Страница:
– Вы раньше не болели, лейтенант? – спросил Джима Лоувелла доктор Швихтенберг, когда тот появился в его кабинете с приказом вернуться в Мэриленд.
– Насколько я помню, ничем серьезным, сэр. А в чем дело?
– Ваш билирубин, – сказал доктор, открывая перед ним конверт и просматривая верхний листок, – Слишком высокий уровень.
– Я никогда и не знал, что у меня есть билирубин, – произнес Лоувелл.
– Но он у вас есть, лейтенант. Он есть у каждого из нас. Это натуральный пигмент, содержащийся в печени. Но у вас его слишком много.
– Я могу от этого заболеть? – спросил Лоувелл.
– Не думаю. Обычно это означает, что вы уже болели.
– Но если я переболел, то сейчас я уже здоров.
? Да, это так, лейтенант.
– Но если я здоров, то нет причины исключать меня из программы.
– Лейтенант, там снаружи пять парней, у которых билирубин в норме, и еще двадцать шесть на подходе. Мне была нужна хоть какая-то зацепка. Я понимаю, что вы через многое прошли за эту неделю. Мы благодарим вас за потраченное время.
– Вы бы не могли повторить обследование печени? – осмелился спросить Лоувелл, – Может, произошла ошибка.
– Мы уже его провели, – парировал Швихтенберг, – Ошибки нет. Но мы благодарны вам за потерянное время.
– Вы знаете, – упорствовал Лоувелл, – что если вы получили идеальный анализ, то в вашем распоряжении только один параметр. Если же есть небольшое отклонение от нормы, то вы знаете об организме даже больше.
Швихтенберг закрыл дело Лоувелла, отодвинул его в сторону и поднял глаза.
– Мы благодарим вас за потраченное время, – медленно повторил он.
На следующий день Лоувелл вернулся в «кирпичи» и дивизион электронщиков в Пакс-Ривер. Через две недели к нему присоединился Конрад. А еще через несколько недель они мрачно наблюдали по телевизору, как их коллега по Пакс-Ривер Уолли Ширра вместе с Элом Шеппардом, Диком Слейтоном, Джоном Гленном, Скоттом Карпентером и Гасом Гриссомом выстроились перед толпой репортеров в том же самом зале Долли Мэдисон, и как их объявили первыми национальными астронавтами.
Лоувелл смотрел эту церемонию по своему маленькому телевизору в своей маленькой семейной квартире. На протяжении следующих трех лет по тому же телевизору он видел, как эти люди совершали полеты, для которых его признали негодным. Это был пятнадцатиминутный суборбитальный полет Эла Шеппарда на маленькой ракете «Редстоун», аналогичный полет Гаса Гриссома на такой же ракете, первый американский орбитальный полет Джона Гленна на более крупной «Атлас», полет Скотта Карпетнера на «Атласе», повторившего полет Гленна.
В то самое время, как астронавты программы «Меркурий» совершали первые в истории пробные полеты в космос, летная карьера Лоувелла также продвигалась. Дивизион электронщиков расформировали, чего всегда он и опасался, объединив его в 1960 году с более важным Дивизионом испытания вооружения. В результате появился Оружейный дивизион. По мере совершенствования боевых самолетов, совершенствовалось и их вооружение. И вскоре стало ясно, что если пилот хотел эффективно воспользоваться бомбами и ракетами, он уже в меньшей степени должен быть бомбардиром, а в большей – специалистом и электронщиком. Первым самолетом, вооружение которого было полностью интегрировано с электроникой, стал «Ф4-Эйч Фантом», всепогодный и специально предназначенный для ночных боев.
Лоувелл, который уже имел опыт таких головокружительных полетов на авианосце «Шангри-Ла», был назначен руководителем Оружейной группы, помогающей испытывать новые машины. Новая должность добавляла ему престиж и требовала частых командировок, в основном на авиационный завод «МакДоннелл» в Сент-Луисе, где собирали самолеты. И, наконец, это означало переезд на новую квартиру. Когда испытания «Ф4-Эйч» завершились, и пришло время обучать пилотов, Лоувелла назначили и на эту работу. Со своей выросшей семьей он выехал из «кирпичей» и перебрался в 101-ый Боевой эскадрон, на военно-воздушную станцию «Океания» в Вирджиния-Бич, где он стал работать летным инструктором.
В самом конце программы «Меркурий», летом 1962 года Дик Слэйтон получил обескураживающее известие, что его списывают на землю из-за сердечной аритмии, и в космос продолжили летать только Уолли Ширра и Гордон Купер. Лоувелл сидел на кухне в «Океании», потягивая кофе и готовясь к ночному полету. Он взял номер «Еженедельника авиационных и космических технологий» и начал его пролистывать. По мере того, как программа «Меркурий» сходила на нет, журнал все чаще публиковал статьи о новой программе «Джемини» и о двухпилотных кораблях, на которых будут летать отобранные кандидаты. В сегодняшнем номере ничего не было о кораблях, но зато в самом конце новостей затерялась маленькая заметка, рассказывающая о недавнем официальном сообщении «НАСА». Заголовок гласил: «НАСА» набирает новых астронавтов», «Будущей осенью состоится отбор от пяти до десяти астронавтов на программу пилотируемых полетов „НАСА“.
Лоувелл с шумом поставил кофе на журнальный столик, немного пролив себе на руку, в спешке прочитал этот куцый абзац из пары предложений и моментально решил, что снова запишется в добровольцы. Да, сейчас он был старше – почти тридцать пять. Но, как он полагал, возраст – это еще и опыт. Да, на десять вакансий будет еще больше претендентов, чем в прошлый раз, но имя Лоувелла уже на слуху в Агентстве. И еще этот билирубин. Однако, учитывая ставшие классикой четыре удачных полета «Меркурий» и нисколько не пострадавших четырех пилотов, как Лоувелл полагал, точнее, надеялся, «НАСА» будет больше беспокоиться о мастерстве пилотов, чем об идеальных анализах. Весьма возможно, что первое отклонение кандидатуры Лоувелла повлияет и на вторую попытку. Но, сидя на кухне, он решил, что попытает счастья еще раз. Слетать в космос и испытать новый корабль, подумал он, гораздо интересней, чем испытательный полет в Сент-Луис на самолете.
– Эй, Лоувелл, вас к телефону, – раздался голос в эскадронном офисе «Океании».
Джим Лоувелл устало оторвал взгляд от доклада, которым он занимался последние полчаса, и крикнул:
– Кто там?
– Я его спросил, но он не представился.
Лоувелл отбросил отчет, нажал мигающую клавишу на телефоне и поднял трубку.
– Мне нужен Джим Лоувелл, – сказал собеседник.
Голос показался знакомым, но Лоувелл его не узнал. Было 13 сентября 1962 года. Прошло больше двух недель после его возвращения из «НАСА», где он проходил собеседование для участия в программе «Джемини». В агентстве он встречал и слышал голоса многих людей. Если он и знал собеседника, то не мог вспомнить.
– Я слушаю, – ответил Лоувелл.
– Джим, это Дик Слэйтон.
