Страница:
— Значит, это я виноват, что так получилось! Я ведь нарочно заваливал тебя знаниями, чтобы ты не успел управиться с передачей их до срока твоей смерти!
— Нет. Ты не виноват, если это вообще можно называть виной. Ты показал мне, — правда, косвенным образом — именно то, в чем мы нуждаемся. Я искал предлога избежать жизни в Крепости; если тебе угодно считать, что ты дал мне этот предлог, пусть будет так… и спасибо тебе.
Он замолк. Они уже вышли на площадку, и Дар без лишних слов принялся проверять готовность планера к отлету.
— Но… может быть, ты тогда останешься с нами? Зачем тебе возвращаться в Кварр и… и… — Крюгер не мог заставить себя закончить фразу.
Дар оторвался от работы и пристально поглядел на него. Секунду-другую казалось, что он колеблется; затем он покачал головой — знак отрицания, которому он научился у Крюгера.
— Нет, из этого ничего не выйдет. Мне кажется, я понимаю твои чувства, друг Нильс, и мне тоже как-то жаль расставаться с тобой, но… разве ты пошел бы со мной?
Он почти улыбался, задавая этот вопрос. Крюгер молчал.
— Конечно, ты бы не пошел. Ты бы не смог пойти. Ты ведь считаешь, что жить тебе еще долго, хотя и не знаешь, сколько именно. — Он стиснул руку Крюгера своей маленькой когтистой рукой. — Нильс, через много лет здесь будет много народу, который является частичками меня. Меня уже не будет, но ты, возможно, вернешься сюда. Может быть, благодаря тому что сделали мы с тобой, некоторые мои потомки станут учеными и научатся, как заслужить уважение, а не презрение «горячей» расы, заложат основание цивилизации, которая со временем сравнится с вашей. Мне хочется думать, что ты им поможешь.
Он вскочил в планер и, не дав юноше сказать ни слова, нажал рычаг запуска.
Крюгер смотрел вслед маленькому самолетику, пока он не исчез из виду. А исчез он очень быстро, потому что глаза Нильса видели хуже, чем обычно. Но он еще долго стоял и смотрел в ту сторону, куда улетел Дар, и наконец пробормотал:
— Я помогу им.
И он повернулся, когда из туннеля донесся тяжкий стук закрывающихся дверей.
СТАНИСЛАВ ЛЕМ
— Нет. Ты не виноват, если это вообще можно называть виной. Ты показал мне, — правда, косвенным образом — именно то, в чем мы нуждаемся. Я искал предлога избежать жизни в Крепости; если тебе угодно считать, что ты дал мне этот предлог, пусть будет так… и спасибо тебе.
Он замолк. Они уже вышли на площадку, и Дар без лишних слов принялся проверять готовность планера к отлету.
— Но… может быть, ты тогда останешься с нами? Зачем тебе возвращаться в Кварр и… и… — Крюгер не мог заставить себя закончить фразу.
Дар оторвался от работы и пристально поглядел на него. Секунду-другую казалось, что он колеблется; затем он покачал головой — знак отрицания, которому он научился у Крюгера.
— Нет, из этого ничего не выйдет. Мне кажется, я понимаю твои чувства, друг Нильс, и мне тоже как-то жаль расставаться с тобой, но… разве ты пошел бы со мной?
Он почти улыбался, задавая этот вопрос. Крюгер молчал.
— Конечно, ты бы не пошел. Ты бы не смог пойти. Ты ведь считаешь, что жить тебе еще долго, хотя и не знаешь, сколько именно. — Он стиснул руку Крюгера своей маленькой когтистой рукой. — Нильс, через много лет здесь будет много народу, который является частичками меня. Меня уже не будет, но ты, возможно, вернешься сюда. Может быть, благодаря тому что сделали мы с тобой, некоторые мои потомки станут учеными и научатся, как заслужить уважение, а не презрение «горячей» расы, заложат основание цивилизации, которая со временем сравнится с вашей. Мне хочется думать, что ты им поможешь.
Он вскочил в планер и, не дав юноше сказать ни слова, нажал рычаг запуска.
Крюгер смотрел вслед маленькому самолетику, пока он не исчез из виду. А исчез он очень быстро, потому что глаза Нильса видели хуже, чем обычно. Но он еще долго стоял и смотрел в ту сторону, куда улетел Дар, и наконец пробормотал:
— Я помогу им.
И он повернулся, когда из туннеля донесся тяжкий стук закрывающихся дверей.
СТАНИСЛАВ ЛЕМ
КРЫСА В ЛАБИРИНТЕ
Я уложил на полки папки с протоколами опытов, запер шкаф, повесил ключ на гвоздь и подошел к двери. Шаги гулко разносились в тишине. Взявшись за ручку, я замер: послышался легкий поспешный шелест.
«Крыса, — промелькнуло у меня в голове. — Удрала из клетки? Глупости, это невозможно».
Лабиринт, расставленный на столах, я мог охватить одним взглядом. Извилистые коридорчики под стеклянной крышкой были пусты. Очевидно, мне показалось. Однако я не двигался с места. Снова шорох у окна. Отчетливый стук коготков. Обернувшись, я быстро присел и заглянул под столы. Ничего. Опять шорох, на сей раз с другой стороны. Я подскочил к печке. Сзади до меня донесся шорох. Застыв на месте, я медленно повернул голову и краем глаза оглядел комнату. Было светло и тихо. Но вот снова шорох, еще и еще — уже с противоположной стороны. Я рывком раздвинул столы. Ничего. А совсем рядом со мной нахальная возня, треск разгрызаемого дерева. Неподвижный, как изваяние, я осматривал комнату. Ничего. И вдруг три-четыре резких шороха, возня под столами. Меня передернуло от отвращения.
«Уж не боишься ли ты крыс?» — упрекнул я себя.
От шкафчика, который я только что запер, донеслось энергичное царапание. Я подскочил к дверцам — за ними что-то металось, мягко билось, трепетало. Дернул замок… и прямо мне на грудь упал серый клубок. Охваченный ужасом, задыхаясь, чувствуя отвратительный комок в горле, я сделал такое усилие, будто свалил с себя каменную плиту… и проснулся.
В автомобиле было темно. В зеленоватом свечении циферблатов едва виднелся профиль Роберта. Он сидел, небрежно откинувшись назад и скрестив руки на руле, — где-то подсмотрел эту позу, не иначе как у какого-нибудь лихого шофера.
— Ну, что там с тобой? Не сидится? Уже подъезжаем.
— Душно в этой коробке, — буркнул я, опустив стекло и подставляя лицо резкому ветру. Тьма летела назад, только полоска шоссе перед нами стремительно плясала в свете фар.
