Страница:
— Нужно ехать, — повторила Керен. — Куда-нибудь не очень далеко, боюсь, парнишка не вынесет долгого путешествия. Наш побег из лагеря Бернака едва не убил его…
Сувьель не слушала ее. Она присела рядом с юношей и дрожащей рукой убрала с его шеи волосы. Не веря собственным глазам, она увидела красновато-коричневую родинку размером с ее большой палец, напоминающую раскинувшего крылья сокола. Последний раз она видела такую отметину шестнадцать лет назад на обнаженном плече Императора Коррегана, когда его облачали в доспехи перед Битвой на плато Аренджи.
— Что случилось? Он не…
— Нет. — Сувьель никак не могла совладать с сумбуром мыслей. — Нет, он просто спит.
Сувель встала, не сводя глаз с Таврика. Как это возможно, подумала она. Всех членов императорской семьи, даже младенцев, выследили и уничтожили Слуги, сразу же после вторжения могонцев. Может быть, этот юноша внебрачный сын, отправленный на воспитание герцогу Патрейнскому? Ему лет семнадцать, вполне возможно. Она была уверена лишь в одном: что не ощущала в Таврике даже искры магического дара, который передавался в семье Императора по наследству. Осторожно заданные вопросы могли бы пролить свет, и она знала только одно место на этом континенте, где можно задавать подобные вопросы, чувствуя себя в полной безопасности.
Сувьель напряглась и потянула носом воздух, глядя в небо.
— Скоро начнется дождь, — подтвердила Керен. Она занималась лошадьми, поправляя седла и закрепляя подпруги. — Еще один повод пуститься в путь. К северу отсюда Варадинский Лес, там можно укрыться.
— Нам лучше поехать на юг. — Сувьель улыбнулась своей самой лучшей мудрой улыбкой. Керен нахмурилась. — Я знаю место, где мы будем в безопасности, куда не придет Бернак и ему подобные.
— Правда? И как называется это чудесное укрытие?
— На языке прежних времен оно называется Крусивелем, но ты, наверное, знаешь его другое название — Редут.
Глаза Керен расширились, потом она прищурилась:
— Опять сказка. Наверное, там живет Император, выжидающий момента выехать и вернуть свои земли.
— Нет, привидений там нет. Кроме тех, что мы несем в себе. — Она посмотрела на Керен, рот которой превратился в узкую полоску. — Я осознаю, что требую от тебя слишком много веры. Должно быть, трудно учиться верить кому-то, особенно учиться заново.
Керен ничего не ответила. Она делала вид, что поглощена упаковкой сумок. Потом вздохнула и посмотрела Сувьель прямо в глаза.
— Хорошо, — сказала она просто. — Мы поедем с тобой. Но если ему там повредят, я тебя убью.
Сувьель выдержала ее взгляд и согласно кивнула.
— Приму к сведению, — ответила она. — А теперь нам нужно посадить мальчика на коня.
Бернак скакал по заросшему кустами ущелью, сжимая в одной руке поводья своей лошади и лошади Нерек. Его отряд мчался за ним. Он был совершенно измотан, но в голове горел какой-то холодный огонь, придававший ему силы. Он ощущал на себе настороженные взгляды своих людей и слышал перешептывания, но не обращал внимания на чужие страхи. Что они понимают в происходящих в нем переменах? Это походило на то, как если бы мощный ураган подхватил, закружил, а потом мягко опустил в самое свое сердце. Они правильно боятся — часть его самого тоже боится.
Бернак не мог избавиться от воспоминаний о том ночном кошмаре с тремя всадниками и их говорящими лошадьми. Интересно, там, у пропасти, к нему вернулась часть силы Повелителя Сумерек? То, что он сделал… он не мог избавиться от ощущения огненного шара, сходящего с пальцев, а ведь он всего лишь подумал. И шар появился. Потом двойник Керен. Его охватила хорошо взвешенная ярость, похожая на ртутный шарик, она перебрала ряд возможностей, а потом решила выбрать зеркальное дитя. Все было выполнено без капли жалости, с восхитительной жестокостью, которая вызывала в нем радость и страх одновременно.
Он посмотрел, как малышка сонно покачивается в седле, и по спине у него прошел холодок удовольствия. Мысли сделались как-то больше и сильнее, мир стал менее пугающим, более податливым, жаждущим его руководства. Бернак ухмыльнулся, желая откинуть голову и завыть от восторга, бросить вызов горам, небу, дню и ночи…
Из-за поворота выехал один из его лазутчиков, приблизился к начальнику и поехал рядом.
— Господин, чуть дальше, на поляне, мы нашли четверых. Их главный хочет поговорить с тобой.
— Кто они такие? — Бернак ехал вперед, глядя перед собой.
— Они одеты как купцы. Но лицо открыто только у главного.
— Ладно, не будем заставлять их ждать. — Он пустил коня в галоп, то же самое сделали и все его подчиненные.
На поляне было сумрачно из-за росших вокруг нее старых деревьев. Где-то над ними шел дождь, через просветы в кронах на землю лились ручьи. Бернак въехал под деревья, обведя одним взглядом всех незнакомцев: четыре фигуры в плащах поверх доспехов. Трое из них сидели на бревне, на них были шлемы-маски. Он спешился и направился к четвертому, высокому, седовласому, без шлема. Тот стоял в стороне от остальных, опустив голову.
— Кто ты? — спросил Бернак.
Высокий человек поднял голову, и Бернаку пришлось сделать усилие, чтобы не отшатнуться. Глаза человека были абсолютно белыми.
— Я Обакс, — ответил тот низким ровным голосом. — Меня направили твои братья приветствовать тебя от их имени.
Перед мысленным взором Бернака появились образы из ночных кошмаров: всадники с закрытыми лицами, лошади с белыми глазами… Не поворачивая головы, он вытянул руку и махнул в сторону тощих фигур в масках:
— А эти?
— Мои слуги и защитники.
— Поскольку теперь ты под моей защитой, их услуги тебе больше не потребуются. — Он обернулся к одному из сержантов. — Убейте их!
Схватка была короткой, но результативной. Когда она завершилась, один из людей Бернака погиб, другой лишился руки, но те трое лежали мертвые. С них сняли шлемы, открыв их звериные морды. Обакс спокойно воспринял происходящее, не выразив никаких чувств. Бернак приказал людям разбивать лагерь, а двум лучшим бойцам остаться с ним и потащил Обакса в лес. Когда они отошли довольно далеко от поляны, он остановился:
— Кто ты? Зачем ты здесь?
— Я имею счастье быть Слугой, Ночным Братом на Пути Сумерек. — Молочно-белые глаза, казалось, видели его насквозь. — Моя обязанность и радость состоят в том, чтобы стать твоим рабом и показать тебе Королевство Сумрака и отвести к Великому Источнику.
