Страница:
– Конечно, я понимаю, что вы предпочитаете думать, что я, очарованный вашей красотой, воспользуюсь любым удобным случаем…
– Да нет же! Выметайтесь отсюда!
Хит протянул руку, указывая на лестницу:
– Только после вас, мисс Кэлдуэлл. – Эти слова прозвучали одновременно насмешливо и почтительно.
Люси вернулась в зал и заняла свое обычное место за прилавком. Взяв деньги и не считая их, она пошла к кассе.
– Если вы подождете немного, я выпишу вам чек, – сказал Лукас Кэлдуэлл, обращаясь к Хиту.
– Очень вам признателен, но чек мне не нужен. Все присутствующие молча наблюдали за тем, как высокий южанин направлялся к выходу. Но тут Джордж Пибоуди не удержался и из угла пробурчал в его адрес унизительное оскорбление.
Хит обернулся, измерил взглядом нахала и собирался ответить, но Люси опередила его:
– Джордж Пибоуди, прикрой-ка свой рот!
– Для начала не худо бы прикрыть ширинку, – сказал Хит, касаясь шляпы и кланяясь Люси перед тем как выйти из магазина.
Как по команде, взгляды присутствующих переместились на брюки Джорджа: действительно, одна пуговица на них была расстегнута. Напряжение спало, грянул раскат хохота. Даже Даниэлю пришлось улыбнуться.
– Нахальный бунтарь, – пробурчал он, и все согласились.
Во время обсуждения Люси хлопотала на кухне. Она наполнила огромный самовар и поставила его на чугунную плиту. Затем бросила взгляд на подносы с пирожными, которые она подаст к чаю чуть позже, после окончания дебатов. Удостоверившись, что все в полном порядке, Люси сняла кружевной муслиновый передник, поправила платье и, приподнявшись на цыпочки, прислушалась к голосам в гостиной.
Ей было интересно узнать, зачем он ходит на эти встречи, ведь он был на них единственным представителем Юга. По правде сказать, в Конкорде изредка слышались сочувствующие суждения о Юге, особенно когда дело касалось Реконструкции. Но Хит Рэйн. был чужаком, и все понимали это. Его присутствие поначалу определенно мешало выступающим. Но южанин вел себя достаточно благопристойно, и теперь уже никто не обращал на него внимания. Он приходил, обменивался парой фраз с теми, кто осмеливался подойти к нему, внимательно слушал лектора и уходил. Он вел себя как простой наблюдатель, у которого и в помине не было военного опыта. Люси не могла его понять. Она успокаивала себя лишь тем, что вряд ли кому-нибудь здесь понятно его поведение.
– И тем, кто считает, что этот конфликт не должен рассматриваться как противостояние абсолютно правых абсолютно не правым, – говорил Бронсон Алькот, – я посоветую с холодной объективностью взглянуть на проблему рабства. Даже сочувствие к тем, кто боролся за рабство, желание оправдать их, должно рассматриваться как измена родине, как жесточайшее из преступлений.
Люси, которая сотни раз слышала подобные рассуждения, с трудом сдерживала зевоту. Она подняла руку ко рту, пытаясь скрыть зевок. Затем снова посмотрела на Хита. Заметив, что он не сводит с нее своих голубых глаз, Люси долго смотрела на него, и когда на его губах появилась едва заметная улыбка, она не смогла удержаться и улыбнулась в ответ. А в это время в дискуссию вступил мистер Эмерсон. Как всегда, он полностью завладел вниманием слушателей:
– Мы не должны, да и не можем снисходительно относиться к южанам, если хотим сохранить верность идеалам, за которые воевали. Нам нужно было идти до конца, загнать их в угол и не заключать мира. Война не игра. Нельзя жалеть противника, иначе как смотреть в глаза людям, которые защищали нас.
– Нельзя жалеть? – робко повторил Лукас Кэлдуэлл. – Но разве не мы должны…
– На войне люди делаются чище и справедливее, они стряхивают с себя бремя условностей и жалости, – решительно парировал Эмерсон. – В каком-то смысле война даже полезна. Она помогает людям, в особенности молодым, поверить в свою правоту, вот почему я всегда призывал молодых парней к борьбе.
Неожиданно обманчиво мягкий голос возразил:
– Вы не правы, сэр. Война обкрадывает человека, она отнимает у него самое главное: человечность. – Все повернулись в угол, где сидел Хит Рэйн. Не меняя ленивой позы, как всегда улыбаясь краешком рта, с еще большей мягкостью в голосе, он продолжал:
– Конечно, вам легко отправлять юнцов на войну, когда вы сами слишком стары, чтобы держать в руках оружие, а ваш сын еще совсем ребенок. Легко отправлять их в львиное логово, когда они безоговорочно верят вам.
Когда прошел первый шок, в гостиной поднялся шум. От волнения Люси схватила передник и сжала его в руках. Она смотрела на Хита не отрывая глаз. Ее охватили жалость и страх за него. Никто еще не осмеливался сказать Эмерсону, одному из самых уважаемых жителей города, что он не прав. И никто никогда бы не посмел назвать его трусом. «Что же ты натворил?» – молча сетовала Люси. Как бы ей хотелось повернуть время вспять и закрыть упрямому конфедерату ладонью рот, до того как он успел произнести эти слова.
– Война проверяла людей на честность, – сказал Эмерсон. Его стареющее лицо побелело от гнева. – Она стала для нас школой жизни. Воюя с мятежниками, северяне доказали свою моральную целостность, они отвоевали свое право на жизнь.
– Вот именно, мистер Рэйн, – в разговор вмешался Даниэль, его усы смешно топорщились, когда он говорил, – это были отличные ребята, которые погибли из-за наглой самонадеянности южан, начиная с отделения Южной Каролины.
– Южная Каролина отделилась, – прервал его Хит, – потому что вы провели границу и не позволяли нам переступать ее.
– Как я уже сказал, – жестко отрезал Даниэль, – из-за самонадеянности южан. Все дело в том, что в Южной Каролине все-таки переступили эту черту, хотя вы все прекрасно знали, чем это могло обернуться. А теперь тысячи наших ребят лежат в могилах.
– Да, и в два раза больше южан, – последовал спокойный ответ.
– Могилы необразованных мятежников. Как однажды сказал мистер Эмерсон, гибель всего штата Южная Каролина не сравнится со смертью одного гарвардца, – ухмыляясь произнес Даниэль и замолчал.
