьёрменский и объяснил Дару и Учителю, что произошло. — А теперь, пока вы идете на посадку, расскажите мне, пожалуйста, чем же эта система привлекла внимание астрономов?
— Я не астрофизик, но, насколько я понимаю, дело вот в чем, — начал Донабед. — Тебе известны элементарные сведения об источниках звездной энергии, и ты знаешь, что звезды главной последовательности вроде нашего Солнца или этого красного карлика в течение миллиардов лет сохраняют свою излучательную способность постоянной. Однако в космосе существует множество звезд гораздо более ярких нежели Солнце, иногда в десятки тысяч раз более ярких. Звезды такого типа расходуют свой водород столь быстро, что могут протянуть всего несколько миллионов, от силы несколько десятков миллионов лет. Альцион, как и некоторые другие звезды в Плеядах, именно такая звезда.
Это все известно и понятно. Скопление Плеяды полно диффузного материала, и можно предполагать, что материал этот все еще продолжает конденсироваться и порождает новые звезды в добавление к сотням уже существующих в этой группе. И вот тут-то перед нами возникает трудность. С изрядной степенью точности ученые разработали схему процессов, происходящих в этих конденсирующихся облаках. В одних случаях, когда наличествует большой угловой момент, можно ожидать появления нескольких звезд, обращающихся одна вокруг другой, — это обычные двойные и кратные звезды. В других случаях, когда угловой момент меньше, почти весь материал уходит в одну звезду, а из остатков образуются планеты. Несколько странно видеть планеты у двойных и кратных звезд, хотя и в этом нет ничего невероятного. Но чтобы планеты оказались у звезды, подобной Альциону, это уж ни в какие ворота не лезет! Такие солнца излучают в десятки тысяч раз мощнее, нежели наше Солнце; излучение в свою очередь оказывает давление, и давление это достаточно велико, чтобы вымести из окрестностей звезды все твердые частицы, которые могли бы собраться воедино и образовать планету. Все это поддается вычислению и экспериментальной проверке.
Так вот. Звездочеты и бровью не повели, когда узнали из наших материалов, что спутником Альциона является красный карлик, но когда они узнали, что этот красный карлик в свою очередь имеет планету, они взвыли. Нам пришлось долго убеждать кое-кого из них, что это вовсе не глупая ошибка; пришлось напомнить, что мы даже высаживались на эту планету.
— Уж что-что, а это было, — пробормотал Крюгер.
— Вот именно. Кстати, если хочешь знать, официально эта планета получила название Крюгер.
— Боюсь, что по всем правилам название ее все-таки Абьёрмен, — отозвался Нильс. — Но продолжайте.
— Да больше, пожалуй, и рассказывать нечего. Астрономам ужасно не хотелось расставаться со своими излюбленными теориями, они всю дорогу сюда рассуждали о том, что красное солнце, возможно, было захвачено Альционом уже после того, как возле него сформировалась планета или планеты. Нам предстоит уйма работы, и здесь ты можешь нам очень помочь. Судя по всему, ты вполне прилично освоил местный язык. Будешь переводчиком.
— Переводчиком-то я буду, только учтите, что кое с кем из здешней публики я не очень лажу. Всякий раз, когда мне приходится с ним беседовать, мы рано или поздно ссоримся. И я даже не всегда узнаю об этом сразу, потому что никогда не видел этого типа, с которым говорил по радио.
— То есть как это — не видел?
— Никогда, и не имею ни малейшего представления, как он выглядит. Послушайте, майор, если вы спуститесь и заберете меня из этой парилки, я смогу все объяснить гораздо лучше, причем объяснять придется много, вы уж мне поверьте.
— Мы уже на пути к тебе. Ты поднимешься на корабль один? Крюгер коротко объяснил Дару, как обстоит дело, и спросил, согласен ли тот последовать за ним. Секунду абориген колебался, потом сообразил, что тут, несомненно, найдется новый материал для книг, и ответил утвердительно.
— Со мной будет Дар Лан Ан, — доложил Крюгер Донабеду.
— Для него нужны какие-нибудь специальные приспособления?
— Насколько я могу судить, на ледяных полях он чувствует себя прекрасно, и он проделывал двухсуточные перелеты на планере, не выпив в пути ни капли воды, так что температура и влажность вряд ли являются для него проблемой. Вот не знаю только, как насчет давления; вам же известно, что здесь оно выше.