Лоувелл приподнялся в кресле, но промолчал. Медкомиссия «НАСА» проходила в военно-воздушной базе «Брукс» в Сан-Антонио (штат Техас). Как и в прошлый раз, проходя все процедуры, он общался в основном с докторами. Но теперь он прошел первый круг и был направлен на военно-воздушную базу «Эллингтон» в Хьюстон. После списания из отряда астронавтов Дик получил должность руководителя отряда астронавтов, контролируя работу всех астронавтов и занимаясь отбором новых. Лоувелл потратил много времени в Хьюстоне на собеседовании с Диком и сейчас ожидал звонка от него звонка. Но он не знал, плохую или хорошую новость принес Дик.
– Джим, это ты? – спросил Слэйтон.
– О, да, Дик. Это я.
– Я звоню насчет новой команды астронавтов.
– Гм-м, – произнес Лоувелл. У него пересохло во рту.
– И я не удивлюсь, – сказал Слэйтон, – что ты бы хотел работать на нас.
– Хочу ли я? – громко прокричал Лоувелл, так что остальные в комнате обернулись на него.
– Это я у тебя спрашиваю, – засмеялся Слэйтон.
– Да, да, – с заиканьем ответил Лоувелл, – Конечно.
– Хорошо, – сказал Слэйтон, – Рад видеть тебя в нашей команде.
– Рад работать с вами. Ты не скажешь, кто еще попал туда? Пит попал?
– Ты сам увидишь. Послезавтра мы приглашаем всех новых астронавтов в Хьюстон, чтобы представить прессе. А до тех пор мы будем сохранять секретность. Я хочу, чтобы ты купил билет на самолет на послезавтрашний рейс, в аэропорту взял такси и прибыл Райс-Отель. Ты запомнил?
– Райс-Отель, – повторил Лоувелл, схватив обрывок бумаги и неразборчиво строча на нем.
– А когда ты туда прибудешь, скажи, что тебе забронирован номер на имя Макс Пек.
– Спросить Макса Пека, – сказал Лоувелл.
– Нет, не спрашивай Макса Пека. Скажи им, что ты Макс Пек.
– Я Макс Пек?
– Правильно.
– Дик?
– М-м-м?
– Кто Макс Пек?
– Ты узнаешь.
Слэйтон отключился. Лоувелл продолжал держать трубку в руке, нажал на рычаг и торопливо набрал номер Мэрилин.
– Я еду, – сказал Лоувелл, когда услышал голос жены.
– Куда? – спросила Мэрилин.
– В Хьюстон.
Пауза. Лоувелл мог поклясться, что слышал, как Мэрилин улыбается.
– Приезжай домой, – сказала она, – Ты должен сам сказать об этом детям.
Когда на следующий день Лоувелл прибыл в аэропорт Уильяма Хобби в Хьюстоне, приема как такового не было. Слэйтон действительно беспокоился о секретности, и на выходе из самолета его встретил лишь горячий и влажный воздух. Пройдя через терминал, он, как и было проинструктировано, взял такси.
По дороге в отель Лоувелл старался быть внимательным: раз уж он собирался перевезти сюда семью, стоило хорошо осмотреться. Пока такси мчалось по шоссе «Галф», Лоувелл заметил большой рекламный щит на верху здания. «Если Вы приехали в город – остановитесь в Райс-Отеле», – гласила надпись, – в Вашей гостинице Хьюстона». А ниже маленькими буквами: «Макс Пек, менеджер».
Смутившись, Лоувелл попытался еще раз прочесть надпись, но такси ехало слишком быстро. У отеля он расплатился с водителем, зашел внутрь и осмотрелся. Здесь не было ни Дика, ни кого-либо, хоть отдаленно напоминающего сотрудника «НАСА». Совсем растерявшись, Лоувелл, стараясь изображать безразличие, подошел к столу и приветственно кивнул клерку.
– Мне зарезервирован отдельный номер, – сказал Лоувелл, Я Макс Пек.
Клерком оказалась девушка, лишь недавно окончившая колледж.
– Простите, вы кто?
– Я мистер Макс… Я имею в виду мистер Пек. Я Макс Пек.
– О, я так не думаю, – сказала девушка.
– Нет, это я, – сказал Лоувелл неубедительно.
Вдруг из-за девушки появился другой работник отеля – большой весельчак, на табличке которого значилось Уэс Хупер.
– Я займусь им, Шейла, – сказал он девушке и повернулся к Лоувеллу, – Приветствую вас, мистер Пек. Мы ждали вас. Вот ваш ключ. Позовите нас, если будет что-то не так.
Слегка изумившись, Лоувелл поблагодарил господина Хупера и пошел в указанном направлении. Он подумал, что это было глупо. Секретность в отношениях с прессой было одно, но все эти игры в кошки-мышки выглядели смехотворно. Лоувелл добрался до своего номера и плюхнулся вместе с сумкой на кровать. Почти сразу зазвонил телефон.
– Алло? – осторожно сказал он, подняв трубку. Ответа не последовало.
– Алло, – повторил он более четко.
– Кто это? – спросил голос на другом конце линии.
– А вы кто? – переспросил в ответ Лоувелл.
– Это Макс Пек.
– Кто? – уже кричал Лоувелл.
– Макс Пек.
– Вы работаете в этом отеле?
– О, нет, – ответил голос, – Я всего лишь гость. И я думаю, что вы заняли мою комнату.
– Я так не считаю, сказал Лоувелл.
– А я уверен, – ответил голос.
– Послушайте, – сердито оборвал Лоувелл, – Я не знаю, сколько здесь сегодня собралось Максов Пеков, но, как вы поняли, перед вами один из них. Это мой номер, он был зарезервирован на мое имя, и я останусь в нем. Если у вас с этим проблемы, обратитесь к менеджеру. Я знаю, что его имя Макс Пек!
Лоувелл повесил трубку. Может у Слэйтона и были причины для всей этой бессмыслицы, но ему они были непонятны. Но в одном он был уверен: он не станет сидеть в номере и ждать, пока кто-нибудь наведет здесь порядок. Было уже шесть вечера, и Лоувелл сходил в душ, переоделся, опустился вниз и поужинал. Если ему и было суждено сойти с ума, то выпивка в ресторане отеля не сделает хуже.
Как только он оказался в вестибюле, Лоувелл обнаружил, что если он был мало озабочен сохранением инкогнито, то другие сотрудники «НАСА», присутствовавшие здесь, выглядели совершенно безразлично. Удобно устроившись посреди холла, курил трубку и потягивал спиртное Пит Конрад. Рядом с ним, сжимая свой стакан и покуривая крепкую гигантскую сигару, сидел пилот ВМФ Джон Янг. Лоувеллу хотелось прыгать от радости: Конрад и Янг – оба питомцы Пакс-Ривер. Он прекрасно знал и уважал их и считал бы за честь выйти на орбиту в любом корабле в любой экспедиции с каждым из них. Поспешив через вестибюль, но стараясь не привлекать внимания Янга и Конрада, он украдкой приблизился к своим друзьям-летчикам и похлопал обоих по плечу.
– Итак, флотилия встала на якорь, – заявил он.
