Страница:
Гордиан покачал головой.
— Эти два вопроса никак не связаны между собой. Даже если не принимать во внимание критическую ситуацию с продовольствием в России...
— В чем некоторые сомневаются...
— Все равно это является вопросом стратегической важности для нашей страны.
Дан осушил свой бокал мартини и дал знак, чтобы ему принесли второй.
— Послушай, я вовсе не собираюсь защищать этого бультерьера из Луизианы, однако вообрази себе, что скажут политические противники Делакруа, если он поддержит программу финансовой и продовольственной помощи. Те самые люди, которые выступают за эту программу, обвинят его в лицемерии и напомнят общественности, что это тот самый сенатор, который собирался отнять бесплатные школьные ланчи у американских детей.
Гордиан снова замолчал, глядя в свою тарелку.
С того самого дня, когда Эшли дала указания его личному повару исключить из рациона своего мужа мясо — он не мог припомнить, потому ли, что оно содержит слишком много жиров или канцерогенов, а может, антибиотиков или стероидов, его ежемесячные ланчи в «Пальме» стали чем-то вроде протеста, попытки уйти из-под строгого контроля жены и питаться чем-то иным, кроме зелени, салатов, даров моря и куриных грудок. Чтобы увеличить запретное удовольствие и испытать вкус мяса со всей его полнотой холестерина, Гордиан перешел от среднепрожаренных бифштексов с кровью к почти непрожаренным, едва ли не сырым.
Раз в месяц он сбрасывал с себя цепи диеты и превращался в хищника, в волка, вонзающего свои клыки в окровавленное мясо после успешной охоты.
Сегодня, однако, у него пропал аппетит. Его бифштекс выглядел таким неприкаянным, что Гордиану захотелось извиниться перед ним.
— Два парня из моей русской группы недавно побывали в Калининграде, сказал он. — Помнишь Вайнза Скалла? Я познакомил тебя с ним не так давно.
Паркер кивнул.
— Специалист по планированию операций, — сказал он. — Эксперт. Превосходно разбирается в своем деле. Правда, он показался мне каким-то мрачным.
— Я плачу ему деньги не за красивые глаза. Никто лучше Вайнза не умеет предвидеть крупные неприятности, а он уехал из Калининграда, убежденный, что не позже чем через месяц в России начнутся голодные бунты. — Гордиан сделал паузу и показал официанту на свою пустую пивную кружку. — Двадцать лет назад, работая в канадской инвестиционной компании в Иране, Скалл почувствовал надвигающуюся опасность и посоветовал своему директору вывезти персонал из страны.
Руководство компании пришло к выводу, что его оценка политической ситуации в Иране неоправданно мрачная. Через шесть дней к власти пришел аятолла, и персонал американского посольства превратился в заложников. Скалл остался в стране, и ему удалось вывезти нескольких американских сотрудников компании.
После того, как опасность для них миновала, он уволился, и я тут же нанял его.
— Почему на этот раз он так уверен в близости катастрофы?
— Утверждает, что многое указывает на это. Я могу послать тебе факсом его доклад, если хочешь. Он исходит из того, что Калининград меньше зависит от снабжения из России, чем другие города, потому что через него, как через свободную экономическую зону, проходит множество импортных товаров. И все-таки его магазины пусты. Если голодают люди в этом городе, то в других местах, таких как Санкт-Петербург или даже столица России, положение еще хуже, -Перед Гордианом появилась полная кружка пива и он сделал глоток. — Я знаю, что это походит на анекдот, но Вайнз даже ввязался в драку с местными панками, которые пытались отнять у старушки сумку с продуктами. И это когда получаса не прошло, как он приехал в город.
— Если таково положение в Калининграде, то положение во всей Федерации еще хуже, — повторил Паркер. — Ты это хочешь мне сказать?
— Что-то вроде этого, да.
Дан вздохнул.
— Может быть, из-за драки с местными панками его хрустальный шар дал сбой, А может, Скалл просто ошибается. Это случается даже с лучшими экспертами.
— Ты считаешь, что Старинов приехал в Вашингтон с просьбой об экономической помощи без всякой на то необходимости, просто так? Ты действительно так думаешь?
— По мнению Делакруа, Старинов преувеличивает серьезность ситуации. Он полагает, что ему нужна такая помощь, чтобы отвлечь внимание от этого Педаченко. Американская помощь придаст ему вид настоящего государственного деятеля, равного западным политикам.
Гордиан бросил на приятеля жесткий взгляд. — Сейчас я говорю не с Делакруа, — процедил он. — Дан, в данный момент у меня в западной России больше сотни служащих моей компании. И еще восемьдесят-девяносто рабочих, нанятых по контракту для строительства наземного терминала. Давай на минуту забудем о моих капиталовложениях, да и о более широких государственных интересах. Мои служащие в уязвимом положении, и я должен позаботиться об их безопасности. Если соглашение об экономической помощи не пройдет через Конгресс, я отзову их из России. Так вот, скажи мне, каково твое мнение о вероятности экономической помощи.
Дан молча вращал стакан мартини между ладонями, оставляя едва заметные отпечатки пальцев на его заиндевевшей поверхности. Наконец он поднес стакан к губам и выпил.
— Президенту, надо думать, удастся договориться об утверждении соглашения, отправить в Россию по крайней мере часть помощи, — ответил он. — Если повезет, этого окажется достаточно.
— Ты что-то слишком часто употребляешь слово «если», — заметил Гордиан.
Дан посмотрел на него и пожал плечами.
— Самый важный урок, который я получил в свой первый год пребывания в Конгрессе, заключался в том, чтобы не питать слишком больших иллюзий. Это одна из причин, почему я остаюсь там так долго.
— Значит, ты советуешь мне терпеливо ждать, надеясь на лучшее?
— Да.
Гордиан откинулся на спинку кресла и задумался.
Дан с завистью посмотрел на его тарелку.
— Ты собираешься доедать свой бифштекс? — спросил он.
Гордиан отрицательно покачал головой.
— Тогда передвинь его ко мне.
Глава 9
Глава 10
Глава 11
— Эти два вопроса никак не связаны между собой. Даже если не принимать во внимание критическую ситуацию с продовольствием в России...
— В чем некоторые сомневаются...