— На какую высоту он поднимался на своем планере?
— Не знаю. У них нет никаких авиационных приборов в нашем понимании.
— Поднимался он когда-нибудь выше кучевых облаков?
— Да. И я вместе с ним. Во время полетов на дальние дистанции он всегда забирается как можно выше.
— Прекрасно. В таком случае полагаю, что наше атмосферное давление ему не повредит. Впрочем, на всякий случай предупреди его, если сможешь, пусть решает сам.
Крюгер так никогда и не мог с уверенностью сказать, понял ли Дар его полностью, но, когда посадочный бот с «Альфарда» сел на поляну гейзеров, Дар стоял рядом с Крюгером. Учителю уже рассказали, что происходит, и Нильс обещал возобновить с ним связь по бортовому радио, как только представится возможность. Учитель не возражал, хотя превосходно отдавал себе отчет в том, что теперь Крюгер практически становится для него недосягаемым.
Обратный полет к «Альфарду», спокойно кружившему по орбите вне атмосферы Абьёрмена, был делом обычным для всех, кроме Дар Лан Ана. Он не задал ни одного вопроса, но глаза его впитывали все, что можно было увидеть. Большинство членов экипажа отметили одну особенность в его поведении. Как правило, когда представителя более или менее примитивной цивилизации берут на борт космического корабля, он почти все время занят тем, что смотрит, как выглядит сверху его планета. Внимание же Дара было почти целиком поглощено устройством бота и процессом управления. Только однажды он поглядел вниз дольше обычного; это случилось, когда бот достиг первой космической скорости и наступила невесомость. Он глядел тогда на поверхность планеты почти целую минуту, а затем, к полнейшему удивлению следивших за ним людей, принял это явление как должное. Видимо, он убедил себя, что ощущение падения не вызвано действительным падением, а если даже это и так, то пилоты справятся с неприятной ситуацией до того, как наступит подлинная опасность. С этой минуты майор Донабед стал испытывать к Дар Лан Ану искреннее уважение: слишком часто при подобных обстоятельствах цивилизованные человеческие существа у него на глазах впадали в истерику.
Ну разумеется, сообразил Крюгер, Дар ведь пилот и не раз испытывал кратковременную невесомость, когда попадал в нисходящие потоки или достигал вершин восходящих; правда, тогда такое состояние обычно длится секунду-другую. Ничего не скажешь, парень что надо; сам Нильс после почти годичного пребывания на твердом грунте ощущал легкое головокружение.
В положенное время в поле зрения космонавтов возникла чудовищная туша «Альфарда»; бот приблизился и через специальный люк проскользнул в трюм. После того как все вышли, командир открыл конференцию.
Она была проведена в самом большом помещении корабля — каждому хотелось своими ушами услышать рассказ Крюгера. С общего согласия он выступил первым и коротко поведал о том, как ему удалось избежать смерти, когда его оставили одного на планете. О растительном, животном и минеральном мире и населении Абьёрмена он рассказал подробнее. И хотя в общем отчет получился довольно сжатым, Нильс не преминул упомянуть о том, что в лесах не нашлось ничего похожего на плоды, что стебли многих растений оказались съедобными, хотя и не питательными, что ему пришлось рисковать, прежде чем он сумел определить, какие из этих растений не ядовиты, что он решился покинуть жаркий вулканический край, где был оставлен, и двинулся к полюсу в надежде найти там более терпимые условия. И все же, едва он закончил, как его засыпали вопросами, и командиру «Альфарда» пришлось взять на себя председательские функции.
— Когда ты начал свое путешествие, — спросил один из астрономов, — тебе, должно быть, стоило немалого труда определять направление?
— Да, я немного путался, — улыбнулся Крюгер. — Если бы красное солнце просто меняло видимые размеры, это бы еще полбеды, но в тех местах, где меня оставили, оно раскачивалось по небу из стороны в сторону, с юго-востока на юго-запад и обратно, так что я не сразу приспособился. С голубым солнцем дело обстояло проще — Альцион, как и положено нормальному светилу, восходит на востоке и садится на западе. По крайней мере так было вдали от полюса; когда же я продвинулся дальше к северу, мне было нетрудно сообразить, почему и он ведет себя ненормально.