Лицо Хита побледнело.
– В Южной Каролине много хороших людей, среди них есть и те, которые окончили Гарвард, мистер Коллиэр, – сказал Хит, странно улыбаясь.
С этими словами он вышел. После этого собрание стало больше напоминать толпу, где каждый старается перекричать друг друга. Люси выскользнула из кухни и через заднюю дверь выбежала из дома. Она чуть не упала, перебегая улицу.
– Хит, остановитесь! Да подождите же.
Хит остановился, медленно повернулся к ней. На его лице не осталось и следа от волнения и возмущения, которые недавно переполняли его.
– Вы были правы, – сказала Люси задыхаясь. – Все, что вы сказали, чистая правда, но вы должны быть осмотрительнее. Вы же прекрасно знаете, как они относятся к войне и как они уважают мнение мистера Эмерсона. Никто не может сказать мистеру Эмерсону открыто, что он не прав.
– Но кто-то ведь должен.
– Да, но вы судите о нем только по тому, что услышали сегодня. Вы же не знаете, какой он на самом деле добрый человек. Вы никогда не видели, как он разговаривает с детьми, он всегда первым приходит на помощь всем нуждающимся и так много делает для блага города. Поверьте, он добр и великодушен, и очень лоялен.
– Пожалуйста, – прервал ее Хит, – не нужно защищать его.
– Но ведь все дело в том, что он самый уважаемый житель Конкорда. О Боже, и то, что вы сделали сегодня, наверняка настроит всех против вас, они захотят, чтобы вы убрались из города. Даниэль и его друзья вряд ли смирятся с этим.
– Ну и пусть. Вам-то что за дело, милочка, – сказал он, его голос звучал легко и беспечно, ни один мускул на лице не дрогнул. Внезапно Люси показалось, что он ужасно одинок, и она, почувствовав жалость к нему, положила свою маленькую руку ему на плечо и нежно погладила. Кончиками пальцев она ощутила твердость его мускулистых рук, его тело дрожало, видно было, что он делает над собой усилие.
– Зачем вы здесь? – мягко спросила она. Ее голос журчал словно ручеек в тиши ночи. – Зачем вы уехали так далеко от родного дома? Вы должны жить со своей семьей, с людьми, которые любят вас.
– Нет, – произнес он жестко, отводя ее руку. – Прекратите играть со мной, Синда.
– Я не играю. Однажды вы помогли мне, и я благодарна вам, и тоже хочу помочь.
Она уверенно смотрела ему прямо в глаза. Ее бледная кожа светилась в холодном свете луны. Неожиданно Хит словно другими глазами взглянул на нее, без нежности и дружеской веселости. Никто из знакомых Люси не мог с такой легкостью менять настроение. Леноватый, всегда улыбающийся южанин превратился в совершенно другого человека: лицо его выражало обиду, а в глазах светилась жестокость. Люси испугалась и отшатнулась от него.
– Вы можете помочь мне, – сказал он грубо, – только вы и можете. – Быстрым движением он схватил ее за руки и потащил в пугающую темноту между двумя зданиями. Мирная знакомая улица исчезла, и Люси охватил страх.
– Нет!
Его руки крепко обняли ее, на шее она чувствовала его горячее дыхание.
– Ну давайте же, кричите, – бурчал он. – Кричите, зовите на помощь, пусть они все прибегут сюда. Пусть! Мне все равно, милочка. Мне все равно.
Его губы так неистово припали к ее губам, что она почувствовала боль. Люси сопротивлялась изо всех сил. В отчаянии она схватила его за волосы и попыталась оторвать от себя, но вдруг поцелуй его стал нежным, мягким, теплым, манящим, таким, как тот, первый… Он старался загладить ту боль, что причинил ей сперва, и она, поняв это, перестала сопротивляться…
Успокоившись, Люси прижалась к нему, из-за жалости, из-за сочувствия и больше не из-за чего. Его руки стали нежными, и теперь он обнимал ее совсем по-другому; он как будто хотел защитить ее, спрятать от мира. Хит еще ниже наклонил голову и поцелуй стал еще глубже. Люси стонала от удовольствия, а Хит играл своим языком так, что она не могла устоять и отвечала на каждое почти бархатное прикосновение. Казалось, разум ее помутился, она сама себя не узнавала. Ее руки гладили его шелковистые волосы. Боже, как же нежно он прижимал ее к себе, его теплая рука, скользнув по спине, остановилась на бедрах. Ее формы так подходили к его, как будто они были созданы друг для друга. Ее груди касались его широкой груди, она чувствовала не только его тело, но и властное, неуемное пробуждение его плоти. Хит еще сильнее прижал ее к себе, теперь желание затмило все.
– Мы не должны, – прошептала она, когда почувствовала, как его губы коснулись ее шеи и плеч. Потом он целовал ее нежную шею и место прямо под подбородком. С каждым его прикосновением она понимала, что он знает о ней больше, чем она сама. Он знал, как разбудить неведомые ей доселе ощущения. Он не должен был делать этого, как, впрочем, и она не должна была поощрять его действия. – Хватит, – прошептала она, ноздри уловили уже знакомый запах его тела. А ее тело, в свою очередь, требовало, чтобы она позволила Хиту делать с ним все что заблагорассудится. Его губы снова вернулись к ее. Держа обеими руками ее голову, он в последний раз поцеловал ее и, тяжело вздохнув, сказал:
– Это не моя вина. – Люси все отходила от него, пока не уперлась в стену одного из зданий. Ей казалось, что стук ее сердца слышен всей округе, и только голос Хита заглушил его. – Я не могу так, как вы. Не ходите за мной больше, теперь вы знаете, что будет.
Люси стояла неподвижно, прижав руку к сердцу.
– Возвращайтесь к отцу, – сказал он резко, – к Даниэлю. Идите же.
Слухи о нем распространялись по Конкорду со скоростью света, потому что Хит Рэйн стал предметом постоянного интереса горожан. Болтали, что он владелец крупной компании. Миссис Брук говорила, что однажды она вместе с мужем встретила его в Бостоне в сопровождении очень хорошо одетой дамы. Беспечные молодые люди говорили, что он часто ездит вместе с ними на дансинг в Лоуэлл и возвращается очень поздно, насквозь пропахший дешевыми духами. Ни у кого не было сомнений в том, что он сам дьявол, явившийся на Север возмущать спокойствие. Но никто из жителей не мог точно ответить на два вопроса: кто он такой и чем зарабатывает себе на жизнь? Казалось, он ничем не занимается, но в то же время у него водились деньги; он всегда был роскошно одет и имел при себе достаточно наличности.
