Страница:
– Ты просто случайно вспомнил это, – тихо проговорил Рэнд. Он шел и думал о брате, об этой его уже укоренившейся пагубной привычке. Хорошо, когда ты часто выигрываешь, и совсем другое дело, если тебе постоянно не везет.
– Поверить не могу, что мы здесь! Мама, ты так добра! – Розали посмотрела наверх. Ложи были заполнены знатью. На запястьях, на груди, а также в волосах дам сверкали бриллианты. Платья их были полупрозрачные, белых и пастельных тонов, с глубокими декольте. "Как они могут носить их, нисколько не смущаясь?" – с удивлением думала Розали. – Мама, это просто чудо, что тебе удалось выпросить разрешение у леди Уинтроп! – воскликнула она.
Эмилия улыбнулась.
– Она, конечно, строгая, но не зверь же в самом деле!
Розали оставила при себе свое мнение на этот счет, решив, что сегодня пощадит баронессу. Да и что говорить, возможность забыться на пару часов, перенестись в другое время, в иную жизнь стоила всех перенесенных неприятностей, всех злобных выходок леди Уинтроп.
Между тем спектакль начался. Когда вышел актер Чарльз Кембл, публика затихла, все взоры устремились на сцену. В жизни его считали суетным и тщеславным человеком. Так, он мог отказаться играть Цезаря из-за какого-нибудь пустяка, только потому, например, что слишком короткая римская тога не прикрывала его ноги, а это ему почему-то не нравилось. На сцене же он был невероятие талантлив и драматичен. Роль Отелло ему особенно удавалась, в ней он был почти так же хорош, как знаменитый Гаррик в "Гамлете". Его лицо было тщательно загримировано, волосы черны как смоль, и вся его фигура выражала одновременно недоумение и отчаянную решимость. Он был похож на тот образ, который представляла себе Розали, читая Шекспира. Она в волнении сжала руку Эмилии, когда началась сцена обвинения несчастной Дездемоны. "Задую свет, сперва свечу задую, потом ее", – проговорил Отелло.
– Как же он может? – прошептала Розали. – Ведь у него нет никаких доказательств.
– Он слишком ослеплен любовью и не видит истины, – тихо ответила ей Эмилия.
Отелло бросился к Дездемоне, и вдруг случилось непредвиденное: из-за резкого движения свеча, стоявшая на столе, упала на пол, и язычок пламени коснулся бархатного занавеса. Действие продолжалось. Между тем драпировка начала медленно тлеть, и потянуло едким запахом гари.
По залу прокатился глухой ропот.
– Мама! – воскликнула Розали.
– Тише, тише, все обойдется, – успокоила Эмилия.
Тотчас на сцену выбежали рабочие и начали поливать занавес водой. Тем временем Отелло, задушив Дездемону, произносил длинный монолог, пытаясь отвлечь внимание публики от скандального происшествия. Но пламя разгоралось все сильнее. Вдруг бездыханная Дездемона, громко вскрикнув, бросилась вон со сцены.
И в ту же минуту страшная паника охватила всех. Люди вскакивали с мест и, отталкивая друг друга, бежали к выходу. Эмилия крепко взяла Розали за руку и увлекла за собой по боковому проходу между рядами.
– Не отставай! – крикнула она дочери, но голос ее был почти не слышен в толпе. Со всех сторон теснились люди, в дверях началась давка. От запаха дыма першило в горле, и Розали почувствовала, что задыхается.
– Мама! – крикнула она, видя, как толпа разделяет их, и в ту же минуту потеряла Эмилию из виду. Волосы ее растрепались, глаза расширились от ужаса при виде людей, затоптанных десятками ног.
Розали не помнила, как ее вынесло наружу… На улице, однако, царил настоящий хаос. К тому же здесь было полно бродяг и карманников, которые делали свое дело, пользуясь всеобщим замешательством.
– Ax! – Розали почувствовала, что кто-то вырывает у нее кошелек. – Помогите! – отчаянно закричала она.
Внезапно ее крепко сжала чья-то сильная рука. Она почувствовала отвратительный запах и содрогнулась от ужаса. Никогда еще мужчина не приближался к ней так близко. Розали изо всех сил вцепилась ногтями в руку незнакомца, и он, чертыхаясь, разжал пальцы. Что было сил побежала она по Хэмптон-стрит, поворачивая то вправо, то влево. Потом, услышав, что шаги затихли, остановилась и прижалась к стене, чтобы немного отдышаться. Все случившееся с ней напоминало кошмарный сон. Вдали слышались гам и крики о помощи. Розали заплакала, вспомнив об Эмилии. Только бы она осталась жива!
Услышав приближающийся топот и шумное дыхание, она похолодела, – это был он, ее преследователь! Теперь, вдали от людей, на незнакомой темной улице, Розали была совершенно беззащитна. Она вновь побежала. Длинное платье стесняло движения, а матерчатые туфли были слишком легкими для мощенных булыжниками улиц. Она знала, что находится в Ист-Энде, одном из самых бедных и грязных районов города. Канавы у обочины дороги были полны нечистот, в воздухе стоял запах гнили. Розали выбивалась из сил, у нее кололо в боку, и она то и дело прижимала руку к груди. Повернув в очередной раз в какой-то грязный переулок, она с ужасом поняла, что оказалась в тупике. Дальше бежать было некуда. Оглянувшись, Розали увидела своего обидчика.
– Не приближайтесь ко мне! У меня есть деньги, возьмите! – Но он, ничего не отвечая, шагнул к ней. У него были грубые, сильные руки, а на губах играла злорадная ухмылка. Розали сделала последнюю отчаянную попытку увернуться, но незнакомец больно схватил ее за волосы.
Грязный, дурно пахнущий, со злобным, бессмысленным взглядом, он походил на дикаря. Жестокость была для него средством выживания. Внезапно Розали услышала пьяные голоса и увидела компанию молодых людей в ярких нарядах, идущих по Флинт-стрит, Они, должно быть, направлялись в таверну, и это был ее последний шанс на спасение. Розали закричала, но оборванец с силой ударил ее, и она упала на мостовую прямо к ногам молодых повес.
– Что будем делать с этим подарком судьбы? – спросил один из них, глядя на девушку.
– Какая прелестная, – отозвался Рэнд, наклонившись, чтобы приподнять ее.
Розали была без сознания. Шелковые пряди ее каштановых волос падали на грязный тротуар. Рэнд внимательно всматривался в ее лицо. Запачканное грязью, оно все-таки было прекрасно, с правильными чертами и красиво очерченным чувственным ртом. И даже простенькое платье не могло скрыть прелестную фигурку девушки, с точеной талией и высокой грудью. Следы слез на ее щеках пробудили в нем жалость. Его приятели тем временем отчаянно спорили:
– Ставлю двадцать гиней, что он ее бросит.