— Правильно. Видимое движение красного карлика вполне естественно, если вспомнить, какая вытянутая орбита у этой планеты. А ты не мог бы прикинуть величину либрации? Я, к сожалению, наблюдал планету только в течение одного оборота.
— Мне кажется, около шестидесяти градусов в обе стороны от среднего положения.
Астроном кивнул и уступил место геологу.
— Правда ли, что почти вся местность, которую ты видел, является вулканической?
— Да, во всяком случае на материке, где вы меня нашли. Ведь часть планеты, с которой я познакомился, не так уж велика. Этот длинный полуостров, по которому я шел на север…
— Около трех тысяч миль, — вставил астрофотограф.
— Спасибо. Так вот, на всем протяжении он изобилует действующими вулканами, а материковая область, из которой он выступает, по большей части покрыта лавовыми потоками. Возле полярной шапки местность гористая, но я не берусь утверждать, что это тоже вулканический район.
— Хорошо. Мы хотим получить какое-то представление о возрасте планеты, и нам придется как можно скорее составить схемы стратиграфической последовательности. Ты не заметил каких-нибудь окаменелостей возле льдов?
— Я ведь бывал на поверхности только в районе поселения; над остальными районами я пролетал. Впрочем, возможно, в этом вам поможет Дар Лан Ан.
— А он захочет?
— Вероятно. Он очень любознателен. Я могу сказать, для чего ему нужны знания: он записывает их в книги для будущего поколения, потому что его собственному поколению жить осталось уже недолго. — Крюгер помрачнел; мысль о том, что вскоре ему предстоит потерять Дара, с каждым днем тяготила его все больше.
— Может, твой приятель подробнее расскажет нам об этих сменах поколений? — спросил биолог. — На Земле существуют организмы, которые ведут сходный образ жизни, хотя, как правило, они не приспособлены к столь резко различным условиям существования. Впрочем, меня сейчас больше всего интересует вопрос об Учителях. Когда они в конце концов умирают, что из них получается? Существа новой формации? Или вообще ничего не получается? Или получается что-нибудь иное?
— Не знаю, и Дар Лан Ан этого не знает. Об этом лучше всего поговорить с Учителем «горячей» расы, с которым я беседовал, когда вы меня засекли. Я даже не знаю, сколько потомков остается после них при нормальных условиях — один или несколько.
— Ну, это вполне очевидно: если бы оставался всего один, то при отсутствии иных способов размножения вся раса давно бы вымерла. Должна же быть случайная гибель…
— Короче говоря, с такими вопросами придется обращаться к Учителю. Когда я буду с ним говорить, я спрошу его об этом.
— А почему, собственно, Учителя держат своих соплеменников в неизвестности? — спросил кто-то.
— Это уж спросите у них самих. На их месте я бы поступил так же, чтобы сохранить порядок и спокойствие, но этот Учитель утверждает, что всем им нравится точно знать срок своей смерти.
— Я бы хотел поговорить об этом с твоим другом.
— Ладно. Только мне кажется, что пора бы кому-нибудь составить список вопросов.
Вопросы и ответы следовали бесконечной чередой, пока Крюгер не начал открыто зевать. Тогда командир наконец распустил всех; но и после этого Нильсу не удалось сразу же отправиться на покой. Сначала ему пришлось водить Дар Лан Ана по «Альфарду» и в меру умения отвечать на вопросы своего маленького приятеля.
Затем он улегся спать, впервые за много месяцев наслаждаясь состоянием невесомости. Он не заметил, удалось ли в этих условиях выспаться Дару, но утром абориген выглядел бодрым и деятельным, и Крюгер пришел к заключению, что спал он отлично. Дар отказался от человеческой пищи, заявив, что он совсем не голоден, зато Крюгер умял такой завтрак, что друзья сочли своим долгом предостеречь его. За время пребывания на Абьёрмене он привык есть много из-за сравнительно низких питательных качеств местных растений.
Утолив голод, он доложился командиру, и тот немедленно созвал новую конференцию, на сей раз только для ученых. Было решено, что преимущественное право на Дара получают филологи, — нужно было как можно скорее обучить еще нескольких переводчиков. Биологам посоветовали взять посадочный бот и отловить нескольких животных; им предстояло овладевать знаниями в тяжких трудах. Крюгер утешил их, пообещав свою помощь во время бесед с Учителем, пока Дар будет давать уроки языка.