Потом вдруг все эти разговоры прекратились, и это произошло по той простой причине, что его не было в городе, он уехал в Бостон и жил там больше двух месяцев. Люси уже решила, что Хит никогда не вернется в Конкорд, хотя все были уверены в обратном, потому что его любимый серый мерин стоял в городской конюшне. Люси внушала себе мысль, что никогда больше не увидит Хита. Она изо всех сил старалась выкинуть его из головы, все время посвящала своим обязанностям дочери Лукаса Кэддуэлла и невесты Даниэля Коллиэра, увлеченно занималась делами Женского клуба и Благотворительного общества Конкорда, принимала участие в литературных вечерах и встречах. Как только Даниэлю удавалось оторваться от дел, он приглашал ее на танцы, которые теперь довольно часто устраивались различными обществами.
Благотворительное общество ежегодно проводило бал для сбора средств бедным и нуждающимся. Люси избрали в организационный комитет, поэтому она принимала самое активное участие в подготовке бала, который, обычно, проводился в здании городского совета. Его темой, конечно же, было наступление весны, поэтому всю субботу Люси с другими женщинами украшали второй этаж, огромный балкон и главную лестницу.
– Корсет слишком узок, – еле дыша сказала Люси Салли Хадсон. Салли Хадсон, маленькая, пухленькая девушка девятнадцати лет, была самой близкой подругой Люси.
– Девятнадцать дюймов? – спросила Салли, она намотала шнурки на кулаки и с силой рванула еще раз.
– Вообще-то, чтобы я влезла, надо восемнадцать, – прошептала Люси, закатывая глаза.
– Боюсь, что это невозможно, – ответила Салли, с силой затягивая шнуровку. – Зачем нужно было покупать платье с талией в восемнадцать дюймов, если ты не пролезешь и в девятнадцать?
– Я думала, что похудею.
Сделав последнее, отчаянное усилие, Салли наконец завязала шнуровку.
– Восемнадцать с половиной, почти то, что нужно. Настоящая осиная талия, – сказала Салли. Склонив голову набок, она любовалась своей работой. – Но в следующий раз, когда тебе захочется добиться подобного результата, лучше попробовать Сноубил.
– Но это же совсем новый корсет от Томпсона!
– Ах да, я видела рекламу в Гоуди. Но лично я предпочитаю Сноубил, они все-таки более жесткие.
Очень старательно Люси надела турнюр и нижние юбки, потом подняла руки, и Салли надела на нее сверху платье. Когда оно опустилось, вокруг раздались возгласы восхищения. Платье, сшитое из белого шелка, было отделано воланами, а вокруг талии были вышиты небольшие букеты анютиных глазок. Очень глубокий вырез платья и рукава украшали розочки. Салли застегнула платье и с нескрываемой завистью уставилась на Люси.
– Лучше и не подходи ко мне, Люси Кэлдуэлл, – сказала Салли, протягивая Люси зеркало. – Ты похожа на модель из Гоуди.
Люси улыбнулась, глядя в зеркало, поправила прическу. Ее каштановые волосы были высоко заколоты. Но несколько локонов соблазнительно спускались на нежную шею. Малахитовые серьги и колье прекрасно подходили к ее карим глазам, а щеки горели в предвкушении чего-то необычного. Она знала, что никогда еще не выглядела так привлекательно.
– Интересно, что скажет Даниэль?
– Он и так от тебя без ума, а сегодня ему не останется ничего другого, как упасть перед тобой на колени и прочитать оду твоей красоте, – сказала Салли. – На твоем месте я бы поостереглась: как бы ему не пришло в голову затащить тебя в одну из комнат там, внизу.
«Если бы все было так просто», – подумала Люси и, расправляя лепестки шелковых роз, вслух сказала:
– Я думаю, как бы он не опоздал.
– Опоздал? – эхом повторила Салли. – Почему? Неужели опять из-за деловой встречи?
– Боюсь, что да.
– Не понимаю, как ты терпишь это! Он ведь постоянно занят!
– Я горжусь им. Даниэль – самый молодой юрист в компании, он добился этого только благодаря своим собственным усилиям. А теперь, когда война окончена и люди налаживают жизнь, ему приходится много работать.
– Конечно, конечно, – остановила ее Салли, утомленная долгой речью. – Можно привыкнуть ко всему, даже к этим постоянным, долгим заседаниям по пятницам. Но я говорю не об этом. По крайней мере у тебя есть жених, сегодня не многие могут этим похвастаться. Сейчас так мало мужчин, и я, например, не могу себе позволить быть столь же разборчивой, как раньше. Подумать только, мне уже почти двадцать, а я даже не помолвлена.
– Ты говоришь, словно ты уже старая дева, – сказала Люси смеясь.
– Нет, ну что ты. Я никогда ею не стану. – Слова звучали без тени сомнения. – Я никогда не смогу стать такой, как сестрица Даниэля Абигаль, тридцать три года – и еще ни разу не целовалась! Смотри, а вот и она. Похоже, направляется к нам.
Люси приветливо улыбнулась Абигаль. Неужели ей никогда даже не хотелось, чтобы ее поцеловали? Похоже, что нет. Абигаль, всегда строгая, с плотно сжатыми губами, имела неприступный вид. Женщина с железным характером и полным отсутствием чувства юмора. У нее были такие же карие глаза, как у Даниэля, впрочем, как и у всех в их семействе, но, глядя на них, никогда даже нельзя было предположить, о чем она думает. Абигаль души не чаяла в Даниэле, опять же как и все родственники. Кстати сказать, Коллиэры настолько сильно гордились Даниэлем, что, как Люси иногда казалось, не считали ее достойной невестой.
– Добрый вечер, Люси, – вежливо поздоровалась Абигаль. – Даниэль просил передать тебе, что сегодня он допоздна задержится в Лоуэлле.
– Ты хочешь сказать, что сегодня его не будет…
– Совершенно верно, – сказала Абигаль все с тем же непроницаемым выражением лица. – Ты же знаешь, что для него значит работа, Люси. И естественно, что он не может бросить все ради каких-то танцев.