Поворот, другой — снопы света пробивали длинные коридоры между стволами высоких сосен. Словно белые призраки, выскакивали из мрака и исчезали дорожные столбики. Неожиданно асфальт кончился. «Шевроле» подпрыгнул на выбоинах и, танцуя, помчался по узкой лесной дороге; мне все время казалось, что мы вот-вот налетим на какой-нибудь невыкорчеванный пень. Но я молчал. Лес перед нами поредел, вскоре деревья расступились — мы были на месте. Как я и ожидал, Роберт не сбавил скорости на краю поляны и со скрежетом затормозил у самой палатки, едва видневшейся в темноте. Передними колесами машина чуть не уперлась в колышки, к которым были привязаны растяжки. Я хотел было выругать Роберта за глупое ухарство, но вспомнил, что это наш последний вечер.
В Олбани на почте Роберта ожидало известие, что через два дня он должен явиться в редакцию. Ровно столько времени требовалось на то, чтобы покрыть без малого тысячу километров, отделяющих наш лагерь от Оттавы: до Олбани автомобилем, потом пароходом и снова по автостраде. Роберт предложил мне остаться на берегу озера одному до конца сентября, как мы ранее планировали, но я, разумеется, отказался.
Сразу же за городом, выезжая в сумерках на автостраду, мы переехали зайца. Не считая форелей, это был наш единственный охотничий трофей. Мы прихватили его с собой и теперь принялись готовить ужин. Заяц был старый и, вероятно, поэтому огнеупорный; справиться с ним удалось только около полуночи. Единоборство с малосъедобным жарким несколько развеяло наше похоронное настроение; этому способствовало и пиво, припрятанное в багажнике до «особого случая». Мы решили, что сейчас именно такой случай. Роберт вдруг вспомнил о привезенных из города газетах и пошел к машине. Догорающий костер почти не давал света, поэтому Роберт включил фару.
— Погаси! — крикнул я.
— Сейчас, — ответил он, разворачивая газету.
— Нет, брат, ты не создан для уединения, — сказал я, раскуривая трубку. — Горожанин несчастный!
— Ладно, лучше послушай. Роберт склонился над газетой.
— Помнишь метеорит, о котором писали на прошлой неделе? Так вот — он снова показался.
— Чепуха.
— Да нет, ты только послушай: «…сегодня рано утром — это вчерашняя газета — он в третий раз приблизился к Земле и, входя в верхние слои атмосферы, раскалился добела, после чего начал гаснуть и исчез. На пресс-конференции в Торонто профессор Мерривезер из местной астрономической обсерватории опроверг версию, распространяемую американскими газетами, будто это небесное тело — не что иное, как космический корабль, облетающий нашу планету перед посадкой. По словам профессора, это захваченный земным притяжением метеорит, который стал спутником и обращается вокруг Земли по эллиптической орбите. На вопрос нашего корреспондента, следует ли считаться с возможностью падения метеорита на Землю, профессор Мерривезер ответил, что это не исключено, поскольку с каждым оборотом, приближаясь к Земле, метеорит подвергается торможению вследствие трения о воздух. Этой проблемой занимаются многие обсерватории, и, надо надеяться, в ближайшее время ее удастся решить…» А во г газеты из Штатов, трехдневной давности. Ну, они там изощряются: «Космический звездолет приближается», «Речь неизвестных существ будет переводить электронный мозг», «Гости из космоса»… Ну-ну, — сокрушенно вздохнул Роберт, — а я тут сижу в лесу.
— Все это глупые басни, — сказал я. — Гаси-ка свет и выкинь эту муть.
— Ну ладно, сказке конец…
В полумраке Роберт вернулся к костру, который к тому времени превратился в груду красных углей, подбросил веток, а когда они занялись, уселся на траву и вполголоса произнес:
— А может, это и в самом деле был звездолет… Ну что тут смешного?
— Так и знал, что не уймешься.
— Эх ты, психолог, — проворчал Роберт, пошевелив веткой костер, который словно в сердцах с треском выбросил снопы искр. — Почему это не может быть корабль? Скажи.
— И скажу. Где одеяло? Чертовски тянет от земли. Видно, к заморозкам. Так вот, дружище, за шесть тысяч лет существования земной цивилизации к нам не прибыл ни один космический корабль. Такое событие неизбежно нашло бы свое отражение в исторических хрониках. А об этом нигде ни слова. Вероятность какого-либо события можно оценивать по тому, как часто оно происходит, понятно? Большие метеориты падают на Землю регулярно — раз, а то и два в столетие. А кораблей не было… Поэтому вероятность того, что это огненное тело было ракетой, практически равна нулю.
— Ну хорошо… Но не станешь же ты отрицать, — Роберт оживился, — что существуют обитаемые планеты. Если не в нашей солнечной системе, то в других. Значит, рано или поздно какой-нибудь корабль к нам прилетит…
— Вполне возможно. Скажем, через два миллиона лет. А может, уже через сто тысяч. Как видишь, я не хочу тебя огорчать.
— Вот было бы здорово! — вслух размечтался Роберт. — Понимаешь, в этом вопросе мнения расходятся: одни считают, что контакт с иным разумом был бы для нас полезен, другие утверждают, что это положило бы начало «войне миров». Ты на чьей стороне?
— Ни на чьей. Это все равно что визит улиток к белкам, и результаты такие же: никаких! Невозможно преодолеть различия в структуре.
— Ты имеешь в виду — в структуре мозга?
— Не только. В структуре жизни вообще. Даже если бы они умели говорить — что вовсе не обязательно, — мы бы с ними не договорились…
— Но, может быть, со временем…
— Очень сомнительно,
— Почему?
— Мы, люди, — существа зрячие: большинство наших понятий выводится из зрительных, впечатлений. Их восприятия могут основываться совсем на другом принципе… Например, на обонянии А может быть, у них есть совершенно неведомые нам органы, улавливающие, скажем, химические свойства веществ. Откуда нам знать. Становится все холоднее. Подбрось-ка веток в огонь… Впрочем, дело даже не в различии восприятий, это в конце концов можно было бы и преодолеть. Но тогда мы убедились бы, что нам с ними просто не о чем говорить… Мы создаем и совершенствуем футляры — в них мы живем, ими укрываем тело, с их помощью перемещаемся с места на место… Кроме того, мы тратим уйму времени на питание и очищение наших тел, на определенные движения (я имею в виду спорт) — так вот, во всех этих вопросах мы не нашли бы с ними общего языка…
— Ну что ты мелешь, Карл! Не прилетят же они на Землю, чтобы поболтать с нами о моде или о спорте.
— А о чем же?
— Ну… об общих проблемах…
— Каких именно?