Бернак медленно облизнул пересохшие губы:
— Как ты это сделаешь?
— Я покажу, — Обакс поднял руку с длинными пальцами, — немедленно.
Бернак рефлекторно подался назад, но удержался на ногах и обратился к своим солдатам:
— Достаньте мечи и встаньте рядом с ним. Если вам покажется, что я в опасности, убейте его!
Когда все было готово, Бернак некоторое время пристально глядел на Обакса, потом кивнул:
— Начинай!
…Когда они вернулись на поляну, была глубокая ночь, почти все воины спали у костров, завернувшись в одеяла. Бернак позволил своим охранникам уйти, сказав Обаксу, чтобы он сам нашел себе еды и устроился на ночлег там, где ему понравится. Слуга безмолвно поклонился, подошел к ближайшему костру, не обращая внимания на соблазнительно пахнущий котелок, стоящий на горячих углях, сел на бревно и завернулся в плащ.
Бернак тяжело зашагал к своей палатке, единственной палатке на поляне, вошел и рухнул на покрытый шкурами тюфяк. Под шкурами что-то зашевелилось, из-под них выбралась женщина и села, глядя на него. Но его глаза все еще созерцали призрачные пейзажи Королевства Сумрака: бледные леса из облезлых деревьев, чьи колючие ветки раздваивались на концах и упирались в землю, две огромные башни, на которых рыдали привидения, каменный выщербленный гигант, шепчущий стихи на неизвестном языке. Там, в Королевстве Сумрака, Обакс превратился в одного из коней и повез Бернака, показывая ему все эти чудеса. Потом они подъехали к чудовищно огромной горе со срезанной вершиной, в сердце которой пульсировало нечто вызывающее благоговейный ужас — Источник.
Сейчас, когда он пытался вспомнить, как тот выглядел, на ум приходили только обрывки картинок: радужное пламя, столб воды, рыдающий водоворот с мерцающими в нем огнями, какое-то облако с кристаллами… Он не помнил, как это облако обратилось к нему, это холодное пламя, запечатлевшееся в его мозгу. Но оно знало его и его предназначение.
Бернака начал раздражать неподвижный взгляд женщины. Он повернулся к ней и отбросил в сторону меха.
Она была обнажена, ее бледная кожа и округлые формы пробудили в нем похоть. Он взял ее, она не издала ни звука. Только потом, когда все кончилось, она спросила, голосом, полным отчаяния:
— Кто я? Прошу тебя, скажи, кто я?
ГЛАВА 5
Холодное серое утро пришло в Бахрузские горы, холодное, но не морозное, серое, но не обещающее близкого дождя. Туман окутал утесы и пики, спрятал от людских глаз горные потоки, низвергающиеся в ущелья и пропасти, углубляющие и расширяющие их и летом и зимой. Один из таких потоков, можно сказать, целая широкая река, струился с укрытых снегами вершин, неся свои воды зеленым, поросшим травой ущельям и попадая в высокогорную долину Крусивель. Здесь вода замедляла свой бег, образовывая в северной части долины озерцо, на берегах которого стояло поселение. Поток вытекал из северо-восточной части озера и устремлялся к обрыву. На краю скалы можно было видеть ряд выступов, на которые налетала вода, повисая в воздухе и обрушиваясь вниз. Она падала с такой высоты, что превращалась в брызги, в водяную пыль, вечно висящую в воздухе.
Склонные к размышлениям обитатели города часто задавались вопросом, в чем смысл столь длинного путешествия, если в конце его ждет всего лишь прыжок в забвение…
В это утро два человека сидели неподалеку от водопада. Тот, что постарше и повыше, был одет в толстые шерстяные штаны и старую куртку, сшитую из кусочков кожи.
Его собеседник, маленький толстенький человечек, похожий на торговца в своей одежде с огромным количеством карманов, налил в деревянный кубок светлого вина и передал высокому.
Икарно Мазарет, Глава рыцарского Ордена Древа, взял протянутый ему кубок и сделал глоток. Он посмаковал вино, прежде чем проглотить, потом присвистнул:
— Вот это напиток! Это лучшее эбронское белое, которое я когда-либо пробовал. — Он поцокал языком. — Насколько отличается от этих хоньирских элей, которые тоже по-своему хороши. Я уж не говорю об асмирите, этом топленом молоке…
Второй протянул бутылку, но Мазарет покачал головой:
— Одного вполне достаточно в такую рань. К тому же я сомневаюсь, Джилли, что ты пришел сюда только для того, чтобы принести мне бутылку вина.
— Разумеется, — отозвался Джилли. — У меня есть еще и кабриганский сыр. — Он достал из кармана промасленный сверток и развернул его. — Но если вы против…
— Ты просто демон-искуситель. — Мазарет усмехнулся и отломил кусочек сыра. Прожевал, наслаждаясь острым вкусом, потом спросил безразличным тоном: — Значит, плохие новости?
Джилли пожал плечами, потом налил вина себе. У него было круглое бородатое лицо и изысканные манеры, которые никак не позволяли предположить, что он мастерски владеет мечом.
— Смотря, что вы подразумеваете под словом «плохие». Сочувствующие нам люди с востока обещают продолжать поставлять все необходимое через наших агентов в Скаллое, но Седжинд и Уметра заявили, что они сократят свою долю.
Сердце Мазарета тяжело стукнуло.
— Почему?
— У них не хватает терпения, Икарно. Будь оно все неладно, у всех не хватает терпения. Похоже, они думают, что вы сидите здесь в окружении десяти, пятнадцати, двадцати тысяч воинов, вооруженных до зубов и готовых выпускать стрелы прямо из ноздрей! — Он криво усмехнулся. — Разумеется, я не стал ни подтверждать, ни опровергать эту версию.
Мазарет вздохнул и провел рукой по взъерошенным седым волосам.
— А что там с могонцами? Известно хотя бы приблизительное их количество?
— В некоторых местах. В Кабригане — четыре с половиной, может, пять тысяч, в основном легкая кавалерия. В Кейане — три с половиной тысячи, кавалерия и пехотинцы. В Долбаре — не больше двух тысяч, кавалеристы и пехота. Огучарнские острова можно не принимать в расчет, там их совсем мало, человек восемьсот.
— А у Ясгура?
Джилли улыбался и некоторое время изучал ногти на руках, потом поднял голову:
— По крайней мере четырнадцать тысяч, из них две тысячи тяжелая кавалерия, четыре — легкая, остальные — пехота.