– Конечно, нет, – ответила Люси, краснея. Сердце ее упало. Смятение и разочарование были такими непредвиденными и сокрушительными, что слезы сами собой появились на глазах. Но Люси тут же приказала себе: «Не смей плакать!» После этого Салли и Абигаль обменялись холодными взглядами, и Абигаль удалилась.
– Это намеренный трюк, – заявила Салли. – Дождаться, пока ты наденешь платье и приготовишься, чтобы объявить, что Даниэля не будет.
– У меня создалось впечатление, что все просто уверены, будто моя жизнь – это Даниэль, – тихим голосом сказала Люси. – Очевидно, предполагается, что сейчас я должна уйти домой или скучать здесь, пока он не соизволит прийти. Но я не собираюсь делать ничего подобного. Напротив, я собираюсь танцевать, смеяться, а может быть, даже немного пофлиртовать!
– Люси! – Салли выглядела ошарашенной, но очень довольной. – Тебе нельзя. Что о тебе скажут?
– Я не его собственность, по крайней мере пока. И не вижу причины отказываться от удовольствий. Да, мы помолвлены, но мы даже не объявили дату свадьбы. Так что я молодая, незамужняя девушка. И сегодня я буду веселиться от души.
Решительно задрав подбородок, Люси вышла из уборной, держа маленький шелковый веер, как томагавк. И действительно, весь вечер она вела себя очень свободно, оживленно болтала и танцевала без устали. Люси прекрасно осознавала, что ведет себя не должным образом и тем самым привлекает всеобщее внимание. «Очень хорошо, – зло думала Люси, – когда Даниэлю расскажут об этом, вряд ли ему захочется оставаться по вечерам на работе, вместо того чтобы находиться рядом со мной». Возможно, он рассердится и потребует объяснений, может быть, будет настаивать на том, чтобы она вообще не разговаривала с другими мужчинами, ей все равно. Единственное, чего она хотела от него, так это хоть какого-нибудь проявления внимания. Поэтому, игнорируя предостерегающие взгляды отца, Люси кружилась и кружилась, меняя одного партнера за другим. Постепенно чувство обиды ослабевало в ней.
– Я думаю, Даниэль много потерял, что не увидел вас сегодня, – шептал ей на ухо Дэвид Фрэзер, пока они вальсировали под одну очень модную мелодию. Люси с благодарностью посмотрела на него, потому что это было именно то, чего ей больше всего хотелось услышать сегодня.
– Вы действительно так думаете? – спросила она, и Дэвид разразился целой серией комплиментов. Люси довольно улыбалась. Но прошло всего несколько мгновений, как улыбка застыла на ее губах. Через плечо Дэвида она случайно взглянула на группу людей возле столика с закусками, и кого же она увидела? Там стоял Хит. Он оживленно шутил, все смеялись, и его белозубая улыбка выделялась на загорелом лице.
Значит, Хит вернулся.
Глава 3
– Да нет же! Выметайтесь отсюда!
Хит протянул руку, указывая на лестницу:
– Только после вас, мисс Кэлдуэлл. – Эти слова прозвучали одновременно насмешливо и почтительно.
Люси вернулась в зал и заняла свое обычное место за прилавком. Взяв деньги и не считая их, она пошла к кассе.
– Если вы подождете немного, я выпишу вам чек, – сказал Лукас Кэлдуэлл, обращаясь к Хиту.
– Очень вам признателен, но чек мне не нужен. Все присутствующие молча наблюдали за тем, как высокий южанин направлялся к выходу. Но тут Джордж Пибоуди не удержался и из угла пробурчал в его адрес унизительное оскорбление.
Хит обернулся, измерил взглядом нахала и собирался ответить, но Люси опередила его:
– Джордж Пибоуди, прикрой-ка свой рот!
– Для начала не худо бы прикрыть ширинку, – сказал Хит, касаясь шляпы и кланяясь Люси перед тем как выйти из магазина.
Как по команде, взгляды присутствующих переместились на брюки Джорджа: действительно, одна пуговица на них была расстегнута. Напряжение спало, грянул раскат хохота. Даже Даниэлю пришлось улыбнуться.
– Нахальный бунтарь, – пробурчал он, и все согласились.
* * *
Целью интеллектуальных вечеров, которые регулярно проводились в гостиных Конкорда, было обсуждение проблем Реконструкции со всей объективностью и беспристрастностью. Но, как и следовало ожидать, обсуждение редко было объективным, а тем более беспристрастным. Но все же люди не без интереса посещали эти собрания. Право непосредственного участия в дебатах принадлежало исключительно мужчинам, женщинам разрешалось лишь сидеть и слушать, в то время как многоречивый, методичный Бронсон Алькот или проницательный Ральф Уолдо Эмерсон делились с жителями города своими соображениями о войне в целом и о Реконструкции в частности. На этот раз обсуждение проходило в гостиной мистера Кэлдуэлла, которая с трудом вместила всех желающих.Во время обсуждения Люси хлопотала на кухне. Она наполнила огромный самовар и поставила его на чугунную плиту. Затем бросила взгляд на подносы с пирожными, которые она подаст к чаю чуть позже, после окончания дебатов. Удостоверившись, что все в полном порядке, Люси сняла кружевной муслиновый передник, поправила платье и, приподнявшись на цыпочки, прислушалась к голосам в гостиной.
* * *
Никем не замеченная, Люси стояла в темном дверном проеме и внимательно рассматривала гостиную. Сзади сидел отец, он постоянно смотрел на часы и, наверное, удивлялся, почему до сих пор не подают чай. Даниэль сидел, положив ногу на ногу, в самом центре группы людей, с неподдельным интересом слушавших оратора. Хит Рэйн сидел в самом дальнем и темном углу комнаты, сложив руки на груди. Его лицо не выражало ничего, кроме скуки, но Люси не сомневалась в том, что он не пропускал ни единого слова.Ей было интересно узнать, зачем он ходит на эти встречи, ведь он был на них единственным представителем Юга. По правде сказать, в Конкорде изредка слышались сочувствующие суждения о Юге, особенно когда дело касалось Реконструкции. Но Хит Рэйн. был чужаком, и все понимали это. Его присутствие поначалу определенно мешало выступающим. Но южанин вел себя достаточно благопристойно, и теперь уже никто не обращал на него внимания. Он приходил, обменивался парой фраз с теми, кто осмеливался подойти к нему, внимательно слушал лектора и уходил. Он вел себя как простой наблюдатель, у которого и в помине не было военного опыта. Люси не могла его понять. Она успокаивала себя лишь тем, что вряд ли кому-нибудь здесь понятно его поведение.