— Что ты меня экзаменуешь?! О науке, технике…
— Попробую доказать, что ты заблуждаешься Нет ли у тебя под рукой какого-нибудь прутика? Трубка засорилась. Спасибо. Итак, во-первых, их цивилизация может развиваться совершенно в ином направлении, чем наша, — в таком случае взаимопонимание вообще было бы чрезвычайно затруднено. Во-вторых, если даже предположить, что в ее основе, как и у нас, лежит постоянно совершенствуемая техника, то и тогда беседа вызвала бы неимоверные трудности. Мы до сих пор не способны преодолеть межзвездные пространства — не правда ли? — а они уже самим фактом своего появлении на Земле докажут, что могут это сделать. Следовательно, они будут превосходить нас, опережать как в технике, так и в науке, ибо одно неразрывно связано с другим. Вообрази теперь, что современный физик, какой-нибудь де Бройль или Лоуренс, встречает своего коллегу, жившего полтора или два столетия назад. Тот толкует о каких-то флогистонах, а наш современник говорит о космическом излучении, об атомах…
— Ну хорошо, но мы уже сегодня знаем об атомах, и немало.
— Согласен, но они-то могут знать куда больше, может, атом для них понятие устарелое, а может, они вообще обошлись без него и совсем иным путем решили проблему материи… Нет, вряд ли это были бы плодотворные контакты — даже в области точных наук. А в повседневных делах у нас и вовсе не нашлось бы с ними ничего общего. И коль скоро мы не сумеем понять друг друга, говоря о конкретных вещах, мы тем более не найдем общего языка в сфере обобщений, которые являются производными этих конкретных понятий. Разные планеты, разная физиология, разная интеллектуальная жизнь… Разве только… Впрочем, это фантазия…
— Что? Договаривай.
— Э, ничего. Мне пришло в голову, что с виду они могли бы походить на нас и все-таки представлять собой непонятный мир… — Я замолчал.
— Говори яснее.
— Речь идет о том, — объяснил я, выбивая трубку о камень, — что на Земле только человек достиг высшего уровня лиственного развития. В других условиях параллельно могли бы развиваться два различных вида разумных существ…
— И между ними возникла бы вражда — ты это имеешь в виду?
— Нет. Это все та же, земная, антропоцентрическая точка зрения. Ладно, оставим этот разговор. Скоро два, пора спать.
— Хорошее дело — спать. Нет уж, начал — договаривай до конца.
— Ну, так и быть. Скажу, хотя с моей точки зрения все это несусветная чушь. Так вот, один из тех разумных видов мог бы быть человекообразным, но находиться на более низкой ступени развития… а другой господствовал бы… Вообрази себе такую ситуацию: на Землю садится корабль, мы находим в нем существа, похожие па нас, приветствуем их как покорителей пространства, а меж тем это просто низшие формы иного мира, понимаешь, которых истинные конструкторы звездолета посадили в кабину и запустили в космос… Как мы посылаем в ракетах обезьян…
— Недурно придумано. Послушай, почему ты не пишешь фантастических рассказов? С твоим воображением!
— Сказками не занимаюсь, у меня достаточно дел посерьезнее. Ну, а теперь пошли спать. Утром еще поплаваем по озеру, я хотел… Погоди, что это?
— Где?
— Там, над лесом!
Роберт вскочил. Небо, до сих пор почти неразличимое, посветлело. Засверкали кромки облаков.
— Что это, луна? Нет, слишком ярко… Смотри! Становилось все светлее. Мгновение — и ближайшие к нам деревья начали отбрасывать тени. Вдруг ослепительный столб огня разорвал облака. Я вынужден был закрыть глаза руками. Лицо и руки опалил мгновенный жар. Земля подо мной вздрогнула, вспучилась и осела. Послышался протяжный, идущий со всех сторон гром, который то нарастал, то затихал совсем. Сквозь ослабевающий грохот слышался только страшный треск падающих деревьев. Порыв горячего ветра разметал костер, я почувствовал обжигающую боль в ноге — по ней ударила головешка — и, задыхаясь в клубах пепла, покатился куда-то в сторону. Втиснув лицо в траву, переждал несколько томительных секунд. Постепенно все стихло, лишь беспокойный ветер шумел в ветвях уцелевших деревьев, а потом вновь стало темно, и только над северным горизонтом ползла красноватая луна.
— Метеорит! Тот метеорит! — закричал Роберт. Он закружился на месте, потом подскочил к машине и включил фары. Их свет вырвал из темноты распластавшуюся на земле палатку, перевернутые и обсыпанные пеплом и погасшими углями постели, а Роберт все бегал вокруг.
— Переднее стекло машины треснуло — верно, какой-нибудь осколок… — возбужденно сообщал он. — Вон ту огромную ель вырвало с корнем… Счастье, что нас заслонили деревья… Погоди-ка, я возьму бинокль, пойдем посмотрим с берега, что там творится…
Автомобиль с зажженными фарами остался позади, а мы по узкой тропинке вышли на пологий берег бухточки. В слабом свете далекого зарева едва виднелись темные контуры торчащих из воды скал. Роберт до боли в глазах вглядывался в бинокль, но, кроме равномерного пурпурного мерцания у северного горизонта, ничего не обнаружил.
— Послушай, пойдем гуда. Посмотрим вблизи, — позвал Роберт. — Ну, брат, и материал же у меня будет!
Захваченный своей идеей, он торопливо направился к лагерю.
— Для твоей газеты? — спросил я серьезно, хотя с трудом удерживался от смеха.
— Конечно!
— Уже третий час ночи. Давай-ка спать. — Ну что ты такое говоришь!
— Спать! — повторил я. — Берись за полотнище с другой стороны, постараемся натянуть палатку. Матрасы продырявлены как решето… Подушки возьмем из машины. Если это и в самом деле был метеорит, он до утра не сбежит. Засветло можем организовать экспедицию в том направлении — только по озеру, машина туда не пройдет. По-моему, это на северном берегу, на болотах. Машина цела?
— Да, только переднее стекло…
— И на том спасибо. А теперь спать.
Роберт, не переставая ругать обывателей, которые даже в день Страшного суда не забудут надеть войлочные туфли, вместе со мной поставил палатку и уложил в ней автомобильные сиденья. Мытье посуды по случаю исключительных событий мы отложили до утра. Я уже засыпал, когда Роберт негромко произнес:
— С точки зрения статистики вероятность того, что метеорит упадет именно здесь, равнялась нулю. Что ты на это скажешь? Ты меня слышишь, Карл? — спросил он громче.
— Слышу, — сердито ответил я. — Оставь меня наконец в покое.
Я натянул на голову одеяло и тотчас уснул.