Мазарет отвернулся, не желая, чтобы Джилли заметил отчаяние в его глазах. Вместо этого он устремил взгляд на поток, срывающийся с обрыва и исчезающий за краем, пытаясь понять, какую пользу можно извлечь из полученных сведений. Шестнадцать лет назад, в начале завоевания, могонских войск было раза в два больше. Везде, кроме Ясгура.
Сын Хегруна, возглавлявшего семнадцать лет назад войска могонцев, Ясгур получил Северный Катриз и весь Мантинор в суматохе, которая началась после падения Беш-Дарока и смерти его отца. Он долгие годы создавал союз с несколькими знатными семействами, изначально для того, чтобы отражать набега соседей, претендовавших на его наследство. Сейчас его армия превосходила все существующие, он набирал солдат из жителей Катриза и Мантинора, объединяя их с собственными могонцами.
— Невозможно, да?
— Нет слова «невозможно», Джилли, — отозвался Мазарет. — У них может быть полно народу, но у нас есть стратегия и тактика, а также общая цель.
Джилли пристально взглянул на него:
— Кроме народа у них еще города, крепости, сторожевые башни, тогда как у нас едва наберется две тысячи рыцарей…
— Две с половиной тысячи и еще тысяча Детей Охотника.
— Ах да, Дети Охотника. Общая цель!
Лицо Джилли закаменело, Мазарет смотрел на него, чувствуя странное негодование потому, что этот человек высказал вслух терзающие его сомнения и страхи. Джилли слабо улыбнулся, а Мазарет печально покачал головой.
— Я припоминаю, что уже вел подобную беседу лет десять назад, — сказал он. — Ты был тогда так язвителен, что я едва не оставил мысль о сопротивлении и восстании и не уплыл в Кеременкул. Но, как видишь, не сделал этого.
— А должен был бы, — примирительным тоном произнес Джилли. — Это была безумная идея — и тогда, и сейчас. — Он допил свое вино. — Но каким нужно быть безумцем, чтобы оставить все как есть?
Они помолчали, потом Джилли снова заговорил:
— Когда я ехал сюда, до меня дошел слух, что Сувьель вернулась этой ночью, и не одна.
— Что еще ты слышал? — Мазарет встревожился.
— Что один из ее спутников — императорский бастард, наследник трона. — Джилли широко улыбнулся. — Это должно расстроить ваше соглашение с Детьми Охотника. — Он поглядел на Мазарета. — Не так ли?
— Бардоу и некоторые маги думают, что так. Еще они считают, что ему придется расстаться с рукой.
— Как так?
— Мальчика пытали, один из хоньирских воинов захватил его. Он разрезал ему руку до костей, — пояснил Мазарет, не упоминая имени Бернака и тем более зеркального дитя. — Сувьель пыталась спасти руку, но повреждения слишком серьезны.
Джилли выругался:
— Скоты, некоторые из них просто скоты! Хуже скотов! — В его взгляде отразилось непонимание. — Разве люди станут уважать Императора-калеку? Разве они пойдут за ним?
— Они же шли за Орозиадой, — возразил Мазарет.
— Но это было больше двух тысяч лет назад.
Мазарет пожал плечами:
— Сейчас меня больше беспокоит, что Волин и Дети Охотника заявят на Военном Совете.
— Военный Совет будет в полдень. Я уверен…
— Да, и я хотел бы, чтобы ты поговорил с Аббатисой Халимер до его начала, — сказал Мазарет настойчиво. — Не хочу никого посылать на твои поиски…
Джилли посмотрел куда-то в сторону:
— У нас тут намечается компания.
Мазарет повернул голову и увидел бегущего к ним мальчишку. Его светло-желтая рубаха трепетала на ветру. Он остановился в нескольких шагах от них и поклонился, прижав правую руку к левому плечу.
— Да, мальчик?
— Мой господин, в храме вас ждет посетитель.
— Кто он?
— Я не знаю, господин. Рал велел передать, что это очень важно.
«Что еще задумал Рал Дагаш?» — подумал Мазарет, поднимаясь.
— Пойдешь со мной? — спросил он у Джилли. — Или останешься здесь приканчивать бутылку?
Тот ухмыльнулся, поднес бутылку ко рту и зубами вынул пробку.
Мазарет покачал головой:
— Ответ однозначный. Ладно, пойдем, мальчик.
Нужно было обойти озеро. Шагая за гонцом, Главнокомандующий Мазарет рассматривал городок, вспоминая, как все выглядело шестнадцать лет назад, когда он приехал сюда с уцелевшими людьми Ордена. Тогда здесь была только часовня Небесной Лошади, заросшие мхами валуны и несколько лачуг. Теперь появились казармы, дома, конюшни, амбары, кузница, таверна, мельница и пекарня. И еще храм.
Храм Матери-Земли был обширной одноэтажной постройкой, возведенной на небольшом возвышении рядом с городком. По углам стояли четыре изящные башенки, поддерживающие плоский свод. Внутри храма размещались погреба, библиотека, арсенал, школа, небольшой госпиталь и еще при нем была колокольня с Ясеневой Часовней. Перед храмом располагались плацы, фруктовый сад, огород и кладбище. Могильные камни под старыми деревьями имели отношение и к Мазарету. Под ними покоились его жена и трое детей, а еще друзья и просто славные рыцари. Многие погибли во время долгого мучительного перехода с плато Аренджи, но еще больше умерло уже после того, как они бежали до самого Крусивеля от напущенной могонскими шаманами заразы. Мазарет прекрасно помнил, как ужасная лихорадка терзала любимых им людей, сжигая изнутри их плоть и наполняя страхом глаза, они перестали узнавать его, и лишь смерть освободила их души от мучений.
Со временем терзающее его горе превратилось в тупую боль, но он все еще помнил, как после смерти последнего своего ребенка, малыша Тавли, издал пронзительный крик и выбежал в ночь. Он долго плутал между деревьев и кустов, пока совсем не заблудился. Потом каким-то образом сумел выбраться из леса и оказался у озера, в которое с грохотом обрушивались со скалы струи водопада. Безумие охватило его, он набил свои карманы камнями и бросился в озеро. Боль затуманила мозг, больше он ничего не помнил. Потом очнулся, лежа на спине на камнях за водопадом, солнечные лучи пробивались к нему через завесу воды. И тут из шипящей струи зазвучал голос: «Смерть не для тебя, сын моих дочерей. Многое утрачено, но битва еще не окончена, дело не завершено».
На него нахлынула волна запахов: земли, корней, сырости, запах прорастающей травы. Сердце похолодело от страха. «Кто это?»