– И тем, кто считает, что этот конфликт не должен рассматриваться как противостояние абсолютно правых абсолютно не правым, – говорил Бронсон Алькот, – я посоветую с холодной объективностью взглянуть на проблему рабства. Даже сочувствие к тем, кто боролся за рабство, желание оправдать их, должно рассматриваться как измена родине, как жесточайшее из преступлений.
Люси, которая сотни раз слышала подобные рассуждения, с трудом сдерживала зевоту. Она подняла руку ко рту, пытаясь скрыть зевок. Затем снова посмотрела на Хита. Заметив, что он не сводит с нее своих голубых глаз, Люси долго смотрела на него, и когда на его губах появилась едва заметная улыбка, она не смогла удержаться и улыбнулась в ответ. А в это время в дискуссию вступил мистер Эмерсон. Как всегда, он полностью завладел вниманием слушателей:
– Мы не должны, да и не можем снисходительно относиться к южанам, если хотим сохранить верность идеалам, за которые воевали. Нам нужно было идти до конца, загнать их в угол и не заключать мира. Война не игра. Нельзя жалеть противника, иначе как смотреть в глаза людям, которые защищали нас.
– Нельзя жалеть? – робко повторил Лукас Кэлдуэлл. – Но разве не мы должны…
– На войне люди делаются чище и справедливее, они стряхивают с себя бремя условностей и жалости, – решительно парировал Эмерсон. – В каком-то смысле война даже полезна. Она помогает людям, в особенности молодым, поверить в свою правоту, вот почему я всегда призывал молодых парней к борьбе.
Неожиданно обманчиво мягкий голос возразил:
– Вы не правы, сэр. Война обкрадывает человека, она отнимает у него самое главное: человечность. – Все повернулись в угол, где сидел Хит Рэйн. Не меняя ленивой позы, как всегда улыбаясь краешком рта, с еще большей мягкостью в голосе, он продолжал:
– Конечно, вам легко отправлять юнцов на войну, когда вы сами слишком стары, чтобы держать в руках оружие, а ваш сын еще совсем ребенок. Легко отправлять их в львиное логово, когда они безоговорочно верят вам.
Когда прошел первый шок, в гостиной поднялся шум. От волнения Люси схватила передник и сжала его в руках. Она смотрела на Хита не отрывая глаз. Ее охватили жалость и страх за него. Никто еще не осмеливался сказать Эмерсону, одному из самых уважаемых жителей города, что он не прав. И никто никогда бы не посмел назвать его трусом. «Что же ты натворил?» – молча сетовала Люси. Как бы ей хотелось повернуть время вспять и закрыть упрямому конфедерату ладонью рот, до того как он успел произнести эти слова.
– Война проверяла людей на честность, – сказал Эмерсон. Его стареющее лицо побелело от гнева. – Она стала для нас школой жизни. Воюя с мятежниками, северяне доказали свою моральную целостность, они отвоевали свое право на жизнь.
– Вот именно, мистер Рэйн, – в разговор вмешался Даниэль, его усы смешно топорщились, когда он говорил, – это были отличные ребята, которые погибли из-за наглой самонадеянности южан, начиная с отделения Южной Каролины.
– Южная Каролина отделилась, – прервал его Хит, – потому что вы провели границу и не позволяли нам переступать ее.
– Как я уже сказал, – жестко отрезал Даниэль, – из-за самонадеянности южан. Все дело в том, что в Южной Каролине все-таки переступили эту черту, хотя вы все прекрасно знали, чем это могло обернуться. А теперь тысячи наших ребят лежат в могилах.
– Да, и в два раза больше южан, – последовал спокойный ответ.
– Могилы необразованных мятежников. Как однажды сказал мистер Эмерсон, гибель всего штата Южная Каролина не сравнится со смертью одного гарвардца, – ухмыляясь произнес Даниэль и замолчал.
Лицо Хита побледнело.
– В Южной Каролине много хороших людей, среди них есть и те, которые окончили Гарвард, мистер Коллиэр, – сказал Хит, странно улыбаясь.
С этими словами он вышел. После этого собрание стало больше напоминать толпу, где каждый старается перекричать друг друга. Люси выскользнула из кухни и через заднюю дверь выбежала из дома. Она чуть не упала, перебегая улицу.
– Хит, остановитесь! Да подождите же.
Хит остановился, медленно повернулся к ней. На его лице не осталось и следа от волнения и возмущения, которые недавно переполняли его.
– Вы были правы, – сказала Люси задыхаясь. – Все, что вы сказали, чистая правда, но вы должны быть осмотрительнее. Вы же прекрасно знаете, как они относятся к войне и как они уважают мнение мистера Эмерсона. Никто не может сказать мистеру Эмерсону открыто, что он не прав.
– Но кто-то ведь должен.
– Да, но вы судите о нем только по тому, что услышали сегодня. Вы же не знаете, какой он на самом деле добрый человек. Вы никогда не видели, как он разговаривает с детьми, он всегда первым приходит на помощь всем нуждающимся и так много делает для блага города. Поверьте, он добр и великодушен, и очень лоялен.
– Пожалуйста, – прервал ее Хит, – не нужно защищать его.
– Но ведь все дело в том, что он самый уважаемый житель Конкорда. О Боже, и то, что вы сделали сегодня, наверняка настроит всех против вас, они захотят, чтобы вы убрались из города. Даниэль и его друзья вряд ли смирятся с этим.
– Ну и пусть. Вам-то что за дело, милочка, – сказал он, его голос звучал легко и беспечно, ни один мускул на лице не дрогнул. Внезапно Люси показалось, что он ужасно одинок, и она, почувствовав жалость к нему, положила свою маленькую руку ему на плечо и нежно погладила. Кончиками пальцев она ощутила твердость его мускулистых рук, его тело дрожало, видно было, что он делает над собой усилие.
– Зачем вы здесь? – мягко спросила она. Ее голос журчал словно ручеек в тиши ночи. – Зачем вы уехали так далеко от родного дома? Вы должны жить со своей семьей, с людьми, которые любят вас.
– Нет, – произнес он жестко, отводя ее руку. – Прекратите играть со мной, Синда.
– Я не играю. Однажды вы помогли мне, и я благодарна вам, и тоже хочу помочь.