– Джим! – воскликнул Конрад, поворачиваясь к нему и всматриваясь сквозь клубы табачного дыма, окутывающие его голову.
– Как вы оба пробрались в эту программу? – спросил Лоувелл, пожимая руки и обнимаясь с Конрадом и Янгом.
– Я думаю, через такую же лазейку, какую они оставили и тебе, – сказал Конрад.
– А я полагаю, им следует сохранить эту лазейку, – ответил Лоувелл, – Кажется, у нас получился отряд ВМФ.
– Не совсем, – сказал Янг, глядя на соседнее кресло. Проследив за его взглядом, Лоувелл впервые заметил еще одного, несомненно, военного человека, потягивающего спиртное и читающего газету.
– Эд? – обратился Янг к этому человеку, который повернулся с улыбкой, – Познакомься с Джимом Лоувеллом. Джим, это Эд Уайт, военно-воздушные силы.
Мужчина встал, сделал шаг к Лоувеллу и протянул ему руку. Мгновение Лоувелл изучал его лицо. Что-то знакомое почудилось в его чертах.
– Рад встрече, – сказал Лоувелл, протягивая свою руку.
– На самом деле, – сказал Уайт, – мы уже встречались.
Я это знаю, подумал Лоувелл, и смутные воспоминания из далекого прошлого возникли в его голове.
– Но лишь по телефону, – добавил Уайт.
Не может быть!
– О-о? – произнес Лоувелл.
– Я тот самый Макс Пек, кто звонил в ваш номер.
– Так это были вы? Мы сегодня что, все Максы Пеки? – спросил Лоувелл. Конрад и Янг кивнули. – Тогда мне не терпится познакомиться со всеми остальными Максами, кто прилетел сюда.
Никто из четверых не знал, кого еще пригласило «НАСА» в Райс-Отель, но если Агентство не собиралось никого здесь встречать, то они это сделают сами. Лоувелл, Конрад, Янг и Уайт остались в вестибюле, заказали еще выпивку, а потом проследовали в ресторан на ужин.
На протяжении ужина все они настороженно поглядывали на вестибюль, и через некоторое время там появились еще пятеро мужчин с таким же слегка ошеломленным видом, какой был у Лоувелла, когда он зашел в отель. Среди них были Фрэнк Борман, Джим МакДивитт и Том Стэффорд – все из военно-воздушных сил. Также был Эллиот Си, гражданский пилот-испытатель из «Дженерал Электрик». Последним шел Нейл Армстронг, другой гражданский пилот-испытатель – тот, кто так много сделал для «НАСА». Вновь прибывших встретили присутствующие пилоты, познакомили со всеми и пригласили к бокалу.
Когда появился девятый и последний пилот, все мужчины расселись и изумленно посмотрели друг на друга. Из сотен пилотов-испытателей, отправивших в прошлом году в «НАСА» свои резюме, были выбраны именно эти девять имен. Каждый из них, за исключением Армстронга и Си, настойчиво пробирался вверх по служебной лестнице, и каждый внезапно и безрассудно оставил ее в стороне. Никто не знал, когда он полетит в космос и как это будет, а может и никогда, подобно несчастному Дику. Они сидели во мраке вестибюля, потягивая напитки и покуривая сигары, но одно им было ясно: они сменили военную карьеру на карьеру астронавтов, и у них не было другого пути.
8
На самом деле, нельзя было сказать, что Мэрилин проснулась четырнадцатого, так как она ночью не спала. Вторник для нее начался в 7 утра, когда она вышла из спальни, очнувшись от тревожной дремоты, в которую погрузилась всего час назад. В шесть часов Бетти Бенвеер и Эльза Джонсон подняли ее из кресла перед телевизором, где та провела почти всю ночь, отвели к лестнице и недвусмысленно объяснили, что надо немного поспать. Мэрилин возражала, говоря, что она не устала, но Эльза и Бетти напомнили ей, что скоро проснутся дети, и, если не для себя, то хотя бы ради них надо немного подремать. Мэрилин неохотно согласилась, прилегла на свою кровать, а ровно через час поднялась и вернулась в гостиную с мыслями о Бассете и Си.
Чарли Бассет и Эллиот Си погибли 28 февраля 1966 года. В тот день Мэрилин была дома, ухаживая за Джеффри, своим четвертым и, как она пообещала себе, последним ребенком, родившимся семь недель назад. Подходила к концу трудная зима, во время которой ее муж летал в космос по двухнедельной программе «Джемини-7» на предпоследнем месяце ее беременности, а репортеры сбивались с ног в попытках взять интервью у будущей матери и стоической жены. Джим вернулся перед Рождеством, сразу после которого родился Джеффри, и Мэрилин пообещала себе, что оставшиеся до наступления весны недели она проведет в спокойной обстановке. Она не могла сказать за своего мужа, но сама собиралась проводить дома как можно больше времени, ухаживая за новорожденным, прибегая к помощи няни, если атмосфера в их доме в Тимбер-Коув накалится. 28 февраля няня была на дежурстве, и Мэрилин наслаждалась моментом спокойствия во время утреннего сна Джеффри. Тогда и зазвонил телефон.
– Мэрилин, – произнес спокойный голос на другом конце линии, – это Джон Янг. Я звоню из Центра.
Мэрилин узнала бы голос Янга, даже если бы он себя не назвал. Он пришел в «НАСА» четыре года назад вместе с ее мужем и был первым из нового набора, кто прошлым мартом летал с Гасом Гриссомом на «Джемини-3».
– Как дела, Джон? – спросила Мэрилин, искренне радуясь звонку.
– Не очень. Произошло несчастье, – сказал Янг, – Это не касается Джима, – быстро добавил он, – С Джимом все в порядке. Не повезло Чарли Бассету и Эллиоту Си. Они пытались посадить свой «Т-38» в тумане в Сент-Луисе, но промахнулись мимо посадочной полосы и упали на стоянку за авиабазой «МакДоннелл». Оба погибли мгновенно.
Мэрилин медленно села. Она достаточно хорошо знала Бассетов. Чарли с женой жили неподалеку, с другой стороны от Тэйлор-Лэйк, в городке Эль-Лаго. Но Чарли был из третьего набора в программу, который шел за набором Джима, и у Мэрилин была возможность лишь пару раз поболтать с четой на приемах «НАСА». Однако Си были жителями Тимбер-Коув – всего за несколько домов от Лоувеллов. Эллиот и Джим оба были членами второго отряда астронавтов, и в последние годы Мэрилин Лоувелл и Мэрилин Си стали близкими подругами, часто обсуждая общих знакомых, а также свою нелегкую жизнь жен астронавтов. В те недели, когда Мэрилин Лоувелл сидела дома с Джеффри, Мэрилин Си была желанным гостем.
– Кто-нибудь уже рассказал Мэрилин? – спросила она у Янга.
– Нет, – сказал он, – Я об этом хотел поговорить с тобой.
– Ты хочешь, чтобы я сообщила ей, что Эллиот погиб? – спросила она возрастающим голосом.