«Ты знаешь меня и мою любовь, что погибла вместе с твоим Императором на плато Аренджи. Всем сердцем оплакиваю я того, чьего духа больше нет рядом со мной. Знай, что твое горе подобно моему, оно так же черно и тяжело, но моя жажда мести сильнее его. Послушай меня, Икарно Мазарет, выбери жизнь, ибо жизнь сильнее смерти. Повелитель Сумерек думает, что он победил, но он ничего не знает о жизни. Настанет день, когда измененный им мир не сможет больше жить по его законам и тогда снова начнется война. Живи, сын моих дочерей, и готовься к этому дню. Отомсти за наши потери».
Потом его нашли, растерянного и едва живого, на берегу озера. Несколько недель его разум блуждал впотьмах. В это время обязанности командующего взял на себя Аттал, Приор Ордена. Мазарет нахмурился, пытаясь вспомнить, каким был Аттал, потом тяжело вздохнул. Его останки давно уже покоятся вместе с остальными. Он погиб от удара копья, который должен был достаться другому.
Воспоминания о том голосе до сих пор свежи в его памяти, как и тот запах земли и листвы…
Мазарет шел за мальчиком по самому короткому пути к храму, ведущему вокруг башни через небольшой фруктовый сад. В главном дворе храма несколько рыцарей и послушников упражнялись с мечом. Рал Дагаш ждал их под аркой перед входом.
— Ступай к Толу Урзику, — велел он мальчику. — У него есть для тебя поручение.
Тот поклонился и побежал прочь. Дагаш смотрел ему вслед, пока мальчик не скрылся за углом, потом повернулся к Мазарету.
— Мой господин, — начал он, — в приемной вас ждет посетитель…
— Прекрасно, — отозвался Мазарет, входя за Ралом под темные своды.
— …его сторожат двое младших послушников.
Мазарет замер и уставился на Дагаша:
— Зачем? Кто он?
— Патруль захватил среди ночи его и его слугу. Они ехали по дну одного из ущелий. Выслушав объяснения этого человека, начальник патруля приказал связать их, заткнуть рты, завязать глаза, а потом доставить сюда, в Крусивель.
— Так кто же он?
— Мой господин, он утверждает, что он твой брат.
Мазарет отвернулся, стараясь скрыть волнение:
— Опиши мне его.
— Человек лет сорока, пониже вас, слишком толст для своего роста, лицо желтоватое, темные волосы до плеч, собраны в хвост. Когда его остановили, при нем был меч и кинжал.
Мазарет кивнул, махнув рукой:
— Спасибо, Дагаш. Ты все сделал правильно. Я сейчас же иду к нему.
Он развернулся и пошел по коридору, его шаги гулко отдавались от стен. Чувства захлестывали его, но преобладало среди них одно: гнев. Когда он был уже возле своей приемной, то замедлил шаг, пытаясь восстановить душевное равновесие. Потом открыл дверь.
Двое стражников приветствовали его. Человек, сидящий за единственным в комнате столом, поднялся ему навстречу, улыбаясь и протягивая руку. Его улыбка растаяла, когда он увидел мрачную физиономию Мазарета, теребящего руками край коричневого плаща. Мазарет отпустил стражников и закрыл за ними дверь. Потом повернулся лицом к своему младшему брату:
— Итак, ты здесь. И что же тебе нужно?
Койрег Мазарет сел на свое место за столом, оперся на него локтями и положил подбородок на руки.
— Сейчас так редко попадаются приличные гобелены. А это знамя Ордена, которое висит вон там, ты знаешь, на севере есть коллекционеры, которые…
— Прекрасно, я зову стражу. — Икарно Мазарет двинулся к двери.
— Нет! Погоди! Ну почему у тебя совсем нет чувства юмора? — Человек вздохнул, потом потер лоб краем плаща. — Впрочем… прости, я забыл, как плохо мы теперь ладим друг с другом.
— Еще ты забыл, что я пообещал сделать с тобой, если увижу. — Мазарет протянул руку к висящему у него на поясе кинжалу.
Койрег встревоженно посмотрел на брата:
— Во имя Матери, Икарно, это не было злым умыслом! Несчастный случай! — Он вскочил из кресла и шагнул назад от надвигающегося на него Мазарета. — Прошло восемь лет, смилуйся!
— Это была наша сестра, а ты позволил гнусным могонцам схватить ее…
— Я ничего не мог сделать, слышишь? Ничего! — Койрега затрясло. Он скинул плащ на пол и пошел на Мазарета, глядя ему в глаза. — Давай! Хочешь меня заколоть? Вот он я, пожалуйста. Но прежде чем ты сделаешь это, послушай, что я расскажу тебе.
Мазарет попятился. На лице своего брата он прочел отчаяние и скорбь.
— Что ты можешь рассказать интересного для меня? — пробормотал он.
— Он умер, — произнес Койрег, падая в кресло у стола. — Отец умер.
После этих слов в комнате повисло гробовое молчание. Мазарета охватило чувство совершенной опустошенности и паники. Это не была уловка. По голосу Койрега он понял, что тот говорит правду.
— Как?.. — выдохнул он.
— Отрава. Он уже давно чувствовал себя не очень хорошо, Мать-Земля знает, сколько раз я уговаривал его переехать сюда, к тебе. Он и слушать не хотел, заявляя, что Корабли Полуночи никуда не смогут уйти без его личного наблюдения.
Мазарет оперся рукой о стол. Ему казалось, что кто-то другой выслушивает скорбную весть и ощущает бессильную злобу и горе. Какая-то часть его существа силилась припомнить, когда он видел отца в последний раз. Во время поездки на север, пять лет назад. Хевелик Мазарет, баронет старинного ангатанского рода, был еще и Смотрителем Порта в городе Казал. Вместо того чтобы отправиться в изгнание, он склонился перед победителями и предложил им управлять портом и доками от их имени. На самом деле он устраивал дела тайной организации под названием Корабли Полуночи, которая занималась переправкой беглецов, особенно знатных семей, в безопасные места. Все годы, пока отец занимался этим, над ним висела угроза разоблачения, но, несмотря на нее и преклонный возраст, он отказывался уйти на покой.
— Если я уйду, — пояснял он Икарно во время их последней встречи, — они поставят на мое место какого-нибудь подхалима, марионетку этого Трэлора, которого они сделали Верховным Капитаном. В этом случае большинство купцов станет пользоваться портом Ротаза или какими-нибудь портами Яфрена, и что тогда делать?
Некоторое время Мазарет прислушивался к звуку собственного дыхания. Потом спросил:
— Нашли того, кто это сделал?