Она уверенно смотрела ему прямо в глаза. Ее бледная кожа светилась в холодном свете луны. Неожиданно Хит словно другими глазами взглянул на нее, без нежности и дружеской веселости. Никто из знакомых Люси не мог с такой легкостью менять настроение. Леноватый, всегда улыбающийся южанин превратился в совершенно другого человека: лицо его выражало обиду, а в глазах светилась жестокость. Люси испугалась и отшатнулась от него.
– Вы можете помочь мне, – сказал он грубо, – только вы и можете. – Быстрым движением он схватил ее за руки и потащил в пугающую темноту между двумя зданиями. Мирная знакомая улица исчезла, и Люси охватил страх.
– Нет!
Его руки крепко обняли ее, на шее она чувствовала его горячее дыхание.
– Ну давайте же, кричите, – бурчал он. – Кричите, зовите на помощь, пусть они все прибегут сюда. Пусть! Мне все равно, милочка. Мне все равно.
Его губы так неистово припали к ее губам, что она почувствовала боль. Люси сопротивлялась изо всех сил. В отчаянии она схватила его за волосы и попыталась оторвать от себя, но вдруг поцелуй его стал нежным, мягким, теплым, манящим, таким, как тот, первый… Он старался загладить ту боль, что причинил ей сперва, и она, поняв это, перестала сопротивляться…
Успокоившись, Люси прижалась к нему, из-за жалости, из-за сочувствия и больше не из-за чего. Его руки стали нежными, и теперь он обнимал ее совсем по-другому; он как будто хотел защитить ее, спрятать от мира. Хит еще ниже наклонил голову и поцелуй стал еще глубже. Люси стонала от удовольствия, а Хит играл своим языком так, что она не могла устоять и отвечала на каждое почти бархатное прикосновение. Казалось, разум ее помутился, она сама себя не узнавала. Ее руки гладили его шелковистые волосы. Боже, как же нежно он прижимал ее к себе, его теплая рука, скользнув по спине, остановилась на бедрах. Ее формы так подходили к его, как будто они были созданы друг для друга. Ее груди касались его широкой груди, она чувствовала не только его тело, но и властное, неуемное пробуждение его плоти. Хит еще сильнее прижал ее к себе, теперь желание затмило все.
– Мы не должны, – прошептала она, когда почувствовала, как его губы коснулись ее шеи и плеч. Потом он целовал ее нежную шею и место прямо под подбородком. С каждым его прикосновением она понимала, что он знает о ней больше, чем она сама. Он знал, как разбудить неведомые ей доселе ощущения. Он не должен был делать этого, как, впрочем, и она не должна была поощрять его действия. – Хватит, – прошептала она, ноздри уловили уже знакомый запах его тела. А ее тело, в свою очередь, требовало, чтобы она позволила Хиту делать с ним все что заблагорассудится. Его губы снова вернулись к ее. Держа обеими руками ее голову, он в последний раз поцеловал ее и, тяжело вздохнув, сказал:
– Это не моя вина. – Люси все отходила от него, пока не уперлась в стену одного из зданий. Ей казалось, что стук ее сердца слышен всей округе, и только голос Хита заглушил его. – Я не могу так, как вы. Не ходите за мной больше, теперь вы знаете, что будет.
Люси стояла неподвижно, прижав руку к сердцу.
– Возвращайтесь к отцу, – сказал он резко, – к Даниэлю. Идите же.
* * *
Люси никак не могла понять своего тайного восхищения Хитом Рэйном, которого теперь в городе все звали просто конфедератом. И чем реже она видела его, тем больше думала о нем и сильнее восхищалась им. Она подозревала, что он избегает ее. Теперь он никогда не появлялся в магазине в те часы, когда она работала вместе с отцом, и не обращал на нее внимания, если вдруг встречал где-нибудь. Может, он и был прав.Слухи о нем распространялись по Конкорду со скоростью света, потому что Хит Рэйн стал предметом постоянного интереса горожан. Болтали, что он владелец крупной компании. Миссис Брук говорила, что однажды она вместе с мужем встретила его в Бостоне в сопровождении очень хорошо одетой дамы. Беспечные молодые люди говорили, что он часто ездит вместе с ними на дансинг в Лоуэлл и возвращается очень поздно, насквозь пропахший дешевыми духами. Ни у кого не было сомнений в том, что он сам дьявол, явившийся на Север возмущать спокойствие. Но никто из жителей не мог точно ответить на два вопроса: кто он такой и чем зарабатывает себе на жизнь? Казалось, он ничем не занимается, но в то же время у него водились деньги; он всегда был роскошно одет и имел при себе достаточно наличности.
Потом вдруг все эти разговоры прекратились, и это произошло по той простой причине, что его не было в городе, он уехал в Бостон и жил там больше двух месяцев. Люси уже решила, что Хит никогда не вернется в Конкорд, хотя все были уверены в обратном, потому что его любимый серый мерин стоял в городской конюшне. Люси внушала себе мысль, что никогда больше не увидит Хита. Она изо всех сил старалась выкинуть его из головы, все время посвящала своим обязанностям дочери Лукаса Кэддуэлла и невесты Даниэля Коллиэра, увлеченно занималась делами Женского клуба и Благотворительного общества Конкорда, принимала участие в литературных вечерах и встречах. Как только Даниэлю удавалось оторваться от дел, он приглашал ее на танцы, которые теперь довольно часто устраивались различными обществами.
Благотворительное общество ежегодно проводило бал для сбора средств бедным и нуждающимся. Люси избрали в организационный комитет, поэтому она принимала самое активное участие в подготовке бала, который, обычно, проводился в здании городского совета. Его темой, конечно же, было наступление весны, поэтому всю субботу Люси с другими женщинами украшали второй этаж, огромный балкон и главную лестницу.
* * *
Женщины помогали друг другу наряжаться, и Люси чувствовала приятное волнение, когда доставала из коробки новое, специально купленное для этого события платье. Оно было великолепно, Люси была просто уверена, что Даниэль будет потрясен, когда увидит ее в нем. Может быть, сегодня ей удастся очаровать его настолько, что он немедленно назначит день их свадьбы.– Корсет слишком узок, – еле дыша сказала Люси Салли Хадсон. Салли Хадсон, маленькая, пухленькая девушка девятнадцати лет, была самой близкой подругой Люси.
– Девятнадцать дюймов? – спросила Салли, она намотала шнурки на кулаки и с силой рванула еще раз.