– А я – двадцать пять, что эта крошка скрасит сегодня одиночество Беркли.
– Ставлю пятьдесят, что он хотел бы, да не сможет!
Крики и гам продолжались, а Рэнд между тем, усмехнувшись, поднял Розали. Случай бросил к его ногам эту девушку, почему же он должен отказываться?
Однако требовалось еще кое-что уладить.
– Будешь оспаривать у меня девчонку? – спокойно спросил он оборванца, стоящего в двух шагах.
– Она моя, – хрипло произнес тот, тупо глядя перед собой. – Я гнался за ней через весь Лондон.
– Ну вот тебе за труды. – Рэнд бросил ему гинею.
Бродяга ловко поймал монету, но продолжал стоять на месте.
– Теперь она моя, – тихо, но убедительно произнес Рэнд, и оборванец, потоптавшись еще немного, пошел наконец прочь.
– Ты мог бы найти красотку и за полгинеи, – заметил Джордж Сельвин, глядя на девушку.
– Ты забыл посчитать, чего мне будет стоять вычистить простыни от сажи, – громко захохотал Рэнд.
– Беркли, – снова начал Сельвин, стараясь не отстать от него. – Зачем тебе сейчас женщина, ты ведь должен готовиться к отъезду.
– Не беспокойся, я найду для нее врем".
– Слушай, окажи мне любезность, – не унимался Сельвин, – Пришли ее утром ко мне, а когда вернешься, я отдам тебе за это моих вороных. Высокие, черные, без единого светлого пятна.
Рэнд скептически взглянул на него.
– Если она так нужна тебе, то засчитай это в счет долга Коллина, – предложил он.
Джордж Сельвин вздохнул и нехотя согласился.
– Надеюсь, она будет стоить этих денег.
– Я тоже. – Рэнд заговорщически взглянул на приятеля.
Хотя девушка почти ничего не весила, нести ее было неудобно, и Рэнд положил ее на сиденье своего экипажа.
Она лежала без движения и не шевельнулась, даже когда он, добравшись до своей квартиры в квартале Беркли, внес ее в свою спальню.
Поначалу Рэнд хотел приказать слуге, чтобы тот вымыл его новое приобретение. Это был чрезвычайно преданный человек, никогда и ни при каких обстоятельствах не выдававший его тайн. Но, поразмыслив, Рэнд решил сделать это сам – она была такая хрупкая и такая маленькая, что страшно было выпустить ее из рук. Он положил ее на кровать и осторожно снял с нее платье. К его вящему удивлению, белье у девушки было безупречно чистым, хотя и не новым. Намочив полотенце водой из стоявшего рядом с кроватью белого фарфорового кувшина, Рэнд стер с ее лица сажу, и оно засияло атласным светом.
Ему так нравилось смотреть на ее черты даже сейчас, когда они были неподвижны. На ней была лишь тонкая батистовая сорочка, и тело ее восхитило женственностью.
"Что случилось с ней в эту ночь?" – думал он, осторожно смывая сажу с ее рук. Она явно не была проституткой, но и к знати, конечно, не принадлежала. Судя по ее рукам, она скорее всего выполняет какую-нибудь работу, впрочем, не слишком тяжелую. Рэнд дотронулся до ее волос с удивительным каштановым отливом.
– Милый мой ангел, как жаль, что ты без сознания, – прошептал он.
Неожиданно девушка слегка пошевелилась и открыла глаза. Она лежала на мягкой постели, в слабо освещенной комнате. Последнее, что она помнила, это глухой тупик и ее собственный оглушительный крик. Что же было потом?
А, должно быть, она дома и кто-то здесь рядом с ней. Девушка застонала.
– Мама? – прошептала она, но тут взгляд ее упал на мужчину, сидящего на краю постели.
Он не был красавцем – его смуглым, чуть грубоватым чертам лица не хватало утонченности, однако у него были совершенно удивительные глаза – зеленые с золотым оттенком, в котором растворялся холодный зеленый блеск.
Внезапно она почувствовала страшную слабость. Ну конечно, это всего лишь сон, ее всегдашние мечты и фантазии. Она закрыла глаза.
Глава 2
Утром, наливая в таз горячую воду из серебряного кувшина, Рэнд почувствовал на себе пристальный взгляд. Девушка смотрела на него глубокими, пронзительно-синими глазами.
– Доброе утро, – сказал Рэнд. Она молчала.
Намочив салфетку, он ловким движением отжал ее и приложил к лицу, не переставая с любопытством наблюдать за ней.
Тысячи мыслей проносились в ее голове в мучительных поисках объяснения, как и почему оказалась она в этой комнате вместе с незнакомым мужчиной. Вчера у "Ковент-Гардена" на нее напали, она побежала и оказалась недалеко от Флинт-стрит. Она звала на помощь, но проходившие мимо молодые люди не откликнулись на ее зов.
Был ли этот человек одним из них? Может, он заступился за нее? Она в упор смотрела на него, забыв, что это могло показаться весьма неприличным. Но он отнюдь не походил на доброго самаритянина! На вид ему было лет тридцать, и его можно было бы назвать даже красивым, если бы не слишком резкие черты лица – грубоватые скулы, широкий рот… Какой-то насмешливый эгоизм сквозил в его манерах, он ни о чем не спрашивал ее, а стало быть, ничуть не интересовался ее состоянием. Может быть, он ждал, что она поблагодарит его за спасение? Розали вдруг покраснела, увидев, что ее платье лежит на стуле в углу комнаты, а на ней ничего нет, кроме короткой сорочки.
Никогда прежде не оставалась она наедине с мужчиной, да еще полураздетая, в его постели! Сам же он невозмутимо расхаживал в небрежно накинутом на плечи халате. Тело его было очень сильным и мускулистым. Интересно, согласился бы он променять эту грубую мужественность на модную немощь, изысканную слабость? Что-то подсказало ей, что нет. Она удивленно посмотрела вокруг. Комната была обставлена роскошной мебелью, украшенной греческим орнаментом, пол устилал превосходный брюссельский ковер, а у камина над столом с витыми ножками висело венецианское зеркало. Если это все принадлежит ему, то он очень богатый человек, гораздо богаче, чем Уинтропы.
При этой мысли Розали похолодела: леди Уинтроп не простит ей этого никогда, она без сожалений выбросит их с Эмилией на улицу, точно так же как бедную Марту! Розали посмотрела в сторону окна: утро только начиналось. Леди Уинтроп спит почти до полудня, значит, есть еще слабая надежда успеть прийти до ее пробуждения… Ей нужно немедленно бежать домой!
– Интересно, – сказал незнакомец приятным голосом, – какие мысли так изменили выражение ваших милых глаз?
– Где я?