— Все равно это является вопросом стратегической важности для нашей страны.
Дан осушил свой бокал мартини и дал знак, чтобы ему принесли второй.
— Послушай, я вовсе не собираюсь защищать этого бультерьера из Луизианы, однако вообрази себе, что скажут политические противники Делакруа, если он поддержит программу финансовой и продовольственной помощи. Те самые люди, которые выступают за эту программу, обвинят его в лицемерии и напомнят общественности, что это тот самый сенатор, который собирался отнять бесплатные школьные ланчи у американских детей.
Гордиан снова замолчал, глядя в свою тарелку.
С того самого дня, когда Эшли дала указания его личному повару исключить из рациона своего мужа мясо — он не мог припомнить, потому ли, что оно содержит слишком много жиров или канцерогенов, а может, антибиотиков или стероидов, его ежемесячные ланчи в «Пальме» стали чем-то вроде протеста, попытки уйти из-под строгого контроля жены и питаться чем-то иным, кроме зелени, салатов, даров моря и куриных грудок. Чтобы увеличить запретное удовольствие и испытать вкус мяса со всей его полнотой холестерина, Гордиан перешел от среднепрожаренных бифштексов с кровью к почти непрожаренным, едва ли не сырым.
Раз в месяц он сбрасывал с себя цепи диеты и превращался в хищника, в волка, вонзающего свои клыки в окровавленное мясо после успешной охоты.
Сегодня, однако, у него пропал аппетит. Его бифштекс выглядел таким неприкаянным, что Гордиану захотелось извиниться перед ним.
— Два парня из моей русской группы недавно побывали в Калининграде, сказал он. — Помнишь Вайнза Скалла? Я познакомил тебя с ним не так давно.
Паркер кивнул.
— Специалист по планированию операций, — сказал он. — Эксперт. Превосходно разбирается в своем деле. Правда, он показался мне каким-то мрачным.
— Я плачу ему деньги не за красивые глаза. Никто лучше Вайнза не умеет предвидеть крупные неприятности, а он уехал из Калининграда, убежденный, что не позже чем через месяц в России начнутся голодные бунты. — Гордиан сделал паузу и показал официанту на свою пустую пивную кружку. — Двадцать лет назад, работая в канадской инвестиционной компании в Иране, Скалл почувствовал надвигающуюся опасность и посоветовал своему директору вывезти персонал из страны.
Руководство компании пришло к выводу, что его оценка политической ситуации в Иране неоправданно мрачная. Через шесть дней к власти пришел аятолла, и персонал американского посольства превратился в заложников. Скалл остался в стране, и ему удалось вывезти нескольких американских сотрудников компании.
После того, как опасность для них миновала, он уволился, и я тут же нанял его.
— Почему на этот раз он так уверен в близости катастрофы?
— Утверждает, что многое указывает на это. Я могу послать тебе факсом его доклад, если хочешь. Он исходит из того, что Калининград меньше зависит от снабжения из России, чем другие города, потому что через него, как через свободную экономическую зону, проходит множество импортных товаров. И все-таки его магазины пусты. Если голодают люди в этом городе, то в других местах, таких как Санкт-Петербург или даже столица России, положение еще хуже, -Перед Гордианом появилась полная кружка пива и он сделал глоток. — Я знаю, что это походит на анекдот, но Вайнз даже ввязался в драку с местными панками, которые пытались отнять у старушки сумку с продуктами. И это когда получаса не прошло, как он приехал в город.
— Если таково положение в Калининграде, то положение во всей Федерации еще хуже, — повторил Паркер. — Ты это хочешь мне сказать?
— Что-то вроде этого, да.
Дан вздохнул.
— Может быть, из-за драки с местными панками его хрустальный шар дал сбой, А может, Скалл просто ошибается. Это случается даже с лучшими экспертами.
— Ты считаешь, что Старинов приехал в Вашингтон с просьбой об экономической помощи без всякой на то необходимости, просто так? Ты действительно так думаешь?
— По мнению Делакруа, Старинов преувеличивает серьезность ситуации. Он полагает, что ему нужна такая помощь, чтобы отвлечь внимание от этого Педаченко. Американская помощь придаст ему вид настоящего государственного деятеля, равного западным политикам.
Гордиан бросил на приятеля жесткий взгляд. — Сейчас я говорю не с Делакруа, — процедил он. — Дан, в данный момент у меня в западной России больше сотни служащих моей компании. И еще восемьдесят-девяносто рабочих, нанятых по контракту для строительства наземного терминала. Давай на минуту забудем о моих капиталовложениях, да и о более широких государственных интересах. Мои служащие в уязвимом положении, и я должен позаботиться об их безопасности. Если соглашение об экономической помощи не пройдет через Конгресс, я отзову их из России. Так вот, скажи мне, каково твое мнение о вероятности экономической помощи.
Дан молча вращал стакан мартини между ладонями, оставляя едва заметные отпечатки пальцев на его заиндевевшей поверхности. Наконец он поднес стакан к губам и выпил.
— Президенту, надо думать, удастся договориться об утверждении соглашения, отправить в Россию по крайней мере часть помощи, — ответил он. — Если повезет, этого окажется достаточно.
— Ты что-то слишком часто употребляешь слово «если», — заметил Гордиан.
Дан посмотрел на него и пожал плечами.
— Самый важный урок, который я получил в свой первый год пребывания в Конгрессе, заключался в том, чтобы не питать слишком больших иллюзий. Это одна из причин, почему я остаюсь там так долго.
— Значит, ты советуешь мне терпеливо ждать, надеясь на лучшее?
— Да.
Гордиан откинулся на спинку кресла и задумался.
Дан с завистью посмотрел на его тарелку.
— Ты собираешься доедать свой бифштекс? — спросил он.
Гордиан отрицательно покачал головой.
— Тогда передвинь его ко мне.
Глава 9
Калининградская область, 16 ноября 1999 года
Григорий Садов стоял в тени, глядя на языки пламени. За последние четыре дня он со своей группой поджег семь разных складов и, к тому же, не потерял ни одного человека, за исключением Андрея. Это хорошо. Хуже то, что всего этого оказалось недостаточно.
Впрочем, так бывает всегда.