– Вообще-то, чтобы я влезла, надо восемнадцать, – прошептала Люси, закатывая глаза.
– Боюсь, что это невозможно, – ответила Салли, с силой затягивая шнуровку. – Зачем нужно было покупать платье с талией в восемнадцать дюймов, если ты не пролезешь и в девятнадцать?
– Я думала, что похудею.
Сделав последнее, отчаянное усилие, Салли наконец завязала шнуровку.
– Восемнадцать с половиной, почти то, что нужно. Настоящая осиная талия, – сказала Салли. Склонив голову набок, она любовалась своей работой. – Но в следующий раз, когда тебе захочется добиться подобного результата, лучше попробовать Сноубил.
– Но это же совсем новый корсет от Томпсона!
– Ах да, я видела рекламу в Гоуди. Но лично я предпочитаю Сноубил, они все-таки более жесткие.
Очень старательно Люси надела турнюр и нижние юбки, потом подняла руки, и Салли надела на нее сверху платье. Когда оно опустилось, вокруг раздались возгласы восхищения. Платье, сшитое из белого шелка, было отделано воланами, а вокруг талии были вышиты небольшие букеты анютиных глазок. Очень глубокий вырез платья и рукава украшали розочки. Салли застегнула платье и с нескрываемой завистью уставилась на Люси.
– Лучше и не подходи ко мне, Люси Кэлдуэлл, – сказала Салли, протягивая Люси зеркало. – Ты похожа на модель из Гоуди.
Люси улыбнулась, глядя в зеркало, поправила прическу. Ее каштановые волосы были высоко заколоты. Но несколько локонов соблазнительно спускались на нежную шею. Малахитовые серьги и колье прекрасно подходили к ее карим глазам, а щеки горели в предвкушении чего-то необычного. Она знала, что никогда еще не выглядела так привлекательно.
– Интересно, что скажет Даниэль?
– Он и так от тебя без ума, а сегодня ему не останется ничего другого, как упасть перед тобой на колени и прочитать оду твоей красоте, – сказала Салли. – На твоем месте я бы поостереглась: как бы ему не пришло в голову затащить тебя в одну из комнат там, внизу.
«Если бы все было так просто», – подумала Люси и, расправляя лепестки шелковых роз, вслух сказала:
– Я думаю, как бы он не опоздал.
– Опоздал? – эхом повторила Салли. – Почему? Неужели опять из-за деловой встречи?
– Боюсь, что да.
– Не понимаю, как ты терпишь это! Он ведь постоянно занят!
– Я горжусь им. Даниэль – самый молодой юрист в компании, он добился этого только благодаря своим собственным усилиям. А теперь, когда война окончена и люди налаживают жизнь, ему приходится много работать.
– Конечно, конечно, – остановила ее Салли, утомленная долгой речью. – Можно привыкнуть ко всему, даже к этим постоянным, долгим заседаниям по пятницам. Но я говорю не об этом. По крайней мере у тебя есть жених, сегодня не многие могут этим похвастаться. Сейчас так мало мужчин, и я, например, не могу себе позволить быть столь же разборчивой, как раньше. Подумать только, мне уже почти двадцать, а я даже не помолвлена.
– Ты говоришь, словно ты уже старая дева, – сказала Люси смеясь.
– Нет, ну что ты. Я никогда ею не стану. – Слова звучали без тени сомнения. – Я никогда не смогу стать такой, как сестрица Даниэля Абигаль, тридцать три года – и еще ни разу не целовалась! Смотри, а вот и она. Похоже, направляется к нам.
Люси приветливо улыбнулась Абигаль. Неужели ей никогда даже не хотелось, чтобы ее поцеловали? Похоже, что нет. Абигаль, всегда строгая, с плотно сжатыми губами, имела неприступный вид. Женщина с железным характером и полным отсутствием чувства юмора. У нее были такие же карие глаза, как у Даниэля, впрочем, как и у всех в их семействе, но, глядя на них, никогда даже нельзя было предположить, о чем она думает. Абигаль души не чаяла в Даниэле, опять же как и все родственники. Кстати сказать, Коллиэры настолько сильно гордились Даниэлем, что, как Люси иногда казалось, не считали ее достойной невестой.
– Добрый вечер, Люси, – вежливо поздоровалась Абигаль. – Даниэль просил передать тебе, что сегодня он допоздна задержится в Лоуэлле.
– Ты хочешь сказать, что сегодня его не будет…
– Совершенно верно, – сказала Абигаль все с тем же непроницаемым выражением лица. – Ты же знаешь, что для него значит работа, Люси. И естественно, что он не может бросить все ради каких-то танцев.
– Конечно, нет, – ответила Люси, краснея. Сердце ее упало. Смятение и разочарование были такими непредвиденными и сокрушительными, что слезы сами собой появились на глазах. Но Люси тут же приказала себе: «Не смей плакать!» После этого Салли и Абигаль обменялись холодными взглядами, и Абигаль удалилась.
– Это намеренный трюк, – заявила Салли. – Дождаться, пока ты наденешь платье и приготовишься, чтобы объявить, что Даниэля не будет.
– У меня создалось впечатление, что все просто уверены, будто моя жизнь – это Даниэль, – тихим голосом сказала Люси. – Очевидно, предполагается, что сейчас я должна уйти домой или скучать здесь, пока он не соизволит прийти. Но я не собираюсь делать ничего подобного. Напротив, я собираюсь танцевать, смеяться, а может быть, даже немного пофлиртовать!
– Люси! – Салли выглядела ошарашенной, но очень довольной. – Тебе нельзя. Что о тебе скажут?
– Я не его собственность, по крайней мере пока. И не вижу причины отказываться от удовольствий. Да, мы помолвлены, но мы даже не объявили дату свадьбы. Так что я молодая, незамужняя девушка. И сегодня я буду веселиться от души.
Решительно задрав подбородок, Люси вышла из уборной, держа маленький шелковый веер, как томагавк. И действительно, весь вечер она вела себя очень свободно, оживленно болтала и танцевала без устали. Люси прекрасно осознавала, что ведет себя не должным образом и тем самым привлекает всеобщее внимание. «Очень хорошо, – зло думала Люси, – когда Даниэлю расскажут об этом, вряд ли ему захочется оставаться по вечерам на работе, вместо того чтобы находиться рядом со мной». Возможно, он рассердится и потребует объяснений, может быть, будет настаивать на том, чтобы она вообще не разговаривала с другими мужчинами, ей все равно. Единственное, чего она хотела от него, так это хоть какого-нибудь проявления внимания. Поэтому, игнорируя предостерегающие взгляды отца, Люси кружилась и кружилась, меняя одного партнера за другим. Постепенно чувство обиды ослабевало в ней.