Он молча подошел к столу и взял чашку горячего душистого напитка, – Кто вы? Пожалуйста, скажите мне, что произошло вчера?
– Может, сначала выпьете чаю? Вам это нужно сейчас. – Поколебавшись, Розали взяла из его рук тонкую фарфоровую чашку. Она смотрела на незнакомца. Странные зеленовато-карие глаза его были полны какой-то прозрачности и блеска, а бронзовый загар оттенял их топазовую глубину. Почему, однако, он был таким смуглым? Знатные люди всегда следят за тем, чтобы кожа их оставалась бледной. Известно, например, что Георг II даже использовал пиявки, чтобы придать лицу благородную бледность. Наверное, этот человек был просто каким-нибудь морским офицером.
– Где я?
– В моей квартире на Беркли-сквер, – сказал он.
Розали облегченно вздохнула: это было совсем близко от Блумсбери, где она жила. Рэнд с нарастающим любопытством смотрел на нее, пораженный ее безупречной речью, свойственной только представителям высших слоев общества.
– Как вас зовут? – улыбнулся он, глядя на ее растрепанные шелковистые волосы. Но Розали молчала, ей было страшно. Она не могла довериться человеку, не узнав, кто он и как она попала сюда.
– Мне не хотелось бы отвечать, – тихо проговорила она.
– Тогда скажите, откуда вы?
– Я.., я бы не хотела говорить этого.
– Ну, если так, – заметил он с насмешливой улыбкой, – то я тоже не намерен что-либо рассказывать вам. А между тем мне показалось, что вам не терпится кое-что узнать.
– Меня зовут Розали, – поспешно ответила она, поняв, что надо быть чуточку сговорчивее.
– Розали… – повторил он, повернувшись к зеркалу на туалетном столике из красного дерева.
Солнце играло в его волосах, придавая каштановым прядям золотой блеск.
– Одно только имя?
– Вам не обязательно знать все.
– Что ж, согласен, – беззаботно ответил Рэнд, намыливая подбородок. – Но, зная о вас лишь полуправду, я отвечу вам тем же.
Он вынул из футляра бритву. Розали вздрогнула.
– Сэр, умоляю вас, скажите, почему я здесь?
Рэнд аккуратно провел лезвием по щеке, оставляя чистый след.
– Мы были свидетелями одной очень неприятной сцены, разыгравшейся вчера вечером на Флинт-стрит… И обстоятельства сложились так, что я не смог остаться безучастным.
– О, спасибо! Благодарю вас, мистер…
– Лорд Рэнделл Беркли.
"Нет, не может быть, – удивленно думала Розали. – Он, именно он, из всех мужчин Лондона!"
Что ж, внешне он вполне соответствовал тому образу, который нарисовала Элен, за исключением, может быть, того налета романтизма, которого в нем не было и следа.
Она представляла его себе весьма дерзким молодым человеком, этаким обаятельным повесой, а он был всего лишь холоден и надменен.
– Я слышала о вас, – призналась она.
– Не сомневаюсь. – Рэнд вытер лицо полотенцем.
"Ax, это вечное чувство собственного превосходства!" – с отвращением думала она. Розали откинула одеяло и встала с постели.
– Уже уходите? Так быстро?
– Мне нужно идти. – Все в ней отчетливо говорило о растущем отвращении к нему.
Рэнд оценивающе посмотрел на Розали, и взгляд его, казалось, проникал до костей.
– Идти? Куда? – спросил он.
– Мне…
– ..не хотелось бы говорить, – иронично закончил он. – Садитесь, все равно я не отпущу вас, пока кое-что не узнаю. – Это звучало поистине угрожающе, и Розали не двинулась с места. Всю жизнь Эмилия учила ее стараться поступать правильно в любой ситуации, но сейчас она растерялась. Бежать? Звать на помощь? Или быть вежливой с ним?
– Неужели нельзя обойтись без этого? – взмолилась она.
– Без того, чтобы удовлетворить мое любопытство? Конечно, нельзя.
– Простите, но у меня нет времени, – резко сказала она.
– А у меня тем более, – отрезал он. – Поговорим о вашем долге.
"Не стоит показывать ему, что я боюсь", – решила Розали.
– О моем долге? Что это?
– Всего лишь пара слов.
– Никаких слов! Я ничего не должна вам.
– Хорошенькое дело, твой дружок собирался вчера перерезать тебе горло…
Рэнд забыл добавить, что его приятели сами не прочь были оказаться на месте того бродяги. Воспринимать жизнь лишь как средство удовлетворения своих безрассудных капризов было правилом в их кругу. Это был довольно странный кодекс чести: во что бы то ни стало платить карточные долги, но не иметь ни капли простого сострадания.
– Вы дрались с ним? – удивленно спросила Розали. Неужели он так благороден, что рисковал из-за нее жизнью?
– Нет, я заплатил ему гинею за тебя.
– Как это мило, – сказала она, не в силах скрыть возмущения. – Приятно знать, что кто-то так ценит тебя.
Я поражена вашей безумной расточительностью!
В его глазах застыло удивление: оказывается, у этой малышки, кроме хорошенького личика, есть еще и характер!
– "Розали.., Petite fleur, vous devres cacher les epines".
"Цветок мой, спрячь свои шипы".
– Un avertisse ment tres appreciable, monsieur, – немедленно ответила она.
– В вас течет французская кровь? – спросил Рэнд. – Но вероятно, не голубая?
– Вероятно, нет.
Розали внимательно смотрела на него, пораженная чистотой его произношения, слишком правильного, чтобы можно было считать его результатом школьных занятий.
Может, в нем тоже есть галльская кровь? Да нет, конечно же, он настоящий англичанин, высокий, широкоплечий, без этой субтильности и покладистости, свойственной французам.
– А еще вы должны мне за ночлег в моем доме, – заметил Рэнд.
– Что? – проговорила Розали упавшим голосом. Только теперь она поняла, что спала в одной постели с ним. Репутация ее была безнадежно подорвана.
– Между прочим, вы всю ночь ужасно ворочались и толкали меня. Едва ли вас можно назвать подходящим партнером.
– Да я сама никогда не выбрала бы вас!
В горле у нее стояли слезы. Вероятно, все это было не правдой, сном. Живя тихой, размеренной жизнью, Розали и предположить не могла, в какой двусмысленной ситуации может вдруг оказаться… Она отвернулась, пытаясь скрыть смущение.
– Ну что ж, я вчера уже имел счастье наблюдать ваш выбор, – сказал Рэнд, внимательно следя за каждым ее движением.
Не отвечая, Розали взяла платье и стала одеваться.
– Но меня это нисколько не волнует, уверяю вас. – сказал он, откладывая в сторону бритвенный прибор.
Розали вздрогнула.
