Страница:
Старинов глубоко вздохнул. Он никогда не забудет празднования сороковой годовщины победы над нацистами в мае 1985 года — огромные толпы, собравшиеся для мемориальной церемонии у могилы Неизвестного Солдата в Александровском саду, грохочущая процессия танков, солдат и марширующих оркестров по Красной площади, вечерний салют, озаривший небо над Москвой, вдохновенные песни, развевающиеся в руках людей советские флаги, престарелые ветераны Великой Отечественной войны, проходящие строем перед трибунами, четко отбивая шаг, прямые и полные достоинства, несмотря на прошедшие годы...
В тот день Старинов стоял вместе с генеральным секретарем ЦК КПСС Михаилом Горбачевым и другими высокопоставленными партийными деятелями на трибуне Мавзолея Ленина, наблюдая за парадом, которому, казалось, не будет конца. Его глаза были мокрыми от слез умиления и гордости, он испытывал уверенность в том, что, несмотря на все недостатки коммунизма, многочисленные социальные и экономические проблемы, стоящие перед страной, Советский Союз будет вечно могучим и нерушимым в его марше в будущее.
Старинов всем сердцем чувствовал притягательную силу пламенной риторики именно это делало призывы Педаченко особенно опасными. Сейчас, на пороге нового тысячелетия, Старинов становился свидетелем возрождения массового националистического движения, которое неминуемо приведет к изоляции его страны и ее конфронтации с Западом. Именно поэтому он потерял сон, ночи превратились в кошмарные мучения, он то и дело просыпался в холодном поту, ощущая во рту вкус пыли и пепла.
Он увидел, что Педаченко на экране закончил наконец свое вступительное слово. Он положил руки на стол, подался вперед и, улыбаясь, устремил пронзительный взгляд своих голубых глаз, казалось, прямо на зрителя.
— А теперь, друзья, я буду рад ответить на ваши вопросы. Звоните прямо в студию.
— Нет уж, спасибо, друг, — пробормотал Старинов и нажал на кнопку дистанционного управления. Изображение Педаченко мигом исчезло, словно его вовсе и не было. Но ведь это не так, верно? К сожалению, подумал Старинов. Все не так просто. За стенами его кабинета, от одного края Российской Федерации до другого, Педаченко слушали все, он был повсюду.
— Говорите, вы в эфире.
— Добрый вечер, товарищ Педаченко. Мне хотелось бы услышать, как вы относитесь к недавнему визиту министра Башкирова в Китай и его обещаниям растущего сотрудничества между нашими странами.
— Спасибо за хороший вопрос. По моему мнению, нам следует рассматривать намерения министра Башкирова и заключенные им в Китае соглашения по отдельности. В свете дальнейшего расширения НАТО и продолжающихся попыток Соединенных Штатов монополизировать события в мире я согласен с ним — мы действительно имеем много общих интересов с нашим азиатским соседом. Мощь Америки превратилась в угрозу, и ее нужно ограничить. Для достижения этой цели у нас нет иного выбора, как повернуться лицом к востоку. Но мне кажется, что министр Банкиров допустил грубую ошибку и нарушил свой служебный долг, когда объявил о планах импортировать китайскую военную технологию и китайское оружие.
Наши оборонные заводы, лучшие в мире, страдают от недостатка государственных заказов. Более того, Китай всегда был одним из самых крупных покупателей нашего вооружения. Зачем нам теперь так резко менять ситуацию? Это кажется ошибочным, даже неразумным.
На своей даче, расположенной к северо-востоку от Москвы, Леонид Одчивалин дремал под звуки включенного телевизора, как вдруг его разбудил звон разбитого стекла. Он повернулся в кресле и увидел, что одно из окон позади него разбито.
Через зияющую в створке пустоту в комнату врывался ледяной ветер. Ковер рядом с подоконником был усеян осколками стекла, и он заметил среди них большой камень.
Резинкой к нему была прикреплена записка.
Запахнув махровый халат, Одчивалин вскочил из кресла и подбежал к окну.
Наклонившись, он поднял камень, стараясь не ступать босыми ногами на острые осколки, и выглянул во двор. Там никого не было. Однако ему казалось, что он знает, почему это произошло.
Одчивалин сорвал резинку и развернул записку. Крупными печатными буквами на ней было написано: ПРОКЛЯТЫЙ КРОВОСОС.
Он почувствовал приступ ярости. В течение двух месяцев его железная дорога перевозила американское зерно из центральных московских складов в расположенные поблизости западные области. Количество зерна, перевозимого в каждую область, было рассчитано в соответствии с численностью населения, и никто не должен был заметить, что часть зерна, привезенного в его город, он отвез в собственный склад, чтобы сбыть на черном рынке. Он знал, что рискует, но разве он не заслужил небольшого дополнительного дохода за перевозку зерна по его дороге?
— Неблагодарные подонки! — крикнул он, швырнув камень в своих невидимых преследователей. — Пьяные свиньи! Вон отсюда!
Ответа не последовало. Он встал, ругаясь уже про себя, и решил, что прежде всего нужно убрать осколки стекла. Кто-то заплатит за это. Ведь он хотел одного — встретить Новый год в тишине и покое. Он добьется наказания виновных сурового наказания.
Одчивалин направился к дверному шкафу за веником и тут услышал сильный удар в дверь. Он остановился, повернулся к разбитому окну и увидел на снегу следы. Почему-то раньше он их не заметил. Он не был уверен в этом и заключил, что это не имеет значения. Гораздо важнее, что хулиганы стоят у переднего крыльца.
Новый удар в дверь, затем еще один. Одчивалин посмотрел на дверь и увидел, что дверные петли начинают сдавать.
— Уходите вон! — закричал он. — Уходите, иначе я вызову милицию!
Теперь на дверь посыпался град ударов. Засов дрожал. От края двери отлетела щепка.
Одчивалин слышал собственное хриплое дыхание. По лицу катились капли пота.
На голове буквально шевелились волосы.
Последовали новые удары, и дверь затрещала.
Одчивалин замер на несколько секунд в прихожей, а затем решил достать из шкафа в спальне ружье. Сделать это нужно как можно быстрее, до того как хулиганы выбьют дверь.