Григорий прижал левой рукой бинт к ране на боку. Он так и не понял, попало ли в него что-то от пылающего бурта в последнем складе, который он поджег, или один из охранников удачно выстрелил, и пуля оцарапала ему бок.
Это, однако, не имело значения. Рана болела, но была неглубокой, и не стоило обращать на нее внимание.
Нет, его беспокоила не рана. Причиной беспокойства было послание, полученное им сегодня утром. Короткое и четкое, оно гласило: пожары на складах — хорошо, но необходимо сделать что-то еще, а потому подготовь свою группу к нападению на американские предприятия в этом районе.
Вот и все. Никакой информации о том, какие американские предприятия станут целью очередной диверсии или когда это произойдет. Садов знал что ему обо всем сообщат, когда люди, на которых он работал, решат, что пришло время посвятить его в подробности операции. Это его устраивало. Они знали методы его работы и понимали, что он начнет операцию только после того, как группа подготовится к ней.
Стоя в тени возле горящего склада и прижимая рукой рану, Садов смотрел на сцену собственных разрушений и улыбался.
Они находились в одном из небольших зданий, расположенных по периметру наземной станции связи, которую Роджер Гордиан строил в этой малонаселенной части Калининградской области. Ближайший город находился за девяносто километров отсюда. Тут имелись квартиры для обслуживающего персонала и оборудованные площадки для самых разных форм отдыха. Сама же станция была обеспечена надежной службой безопасности, в нее входили как охранники, так и электронные средства оповещения. Так было повсюду, где работали служащие корпорации «Аплинк интернэшнл».
Элейн и Артур работали в компании Гордиана почти двадцать лет. Он сам выбирал места для наземных станций, а Стайнеры приезжали туда и занимались их оборудованием и вводом в эксплуатацию. Такое сотрудничество оправдывало себя и нравилось обеим сторонам, особенно теперь, когда они готовы были завершить подготовку к вводу наземной релейной станции в действие. Да, и такая жизнь была интересной.
— Это было не так уж трудно. — Артур посмотрел на Элейн.
Она улыбнулась. Муж был большим оптимистом. Это всегда восхищало ее, может быть, потому, что сама она была больше склонна к скепсису.
— Не то что в Турции. — Она повернула Артура и стала массировать его шею.
— Помнишь, тогда станция никак не хотела работать дольше десяти минут?
— Да. — Он крутил головой из стороны в сторону, чтобы массаж был более эффективным. — А ведь все из-за этих проклятых устаревших транзисторов, что мы купили у афганцев — они постоянно перегревались. Помнишь, сколько времени мы потратили, чтобы понять, в чем дело?
— А все дело было в отрезке кабеля. Я говорила русским рабочим, что такой длинный отрезок нельзя протянуть без дополнительной опоры, но разве местные рабочие когда-нибудь прислушиваются к нам?
— Будут прислушиваться, — кивнул Артур. -Они скоро научатся.
Элейн вздохнула и покачала головой, но у нее на лице появилась терпеливая улыбка. Приятно сознавать, что в мире есть вещи, которые никогда не меняются.
— Пойдем, — позвала она. — У нас осталась еще бутылка вина, это от прошлых запасов. Разопьем ее за ужином.
Артур обнял жену, потом стер пятно грязи с ее щеки и нежно поцеловал.
— Видишь? Ситуация уже начинает улучшаться, — улыбнулся он.
Григорий Садов стоял в тени, глядя на языки пламени. За последние четыре дня он со своей группой поджег семь разных складов и, к тому же, не потерял ни одного человека, за исключением Андрея. Это хорошо. Хуже то, что всего этого оказалось недостаточно.
Впрочем, так бывает всегда.
Григорий прижал левой рукой бинт к ране на боку. Он так и не понял, попало ли в него что-то от пылающего бурта в последнем складе, который он поджег, или один из охранников удачно выстрелил, и пуля оцарапала ему бок.
Это, однако, не имело значения. Рана болела, но была неглубокой, и не стоило обращать на нее внимание.
Нет, его беспокоила не рана. Причиной беспокойства было послание, полученное им сегодня утром. Короткое и четкое, оно гласило: пожары на складах — хорошо, но необходимо сделать что-то еще, а потому подготовь свою группу к нападению на американские предприятия в этом районе.
Вот и все. Никакой информации о том, какие американские предприятия станут целью очередной диверсии или когда это произойдет. Садов знал что ему обо всем сообщат, когда люди, на которых он работал, решат, что пришло время посвятить его в подробности операции. Это его устраивало. Они знали методы его работы и понимали, что он начнет операцию только после того, как группа подготовится к ней.
Стоя в тени возле горящего склада и прижимая рукой рану, Садов смотрел на сцену собственных разрушений и улыбался.
* * *
Элейн Стайнер закрыла ящик с инструментами, стоявший на полу у ее ног, стряхнула пыль с рук и медленно выпрямилась, морщась от боли — пришлось слишком долго стоять на коленях. Локон седеющих волос выбился из-под платка, который она повязывала во время работы, и она машинально заправила его на место. Артур, ее муж, который работал рядом, закрыл дверцу панели обслуживания и покачал головой, стараясь избавиться от напряжения в шее.Они находились в одном из небольших зданий, расположенных по периметру наземной станции связи, которую Роджер Гордиан строил в этой малонаселенной части Калининградской области. Ближайший город находился за девяносто километров отсюда. Тут имелись квартиры для обслуживающего персонала и оборудованные площадки для самых разных форм отдыха. Сама же станция была обеспечена надежной службой безопасности, в нее входили как охранники, так и электронные средства оповещения. Так было повсюду, где работали служащие корпорации «Аплинк интернэшнл».
Элейн и Артур работали в компании Гордиана почти двадцать лет. Он сам выбирал места для наземных станций, а Стайнеры приезжали туда и занимались их оборудованием и вводом в эксплуатацию. Такое сотрудничество оправдывало себя и нравилось обеим сторонам, особенно теперь, когда они готовы были завершить подготовку к вводу наземной релейной станции в действие. Да, и такая жизнь была интересной.
— Это было не так уж трудно. — Артур посмотрел на Элейн.
Она улыбнулась. Муж был большим оптимистом. Это всегда восхищало ее, может быть, потому, что сама она была больше склонна к скепсису.