– Попрошу вас отвернуться, – холодно сказала она. – Я привыкла одеваться без свидетелей.
Рэнд скользнул взглядом по водопаду шелковых волос, слишком тяжелых для такой нежной шеи, по фигуре со стройными красивыми ногами и усмехнулся, поняв вдруг, что хочет близости с ней и желание это возрастает с каждой минутой.
– Прелестный цветок, спрячь свои острые шипы и оставь в покое платье – я предпочитаю смотреть на тебя без него.
Розали поняла, что он собирается делать, и сердце те бешено заколотилось.
– Порядочный человек никогда не воспользуется слабостью другого…
– Согласен. Но я привык получать то, что мне причитается.
– Я верну вам вашу гинею. – Розали быстро застегнула платье и успела отскочить в сторону при его приближении.
Немая мольба светилась в сапфировой глубине ее глаз.
– Не только деньги. А время?
– Чего же вы хотите?
– Несколько минут вашего внимания, – усмехнулся он.
Розали, ловко увернувшись, отбежала в другой конец комнаты.
– Иди сюда, нечего изображать из себя недотрогу. Многие говорили мне, что мое общество весьма приятно.
– Ты не притронешься ко мне, уж лучше бы я стала жертвой того бродяги!
Отступая, она задела туалетный столик, и тут внезапная мысль осенила ее: где-то здесь была бритва… Она попробует напугать его, и это поможет ей бежать!
– Вот как! Ты, значит, предпочитаешь своего вчерашнего дружка. Похоже, мы с ним испытываем к тебе одинаковые чувства. Но если результат известен, то способы его достижения немного разнятся. Если я, конечно, не слишком переусердствовал в своем ухаживании…
– Боюсь, что так.
– Не торопись, позднее ты ощенишь все иначе.
Розали наконец увидела бритву и, прежде чем Рэнд успел что-либо предпринять, схватила ее.
– Не подходи, если не хочешь, чтобы я еще раз тебя побрила, – сказала она звенящим от волнения голосом. – Предупреждаю, я не так аккуратна, как ты.
Страшно было наблюдать, как изменилось выражение. его лица, исчезли игривость и шутливый тон.
– Хорошее предложение. Ну, давай, действуй.
Розали посмотрела на лезвие, и в ту же минуту Рэнд крепко сжал ее запястье, легко повернул его, и она почувствовала, как холодная сталь коснулась ее собственной шеи.
– Пошел прочь, я ненавижу тебя!
Улыбнувшись, он так сильно прижал ее к себе, что она не могла пошевелиться.
– Мне наплевать, ценишь ли ты мою шкуру, но лично мне она дорога. Не знаю, правда, как ты относишься к своей… Отдай сюда эту штуку, слышишь!
Она с ненавистью смотрела на него, не выпуская бритву из рук.
– Отдай, – настойчиво повторил Рэнд, и Розали слегка разжала руку. Движение было неловким, и бритва скользнула по ее шее. На коже тотчас выступило несколько капель крови Розали бросила оружие, глаза ее были полны слез.
– Не часто приходится встречать такое безрассудство, – спокойно заметил Рэнд, доставая шелковый платок.
– Что вы собираетесь делать? Хотите задушить меня?
– На твоем месте я был бы поосторожнее с подобными предположениями.
Он аккуратно обернул платок вокруг ее шеи.
– Розали… Я буду обращаться с тобой очень хорошо, – тихо сказал он. Рэнд прекрасно знал, что его общество всегда привлекало женщин. Почему же с этой ничего не получается? Или это только хитрость, игра?
– Я не дура, чтобы верить тебе, – сказала она и с размаху ударила его по руке.
Злой огонь вспыхнул в глазах Рэнда, он обнял ее и припал губами к ее сжатому рту.
– Нет, – простонала Розали, не в силах сопротивляться.
Повалив ее на постель, он одним рывком сбросил с себя халат.
– Я горничная леди Уинтроп, компаньонка ее дочери!
– Мне наплевать, будь ты хоть фавориткой принцессы Уэльской, – пробормотал Рэнд, крепко сжав запястья ее раскинутых в стороны рук. Его тело больно давило на грудь Розали. Страх охватил ее, пульс бешено колотился, мысли путались.
– Не делай этого, ты же можешь найти себе любую, – задыхаясь, говорила она, но Рэнд не слушал ее, он был нетерпелив, а легкий аромат ее тела пробуждал в нем давно забытые чувства. – Отпусти меня, я девственница, – прошептала она последний свой аргумент, и Рэнд вдруг замер.
Взгляды их встретились.
"Это не правда, – думал он. – С такой смазливой внешностью – и девственница? Хорошенькая горничная всегда желанная добыча для мужчин любого сословия".
– Ты врешь, – равнодушно проговорил он.
Ослепленный желанием, Рэнд действительно не верил, что это может быть правдой.
Она, верно, боится не получить должного вознаграждения или просто пытается посильнее разжечь его страсть.
Он давно привык к таким уловкам.
– Но это так!
– Значит, – беззаботно ответил он, – я должен убедиться в этом.
Розали пыталась бороться с ним, но остановить его было невозможно. Он сорвал с нее платье, заставив дрожать от холода и страха при свете ослепительного дня. Погладив ее нежной теплой рукой, Рэнд коснулся губами ее груди. Как она могла противостоять ему, будучи несравнимо слабее? Его же большое крепкое тело было просто создано для агрессии.
"Я не верю, что это случится", – думала Розали, замирая от стыда, когда представляла себя нагую, лежащую на измятой постели в объятиях мужчины.
– Это ужасно, – простонала она.
– Если ты расслабишься, все будет хорошо, – мягко сказал Рэнд, скользнув рукой по ее телу, Розали почувствовала соблазнительный запах его кожи, смешанный с сандаловым ароматом.
– Нет! – задыхалась она, в то время как странная, непостижимая ласка становилась все смелее и настойчивее. Наконец слезы унижения потекли из глаз Розали. – Когда же ты остановишься?
Услышав это, он отбросил все попытки сделать неизбежное более приятным для нее.
– Ты предпочитаешь поскорее перейти к делу? Что ж, я должен угождать тебе.
И прежде чем она успела понять что-либо, с силой овладел ею. От неожиданной резкой боли Розали застонала. Рэнд прошептал ей какие-то ласковые слова. Он вдруг стал неподвижен, держа ее лицо в своих ладонях, но Розали не смотрела на него. Она не хотела принадлежать ему и не нуждалась в его утешениях. Когда желание стало уступать место раскаянию, поведение Рэнда враз изменилось. Он сделался чрезвычайно нежен, пытаясь смягчить ее скованность своими прикосновениями и тихо целуя заплаканное лицо. Но Розали была безутешна: душу ее растоптали, внутренний огонь сжигает все ее тело.
