Страница:
– Что-то подсказывает мне, что ты не пропадешь одна в Лондоне, – произнес он. Каждое слово вонзалось в Розали, словно отравленная стрела. – Если ты вдруг поймешь, что вытирать детские носы или читать книгу старой карге тебе не по вкусу, вспомни, что у тебя есть один несомненный талант, который не даст тебе пропасть.
Дверь за ним захлопнулась. Розали стояла, не двигаясь, сжав в отчаянии пальцы. Сердце ее бешено колотилось. Она добилась своего. Ей удалось больно уколоть Рэнда, и она не позволит себе жалеть о случившемся.
Не зная, как успокоиться, она подошла к столу, где стоял так и не тронутый ленч и ведерко со льдом, в котором охлаждалась бутылка вина. Наполнив хрустальный бокал, она насмешливо произнесла: "За будущее!" – и выпила все, глотая вместе с вином свои невыплаканные слезы.
Сделав еще несколько глотков, Розали почувствовала, что начала мало-помалу успокаиваться, руки ее перестали трястись, но сердце все еще болело.
Поддавшись минутной слабости, Розали села в кресло и снова налила себе вина. "Если бы я могла забыть", – с тоской думала она. Как хорошо было в юности уноситься в мир волшебных грез, теперь же ей придется жить горько-сладкими воспоминаниями, которые будут сводить ее с ума.
Что лучше – жить в блаженном неведении того, что могла бы она иметь, или лелеять в душе несколько этих живых, болезненно-ярких минут? Вздохнув, Розали наклонила голову, допила оставшееся вино и снова наполнила бокал. Она расстегнула тугой кружевной воротничок платья и, задумавшись, оглянулась. Яркий солнечный свет наполнял комнату… Франция.., она любила ее. Здесь она узнала счастье. Бурная и спокойная, изысканная и простая, соединившая все в восхитительной гармонии. Никогда не забудет она дни, проведенные в "Лотари". Розали поставила бокал, думая о скором возвращении в Англию. Как она перенесет это? Как сможет жить, не видя Рэнда, вспоминая его страсть, его улыбку, его боль?
Она вздрогнула и подошла к окну. День остывал, и с улицы тянуло влажным холодом.
Почувствовав вдруг ужасную усталость, Розали села в кресло и закрыла глаза.
"Ты сумасшедшая, зачем ты пила это вино?" – с отчаянием подумала она, и в эту минуту ее сотрясла ужасная рвота.
Никогда еще не чувствовала она себя такой уставшей и больной. На ее счастье, в графине оказалась вода, приятная на вкус и спасительно-чистая. Розали прополоскала рот, но это не принесло облегчения. Было ясно, причина ее внезапного недомогания не в количестве выпитого вина – с ней случилось что-то ужасное и ей срочно нужна помощь.
Розали пыталась дотянуться до ручки звонка, но у нее ничего не получилось. Случайно в этот момент по коридору проходила горничная и, услышав шум, постучалась в номер Розали.
– Войдите, – слабо проговорила Розали. – То есть я хотела сказать entrez… – добавила она по-французски, глядя на горничную, но не видя ее из-за страшного головокружения. – Послушайте… Мне плохо. Я выпила вина, вероятно, оно было…
О Боже, сколько раз читала она в газетах об отравлениях постояльцев гостиниц с целью их ограбления!
– Вино… – пробормотала она, но маленькая горничная не понимала по-английски.
– Aidez-moi, – с усилием сказала Розали, и темноволосая девушка начала что-то быстро говорить, показывая на кровать и беря Розали за руку. – Не оставляйте меня, прошу вас, – проговорила Розали еле слышно, боясь, что кто-то, может быть, ждет, когда она впадет в беспамятство.
И тут же глухое, непроницаемое облако накрыло ее, окутывая все сильнее, пока окончательно не погрузило в слепой туман.
Она думала о Рэнде, пытаясь вспомнить, нащупать его имя, и не могла, окутанная удушливой мглой. Горничная поддерживала ее, но Розали чувствовала, как пол уходит у нее из-под ног, и наконец с беспомощным стоном провалилась в бездонную черную пропасть.
Глава 9
Горничная ошеломленно смотрела на Розали, распростершуюся на полу, безуспешно пытаясь поднять ее. Темные глаза девушки были наполнены ужасом и отчаянием.
Наконец, сообразив, что нужно делать, она подбежала к звонку и изо всех сил дернула за ручку.
Вскоре поднялась суматоха. Прибежали три другие горничные и несколько любопытных постояльцев. Затем пришел управляющий, невысокий жилистый господин, который принялся расспрашивать маленькую горничную о случившемся, досадуя на то, что она не может ничего толком ответить. Управляющий был весьма удручен происшествием; его черные усики вздрагивали от огорчения. Он послал за доктором и разогнал любопытных, объявив, что молодая женщина просто упала в обморок. Публика разошлась, хотя никто, конечно, этому не поверил.
Розали лежала без чувств, бледная как полотно. Бросив на нее озабоченный взгляд, горничная решила покинуть комнату. Ей нужно было продолжать работу. Но управляющий остановил ее.
– Куда? – резко проговорил он, хватая ее за воротничок поношенного, но опрятного платья, Втащив бедняжку обратно, он что-то быстро и взволнованно стал говорить ей по-французски. Слова его прыгали и обгоняли друг друга, словно шкворчащие кусочки сала на раскаленной сковородке.
– Вы останетесь здесь и объясните, что произошло! Вы были здесь и должны все знать!
Девушка молча кивала, не смея возражать. Когда управляющий оставил ее воротничок в покое, она подошла к кровати и замерла в покорной и горестной позе. В комнате было тихо как в склепе. Горничная внимательно взглянула на лежащую Розали и слегка поправила ей волосы. Она все больше проникалась жалостью к несчастной, ведь Розали всегда была так мила и обходительна с ней.
– Comment vous appellez-vous? – тихо спросила она с непосредственностью ребенка, любопытство которого берет верх над осторожностью. – Мадемуазель, отзовитесь, пожалуйста. Это я, ваша горничная. Меня зовут Мирель.
Мирель Жермен. С кем мы должны связаться? С вашим братом? С родителями? Или с мужем?..
Впрочем, у лежащей без сознания женщины не было кольца на руке.
Темные глаза Мирель оглядели комнату в поисках возможной разгадки случившегося. Она старалась вспомнить незнакомые слова, которые произносила англичанка.
– Месье, – спросила она. – Что значит слово "vin"?
– Вино, – быстро ответил управляющий, сердито глядя на нее.
Заметив стоящую на столе полупустую бутылку, Мирель начала понимать, о чем говорила ей женщина. Мадемуазель, должно быть, отравилась!