Он едва успел добежать до спальни, как входная дверь не выдержала и сорвалась с петель, взметнув щепки и пыль. Одчивалин повернулся и увидел, что в дом ворвались трое мужчин в натянутых на головы черных масках из женских чулок.
Двое держали в руках отрезки железных труб. Третий нес тяжелую канистру.
— Вы сошли с ума! — взвизгнул Одчивалин. — Вы не имеете права! Вы...
Один из мужчин устремился к нему и ударил его отрезком металлической трубы в живот. Он скорчился от боли, и воздух с шумом вырвался из его легких, словно из лопнувшего аккордеона. Теперь оба мужчины, вооруженные трубами, стоя над упавшим Одчивалиным, осыпали его ударами. Он поднял руки, пытаясь защитить лицо, и один из ударов перебил ему пальцы. Застонав от боли, Одчивалин свернулся в комок и сунул руки между бедер. По его лицу текли слезы.
Жестокое избиение продолжалось. Удары металлических труб сыпались на шею и голову. Один из ударов выбил ему зубы. Из носа и открытой раны на щеке хлынула кровь.
На мгновение приоткрыв глаза, Одчивалин увидел, что третий мужчина поливает комнату какой-то жидкостью из канистры. Одчивалин почувствовал запах бензина. Выплеснув бензин на мебель и занавески, мужчина подошел к лежащему Одчивалину и с ног до головы облил и его.
— Прошу вас, не надо, — слабо простонал Одчивалин. У него кружилась голова, рот был полон крови. — Я дам вам... деньги... продукты...
— Заткнись!
Отрезок металлической трубы обрушился ему на скулу, и он застонал от нестерпимой боли. Наконец мужчины в масках оставили его. Одчивалин увидел неясные очертания одного из них — он достал из кармана зажигалку и чиркнув ею, поджег тряпку.
— Подохни, сволочь! — пожелал мужчина через маску и бросил горящую тряпку на пропитанный бензином халат Одчивалина.
Халат мгновенно вспыхнул. Хозяин его взвыл от ужаса и стал извиваться на полу. Пламя охватило все его тело.
Он еще услышал поспешные шаги убегавших и понял, что остался в доме один.
Все вокруг было охвачено пламенем, черный дым наполнил комнату. Он горел, горел заживо! Одчивалин услышал чей-то голос, попытался позвать на помощь и тут же понял, что голос доносится из телевизора. Это продолжал говорить Педаченко. Он хотел встать на колени, но ему удалось лишь чуть приподняться — охваченное пламенем тело уже билось в агонии. Но в голове еще успела мелькнуть мысль: они убили меня, эти мерзавцы, мерзавцы...
— Я хотел бы спросить вас, товарищ Педаченко, почему зерно, присланное нам из Америки, прибывает на места так медленно. Некоторые города на востоке получили всего один грузовик на сотни семей. А там, где я живу — недалеко от Старого Оскола — мы совсем не получили американских продуктов.
— Вы задали хороший вопрос, мой друг. Как вы знаете, некоторые члены нашего правительства говорят, что это происходит из-за внутриамериканских политических разногласий по вопросу оказания продовольственной помощи России.
Но давайте подумаем и о другом объяснении. Что, если американцы намеренно саботируют поставки зерна? Может быть, их целью является подчинить нас, сделать нас зависимыми от их экономической помощи? Рано или поздно нам придется задать себе этот вопрос.
Он уже по горло сыт злобными рассуждениями Педаченко относительно мрачных замыслов Америки. Даже в России человек имеет право отпраздновать наступление Нового года и повеселиться в канун его. Или по крайней мере не слушать все это отвратительное дерьмо — пусть это делают те, кому оно нравится. Он снова посмотрел на равнодушное круглое лицо настенных часов. Восемь вечера. Это значит, что в Калифорнии, где его жена Анна — нет, уже бывшая жена — и две дочери готовятся отметить это великое событие, даже не наступил полдень. Если ему не изменяет память, они все втроем собираются ехать к матери Анны в Милл-Вэлли. Может быть, стоит позвонить туда и поздравить детей; они, наверно, не будут спать до полуночи, празднуя наступление нового года, столетия, тысячелетия и, возможно, еще какого-нибудь космического поворотного пункта, о котором Скаллу ничего не известно.
Полночь в Калифорнии, подумал он. Это будет семь утра в том месте, где он находите сейчас, и три в Нью-Йорке, где все еще живет мать Скалла — ей восемьдесят два года, она здорова и не испытывает никаких старческих недомоганий. Она, наверно, будет праздновать Новый год по-своему, следить по телевизору, как падает шар с крыши небоскреба на Таймс-сквер, со стаканом вина по одну сторону кресла и подносом с канапе по другую.
Скалл встал и надел куртку. Его квартира находилась рядом с наземной станцией спутниковой связи в Калининграде — три комнаты в модульном здании, где размещались жилые помещения и комнаты отдыха. Здесь жили больше ста человек.
Здание и помещения в нем были сугубо функциональными и вызывали у него чувство клаустрофобии — казалось, здание построено из деталей гигантского детского конструктора. Ему хотелось подышать свежим воздухом.
Застегнув куртку, Скалл подошел к двери, взялся за ручку и заколебался, затем вернулся обратно и вошел в крохотную кухню. Там он открыл маленький холодильник, встал перед ним на колени и посмотрел на бутылку шампанского «Кристалл» на верхней полке. Вообще-то он собирался открыть бутылку в полночь, но зачем ждать? Можно не сомневаться, что в какой-нибудь части мира Новый год уже наступил.
Он достал бутылку из холодильника и в крошечную морозильную камеру положил бокал, чтобы тот охладился. Забавная штука время, подумал он. Смотришь на какую-нибудь отдаленную звезду на небе и видишь ее такой, какой она была несколько миллионов лет назад. Представь ситуацию в ее зеркальном изображении, и ситуация становится еще более фантастической — какой-нибудь инопланетянин в далекой звездной системе смотрит на Землю в сверхсовершенный мега-телескоп и видит динозавров, расхаживающих по Доисторическим джунглям. Масса человеческих усилий была направлена на то, чтобы восстановить часть прошлого на основании ископаемых останков, найденных при раскопках, ученые спорят о том, как жили вымершие монстры, быстро или медленно двигался тираннозавр-рекс, умным он был или совсем тупым, а тем временем инопланетный астроном далеко-далеко в космическом пространстве способен узнать правду с одного взгляда. Для него сегодняшний канун 2000-го года наступил миллион лет назад.