* * *
Розали уселась на свое место, радостно оглядываясь по сторонам. Неужели она в самом деле в "Ковент-Гардене"?– Поверить не могу, что мы здесь! Мама, ты так добра! – Розали посмотрела наверх. Ложи были заполнены знатью. На запястьях, на груди, а также в волосах дам сверкали бриллианты. Платья их были полупрозрачные, белых и пастельных тонов, с глубокими декольте. "Как они могут носить их, нисколько не смущаясь?" – с удивлением думала Розали. – Мама, это просто чудо, что тебе удалось выпросить разрешение у леди Уинтроп! – воскликнула она.
Эмилия улыбнулась.
– Она, конечно, строгая, но не зверь же в самом деле!
Розали оставила при себе свое мнение на этот счет, решив, что сегодня пощадит баронессу. Да и что говорить, возможность забыться на пару часов, перенестись в другое время, в иную жизнь стоила всех перенесенных неприятностей, всех злобных выходок леди Уинтроп.
Между тем спектакль начался. Когда вышел актер Чарльз Кембл, публика затихла, все взоры устремились на сцену. В жизни его считали суетным и тщеславным человеком. Так, он мог отказаться играть Цезаря из-за какого-нибудь пустяка, только потому, например, что слишком короткая римская тога не прикрывала его ноги, а это ему почему-то не нравилось. На сцене же он был невероятие талантлив и драматичен. Роль Отелло ему особенно удавалась, в ней он был почти так же хорош, как знаменитый Гаррик в "Гамлете". Его лицо было тщательно загримировано, волосы черны как смоль, и вся его фигура выражала одновременно недоумение и отчаянную решимость. Он был похож на тот образ, который представляла себе Розали, читая Шекспира. Она в волнении сжала руку Эмилии, когда началась сцена обвинения несчастной Дездемоны. "Задую свет, сперва свечу задую, потом ее", – проговорил Отелло.
– Как же он может? – прошептала Розали. – Ведь у него нет никаких доказательств.
– Он слишком ослеплен любовью и не видит истины, – тихо ответила ей Эмилия.
Отелло бросился к Дездемоне, и вдруг случилось непредвиденное: из-за резкого движения свеча, стоявшая на столе, упала на пол, и язычок пламени коснулся бархатного занавеса. Действие продолжалось. Между тем драпировка начала медленно тлеть, и потянуло едким запахом гари.
По залу прокатился глухой ропот.
– Мама! – воскликнула Розали.
– Тише, тише, все обойдется, – успокоила Эмилия.
Тотчас на сцену выбежали рабочие и начали поливать занавес водой. Тем временем Отелло, задушив Дездемону, произносил длинный монолог, пытаясь отвлечь внимание публики от скандального происшествия. Но пламя разгоралось все сильнее. Вдруг бездыханная Дездемона, громко вскрикнув, бросилась вон со сцены.
И в ту же минуту страшная паника охватила всех. Люди вскакивали с мест и, отталкивая друг друга, бежали к выходу. Эмилия крепко взяла Розали за руку и увлекла за собой по боковому проходу между рядами.
– Не отставай! – крикнула она дочери, но голос ее был почти не слышен в толпе. Со всех сторон теснились люди, в дверях началась давка. От запаха дыма першило в горле, и Розали почувствовала, что задыхается.
– Мама! – крикнула она, видя, как толпа разделяет их, и в ту же минуту потеряла Эмилию из виду. Волосы ее растрепались, глаза расширились от ужаса при виде людей, затоптанных десятками ног.
Розали не помнила, как ее вынесло наружу… На улице, однако, царил настоящий хаос. К тому же здесь было полно бродяг и карманников, которые делали свое дело, пользуясь всеобщим замешательством.
– Ax! – Розали почувствовала, что кто-то вырывает у нее кошелек. – Помогите! – отчаянно закричала она.
Внезапно ее крепко сжала чья-то сильная рука. Она почувствовала отвратительный запах и содрогнулась от ужаса. Никогда еще мужчина не приближался к ней так близко. Розали изо всех сил вцепилась ногтями в руку незнакомца, и он, чертыхаясь, разжал пальцы. Что было сил побежала она по Хэмптон-стрит, поворачивая то вправо, то влево. Потом, услышав, что шаги затихли, остановилась и прижалась к стене, чтобы немного отдышаться. Все случившееся с ней напоминало кошмарный сон. Вдали слышались гам и крики о помощи. Розали заплакала, вспомнив об Эмилии. Только бы она осталась жива!
Услышав приближающийся топот и шумное дыхание, она похолодела, – это был он, ее преследователь! Теперь, вдали от людей, на незнакомой темной улице, Розали была совершенно беззащитна. Она вновь побежала. Длинное платье стесняло движения, а матерчатые туфли были слишком легкими для мощенных булыжниками улиц. Она знала, что находится в Ист-Энде, одном из самых бедных и грязных районов города. Канавы у обочины дороги были полны нечистот, в воздухе стоял запах гнили. Розали выбивалась из сил, у нее кололо в боку, и она то и дело прижимала руку к груди. Повернув в очередной раз в какой-то грязный переулок, она с ужасом поняла, что оказалась в тупике. Дальше бежать было некуда. Оглянувшись, Розали увидела своего обидчика.
– Не приближайтесь ко мне! У меня есть деньги, возьмите! – Но он, ничего не отвечая, шагнул к ней. У него были грубые, сильные руки, а на губах играла злорадная ухмылка. Розали сделала последнюю отчаянную попытку увернуться, но незнакомец больно схватил ее за волосы.
Грязный, дурно пахнущий, со злобным, бессмысленным взглядом, он походил на дикаря. Жестокость была для него средством выживания. Внезапно Розали услышала пьяные голоса и увидела компанию молодых людей в ярких нарядах, идущих по Флинт-стрит, Они, должно быть, направлялись в таверну, и это был ее последний шанс на спасение. Розали закричала, но оборванец с силой ударил ее, и она упала на мостовую прямо к ногам молодых повес.
– Что будем делать с этим подарком судьбы? – спросил один из них, глядя на девушку.
– Какая прелестная, – отозвался Рэнд, наклонившись, чтобы приподнять ее.
Розали была без сознания. Шелковые пряди ее каштановых волос падали на грязный тротуар. Рэнд внимательно всматривался в ее лицо. Запачканное грязью, оно все-таки было прекрасно, с правильными чертами и красиво очерченным чувственным ртом. И даже простенькое платье не могло скрыть прелестную фигурку девушки, с точеной талией и высокой грудью. Следы слез на ее щеках пробудили в нем жалость. Его приятели тем временем отчаянно спорили:
– Ставлю двадцать гиней, что он ее бросит.
– А я – двадцать пять, что эта крошка скрасит сегодня одиночество Беркли.