Меня разбудил вой автомобильной сирены. Я выглянул из палатки. Было уже светло. Роберт хлопотал у машины. Он принялся объяснять, что нажал гудок нечаянно. Я не стал его слушать и пошел к озеру. Наш бивак находился на мысу большого полуострова, вдававшемся в черное, почти неподвижное озеро, в котором отражалась плотная стена леса. Кое-где в ней зияли прогалины. Северный берег, обычно тонкой линией выделявшийся на горизонте, сейчас не был виден — его заволокло пеленой белого тумана. Сразу же за большими камнями начинались глубокие места. Я прыгнул в воду, и у меня перехватило дыхание — такой она была холодной. Обогнул мыс, потом, лежа на спине и работая только ногами, вернулся на берег. Роберт уже столкнул лодку в воду, но вынужден был подождать, пока я позавтракаю-я не поддавался его уговорам и не желал трапезничать в пути. Потом никак не заводился мотор, пришлось продувать карбюратор, и мы отплыли довольно поздно.
За кормой осталась извилистая линия поросшего лесом берега. Едва мы удалились от него, как почувствовали слабый восточный ветер, озеро вздулось волнами. Громко стучал мотор, мы быстро двигались вперед. Минут через пятнадцать берег превратился в синеватую полоску, зато стена тумана поднялась гораздо выше, молочные хлопья, казалось, достигали угрюмого неба. Делать мне было нечего, я неподвижно сидел на скамье и с каждой минутой все больше сомневался в целесообразности затеянной экспедиции.
Я старался припомнить все, что когда-либо читал о метеоритах, и особенно об огромном сибирском метеорите. Место его падения безуспешно искали годами, а ведь жителям окрестных селений, над которыми он пролетел, казалось, что метеорит упал совсем рядом. Если и «наш» метеорит был достаточно велик, он мог упасть за десятки миль отсюда, думал я, и паши поиски ни к чему не приведут. Однако этот туман… Я еще никогда не видел такого густого тумана на такой большой площади. Мне вдруг пришло в голову, что без компаса мы просто заблудимся. Я взглянул за корму — берега исчезли, вокруг простиралось черное, иссеченное волнами, мерно колыхавшими лодку, озеро. Даже если метеорит упал сравнительно близко, добраться до него по болотам будет делом нелегким.
В машине у нас была карта окрестностей, конечно, нужно бы захватить ее с собой, но как это обычно бывает, мы о ней попросту забыли. Известно, по крайней мере теоретически, что направление к месту катастрофы показывают поваленные деревья. По берегу, к которому мы стремились, двигаться было нелегко даже в хорошую погоду… Наша затея казалась мне все более бессмысленной, но я молчал, слишком хорошо понимая, что Роберт останется глух к Доводам рассудка.
Мы подплывали к стене тумана. Его клубы, похожие на причудливо скрюченные корни, низко стелились над водой. Нас поглотил молочный полусвет. В просвете между двумя клубами тумана я на мгновенье еще раз увидел черный простор воды, потом расплывающиеся языки мягко сомкнулись, и вот уже мы плывем в теплом влажном облаке. Меня охватило какое-то непонятное чувство — не страх, а смутное ощущение того, будто мы приближаемся к чему-то необычному, что в любую минуту готово вынырнуть из окружающей нас молочно-белой пелены. Я вытащил вращающийся винт из воды.
— Что ты делаешь?! — воскликнул Роберт.
Не обращая на него внимания, я опустил вниз весло — меня не оставляло чувство, что здесь творится что-то неладное. Вода, вместо того чтобы забурлить вокруг лопатки весла, осталась неподвижной.
— Роберт, — крикнул я, — нас несет течением! Раньше его не было.
Белые хлопья тумана заволокли лодку, смазывая очертания носа. Энергично действуя веслом, я поставил лодку вначале бортом, а потом кормой к направлению потока и опустил винт. Вода за кормой закипела, но несмотря на то что теперь мотор толкал нас в обратном направлении, мы продолжали плыть в глубь туманного облака, кормой вперед.
— Весла! Роберт, весла! — закричал я.
Лодка больше не покачивалась. Она дрожала, не сильно, но так, что в ее мелкой дрожи чувствовалась непреодолимая сила потока, и, пронзая туман, летела вперед. Темнело. В просветах тумана иногда показывалась вода, которую мы вспенивали, странно-коричневого цвета. Все наши усилия были тщетными, от бешеной гонки скамья подо мной вибрировала точно натянутая струна. Неожиданно прямо над нами послышался басовитый рокот мотора. «Самолет!» — воскликнули мы одновременно, задрав головы в надежде на чудо. Но чуда не произошло. Звук мотора стал затихать, а потом и вовсе пропал, зато сквозь постукивание нашего моторчика прорвался глухой гул, похожий на шум водопада.
Неожиданно впереди возник чудовищный горб, лодка вздыбилась и ринулась вниз. Отчаянно работая веслами, мы тщетно пытались удержать ее в равновесии. Внезапно я почувствовал, как скамья рванулась из-под меня, ударом холодной волны меня отшвырнуло в сторону, Роберт куда-то исчез. Я поначалу барахтался в воде, а потом поплыл, стараясь удержаться на поверхности, но почувствовал, что слабею. Меня несло по черной, круто спадающей дуге, со всех сторон в клокочущую воронку врывались потоки воды. Меня засасывало все глубже и глубже. Задыхаясь, давясь, я увидел на миг какие-то пульсирующие красные огни и потерял сознание.
Очнулся я от тошноты. Я лежал на животе на чем-то эластичном, пружинящем. Изо рта и из носа лилась вода. Лежал я так долго. Что-то плоское, скользкое ударяло меня в бок. Удары эти, похожие на трепетание живого существа, то затихали, то начинались вновь. Приподнявшись на руках, я сел.
Кругом было темно, только возле меня все было залито едва заметным сероватым светом. Все еще давясь и кашляя, я поднял руку, чтобы вытереть лицо, и окаменел. Сквозь мокрую рубашку, облепившую тело, сквозь шорты пробивался мутный свет. Фосфоресцировало все: ладони, пальцы, голые до локтей руки. От всего тела шло слабое, сероватое свечение. Я в растерянности стал тереть глаза. В голове у меня зашумело.
Глупости, это всего лишь галлюцинация, уговаривал я себя. Я зажмурился, потом снова открыл глаза. Все та лее картина. Более того, я заметил в ней новые подробности. Предмет, лежавший неподалеку, оказался… Робертом. Тело его фосфоресцировало так же, как и мое. С огромным усилием я привстал и на коленях подполз к нему. Потряс его за плечо раз, другой — он очнулся. Я увидел его глаза, которые не светились и потому казались темными провалами. Он начал дышать глубже, потом громко закашлялся, выплевывая воду. Слишком слабый, чтобы поднять его, я терпеливо выжидал, когда он окончательно придет в себя.
— Что это, Карл?.. Где мы?.. — прохрипел он наконец.
Я молча смотрел, как он встает, покачиваясь, как появляется тот же феномен свечения, который так меня поразил.
Постепенно ко мне возвращались силы. Я глубоко дышал и с каждым вдохом чувствовал себя лучше. Потом встал и вплотную приблизился к Роберту. Мы смотрели друг на друга, знакомые черты неузнаваемо преобразило бледное свечение кожи.
