Клэнси Том. Политика

   Блакберн увидел, как вздрогнул автомат у нее в руке, как шевельнулся палец на спусковом крючке, и понял, что сейчас очередь перережет его пополам.
   Но тут автомат выскользнул из безжизненных пальцев, не успев сделать даже одного выстрела, глаза женщины закатились, и она, оставляя кровавый след от выходного отверстия пули соскользнула по стене на пол.
   Блакберн опустил пистолет и обернулся, с трудом заставив повиноваться оцепеневшие мышцы.
   Позади него стоял Старинов, который сумел пробраться через кольцо окружавших его бойцов «Меча». Из дула его малокалиберного пистолета поднимался дымок.
   Он посмотрел прямо в глаза Блакберну.
   — Так лучше, — произнес Старинов. Блакберн кивнул, но ничего не сказал.
   Запах пороха щипал его ноздри.
   — Ваши люди спасли меня, а я — вас. — Стариков опустил пистолет. — А теперь, может быть, согласитесь объяснить мне, откуда вы взялись.
   Блакберн молчал еще несколько секунд. Он перевел взгляд со Старинова на бойцов своего отряда. Эти люди собрались со всех концов мира, чтобы принять участие в операции, которая была и неблагодарной и крайне опасной. Он подумал об Ибрагиме и его пустынных всадниках в Турции, оперативниках Нимеца в Нью-Йорке, о всех, кто приняли участие в этой операции.
   Как ответить на этот вопрос?
   Блакберн подумал еще несколько секунд, а потом пожал плечами.
   — Мы прибыли, так сказать, отовсюду, сэр, — сказал он наконец.

Глава 47

   Нью-Йорк, Международный аэропорт Кеннеди, 17 февраля 2000 года
   Лучи заходящего солнца окрасили облака над Джамайка-Бей пурпуром и золотом. Вдалеке, на фоне заката, четко вырисовывались небоскребы Манхэттена. В городе, который никогда не спит, зажигались огни, и Нью-Йорк приобретал свой ночной сказочный облик. Роджер Гордиан в одиночестве стоял в конце посадочной полосы, не замечая окружающей его красоты.
   Он приехал сюда, чтобы встретить тела своих людей, возвращающихся домой.
   Ощущение боли и огромной ответственности, переполнявшее его, едва не поставило Гордиана на колени.
   Стоя на пустынном поле, он задумался о событиях нескольких последних месяцев. Может быть, он мог сделать что-то иначе, чтобы как-то предотвратить предстоящий момент встречи самолета с телами погибших сотрудников его корпорации? Предпринять что-то иное, чтобы эти люди вернулись домой не в гробах, чтобы их семьи праздновали, а не оплакивали их возвращение?
   Если Гордиан и мог поступить по-иному, он все еще не знал как. Взгляд в прошлое с позиций настоящего обычно помогает отыскать более оптимальные решения проблем, но он так и не смог найти ничего лучшего, не смог припомнить напрасно потраченного времени или хотя бы частицы информации, не принятой им во внимание.
   Трагедия застала их врасплох, так же неожиданно и беззвучно, как надвинувшийся ночной туман. Она обрушилась на них без всякого предупреждения.
   Задуманная и спланированная на другом конце мира кучкой оппортунистов, движимых жадностью и честолюбием, не принимавших во внимание никаких соображений человечности и морали, трагедия разразилась так стремительно, что с момента возникновения преступного замысла предупредить ее было уже невозможно.
   И какая цена происшедшего, какая огромная цена...
   Гордиан провел ладонью по лицу.
   Террористический акт на Таймс-сквер был всего лишь началом. Там погибли больше тысячи человек, а сколько раненых и искалеченных. Сколько семей и друзей никогда больше не испытают счастья встречи друг с другом, этой простой радости жизни. Их уцелевшие близкие больше никогда не встретят наступающий день без мучительной боли, их тело и разум слишком травмированы происшедшим, чтобы вернуться к нормальной жизни. И все только потому, что они хотели насладиться счастливым моментом и отпраздновать наступление нового тысячелетия.