В непосредственной помощи Дара нуждались и геологи. Конечно, они могли просто нанести на карты все материки Абьёрмена и затем лично проверить подходящие места на выходы осадочных пород, но это отняло бы у них много времени. Поэтому Дару показали цветные снимки образцов различных пород, которые специалисты надеялись найти, и попросили его вспомнить, не знает ли он мест на планете, где имеются такие породы.
К огорчению собравшихся, Дар не отождествил ни единого снимка. Возможно, геологи так и отступились бы и вернулись к составлению карт, но тут Крюгер заметил, что на одном из снимков изображен образец известкового туфа, совершенно такого же, как вокруг памятного им водоема с гейзером. Он указал на это Дару.
— Ваши картины не очень хороши, — последовал ответ.
Не прошло и четверти часа, как космонавты установили, что Дар Лан Ан видит в диапазоне длин волн от четырех тысяч восьмисот до восемнадцати тысяч ангстрем, то есть не так далеко в фиолетовой области спектра, как человек, но более чем на октаву дальше в инфракрасной. На снимках же были представлены комбинации трех основных цветов, воспроизводящие цвет объекта, каким его видит человеческий глаз, но они не воспроизводили и половины цветового диапазона, доступного Дар Лан Ану. Цветные снимки действительно для него не годились.
Вот почему человеческий голос, ворвавшийся в его беседу с существом, невероятно чуждым человеку, буквально ошеломил Крюгера. Некоторое время он не мог произнести ни слова. Когда же на нетерпеливые вопросы, последовавшие из приемника, отозвался Дар Лан Ан на своем весьма неуклюжем английском языке, в рубке далекого космического корабля возникло не меньшее смятение, чем в хижине.
— Это не может быть Крюгер! Не станет он так говорить, и вообще он же погиб!
— А откуда же они знают английский?
— Мой годовалый сынишка говорит по-английски лучше, чем он!
— Крюгер, это ты? Или наши филологи свихнулись?
— Да… Да, это я, но нельзя же так все-таки… Какой это корабль? Каким образом вы включились в разговор? Что вы делаете в Плеядах?
— Это твой корабль, «Альфард»; с тобой говорит Донабед. У тебя там очень скверное радио; я тоже не узнаю твоего голоса. Мы здесь уже две недели, ловим и записываем все радиошумы, какие только удается обнаружить, надеемся перед высадкой хоть немного отработать местный язык. Ты правильно полагал, что мы не вернемся; но в этой системе творится что-то такое, отчего астрономы потеряли голову, и они прилетели сюда посмотреть на все собственными глазами. Твое радио сделано аборигенами или ты сам его смастерил?
— Целиком местного производства. — Крюгер уже оправился, хотя по-прежнему ощущал слабость в коленях. — Погодите минутку, у нас здесь есть слушатели, которые не говорят по-английски. — Крюгер снова перешел на абьёрменский и объяснил Дару и Учителю, что произошло. — А теперь, пока вы идете на посадку, расскажите мне, пожалуйста, чем же эта система привлекла внимание астрономов?
— Я не астрофизик, но, насколько я понимаю, дело вот в чем, — начал Донабед. — Тебе известны элементарные сведения об источниках звездной энергии, и ты знаешь, что звезды главной последовательности вроде нашего Солнца или этого красного карлика в течение миллиардов лет сохраняют свою излучательную способность постоянной. Однако в космосе существует множество звезд гораздо более ярких нежели Солнце, иногда в десятки тысяч раз более ярких. Звезды такого типа расходуют свой водород столь быстро, что могут протянуть всего несколько миллионов, от силы несколько десятков миллионов лет. Альцион, как и некоторые другие звезды в Плеядах, именно такая звезда.