— На следующее утро на кухне нашли мертвого слугу, — пожал плечами младший Мазарет. — Наверное, слишком много беглецов благополучно достигли Кеременкула. Или какой-нибудь высокопоставленный узник Красной Башни вдруг исчез, и кто-то из людей Трэлора решил, что старый Мазарет мог бы послужить примером…
Сувьель не слушала ее. Она присела рядом с юношей и дрожащей рукой убрала с его шеи волосы. Не веря собственным глазам, она увидела красновато-коричневую родинку размером с ее большой палец, напоминающую раскинувшего крылья сокола. Последний раз она видела такую отметину шестнадцать лет назад на обнаженном плече Императора Коррегана, когда его облачали в доспехи перед Битвой на плато Аренджи.
— Что случилось? Он не…
— Нет. — Сувьель никак не могла совладать с сумбуром мыслей. — Нет, он просто спит.
Сувель встала, не сводя глаз с Таврика. Как это возможно, подумала она. Всех членов императорской семьи, даже младенцев, выследили и уничтожили Слуги, сразу же после вторжения могонцев. Может быть, этот юноша внебрачный сын, отправленный на воспитание герцогу Патрейнскому? Ему лет семнадцать, вполне возможно. Она была уверена лишь в одном: что не ощущала в Таврике даже искры магического дара, который передавался в семье Императора по наследству. Осторожно заданные вопросы могли бы пролить свет, и она знала только одно место на этом континенте, где можно задавать подобные вопросы, чувствуя себя в полной безопасности.
Сувьель напряглась и потянула носом воздух, глядя в небо.
— Скоро начнется дождь, — подтвердила Керен. Она занималась лошадьми, поправляя седла и закрепляя подпруги. — Еще один повод пуститься в путь. К северу отсюда Варадинский Лес, там можно укрыться.
— Нам лучше поехать на юг. — Сувьель улыбнулась своей самой лучшей мудрой улыбкой. Керен нахмурилась. — Я знаю место, где мы будем в безопасности, куда не придет Бернак и ему подобные.
— Правда? И как называется это чудесное укрытие?
— На языке прежних времен оно называется Крусивелем, но ты, наверное, знаешь его другое название — Редут.
Глаза Керен расширились, потом она прищурилась:
— Опять сказка. Наверное, там живет Император, выжидающий момента выехать и вернуть свои земли.
— Нет, привидений там нет. Кроме тех, что мы несем в себе. — Она посмотрела на Керен, рот которой превратился в узкую полоску. — Я осознаю, что требую от тебя слишком много веры. Должно быть, трудно учиться верить кому-то, особенно учиться заново.
Керен ничего не ответила. Она делала вид, что поглощена упаковкой сумок. Потом вздохнула и посмотрела Сувьель прямо в глаза.
— Хорошо, — сказала она просто. — Мы поедем с тобой. Но если ему там повредят, я тебя убью.
Сувьель выдержала ее взгляд и согласно кивнула.
— Приму к сведению, — ответила она. — А теперь нам нужно посадить мальчика на коня.
Бернак скакал по заросшему кустами ущелью, сжимая в одной руке поводья своей лошади и лошади Нерек. Его отряд мчался за ним. Он был совершенно измотан, но в голове горел какой-то холодный огонь, придававший ему силы. Он ощущал на себе настороженные взгляды своих людей и слышал перешептывания, но не обращал внимания на чужие страхи. Что они понимают в происходящих в нем переменах? Это походило на то, как если бы мощный ураган подхватил, закружил, а потом мягко опустил в самое свое сердце. Они правильно боятся — часть его самого тоже боится.
Бернак не мог избавиться от воспоминаний о том ночном кошмаре с тремя всадниками и их говорящими лошадьми. Интересно, там, у пропасти, к нему вернулась часть силы Повелителя Сумерек? То, что он сделал… он не мог избавиться от ощущения огненного шара, сходящего с пальцев, а ведь он всего лишь подумал. И шар появился. Потом двойник Керен. Его охватила хорошо взвешенная ярость, похожая на ртутный шарик, она перебрала ряд возможностей, а потом решила выбрать зеркальное дитя. Все было выполнено без капли жалости, с восхитительной жестокостью, которая вызывала в нем радость и страх одновременно.
Он посмотрел, как малышка сонно покачивается в седле, и по спине у него прошел холодок удовольствия. Мысли сделались как-то больше и сильнее, мир стал менее пугающим, более податливым, жаждущим его руководства. Бернак ухмыльнулся, желая откинуть голову и завыть от восторга, бросить вызов горам, небу, дню и ночи…
Из-за поворота выехал один из его лазутчиков, приблизился к начальнику и поехал рядом.
— Господин, чуть дальше, на поляне, мы нашли четверых. Их главный хочет поговорить с тобой.
— Кто они такие? — Бернак ехал вперед, глядя перед собой.
— Они одеты как купцы. Но лицо открыто только у главного.
— Ладно, не будем заставлять их ждать. — Он пустил коня в галоп, то же самое сделали и все его подчиненные.
На поляне было сумрачно из-за росших вокруг нее старых деревьев. Где-то над ними шел дождь, через просветы в кронах на землю лились ручьи. Бернак въехал под деревья, обведя одним взглядом всех незнакомцев: четыре фигуры в плащах поверх доспехов. Трое из них сидели на бревне, на них были шлемы-маски. Он спешился и направился к четвертому, высокому, седовласому, без шлема. Тот стоял в стороне от остальных, опустив голову.
— Кто ты? — спросил Бернак.
Высокий человек поднял голову, и Бернаку пришлось сделать усилие, чтобы не отшатнуться. Глаза человека были абсолютно белыми.
— Я Обакс, — ответил тот низким ровным голосом. — Меня направили твои братья приветствовать тебя от их имени.
Перед мысленным взором Бернака появились образы из ночных кошмаров: всадники с закрытыми лицами, лошади с белыми глазами… Не поворачивая головы, он вытянул руку и махнул в сторону тощих фигур в масках:
— А эти?
— Мои слуги и защитники.
— Поскольку теперь ты под моей защитой, их услуги тебе больше не потребуются. — Он обернулся к одному из сержантов. — Убейте их!
Схватка была короткой, но результативной. Когда она завершилась, один из людей Бернака погиб, другой лишился руки, но те трое лежали мертвые. С них сняли шлемы, открыв их звериные морды. Обакс спокойно воспринял происходящее, не выразив никаких чувств. Бернак приказал людям разбивать лагерь, а двум лучшим бойцам остаться с ним и потащил Обакса в лес. Когда они отошли довольно далеко от поляны, он остановился:
— Кто ты? Зачем ты здесь?
— Я имею счастье быть Слугой, Ночным Братом на Пути Сумерек. — Молочно-белые глаза, казалось, видели его насквозь. — Моя обязанность и радость состоят в том, чтобы стать твоим рабом и показать тебе Королевство Сумрака и отвести к Великому Источнику.