– Нет, – сказал Янг, – Я прошу тебя о более трудном – не говорить ей. Кому-нибудь надо побыть с ней прямо сейчас, но не говорить ей, пока я не приеду и не сделаю это официально. Нам не нужно, чтобы перевозбужденные репортеры рвались к ней на порог. Помнишь, что было, когда погиб Тед Фриман?
– Да, Джон, – сказала Мэрилин, вспоминая ужас, который испытали жены астронавтов несколько лет назад, когда ходили слухи о репортерах, обивавших порог дома Фриманов ради интервью, в то время как домашние еще не знали о чем.
– Хорошо, – сказал Янг, – я ценю твою помощь.
Мэрилин повесила трубку, поднялась наверх и сказала няне, что ненадолго выйдет попить кофе с подругой. Затем она набросила пальто и медленно спустилась из дома. Когда Мэрилин Лоувелл пришла, Мэрилин Си находилась на кухне и, увидев подругу, приветливо улыбнулась и пригласила внутрь.
– А я только что собралась пойти к тебе, – сказала госпожа Си госпоже Лоувелл, – Я совсем не ждала тебя увидеть здесь.
– Все нормально, – сказала Мэрилин, – Я всегда могу сделать перерыв. Я меня есть, по крайней мере, час, пока не проснется Джеффри.
– Няня сегодня дома?
– Нет, – ответила рассеянно Мэрилин, – Я имею в виду да. Да, она дома.
Мэрилин Си странно посмотрела на нее.
– У тебя все в порядке? – спросила она, – Ты выглядишь расстроенной.
– Нет, нет. Я в порядке.
Минут двадцать женщины болтали и пили кофе. На дорожке послышался шум автомобильных покрышек, и обе женщины повернулись. Из кухонного окна была видна черная машина, подъехавшая к дому. В ней сидел Джон Янг с каким-то незнакомым человеком. Представители «НАСА» никогда не посещали дома астронавтов без предварительного уведомления, если на то не было причины. Обычно это были нехорошие причины. Глаза обеих женщин встретились и замерли. Через секунду Мэрилин Лоувелл заморгала, и в этот момент Мэрилин Си поняла, что это была за причина.
Не говоря ни слова, Мэрилин Лоувелл встала, отворила дверь и впустила посетителей внутрь. Она стояла в дверях, пока те сообщали известие. Затем она выпроводила мужчин, села рядом с подругой, обняла ее. Наконец, она сделала единственное, что могла сделать в такой ситуации подруга и жена пилота: начала звонить друзьям и женам остальных пилотов, сообщая им случившееся.
Очень скоро появились первые жены, а Мэрилин побежала к себе домой, прыгнула в свою машину и помчалась в местную начальную школу, чтобы забрать детей Си и привезти их домой до того, как новость узнает еще кто-нибудь. Когда она вернулась, дом, как и следовало ожидать, был наполнен женщинами и их неловко себя чувствующими мужьями-астронавтами, окружающими и утешающими Мэрилин Си. Мэрилин Лоувелл долго стояла сзади и наблюдала. Она не могла ничем помочь, осознавая, что сейчас приходится слышать и видеть ее подруге и соседке. Мэрилин Лоувелл, как и жены остальных астронавтов, знала, что есть только один способ узнать, что ощущает сейчас подруга. Но она не могла и подумать о том, чтобы оказаться на ее месте.
Четыре года спустя, на четвертые сутки экспедиции «Аполлон-13» она это узнала. И она страстно желала, чтобы это было не так. Безумная ночь началась вчера, когда к Лоувеллам приехали Борманы, Бенвееры, Конрады, МакКаллофы и другие сотрудники «НАСА», бросая машины, где придется – на улице, газоне или тротуаре. У Мэрилин не было возможности сосчитать всех этих людей в ее доме, но, судя по количеству полных пепельниц и расставленных повсюду чашек с недопитым кофе, не считая десятка людей, блуждающих по дому и тихо разговаривающих возле телевизора, их было около шестидесяти.
В отличие от всех друзей, соседей и офицеров по протоколу, наполняющих дом Мэрилин, думала она, есть те, кто больше всего нуждается в ее внимании, хотя в данный момент и не просит об этом – ее дети. Джеффри оказался первым из младших Лоувеллов, кого потревожила суматоха в гостиной, но Аделина Хэммак, по-видимому, утолила его любопытство, не возбуждая его беспокойства. Дочерей Лоувелла не было необходимости успокаивать, и Мэрилин была благодарна за это. Барбара Лоувелл, очевидно, поняла, что отец рискует, и, судя по выключенному свету в ее комнате, зажатой в руке Библии и решению снова уснуть, она справилась с этим сама. Мэрилин не хотела тревожить ее, так как не могла найти слова утешения. Да и младшую дочку Сюзан она не хотела беспокоить, раз та проспала всю эту утреннюю суматоху. Вскоре Сюзан сама проснется и узнает то, что известно соседям, репортерам и всему остальному миру. Мэрилин не хотела отбирать у дочки единственный настоящий сон из тех, что будут у нее в предстоящие дни.
С четырнадцатилетним Джеем следовало вести себя по-другому. В три утра Мэрилин позвонила в военную академию святого Иоанна, разбудила какого-то однокурсника из его спальни, как можно короче объяснила ему, что произошло, и попросила известить Джея о трагедии до того, как тот все узнает по радио. Мэрилин бы хотелось лично побеседовать с сыном, но она понимала, что это будет слишком тяжело для него. У юношей напускной храбрости больше, чем это необходимо, а у тех их них, кто решил стать кадетом, тем более. Если он узнает новость от матери, то почти наверняка решит проявить внешнюю твердость, которая ему сейчас не нужна. Будет лучше, если он все узнает от третьего лица и позвонит домой, где ему объяснят подробности, когда он немного свыкнется с печальной новостью. Однокурсник понял это, пообещал Мэрилин, что немедленно пойдет в комнату Джея, а Мэрилин с тех пор старалась держать одну телефонную линию свободной в ожидании звонка сына.
Был еще один член семьи, о котором следовало побеспокоиться – Бланш Лоувелл, семидесятипятилетняя мать Джима. Бланш, которая в одиночку вырастила сына, теперь была парализована и находилась в ближайшей частной лечебнице в Френдсвуде. Насколько могла судить Мэрилин, Бланш осознавала, что на прошлой неделе ее сын полетел в космос, и начинала понимать, что пунктом назначения была Луна. Было неясно, знала ли она, что он должен был высадиться на Луну или только ее облететь, что было неплохо в данной ситуации, как решила Мэрилин. Поскольку посадка отменялась, возможно, включив телевизор, Бланш и не заметит, что сын не смог прогуляться по Луне. Однако она обязательно заметит корреспондентов и их репортажи о неудачах, которые постигли его корабль. Чтобы избавить ее от тех волнений, которые испытали накануне остальные Лоувеллы, находившиеся на Земле, Мэрилин позвонила персоналу Френдсвуда и наказала им, несмотря на их возражения, убрать телевизор из комнаты Бланш, а на все ее расспросы о полете отвечать с добродушной улыбкой, что все идет прекрасно.
– Насколько я помню, ничем серьезным, сэр. А в чем дело?