Да и вообще ситуация становится все более фантастичной, думал Скалл. Через миллион лет, когда от меня останется только пыль — если останется, какой-нибудь житель той же отдаленной планеты посмотрит в телескоп и увидит как я выхожу из здания, отправляясь на прогулку с бутылкой шампанского под мышкой.
Если отнять от миллиона десять лет, он увидит меня и Анну во время нашего медового месяца, романтического круиза на Каймановы острова, причем большую часть времени мы провели тогда в каюте, зачиная нашего первого ребенка. Правда, если от миллиона лет отнять один год, этот инопланетный астроном станет свидетелем того, как Анна застала меня в постели с другой женщиной, — каким глупым, безответственным идиотом я оказался тогда!
Скалл глубоко вздохнул. Все это не только запутало его мысли, но и окончательно испортило настроение.
Он открыл шампанское, перевернув бокал, надел его на горлышко бутылки и направился с нею к двери.
Квартира его находилась на первом этаже, и, когда он открыл дверь подъезда, его глазам представилось огромное ровное поле, а на ним три параболические приемные антенны наземного комплекса. Установленные на бетонных платформах на расстоянии трехсот ярдов друг от друга, с внутренними поверхностями, покрытыми угловатой металлической плиткой, они напоминали гигантские ограненные драгоценные камни.
По какой-то необъяснимой причине он направился к ним. Воздух был сухим и очень холодным, грунт замерз и под тонким слоем снега казался особенно твердым.
С трех сторон поле окружал густой лес, и только с востока к антеннам вела узкая асфальтированная дорога. Голые, покрытые коркой прозрачного льда ветки деревьев светились в ясной зимней ночи, как тончайший хрусталь.
Скалл остановился на полпути между жилым зданием и огромными антеннами, слушая тишину. Почти во всех окнах квартир позади него горели светильники, отбрасывая на девственно-чистый снег свои отражения. Почти весь обслуживающий персонал сейчас на вечеринке, которую устроили в одной из комнат отдыха два техника — Артур и Элейн Стайнеры. Остальные собрались небольшими группами в своих квартирах. А вот Анна и дети были за тысячи миль...
Он снял бокал с горлышка, до половины наполнил его шампанским и поставил бутылку на замерзшую землю. Затем выпрямился и, не обращая внимания на ледяной ветер, задумался над тем, за что же ему выпить.
Прошли долгие минуты, прежде чем ему в голову пришло что-то подходящее.
— Пусть все мои грехи умрут раньше меня, громко проговорил он наконец и поднес бокал к губам.
Глава 14
Глава 15
В тот день Старинов стоял вместе с генеральным секретарем ЦК КПСС Михаилом Горбачевым и другими высокопоставленными партийными деятелями на трибуне Мавзолея Ленина, наблюдая за парадом, которому, казалось, не будет конца. Его глаза были мокрыми от слез умиления и гордости, он испытывал уверенность в том, что, несмотря на все недостатки коммунизма, многочисленные социальные и экономические проблемы, стоящие перед страной, Советский Союз будет вечно могучим и нерушимым в его марше в будущее.
Старинов всем сердцем чувствовал притягательную силу пламенной риторики именно это делало призывы Педаченко особенно опасными. Сейчас, на пороге нового тысячелетия, Старинов становился свидетелем возрождения массового националистического движения, которое неминуемо приведет к изоляции его страны и ее конфронтации с Западом. Именно поэтому он потерял сон, ночи превратились в кошмарные мучения, он то и дело просыпался в холодном поту, ощущая во рту вкус пыли и пепла.
Он увидел, что Педаченко на экране закончил наконец свое вступительное слово. Он положил руки на стол, подался вперед и, улыбаясь, устремил пронзительный взгляд своих голубых глаз, казалось, прямо на зрителя.
— А теперь, друзья, я буду рад ответить на ваши вопросы. Звоните прямо в студию.
— Нет уж, спасибо, друг, — пробормотал Старинов и нажал на кнопку дистанционного управления. Изображение Педаченко мигом исчезло, словно его вовсе и не было. Но ведь это не так, верно? К сожалению, подумал Старинов. Все не так просто. За стенами его кабинета, от одного края Российской Федерации до другого, Педаченко слушали все, он был повсюду.
— Говорите, вы в эфире.
— Добрый вечер, товарищ Педаченко. Мне хотелось бы услышать, как вы относитесь к недавнему визиту министра Башкирова в Китай и его обещаниям растущего сотрудничества между нашими странами.
— Спасибо за хороший вопрос. По моему мнению, нам следует рассматривать намерения министра Башкирова и заключенные им в Китае соглашения по отдельности. В свете дальнейшего расширения НАТО и продолжающихся попыток Соединенных Штатов монополизировать события в мире я согласен с ним — мы действительно имеем много общих интересов с нашим азиатским соседом. Мощь Америки превратилась в угрозу, и ее нужно ограничить. Для достижения этой цели у нас нет иного выбора, как повернуться лицом к востоку. Но мне кажется, что министр Банкиров допустил грубую ошибку и нарушил свой служебный долг, когда объявил о планах импортировать китайскую военную технологию и китайское оружие.
Наши оборонные заводы, лучшие в мире, страдают от недостатка государственных заказов. Более того, Китай всегда был одним из самых крупных покупателей нашего вооружения. Зачем нам теперь так резко менять ситуацию? Это кажется ошибочным, даже неразумным.
На своей даче, расположенной к северо-востоку от Москвы, Леонид Одчивалин дремал под звуки включенного телевизора, как вдруг его разбудил звон разбитого стекла. Он повернулся в кресле и увидел, что одно из окон позади него разбито.
Через зияющую в створке пустоту в комнату врывался ледяной ветер. Ковер рядом с подоконником был усеян осколками стекла, и он заметил среди них большой камень.
Резинкой к нему была прикреплена записка.
Запахнув махровый халат, Одчивалин вскочил из кресла и подбежал к окну.