– Месье, – проговорила она. – Я думаю…
– Тихо, – прервал ее управляющий. – Врач прибыл.
Он облегченно вздохнул.
В комнату вошел полный, почтенного вида господин с небольшим кожаным саквояжем. Толстые стекла его очков тускло поблескивали. Он поздоровался и склонился над Розали. Измерив пульс и произведя краткий осмотр, доктор со знанием дела кивнул головой.
– Опиум, – сказал он. – Принят в очень большом количестве. Посмотрите, нет ли где-нибудь флакона…
– Что, черт возьми, здесь происходит? – раздался чей-то голос, и все трое обернулись.
В дверях стоял Рэнд, с изумлением глядя на них, не понимая, что происходит. Розали лежала на постели, голова ее выла как-то странно повернута на сторону. Выбившиеся из прически локоны обрамляли бледное лицо. Никогда еще Рэнд не видел ее такой бледной и безжизненной.
Очнувшись от мгновенного замешательства, он бросился к кровати и склонился над распростертой Розали.
Мирель еще никогда не видела аристократов столь мощного сложения. Ей, такой маленькой, Рэнд казался почти гигантом Невнятно пробормотав что-то, он обернулся, поочередно глядя на каждого из присутствующих. Светло-карие глаза его поразительно контрастировали со смуглостью лица.
Он что-то спросил по-английски.
– Le vin… – дрожащим голосом произнесла Мирель, т в силах больше таить свое открытие. – Месье, я нашла ее здесь, она звонила, звала… Она держалась за голову, а потом упала на пол. Это все от вина.
– Вы предполагаете, что в вино был добавлен яд? – спросил доктор, попеременно глядя то на нее, то на управляющего. – В Париже недавно случилось несколько подобных преступлений, но, как правило, воры не доводили своих жертв до такого состояния. И хотя все настойки опиума были приготовлены весьма неквалифицированно, ясно, что делом руководит чья-то опытная и опасная рука…
– Опиум, – повторил Рэнд по-французски, чувствуя непереносимую душевную боль. Наклонившись, он поднял безвольное тело Розали на руки.
Все молча отступили назад, наблюдая за тщетными попытками Рэнда привести девушку в чувство. Убедившись в бесплодности своих усилий, Рэнд взглянул на доктора и резко спросил:
– Кто вы? Назовите себя.
Тот выпрямился и чинно произнес:
– Андре Годжон, к вашим услугам. С кем имею честь…
– Лорд Рэнделл Беркли, – слегка успокоившись, ответил Рэнд.
Страх Мирель при виде громадного господина не проходил, но теперь она почувствовала к нему странную жалость.
В глазах Рэнда было страдание.
– Как скоро это пройдет? – спросил он, сжимая Розали в объятиях.
– Месье де Беркли, – нерешительно начал Годжон. – Это классический случай отравления опиумом: суженные зрачки, поверхностное дыхание, слабый замедленный пульс.
Но определить степень отравления затруднительно. Я наблюдал похожий случай, когда жертва умерла, так и не придя в сознание. Сердце может остановиться внезапно…
Прервав его, Рэнд обратился к управляющему:
– Немедленно пришлите другого врача!
– Месье, – обиженно проговорил Годжон. – Уверяю вас, любой врач скажет вам то же самое.
– Я требую немедленно позвать кого-нибудь еще, – мрачно повторил Рэнд, и управляющий торопливо вышел из комнаты. Возмущенный Годжон последовал за ним, бормоча что-то себе под нос.
Осторожно положив Розали на постель, Рэнд прикоснулся к ее лицу.
– Рози, – чуть слышно прошептал он, удивляясь, какая бледная и холодная сейчас у нее кожа. Бурный гнев перешел в незнакомый, леденящий душу страх. Тело Розали было похоже на тонкую бесплотную оболочку. Казалось, она находится сейчас где-то за, гранью сна.
– Рози? – услышал он за спиной чей-то тонкий голосок и, обернувшись, увидел, что горничная все еще стоит в комнате. Она повторяла имя, словно удивляясь его звучанию.
– Вы можете идти, – сказал ей Рэнд. Видя, что девушка не понимает, он повторил то же самое по-французски.
Горничная не двинулась с места, а лишь тряхнула головой, умоляюще глядя на Рэнда. Поняв, что он не собирается прогонять ее, она замерла, прижавшись к стене, и простояла так целый час, печально наблюдая, как пришел другой врач, высокий и худой господин, рекомендовавший пустить отравленную кровь.
Представив себе большие деревянные чаши, ланцет, которым врач вскроет вену на нежной шее мадемуазель и струйку крови, Мирель готова была закричать от ужаса, но Рэнд, отказавшись от услуг доктора, попросил его немедленно уйти.
– Чудный образчик, – бормотал он, когда врач торопливо покидал комнату. – Вот почему люди боятся докторов больше, чем самой болезни. Бог знает, как еще человечество выжило, несмотря на их усилия!
– Месье де Беркли, – произнес управляющий, с беспокойством глядя на Рэнда. – Что вы намерены теперь делать?
– Я хотел бы задать несколько вопросов тем, кто готовил пищу и кто принес ее сюда.
Он посмотрел на горничную.
– Пусть она присмотрит за мадемуазель, пока та не проснется.
– Пока она.., конечно, – ответил управляющий, с сомнением глядя на Розали.
Он отдал Мирель необходимые распоряжения, и она с такой живостью закивала, что несколько черных как смоль локонов выбились у нее из-под маленького чепца.
– Попросите служащих подождать в соседней комнате. – Лицо Рэнда стало непроницаемым. Он говорит по-французски, и Мирель понимала, о чем шла речь. – Мне не нужен никто, кроме горничной, и прошу немедленно сообщить, если кто-либо появится у двери.
– Да, месье, – услужливо закивал управляющий. – Через минуту я пришлю вам людей, с которыми вы хотели поговорить. – И он поспешно покинул комнату.
Вздохнув, Рэнд взъерошил волосы. Все происходящее казалось ему чем-то нереальным, словно бы дурным сном.
Он не допускал мысли, что это было делом рук грабителей, хотя и знал о похожем случае, закончившемся кражей. Он подозревал, что это связано с распространением слуха о родстве Розали и Браммеля. Может быть, они хотели потребовать за нее выкуп? Или это действия какого-нибудь мстительного кредитора? Определенно, здесь была совершена попытка похищения, провалившаяся потому, что Розали успела позвать на помощь.
Рэнд поморщился, представив, что кто-то хотел пробраться в комнату отеля в то время, как он и Розали будут отравлены опиумом.
– Почему она в платье? Почему вы не переодели ее? – сердито спросил Рэнд. – Ночные рубашки здесь, – добавил он, указывая на комод.