– Ваш билирубин, – сказал доктор, открывая перед ним конверт и просматривая верхний листок, – Слишком высокий уровень.
– Я никогда и не знал, что у меня есть билирубин, – произнес Лоувелл.
– Но он у вас есть, лейтенант. Он есть у каждого из нас. Это натуральный пигмент, содержащийся в печени. Но у вас его слишком много.
– Я могу от этого заболеть? – спросил Лоувелл.
– Не думаю. Обычно это означает, что вы уже болели.
– Но если я переболел, то сейчас я уже здоров.
? Да, это так, лейтенант.
– Но если я здоров, то нет причины исключать меня из программы.
– Лейтенант, там снаружи пять парней, у которых билирубин в норме, и еще двадцать шесть на подходе. Мне была нужна хоть какая-то зацепка. Я понимаю, что вы через многое прошли за эту неделю. Мы благодарим вас за потраченное время.
– Вы бы не могли повторить обследование печени? – осмелился спросить Лоувелл, – Может, произошла ошибка.
– Мы уже его провели, – парировал Швихтенберг, – Ошибки нет. Но мы благодарны вам за потерянное время.
– Вы знаете, – упорствовал Лоувелл, – что если вы получили идеальный анализ, то в вашем распоряжении только один параметр. Если же есть небольшое отклонение от нормы, то вы знаете об организме даже больше.
Швихтенберг закрыл дело Лоувелла, отодвинул его в сторону и поднял глаза.
– Мы благодарим вас за потраченное время, – медленно повторил он.
На следующий день Лоувелл вернулся в «кирпичи» и дивизион электронщиков в Пакс-Ривер. Через две недели к нему присоединился Конрад. А еще через несколько недель они мрачно наблюдали по телевизору, как их коллега по Пакс-Ривер Уолли Ширра вместе с Элом Шеппардом, Диком Слейтоном, Джоном Гленном, Скоттом Карпентером и Гасом Гриссомом выстроились перед толпой репортеров в том же самом зале Долли Мэдисон, и как их объявили первыми национальными астронавтами.
Лоувелл смотрел эту церемонию по своему маленькому телевизору в своей маленькой семейной квартире. На протяжении следующих трех лет по тому же телевизору он видел, как эти люди совершали полеты, для которых его признали негодным. Это был пятнадцатиминутный суборбитальный полет Эла Шеппарда на маленькой ракете «Редстоун», аналогичный полет Гаса Гриссома на такой же ракете, первый американский орбитальный полет Джона Гленна на более крупной «Атлас», полет Скотта Карпетнера на «Атласе», повторившего полет Гленна.
В то самое время, как астронавты программы «Меркурий» совершали первые в истории пробные полеты в космос, летная карьера Лоувелла также продвигалась. Дивизион электронщиков расформировали, чего всегда он и опасался, объединив его в 1960 году с более важным Дивизионом испытания вооружения. В результате появился Оружейный дивизион. По мере совершенствования боевых самолетов, совершенствовалось и их вооружение. И вскоре стало ясно, что если пилот хотел эффективно воспользоваться бомбами и ракетами, он уже в меньшей степени должен быть бомбардиром, а в большей – специалистом и электронщиком. Первым самолетом, вооружение которого было полностью интегрировано с электроникой, стал «Ф4-Эйч Фантом», всепогодный и специально предназначенный для ночных боев.
Лоувелл, который уже имел опыт таких головокружительных полетов на авианосце «Шангри-Ла», был назначен руководителем Оружейной группы, помогающей испытывать новые машины. Новая должность добавляла ему престиж и требовала частых командировок, в основном на авиационный завод «МакДоннелл» в Сент-Луисе, где собирали самолеты. И, наконец, это означало переезд на новую квартиру. Когда испытания «Ф4-Эйч» завершились, и пришло время обучать пилотов, Лоувелла назначили и на эту работу. Со своей выросшей семьей он выехал из «кирпичей» и перебрался в 101-ый Боевой эскадрон, на военно-воздушную станцию «Океания» в Вирджиния-Бич, где он стал работать летным инструктором.
В самом конце программы «Меркурий», летом 1962 года Дик Слэйтон получил обескураживающее известие, что его списывают на землю из-за сердечной аритмии, и в космос продолжили летать только Уолли Ширра и Гордон Купер. Лоувелл сидел на кухне в «Океании», потягивая кофе и готовясь к ночному полету. Он взял номер «Еженедельника авиационных и космических технологий» и начал его пролистывать. По мере того, как программа «Меркурий» сходила на нет, журнал все чаще публиковал статьи о новой программе «Джемини» и о двухпилотных кораблях, на которых будут летать отобранные кандидаты. В сегодняшнем номере ничего не было о кораблях, но зато в самом конце новостей затерялась маленькая заметка, рассказывающая о недавнем официальном сообщении «НАСА». Заголовок гласил: «НАСА» набирает новых астронавтов», «Будущей осенью состоится отбор от пяти до десяти астронавтов на программу пилотируемых полетов „НАСА“.
Лоувелл с шумом поставил кофе на журнальный столик, немного пролив себе на руку, в спешке прочитал этот куцый абзац из пары предложений и моментально решил, что снова запишется в добровольцы. Да, сейчас он был старше – почти тридцать пять. Но, как он полагал, возраст – это еще и опыт. Да, на десять вакансий будет еще больше претендентов, чем в прошлый раз, но имя Лоувелла уже на слуху в Агентстве. И еще этот билирубин. Однако, учитывая ставшие классикой четыре удачных полета «Меркурий» и нисколько не пострадавших четырех пилотов, как Лоувелл полагал, точнее, надеялся, «НАСА» будет больше беспокоиться о мастерстве пилотов, чем об идеальных анализах. Весьма возможно, что первое отклонение кандидатуры Лоувелла повлияет и на вторую попытку. Но, сидя на кухне, он решил, что попытает счастья еще раз. Слетать в космос и испытать новый корабль, подумал он, гораздо интересней, чем испытательный полет в Сент-Луис на самолете.
– Эй, Лоувелл, вас к телефону, – раздался голос в эскадронном офисе «Океании».
Джим Лоувелл устало оторвал взгляд от доклада, которым он занимался последние полчаса, и крикнул:
– Кто там?
– Я его спросил, но он не представился.
Лоувелл отбросил отчет, нажал мигающую клавишу на телефоне и поднял трубку.
– Мне нужен Джим Лоувелл, – сказал собеседник.
Голос показался знакомым, но Лоувелл его не узнал. Было 13 сентября 1962 года. Прошло больше двух недель после его возвращения из «НАСА», где он проходил собеседование для участия в программе «Джемини». В агентстве он встречал и слышал голоса многих людей. Если он и знал собеседника, то не мог вспомнить.
– Я слушаю, – ответил Лоувелл.
– Джим, это Дик Слэйтон.