Наклонившись, он поднял камень, стараясь не ступать босыми ногами на острые осколки, и выглянул во двор. Там никого не было. Однако ему казалось, что он знает, почему это произошло.
Одчивалин сорвал резинку и развернул записку. Крупными печатными буквами на ней было написано: ПРОКЛЯТЫЙ КРОВОСОС.
Он почувствовал приступ ярости. В течение двух месяцев его железная дорога перевозила американское зерно из центральных московских складов в расположенные поблизости западные области. Количество зерна, перевозимого в каждую область, было рассчитано в соответствии с численностью населения, и никто не должен был заметить, что часть зерна, привезенного в его город, он отвез в собственный склад, чтобы сбыть на черном рынке. Он знал, что рискует, но разве он не заслужил небольшого дополнительного дохода за перевозку зерна по его дороге?
— Неблагодарные подонки! — крикнул он, швырнув камень в своих невидимых преследователей. — Пьяные свиньи! Вон отсюда!
Ответа не последовало. Он встал, ругаясь уже про себя, и решил, что прежде всего нужно убрать осколки стекла. Кто-то заплатит за это. Ведь он хотел одного — встретить Новый год в тишине и покое. Он добьется наказания виновных сурового наказания.
Одчивалин направился к дверному шкафу за веником и тут услышал сильный удар в дверь. Он остановился, повернулся к разбитому окну и увидел на снегу следы. Почему-то раньше он их не заметил. Он не был уверен в этом и заключил, что это не имеет значения. Гораздо важнее, что хулиганы стоят у переднего крыльца.
Новый удар в дверь, затем еще один. Одчивалин посмотрел на дверь и увидел, что дверные петли начинают сдавать.
— Уходите вон! — закричал он. — Уходите, иначе я вызову милицию!
Теперь на дверь посыпался град ударов. Засов дрожал. От края двери отлетела щепка.
Одчивалин слышал собственное хриплое дыхание. По лицу катились капли пота.
На голове буквально шевелились волосы.
Последовали новые удары, и дверь затрещала.
Одчивалин замер на несколько секунд в прихожей, а затем решил достать из шкафа в спальне ружье. Сделать это нужно как можно быстрее, до того как хулиганы выбьют дверь.
Он едва успел добежать до спальни, как входная дверь не выдержала и сорвалась с петель, взметнув щепки и пыль. Одчивалин повернулся и увидел, что в дом ворвались трое мужчин в натянутых на головы черных масках из женских чулок.
Двое держали в руках отрезки железных труб. Третий нес тяжелую канистру.
— Вы сошли с ума! — взвизгнул Одчивалин. — Вы не имеете права! Вы...
Один из мужчин устремился к нему и ударил его отрезком металлической трубы в живот. Он скорчился от боли, и воздух с шумом вырвался из его легких, словно из лопнувшего аккордеона. Теперь оба мужчины, вооруженные трубами, стоя над упавшим Одчивалиным, осыпали его ударами. Он поднял руки, пытаясь защитить лицо, и один из ударов перебил ему пальцы. Застонав от боли, Одчивалин свернулся в комок и сунул руки между бедер. По его лицу текли слезы.
Жестокое избиение продолжалось. Удары металлических труб сыпались на шею и голову. Один из ударов выбил ему зубы. Из носа и открытой раны на щеке хлынула кровь.
На мгновение приоткрыв глаза, Одчивалин увидел, что третий мужчина поливает комнату какой-то жидкостью из канистры. Одчивалин почувствовал запах бензина. Выплеснув бензин на мебель и занавески, мужчина подошел к лежащему Одчивалину и с ног до головы облил и его.
— Прошу вас, не надо, — слабо простонал Одчивалин. У него кружилась голова, рот был полон крови. — Я дам вам... деньги... продукты...
— Заткнись!
Отрезок металлической трубы обрушился ему на скулу, и он застонал от нестерпимой боли. Наконец мужчины в масках оставили его. Одчивалин увидел неясные очертания одного из них — он достал из кармана зажигалку и чиркнув ею, поджег тряпку.
— Подохни, сволочь! — пожелал мужчина через маску и бросил горящую тряпку на пропитанный бензином халат Одчивалина.
Халат мгновенно вспыхнул. Хозяин его взвыл от ужаса и стал извиваться на полу. Пламя охватило все его тело.
Он еще услышал поспешные шаги убегавших и понял, что остался в доме один.
Все вокруг было охвачено пламенем, черный дым наполнил комнату. Он горел, горел заживо! Одчивалин услышал чей-то голос, попытался позвать на помощь и тут же понял, что голос доносится из телевизора. Это продолжал говорить Педаченко. Он хотел встать на колени, но ему удалось лишь чуть приподняться — охваченное пламенем тело уже билось в агонии. Но в голове еще успела мелькнуть мысль: они убили меня, эти мерзавцы, мерзавцы...
* * *
— Говорите, вы в эфире.— Я хотел бы спросить вас, товарищ Педаченко, почему зерно, присланное нам из Америки, прибывает на места так медленно. Некоторые города на востоке получили всего один грузовик на сотни семей. А там, где я живу — недалеко от Старого Оскола — мы совсем не получили американских продуктов.
— Вы задали хороший вопрос, мой друг. Как вы знаете, некоторые члены нашего правительства говорят, что это происходит из-за внутриамериканских политических разногласий по вопросу оказания продовольственной помощи России.
Но давайте подумаем и о другом объяснении. Что, если американцы намеренно саботируют поставки зерна? Может быть, их целью является подчинить нас, сделать нас зависимыми от их экономической помощи? Рано или поздно нам придется задать себе этот вопрос.
* * *
Вайнз Скалл посмотрел на часы на стене и выключил телевизор. Достаточно.Он уже по горло сыт злобными рассуждениями Педаченко относительно мрачных замыслов Америки. Даже в России человек имеет право отпраздновать наступление Нового года и повеселиться в канун его. Или по крайней мере не слушать все это отвратительное дерьмо — пусть это делают те, кому оно нравится. Он снова посмотрел на равнодушное круглое лицо настенных часов. Восемь вечера. Это значит, что в Калифорнии, где его жена Анна — нет, уже бывшая жена — и две дочери готовятся отметить это великое событие, даже не наступил полдень. Если ему не изменяет память, они все втроем собираются ехать к матери Анны в Милл-Вэлли. Может быть, стоит позвонить туда и поздравить детей; они, наверно, не будут спать до полуночи, празднуя наступление нового года, столетия, тысячелетия и, возможно, еще какого-нибудь космического поворотного пункта, о котором Скаллу ничего не известно.