Как только Рэнд вышел из комнаты, Мирель, покраснев от смущения, бросилась выполнять приказание.
Рэнд вскоре понял, что малышка горничная ужасно боится его, думая, что он сотрет ее в порошок, если она в чем-то не угодит ему, и постарался быть с ней добрее.
Опрос служащих так ничего и не дал. С их слов следовало, что вино, прошедшее через множество рук, могло быть отравлено кем угодно и где угодно, и указать точно подозреваемых или мотивы преступления было практически невозможно.
Первые двадцать четыре часа не принесли никаких изменений в состояние Розали. Рэнд неотступно находился у ее постели, то погружаясь в дремоту, то бодрствуя, но Розали не приходила в сознание. Лицо ее было словно из воска.
Когда ему казалось вдруг, что жизнь уходит из ее слабого тела, он вскакивал, чтобы услышать ее дыхание, проверить пульс. Она была жива, тревога унималась, но беспокойство все же не покидало его. Чего следует ожидать? Не будет ли ухудшения?
Мирель все время была поблизости. Маленькое личико ее было печально, глаза тревожны. Она делала вид, что не слышит слов Рэнда, когда он отсылал ее спать.
Встав в который раз, Рэнд подошел к окну. Задумчиво глядя в темноту улицы, он ощущал непереносимую тяжесть своей вины, с грустью думая о последнем разговоре с Розали. Он пришел, чтобы просить у нее прощения, поцеловать ее, сказать ей с обычной своей самонадеянностью, что не даст ей уйти. Проклятие, она порой заставляла его забыть о благоразумии. Больше он не должен ей позволять так действовать на него.
Он вспомнил о Лондоне, о своих приятелях. Любопытно, смогли бы они понять его нынешнее положение. Вряд ли. Они гордились тем, что были беззаботны, не зная ответственности и раскаяния, мучивших его сейчас.
Но ведь и сам он еще недавно был таким же. Ну что ж, теперь он получил по заслугам. Внезапно ему вспомнились все разговоры и обвинения старого графа, больно задевшие его за живое. Он обращался с Розали, как с букетиком цветов, мимоходом собранным у дороги, не задумываясь о том, что в этом букете уникален каждый лепесток, о том, что Розали нуждалась в защите и заботе. А он играл с ней!
Играл в желание и равнодушие, соблазняя ее, пока она наконец сама не пришла к нему. Зная, какая темнота в его собственном сердце, как мог он требовать ее согласия на брак с ним с такой настойчивой дерзостью? Рэнд горько улыбнулся.
Несколько раз он с удивлением замечал, что заставляет Мирель неотступно находиться при Розали. Это было необъяснимо, непонятно, ведь они не знали друг друга прежде. Мирель сновала взад и вперед, то умывая Розали, то расчесывая ее волосы и аккуратно заплетая их, то меняя простыни, вытирая пыль и наводя порядок в комнате.
Она тихонько разговаривала сама с собой, напевала обрывки мелодий, а в кармане ее передника всегда лежала маленькая книжка. Она была образованной девушкой, что нечасто встречалось среди французских горничных К тому же она была невероятно впечатлительна.
Мирель не старалась заслужить расположение Рэнда Она все еще чувствовала себя неловко рядом с ним.
С приближением очередной ночи Рэнд встал с кресла, стоявшего у кровати Розали, и подошел к бюро. Он сел и написал подробное письмо Бэнчасу, своему управляющему в Гавре, о долговых обязательствах Джорджа Браммеля. Рэнд понимал, что именно болтливость Браммеля привела к сложившейся ситуации, и не намерен был прощать ему этого.
Он требовал, чтобы Бэнчас поехал в Кале и, лично встретившись со всеми, кто имел какие-либо дела с Браммелем, добился того, чтобы все кредиты, кроме самых необходимых, были закрыты.
Браммель будет получать только самый минимум, только то, что достаточно для поддержания жизни, как бы он ни упрашивал и ни льстил. Никаких новых галстуков, шампанского, японского лака для туфель, никаких портных, масел для волос, никаких миндальных бисквитов, дорогого нюхательного табака. Больше не будет изысканных обедов, прогулок по бульвару. Хотя Браммель, потеряв весь свой лоск, наверняка и сам не захочет показываться на публике.
В приливе гнева Рэнд думал о том, что неплохо было бы вовсе лишить Браммеля средств к существованию, но мысль о том, что он, возможно, отец Розали, удерживала Рэнда от подобного шага.
Розали, вероятно, будет поражена, узнав, что предпринял Рэнд. Но он поклялся, что, если она умрет, Браммеля постигнет неминуемая кара.
Он сидел и думал, забыв об ужине, который приготовила Мирель. После случившегося она никому не доверяла и теперь сама наблюдала за всем с важностью шестнадцатилетней девушки. Увидев, что блюдо осталось нетронутым, она робко спросила:
– Все накрыто. Почему вы не кушаете, месье?
– Я не голоден, – рассеянно произнес Рэнд, мельком взглянув на Мирель. Положив письмо в конверт, он поставил на него сургучную печать. – Съешь сама.
Мирель подошла к столу, а Рэнд снова уселся в кресло у постели Розали, Умоляюще посмотрев на Рэнда, Мирель робко протянула ему сандвич.
– Вы ничего не ели, – чуть слышно проговорила она.
– Ты думаешь, это улучшит мое настроение? – Он откусил от хрустящей булки.
– Да, месье, – кивнула Мирель, и Рэнд вдруг рассмеялся.
Мирель принесла ему крепко заваренный чай, и, поблагодарив ее, Рэнд подумал, какая безрадостная жизнь у этой девушки. Она много и тяжело работала, не ропща и не жалуясь, всегда была услужлива и добра, а сообразительностью превосходила многих слуг.
– Твои родители работают в отеле, дитя?
– У меня нет родителей, месье.
Рэнд нахмурился. Она была слишком молода для замужества, хотя…
– Может быть, твой муж?
Мирель улыбнулась и живо покачала головой.
– Нет, месье, мой брат заботится обо мне. Мы ездим по Франции и там, где находим работу, останавливаемся, пока не.., пока…
– Пока его не уволят, так? – спросил Рэнд, и она кивнула.
– Работы всегда хватает. Он все умеет делать, – просто ответила Мирель.
Вдруг, засмущавшись, она опустила глаза и взяла поднос, – Месье, – нерешительно произнесла она, и Рэнд догадался, о чем она хочет спросить. – Мадемуазель.., ваша сестра?
Рэнд помолчал, глядя на Мирель.
– Нет, – произнес он неожиданно севшим голосом. – Она мне не сестра.
– Ax! – Мирель потупила взор и заторопилась прочь.