— Что это? — спросил Роберт, сделал шаг вперед и пошатнулся. Из-под его ног с громким плеском что-то выскочило. Я нагнулся, и у меня между пальцев проскользнул какой-то трепещущий комок.
— Рыба, — сказал я удивленно.
— Рыба? Но… но она светится… — пробормотал Роберт.
В самом деле, рыба излучала слабый свет, который, казалось, пробивался сквозь ее чешую.
— Светится, как мы… только слабее… — произнес я и оглянулся.
Вокруг нас неясными пятнами фосфоресцировали рыбы, неуклюже бьющиеся о поверхность, на которой мы стояли. Я заметил, что она слегка прогибается под ногами. В надежде понять, что бы это могло быть, я наклонился и увидел внизу правильно расположенные круглые отверстия, такие большие, что в них проходила рука.
— Где мы? — услышал я голос Роберта, который, не двигаясь, наблюдал за тем, как я по плечо всунул руку в отверстие. Рука не встретила препятствий — внизу была пустота.
— Ничего не понимаю. Нужно осмотреться… насколько эго возможно. — Я выпрямился. — Должен же здесь быть какой-нибудь вход, раз мы сюда попали. Значит, нужно его найти.
Не знаю почему, но я и сам не верил тому, что говорил.
— Пошли, — согласился Роберт. Он отлепил мокрую рубашку от груди, несколько раз провел пальцами по светящимся бедрам и пробормотал: — Что все это может означать?
Мы почти на ощупь двигались в глубокой тьме, которую едва рассеивали наши тела. Осторожно ступая и расставив для равновесия руки- колышущаяся под ногами субстанция не внушала доверия, — мы через несколько шагов наткнулись на рыб, подающих слабые признаки жизни. Я заметил, что одна из них, уже уснувшая, не светилась. Мы продолжали двигаться вперед. Поверхность под ногами плавно поднималась. Внезапно Роберт наткнулся на стену, вернее, на какую-то вогнутую гладкую поверхность. Ощупав ее снизу доверху, я пришел к выводу, что мы находимся внутри какой-то ниши или пещеры овальной формы. Отверстия в полу исчезли, и мы стали продвигаться немного быстрее. Роберт меня обогнал. Тело его по-прежнему светилось, и благодаря этому мне удалось разглядеть стену напротив, такую же закругленную.
«Крыса, — промелькнуло у меня в голове. — Удрала из клетки? Глупости, это невозможно».
Лабиринт, расставленный на столах, я мог охватить одним взглядом. Извилистые коридорчики под стеклянной крышкой были пусты. Очевидно, мне показалось. Однако я не двигался с места. Снова шорох у окна. Отчетливый стук коготков. Обернувшись, я быстро присел и заглянул под столы. Ничего. Опять шорох, на сей раз с другой стороны. Я подскочил к печке. Сзади до меня донесся шорох. Застыв на месте, я медленно повернул голову и краем глаза оглядел комнату. Было светло и тихо. Но вот снова шорох, еще и еще — уже с противоположной стороны. Я рывком раздвинул столы. Ничего. А совсем рядом со мной нахальная возня, треск разгрызаемого дерева. Неподвижный, как изваяние, я осматривал комнату. Ничего. И вдруг три-четыре резких шороха, возня под столами. Меня передернуло от отвращения.
«Уж не боишься ли ты крыс?» — упрекнул я себя.
От шкафчика, который я только что запер, донеслось энергичное царапание. Я подскочил к дверцам — за ними что-то металось, мягко билось, трепетало. Дернул замок… и прямо мне на грудь упал серый клубок. Охваченный ужасом, задыхаясь, чувствуя отвратительный комок в горле, я сделал такое усилие, будто свалил с себя каменную плиту… и проснулся.
В автомобиле было темно. В зеленоватом свечении циферблатов едва виднелся профиль Роберта. Он сидел, небрежно откинувшись назад и скрестив руки на руле, — где-то подсмотрел эту позу, не иначе как у какого-нибудь лихого шофера.
— Ну, что там с тобой? Не сидится? Уже подъезжаем.
— Душно в этой коробке, — буркнул я, опустив стекло и подставляя лицо резкому ветру. Тьма летела назад, только полоска шоссе перед нами стремительно плясала в свете фар.
Поворот, другой — снопы света пробивали длинные коридоры между стволами высоких сосен. Словно белые призраки, выскакивали из мрака и исчезали дорожные столбики. Неожиданно асфальт кончился. «Шевроле» подпрыгнул на выбоинах и, танцуя, помчался по узкой лесной дороге; мне все время казалось, что мы вот-вот налетим на какой-нибудь невыкорчеванный пень. Но я молчал. Лес перед нами поредел, вскоре деревья расступились — мы были на месте. Как я и ожидал, Роберт не сбавил скорости на краю поляны и со скрежетом затормозил у самой палатки, едва видневшейся в темноте. Передними колесами машина чуть не уперлась в колышки, к которым были привязаны растяжки. Я хотел было выругать Роберта за глупое ухарство, но вспомнил, что это наш последний вечер.
В Олбани на почте Роберта ожидало известие, что через два дня он должен явиться в редакцию. Ровно столько времени требовалось на то, чтобы покрыть без малого тысячу километров, отделяющих наш лагерь от Оттавы: до Олбани автомобилем, потом пароходом и снова по автостраде. Роберт предложил мне остаться на берегу озера одному до конца сентября, как мы ранее планировали, но я, разумеется, отказался.
Сразу же за городом, выезжая в сумерках на автостраду, мы переехали зайца. Не считая форелей, это был наш единственный охотничий трофей. Мы прихватили его с собой и теперь принялись готовить ужин. Заяц был старый и, вероятно, поэтому огнеупорный; справиться с ним удалось только около полуночи. Единоборство с малосъедобным жарким несколько развеяло наше похоронное настроение; этому способствовало и пиво, припрятанное в багажнике до «особого случая». Мы решили, что сейчас именно такой случай. Роберт вдруг вспомнил о привезенных из города газетах и пошел к машине. Догорающий костер почти не давал света, поэтому Роберт включил фару.
— Погаси! — крикнул я.
— Сейчас, — ответил он, разворачивая газету.
— Нет, брат, ты не создан для уединения, — сказал я, раскуривая трубку. — Горожанин несчастный!
— Ладно, лучше послушай. Роберт склонился над газетой.
— Помнишь метеорит, о котором писали на прошлой неделе? Так вот — он снова показался.
— Чепуха.