— Не то что в Турции. — Она повернула Артура и стала массировать его шею.
— Помнишь, тогда станция никак не хотела работать дольше десяти минут?
— Да. — Он крутил головой из стороны в сторону, чтобы массаж был более эффективным. — А ведь все из-за этих проклятых устаревших транзисторов, что мы купили у афганцев — они постоянно перегревались. Помнишь, сколько времени мы потратили, чтобы понять, в чем дело?
— А все дело было в отрезке кабеля. Я говорила русским рабочим, что такой длинный отрезок нельзя протянуть без дополнительной опоры, но разве местные рабочие когда-нибудь прислушиваются к нам?
— Будут прислушиваться, — кивнул Артур. -Они скоро научатся.
Элейн вздохнула и покачала головой, но у нее на лице появилась терпеливая улыбка. Приятно сознавать, что в мире есть вещи, которые никогда не меняются.
— Пойдем, — позвала она. — У нас осталась еще бутылка вина, это от прошлых запасов. Разопьем ее за ужином.
Артур обнял жену, потом стер пятно грязи с ее щеки и нежно поцеловал.
— Видишь? Ситуация уже начинает улучшаться, — улыбнулся он.
Глава 10
Бруклин, Нью-Йорк, 28 ноября 1999 года
На огромном зеркале от пола до потолка, занимавшем целую стену в кабинете Ника Ромы, не было ни пылинки, ни пятнышка, зеркало выглядело безупречно чистым — сплошная сверкающая серебряная гладь. Ник заставлял одного из мальчиков — ему нравилось это слово — протирать зеркало специальным составом «уиндекс» два, а то и три раза в день, как только он замечал малейшую пылинку, которая могла исказить его отражение. Однажды он обнаружил на зеркале небольшую царапинку и в тот же день приказал заменить всю дефектную панель.
Ник считал свое поведение вполне нормальным. Он внимательно следил за своей внешностью, и потому зеркало было для него особенно важным. И уж, вне всякого сомнения, это был самый важный предмет в его кабинете в «Платинум клаб», более важный, чем его мультимедийный компьютерный центр, телефон или блокнот, лежащий на столе. По крайней мере не менее важный, чем его пистолет МР5К.
Сейчас Ник, стоя у зеркала, наводил лоск: подтягивал ворот водолазки, разглаживал рубашку на груди, проверял, должным ли образом она заправлена в его черные сшитые на заказ джинсы. Каждая деталь должна быть идеальной.
За окном водитель задним ходом подавал грузовик к погрузочной платформе, протянувшейся двумя этажами ниже, вдоль Пятнадцатой авеню.
Он посмотрел на свой «ролекс».
Ровно одиннадцать.
Товар доставлен точно вовремя. Ник не сомневался, что и заберут его в назначенный срок. Люди, с которыми он имел дело, всегда относились к этому с максимальной щепетильностью.
Он посмотрел на сапоги и убедился, что их блеск ничем не уступает блеску зеркала. Это были коллекционные черные «джастин» из кожи ящерицы, они требовали особого ухода — по крайней мере гораздо большего, чем обычная кожа. Один из мальчиков чистил их каждый день точно так же, как ухаживали за зеркалом. Однако за мальчиками приходилось присматривать, чтобы они пользовались для чистки сапог бесцветным нейтральным кремом, а не обычным черным, потому что обычный сапожный крем портит изысканные сапоги и дело кончится тем, что он будет выглядеть, как недавно прибывший иммигрант из Малой Одессы. Даже мысль об этом наполняла его гневом и отвращением.
Шесть месяцев назад его судили за незаконную торговлю бензином, судили в федеральном окружном суде, причем особенно подчеркивалось, что он сумел уклониться от уплаты налога на сумму в три миллиона долларов с помощью сложных бухгалтерских комбинаций. В своем заключительном слове прокурор сказал, обращаясь к присяжным, что Ник является «вором в законе», чем-то вроде крестного отца в восточно-европейском преступном мире. Его положение в организованной преступности России определяли таким словом, как «пахан». А обвиняли его в том, что он руководил американской ветвью того, что они поочередно называли то «преступной организацией», то «мафией». Один из обвинителей даже утверждал, что ее влияние растет и эта преступная организация становится не менее страшной, чем итальянская «Коза Ностра» и азиатские преступные сообщества.
Влияние растет, с раздражением подумал Ник, Достав из заднего кармана джинсов расческу, и провел ею по своей волнистой прическе.
Процесс продолжался два месяца, однако он сумел выйти сухим из воды и был оправдан по всем статьям обвинения. Это оказалось непросто, потому что имена присяжных не оглашались, а их самих надежно охраняли. Их перевозили из одного суда в другой в безымянных автобусах в сопровождении многочисленной охраны агентов из отдела по борьбе с организованной преступностью а в зале суда к ним обращались только по номерам. Блондинка с красивыми ногами, которой Ник на протяжении всего процесса улыбался и подмигивал, была номером один. Толстый мужчина, что сидел, скрестив руки на животе, был номером девять. Все делалось с максимальной секретностью. Однако Ник смеялся над тайнами правительства. Он проявил незаурядную настойчивость. Его люди были знакомы с клерками в отделе федерального прокурора, которые имели доступ к тому, что называли «совершенно секретными» базами данных — смехотворнее не придумаешь... — и получили от них сведения, с помощью которых сумели добраться до двух присяжных.
Пятьдесят тысяч долларов каждому и гарантия, что семьям присяжных будет обеспечена безопасность от несчастных случаев и исчезновений, — и Ник был оправдан. Он счел это хорошо потраченными деньгами, выгодной сделкой. По сути дела он смотрел на себя, как на бизнесмена, заключающего сделки, всегда готового пойти на компромисс. В свои тридцать пять лет он уже успел установить взаимовыгодные контакты с итальянской мафией, китайскими триадами, колумбийскими картелями и даже с японской якудзой. Терпеливо и изобретательно он строил свою империю с самого основания, не гнушаясь такими предприятиями, как торговля наркотиками и проституция, проникал в банковские системы, разрабатывал изощренные финансовые операции, создавал новые рынки всюду, где можно было заработать доллар. Он устанавливал контакты в законных корпоративных и политических сообществах и открыл расчетные счета в десятке разных штатов, через которые проводил свои деньги, отмывая их, — вот почему он почувствовал себя оскорбленным, когда обвинители охарактеризовали его всего лишь как главаря русских бандитских группировок.