Бернак медленно облизнул пересохшие губы:
— Как ты это сделаешь?
— Я покажу, — Обакс поднял руку с длинными пальцами, — немедленно.
Бернак рефлекторно подался назад, но удержался на ногах и обратился к своим солдатам:
— Достаньте мечи и встаньте рядом с ним. Если вам покажется, что я в опасности, убейте его!
Когда все было готово, Бернак некоторое время пристально глядел на Обакса, потом кивнул:
— Начинай!
…Когда они вернулись на поляну, была глубокая ночь, почти все воины спали у костров, завернувшись в одеяла. Бернак позволил своим охранникам уйти, сказав Обаксу, чтобы он сам нашел себе еды и устроился на ночлег там, где ему понравится. Слуга безмолвно поклонился, подошел к ближайшему костру, не обращая внимания на соблазнительно пахнущий котелок, стоящий на горячих углях, сел на бревно и завернулся в плащ.
Бернак тяжело зашагал к своей палатке, единственной палатке на поляне, вошел и рухнул на покрытый шкурами тюфяк. Под шкурами что-то зашевелилось, из-под них выбралась женщина и села, глядя на него. Но его глаза все еще созерцали призрачные пейзажи Королевства Сумрака: бледные леса из облезлых деревьев, чьи колючие ветки раздваивались на концах и упирались в землю, две огромные башни, на которых рыдали привидения, каменный выщербленный гигант, шепчущий стихи на неизвестном языке. Там, в Королевстве Сумрака, Обакс превратился в одного из коней и повез Бернака, показывая ему все эти чудеса. Потом они подъехали к чудовищно огромной горе со срезанной вершиной, в сердце которой пульсировало нечто вызывающее благоговейный ужас — Источник.
Сейчас, когда он пытался вспомнить, как тот выглядел, на ум приходили только обрывки картинок: радужное пламя, столб воды, рыдающий водоворот с мерцающими в нем огнями, какое-то облако с кристаллами… Он не помнил, как это облако обратилось к нему, это холодное пламя, запечатлевшееся в его мозгу. Но оно знало его и его предназначение.
Бернака начал раздражать неподвижный взгляд женщины. Он повернулся к ней и отбросил в сторону меха.
Она была обнажена, ее бледная кожа и округлые формы пробудили в нем похоть. Он взял ее, она не издала ни звука. Только потом, когда все кончилось, она спросила, голосом, полным отчаяния:
— Кто я? Прошу тебя, скажи, кто я?
ГЛАВА 5
Жестокой битвы был близок финал,
Поседели их волосы. Затупились клинки…
Ковалти. Ода к Воину
Холодное серое утро пришло в Бахрузские горы, холодное, но не морозное, серое, но не обещающее близкого дождя. Туман окутал утесы и пики, спрятал от людских глаз горные потоки, низвергающиеся в ущелья и пропасти, углубляющие и расширяющие их и летом и зимой. Один из таких потоков, можно сказать, целая широкая река, струился с укрытых снегами вершин, неся свои воды зеленым, поросшим травой ущельям и попадая в высокогорную долину Крусивель. Здесь вода замедляла свой бег, образовывая в северной части долины озерцо, на берегах которого стояло поселение. Поток вытекал из северо-восточной части озера и устремлялся к обрыву. На краю скалы можно было видеть ряд выступов, на которые налетала вода, повисая в воздухе и обрушиваясь вниз. Она падала с такой высоты, что превращалась в брызги, в водяную пыль, вечно висящую в воздухе.
Склонные к размышлениям обитатели города часто задавались вопросом, в чем смысл столь длинного путешествия, если в конце его ждет всего лишь прыжок в забвение…
В это утро два человека сидели неподалеку от водопада. Тот, что постарше и повыше, был одет в толстые шерстяные штаны и старую куртку, сшитую из кусочков кожи.
Его собеседник, маленький толстенький человечек, похожий на торговца в своей одежде с огромным количеством карманов, налил в деревянный кубок светлого вина и передал высокому.
Икарно Мазарет, Глава рыцарского Ордена Древа, взял протянутый ему кубок и сделал глоток. Он посмаковал вино, прежде чем проглотить, потом присвистнул:
— Вот это напиток! Это лучшее эбронское белое, которое я когда-либо пробовал. — Он поцокал языком. — Насколько отличается от этих хоньирских элей, которые тоже по-своему хороши. Я уж не говорю об асмирите, этом топленом молоке…
Второй протянул бутылку, но Мазарет покачал головой:
— Одного вполне достаточно в такую рань. К тому же я сомневаюсь, Джилли, что ты пришел сюда только для того, чтобы принести мне бутылку вина.
— Разумеется, — отозвался Джилли. — У меня есть еще и кабриганский сыр. — Он достал из кармана промасленный сверток и развернул его. — Но если вы против…
— Ты просто демон-искуситель. — Мазарет усмехнулся и отломил кусочек сыра. Прожевал, наслаждаясь острым вкусом, потом спросил безразличным тоном: — Значит, плохие новости?
Джилли пожал плечами, потом налил вина себе. У него было круглое бородатое лицо и изысканные манеры, которые никак не позволяли предположить, что он мастерски владеет мечом.
— Смотря, что вы подразумеваете под словом «плохие». Сочувствующие нам люди с востока обещают продолжать поставлять все необходимое через наших агентов в Скаллое, но Седжинд и Уметра заявили, что они сократят свою долю.
Сердце Мазарета тяжело стукнуло.
— Почему?
— У них не хватает терпения, Икарно. Будь оно все неладно, у всех не хватает терпения. Похоже, они думают, что вы сидите здесь в окружении десяти, пятнадцати, двадцати тысяч воинов, вооруженных до зубов и готовых выпускать стрелы прямо из ноздрей! — Он криво усмехнулся. — Разумеется, я не стал ни подтверждать, ни опровергать эту версию.
Мазарет вздохнул и провел рукой по взъерошенным седым волосам.
— А что там с могонцами? Известно хотя бы приблизительное их количество?
— В некоторых местах. В Кабригане — четыре с половиной, может, пять тысяч, в основном легкая кавалерия. В Кейане — три с половиной тысячи, кавалерия и пехотинцы. В Долбаре — не больше двух тысяч, кавалеристы и пехота. Огучарнские острова можно не принимать в расчет, там их совсем мало, человек восемьсот.
— А у Ясгура?
Джилли улыбался и некоторое время изучал ногти на руках, потом поднял голову:
— По крайней мере четырнадцать тысяч, из них две тысячи тяжелая кавалерия, четыре — легкая, остальные — пехота.