— Да нет, ты только послушай: «…сегодня рано утром — это вчерашняя газета — он в третий раз приблизился к Земле и, входя в верхние слои атмосферы, раскалился добела, после чего начал гаснуть и исчез. На пресс-конференции в Торонто профессор Мерривезер из местной астрономической обсерватории опроверг версию, распространяемую американскими газетами, будто это небесное тело — не что иное, как космический корабль, облетающий нашу планету перед посадкой. По словам профессора, это захваченный земным притяжением метеорит, который стал спутником и обращается вокруг Земли по эллиптической орбите. На вопрос нашего корреспондента, следует ли считаться с возможностью падения метеорита на Землю, профессор Мерривезер ответил, что это не исключено, поскольку с каждым оборотом, приближаясь к Земле, метеорит подвергается торможению вследствие трения о воздух. Этой проблемой занимаются многие обсерватории, и, надо надеяться, в ближайшее время ее удастся решить…» А во г газеты из Штатов, трехдневной давности. Ну, они там изощряются: «Космический звездолет приближается», «Речь неизвестных существ будет переводить электронный мозг», «Гости из космоса»… Ну-ну, — сокрушенно вздохнул Роберт, — а я тут сижу в лесу.
— Все это глупые басни, — сказал я. — Гаси-ка свет и выкинь эту муть.
— Ну ладно, сказке конец…
В полумраке Роберт вернулся к костру, который к тому времени превратился в груду красных углей, подбросил веток, а когда они занялись, уселся на траву и вполголоса произнес:
— А может, это и в самом деле был звездолет… Ну что тут смешного?
— Так и знал, что не уймешься.
— Эх ты, психолог, — проворчал Роберт, пошевелив веткой костер, который словно в сердцах с треском выбросил снопы искр. — Почему это не может быть корабль? Скажи.
— И скажу. Где одеяло? Чертовски тянет от земли. Видно, к заморозкам. Так вот, дружище, за шесть тысяч лет существования земной цивилизации к нам не прибыл ни один космический корабль. Такое событие неизбежно нашло бы свое отражение в исторических хрониках. А об этом нигде ни слова. Вероятность какого-либо события можно оценивать по тому, как часто оно происходит, понятно? Большие метеориты падают на Землю регулярно — раз, а то и два в столетие. А кораблей не было… Поэтому вероятность того, что это огненное тело было ракетой, практически равна нулю.
— Ну хорошо… Но не станешь же ты отрицать, — Роберт оживился, — что существуют обитаемые планеты. Если не в нашей солнечной системе, то в других. Значит, рано или поздно какой-нибудь корабль к нам прилетит…
— Вполне возможно. Скажем, через два миллиона лет. А может, уже через сто тысяч. Как видишь, я не хочу тебя огорчать.
— Вот было бы здорово! — вслух размечтался Роберт. — Понимаешь, в этом вопросе мнения расходятся: одни считают, что контакт с иным разумом был бы для нас полезен, другие утверждают, что это положило бы начало «войне миров». Ты на чьей стороне?
— Ни на чьей. Это все равно что визит улиток к белкам, и результаты такие же: никаких! Невозможно преодолеть различия в структуре.
— Ты имеешь в виду — в структуре мозга?
— Не только. В структуре жизни вообще. Даже если бы они умели говорить — что вовсе не обязательно, — мы бы с ними не договорились…
— Но, может быть, со временем…
— Очень сомнительно,
— Почему?
— Мы, люди, — существа зрячие: большинство наших понятий выводится из зрительных, впечатлений. Их восприятия могут основываться совсем на другом принципе… Например, на обонянии А может быть, у них есть совершенно неведомые нам органы, улавливающие, скажем, химические свойства веществ. Откуда нам знать. Становится все холоднее. Подбрось-ка веток в огонь… Впрочем, дело даже не в различии восприятий, это в конце концов можно было бы и преодолеть. Но тогда мы убедились бы, что нам с ними просто не о чем говорить… Мы создаем и совершенствуем футляры — в них мы живем, ими укрываем тело, с их помощью перемещаемся с места на место… Кроме того, мы тратим уйму времени на питание и очищение наших тел, на определенные движения (я имею в виду спорт) — так вот, во всех этих вопросах мы не нашли бы с ними общего языка…
— Ну что ты мелешь, Карл! Не прилетят же они на Землю, чтобы поболтать с нами о моде или о спорте.
— А о чем же?
— Ну… об общих проблемах…
— Каких именно?
— Что ты меня экзаменуешь?! О науке, технике…
— Попробую доказать, что ты заблуждаешься Нет ли у тебя под рукой какого-нибудь прутика? Трубка засорилась. Спасибо. Итак, во-первых, их цивилизация может развиваться совершенно в ином направлении, чем наша, — в таком случае взаимопонимание вообще было бы чрезвычайно затруднено. Во-вторых, если даже предположить, что в ее основе, как и у нас, лежит постоянно совершенствуемая техника, то и тогда беседа вызвала бы неимоверные трудности. Мы до сих пор не способны преодолеть межзвездные пространства — не правда ли? — а они уже самим фактом своего появлении на Земле докажут, что могут это сделать. Следовательно, они будут превосходить нас, опережать как в технике, так и в науке, ибо одно неразрывно связано с другим. Вообрази теперь, что современный физик, какой-нибудь де Бройль или Лоуренс, встречает своего коллегу, жившего полтора или два столетия назад. Тот толкует о каких-то флогистонах, а наш современник говорит о космическом излучении, об атомах…
— Ну хорошо, но мы уже сегодня знаем об атомах, и немало.
— Согласен, но они-то могут знать куда больше, может, атом для них понятие устарелое, а может, они вообще обошлись без него и совсем иным путем решили проблему материи… Нет, вряд ли это были бы плодотворные контакты — даже в области точных наук. А в повседневных делах у нас и вовсе не нашлось бы с ними ничего общего. И коль скоро мы не сумеем понять друг друга, говоря о конкретных вещах, мы тем более не найдем общего языка в сфере обобщений, которые являются производными этих конкретных понятий. Разные планеты, разная физиология, разная интеллектуальная жизнь… Разве только… Впрочем, это фантазия…
— Что? Договаривай.
— Э, ничего. Мне пришло в голову, что с виду они могли бы походить на нас и все-таки представлять собой непонятный мир… — Я замолчал.
— Говори яснее.
— Речь идет о том, — объяснил я, выбивая трубку о камень, — что на Земле только человек достиг высшего уровня лиственного развития. В других условиях параллельно могли бы развиваться два различных вида разумных существ…
— И между ними возникла бы вражда — ты это имеешь в виду?
— Нет. Это все та же, земная, антропоцентрическая точка зрения. Ладно, оставим этот разговор. Скоро два, пора спать.
— Хорошее дело — спать. Нет уж, начал — договаривай до конца.