На его взгляд, ничто не могло быть более несправедливым.
Он эмигрировал из России вместе со своими родителями, когда ему было шесть лет. С того времени он ни разу не выезжал из Соединенных Штатов, больше того ни разу не покидал пределов Нью-Йорка. Когда ему исполнилось двенадцать, его мать успешно прошла процесс натурализации, и он стал американским гражданином.
Он упорно работал над своим произношением и добился того, что говорил теперь без малейшего акцента. В двадцать один год он изменил свое имя и отбросил последний слог в фамилии. Вот так Никита Романов превратился в Ника Рому.
Он был таким же американцем, как любой другой в зале суда. Всякий раз, когда он думал о тех, кто обвиняли его, он давал себе обещание, что когда-нибудь отплатит с процентами за полученное им оскорбление. Никто не смеет смеяться над ним. Он...
Ник услышал стук в дверь, пригладил волосы и сунул расческу в задний карман.
— Кто там? — Он повернулся и посмотрел в окно. Грузовик был теперь пуст, его небольшой груз ввезли в ночной клуб на ручной тележке. Ник наблюдал за тем, как шофер поднял и закрепил задний борт, поднялся в кабину, включил двигатель и выехал на улицу.
Дверь приоткрылась, и появилась голова Бакача — одного из телохранителей Ника, крепкого мускулистого парня.
— Приехала арабская женщина, — сказал он по-английски с заметным акцентом.
— Со своим другом.
Ник снова посмотрел на себя в зеркало, проверяя, все ли в порядке. Она приехала даже раньше, чем он ожидал. Какими бы ни были ее планы, получив товар, она не собиралась терять времени.
— Пусть входят, — ответил Ник, довольный своей внешностью. — Скажи Янушу и Кошу, чтобы принесли товар.
Бакач кивнул и через минуту возвратился с гостями.
Ник повернулся к женщине.
— Привет, Джилея, — сказал он, глядя на нее. Она была красива и чертовски привлекательна, ее черные волосы ниспадали на плечи ровной волной, большие миндалевидные глаза делали ее похожей на какую-то экзотическую кошку. Ее твидовое пальто было распахнуто, и под короткой кожаной юбкой виднелись длинные стройные ноги.
Интересно, подумал он, заинтересует ли ее предложение заняться еще кое-чем, кроме чисто профессиональных дел.
— Здравствуй, Ник, — отозвалась она и прошла комнату постукивая тонкими каблучками высоких сапог. У мужчины, который пришел с ней, на щеке был тонкий извилистый шрам, почти скрытый под кудрявой бородкой. Ник заметил не только его, но и пистолет под курткой.
— Снаружи я видела грузовик, — сказала Джилея. — Это означает, что груз прибыл, не правда ли?
— Сейчас мои люди доставят его сюда. — Приглашающим жестом Ник показал на кресло. — Не хотите ли пока отдохнуть?
Женщина холодно посмотрела на него.
— Я постою, — коротко ответила она. Через несколько минут в дверь снова постучали. Ник открыл ее, и двое мужчин внесли в кабинет деревянный длинный ящик. В коридоре виднелись еще два таких же ящика. Мужчины осторожно опустили ящик на пол и принесли по одному остальные два, поставив их рядом друг с другом. На третьем ящике лежал гвоздодер.
Джилея молча смотрела на ящики, не сводя с них темных глаз.
— Я хочу посмотреть на то, что внутри, — сказала она.
Ник искоса глянул на Коша и кивнул. Тот, вооружившись гвоздодером, подсунул его плоский конец под крышку ящика и начал отрывать ее. Ник взглянул на Джилею. Ее глаза сузились, кончиком языка женщина нервно облизывала нижнюю губу.
Наконец крышка открылась. Джилея наклонилась над ящиком и сунула руки внутрь, под слой мягкого упаковочного поролона.
Ящик был наполнен зеркальными шарами вроде тех, что обычно подвешивают в залах и дансингах, чтобы при вращении они отбрасывали цветные пятна света.
Каждый был размером с грейпфрут. У Ника с потолка его ночного клуба свисал шар гораздо больше — его обычно называли диско-шаром.
— Дай мне гвоздодер, — сказала Джилея и протянула руку к Кошу, все еще глядя на открытый ящик.
Кош молча передал инструмент.
Джилея посмотрела на зеркальные шары, затем взяла один из них и резко ударила по нему гвоздодером. Вокруг шара пробежала хорошо видимая трещина. Она снова ударила по шару, стеклянная поверхность рассыпалась дождем сверкающей пыли.
В руке женщины осталось только провезенное контрабандой содержимое. Это был плоский прямоугольный пакет с китайскими иероглифами на одной стороне.
Сквозь прозрачную пергаментную обертку виднелось бело-серое вещество, похожее на пластилин.
— Пластик, — выдохнула она и застыла, прикрыв глаза и откинув голову. Ее губы дрогнули, а руки крепче стиснули пакет.
Глядя на женщину, Ник невольно подумал, что такое выражение лица больше подходит для любовного экстаза.
— Вы хорошо справились с работой, — наконец проговорила она, поворачиваясь к нему.
— Как всегда, — улыбнулся он и посмотрел ей в глаза.
Ник в ожидании не отходил от окна своего кабинета. Наконец Кош, просунув голову в приоткрытую дверь, подтвердил то, что ему было уже известно. Джилея с напарником уехали. Он кивнул. Кош плотно закрыл за собой дверь.
Настало время проверить страховку.
Ник подошел к зеркалу, достал из кармана расческу и пригладил волосы.
Прическа чуть нарушилась, когда он склонился в поцелуе над прекрасной рукой опасной дамы. Затем, сунув расческу в карман, он нажал на невидимую кнопку в нижнем левом углу зеркальной панели — кнопка была такой незаметной, что нужно было хорошо знать, где она находится, чтобы воспользоваться ею.