Мазарет отвернулся, не желая, чтобы Джилли заметил отчаяние в его глазах. Вместо этого он устремил взгляд на поток, срывающийся с обрыва и исчезающий за краем, пытаясь понять, какую пользу можно извлечь из полученных сведений. Шестнадцать лет назад, в начале завоевания, могонских войск было раза в два больше. Везде, кроме Ясгура.
Сын Хегруна, возглавлявшего семнадцать лет назад войска могонцев, Ясгур получил Северный Катриз и весь Мантинор в суматохе, которая началась после падения Беш-Дарока и смерти его отца. Он долгие годы создавал союз с несколькими знатными семействами, изначально для того, чтобы отражать набега соседей, претендовавших на его наследство. Сейчас его армия превосходила все существующие, он набирал солдат из жителей Катриза и Мантинора, объединяя их с собственными могонцами.
— Невозможно, да?
— Нет слова «невозможно», Джилли, — отозвался Мазарет. — У них может быть полно народу, но у нас есть стратегия и тактика, а также общая цель.
Джилли пристально взглянул на него:
— Кроме народа у них еще города, крепости, сторожевые башни, тогда как у нас едва наберется две тысячи рыцарей…
— Две с половиной тысячи и еще тысяча Детей Охотника.
— Ах да, Дети Охотника. Общая цель!
Лицо Джилли закаменело, Мазарет смотрел на него, чувствуя странное негодование потому, что этот человек высказал вслух терзающие его сомнения и страхи. Джилли слабо улыбнулся, а Мазарет печально покачал головой.
— Я припоминаю, что уже вел подобную беседу лет десять назад, — сказал он. — Ты был тогда так язвителен, что я едва не оставил мысль о сопротивлении и восстании и не уплыл в Кеременкул. Но, как видишь, не сделал этого.
— А должен был бы, — примирительным тоном произнес Джилли. — Это была безумная идея — и тогда, и сейчас. — Он допил свое вино. — Но каким нужно быть безумцем, чтобы оставить все как есть?
Они помолчали, потом Джилли снова заговорил:
— Когда я ехал сюда, до меня дошел слух, что Сувьель вернулась этой ночью, и не одна.
— Что еще ты слышал? — Мазарет встревожился.
— Что один из ее спутников — императорский бастард, наследник трона. — Джилли широко улыбнулся. — Это должно расстроить ваше соглашение с Детьми Охотника. — Он поглядел на Мазарета. — Не так ли?
— Бардоу и некоторые маги думают, что так. Еще они считают, что ему придется расстаться с рукой.
— Как так?
— Мальчика пытали, один из хоньирских воинов захватил его. Он разрезал ему руку до костей, — пояснил Мазарет, не упоминая имени Бернака и тем более зеркального дитя. — Сувьель пыталась спасти руку, но повреждения слишком серьезны.
Джилли выругался:
— Скоты, некоторые из них просто скоты! Хуже скотов! — В его взгляде отразилось непонимание. — Разве люди станут уважать Императора-калеку? Разве они пойдут за ним?
— Они же шли за Орозиадой, — возразил Мазарет.
— Но это было больше двух тысяч лет назад.
Мазарет пожал плечами:
— Сейчас меня больше беспокоит, что Волин и Дети Охотника заявят на Военном Совете.
— Военный Совет будет в полдень. Я уверен…
— Да, и я хотел бы, чтобы ты поговорил с Аббатисой Халимер до его начала, — сказал Мазарет настойчиво. — Не хочу никого посылать на твои поиски…
Джилли посмотрел куда-то в сторону:
— У нас тут намечается компания.
Мазарет повернул голову и увидел бегущего к ним мальчишку. Его светло-желтая рубаха трепетала на ветру. Он остановился в нескольких шагах от них и поклонился, прижав правую руку к левому плечу.
— Да, мальчик?
— Мой господин, в храме вас ждет посетитель.
— Кто он?
— Я не знаю, господин. Рал велел передать, что это очень важно.
«Что еще задумал Рал Дагаш?» — подумал Мазарет, поднимаясь.
— Пойдешь со мной? — спросил он у Джилли. — Или останешься здесь приканчивать бутылку?
Тот ухмыльнулся, поднес бутылку ко рту и зубами вынул пробку.
Мазарет покачал головой:
— Ответ однозначный. Ладно, пойдем, мальчик.
Нужно было обойти озеро. Шагая за гонцом, Главнокомандующий Мазарет рассматривал городок, вспоминая, как все выглядело шестнадцать лет назад, когда он приехал сюда с уцелевшими людьми Ордена. Тогда здесь была только часовня Небесной Лошади, заросшие мхами валуны и несколько лачуг. Теперь появились казармы, дома, конюшни, амбары, кузница, таверна, мельница и пекарня. И еще храм.
Храм Матери-Земли был обширной одноэтажной постройкой, возведенной на небольшом возвышении рядом с городком. По углам стояли четыре изящные башенки, поддерживающие плоский свод. Внутри храма размещались погреба, библиотека, арсенал, школа, небольшой госпиталь и еще при нем была колокольня с Ясеневой Часовней. Перед храмом располагались плацы, фруктовый сад, огород и кладбище. Могильные камни под старыми деревьями имели отношение и к Мазарету. Под ними покоились его жена и трое детей, а еще друзья и просто славные рыцари. Многие погибли во время долгого мучительного перехода с плато Аренджи, но еще больше умерло уже после того, как они бежали до самого Крусивеля от напущенной могонскими шаманами заразы. Мазарет прекрасно помнил, как ужасная лихорадка терзала любимых им людей, сжигая изнутри их плоть и наполняя страхом глаза, они перестали узнавать его, и лишь смерть освободила их души от мучений.
Со временем терзающее его горе превратилось в тупую боль, но он все еще помнил, как после смерти последнего своего ребенка, малыша Тавли, издал пронзительный крик и выбежал в ночь. Он долго плутал между деревьев и кустов, пока совсем не заблудился. Потом каким-то образом сумел выбраться из леса и оказался у озера, в которое с грохотом обрушивались со скалы струи водопада. Безумие охватило его, он набил свои карманы камнями и бросился в озеро. Боль затуманила мозг, больше он ничего не помнил. Потом очнулся, лежа на спине на камнях за водопадом, солнечные лучи пробивались к нему через завесу воды. И тут из шипящей струи зазвучал голос: «Смерть не для тебя, сын моих дочерей. Многое утрачено, но битва еще не окончена, дело не завершено».
На него нахлынула волна запахов: земли, корней, сырости, запах прорастающей травы. Сердце похолодело от страха. «Кто это?»