— Ну, так и быть. Скажу, хотя с моей точки зрения все это несусветная чушь. Так вот, один из тех разумных видов мог бы быть человекообразным, но находиться на более низкой ступени развития… а другой господствовал бы… Вообрази себе такую ситуацию: на Землю садится корабль, мы находим в нем существа, похожие па нас, приветствуем их как покорителей пространства, а меж тем это просто низшие формы иного мира, понимаешь, которых истинные конструкторы звездолета посадили в кабину и запустили в космос… Как мы посылаем в ракетах обезьян…
— Недурно придумано. Послушай, почему ты не пишешь фантастических рассказов? С твоим воображением!
— Сказками не занимаюсь, у меня достаточно дел посерьезнее. Ну, а теперь пошли спать. Утром еще поплаваем по озеру, я хотел… Погоди, что это?
— Где?
— Там, над лесом!
Роберт вскочил. Небо, до сих пор почти неразличимое, посветлело. Засверкали кромки облаков.
— Что это, луна? Нет, слишком ярко… Смотри! Становилось все светлее. Мгновение — и ближайшие к нам деревья начали отбрасывать тени. Вдруг ослепительный столб огня разорвал облака. Я вынужден был закрыть глаза руками. Лицо и руки опалил мгновенный жар. Земля подо мной вздрогнула, вспучилась и осела. Послышался протяжный, идущий со всех сторон гром, который то нарастал, то затихал совсем. Сквозь ослабевающий грохот слышался только страшный треск падающих деревьев. Порыв горячего ветра разметал костер, я почувствовал обжигающую боль в ноге — по ней ударила головешка — и, задыхаясь в клубах пепла, покатился куда-то в сторону. Втиснув лицо в траву, переждал несколько томительных секунд. Постепенно все стихло, лишь беспокойный ветер шумел в ветвях уцелевших деревьев, а потом вновь стало темно, и только над северным горизонтом ползла красноватая луна.
— Метеорит! Тот метеорит! — закричал Роберт. Он закружился на месте, потом подскочил к машине и включил фары. Их свет вырвал из темноты распластавшуюся на земле палатку, перевернутые и обсыпанные пеплом и погасшими углями постели, а Роберт все бегал вокруг.
— Переднее стекло машины треснуло — верно, какой-нибудь осколок… — возбужденно сообщал он. — Вон ту огромную ель вырвало с корнем… Счастье, что нас заслонили деревья… Погоди-ка, я возьму бинокль, пойдем посмотрим с берега, что там творится…
Автомобиль с зажженными фарами остался позади, а мы по узкой тропинке вышли на пологий берег бухточки. В слабом свете далекого зарева едва виднелись темные контуры торчащих из воды скал. Роберт до боли в глазах вглядывался в бинокль, но, кроме равномерного пурпурного мерцания у северного горизонта, ничего не обнаружил.
— Послушай, пойдем гуда. Посмотрим вблизи, — позвал Роберт. — Ну, брат, и материал же у меня будет!
Захваченный своей идеей, он торопливо направился к лагерю.
— Для твоей газеты? — спросил я серьезно, хотя с трудом удерживался от смеха.
— Конечно!
— Уже третий час ночи. Давай-ка спать. — Ну что ты такое говоришь!
— Спать! — повторил я. — Берись за полотнище с другой стороны, постараемся натянуть палатку. Матрасы продырявлены как решето… Подушки возьмем из машины. Если это и в самом деле был метеорит, он до утра не сбежит. Засветло можем организовать экспедицию в том направлении — только по озеру, машина туда не пройдет. По-моему, это на северном берегу, на болотах. Машина цела?
— Да, только переднее стекло…
— И на том спасибо. А теперь спать.
Роберт, не переставая ругать обывателей, которые даже в день Страшного суда не забудут надеть войлочные туфли, вместе со мной поставил палатку и уложил в ней автомобильные сиденья. Мытье посуды по случаю исключительных событий мы отложили до утра. Я уже засыпал, когда Роберт негромко произнес:
— С точки зрения статистики вероятность того, что метеорит упадет именно здесь, равнялась нулю. Что ты на это скажешь? Ты меня слышишь, Карл? — спросил он громче.
— Слышу, — сердито ответил я. — Оставь меня наконец в покое.
Я натянул на голову одеяло и тотчас уснул.
Меня разбудил вой автомобильной сирены. Я выглянул из палатки. Было уже светло. Роберт хлопотал у машины. Он принялся объяснять, что нажал гудок нечаянно. Я не стал его слушать и пошел к озеру. Наш бивак находился на мысу большого полуострова, вдававшемся в черное, почти неподвижное озеро, в котором отражалась плотная стена леса. Кое-где в ней зияли прогалины. Северный берег, обычно тонкой линией выделявшийся на горизонте, сейчас не был виден — его заволокло пеленой белого тумана. Сразу же за большими камнями начинались глубокие места. Я прыгнул в воду, и у меня перехватило дыхание — такой она была холодной. Обогнул мыс, потом, лежа на спине и работая только ногами, вернулся на берег. Роберт уже столкнул лодку в воду, но вынужден был подождать, пока я позавтракаю-я не поддавался его уговорам и не желал трапезничать в пути. Потом никак не заводился мотор, пришлось продувать карбюратор, и мы отплыли довольно поздно.
За кормой осталась извилистая линия поросшего лесом берега. Едва мы удалились от него, как почувствовали слабый восточный ветер, озеро вздулось волнами. Громко стучал мотор, мы быстро двигались вперед. Минут через пятнадцать берег превратился в синеватую полоску, зато стена тумана поднялась гораздо выше, молочные хлопья, казалось, достигали угрюмого неба. Делать мне было нечего, я неподвижно сидел на скамье и с каждой минутой все больше сомневался в целесообразности затеянной экспедиции.
Я старался припомнить все, что когда-либо читал о метеоритах, и особенно об огромном сибирском метеорите. Место его падения безуспешно искали годами, а ведь жителям окрестных селений, над которыми он пролетел, казалось, что метеорит упал совсем рядом. Если и «наш» метеорит был достаточно велик, он мог упасть за десятки миль отсюда, думал я, и паши поиски ни к чему не приведут. Однако этот туман… Я еще никогда не видел такого густого тумана на такой большой площади. Мне вдруг пришло в голову, что без компаса мы просто заблудимся. Я взглянул за корму — берега исчезли, вокруг простиралось черное, иссеченное волнами, мерно колыхавшими лодку, озеро. Даже если метеорит упал сравнительно близко, добраться до него по болотам будет делом нелегким.
В машине у нас была карта окрестностей, конечно, нужно бы захватить ее с собой, но как это обычно бывает, мы о ней попросту забыли. Известно, по крайней мере теоретически, что направление к месту катастрофы показывают поваленные деревья. По берегу, к которому мы стремились, двигаться было нелегко даже в хорошую погоду… Наша затея казалась мне все более бессмысленной, но я молчал, слишком хорошо понимая, что Роберт останется глух к Доводам рассудка.