Гигантская зеркальная панель медленно отошла от стены. За нею были скрыты десятки видеомагнитофонов, каждый из которых записывал то, что происходило в определенной части здания. Ленты для записи хватало на все двадцать четыре часа, после чего запись велась на ту же пленку, стирая записанный накануне материал. Таким образом, если ему хотелось сохранить что-то интересное, он всего лишь менял кассету. Такой была его страховка.
Он протянул руку в одну из ячеек за зеркалом и извлек кассету с записью происходившего в кабинете. Эту пленку — с Джилеей, разбивающей диско-шар и потирающей взрывчатку С-4, словно это сексуальная игрушка и ей не терпится принести ее домой и там попробовать на себе, он оставит. Правда, он не рассчитывал, что его когда-нибудь поймают. Но если такое случится, он не сомневался, что эта кассета и еще целое собрание подобных, спрятанное в тайнике, помогут ему выйти из тюрьмы даже до предъявления обвинения.
Вставив в видеомагнитофон новую кассету, он нажал на кнопку, расположенную на внутренней раме зеркала. Из потолка в углу кабинета показался огромный телевизионный экран вместе с восемью динамиками, появившимися в разных частях комнаты. Ник Рома любил все самое лучшее. Ожидая, когда экран и динамики займут надлежащее положение, он не мог не подумать о том, что зеркало можно было бы использовать и для других съемок, показывающих, чем занимается он с этой прекрасной дамой. Это были бы великолепные кадры. В отличие от сцены, которая сейчас появится на экране, фантазии помогали Нику оставаться молодым, Он вложил кассету в видеоплейер и откинулся на спинку кресла смотреть сделанную запись.
В некотором отношении эта сцена, как и другие подобные, записанные на жестком диске компьютера, представляли собой взрывчатку ничуть не менее мощную, чем С-4, которую Ник только что продал Джилее.
Информация, как и пластик, способна убивать.
И скоро она выполнит это предназначение.
На огромном зеркале от пола до потолка, занимавшем целую стену в кабинете Ника Ромы, не было ни пылинки, ни пятнышка, зеркало выглядело безупречно чистым — сплошная сверкающая серебряная гладь. Ник заставлял одного из мальчиков — ему нравилось это слово — протирать зеркало специальным составом «уиндекс» два, а то и три раза в день, как только он замечал малейшую пылинку, которая могла исказить его отражение. Однажды он обнаружил на зеркале небольшую царапинку и в тот же день приказал заменить всю дефектную панель.
Ник считал свое поведение вполне нормальным. Он внимательно следил за своей внешностью, и потому зеркало было для него особенно важным. И уж, вне всякого сомнения, это был самый важный предмет в его кабинете в «Платинум клаб», более важный, чем его мультимедийный компьютерный центр, телефон или блокнот, лежащий на столе. По крайней мере не менее важный, чем его пистолет МР5К.
Сейчас Ник, стоя у зеркала, наводил лоск: подтягивал ворот водолазки, разглаживал рубашку на груди, проверял, должным ли образом она заправлена в его черные сшитые на заказ джинсы. Каждая деталь должна быть идеальной.
За окном водитель задним ходом подавал грузовик к погрузочной платформе, протянувшейся двумя этажами ниже, вдоль Пятнадцатой авеню.
Он посмотрел на свой «ролекс».
Ровно одиннадцать.
Товар доставлен точно вовремя. Ник не сомневался, что и заберут его в назначенный срок. Люди, с которыми он имел дело, всегда относились к этому с максимальной щепетильностью.
Он посмотрел на сапоги и убедился, что их блеск ничем не уступает блеску зеркала. Это были коллекционные черные «джастин» из кожи ящерицы, они требовали особого ухода — по крайней мере гораздо большего, чем обычная кожа. Один из мальчиков чистил их каждый день точно так же, как ухаживали за зеркалом. Однако за мальчиками приходилось присматривать, чтобы они пользовались для чистки сапог бесцветным нейтральным кремом, а не обычным черным, потому что обычный сапожный крем портит изысканные сапоги и дело кончится тем, что он будет выглядеть, как недавно прибывший иммигрант из Малой Одессы. Даже мысль об этом наполняла его гневом и отвращением.
Шесть месяцев назад его судили за незаконную торговлю бензином, судили в федеральном окружном суде, причем особенно подчеркивалось, что он сумел уклониться от уплаты налога на сумму в три миллиона долларов с помощью сложных бухгалтерских комбинаций. В своем заключительном слове прокурор сказал, обращаясь к присяжным, что Ник является «вором в законе», чем-то вроде крестного отца в восточно-европейском преступном мире. Его положение в организованной преступности России определяли таким словом, как «пахан». А обвиняли его в том, что он руководил американской ветвью того, что они поочередно называли то «преступной организацией», то «мафией». Один из обвинителей даже утверждал, что ее влияние растет и эта преступная организация становится не менее страшной, чем итальянская «Коза Ностра» и азиатские преступные сообщества.
Влияние растет, с раздражением подумал Ник, Достав из заднего кармана джинсов расческу, и провел ею по своей волнистой прическе.
Процесс продолжался два месяца, однако он сумел выйти сухим из воды и был оправдан по всем статьям обвинения. Это оказалось непросто, потому что имена присяжных не оглашались, а их самих надежно охраняли. Их перевозили из одного суда в другой в безымянных автобусах в сопровождении многочисленной охраны агентов из отдела по борьбе с организованной преступностью а в зале суда к ним обращались только по номерам. Блондинка с красивыми ногами, которой Ник на протяжении всего процесса улыбался и подмигивал, была номером один. Толстый мужчина, что сидел, скрестив руки на животе, был номером девять. Все делалось с максимальной секретностью. Однако Ник смеялся над тайнами правительства. Он проявил незаурядную настойчивость. Его люди были знакомы с клерками в отделе федерального прокурора, которые имели доступ к тому, что называли «совершенно секретными» базами данных — смехотворнее не придумаешь... — и получили от них сведения, с помощью которых сумели добраться до двух присяжных.