Между тем небо постепенно темнело, приближалась ночь, часы медленно отсчитывали минуты.
Мирель тихо дремала в соседней комнате, а Рэнд все смотрел на Розали, ища хоть какие-нибудь признаки ее пробуждения Целый мир, казалось, съежился до размеров этой маленькой комнаты.
– Рози, – хрипло шептал он, и слезы его падали на льняные простыни. – Вернись ко мне.
Ночью он проснулся от звука открываемого замка.
Сонно моргая, Рэнд посмотрел в сторону двери и увидел, что кто-то проволокой, просунутой в щель, пытается приподнять щеколду. Он бесшумно встал и прислонился спиной к стене. В это мгновение дверь тихо отворилась, и тонкая темная фигура скользнула в комнату. Подойдя к Розали, незнакомец стал нащупывать ее пульс.
В порыве гнева Рэнд в два прыжка настиг незнакомца, схватил его сзади за шею и, рванув на себя, попытался сдавить ему горло.
– Я думаю, – зло проговорил Рэнд, – что сначала не мешало бы представиться.
Незнакомец, однако, сумел высвободиться из железных объятий Рэнда и нанес ему сильный удар в грудь.
Рэнд с проклятиями вновь бросился на врага, радуясь возможности сразиться с олицетворением всех последних несчастий. Он снова сцепил руки вокруг шеи незнакомца.
– Бог свидетель, – злорадно улыбаясь, бормотал он, – если ты один из тех, кто сделал это с ней, твоя голова полетит сейчас, как пробка из бутылки.
Торжество Рэнда, однако, было преждевременным. Резкая боль обожгла его правый бок. В руках незнакомца тускло блеснуло лезвие ножа.
Пытаясь увернуться, Рэнд отступил назад и уперся в стену. Незнакомец снова с силой ударил его.
Очнувшись через несколько минут, Рэнд обнаружил, что сидит на полу спиной к стене. Незнакомец исчез, не тронув Розали, по-прежнему лежавшую на постели. Вздрогнув, Рэнд встал и прижал ладонь к кровоточащей ране.
В соседней комнате послышался шорох, и в дверях показалась Мирель со свечой в руке. Платье ее было помято, словно она впопыхах надевала его.
– Месье, вы звали… – начала было она, но по мере того как она вглядывалась, глаза ее расширялись от удивления.
Подбежав к Рэнду, Мирель подняла свечу, чтобы осмотреть его рану. Рэнд мрачно улыбнулся при виде ее испуганного личика. Огромные карие глаза Мирель были так темны, что казались черными.
– Мы принимали здесь незваного гостя, – пробормотал он и вдруг покачнулся.
– Месье, пожалуйста, сядьте, – попросила Мирель, ставя подсвечник на пол. – Я промою вам рану, а потом врач…
– Не надо врача, – резко прервал ее Рэнд, вытянувшись в кресле.
Если случившееся получит огласку, это может иметь нежелательные последствия и осложнить ситуацию.
– Это всего лишь царапина.
– Но вам нужно…
– Обещай, что ты будешь держать язык за зубами, – потребовал он, чувствуя нарастающую боль. – Или я найду способ…
– Да, месье, – торопливо заверила его Мирель.
Она быстро принесла таз с водой и груду бинтов.
– Прошу вас, расстегните рубашку.
Рэнд с сомнением посмотрел на хрупкое создание, не решаясь спросить, не заденет ли это ее девичью скромность. Мирель, словно поняв его, нахмурилась.
– Я не упаду в обморок, месье, – тихо проговорила она.
Рэнд улыбнулся и с трудом начал снимать разорванную, пропитанную кровью рубаху. На широкой груди его играли блики неяркой свечи.
– Возможно, тебе будет неловко смотреть на это, – пробормотал он, сморщившись от боли, когда Мирель приложила мокрый холодный бинт к рваной ране.
– Хотите что-нибудь выпить, месье? Есть виски, и…
– Нет.
Помолчав, Мирель осторожно спросила:
– Кто-то хотел ограбить вас?
Рэнд кивнул.
– Именно ограбить и избавить от меня мадемуазель.
Мирель удивленно подняла брови, но удержалась от дальнейших расспросов. Приподняв повязку, она взглянула на рану.
Рэнд удивился ее деловитости и спокойствию; вряд ли она так уж часто видела кровь.., или полуобнаженного мужчину. Он хотел было спросить ее об этом, но раздумал.
– Перед тем как наложить повязку, я схожу за мазью, – сказала она.
– Если ты только обмолвишься о случившемся, – многозначительно напомнил ей Рэнд, – то пожалеешь об этом.
Глаза его светились в темноте, как две золотые монета!, лицо было усталым и осунувшимся.
– Обещаю вам молчать, – серьезно ответила Мирель и быстро вышла из комнаты.
Прошло два дня Рана действительно оказалась неглубокой и заживала с чудесной быстротой, так что Рэнд вскоре совсем забыл о ней. Сидя бессонными ночами возле Розали, он смотрел на ее изящные неподвижные черты, думал только о ней, не видя и не понимая больше ничего. Если б не Мирель, он бы совсем забыл о необходимости принимать пищу.
Сон его был призрачен, за исключением коротких периодов, когда усталость брала верх. Большую часть времени Рэнд бодрствовал и ждал.
На третий день, как только взошло солнце, Мирель подошла к нему. Ее темные глаза были полны сострадания.
– Месье, – тихо спросила она. – Не желаете ли чего-нибудь?
Рэнд посмотрел на нее отсутствующим взглядом.
– Так вы можете заболеть, – продолжала она, сжимая свои тонкие руки. – Может, вы хотите погулять., или принять ванну?
– Да, пожалуй. Распорядись, чтобы приготовили ванну.
– Месье.., вы не должны обеспокоить мадемуазель своим видом, когда она проснется. Вам необходимы отдых и еда.
– Когда она проснется, – задумчиво повторил он и печально улыбнулся. – Мирель, ты думаешь, она проснется?
Желая подбодрить его, но боясь сказать не правду, она начала что-то говорить и вдруг замолчала, беспомощно опустив руки Рэнд вздохнул.
– Если бы ты видела ее глаза… – рассеянно проговорил он. – Это самый темный оттенок голубого цвета, какой можно себе вообразить. Ночью они сияют, как сапфиры. Эти глаза никогда не лгут. Мирель, в них можно прочитать все ее мысли.
– Это, наверное, не очень удобно для нее? – спросила Мирель, слегка наклонив голову. Она почти привыкла к Рэнду и уже не боялась его: человек, который с такой нежностью заботится о другом, не может быть страшен.
– Для нее – нет, но зато очень удобно для меня.