«Ты знаешь меня и мою любовь, что погибла вместе с твоим Императором на плато Аренджи. Всем сердцем оплакиваю я того, чьего духа больше нет рядом со мной. Знай, что твое горе подобно моему, оно так же черно и тяжело, но моя жажда мести сильнее его. Послушай меня, Икарно Мазарет, выбери жизнь, ибо жизнь сильнее смерти. Повелитель Сумерек думает, что он победил, но он ничего не знает о жизни. Настанет день, когда измененный им мир не сможет больше жить по его законам и тогда снова начнется война. Живи, сын моих дочерей, и готовься к этому дню. Отомсти за наши потери».
Потом его нашли, растерянного и едва живого, на берегу озера. Несколько недель его разум блуждал впотьмах. В это время обязанности командующего взял на себя Аттал, Приор Ордена. Мазарет нахмурился, пытаясь вспомнить, каким был Аттал, потом тяжело вздохнул. Его останки давно уже покоятся вместе с остальными. Он погиб от удара копья, который должен был достаться другому.
Воспоминания о том голосе до сих пор свежи в его памяти, как и тот запах земли и листвы…
Мазарет шел за мальчиком по самому короткому пути к храму, ведущему вокруг башни через небольшой фруктовый сад. В главном дворе храма несколько рыцарей и послушников упражнялись с мечом. Рал Дагаш ждал их под аркой перед входом.
— Ступай к Толу Урзику, — велел он мальчику. — У него есть для тебя поручение.
Тот поклонился и побежал прочь. Дагаш смотрел ему вслед, пока мальчик не скрылся за углом, потом повернулся к Мазарету.
— Мой господин, — начал он, — в приемной вас ждет посетитель…
— Прекрасно, — отозвался Мазарет, входя за Ралом под темные своды.
— …его сторожат двое младших послушников.
Мазарет замер и уставился на Дагаша:
— Зачем? Кто он?
— Патруль захватил среди ночи его и его слугу. Они ехали по дну одного из ущелий. Выслушав объяснения этого человека, начальник патруля приказал связать их, заткнуть рты, завязать глаза, а потом доставить сюда, в Крусивель.
— Так кто же он?
— Мой господин, он утверждает, что он твой брат.
Мазарет отвернулся, стараясь скрыть волнение:
— Опиши мне его.
— Человек лет сорока, пониже вас, слишком толст для своего роста, лицо желтоватое, темные волосы до плеч, собраны в хвост. Когда его остановили, при нем был меч и кинжал.
Мазарет кивнул, махнув рукой:
— Спасибо, Дагаш. Ты все сделал правильно. Я сейчас же иду к нему.
Он развернулся и пошел по коридору, его шаги гулко отдавались от стен. Чувства захлестывали его, но преобладало среди них одно: гнев. Когда он был уже возле своей приемной, то замедлил шаг, пытаясь восстановить душевное равновесие. Потом открыл дверь.
Двое стражников приветствовали его. Человек, сидящий за единственным в комнате столом, поднялся ему навстречу, улыбаясь и протягивая руку. Его улыбка растаяла, когда он увидел мрачную физиономию Мазарета, теребящего руками край коричневого плаща. Мазарет отпустил стражников и закрыл за ними дверь. Потом повернулся лицом к своему младшему брату:
— Итак, ты здесь. И что же тебе нужно?
Койрег Мазарет сел на свое место за столом, оперся на него локтями и положил подбородок на руки.
— Сейчас так редко попадаются приличные гобелены. А это знамя Ордена, которое висит вон там, ты знаешь, на севере есть коллекционеры, которые…
— Прекрасно, я зову стражу. — Икарно Мазарет двинулся к двери.
— Нет! Погоди! Ну почему у тебя совсем нет чувства юмора? — Человек вздохнул, потом потер лоб краем плаща. — Впрочем… прости, я забыл, как плохо мы теперь ладим друг с другом.
— Еще ты забыл, что я пообещал сделать с тобой, если увижу. — Мазарет протянул руку к висящему у него на поясе кинжалу.
Койрег встревоженно посмотрел на брата:
— Во имя Матери, Икарно, это не было злым умыслом! Несчастный случай! — Он вскочил из кресла и шагнул назад от надвигающегося на него Мазарета. — Прошло восемь лет, смилуйся!
— Это была наша сестра, а ты позволил гнусным могонцам схватить ее…
— Я ничего не мог сделать, слышишь? Ничего! — Койрега затрясло. Он скинул плащ на пол и пошел на Мазарета, глядя ему в глаза. — Давай! Хочешь меня заколоть? Вот он я, пожалуйста. Но прежде чем ты сделаешь это, послушай, что я расскажу тебе.
Мазарет попятился. На лице своего брата он прочел отчаяние и скорбь.
— Что ты можешь рассказать интересного для меня? — пробормотал он.
— Он умер, — произнес Койрег, падая в кресло у стола. — Отец умер.
После этих слов в комнате повисло гробовое молчание. Мазарета охватило чувство совершенной опустошенности и паники. Это не была уловка. По голосу Койрега он понял, что тот говорит правду.
— Как?.. — выдохнул он.
— Отрава. Он уже давно чувствовал себя не очень хорошо, Мать-Земля знает, сколько раз я уговаривал его переехать сюда, к тебе. Он и слушать не хотел, заявляя, что Корабли Полуночи никуда не смогут уйти без его личного наблюдения.
Мазарет оперся рукой о стол. Ему казалось, что кто-то другой выслушивает скорбную весть и ощущает бессильную злобу и горе. Какая-то часть его существа силилась припомнить, когда он видел отца в последний раз. Во время поездки на север, пять лет назад. Хевелик Мазарет, баронет старинного ангатанского рода, был еще и Смотрителем Порта в городе Казал. Вместо того чтобы отправиться в изгнание, он склонился перед победителями и предложил им управлять портом и доками от их имени. На самом деле он устраивал дела тайной организации под названием Корабли Полуночи, которая занималась переправкой беглецов, особенно знатных семей, в безопасные места. Все годы, пока отец занимался этим, над ним висела угроза разоблачения, но, несмотря на нее и преклонный возраст, он отказывался уйти на покой.
— Если я уйду, — пояснял он Икарно во время их последней встречи, — они поставят на мое место какого-нибудь подхалима, марионетку этого Трэлора, которого они сделали Верховным Капитаном. В этом случае большинство купцов станет пользоваться портом Ротаза или какими-нибудь портами Яфрена, и что тогда делать?
Некоторое время Мазарет прислушивался к звуку собственного дыхания. Потом спросил:
— Нашли того, кто это сделал?
— На следующее утро на кухне нашли мертвого слугу, — пожал плечами младший Мазарет. — Наверное, слишком много беглецов благополучно достигли Кеременкула. Или какой-нибудь высокопоставленный узник Красной Башни вдруг исчез, и кто-то из людей Трэлора решил, что старый Мазарет мог бы послужить примером…