– Ставлю пятьдесят, что он хотел бы, да не сможет!
Крики и гам продолжались, а Рэнд между тем, усмехнувшись, поднял Розали. Случай бросил к его ногам эту девушку, почему же он должен отказываться?
Однако требовалось еще кое-что уладить.
– Будешь оспаривать у меня девчонку? – спокойно спросил он оборванца, стоящего в двух шагах.
– Она моя, – хрипло произнес тот, тупо глядя перед собой. – Я гнался за ней через весь Лондон.
– Ну вот тебе за труды. – Рэнд бросил ему гинею.
Бродяга ловко поймал монету, но продолжал стоять на месте.
– Теперь она моя, – тихо, но убедительно произнес Рэнд, и оборванец, потоптавшись еще немного, пошел наконец прочь.
– Ты мог бы найти красотку и за полгинеи, – заметил Джордж Сельвин, глядя на девушку.
– Ты забыл посчитать, чего мне будет стоять вычистить простыни от сажи, – громко захохотал Рэнд.
– Беркли, – снова начал Сельвин, стараясь не отстать от него. – Зачем тебе сейчас женщина, ты ведь должен готовиться к отъезду.
– Не беспокойся, я найду для нее врем".
– Слушай, окажи мне любезность, – не унимался Сельвин, – Пришли ее утром ко мне, а когда вернешься, я отдам тебе за это моих вороных. Высокие, черные, без единого светлого пятна.
Рэнд скептически взглянул на него.
– Если она так нужна тебе, то засчитай это в счет долга Коллина, – предложил он.
Джордж Сельвин вздохнул и нехотя согласился.
– Надеюсь, она будет стоить этих денег.
– Я тоже. – Рэнд заговорщически взглянул на приятеля.
Хотя девушка почти ничего не весила, нести ее было неудобно, и Рэнд положил ее на сиденье своего экипажа.
Она лежала без движения и не шевельнулась, даже когда он, добравшись до своей квартиры в квартале Беркли, внес ее в свою спальню.
Поначалу Рэнд хотел приказать слуге, чтобы тот вымыл его новое приобретение. Это был чрезвычайно преданный человек, никогда и ни при каких обстоятельствах не выдававший его тайн. Но, поразмыслив, Рэнд решил сделать это сам – она была такая хрупкая и такая маленькая, что страшно было выпустить ее из рук. Он положил ее на кровать и осторожно снял с нее платье. К его вящему удивлению, белье у девушки было безупречно чистым, хотя и не новым. Намочив полотенце водой из стоявшего рядом с кроватью белого фарфорового кувшина, Рэнд стер с ее лица сажу, и оно засияло атласным светом.
Ему так нравилось смотреть на ее черты даже сейчас, когда они были неподвижны. На ней была лишь тонкая батистовая сорочка, и тело ее восхитило женственностью.
"Что случилось с ней в эту ночь?" – думал он, осторожно смывая сажу с ее рук. Она явно не была проституткой, но и к знати, конечно, не принадлежала. Судя по ее рукам, она скорее всего выполняет какую-нибудь работу, впрочем, не слишком тяжелую. Рэнд дотронулся до ее волос с удивительным каштановым отливом.
– Милый мой ангел, как жаль, что ты без сознания, – прошептал он.
Неожиданно девушка слегка пошевелилась и открыла глаза. Она лежала на мягкой постели, в слабо освещенной комнате. Последнее, что она помнила, это глухой тупик и ее собственный оглушительный крик. Что же было потом?
А, должно быть, она дома и кто-то здесь рядом с ней. Девушка застонала.
– Мама? – прошептала она, но тут взгляд ее упал на мужчину, сидящего на краю постели.
Он не был красавцем – его смуглым, чуть грубоватым чертам лица не хватало утонченности, однако у него были совершенно удивительные глаза – зеленые с золотым оттенком, в котором растворялся холодный зеленый блеск.
Внезапно она почувствовала страшную слабость. Ну конечно, это всего лишь сон, ее всегдашние мечты и фантазии. Она закрыла глаза.
Глава 2
Если ты всего лишь милая греза,
Я прошу тебя, воплотись!
Теннисок
Утром, наливая в таз горячую воду из серебряного кувшина, Рэнд почувствовал на себе пристальный взгляд. Девушка смотрела на него глубокими, пронзительно-синими глазами.
– Доброе утро, – сказал Рэнд. Она молчала.
Намочив салфетку, он ловким движением отжал ее и приложил к лицу, не переставая с любопытством наблюдать за ней.
Тысячи мыслей проносились в ее голове в мучительных поисках объяснения, как и почему оказалась она в этой комнате вместе с незнакомым мужчиной. Вчера у "Ковент-Гардена" на нее напали, она побежала и оказалась недалеко от Флинт-стрит. Она звала на помощь, но проходившие мимо молодые люди не откликнулись на ее зов.
Был ли этот человек одним из них? Может, он заступился за нее? Она в упор смотрела на него, забыв, что это могло показаться весьма неприличным. Но он отнюдь не походил на доброго самаритянина! На вид ему было лет тридцать, и его можно было бы назвать даже красивым, если бы не слишком резкие черты лица – грубоватые скулы, широкий рот… Какой-то насмешливый эгоизм сквозил в его манерах, он ни о чем не спрашивал ее, а стало быть, ничуть не интересовался ее состоянием. Может быть, он ждал, что она поблагодарит его за спасение? Розали вдруг покраснела, увидев, что ее платье лежит на стуле в углу комнаты, а на ней ничего нет, кроме короткой сорочки.
Никогда прежде не оставалась она наедине с мужчиной, да еще полураздетая, в его постели! Сам же он невозмутимо расхаживал в небрежно накинутом на плечи халате. Тело его было очень сильным и мускулистым. Интересно, согласился бы он променять эту грубую мужественность на модную немощь, изысканную слабость? Что-то подсказало ей, что нет. Она удивленно посмотрела вокруг. Комната была обставлена роскошной мебелью, украшенной греческим орнаментом, пол устилал превосходный брюссельский ковер, а у камина над столом с витыми ножками висело венецианское зеркало. Если это все принадлежит ему, то он очень богатый человек, гораздо богаче, чем Уинтропы.
При этой мысли Розали похолодела: леди Уинтроп не простит ей этого никогда, она без сожалений выбросит их с Эмилией на улицу, точно так же как бедную Марту! Розали посмотрела в сторону окна: утро только начиналось. Леди Уинтроп спит почти до полудня, значит, есть еще слабая надежда успеть прийти до ее пробуждения… Ей нужно немедленно бежать домой!
– Интересно, – сказал незнакомец приятным голосом, – какие мысли так изменили выражение ваших милых глаз?
– Где я?