Впервые открыто улыбнувшись ему, Мирель быстро вышла из комнаты.
Дверь за ним захлопнулась. Розали стояла, не двигаясь, сжав в отчаянии пальцы. Сердце ее бешено колотилось. Она добилась своего. Ей удалось больно уколоть Рэнда, и она не позволит себе жалеть о случившемся.
Не зная, как успокоиться, она подошла к столу, где стоял так и не тронутый ленч и ведерко со льдом, в котором охлаждалась бутылка вина. Наполнив хрустальный бокал, она насмешливо произнесла: "За будущее!" – и выпила все, глотая вместе с вином свои невыплаканные слезы.
Сделав еще несколько глотков, Розали почувствовала, что начала мало-помалу успокаиваться, руки ее перестали трястись, но сердце все еще болело.
Поддавшись минутной слабости, Розали села в кресло и снова налила себе вина. "Если бы я могла забыть", – с тоской думала она. Как хорошо было в юности уноситься в мир волшебных грез, теперь же ей придется жить горько-сладкими воспоминаниями, которые будут сводить ее с ума.
Что лучше – жить в блаженном неведении того, что могла бы она иметь, или лелеять в душе несколько этих живых, болезненно-ярких минут? Вздохнув, Розали наклонила голову, допила оставшееся вино и снова наполнила бокал. Она расстегнула тугой кружевной воротничок платья и, задумавшись, оглянулась. Яркий солнечный свет наполнял комнату… Франция.., она любила ее. Здесь она узнала счастье. Бурная и спокойная, изысканная и простая, соединившая все в восхитительной гармонии. Никогда не забудет она дни, проведенные в "Лотари". Розали поставила бокал, думая о скором возвращении в Англию. Как она перенесет это? Как сможет жить, не видя Рэнда, вспоминая его страсть, его улыбку, его боль?
Она вздрогнула и подошла к окну. День остывал, и с улицы тянуло влажным холодом.
Почувствовав вдруг ужасную усталость, Розали села в кресло и закрыла глаза.
"Ты сумасшедшая, зачем ты пила это вино?" – с отчаянием подумала она, и в эту минуту ее сотрясла ужасная рвота.
Никогда еще не чувствовала она себя такой уставшей и больной. На ее счастье, в графине оказалась вода, приятная на вкус и спасительно-чистая. Розали прополоскала рот, но это не принесло облегчения. Было ясно, причина ее внезапного недомогания не в количестве выпитого вина – с ней случилось что-то ужасное и ей срочно нужна помощь.
Розали пыталась дотянуться до ручки звонка, но у нее ничего не получилось. Случайно в этот момент по коридору проходила горничная и, услышав шум, постучалась в номер Розали.
– Войдите, – слабо проговорила Розали. – То есть я хотела сказать entrez… – добавила она по-французски, глядя на горничную, но не видя ее из-за страшного головокружения. – Послушайте… Мне плохо. Я выпила вина, вероятно, оно было…
О Боже, сколько раз читала она в газетах об отравлениях постояльцев гостиниц с целью их ограбления!
– Вино… – пробормотала она, но маленькая горничная не понимала по-английски.
– Aidez-moi, – с усилием сказала Розали, и темноволосая девушка начала что-то быстро говорить, показывая на кровать и беря Розали за руку. – Не оставляйте меня, прошу вас, – проговорила Розали еле слышно, боясь, что кто-то, может быть, ждет, когда она впадет в беспамятство.
И тут же глухое, непроницаемое облако накрыло ее, окутывая все сильнее, пока окончательно не погрузило в слепой туман.
Она думала о Рэнде, пытаясь вспомнить, нащупать его имя, и не могла, окутанная удушливой мглой. Горничная поддерживала ее, но Розали чувствовала, как пол уходит у нее из-под ног, и наконец с беспомощным стоном провалилась в бездонную черную пропасть.
Глава 9
Я тебе не позволю уйти,
Слишком много связывает нас.
Ты сказала мне: "Прощай".
И вдруг я снова держу тебя за руку.
Я тебе не позволю уйти.
Роберт Бриджес
Горничная ошеломленно смотрела на Розали, распростершуюся на полу, безуспешно пытаясь поднять ее. Темные глаза девушки были наполнены ужасом и отчаянием.
Наконец, сообразив, что нужно делать, она подбежала к звонку и изо всех сил дернула за ручку.
Вскоре поднялась суматоха. Прибежали три другие горничные и несколько любопытных постояльцев. Затем пришел управляющий, невысокий жилистый господин, который принялся расспрашивать маленькую горничную о случившемся, досадуя на то, что она не может ничего толком ответить. Управляющий был весьма удручен происшествием; его черные усики вздрагивали от огорчения. Он послал за доктором и разогнал любопытных, объявив, что молодая женщина просто упала в обморок. Публика разошлась, хотя никто, конечно, этому не поверил.
Розали лежала без чувств, бледная как полотно. Бросив на нее озабоченный взгляд, горничная решила покинуть комнату. Ей нужно было продолжать работу. Но управляющий остановил ее.
– Куда? – резко проговорил он, хватая ее за воротничок поношенного, но опрятного платья, Втащив бедняжку обратно, он что-то быстро и взволнованно стал говорить ей по-французски. Слова его прыгали и обгоняли друг друга, словно шкворчащие кусочки сала на раскаленной сковородке.
– Вы останетесь здесь и объясните, что произошло! Вы были здесь и должны все знать!
Девушка молча кивала, не смея возражать. Когда управляющий оставил ее воротничок в покое, она подошла к кровати и замерла в покорной и горестной позе. В комнате было тихо как в склепе. Горничная внимательно взглянула на лежащую Розали и слегка поправила ей волосы. Она все больше проникалась жалостью к несчастной, ведь Розали всегда была так мила и обходительна с ней.
– Comment vous appellez-vous? – тихо спросила она с непосредственностью ребенка, любопытство которого берет верх над осторожностью. – Мадемуазель, отзовитесь, пожалуйста. Это я, ваша горничная. Меня зовут Мирель.
Мирель Жермен. С кем мы должны связаться? С вашим братом? С родителями? Или с мужем?..
Впрочем, у лежащей без сознания женщины не было кольца на руке.
Темные глаза Мирель оглядели комнату в поисках возможной разгадки случившегося. Она старалась вспомнить незнакомые слова, которые произносила англичанка.
– Месье, – спросила она. – Что значит слово "vin"?
– Вино, – быстро ответил управляющий, сердито глядя на нее.
Заметив стоящую на столе полупустую бутылку, Мирель начала понимать, о чем говорила ей женщина. Мадемуазель, должно быть, отравилась!
– Месье, – проговорила она. – Я думаю…
– Тихо, – прервал ее управляющий. – Врач прибыл.