   По собственному опыту Роджер Гордиан знал, как велика эта цена.
   Но люди, пострадавшие на Таймс-сквер, хотя он оплакивал их гибель и сочувствовал их страданиям, не были его людьми. Он страдал вместе с ними, но не нес прямой ответственности за них. В конце концов, это не он послал их на смерть.
   А вот эти люди, более двадцати человек, работали на него в тех местах, куда он их посылал, и теперь они возвращались домой в гробах. С наземной станции спутниковой связи в России. Из Каппадокии в Турции. С берега Черного моря.
   Почти всех Гордиан знал по имени, с некоторыми был знаком ближе. А несколько принадлежали к узкому кругу людей, которых он считал друзьями.
   Он послал их умирать.
   И теперь он будет помнить о них каждую минуту.
   И... никогда не простит себе этого.
   Но почему все это произошло?
   Из-за политики, из-за проклятой коррумпированной политики.
   Его люди погибли, потому что какой-то демагог, не считающийся ни с чем в своем стремлении к власти, пожелал сорвать выборы.
   Гордиан чувствовал приступ тошноты.
   Все его служащие, что лежат теперь в гробах на борту самолета, были, каждый по-своему, хорошими людьми. Педаченко не заслуживал того, чтобы даже находиться в одной комнате с ними, но из-за своего безумного плана захватить власть в России он убил их всех.
   Господи, какая мучительная боль...
   Прекрати, Гордиан, сказал он себе. Возьми себя в руки, сделай глубокий вдох, перестань без конца думать о своей вине, упрекать себя. Это не изменит прошлого, и ты хорошо знаешь, куда приведут тебя подобные мысли.
   Правильно.
   И с чем он тогда останется?
   С настоящим...
   Сейчас Россия обрела стабильность. Старинов воспользовался народным гневом, который вызвали действия Педаченко, и укрепил свое правительство. В Россию поступала помощь из Америки и Европы. Миновала угроза голода, который мог бы привести к смерти миллионы невинных мужчин, женщин и детей.
   Но может ли это оправдать смерть Артура и Элейн Стайнеров?
   Нет. Ничто не стоит так дорого, как человеческая жизнь. Но ничто не может изменить прошлое...
   И даже он, Роджер Гордиан, несмотря на все свое богатство и могущество, несмотря на свою принадлежность к элите, правящей миром, не в силах изменить прошлое, вернуть обратно хотя бы секунду. Он всего лишь одинокий человек, которого мучит вина за случившееся, стоит и ждет приземления чартерного рейса с гробами тех, чью смерть он никогда не сможет вычеркнуть из своей памяти.
   Как болит душа, какая мучительная боль...
   Что же делать после всего этого? Как поступить?
   В поисках ответа он посмотрел на небо и впервые заметил красоту заката, которая сейчас достигла вершины своего великолепия. Зрелище было потрясающим.
   На секунду Гордиан забыл обо всем и позволил себе насладиться яркостью окружающего мира. Подумать только, понял он, впервые после взрыва на Таймс-сквер я открываю душу чему-то.
   Оказывается, мир по-прежнему здесь во всей своей несовершенной красоте, по-прежнему вращается вокруг своей оси и будет продолжать вращаться вне зависимости от того, чем занимаются люди, ползающие по его поверхности — творят ли они добро, зло или равнодушно смотрят по сторонам.
   В его силах изменить будущее, или, по крайней мере, попытаться сделать это.
   Артур и Элейн схватились бы за такой волшебный дар обеими руками. Жаль, что сейчас их нет, счастливых и довольных, рядом с ним. Они знали бы, как воспользоваться такой возможностью. Но их нет, поэтому заниматься этим придется ему.
   Может быть, это и есть ответ, который он искал.
   Он не в силах изменить прошлое, но может попытаться изменить будущее, приложив к этому все свои силы.