Мы подплывали к стене тумана. Его клубы, похожие на причудливо скрюченные корни, низко стелились над водой. Нас поглотил молочный полусвет. В просвете между двумя клубами тумана я на мгновенье еще раз увидел черный простор воды, потом расплывающиеся языки мягко сомкнулись, и вот уже мы плывем в теплом влажном облаке. Меня охватило какое-то непонятное чувство — не страх, а смутное ощущение того, будто мы приближаемся к чему-то необычному, что в любую минуту готово вынырнуть из окружающей нас молочно-белой пелены. Я вытащил вращающийся винт из воды.
— Что ты делаешь?! — воскликнул Роберт.
Не обращая на него внимания, я опустил вниз весло — меня не оставляло чувство, что здесь творится что-то неладное. Вода, вместо того чтобы забурлить вокруг лопатки весла, осталась неподвижной.
— Роберт, — крикнул я, — нас несет течением! Раньше его не было.
Белые хлопья тумана заволокли лодку, смазывая очертания носа. Энергично действуя веслом, я поставил лодку вначале бортом, а потом кормой к направлению потока и опустил винт. Вода за кормой закипела, но несмотря на то что теперь мотор толкал нас в обратном направлении, мы продолжали плыть в глубь туманного облака, кормой вперед.
— Весла! Роберт, весла! — закричал я.
Лодка больше не покачивалась. Она дрожала, не сильно, но так, что в ее мелкой дрожи чувствовалась непреодолимая сила потока, и, пронзая туман, летела вперед. Темнело. В просветах тумана иногда показывалась вода, которую мы вспенивали, странно-коричневого цвета. Все наши усилия были тщетными, от бешеной гонки скамья подо мной вибрировала точно натянутая струна. Неожиданно прямо над нами послышался басовитый рокот мотора. «Самолет!» — воскликнули мы одновременно, задрав головы в надежде на чудо. Но чуда не произошло. Звук мотора стал затихать, а потом и вовсе пропал, зато сквозь постукивание нашего моторчика прорвался глухой гул, похожий на шум водопада.
Неожиданно впереди возник чудовищный горб, лодка вздыбилась и ринулась вниз. Отчаянно работая веслами, мы тщетно пытались удержать ее в равновесии. Внезапно я почувствовал, как скамья рванулась из-под меня, ударом холодной волны меня отшвырнуло в сторону, Роберт куда-то исчез. Я поначалу барахтался в воде, а потом поплыл, стараясь удержаться на поверхности, но почувствовал, что слабею. Меня несло по черной, круто спадающей дуге, со всех сторон в клокочущую воронку врывались потоки воды. Меня засасывало все глубже и глубже. Задыхаясь, давясь, я увидел на миг какие-то пульсирующие красные огни и потерял сознание.
Очнулся я от тошноты. Я лежал на животе на чем-то эластичном, пружинящем. Изо рта и из носа лилась вода. Лежал я так долго. Что-то плоское, скользкое ударяло меня в бок. Удары эти, похожие на трепетание живого существа, то затихали, то начинались вновь. Приподнявшись на руках, я сел.
Кругом было темно, только возле меня все было залито едва заметным сероватым светом. Все еще давясь и кашляя, я поднял руку, чтобы вытереть лицо, и окаменел. Сквозь мокрую рубашку, облепившую тело, сквозь шорты пробивался мутный свет. Фосфоресцировало все: ладони, пальцы, голые до локтей руки. От всего тела шло слабое, сероватое свечение. Я в растерянности стал тереть глаза. В голове у меня зашумело.
Глупости, это всего лишь галлюцинация, уговаривал я себя. Я зажмурился, потом снова открыл глаза. Все та лее картина. Более того, я заметил в ней новые подробности. Предмет, лежавший неподалеку, оказался… Робертом. Тело его фосфоресцировало так же, как и мое. С огромным усилием я привстал и на коленях подполз к нему. Потряс его за плечо раз, другой — он очнулся. Я увидел его глаза, которые не светились и потому казались темными провалами. Он начал дышать глубже, потом громко закашлялся, выплевывая воду. Слишком слабый, чтобы поднять его, я терпеливо выжидал, когда он окончательно придет в себя.
— Что это, Карл?.. Где мы?.. — прохрипел он наконец.
Я молча смотрел, как он встает, покачиваясь, как появляется тот же феномен свечения, который так меня поразил.
Постепенно ко мне возвращались силы. Я глубоко дышал и с каждым вдохом чувствовал себя лучше. Потом встал и вплотную приблизился к Роберту. Мы смотрели друг на друга, знакомые черты неузнаваемо преобразило бледное свечение кожи.
— Что это? — спросил Роберт, сделал шаг вперед и пошатнулся. Из-под его ног с громким плеском что-то выскочило. Я нагнулся, и у меня между пальцев проскользнул какой-то трепещущий комок.
— Рыба, — сказал я удивленно.
— Рыба? Но… но она светится… — пробормотал Роберт.
В самом деле, рыба излучала слабый свет, который, казалось, пробивался сквозь ее чешую.
— Светится, как мы… только слабее… — произнес я и оглянулся.
Вокруг нас неясными пятнами фосфоресцировали рыбы, неуклюже бьющиеся о поверхность, на которой мы стояли. Я заметил, что она слегка прогибается под ногами. В надежде понять, что бы это могло быть, я наклонился и увидел внизу правильно расположенные круглые отверстия, такие большие, что в них проходила рука.
— Где мы? — услышал я голос Роберта, который, не двигаясь, наблюдал за тем, как я по плечо всунул руку в отверстие. Рука не встретила препятствий — внизу была пустота.
— Ничего не понимаю. Нужно осмотреться… насколько эго возможно. — Я выпрямился. — Должен же здесь быть какой-нибудь вход, раз мы сюда попали. Значит, нужно его найти.
Не знаю почему, но я и сам не верил тому, что говорил.
— Пошли, — согласился Роберт. Он отлепил мокрую рубашку от груди, несколько раз провел пальцами по светящимся бедрам и пробормотал: — Что все это может означать?
Мы почти на ощупь двигались в глубокой тьме, которую едва рассеивали наши тела. Осторожно ступая и расставив для равновесия руки- колышущаяся под ногами субстанция не внушала доверия, — мы через несколько шагов наткнулись на рыб, подающих слабые признаки жизни. Я заметил, что одна из них, уже уснувшая, не светилась. Мы продолжали двигаться вперед. Поверхность под ногами плавно поднималась. Внезапно Роберт наткнулся на стену, вернее, на какую-то вогнутую гладкую поверхность. Ощупав ее снизу доверху, я пришел к выводу, что мы находимся внутри какой-то ниши или пещеры овальной формы. Отверстия в полу исчезли, и мы стали продвигаться немного быстрее. Роберт меня обогнал. Тело его по-прежнему светилось, и благодаря этому мне удалось разглядеть стену напротив, такую же закругленную.