Полночь в Калифорнии, подумал он. Это будет семь утра в том месте, где он находите сейчас, и три в Нью-Йорке, где все еще живет мать Скалла — ей восемьдесят два года, она здорова и не испытывает никаких старческих недомоганий. Она, наверно, будет праздновать Новый год по-своему, следить по телевизору, как падает шар с крыши небоскреба на Таймс-сквер, со стаканом вина по одну сторону кресла и подносом с канапе по другую.
Скалл встал и надел куртку. Его квартира находилась рядом с наземной станцией спутниковой связи в Калининграде — три комнаты в модульном здании, где размещались жилые помещения и комнаты отдыха. Здесь жили больше ста человек.
Здание и помещения в нем были сугубо функциональными и вызывали у него чувство клаустрофобии — казалось, здание построено из деталей гигантского детского конструктора. Ему хотелось подышать свежим воздухом.
Застегнув куртку, Скалл подошел к двери, взялся за ручку и заколебался, затем вернулся обратно и вошел в крохотную кухню. Там он открыл маленький холодильник, встал перед ним на колени и посмотрел на бутылку шампанского «Кристалл» на верхней полке. Вообще-то он собирался открыть бутылку в полночь, но зачем ждать? Можно не сомневаться, что в какой-нибудь части мира Новый год уже наступил.
Он достал бутылку из холодильника и в крошечную морозильную камеру положил бокал, чтобы тот охладился. Забавная штука время, подумал он. Смотришь на какую-нибудь отдаленную звезду на небе и видишь ее такой, какой она была несколько миллионов лет назад. Представь ситуацию в ее зеркальном изображении, и ситуация становится еще более фантастической — какой-нибудь инопланетянин в далекой звездной системе смотрит на Землю в сверхсовершенный мега-телескоп и видит динозавров, расхаживающих по Доисторическим джунглям. Масса человеческих усилий была направлена на то, чтобы восстановить часть прошлого на основании ископаемых останков, найденных при раскопках, ученые спорят о том, как жили вымершие монстры, быстро или медленно двигался тираннозавр-рекс, умным он был или совсем тупым, а тем временем инопланетный астроном далеко-далеко в космическом пространстве способен узнать правду с одного взгляда. Для него сегодняшний канун 2000-го года наступил миллион лет назад.
Да и вообще ситуация становится все более фантастичной, думал Скалл. Через миллион лет, когда от меня останется только пыль — если останется, какой-нибудь житель той же отдаленной планеты посмотрит в телескоп и увидит как я выхожу из здания, отправляясь на прогулку с бутылкой шампанского под мышкой.
Если отнять от миллиона десять лет, он увидит меня и Анну во время нашего медового месяца, романтического круиза на Каймановы острова, причем большую часть времени мы провели тогда в каюте, зачиная нашего первого ребенка. Правда, если от миллиона лет отнять один год, этот инопланетный астроном станет свидетелем того, как Анна застала меня в постели с другой женщиной, — каким глупым, безответственным идиотом я оказался тогда!
Скалл глубоко вздохнул. Все это не только запутало его мысли, но и окончательно испортило настроение.
Он открыл шампанское, перевернув бокал, надел его на горлышко бутылки и направился с нею к двери.
Квартира его находилась на первом этаже, и, когда он открыл дверь подъезда, его глазам представилось огромное ровное поле, а на ним три параболические приемные антенны наземного комплекса. Установленные на бетонных платформах на расстоянии трехсот ярдов друг от друга, с внутренними поверхностями, покрытыми угловатой металлической плиткой, они напоминали гигантские ограненные драгоценные камни.
По какой-то необъяснимой причине он направился к ним. Воздух был сухим и очень холодным, грунт замерз и под тонким слоем снега казался особенно твердым.
С трех сторон поле окружал густой лес, и только с востока к антеннам вела узкая асфальтированная дорога. Голые, покрытые коркой прозрачного льда ветки деревьев светились в ясной зимней ночи, как тончайший хрусталь.
Скалл остановился на полпути между жилым зданием и огромными антеннами, слушая тишину. Почти во всех окнах квартир позади него горели светильники, отбрасывая на девственно-чистый снег свои отражения. Почти весь обслуживающий персонал сейчас на вечеринке, которую устроили в одной из комнат отдыха два техника — Артур и Элейн Стайнеры. Остальные собрались небольшими группами в своих квартирах. А вот Анна и дети были за тысячи миль...
Он снял бокал с горлышка, до половины наполнил его шампанским и поставил бутылку на замерзшую землю. Затем выпрямился и, не обращая внимания на ледяной ветер, задумался над тем, за что же ему выпить.
Прошли долгие минуты, прежде чем ему в голову пришло что-то подходящее.
— Пусть все мои грехи умрут раньше меня, громко проговорил он наконец и поднес бокал к губам.
Глава 14
Сан-Хосе, Калифорния, 31 декабря 1999 года
Гордиан снял ногу с тормозной педали, позволив колесам своего спортивного «мерседеса» сделать один полный оборот, снова нажал на тормоз и нетерпеливо нахмурился. Сказать, что он движется в этой гигантской автомобильной пробке со скоростью десять миль в час, было бы явным преувеличением. Стоя на центральной полосе автострады I-280 с огромными седельными тягачами по сторонам, он чувствовал себя, как килька между застрявшими китами.
Гордиан посмотрел на часы на приборной доске. Почти восемь вечера.
Проклятье!
Он сунул руку в карман куртки, достал сотовый телефон и набрал домашний номер.
— Слушаю, — ответила жена после первого же звонка.
— Привет, Эшли, это я.
— Роджер? Где ты? Что это за грохот, который я слышу?
— Еду домой, — сказал он. — А грохот — это шум автомобилей на шоссе.
Жена молчала, как и ожидал Гордиан. Он даже не пытался прервать ее молчание.
— Рада слышать, что ты спешишь домой, — послышался наконец ее полный сарказма голос.