– Я думаю, Даниэль много потерял, что не увидел вас сегодня, – шептал ей на ухо Дэвид Фрэзер, пока они вальсировали под одну очень модную мелодию. Люси с благодарностью посмотрела на него, потому что это было именно то, чего ей больше всего хотелось услышать сегодня.
– Вы действительно так думаете? – спросила она, и Дэвид разразился целой серией комплиментов. Люси довольно улыбалась. Но прошло всего несколько мгновений, как улыбка застыла на ее губах. Через плечо Дэвида она случайно взглянула на группу людей возле столика с закусками, и кого же она увидела? Там стоял Хит. Он оживленно шутил, все смеялись, и его белозубая улыбка выделялась на загорелом лице.
Значит, Хит вернулся.
Глава 3
Изумлению Люси не было предела. Она даже слегка оступилась, и Дэвиду Фрэзеру пришлось замедлить движение, чтобы как-то сгладить ее неловкость. Проследив за направлением взгляда своей партнерши, он точно определил объект ее повышенного интереса.
– Это Хит Рэйн, конфедерат, он…
– Я знаю, кто он такой. – Люси спешно перевела взгляд на кавалера и улыбнулась. – Мне кажется странным, что он вообще находится здесь, да еще и нашел собеседников, – сказала она беззаботным тоном. – Я думала, что его здесь все ненавидят.
– Нет, не все. Рэйн относится к тому типу людей, которых либо превозносят, либо ненавидят. Как мне кажется, некоторые из присутствующих здесь мужчин уже пытаются подражать его стилю.
– Стилю… Вы имеете в виду стиль его одежды?
– И этому тоже, и многому другому. Как он говорит, как ведет себя. – Кривая усмешка передернула губы Дэвида. – Да, встречаются такие субъекты. Я, честно говоря, отказываюсь понимать, в чем заключается их притягательная сила, особенно если учесть, что еще три года назад они старательно поливали нас свинцом.
– Но разве не пришло время забыть, кто кого и когда поливал свинцом? Пора учиться ладить друг с другом, – проговорила Люси рассеянно. Ее взгляд снова был устремлен в заветный угол залы, где в окружении слушателей стоял Хит Рэйн.
Не часто в Конкорде можно было встретить мужчину, одетого столь шикарно и модно, как Хит. Очень немногие могли позволить себе такие костюмы. В белоснежном пикейном жилете с глубоким вырезом почти до самого пояса черных брюк он выглядел просто потрясающе. Его костюм с зауженными рукавами и облегающими запястья обшлагами выгодно отличался от мешковатых, уродующих фигуру сюртуков в стиле «принц Альберт», в которые были одеты подавляющее большинство присутствующих на балу джентльменов. Вместо выходящей из моды манишки, подвязанной на шее широким бантом, на Хите была новенькая, еще хрустящая, приталенная сорочка с узким белым галстуком. Слегка выгоревшие на солнце волосы сияли здоровым блеском. Модная прическа – короткая стрижка на висках и сзади – не оставляла прочим представителям сильного пола с их кудрявыми бачками никаких надежд на успех. «Большой расфуфыренный павлин!» Возмущению Люси не было предела – Рэйн был объектом не только ее внимания. «Он чувствует, что каждая женщина в зале украдкой посматривает на него… и это ему нравится! Ни капли скромности».
Люси продолжала вальсировать с Дэвидом, но движения ее были чисто механическими; от легкого, игривого настроения не осталось и следа. Минуту спустя девушка вновь бросила взгляд в сторону стола с закусками, но Хит уже исчез. Она обвела глазами всю залу и – Боже!
– Это Хит Рэйн, конфедерат, он…
– Я знаю, кто он такой. – Люси спешно перевела взгляд на кавалера и улыбнулась. – Мне кажется странным, что он вообще находится здесь, да еще и нашел собеседников, – сказала она беззаботным тоном. – Я думала, что его здесь все ненавидят.
– Нет, не все. Рэйн относится к тому типу людей, которых либо превозносят, либо ненавидят. Как мне кажется, некоторые из присутствующих здесь мужчин уже пытаются подражать его стилю.
– Стилю… Вы имеете в виду стиль его одежды?
– И этому тоже, и многому другому. Как он говорит, как ведет себя. – Кривая усмешка передернула губы Дэвида. – Да, встречаются такие субъекты. Я, честно говоря, отказываюсь понимать, в чем заключается их притягательная сила, особенно если учесть, что еще три года назад они старательно поливали нас свинцом.
– Но разве не пришло время забыть, кто кого и когда поливал свинцом? Пора учиться ладить друг с другом, – проговорила Люси рассеянно. Ее взгляд снова был устремлен в заветный угол залы, где в окружении слушателей стоял Хит Рэйн.
Не часто в Конкорде можно было встретить мужчину, одетого столь шикарно и модно, как Хит. Очень немногие могли позволить себе такие костюмы. В белоснежном пикейном жилете с глубоким вырезом почти до самого пояса черных брюк он выглядел просто потрясающе. Его костюм с зауженными рукавами и облегающими запястья обшлагами выгодно отличался от мешковатых, уродующих фигуру сюртуков в стиле «принц Альберт», в которые были одеты подавляющее большинство присутствующих на балу джентльменов. Вместо выходящей из моды манишки, подвязанной на шее широким бантом, на Хите была новенькая, еще хрустящая, приталенная сорочка с узким белым галстуком. Слегка выгоревшие на солнце волосы сияли здоровым блеском. Модная прическа – короткая стрижка на висках и сзади – не оставляла прочим представителям сильного пола с их кудрявыми бачками никаких надежд на успех. «Большой расфуфыренный павлин!» Возмущению Люси не было предела – Рэйн был объектом не только ее внимания. «Он чувствует, что каждая женщина в зале украдкой посматривает на него… и это ему нравится! Ни капли скромности».
Люси продолжала вальсировать с Дэвидом, но движения ее были чисто механическими; от легкого, игривого настроения не осталось и следа. Минуту спустя девушка вновь бросила взгляд в сторону стола с закусками, но Хит уже исчез. Она обвела глазами всю залу и – Боже!