Он облегченно вздохнул.
В комнату вошел полный, почтенного вида господин с небольшим кожаным саквояжем. Толстые стекла его очков тускло поблескивали. Он поздоровался и склонился над Розали. Измерив пульс и произведя краткий осмотр, доктор со знанием дела кивнул головой.
– Опиум, – сказал он. – Принят в очень большом количестве. Посмотрите, нет ли где-нибудь флакона…
– Что, черт возьми, здесь происходит? – раздался чей-то голос, и все трое обернулись.
В дверях стоял Рэнд, с изумлением глядя на них, не понимая, что происходит. Розали лежала на постели, голова ее выла как-то странно повернута на сторону. Выбившиеся из прически локоны обрамляли бледное лицо. Никогда еще Рэнд не видел ее такой бледной и безжизненной.
Очнувшись от мгновенного замешательства, он бросился к кровати и склонился над распростертой Розали.
Мирель еще никогда не видела аристократов столь мощного сложения. Ей, такой маленькой, Рэнд казался почти гигантом Невнятно пробормотав что-то, он обернулся, поочередно глядя на каждого из присутствующих. Светло-карие глаза его поразительно контрастировали со смуглостью лица.
Он что-то спросил по-английски.
– Le vin… – дрожащим голосом произнесла Мирель, т в силах больше таить свое открытие. – Месье, я нашла ее здесь, она звонила, звала… Она держалась за голову, а потом упала на пол. Это все от вина.
– Вы предполагаете, что в вино был добавлен яд? – спросил доктор, попеременно глядя то на нее, то на управляющего. – В Париже недавно случилось несколько подобных преступлений, но, как правило, воры не доводили своих жертв до такого состояния. И хотя все настойки опиума были приготовлены весьма неквалифицированно, ясно, что делом руководит чья-то опытная и опасная рука…
– Опиум, – повторил Рэнд по-французски, чувствуя непереносимую душевную боль. Наклонившись, он поднял безвольное тело Розали на руки.
Все молча отступили назад, наблюдая за тщетными попытками Рэнда привести девушку в чувство. Убедившись в бесплодности своих усилий, Рэнд взглянул на доктора и резко спросил:
– Кто вы? Назовите себя.
Тот выпрямился и чинно произнес:
– Андре Годжон, к вашим услугам. С кем имею честь…
– Лорд Рэнделл Беркли, – слегка успокоившись, ответил Рэнд.
Страх Мирель при виде громадного господина не проходил, но теперь она почувствовала к нему странную жалость.
В глазах Рэнда было страдание.
– Как скоро это пройдет? – спросил он, сжимая Розали в объятиях.
– Месье де Беркли, – нерешительно начал Годжон. – Это классический случай отравления опиумом: суженные зрачки, поверхностное дыхание, слабый замедленный пульс.
Но определить степень отравления затруднительно. Я наблюдал похожий случай, когда жертва умерла, так и не придя в сознание. Сердце может остановиться внезапно…
Прервав его, Рэнд обратился к управляющему:
– Немедленно пришлите другого врача!
– Месье, – обиженно проговорил Годжон. – Уверяю вас, любой врач скажет вам то же самое.
– Я требую немедленно позвать кого-нибудь еще, – мрачно повторил Рэнд, и управляющий торопливо вышел из комнаты. Возмущенный Годжон последовал за ним, бормоча что-то себе под нос.
Осторожно положив Розали на постель, Рэнд прикоснулся к ее лицу.
– Рози, – чуть слышно прошептал он, удивляясь, какая бледная и холодная сейчас у нее кожа. Бурный гнев перешел в незнакомый, леденящий душу страх. Тело Розали было похоже на тонкую бесплотную оболочку. Казалось, она находится сейчас где-то за, гранью сна.
– Рози? – услышал он за спиной чей-то тонкий голосок и, обернувшись, увидел, что горничная все еще стоит в комнате. Она повторяла имя, словно удивляясь его звучанию.
– Вы можете идти, – сказал ей Рэнд. Видя, что девушка не понимает, он повторил то же самое по-французски.
Горничная не двинулась с места, а лишь тряхнула головой, умоляюще глядя на Рэнда. Поняв, что он не собирается прогонять ее, она замерла, прижавшись к стене, и простояла так целый час, печально наблюдая, как пришел другой врач, высокий и худой господин, рекомендовавший пустить отравленную кровь.
Представив себе большие деревянные чаши, ланцет, которым врач вскроет вену на нежной шее мадемуазель и струйку крови, Мирель готова была закричать от ужаса, но Рэнд, отказавшись от услуг доктора, попросил его немедленно уйти.
– Чудный образчик, – бормотал он, когда врач торопливо покидал комнату. – Вот почему люди боятся докторов больше, чем самой болезни. Бог знает, как еще человечество выжило, несмотря на их усилия!
– Месье де Беркли, – произнес управляющий, с беспокойством глядя на Рэнда. – Что вы намерены теперь делать?
– Я хотел бы задать несколько вопросов тем, кто готовил пищу и кто принес ее сюда.
Он посмотрел на горничную.
– Пусть она присмотрит за мадемуазель, пока та не проснется.
– Пока она.., конечно, – ответил управляющий, с сомнением глядя на Розали.
Он отдал Мирель необходимые распоряжения, и она с такой живостью закивала, что несколько черных как смоль локонов выбились у нее из-под маленького чепца.
– Попросите служащих подождать в соседней комнате. – Лицо Рэнда стало непроницаемым. Он говорит по-французски, и Мирель понимала, о чем шла речь. – Мне не нужен никто, кроме горничной, и прошу немедленно сообщить, если кто-либо появится у двери.
– Да, месье, – услужливо закивал управляющий. – Через минуту я пришлю вам людей, с которыми вы хотели поговорить. – И он поспешно покинул комнату.
Вздохнув, Рэнд взъерошил волосы. Все происходящее казалось ему чем-то нереальным, словно бы дурным сном.
Он не допускал мысли, что это было делом рук грабителей, хотя и знал о похожем случае, закончившемся кражей. Он подозревал, что это связано с распространением слуха о родстве Розали и Браммеля. Может быть, они хотели потребовать за нее выкуп? Или это действия какого-нибудь мстительного кредитора? Определенно, здесь была совершена попытка похищения, провалившаяся потому, что Розали успела позвать на помощь.
Рэнд поморщился, представив, что кто-то хотел пробраться в комнату отеля в то время, как он и Розали будут отравлены опиумом.
– Почему она в платье? Почему вы не переодели ее? – сердито спросил Рэнд. – Ночные рубашки здесь, – добавил он, указывая на комод.