Гордиан решил, что заслуживает этого. Он посмотрел через ветровое стекло на стоящий перед ним «джип чероки» и увидел маленькую белую собаку с черной пиратской повязкой, закрывающей один ее глаз, которая смотрела на него.
— Послушай, Эшли, я всегда возвращаюсь по этой дороге. Если бы я только знал, что сегодня вечером здесь возникнет такая кошмарная пробка...
— Когда же ей появиться, как не в канун Нового года? — спросила жена. Наверно, не стоит напоминать тебе, что мы заказали столик в ресторане на девять часов?
— Я позвоню в ресторан и постараюсь уговорить их перенести заказ на десять, — сказал Гордиан, зная, какую глупость он сморозил еще до того, как закончил фразу. Как только что напомнила ему Эшли, сейчас канун Нового года.
Все столики в «Трейдерз вик» давно забронированы.
Он ждал ответа. На шоссе, забитом машинами, ничто не двигалось. Собачка в «чероки» уткнулась носом в стекло и продолжала смотреть на него.
— Не утруждай себя, — ответила она. Ее сарказм перешел в ярость. — Я стою здесь в вечернем платье, ожидая твоего приезда, чтобы отправиться в ресторан.
Черт побери, ведь ты дал слово, что приедешь вовремя!
Гордиан почувствовал, что почва ускользает из-под ног. Он вспомнил, что не только обещал вернуться домой вовремя, но и собирался сдержать свое слово.
Поскольку почти все его служащие накануне праздника разъехались пораньше, он решил поработать с бумагами и ликвидировать образовавшийся на его столе завал, воспользовавшись тем, что сейчас никто его не отвлекает. Гордиан надеялся выехать в половине седьмого и уже через час быть дома. Почему, черт побери, он не подумал о том, что в канун Нового года на шоссе может образоваться такой затор?
— Извини, милая. Мне хотелось доделать кое-что на работе...
— Разумеется. Как всегда. На первом месте у тебя работа, полностью исключая все, что связано с личной жизнью. — Она тяжело вздохнула. — Я не намерена препираться с тобой по телефону, Роджер, и не хочу казаться сварливой женой — это слишком унизительно. Кроме того, мы уже много раз говорили на эту тему.
Гордиан не знал, что ответить. Тишина в телефонной трубке казалась бессмысленной и пустой. На протяжении последних нескольких месяцев Эшли не раз поднимала вопрос о разводе. И он не мог найти разумных ответов на ее доводы, разве что говорил, что любит ее, не хочет, чтобы она покидала его, и удивлен тем, что, по ее мнению, отношения между ними ухудшились до такой степени, что ей даже приходит в голову мысль оставить его.
Застывшая колонна машин внезапно пришла в движение. Оно началось на левой полосе. Один из тягачей зашипел, когда его водитель отпустил воздушные тормоза, и с ревом пополз вперед. Затем начал двигаться джип, и Гордиан нажал на педаль газа.
На этот раз ему удалось проехать футов двадцать, прежде чем вспыхнули тормозные фонари на джипе, и снова пришлось остановиться позади него.
— Я не желаю сидеть дома в ожидании твоего приезда, — отрезала Эшли.
— Милая...
— Нет, Роджер, — прервала его жена. — Не надо. Только не сейчас.
Гордиан ощутил горечь поражения. Судя по категоричности в ее голосе, спорить было бессмысленно. Она уже приняла решение.
— Я не могу сидеть в одиночестве. Мне нужно общаться с людьми, — сказала Эшли. — Если мы встретимся с тобой сегодня вечером, это только ухудшит положение.
— Ты куда собираешься ехать?
— Еще не решила. Позвоню тебе попозже и сообщу. — Он услышал щелчок прерванной связи.
Гордиан почти целую минуту держал трубку возле уха, затем сложил ее и сунул в карман, а потом откинулся на спинку кресла и тяжело, устало вздохнул.
Теперь нет смысла спешить домой, подумал он.
Маленькая белая собачка в джипе перед ним начала лаять и вилять хвостом.
Или ему казалось, что она лает, потому что услышать лай через два стекла и рев двигателей сотен автомобилей вокруг было невозможно.
Гордиан поднял руку, помахал собачке, и она завиляла хвостом еще энергичней.
— Счастливого Нового года, — произнес он в пустоту салона.
Гордиан снял ногу с тормозной педали, позволив колесам своего спортивного «мерседеса» сделать один полный оборот, снова нажал на тормоз и нетерпеливо нахмурился. Сказать, что он движется в этой гигантской автомобильной пробке со скоростью десять миль в час, было бы явным преувеличением. Стоя на центральной полосе автострады I-280 с огромными седельными тягачами по сторонам, он чувствовал себя, как килька между застрявшими китами.
Гордиан посмотрел на часы на приборной доске. Почти восемь вечера.
Проклятье!
Он сунул руку в карман куртки, достал сотовый телефон и набрал домашний номер.
— Слушаю, — ответила жена после первого же звонка.
— Привет, Эшли, это я.
— Роджер? Где ты? Что это за грохот, который я слышу?
— Еду домой, — сказал он. — А грохот — это шум автомобилей на шоссе.
Жена молчала, как и ожидал Гордиан. Он даже не пытался прервать ее молчание.
— Рада слышать, что ты спешишь домой, — послышался наконец ее полный сарказма голос.
Гордиан решил, что заслуживает этого. Он посмотрел через ветровое стекло на стоящий перед ним «джип чероки» и увидел маленькую белую собаку с черной пиратской повязкой, закрывающей один ее глаз, которая смотрела на него.
— Послушай, Эшли, я всегда возвращаюсь по этой дороге. Если бы я только знал, что сегодня вечером здесь возникнет такая кошмарная пробка...
— Когда же ей появиться, как не в канун Нового года? — спросила жена. Наверно, не стоит напоминать тебе, что мы заказали столик в ресторане на девять часов?
— Я позвоню в ресторан и постараюсь уговорить их перенести заказ на десять, — сказал Гордиан, зная, какую глупость он сморозил еще до того, как закончил фразу. Как только что напомнила ему Эшли, сейчас канун Нового года.
Все столики в «Трейдерз вик» давно забронированы.
Он ждал ответа. На шоссе, забитом машинами, ничто не двигалось. Собачка в «чероки» уткнулась носом в стекло и продолжала смотреть на него.