Лоувелл приподнялся в кресле, но промолчал. Медкомиссия «НАСА» проходила в военно-воздушной базе «Брукс» в Сан-Антонио (штат Техас). Как и в прошлый раз, проходя все процедуры, он общался в основном с докторами. Но теперь он прошел первый круг и был направлен на военно-воздушную базу «Эллингтон» в Хьюстон. После списания из отряда астронавтов Дик получил должность руководителя отряда астронавтов, контролируя работу всех астронавтов и занимаясь отбором новых. Лоувелл потратил много времени в Хьюстоне на собеседовании с Диком и сейчас ожидал звонка от него звонка. Но он не знал, плохую или хорошую новость принес Дик.
– Джим, это ты? – спросил Слэйтон.
– О, да, Дик. Это я.
– Я звоню насчет новой команды астронавтов.
– Гм-м, – произнес Лоувелл. У него пересохло во рту.
– И я не удивлюсь, – сказал Слэйтон, – что ты бы хотел работать на нас.
– Хочу ли я? – громко прокричал Лоувелл, так что остальные в комнате обернулись на него.
– Это я у тебя спрашиваю, – засмеялся Слэйтон.
– Да, да, – с заиканьем ответил Лоувелл, – Конечно.
– Хорошо, – сказал Слэйтон, – Рад видеть тебя в нашей команде.
– Рад работать с вами. Ты не скажешь, кто еще попал туда? Пит попал?
– Ты сам увидишь. Послезавтра мы приглашаем всех новых астронавтов в Хьюстон, чтобы представить прессе. А до тех пор мы будем сохранять секретность. Я хочу, чтобы ты купил билет на самолет на послезавтрашний рейс, в аэропорту взял такси и прибыл Райс-Отель. Ты запомнил?
– Райс-Отель, – повторил Лоувелл, схватив обрывок бумаги и неразборчиво строча на нем.
– А когда ты туда прибудешь, скажи, что тебе забронирован номер на имя Макс Пек.
– Спросить Макса Пека, – сказал Лоувелл.
– Нет, не спрашивай Макса Пека. Скажи им, что ты Макс Пек.
– Я Макс Пек?
– Правильно.
– Дик?
– М-м-м?
– Кто Макс Пек?
– Ты узнаешь.
Слэйтон отключился. Лоувелл продолжал держать трубку в руке, нажал на рычаг и торопливо набрал номер Мэрилин.
– Я еду, – сказал Лоувелл, когда услышал голос жены.
– Куда? – спросила Мэрилин.
– В Хьюстон.
Пауза. Лоувелл мог поклясться, что слышал, как Мэрилин улыбается.
– Приезжай домой, – сказала она, – Ты должен сам сказать об этом детям.
Когда на следующий день Лоувелл прибыл в аэропорт Уильяма Хобби в Хьюстоне, приема как такового не было. Слэйтон действительно беспокоился о секретности, и на выходе из самолета его встретил лишь горячий и влажный воздух. Пройдя через терминал, он, как и было проинструктировано, взял такси.
По дороге в отель Лоувелл старался быть внимательным: раз уж он собирался перевезти сюда семью, стоило хорошо осмотреться. Пока такси мчалось по шоссе «Галф», Лоувелл заметил большой рекламный щит на верху здания. «Если Вы приехали в город – остановитесь в Райс-Отеле», – гласила надпись, – в Вашей гостинице Хьюстона». А ниже маленькими буквами: «Макс Пек, менеджер».
Смутившись, Лоувелл попытался еще раз прочесть надпись, но такси ехало слишком быстро. У отеля он расплатился с водителем, зашел внутрь и осмотрелся. Здесь не было ни Дика, ни кого-либо, хоть отдаленно напоминающего сотрудника «НАСА». Совсем растерявшись, Лоувелл, стараясь изображать безразличие, подошел к столу и приветственно кивнул клерку.
– Мне зарезервирован отдельный номер, – сказал Лоувелл, Я Макс Пек.
Клерком оказалась девушка, лишь недавно окончившая колледж.
– Простите, вы кто?
– Я мистер Макс… Я имею в виду мистер Пек. Я Макс Пек.
– О, я так не думаю, – сказала девушка.
– Нет, это я, – сказал Лоувелл неубедительно.
Вдруг из-за девушки появился другой работник отеля – большой весельчак, на табличке которого значилось Уэс Хупер.
– Я займусь им, Шейла, – сказал он девушке и повернулся к Лоувеллу, – Приветствую вас, мистер Пек. Мы ждали вас. Вот ваш ключ. Позовите нас, если будет что-то не так.
Слегка изумившись, Лоувелл поблагодарил господина Хупера и пошел в указанном направлении. Он подумал, что это было глупо. Секретность в отношениях с прессой было одно, но все эти игры в кошки-мышки выглядели смехотворно. Лоувелл добрался до своего номера и плюхнулся вместе с сумкой на кровать. Почти сразу зазвонил телефон.
– Алло? – осторожно сказал он, подняв трубку. Ответа не последовало.
– Алло, – повторил он более четко.
– Кто это? – спросил голос на другом конце линии.
– А вы кто? – переспросил в ответ Лоувелл.
– Это Макс Пек.
– Кто? – уже кричал Лоувелл.
– Макс Пек.
– Вы работаете в этом отеле?
– О, нет, – ответил голос, – Я всего лишь гость. И я думаю, что вы заняли мою комнату.
– Я так не считаю, сказал Лоувелл.
– А я уверен, – ответил голос.
– Послушайте, – сердито оборвал Лоувелл, – Я не знаю, сколько здесь сегодня собралось Максов Пеков, но, как вы поняли, перед вами один из них. Это мой номер, он был зарезервирован на мое имя, и я останусь в нем. Если у вас с этим проблемы, обратитесь к менеджеру. Я знаю, что его имя Макс Пек!
Лоувелл повесил трубку. Может у Слэйтона и были причины для всей этой бессмыслицы, но ему они были непонятны. Но в одном он был уверен: он не станет сидеть в номере и ждать, пока кто-нибудь наведет здесь порядок. Было уже шесть вечера, и Лоувелл сходил в душ, переоделся, опустился вниз и поужинал. Если ему и было суждено сойти с ума, то выпивка в ресторане отеля не сделает хуже.
Как только он оказался в вестибюле, Лоувелл обнаружил, что если он был мало озабочен сохранением инкогнито, то другие сотрудники «НАСА», присутствовавшие здесь, выглядели совершенно безразлично. Удобно устроившись посреди холла, курил трубку и потягивал спиртное Пит Конрад. Рядом с ним, сжимая свой стакан и покуривая крепкую гигантскую сигару, сидел пилот ВМФ Джон Янг. Лоувеллу хотелось прыгать от радости: Конрад и Янг – оба питомцы Пакс-Ривер. Он прекрасно знал и уважал их и считал бы за честь выйти на орбиту в любом корабле в любой экспедиции с каждым из них. Поспешив через вестибюль, но стараясь не привлекать внимания Янга и Конрада, он украдкой приблизился к своим друзьям-летчикам и похлопал обоих по плечу.
– Итак, флотилия встала на якорь, – заявил он.
– Джим! – воскликнул Конрад, поворачиваясь к нему и всматриваясь сквозь клубы табачного дыма, окутывающие его голову.
– Как вы оба пробрались в эту программу? – спросил Лоувелл, пожимая руки и обнимаясь с Конрадом и Янгом.