Это все известно и понятно. Скопление Плеяды полно диффузного материала, и можно предполагать, что материал этот все еще продолжает конденсироваться и порождает новые звезды в добавление к сотням уже существующих в этой группе. И вот тут-то перед нами возникает трудность. С изрядной степенью точности ученые разработали схему процессов, происходящих в этих конденсирующихся облаках. В одних случаях, когда наличествует большой угловой момент, можно ожидать появления нескольких звезд, обращающихся одна вокруг другой, — это обычные двойные и кратные звезды. В других случаях, когда угловой момент меньше, почти весь материал уходит в одну звезду, а из остатков образуются планеты. Несколько странно видеть планеты у двойных и кратных звезд, хотя и в этом нет ничего невероятного. Но чтобы планеты оказались у звезды, подобной Альциону, это уж ни в какие ворота не лезет! Такие солнца излучают в десятки тысяч раз мощнее, нежели наше Солнце; излучение в свою очередь оказывает давление, и давление это достаточно велико, чтобы вымести из окрестностей звезды все твердые частицы, которые могли бы собраться воедино и образовать планету. Все это поддается вычислению и экспериментальной проверке.
Так вот. Звездочеты и бровью не повели, когда узнали из наших материалов, что спутником Альциона является красный карлик, но когда они узнали, что этот красный карлик в свою очередь имеет планету, они взвыли. Нам пришлось долго убеждать кое-кого из них, что это вовсе не глупая ошибка; пришлось напомнить, что мы даже высаживались на эту планету.
— Уж что-что, а это было, — пробормотал Крюгер.
— Вот именно. Кстати, если хочешь знать, официально эта планета получила название Крюгер.
— Боюсь, что по всем правилам название ее все-таки Абьёрмен, — отозвался Нильс. — Но продолжайте.
— Да больше, пожалуй, и рассказывать нечего. Астрономам ужасно не хотелось расставаться со своими излюбленными теориями, они всю дорогу сюда рассуждали о том, что красное солнце, возможно, было захвачено Альционом уже после того, как возле него сформировалась планета или планеты. Нам предстоит уйма работы, и здесь ты можешь нам очень помочь. Судя по всему, ты вполне прилично освоил местный язык. Будешь переводчиком.
— Переводчиком-то я буду, только учтите, что кое с кем из здешней публики я не очень лажу. Всякий раз, когда мне приходится с ним беседовать, мы рано или поздно ссоримся. И я даже не всегда узнаю об этом сразу, потому что никогда не видел этого типа, с которым говорил по радио.
— То есть как это — не видел?
— Никогда, и не имею ни малейшего представления, как он выглядит. Послушайте, майор, если вы спуститесь и заберете меня из этой парилки, я смогу все объяснить гораздо лучше, причем объяснять придется много, вы уж мне поверьте.
— Мы уже на пути к тебе. Ты поднимешься на корабль один? Крюгер коротко объяснил Дару, как обстоит дело, и спросил, согласен ли тот последовать за ним. Секунду абориген колебался, потом сообразил, что тут, несомненно, найдется новый материал для книг, и ответил утвердительно.
— Со мной будет Дар Лан Ан, — доложил Крюгер Донабеду.
— Для него нужны какие-нибудь специальные приспособления?
— Насколько я могу судить, на ледяных полях он чувствует себя прекрасно, и он проделывал двухсуточные перелеты на планере, не выпив в пути ни капли воды, так что температура и влажность вряд ли являются для него проблемой. Вот не знаю только, как насчет давления; вам же известно, что здесь оно выше.
— На какую высоту он поднимался на своем планере?
— Не знаю. У них нет никаких авиационных приборов в нашем понимании.
— Поднимался он когда-нибудь выше кучевых облаков?
— Да. И я вместе с ним. Во время полетов на дальние дистанции он всегда забирается как можно выше.
— Прекрасно. В таком случае полагаю, что наше атмосферное давление ему не повредит. Впрочем, на всякий случай предупреди его, если сможешь, пусть решает сам.
Крюгер так никогда и не мог с уверенностью сказать, понял ли Дар его полностью, но, когда посадочный бот с «Альфарда» сел на поляну гейзеров, Дар стоял рядом с Крюгером. Учителю уже рассказали, что происходит, и Нильс обещал возобновить с ним связь по бортовому радио, как только представится возможность. Учитель не возражал, хотя превосходно отдавал себе отчет в том, что теперь Крюгер практически становится для него недосягаемым.