— Не утруждай себя, — ответила она. Ее сарказм перешел в ярость. — Я стою здесь в вечернем платье, ожидая твоего приезда, чтобы отправиться в ресторан.
Черт побери, ведь ты дал слово, что приедешь вовремя!
Гордиан почувствовал, что почва ускользает из-под ног. Он вспомнил, что не только обещал вернуться домой вовремя, но и собирался сдержать свое слово.
Поскольку почти все его служащие накануне праздника разъехались пораньше, он решил поработать с бумагами и ликвидировать образовавшийся на его столе завал, воспользовавшись тем, что сейчас никто его не отвлекает. Гордиан надеялся выехать в половине седьмого и уже через час быть дома. Почему, черт побери, он не подумал о том, что в канун Нового года на шоссе может образоваться такой затор?
— Извини, милая. Мне хотелось доделать кое-что на работе...
— Разумеется. Как всегда. На первом месте у тебя работа, полностью исключая все, что связано с личной жизнью. — Она тяжело вздохнула. — Я не намерена препираться с тобой по телефону, Роджер, и не хочу казаться сварливой женой — это слишком унизительно. Кроме того, мы уже много раз говорили на эту тему.
Гордиан не знал, что ответить. Тишина в телефонной трубке казалась бессмысленной и пустой. На протяжении последних нескольких месяцев Эшли не раз поднимала вопрос о разводе. И он не мог найти разумных ответов на ее доводы, разве что говорил, что любит ее, не хочет, чтобы она покидала его, и удивлен тем, что, по ее мнению, отношения между ними ухудшились до такой степени, что ей даже приходит в голову мысль оставить его.
Застывшая колонна машин внезапно пришла в движение. Оно началось на левой полосе. Один из тягачей зашипел, когда его водитель отпустил воздушные тормоза, и с ревом пополз вперед. Затем начал двигаться джип, и Гордиан нажал на педаль газа.
На этот раз ему удалось проехать футов двадцать, прежде чем вспыхнули тормозные фонари на джипе, и снова пришлось остановиться позади него.
— Я не желаю сидеть дома в ожидании твоего приезда, — отрезала Эшли.
— Милая...
— Нет, Роджер, — прервала его жена. — Не надо. Только не сейчас.
Гордиан ощутил горечь поражения. Судя по категоричности в ее голосе, спорить было бессмысленно. Она уже приняла решение.
— Я не могу сидеть в одиночестве. Мне нужно общаться с людьми, — сказала Эшли. — Если мы встретимся с тобой сегодня вечером, это только ухудшит положение.
— Ты куда собираешься ехать?
— Еще не решила. Позвоню тебе попозже и сообщу. — Он услышал щелчок прерванной связи.
Гордиан почти целую минуту держал трубку возле уха, затем сложил ее и сунул в карман, а потом откинулся на спинку кресла и тяжело, устало вздохнул.
Теперь нет смысла спешить домой, подумал он.
Маленькая белая собачка в джипе перед ним начала лаять и вилять хвостом.
Или ему казалось, что она лает, потому что услышать лай через два стекла и рев двигателей сотен автомобилей вокруг было невозможно.
Гордиан поднял руку, помахал собачке, и она завиляла хвостом еще энергичней.
— Счастливого Нового года, — произнес он в пустоту салона.
Глава 15
Нью-Йорк, 31 декабря 1999 года
23.40
На верхнем этаже сверкающего небоскреба из стекла и стали, что на углу Сорок четвертой улицы и Бродвея, у огромных, от пола до потолка, окон собралась группа немецких бизнесменов из международной журнальной империи «Фукс инк.», чтобы наблюдать за происходящим далеко внизу. Задолго до их приезда на празднование Нового года все пространство этого этажа, ранее занятое письменными столами, стульями и компьютерами, — здесь обычно работали служащие редакций международных журналов — было превращено в банкетный зал с мягкими кожаными креслами, у окон на стойках стояли телескопы, здесь же располагался бар, и официанты в белых перчатках разносили закуски. Еще до приезда немецких гостей среда служащих было распространено распоряжение, согласно которому они должны были оставить здание пораньше, чтобы не мешать высокопоставленным визитерам, ясно и недвусмысленно выразившим пожелание, чтобы верхний этаж оказался в их распоряжении и ни один американский служащий — вне зависимости от занимаемой им должности — не появлялся там. За зрелищем, что разворачивалось внизу, на Таймс-сквер, и было одновременно варварским и живописным, немецкие бизнесмены, владельцы компании, пожелали наблюдать — и обсуждать увиденное — в уединении и позаботились, чтобы им никто не мешал. Хотя лихорадочная подготовка к празднованию Нового года и многотысячные толпы внизу были сугубо американской традицией, немецкие бизнесмены, вложившие миллионы долларов в развитие здешней экономики и украшение этого района Нью-Йорка, считали, что имеют право наблюдать за происходящим свысока и в своей компании.
23.43
На бетонной площадке, расположенной посреди площади, примерно от Сорок второй до Сорок третьей улиц, воздвигли большую трибуну. Размещавшиеся здесь ранее офисы по призыву добровольцев в американскую армию и ряды скамеек были снесены по распоряжению Организационного комитета «Новый год — 2000», которым руководил мэр Нью-Йорка. На этих трибунах сейчас стояли сам мэр и другие высокопоставленные чиновники муниципалитета со своими семьями и друзьями, политические деятели и представители шоу-бизнеса. Все произносили речи, приветственно махали собравшимся толпам, дружно поддерживали выкрики «Я люблю Нью-Йорк!», улыбались в объективы кино-и телекамер, призывали собравшихся как следует отпраздновать столь великое событие и одновременно не забывать ни в коем случае не забывать, — что рядом стоит сосед, упирающийся локтем в ваши ребра и прижимающий ладонь к ягодицам вашей девушки. Над площадью, видимый всем собравшимся, на стене небоскреба Таймс-сквер № 1 был установлен гигантский экран «Панасоник астровижн», который в 1996 году заменил экран «Сони джам-ботоон» и вскоре после этого был взят в аренду телевизионной компанией Эн-би-си. На гигантском экране площадью 890 квадратных футов из бесчисленного множества световых элементов то и дело появлялись увеличенные лица людей, стоящих на трибуне, так что все присутствующие на площади могли ощутить свою близость к избранным.