– Я думаю, через такую же лазейку, какую они оставили и тебе, – сказал Конрад.
– А я полагаю, им следует сохранить эту лазейку, – ответил Лоувелл, – Кажется, у нас получился отряд ВМФ.
– Не совсем, – сказал Янг, глядя на соседнее кресло. Проследив за его взглядом, Лоувелл впервые заметил еще одного, несомненно, военного человека, потягивающего спиртное и читающего газету.
– Эд? – обратился Янг к этому человеку, который повернулся с улыбкой, – Познакомься с Джимом Лоувеллом. Джим, это Эд Уайт, военно-воздушные силы.
Мужчина встал, сделал шаг к Лоувеллу и протянул ему руку. Мгновение Лоувелл изучал его лицо. Что-то знакомое почудилось в его чертах.
– Рад встрече, – сказал Лоувелл, протягивая свою руку.
– На самом деле, – сказал Уайт, – мы уже встречались.
Я это знаю, подумал Лоувелл, и смутные воспоминания из далекого прошлого возникли в его голове.
– Но лишь по телефону, – добавил Уайт.
Не может быть!
– О-о? – произнес Лоувелл.
– Я тот самый Макс Пек, кто звонил в ваш номер.
– Так это были вы? Мы сегодня что, все Максы Пеки? – спросил Лоувелл. Конрад и Янг кивнули. – Тогда мне не терпится познакомиться со всеми остальными Максами, кто прилетел сюда.
Никто из четверых не знал, кого еще пригласило «НАСА» в Райс-Отель, но если Агентство не собиралось никого здесь встречать, то они это сделают сами. Лоувелл, Конрад, Янг и Уайт остались в вестибюле, заказали еще выпивку, а потом проследовали в ресторан на ужин.
На протяжении ужина все они настороженно поглядывали на вестибюль, и через некоторое время там появились еще пятеро мужчин с таким же слегка ошеломленным видом, какой был у Лоувелла, когда он зашел в отель. Среди них были Фрэнк Борман, Джим МакДивитт и Том Стэффорд – все из военно-воздушных сил. Также был Эллиот Си, гражданский пилот-испытатель из «Дженерал Электрик». Последним шел Нейл Армстронг, другой гражданский пилот-испытатель – тот, кто так много сделал для «НАСА». Вновь прибывших встретили присутствующие пилоты, познакомили со всеми и пригласили к бокалу.
Когда появился девятый и последний пилот, все мужчины расселись и изумленно посмотрели друг на друга. Из сотен пилотов-испытателей, отправивших в прошлом году в «НАСА» свои резюме, были выбраны именно эти девять имен. Каждый из них, за исключением Армстронга и Си, настойчиво пробирался вверх по служебной лестнице, и каждый внезапно и безрассудно оставил ее в стороне. Никто не знал, когда он полетит в космос и как это будет, а может и никогда, подобно несчастному Дику. Они сидели во мраке вестибюля, потягивая напитки и покуривая сигары, но одно им было ясно: они сменили военную карьеру на карьеру астронавтов, и у них не было другого пути.
8
Вторник 14 апреля 1970 года, 7:00 утра
Проснувшись на следующее утро после инцидента на «Аполлоне-13», Мэрилин Лоувелл думала о Чарли Бассете и Эллиоте Си, о которых не вспоминала долгое время. Как и большинство людей, связанных с «НАСА», она старалась не думать о них. Но утром во вторник 14 апреля это было невозможно.На самом деле, нельзя было сказать, что Мэрилин проснулась четырнадцатого, так как она ночью не спала. Вторник для нее начался в 7 утра, когда она вышла из спальни, очнувшись от тревожной дремоты, в которую погрузилась всего час назад. В шесть часов Бетти Бенвеер и Эльза Джонсон подняли ее из кресла перед телевизором, где та провела почти всю ночь, отвели к лестнице и недвусмысленно объяснили, что надо немного поспать. Мэрилин возражала, говоря, что она не устала, но Эльза и Бетти напомнили ей, что скоро проснутся дети, и, если не для себя, то хотя бы ради них надо немного подремать. Мэрилин неохотно согласилась, прилегла на свою кровать, а ровно через час поднялась и вернулась в гостиную с мыслями о Бассете и Си.
Чарли Бассет и Эллиот Си погибли 28 февраля 1966 года. В тот день Мэрилин была дома, ухаживая за Джеффри, своим четвертым и, как она пообещала себе, последним ребенком, родившимся семь недель назад. Подходила к концу трудная зима, во время которой ее муж летал в космос по двухнедельной программе «Джемини-7» на предпоследнем месяце ее беременности, а репортеры сбивались с ног в попытках взять интервью у будущей матери и стоической жены. Джим вернулся перед Рождеством, сразу после которого родился Джеффри, и Мэрилин пообещала себе, что оставшиеся до наступления весны недели она проведет в спокойной обстановке. Она не могла сказать за своего мужа, но сама собиралась проводить дома как можно больше времени, ухаживая за новорожденным, прибегая к помощи няни, если атмосфера в их доме в Тимбер-Коув накалится. 28 февраля няня была на дежурстве, и Мэрилин наслаждалась моментом спокойствия во время утреннего сна Джеффри. Тогда и зазвонил телефон.
– Мэрилин, – произнес спокойный голос на другом конце линии, – это Джон Янг. Я звоню из Центра.
Мэрилин узнала бы голос Янга, даже если бы он себя не назвал. Он пришел в «НАСА» четыре года назад вместе с ее мужем и был первым из нового набора, кто прошлым мартом летал с Гасом Гриссомом на «Джемини-3».
– Как дела, Джон? – спросила Мэрилин, искренне радуясь звонку.
– Не очень. Произошло несчастье, – сказал Янг, – Это не касается Джима, – быстро добавил он, – С Джимом все в порядке. Не повезло Чарли Бассету и Эллиоту Си. Они пытались посадить свой «Т-38» в тумане в Сент-Луисе, но промахнулись мимо посадочной полосы и упали на стоянку за авиабазой «МакДоннелл». Оба погибли мгновенно.
Мэрилин медленно села. Она достаточно хорошо знала Бассетов. Чарли с женой жили неподалеку, с другой стороны от Тэйлор-Лэйк, в городке Эль-Лаго. Но Чарли был из третьего набора в программу, который шел за набором Джима, и у Мэрилин была возможность лишь пару раз поболтать с четой на приемах «НАСА». Однако Си были жителями Тимбер-Коув – всего за несколько домов от Лоувеллов. Эллиот и Джим оба были членами второго отряда астронавтов, и в последние годы Мэрилин Лоувелл и Мэрилин Си стали близкими подругами, часто обсуждая общих знакомых, а также свою нелегкую жизнь жен астронавтов. В те недели, когда Мэрилин Лоувелл сидела дома с Джеффри, Мэрилин Си была желанным гостем.
– Кто-нибудь уже рассказал Мэрилин? – спросила она у Янга.
– Нет, – сказал он, – Я об этом хотел поговорить с тобой.
– Ты хочешь, чтобы я сообщила ей, что Эллиот погиб? – спросила она возрастающим голосом.