Обратный полет к «Альфарду», спокойно кружившему по орбите вне атмосферы Абьёрмена, был делом обычным для всех, кроме Дар Лан Ана. Он не задал ни одного вопроса, но глаза его впитывали все, что можно было увидеть. Большинство членов экипажа отметили одну особенность в его поведении. Как правило, когда представителя более или менее примитивной цивилизации берут на борт космического корабля, он почти все время занят тем, что смотрит, как выглядит сверху его планета. Внимание же Дара было почти целиком поглощено устройством бота и процессом управления. Только однажды он поглядел вниз дольше обычного; это случилось, когда бот достиг первой космической скорости и наступила невесомость. Он глядел тогда на поверхность планеты почти целую минуту, а затем, к полнейшему удивлению следивших за ним людей, принял это явление как должное. Видимо, он убедил себя, что ощущение падения не вызвано действительным падением, а если даже это и так, то пилоты справятся с неприятной ситуацией до того, как наступит подлинная опасность. С этой минуты майор Донабед стал испытывать к Дар Лан Ану искреннее уважение: слишком часто при подобных обстоятельствах цивилизованные человеческие существа у него на глазах впадали в истерику.
Ну разумеется, сообразил Крюгер, Дар ведь пилот и не раз испытывал кратковременную невесомость, когда попадал в нисходящие потоки или достигал вершин восходящих; правда, тогда такое состояние обычно длится секунду-другую. Ничего не скажешь, парень что надо; сам Нильс после почти годичного пребывания на твердом грунте ощущал легкое головокружение.
В положенное время в поле зрения космонавтов возникла чудовищная туша «Альфарда»; бот приблизился и через специальный люк проскользнул в трюм. После того как все вышли, командир открыл конференцию.
Она была проведена в самом большом помещении корабля — каждому хотелось своими ушами услышать рассказ Крюгера. С общего согласия он выступил первым и коротко поведал о том, как ему удалось избежать смерти, когда его оставили одного на планете. О растительном, животном и минеральном мире и населении Абьёрмена он рассказал подробнее. И хотя в общем отчет получился довольно сжатым, Нильс не преминул упомянуть о том, что в лесах не нашлось ничего похожего на плоды, что стебли многих растений оказались съедобными, хотя и не питательными, что ему пришлось рисковать, прежде чем он сумел определить, какие из этих растений не ядовиты, что он решился покинуть жаркий вулканический край, где был оставлен, и двинулся к полюсу в надежде найти там более терпимые условия. И все же, едва он закончил, как его засыпали вопросами, и командиру «Альфарда» пришлось взять на себя председательские функции.
— Когда ты начал свое путешествие, — спросил один из астрономов, — тебе, должно быть, стоило немалого труда определять направление?
— Да, я немного путался, — улыбнулся Крюгер. — Если бы красное солнце просто меняло видимые размеры, это бы еще полбеды, но в тех местах, где меня оставили, оно раскачивалось по небу из стороны в сторону, с юго-востока на юго-запад и обратно, так что я не сразу приспособился. С голубым солнцем дело обстояло проще — Альцион, как и положено нормальному светилу, восходит на востоке и садится на западе. По крайней мере так было вдали от полюса; когда же я продвинулся дальше к северу, мне было нетрудно сообразить, почему и он ведет себя ненормально.
— Правильно. Видимое движение красного карлика вполне естественно, если вспомнить, какая вытянутая орбита у этой планеты. А ты не мог бы прикинуть величину либрации? Я, к сожалению, наблюдал планету только в течение одного оборота.
— Мне кажется, около шестидесяти градусов в обе стороны от среднего положения.
Астроном кивнул и уступил место геологу.
— Правда ли, что почти вся местность, которую ты видел, является вулканической?
— Да, во всяком случае на материке, где вы меня нашли. Ведь часть планеты, с которой я познакомился, не так уж велика. Этот длинный полуостров, по которому я шел на север…
— Около трех тысяч миль, — вставил астрофотограф.
— Спасибо. Так вот, на всем протяжении он изобилует действующими вулканами, а материковая область, из которой он выступает, по большей части покрыта лавовыми потоками. Возле полярной шапки местность гористая, но я не берусь утверждать, что это тоже вулканический район.
— Хорошо. Мы хотим получить какое-то представление о возрасте планеты, и нам придется как можно скорее составить схемы стратиграфической последовательности. Ты не заметил каких-нибудь окаменелостей возле льдов?
— Я ведь бывал на поверхности только в районе поселения; над остальными районами я пролетал. Впрочем, возможно, в этом вам поможет Дар Лан Ан.
— А он захочет?