Он молча подошел к столу и взял чашку горячего душистого напитка, – Кто вы? Пожалуйста, скажите мне, что произошло вчера?
– Может, сначала выпьете чаю? Вам это нужно сейчас. – Поколебавшись, Розали взяла из его рук тонкую фарфоровую чашку. Она смотрела на незнакомца. Странные зеленовато-карие глаза его были полны какой-то прозрачности и блеска, а бронзовый загар оттенял их топазовую глубину. Почему, однако, он был таким смуглым? Знатные люди всегда следят за тем, чтобы кожа их оставалась бледной. Известно, например, что Георг II даже использовал пиявки, чтобы придать лицу благородную бледность. Наверное, этот человек был просто каким-нибудь морским офицером.
– Где я?
– В моей квартире на Беркли-сквер, – сказал он.
Розали облегченно вздохнула: это было совсем близко от Блумсбери, где она жила. Рэнд с нарастающим любопытством смотрел на нее, пораженный ее безупречной речью, свойственной только представителям высших слоев общества.
– Как вас зовут? – улыбнулся он, глядя на ее растрепанные шелковистые волосы. Но Розали молчала, ей было страшно. Она не могла довериться человеку, не узнав, кто он и как она попала сюда.
– Мне не хотелось бы отвечать, – тихо проговорила она.
– Тогда скажите, откуда вы?
– Я.., я бы не хотела говорить этого.
– Ну, если так, – заметил он с насмешливой улыбкой, – то я тоже не намерен что-либо рассказывать вам. А между тем мне показалось, что вам не терпится кое-что узнать.
– Меня зовут Розали, – поспешно ответила она, поняв, что надо быть чуточку сговорчивее.
– Розали… – повторил он, повернувшись к зеркалу на туалетном столике из красного дерева.
Солнце играло в его волосах, придавая каштановым прядям золотой блеск.
– Одно только имя?
– Вам не обязательно знать все.
– Что ж, согласен, – беззаботно ответил Рэнд, намыливая подбородок. – Но, зная о вас лишь полуправду, я отвечу вам тем же.
Он вынул из футляра бритву. Розали вздрогнула.
– Сэр, умоляю вас, скажите, почему я здесь?
Рэнд аккуратно провел лезвием по щеке, оставляя чистый след.
– Мы были свидетелями одной очень неприятной сцены, разыгравшейся вчера вечером на Флинт-стрит… И обстоятельства сложились так, что я не смог остаться безучастным.
– О, спасибо! Благодарю вас, мистер…
– Лорд Рэнделл Беркли.
"Нет, не может быть, – удивленно думала Розали. – Он, именно он, из всех мужчин Лондона!"
Что ж, внешне он вполне соответствовал тому образу, который нарисовала Элен, за исключением, может быть, того налета романтизма, которого в нем не было и следа.
Она представляла его себе весьма дерзким молодым человеком, этаким обаятельным повесой, а он был всего лишь холоден и надменен.
– Я слышала о вас, – призналась она.
– Не сомневаюсь. – Рэнд вытер лицо полотенцем.
"Ax, это вечное чувство собственного превосходства!" – с отвращением думала она. Розали откинула одеяло и встала с постели.
– Уже уходите? Так быстро?
– Мне нужно идти. – Все в ней отчетливо говорило о растущем отвращении к нему.
Рэнд оценивающе посмотрел на Розали, и взгляд его, казалось, проникал до костей.
– Идти? Куда? – спросил он.
– Мне…
– ..не хотелось бы говорить, – иронично закончил он. – Садитесь, все равно я не отпущу вас, пока кое-что не узнаю. – Это звучало поистине угрожающе, и Розали не двинулась с места. Всю жизнь Эмилия учила ее стараться поступать правильно в любой ситуации, но сейчас она растерялась. Бежать? Звать на помощь? Или быть вежливой с ним?
– Неужели нельзя обойтись без этого? – взмолилась она.
– Без того, чтобы удовлетворить мое любопытство? Конечно, нельзя.
– Простите, но у меня нет времени, – резко сказала она.
– А у меня тем более, – отрезал он. – Поговорим о вашем долге.
"Не стоит показывать ему, что я боюсь", – решила Розали.
– О моем долге? Что это?
– Всего лишь пара слов.
– Никаких слов! Я ничего не должна вам.
– Хорошенькое дело, твой дружок собирался вчера перерезать тебе горло…
Рэнд забыл добавить, что его приятели сами не прочь были оказаться на месте того бродяги. Воспринимать жизнь лишь как средство удовлетворения своих безрассудных капризов было правилом в их кругу. Это был довольно странный кодекс чести: во что бы то ни стало платить карточные долги, но не иметь ни капли простого сострадания.
– Вы дрались с ним? – удивленно спросила Розали. Неужели он так благороден, что рисковал из-за нее жизнью?
– Нет, я заплатил ему гинею за тебя.
– Как это мило, – сказала она, не в силах скрыть возмущения. – Приятно знать, что кто-то так ценит тебя.
Я поражена вашей безумной расточительностью!
В его глазах застыло удивление: оказывается, у этой малышки, кроме хорошенького личика, есть еще и характер!
– "Розали.., Petite fleur, vous devres cacher les epines".
"Цветок мой, спрячь свои шипы".
– Un avertisse ment tres appreciable, monsieur, – немедленно ответила она.
– В вас течет французская кровь? – спросил Рэнд. – Но вероятно, не голубая?
– Вероятно, нет.
Розали внимательно смотрела на него, пораженная чистотой его произношения, слишком правильного, чтобы можно было считать его результатом школьных занятий.
Может, в нем тоже есть галльская кровь? Да нет, конечно же, он настоящий англичанин, высокий, широкоплечий, без этой субтильности и покладистости, свойственной французам.
– А еще вы должны мне за ночлег в моем доме, – заметил Рэнд.
– Что? – проговорила Розали упавшим голосом. Только теперь она поняла, что спала в одной постели с ним. Репутация ее была безнадежно подорвана.
– Между прочим, вы всю ночь ужасно ворочались и толкали меня. Едва ли вас можно назвать подходящим партнером.
– Да я сама никогда не выбрала бы вас!
В горле у нее стояли слезы. Вероятно, все это было не правдой, сном. Живя тихой, размеренной жизнью, Розали и предположить не могла, в какой двусмысленной ситуации может вдруг оказаться… Она отвернулась, пытаясь скрыть смущение.
– Ну что ж, я вчера уже имел счастье наблюдать ваш выбор, – сказал Рэнд, внимательно следя за каждым ее движением.
Не отвечая, Розали взяла платье и стала одеваться.
– Но меня это нисколько не волнует, уверяю вас. – сказал он, откладывая в сторону бритвенный прибор.
Розали вздрогнула.