– Нет, – сказал Янг, – Я прошу тебя о более трудном – не говорить ей. Кому-нибудь надо побыть с ней прямо сейчас, но не говорить ей, пока я не приеду и не сделаю это официально. Нам не нужно, чтобы перевозбужденные репортеры рвались к ней на порог. Помнишь, что было, когда погиб Тед Фриман?
– Да, Джон, – сказала Мэрилин, вспоминая ужас, который испытали жены астронавтов несколько лет назад, когда ходили слухи о репортерах, обивавших порог дома Фриманов ради интервью, в то время как домашние еще не знали о чем.
– Хорошо, – сказал Янг, – я ценю твою помощь.
Мэрилин повесила трубку, поднялась наверх и сказала няне, что ненадолго выйдет попить кофе с подругой. Затем она набросила пальто и медленно спустилась из дома. Когда Мэрилин Лоувелл пришла, Мэрилин Си находилась на кухне и, увидев подругу, приветливо улыбнулась и пригласила внутрь.
– А я только что собралась пойти к тебе, – сказала госпожа Си госпоже Лоувелл, – Я совсем не ждала тебя увидеть здесь.
– Все нормально, – сказала Мэрилин, – Я всегда могу сделать перерыв. Я меня есть, по крайней мере, час, пока не проснется Джеффри.
– Няня сегодня дома?
– Нет, – ответила рассеянно Мэрилин, – Я имею в виду да. Да, она дома.
Мэрилин Си странно посмотрела на нее.
– У тебя все в порядке? – спросила она, – Ты выглядишь расстроенной.
– Нет, нет. Я в порядке.
Минут двадцать женщины болтали и пили кофе. На дорожке послышался шум автомобильных покрышек, и обе женщины повернулись. Из кухонного окна была видна черная машина, подъехавшая к дому. В ней сидел Джон Янг с каким-то незнакомым человеком. Представители «НАСА» никогда не посещали дома астронавтов без предварительного уведомления, если на то не было причины. Обычно это были нехорошие причины. Глаза обеих женщин встретились и замерли. Через секунду Мэрилин Лоувелл заморгала, и в этот момент Мэрилин Си поняла, что это была за причина.
Не говоря ни слова, Мэрилин Лоувелл встала, отворила дверь и впустила посетителей внутрь. Она стояла в дверях, пока те сообщали известие. Затем она выпроводила мужчин, села рядом с подругой, обняла ее. Наконец, она сделала единственное, что могла сделать в такой ситуации подруга и жена пилота: начала звонить друзьям и женам остальных пилотов, сообщая им случившееся.
Очень скоро появились первые жены, а Мэрилин побежала к себе домой, прыгнула в свою машину и помчалась в местную начальную школу, чтобы забрать детей Си и привезти их домой до того, как новость узнает еще кто-нибудь. Когда она вернулась, дом, как и следовало ожидать, был наполнен женщинами и их неловко себя чувствующими мужьями-астронавтами, окружающими и утешающими Мэрилин Си. Мэрилин Лоувелл долго стояла сзади и наблюдала. Она не могла ничем помочь, осознавая, что сейчас приходится слышать и видеть ее подруге и соседке. Мэрилин Лоувелл, как и жены остальных астронавтов, знала, что есть только один способ узнать, что ощущает сейчас подруга. Но она не могла и подумать о том, чтобы оказаться на ее месте.
Четыре года спустя, на четвертые сутки экспедиции «Аполлон-13» она это узнала. И она страстно желала, чтобы это было не так. Безумная ночь началась вчера, когда к Лоувеллам приехали Борманы, Бенвееры, Конрады, МакКаллофы и другие сотрудники «НАСА», бросая машины, где придется – на улице, газоне или тротуаре. У Мэрилин не было возможности сосчитать всех этих людей в ее доме, но, судя по количеству полных пепельниц и расставленных повсюду чашек с недопитым кофе, не считая десятка людей, блуждающих по дому и тихо разговаривающих возле телевизора, их было около шестидесяти.
В отличие от всех друзей, соседей и офицеров по протоколу, наполняющих дом Мэрилин, думала она, есть те, кто больше всего нуждается в ее внимании, хотя в данный момент и не просит об этом – ее дети. Джеффри оказался первым из младших Лоувеллов, кого потревожила суматоха в гостиной, но Аделина Хэммак, по-видимому, утолила его любопытство, не возбуждая его беспокойства. Дочерей Лоувелла не было необходимости успокаивать, и Мэрилин была благодарна за это. Барбара Лоувелл, очевидно, поняла, что отец рискует, и, судя по выключенному свету в ее комнате, зажатой в руке Библии и решению снова уснуть, она справилась с этим сама. Мэрилин не хотела тревожить ее, так как не могла найти слова утешения. Да и младшую дочку Сюзан она не хотела беспокоить, раз та проспала всю эту утреннюю суматоху. Вскоре Сюзан сама проснется и узнает то, что известно соседям, репортерам и всему остальному миру. Мэрилин не хотела отбирать у дочки единственный настоящий сон из тех, что будут у нее в предстоящие дни.
С четырнадцатилетним Джеем следовало вести себя по-другому. В три утра Мэрилин позвонила в военную академию святого Иоанна, разбудила какого-то однокурсника из его спальни, как можно короче объяснила ему, что произошло, и попросила известить Джея о трагедии до того, как тот все узнает по радио. Мэрилин бы хотелось лично побеседовать с сыном, но она понимала, что это будет слишком тяжело для него. У юношей напускной храбрости больше, чем это необходимо, а у тех их них, кто решил стать кадетом, тем более. Если он узнает новость от матери, то почти наверняка решит проявить внешнюю твердость, которая ему сейчас не нужна. Будет лучше, если он все узнает от третьего лица и позвонит домой, где ему объяснят подробности, когда он немного свыкнется с печальной новостью. Однокурсник понял это, пообещал Мэрилин, что немедленно пойдет в комнату Джея, а Мэрилин с тех пор старалась держать одну телефонную линию свободной в ожидании звонка сына.
Был еще один член семьи, о котором следовало побеспокоиться – Бланш Лоувелл, семидесятипятилетняя мать Джима. Бланш, которая в одиночку вырастила сына, теперь была парализована и находилась в ближайшей частной лечебнице в Френдсвуде. Насколько могла судить Мэрилин, Бланш осознавала, что на прошлой неделе ее сын полетел в космос, и начинала понимать, что пунктом назначения была Луна. Было неясно, знала ли она, что он должен был высадиться на Луну или только ее облететь, что было неплохо в данной ситуации, как решила Мэрилин. Поскольку посадка отменялась, возможно, включив телевизор, Бланш и не заметит, что сын не смог прогуляться по Луне. Однако она обязательно заметит корреспондентов и их репортажи о неудачах, которые постигли его корабль. Чтобы избавить ее от тех волнений, которые испытали накануне остальные Лоувеллы, находившиеся на Земле, Мэрилин позвонила персоналу Френдсвуда и наказала им, несмотря на их возражения, убрать телевизор из комнаты Бланш, а на все ее расспросы о полете отвечать с добродушной улыбкой, что все идет прекрасно.