Пятьдесят тысяч долларов каждому и гарантия, что семьям присяжных будет обеспечена безопасность от несчастных случаев и исчезновений, — и Ник был оправдан. Он счел это хорошо потраченными деньгами, выгодной сделкой. По сути дела он смотрел на себя, как на бизнесмена, заключающего сделки, всегда готового пойти на компромисс. В свои тридцать пять лет он уже успел установить взаимовыгодные контакты с итальянской мафией, китайскими триадами, колумбийскими картелями и даже с японской якудзой. Терпеливо и изобретательно он строил свою империю с самого основания, не гнушаясь такими предприятиями, как торговля наркотиками и проституция, проникал в банковские системы, разрабатывал изощренные финансовые операции, создавал новые рынки всюду, где можно было заработать доллар. Он устанавливал контакты в законных корпоративных и политических сообществах и открыл расчетные счета в десятке разных штатов, через которые проводил свои деньги, отмывая их, — вот почему он почувствовал себя оскорбленным, когда обвинители охарактеризовали его всего лишь как главаря русских бандитских группировок.
На его взгляд, ничто не могло быть более несправедливым.
Он эмигрировал из России вместе со своими родителями, когда ему было шесть лет. С того времени он ни разу не выезжал из Соединенных Штатов, больше того ни разу не покидал пределов Нью-Йорка. Когда ему исполнилось двенадцать, его мать успешно прошла процесс натурализации, и он стал американским гражданином.
Он упорно работал над своим произношением и добился того, что говорил теперь без малейшего акцента. В двадцать один год он изменил свое имя и отбросил последний слог в фамилии. Вот так Никита Романов превратился в Ника Рому.
Он был таким же американцем, как любой другой в зале суда. Всякий раз, когда он думал о тех, кто обвиняли его, он давал себе обещание, что когда-нибудь отплатит с процентами за полученное им оскорбление. Никто не смеет смеяться над ним. Он...
Ник услышал стук в дверь, пригладил волосы и сунул расческу в задний карман.
— Кто там? — Он повернулся и посмотрел в окно. Грузовик был теперь пуст, его небольшой груз ввезли в ночной клуб на ручной тележке. Ник наблюдал за тем, как шофер поднял и закрепил задний борт, поднялся в кабину, включил двигатель и выехал на улицу.
Дверь приоткрылась, и появилась голова Бакача — одного из телохранителей Ника, крепкого мускулистого парня.
— Приехала арабская женщина, — сказал он по-английски с заметным акцентом.
— Со своим другом.
Ник снова посмотрел на себя в зеркало, проверяя, все ли в порядке. Она приехала даже раньше, чем он ожидал. Какими бы ни были ее планы, получив товар, она не собиралась терять времени.
— Пусть входят, — ответил Ник, довольный своей внешностью. — Скажи Янушу и Кошу, чтобы принесли товар.
Бакач кивнул и через минуту возвратился с гостями.
Ник повернулся к женщине.
— Привет, Джилея, — сказал он, глядя на нее. Она была красива и чертовски привлекательна, ее черные волосы ниспадали на плечи ровной волной, большие миндалевидные глаза делали ее похожей на какую-то экзотическую кошку. Ее твидовое пальто было распахнуто, и под короткой кожаной юбкой виднелись длинные стройные ноги.
Интересно, подумал он, заинтересует ли ее предложение заняться еще кое-чем, кроме чисто профессиональных дел.
— Здравствуй, Ник, — отозвалась она и прошла комнату постукивая тонкими каблучками высоких сапог. У мужчины, который пришел с ней, на щеке был тонкий извилистый шрам, почти скрытый под кудрявой бородкой. Ник заметил не только его, но и пистолет под курткой.
— Снаружи я видела грузовик, — сказала Джилея. — Это означает, что груз прибыл, не правда ли?
— Сейчас мои люди доставят его сюда. — Приглашающим жестом Ник показал на кресло. — Не хотите ли пока отдохнуть?
Женщина холодно посмотрела на него.
— Я постою, — коротко ответила она. Через несколько минут в дверь снова постучали. Ник открыл ее, и двое мужчин внесли в кабинет деревянный длинный ящик. В коридоре виднелись еще два таких же ящика. Мужчины осторожно опустили ящик на пол и принесли по одному остальные два, поставив их рядом друг с другом. На третьем ящике лежал гвоздодер.
Джилея молча смотрела на ящики, не сводя с них темных глаз.
— Я хочу посмотреть на то, что внутри, — сказала она.
Ник искоса глянул на Коша и кивнул. Тот, вооружившись гвоздодером, подсунул его плоский конец под крышку ящика и начал отрывать ее. Ник взглянул на Джилею. Ее глаза сузились, кончиком языка женщина нервно облизывала нижнюю губу.
Наконец крышка открылась. Джилея наклонилась над ящиком и сунула руки внутрь, под слой мягкого упаковочного поролона.
Ящик был наполнен зеркальными шарами вроде тех, что обычно подвешивают в залах и дансингах, чтобы при вращении они отбрасывали цветные пятна света.
Каждый был размером с грейпфрут. У Ника с потолка его ночного клуба свисал шар гораздо больше — его обычно называли диско-шаром.
— Дай мне гвоздодер, — сказала Джилея и протянула руку к Кошу, все еще глядя на открытый ящик.
Кош молча передал инструмент.
Джилея посмотрела на зеркальные шары, затем взяла один из них и резко ударила по нему гвоздодером. Вокруг шара пробежала хорошо видимая трещина. Она снова ударила по шару, стеклянная поверхность рассыпалась дождем сверкающей пыли.
В руке женщины осталось только провезенное контрабандой содержимое. Это был плоский прямоугольный пакет с китайскими иероглифами на одной стороне.
Сквозь прозрачную пергаментную обертку виднелось бело-серое вещество, похожее на пластилин.
— Пластик, — выдохнула она и застыла, прикрыв глаза и откинув голову. Ее губы дрогнули, а руки крепче стиснули пакет.
Глядя на женщину, Ник невольно подумал, что такое выражение лица больше подходит для любовного экстаза.
— Вы хорошо справились с работой, — наконец проговорила она, поворачиваясь к нему.
— Как всегда, — улыбнулся он и посмотрел ей в глаза.
Ник в ожидании не отходил от окна своего кабинета. Наконец Кош, просунув голову в приоткрытую дверь, подтвердил то, что ему было уже известно. Джилея с напарником уехали. Он кивнул. Кош плотно закрыл за собой дверь.
Настало время проверить страховку.
Ник подошел к зеркалу, достал из кармана расческу и пригладил волосы.