— Вероятно. Он очень любознателен. Я могу сказать, для чего ему нужны знания: он записывает их в книги для будущего поколения, потому что его собственному поколению жить осталось уже недолго. — Крюгер помрачнел; мысль о том, что вскоре ему предстоит потерять Дара, с каждым днем тяготила его все больше.
— Может, твой приятель подробнее расскажет нам об этих сменах поколений? — спросил биолог. — На Земле существуют организмы, которые ведут сходный образ жизни, хотя, как правило, они не приспособлены к столь резко различным условиям существования. Впрочем, меня сейчас больше всего интересует вопрос об Учителях. Когда они в конце концов умирают, что из них получается? Существа новой формации? Или вообще ничего не получается? Или получается что-нибудь иное?
— Не знаю, и Дар Лан Ан этого не знает. Об этом лучше всего поговорить с Учителем «горячей» расы, с которым я беседовал, когда вы меня засекли. Я даже не знаю, сколько потомков остается после них при нормальных условиях — один или несколько.
— Ну, это вполне очевидно: если бы оставался всего один, то при отсутствии иных способов размножения вся раса давно бы вымерла. Должна же быть случайная гибель…
— Короче говоря, с такими вопросами придется обращаться к Учителю. Когда я буду с ним говорить, я спрошу его об этом.
— А почему, собственно, Учителя держат своих соплеменников в неизвестности? — спросил кто-то.
— Это уж спросите у них самих. На их месте я бы поступил так же, чтобы сохранить порядок и спокойствие, но этот Учитель утверждает, что всем им нравится точно знать срок своей смерти.
— Я бы хотел поговорить об этом с твоим другом.
— Ладно. Только мне кажется, что пора бы кому-нибудь составить список вопросов.
Вопросы и ответы следовали бесконечной чередой, пока Крюгер не начал открыто зевать. Тогда командир наконец распустил всех; но и после этого Нильсу не удалось сразу же отправиться на покой. Сначала ему пришлось водить Дар Лан Ана по «Альфарду» и в меру умения отвечать на вопросы своего маленького приятеля.
Затем он улегся спать, впервые за много месяцев наслаждаясь состоянием невесомости. Он не заметил, удалось ли в этих условиях выспаться Дару, но утром абориген выглядел бодрым и деятельным, и Крюгер пришел к заключению, что спал он отлично. Дар отказался от человеческой пищи, заявив, что он совсем не голоден, зато Крюгер умял такой завтрак, что друзья сочли своим долгом предостеречь его. За время пребывания на Абьёрмене он привык есть много из-за сравнительно низких питательных качеств местных растений.
Утолив голод, он доложился командиру, и тот немедленно созвал новую конференцию, на сей раз только для ученых. Было решено, что преимущественное право на Дара получают филологи, — нужно было как можно скорее обучить еще нескольких переводчиков. Биологам посоветовали взять посадочный бот и отловить нескольких животных; им предстояло овладевать знаниями в тяжких трудах. Крюгер утешил их, пообещав свою помощь во время бесед с Учителем, пока Дар будет давать уроки языка.
В непосредственной помощи Дара нуждались и геологи. Конечно, они могли просто нанести на карты все материки Абьёрмена и затем лично проверить подходящие места на выходы осадочных пород, но это отняло бы у них много времени. Поэтому Дару показали цветные снимки образцов различных пород, которые специалисты надеялись найти, и попросили его вспомнить, не знает ли он мест на планете, где имеются такие породы.
К огорчению собравшихся, Дар не отождествил ни единого снимка. Возможно, геологи так и отступились бы и вернулись к составлению карт, но тут Крюгер заметил, что на одном из снимков изображен образец известкового туфа, совершенно такого же, как вокруг памятного им водоема с гейзером. Он указал на это Дару.
— Ваши картины не очень хороши, — последовал ответ.
Не прошло и четверти часа, как космонавты установили, что Дар Лан Ан видит в диапазоне длин волн от четырех тысяч восьмисот до восемнадцати тысяч ангстрем, то есть не так далеко в фиолетовой области спектра, как человек, но более чем на октаву дальше в инфракрасной. На снимках же были представлены комбинации трех основных цветов, воспроизводящие цвет объекта, каким его видит человеческий глаз, но они не воспроизводили и половины цветового диапазона, доступного Дар Лан Ану. Цветные снимки действительно для него не годились.