   Пора снова приниматься за созидание...
   Самолет, которого он ждал, серый Ил-76, в золотых лучах заходящего солнца катился по рулежной дорожке. Наземная команда с оранжевыми жезлами в руках вела его к месту стоянки, затем дала сигнал остановиться, и обслуживающий персонал побежал к самолету, чтобы подставить под колеса тормозные колодки. К самолету подъехал трап, остановился в нескольких дюймах от дверцы. Водитель выключил двигатель, затянул тормоз и вскочил с сиденья, чтобы вручную отрегулировать установку.
   Дверца самолета открылась, и по трапу начали спускаться пассажиры. Это были его люди, уцелевшие после событий в России, некоторые с забинтованными ранами. Служащие корпорации, получившие более серьезные ранения и ожоги, все еще находились в европейских больницах — их состояние не позволяло пока перевезти их домой. На глазах Роджера Гордиана появились слезы, как он ни сдерживал их. По крайней мере, погибли не все. Благодаря действиям Макса и его группы многие из тех, кого несомненно не было бы в живых, сейчас спускались по трапу. Гордиан несколько раз мигнул, прогоняя навернувшиеся слезы.
   В хвостовой части самолета опустился пандус. Музыканты привезенного Гордианом оркестра подняли свои инструменты, и вечер наполнили торжественные, траурные звуки. Спустили первый гроб. И снова чувство вины захлестнуло Роджера.
   Он постарался прогнать его, и на смену пришли воспоминания. Память воскресила дни, проведенные с Артуром и Элейн на наземных терминалах спутниковой связи в самых разных регионах мира. Менялись окрестности, но одно оставалось постоянным, неизменным во времени — любовь Стайнеров друг к другу, она служила путеводным маяком и примером для всех, кто знал их. Эта любовь была слишком сильной, чтобы ее могла разрушить пуля убийцы. Гордиан знал, что сейчас они вместе, где бы ни находились, и так будет всегда.
   По пандусу осторожно один за другим выносили гробы. Гордиан испытывал чувство долга перед этими людьми, и его мучило сознание, что он никогда не сможет расплатиться с ними.
   Но он воздвигнет им достойный памятник.
   Он восстановит наземную станцию в России, построит другие, подобные ей, и с их помощью информация будет беспрепятственно распространяться по всему миру.
   Если что-то способно положить конец насилию в мире, не допустить, чтобы такое произошло снова, этим будет свободный обмен информацией между народами. И он позаботится об этом.
   Но почему-то этого ему казалось мало.
   Его мысли опять вернулись к Артуру и Элейн, таким, какими он видел их в последний раз. Они уже были немолоды, долгие годы совместной жизни, прошлое, проведенное вместе, неразрывно связывали их. Держась за руки, как в молодости, они шли по полю среди первых весенних цветов. Их любовь была осязаемой.
   И это тоже было памятником.
   Гордиан знал, чего они ждут от него, — он должен позвонить Эшли и уговорить ее вернуться.
   Он любит ее. Она любит его. Такой прекрасный дар нельзя растратить попусту, потерять. И он должен научиться дорожить любовью жены.
   Сегодня вечером, подумал Гордиан. Я позвоню ей сегодня же.
   Когда из самолета вынесли и бережно поставили последний гроб, когда последний луч солнца исчез за горизонтом и зажглись яркие дуговые фонари, осветившие все вокруг, Роджер Гордиан дал сигнал к началу торжественной церемонии. Мир никогда не забудет жертвы, принесенной ими.
   Как не забудет и он сам...
   Настало время приступить к созиданию, ради которого отдали жизни эти люди.
   Его долг перед ними — довести их общее дело до конца.
   Послышалась четкая барабанная дробь.
   Гордиан сделал шаг вперед и склонил голову перед бесценным грузом.
   И в этот момент он понял, что его путь только начинается.
   Роджер Гордиан открыл душу будущему...