Прическа чуть нарушилась, когда он склонился в поцелуе над прекрасной рукой опасной дамы. Затем, сунув расческу в карман, он нажал на невидимую кнопку в нижнем левом углу зеркальной панели — кнопка была такой незаметной, что нужно было хорошо знать, где она находится, чтобы воспользоваться ею.
Гигантская зеркальная панель медленно отошла от стены. За нею были скрыты десятки видеомагнитофонов, каждый из которых записывал то, что происходило в определенной части здания. Ленты для записи хватало на все двадцать четыре часа, после чего запись велась на ту же пленку, стирая записанный накануне материал. Таким образом, если ему хотелось сохранить что-то интересное, он всего лишь менял кассету. Такой была его страховка.
Он протянул руку в одну из ячеек за зеркалом и извлек кассету с записью происходившего в кабинете. Эту пленку — с Джилеей, разбивающей диско-шар и потирающей взрывчатку С-4, словно это сексуальная игрушка и ей не терпится принести ее домой и там попробовать на себе, он оставит. Правда, он не рассчитывал, что его когда-нибудь поймают. Но если такое случится, он не сомневался, что эта кассета и еще целое собрание подобных, спрятанное в тайнике, помогут ему выйти из тюрьмы даже до предъявления обвинения.
Вставив в видеомагнитофон новую кассету, он нажал на кнопку, расположенную на внутренней раме зеркала. Из потолка в углу кабинета показался огромный телевизионный экран вместе с восемью динамиками, появившимися в разных частях комнаты. Ник Рома любил все самое лучшее. Ожидая, когда экран и динамики займут надлежащее положение, он не мог не подумать о том, что зеркало можно было бы использовать и для других съемок, показывающих, чем занимается он с этой прекрасной дамой. Это были бы великолепные кадры. В отличие от сцены, которая сейчас появится на экране, фантазии помогали Нику оставаться молодым, Он вложил кассету в видеоплейер и откинулся на спинку кресла смотреть сделанную запись.
* * *
В другой части города, в заброшенном складе, документы на собственность которого прошли через такое большое число фиктивных корпораций, что проследить их не смог бы даже самый любопытный сыщик, кадры, записанные с помощью дистанционного устройства, которые видел сейчас Ник, в цифровой форме вводились в мощный быстродействующий компьютер. Помеченная электронными знаками, указывающими" когда и где была произведена видеомагнитофонная запись, эта информация существовала тайно, незаметно, почти невидимо. Система Ника работала идеально.В некотором отношении эта сцена, как и другие подобные, записанные на жестком диске компьютера, представляли собой взрывчатку ничуть не менее мощную, чем С-4, которую Ник только что продал Джилее.
Информация, как и пластик, способна убивать.
И скоро она выполнит это предназначение.
Глава 11
Нью-Йорк, 23 декабря 1999 года
Комиссар полиции Билл Гаррисон, которому подчинялись все полицейские Нью-Йорка, с нетерпением ждал, когда «Титаник» наконец потонет и можно будет вернуться домой, чтобы приняться за отчет.
Он ненавидел все эти мюзиклы, просто не понимал их. А тот, действие которого сейчас развертывалось на сцене, был самым запутанным из всех, что ему довелось видеть. Самая страшная катастрофа на море в истории, разом погибло почти полторы тысячи человек — то ли утонули, то ли их съели морские чудовища, один Бог знает, что с ними случилось, — и вот кому-то пришла в голову мысль превратить эту катастрофу в шоу на Бродвее. Гаррисон не видел ничего смешного в столь ужасной человеческой трагедии. Отчего все смеются и танцуют? Ведь они скоро потонут вместе с кораблем!
Он посмотрел на сидящую рядом жену, которая увлеченно смотрела на сцену.
По-видимому она получает удовольствие от спектакля. Нет, не по-видимому. Ей нравится это зрелище. Гаррисон понял это по наклону ее подбородка, крошечным ямочкам в углах рта. Когда двое женаты и живут вместе столь долгое время, читаешь чувства друг друга, как открытую книгу. Потом, за кофе и пирожными, она станет увлеченно говорить о декорациях, музыке, хореографии и постановке. А он будет смотреть на нее все с той же любовью, как и тридцать лет назад во время их первого свидания, восхищаясь ее оживленным лицом, ее гладкой кожей цвета кофе, манерой одеваться и грациозными движениями ее рук. Гаррисон будет восхищаться, глядя на нее, и удивляться, как ему повезло, что у него такая преданная жена, ведь она поддерживала его на протяжении всей их семейной жизни.
Комиссар полиции Билл Гаррисон, которому подчинялись все полицейские Нью-Йорка, с нетерпением ждал, когда «Титаник» наконец потонет и можно будет вернуться домой, чтобы приняться за отчет.
Он ненавидел все эти мюзиклы, просто не понимал их. А тот, действие которого сейчас развертывалось на сцене, был самым запутанным из всех, что ему довелось видеть. Самая страшная катастрофа на море в истории, разом погибло почти полторы тысячи человек — то ли утонули, то ли их съели морские чудовища, один Бог знает, что с ними случилось, — и вот кому-то пришла в голову мысль превратить эту катастрофу в шоу на Бродвее. Гаррисон не видел ничего смешного в столь ужасной человеческой трагедии. Отчего все смеются и танцуют? Ведь они скоро потонут вместе с кораблем!
Он посмотрел на сидящую рядом жену, которая увлеченно смотрела на сцену.
По-видимому она получает удовольствие от спектакля. Нет, не по-видимому. Ей нравится это зрелище. Гаррисон понял это по наклону ее подбородка, крошечным ямочкам в углах рта. Когда двое женаты и живут вместе столь долгое время, читаешь чувства друг друга, как открытую книгу. Потом, за кофе и пирожными, она станет увлеченно говорить о декорациях, музыке, хореографии и постановке. А он будет смотреть на нее все с той же любовью, как и тридцать лет назад во время их первого свидания, восхищаясь ее оживленным лицом, ее гладкой кожей цвета кофе, манерой одеваться и грациозными движениями ее рук. Гаррисон будет восхищаться, глядя на нее, и удивляться, как ему повезло, что у него такая преданная жена, ведь она поддерживала его на протяжении всей их семейной жизни.