– Попрошу вас отвернуться, – холодно сказала она. – Я привыкла одеваться без свидетелей.
Рэнд скользнул взглядом по водопаду шелковых волос, слишком тяжелых для такой нежной шеи, по фигуре со стройными красивыми ногами и усмехнулся, поняв вдруг, что хочет близости с ней и желание это возрастает с каждой минутой.
– Прелестный цветок, спрячь свои острые шипы и оставь в покое платье – я предпочитаю смотреть на тебя без него.
Розали поняла, что он собирается делать, и сердце те бешено заколотилось.
– Порядочный человек никогда не воспользуется слабостью другого…
– Согласен. Но я привык получать то, что мне причитается.
– Я верну вам вашу гинею. – Розали быстро застегнула платье и успела отскочить в сторону при его приближении.
Немая мольба светилась в сапфировой глубине ее глаз.
– Не только деньги. А время?
– Чего же вы хотите?
– Несколько минут вашего внимания, – усмехнулся он.
Розали, ловко увернувшись, отбежала в другой конец комнаты.
– Иди сюда, нечего изображать из себя недотрогу. Многие говорили мне, что мое общество весьма приятно.
– Ты не притронешься ко мне, уж лучше бы я стала жертвой того бродяги!
Отступая, она задела туалетный столик, и тут внезапная мысль осенила ее: где-то здесь была бритва… Она попробует напугать его, и это поможет ей бежать!
– Вот как! Ты, значит, предпочитаешь своего вчерашнего дружка. Похоже, мы с ним испытываем к тебе одинаковые чувства. Но если результат известен, то способы его достижения немного разнятся. Если я, конечно, не слишком переусердствовал в своем ухаживании…
– Боюсь, что так.
– Не торопись, позднее ты ощенишь все иначе.
Розали наконец увидела бритву и, прежде чем Рэнд успел что-либо предпринять, схватила ее.
– Не подходи, если не хочешь, чтобы я еще раз тебя побрила, – сказала она звенящим от волнения голосом. – Предупреждаю, я не так аккуратна, как ты.
Страшно было наблюдать, как изменилось выражение. его лица, исчезли игривость и шутливый тон.
– Хорошее предложение. Ну, давай, действуй.
Розали посмотрела на лезвие, и в ту же минуту Рэнд крепко сжал ее запястье, легко повернул его, и она почувствовала, как холодная сталь коснулась ее собственной шеи.
– Пошел прочь, я ненавижу тебя!
Улыбнувшись, он так сильно прижал ее к себе, что она не могла пошевелиться.
– Мне наплевать, ценишь ли ты мою шкуру, но лично мне она дорога. Не знаю, правда, как ты относишься к своей… Отдай сюда эту штуку, слышишь!
Она с ненавистью смотрела на него, не выпуская бритву из рук.
– Отдай, – настойчиво повторил Рэнд, и Розали слегка разжала руку. Движение было неловким, и бритва скользнула по ее шее. На коже тотчас выступило несколько капель крови Розали бросила оружие, глаза ее были полны слез.
– Не часто приходится встречать такое безрассудство, – спокойно заметил Рэнд, доставая шелковый платок.
– Что вы собираетесь делать? Хотите задушить меня?
– На твоем месте я был бы поосторожнее с подобными предположениями.
Он аккуратно обернул платок вокруг ее шеи.
– Розали… Я буду обращаться с тобой очень хорошо, – тихо сказал он. Рэнд прекрасно знал, что его общество всегда привлекало женщин. Почему же с этой ничего не получается? Или это только хитрость, игра?
– Я не дура, чтобы верить тебе, – сказала она и с размаху ударила его по руке.
Злой огонь вспыхнул в глазах Рэнда, он обнял ее и припал губами к ее сжатому рту.
– Нет, – простонала Розали, не в силах сопротивляться.
Повалив ее на постель, он одним рывком сбросил с себя халат.
– Я горничная леди Уинтроп, компаньонка ее дочери!
– Мне наплевать, будь ты хоть фавориткой принцессы Уэльской, – пробормотал Рэнд, крепко сжав запястья ее раскинутых в стороны рук. Его тело больно давило на грудь Розали. Страх охватил ее, пульс бешено колотился, мысли путались.
– Не делай этого, ты же можешь найти себе любую, – задыхаясь, говорила она, но Рэнд не слушал ее, он был нетерпелив, а легкий аромат ее тела пробуждал в нем давно забытые чувства. – Отпусти меня, я девственница, – прошептала она последний свой аргумент, и Рэнд вдруг замер.
Взгляды их встретились.
"Это не правда, – думал он. – С такой смазливой внешностью – и девственница? Хорошенькая горничная всегда желанная добыча для мужчин любого сословия".
– Ты врешь, – равнодушно проговорил он.
Ослепленный желанием, Рэнд действительно не верил, что это может быть правдой.
Она, верно, боится не получить должного вознаграждения или просто пытается посильнее разжечь его страсть.
Он давно привык к таким уловкам.
– Но это так!
– Значит, – беззаботно ответил он, – я должен убедиться в этом.
Розали пыталась бороться с ним, но остановить его было невозможно. Он сорвал с нее платье, заставив дрожать от холода и страха при свете ослепительного дня. Погладив ее нежной теплой рукой, Рэнд коснулся губами ее груди. Как она могла противостоять ему, будучи несравнимо слабее? Его же большое крепкое тело было просто создано для агрессии.
"Я не верю, что это случится", – думала Розали, замирая от стыда, когда представляла себя нагую, лежащую на измятой постели в объятиях мужчины.
– Это ужасно, – простонала она.
– Если ты расслабишься, все будет хорошо, – мягко сказал Рэнд, скользнув рукой по ее телу, Розали почувствовала соблазнительный запах его кожи, смешанный с сандаловым ароматом.
– Нет! – задыхалась она, в то время как странная, непостижимая ласка становилась все смелее и настойчивее. Наконец слезы унижения потекли из глаз Розали. – Когда же ты остановишься?
Услышав это, он отбросил все попытки сделать неизбежное более приятным для нее.
– Ты предпочитаешь поскорее перейти к делу? Что ж, я должен угождать тебе.
И прежде чем она успела понять что-либо, с силой овладел ею. От неожиданной резкой боли Розали застонала. Рэнд прошептал ей какие-то ласковые слова. Он вдруг стал неподвижен, держа ее лицо в своих ладонях, но Розали не смотрела на него. Она не хотела принадлежать ему и не нуждалась в его утешениях. Когда желание стало уступать место раскаянию, поведение Рэнда враз изменилось. Он сделался чрезвычайно нежен, пытаясь смягчить ее скованность своими прикосновениями и тихо целуя заплаканное лицо. Но Розали была безутешна: душу ее растоптали, внутренний огонь сжигает все ее тело.