Как только Рэнд вышел из комнаты, Мирель, покраснев от смущения, бросилась выполнять приказание.
Рэнд вскоре понял, что малышка горничная ужасно боится его, думая, что он сотрет ее в порошок, если она в чем-то не угодит ему, и постарался быть с ней добрее.
Опрос служащих так ничего и не дал. С их слов следовало, что вино, прошедшее через множество рук, могло быть отравлено кем угодно и где угодно, и указать точно подозреваемых или мотивы преступления было практически невозможно.
Первые двадцать четыре часа не принесли никаких изменений в состояние Розали. Рэнд неотступно находился у ее постели, то погружаясь в дремоту, то бодрствуя, но Розали не приходила в сознание. Лицо ее было словно из воска.
Когда ему казалось вдруг, что жизнь уходит из ее слабого тела, он вскакивал, чтобы услышать ее дыхание, проверить пульс. Она была жива, тревога унималась, но беспокойство все же не покидало его. Чего следует ожидать? Не будет ли ухудшения?
Мирель все время была поблизости. Маленькое личико ее было печально, глаза тревожны. Она делала вид, что не слышит слов Рэнда, когда он отсылал ее спать.
Встав в который раз, Рэнд подошел к окну. Задумчиво глядя в темноту улицы, он ощущал непереносимую тяжесть своей вины, с грустью думая о последнем разговоре с Розали. Он пришел, чтобы просить у нее прощения, поцеловать ее, сказать ей с обычной своей самонадеянностью, что не даст ей уйти. Проклятие, она порой заставляла его забыть о благоразумии. Больше он не должен ей позволять так действовать на него.
Он вспомнил о Лондоне, о своих приятелях. Любопытно, смогли бы они понять его нынешнее положение. Вряд ли. Они гордились тем, что были беззаботны, не зная ответственности и раскаяния, мучивших его сейчас.
Но ведь и сам он еще недавно был таким же. Ну что ж, теперь он получил по заслугам. Внезапно ему вспомнились все разговоры и обвинения старого графа, больно задевшие его за живое. Он обращался с Розали, как с букетиком цветов, мимоходом собранным у дороги, не задумываясь о том, что в этом букете уникален каждый лепесток, о том, что Розали нуждалась в защите и заботе. А он играл с ней!
Играл в желание и равнодушие, соблазняя ее, пока она наконец сама не пришла к нему. Зная, какая темнота в его собственном сердце, как мог он требовать ее согласия на брак с ним с такой настойчивой дерзостью? Рэнд горько улыбнулся.
Несколько раз он с удивлением замечал, что заставляет Мирель неотступно находиться при Розали. Это было необъяснимо, непонятно, ведь они не знали друг друга прежде. Мирель сновала взад и вперед, то умывая Розали, то расчесывая ее волосы и аккуратно заплетая их, то меняя простыни, вытирая пыль и наводя порядок в комнате.
Она тихонько разговаривала сама с собой, напевала обрывки мелодий, а в кармане ее передника всегда лежала маленькая книжка. Она была образованной девушкой, что нечасто встречалось среди французских горничных К тому же она была невероятно впечатлительна.
Мирель не старалась заслужить расположение Рэнда Она все еще чувствовала себя неловко рядом с ним.
С приближением очередной ночи Рэнд встал с кресла, стоявшего у кровати Розали, и подошел к бюро. Он сел и написал подробное письмо Бэнчасу, своему управляющему в Гавре, о долговых обязательствах Джорджа Браммеля. Рэнд понимал, что именно болтливость Браммеля привела к сложившейся ситуации, и не намерен был прощать ему этого.
Он требовал, чтобы Бэнчас поехал в Кале и, лично встретившись со всеми, кто имел какие-либо дела с Браммелем, добился того, чтобы все кредиты, кроме самых необходимых, были закрыты.
Браммель будет получать только самый минимум, только то, что достаточно для поддержания жизни, как бы он ни упрашивал и ни льстил. Никаких новых галстуков, шампанского, японского лака для туфель, никаких портных, масел для волос, никаких миндальных бисквитов, дорогого нюхательного табака. Больше не будет изысканных обедов, прогулок по бульвару. Хотя Браммель, потеряв весь свой лоск, наверняка и сам не захочет показываться на публике.
В приливе гнева Рэнд думал о том, что неплохо было бы вовсе лишить Браммеля средств к существованию, но мысль о том, что он, возможно, отец Розали, удерживала Рэнда от подобного шага.
Розали, вероятно, будет поражена, узнав, что предпринял Рэнд. Но он поклялся, что, если она умрет, Браммеля постигнет неминуемая кара.
Он сидел и думал, забыв об ужине, который приготовила Мирель. После случившегося она никому не доверяла и теперь сама наблюдала за всем с важностью шестнадцатилетней девушки. Увидев, что блюдо осталось нетронутым, она робко спросила:
– Все накрыто. Почему вы не кушаете, месье?
– Я не голоден, – рассеянно произнес Рэнд, мельком взглянув на Мирель. Положив письмо в конверт, он поставил на него сургучную печать. – Съешь сама.
Мирель подошла к столу, а Рэнд снова уселся в кресло у постели Розали, Умоляюще посмотрев на Рэнда, Мирель робко протянула ему сандвич.
– Вы ничего не ели, – чуть слышно проговорила она.
– Ты думаешь, это улучшит мое настроение? – Он откусил от хрустящей булки.
– Да, месье, – кивнула Мирель, и Рэнд вдруг рассмеялся.
Мирель принесла ему крепко заваренный чай, и, поблагодарив ее, Рэнд подумал, какая безрадостная жизнь у этой девушки. Она много и тяжело работала, не ропща и не жалуясь, всегда была услужлива и добра, а сообразительностью превосходила многих слуг.
– Твои родители работают в отеле, дитя?
– У меня нет родителей, месье.
Рэнд нахмурился. Она была слишком молода для замужества, хотя…
– Может быть, твой муж?
Мирель улыбнулась и живо покачала головой.
– Нет, месье, мой брат заботится обо мне. Мы ездим по Франции и там, где находим работу, останавливаемся, пока не.., пока…
– Пока его не уволят, так? – спросил Рэнд, и она кивнула.
– Работы всегда хватает. Он все умеет делать, – просто ответила Мирель.
Вдруг, засмущавшись, она опустила глаза и взяла поднос, – Месье, – нерешительно произнесла она, и Рэнд догадался, о чем она хочет спросить. – Мадемуазель.., ваша сестра?
Рэнд помолчал, глядя на Мирель.
– Нет, – произнес он неожиданно севшим голосом. – Она мне не сестра.
– Ax! – Мирель потупила взор и заторопилась прочь.
Между тем небо постепенно темнело, приближалась ночь, часы медленно отсчитывали минуты.