Он оглянулся по сторонам, надеясь, что принятые им меры предосторожности для охраны высокопоставленных гостей на трибуне — не говоря о безопасности собственных жены и дочери — окажутся достаточными. Несмотря на все его возражения, обе настояли на том, чтобы он взял их с собой на этот праздник, который для него был всего лишь тяжелой работой. Гаррисону оставалось только надеяться, что все это не закончится грандиозным фиаско. Здесь присутствовали половина муниципальных советников и такое число знаменитостей, что перечисление их имен заполнило бы недельный выпуск журнала «Энтертейнмент тудей». Несмотря на прозрачные пуленепробиваемые щиты, установленные вокруг трибуны, и целую армию полицейских в форме, детективов в штатском и частных охранников вокруг трибуны, несмотря на множество конных полицейских, служебных собак, обученных распознавать по запаху взрывчатку, вооруженных наблюдателей на крышах домов, непрерывно осматривающих сверху собравшуюся толпу, несмотря на то, что в план празднования Нового года «Операция-2000» постоянно вносились все новые дополнения, призванные увеличить безопасность присутствующих на площади, все-таки нельзя было исключить, что может случиться нечто ужасное. Да и как можно исключить это, когда в район площади стекалась дюжина улиц и здесь находились станции всех главных линий метро?
23.40
На верхнем этаже сверкающего небоскреба из стекла и стали, что на углу Сорок четвертой улицы и Бродвея, у огромных, от пола до потолка, окон собралась группа немецких бизнесменов из международной журнальной империи «Фукс инк.», чтобы наблюдать за происходящим далеко внизу. Задолго до их приезда на празднование Нового года все пространство этого этажа, ранее занятое письменными столами, стульями и компьютерами, — здесь обычно работали служащие редакций международных журналов — было превращено в банкетный зал с мягкими кожаными креслами, у окон на стойках стояли телескопы, здесь же располагался бар, и официанты в белых перчатках разносили закуски. Еще до приезда немецких гостей среда служащих было распространено распоряжение, согласно которому они должны были оставить здание пораньше, чтобы не мешать высокопоставленным визитерам, ясно и недвусмысленно выразившим пожелание, чтобы верхний этаж оказался в их распоряжении и ни один американский служащий — вне зависимости от занимаемой им должности — не появлялся там. За зрелищем, что разворачивалось внизу, на Таймс-сквер, и было одновременно варварским и живописным, немецкие бизнесмены, владельцы компании, пожелали наблюдать — и обсуждать увиденное — в уединении и позаботились, чтобы им никто не мешал. Хотя лихорадочная подготовка к празднованию Нового года и многотысячные толпы внизу были сугубо американской традицией, немецкие бизнесмены, вложившие миллионы долларов в развитие здешней экономики и украшение этого района Нью-Йорка, считали, что имеют право наблюдать за происходящим свысока и в своей компании.
23.43
На бетонной площадке, расположенной посреди площади, примерно от Сорок второй до Сорок третьей улиц, воздвигли большую трибуну. Размещавшиеся здесь ранее офисы по призыву добровольцев в американскую армию и ряды скамеек были снесены по распоряжению Организационного комитета «Новый год — 2000», которым руководил мэр Нью-Йорка. На этих трибунах сейчас стояли сам мэр и другие высокопоставленные чиновники муниципалитета со своими семьями и друзьями, политические деятели и представители шоу-бизнеса. Все произносили речи, приветственно махали собравшимся толпам, дружно поддерживали выкрики «Я люблю Нью-Йорк!», улыбались в объективы кино-и телекамер, призывали собравшихся как следует отпраздновать столь великое событие и одновременно не забывать ни в коем случае не забывать, — что рядом стоит сосед, упирающийся локтем в ваши ребра и прижимающий ладонь к ягодицам вашей девушки. Над площадью, видимый всем собравшимся, на стене небоскреба Таймс-сквер № 1 был установлен гигантский экран «Панасоник астровижн», который в 1996 году заменил экран «Сони джам-ботоон» и вскоре после этого был взят в аренду телевизионной компанией Эн-би-си. На гигантском экране площадью 890 квадратных футов из бесчисленного множества световых элементов то и дело появлялись увеличенные лица людей, стоящих на трибуне, так что все присутствующие на площади могли ощутить свою близость к избранным.
* * *
Комиссар нью-йоркской полиции Билл Гаррисон сидел на трибуне вместе с женой и дочерью и слушал знаменитого комика, родившегося в трущобах Ист-Сайда, который только что подошел к микрофону и начал бросать в толпу сочиненные им экспромтом короткие шутки. Гаррисон чувствовал себя, словно кусок холодного мяса на собранном наспех «шведском столе». Ему казалось, что вот-вот это хрупкое сооружение рухнет, на них набросится собравшаяся толпа и разорвет на части, как стая голодных волков.Он оглянулся по сторонам, надеясь, что принятые им меры предосторожности для охраны высокопоставленных гостей на трибуне — не говоря о безопасности собственных жены и дочери — окажутся достаточными. Несмотря на все его возражения, обе настояли на том, чтобы он взял их с собой на этот праздник, который для него был всего лишь тяжелой работой. Гаррисону оставалось только надеяться, что все это не закончится грандиозным фиаско. Здесь присутствовали половина муниципальных советников и такое число знаменитостей, что перечисление их имен заполнило бы недельный выпуск журнала «Энтертейнмент тудей». Несмотря на прозрачные пуленепробиваемые щиты, установленные вокруг трибуны, и целую армию полицейских в форме, детективов в штатском и частных охранников вокруг трибуны, несмотря на множество конных полицейских, служебных собак, обученных распознавать по запаху взрывчатку, вооруженных наблюдателей на крышах домов, непрерывно осматривающих сверху собравшуюся толпу, несмотря на то, что в план празднования Нового года «Операция-2000» постоянно вносились все новые дополнения, призванные увеличить безопасность присутствующих на площади, все-таки нельзя было исключить, что может случиться нечто ужасное. Да и как можно исключить это, когда в район площади стекалась дюжина улиц и здесь находились станции всех главных линий метро?