Мирель тихо дремала в соседней комнате, а Рэнд все смотрел на Розали, ища хоть какие-нибудь признаки ее пробуждения Целый мир, казалось, съежился до размеров этой маленькой комнаты.
– Рози, – хрипло шептал он, и слезы его падали на льняные простыни. – Вернись ко мне.
Ночью он проснулся от звука открываемого замка.
Сонно моргая, Рэнд посмотрел в сторону двери и увидел, что кто-то проволокой, просунутой в щель, пытается приподнять щеколду. Он бесшумно встал и прислонился спиной к стене. В это мгновение дверь тихо отворилась, и тонкая темная фигура скользнула в комнату. Подойдя к Розали, незнакомец стал нащупывать ее пульс.
В порыве гнева Рэнд в два прыжка настиг незнакомца, схватил его сзади за шею и, рванув на себя, попытался сдавить ему горло.
– Я думаю, – зло проговорил Рэнд, – что сначала не мешало бы представиться.
Незнакомец, однако, сумел высвободиться из железных объятий Рэнда и нанес ему сильный удар в грудь.
Рэнд с проклятиями вновь бросился на врага, радуясь возможности сразиться с олицетворением всех последних несчастий. Он снова сцепил руки вокруг шеи незнакомца.
– Бог свидетель, – злорадно улыбаясь, бормотал он, – если ты один из тех, кто сделал это с ней, твоя голова полетит сейчас, как пробка из бутылки.
Торжество Рэнда, однако, было преждевременным. Резкая боль обожгла его правый бок. В руках незнакомца тускло блеснуло лезвие ножа.
Пытаясь увернуться, Рэнд отступил назад и уперся в стену. Незнакомец снова с силой ударил его.
Очнувшись через несколько минут, Рэнд обнаружил, что сидит на полу спиной к стене. Незнакомец исчез, не тронув Розали, по-прежнему лежавшую на постели. Вздрогнув, Рэнд встал и прижал ладонь к кровоточащей ране.
В соседней комнате послышался шорох, и в дверях показалась Мирель со свечой в руке. Платье ее было помято, словно она впопыхах надевала его.
– Месье, вы звали… – начала было она, но по мере того как она вглядывалась, глаза ее расширялись от удивления.
Подбежав к Рэнду, Мирель подняла свечу, чтобы осмотреть его рану. Рэнд мрачно улыбнулся при виде ее испуганного личика. Огромные карие глаза Мирель были так темны, что казались черными.
– Мы принимали здесь незваного гостя, – пробормотал он и вдруг покачнулся.
– Месье, пожалуйста, сядьте, – попросила Мирель, ставя подсвечник на пол. – Я промою вам рану, а потом врач…
– Не надо врача, – резко прервал ее Рэнд, вытянувшись в кресле.
Если случившееся получит огласку, это может иметь нежелательные последствия и осложнить ситуацию.
– Это всего лишь царапина.
– Но вам нужно…
– Обещай, что ты будешь держать язык за зубами, – потребовал он, чувствуя нарастающую боль. – Или я найду способ…
– Да, месье, – торопливо заверила его Мирель.
Она быстро принесла таз с водой и груду бинтов.
– Прошу вас, расстегните рубашку.
Рэнд с сомнением посмотрел на хрупкое создание, не решаясь спросить, не заденет ли это ее девичью скромность. Мирель, словно поняв его, нахмурилась.
– Я не упаду в обморок, месье, – тихо проговорила она.
Рэнд улыбнулся и с трудом начал снимать разорванную, пропитанную кровью рубаху. На широкой груди его играли блики неяркой свечи.
– Возможно, тебе будет неловко смотреть на это, – пробормотал он, сморщившись от боли, когда Мирель приложила мокрый холодный бинт к рваной ране.
– Хотите что-нибудь выпить, месье? Есть виски, и…
– Нет.
Помолчав, Мирель осторожно спросила:
– Кто-то хотел ограбить вас?
Рэнд кивнул.
– Именно ограбить и избавить от меня мадемуазель.
Мирель удивленно подняла брови, но удержалась от дальнейших расспросов. Приподняв повязку, она взглянула на рану.
Рэнд удивился ее деловитости и спокойствию; вряд ли она так уж часто видела кровь.., или полуобнаженного мужчину. Он хотел было спросить ее об этом, но раздумал.
– Перед тем как наложить повязку, я схожу за мазью, – сказала она.
– Если ты только обмолвишься о случившемся, – многозначительно напомнил ей Рэнд, – то пожалеешь об этом.
Глаза его светились в темноте, как две золотые монета!, лицо было усталым и осунувшимся.
– Обещаю вам молчать, – серьезно ответила Мирель и быстро вышла из комнаты.
Прошло два дня Рана действительно оказалась неглубокой и заживала с чудесной быстротой, так что Рэнд вскоре совсем забыл о ней. Сидя бессонными ночами возле Розали, он смотрел на ее изящные неподвижные черты, думал только о ней, не видя и не понимая больше ничего. Если б не Мирель, он бы совсем забыл о необходимости принимать пищу.
Сон его был призрачен, за исключением коротких периодов, когда усталость брала верх. Большую часть времени Рэнд бодрствовал и ждал.
На третий день, как только взошло солнце, Мирель подошла к нему. Ее темные глаза были полны сострадания.
– Месье, – тихо спросила она. – Не желаете ли чего-нибудь?
Рэнд посмотрел на нее отсутствующим взглядом.
– Так вы можете заболеть, – продолжала она, сжимая свои тонкие руки. – Может, вы хотите погулять., или принять ванну?
– Да, пожалуй. Распорядись, чтобы приготовили ванну.
– Месье.., вы не должны обеспокоить мадемуазель своим видом, когда она проснется. Вам необходимы отдых и еда.
– Когда она проснется, – задумчиво повторил он и печально улыбнулся. – Мирель, ты думаешь, она проснется?
Желая подбодрить его, но боясь сказать не правду, она начала что-то говорить и вдруг замолчала, беспомощно опустив руки Рэнд вздохнул.
– Если бы ты видела ее глаза… – рассеянно проговорил он. – Это самый темный оттенок голубого цвета, какой можно себе вообразить. Ночью они сияют, как сапфиры. Эти глаза никогда не лгут. Мирель, в них можно прочитать все ее мысли.
– Это, наверное, не очень удобно для нее? – спросила Мирель, слегка наклонив голову. Она почти привыкла к Рэнду и уже не боялась его: человек, который с такой нежностью заботится о другом, не может быть страшен.
– Для нее – нет, но зато очень удобно для меня.
Впервые открыто улыбнувшись ему, Мирель быстро вышла из комнаты.