Страница:
Майкл КОБЛИ
ПОВЕЛИТЕЛИ ТЕНЕЙ
Посвящается с любовью моим дорогим родителям Джону и Патриции Кобли
Часть первая
ГЛАВА 1
Почитайте мертвых, ибо их много, а нас — мало.
Книга Земли и Камня
Высоко в горах, посреди старинных развалин, накрытых беззвездным пологом ночи, горели костры. К ним жались люди, воины. Они негромко переговаривались, ели, смеялись, играли в кости. В стороне от них, у подножия выщербленной, заросшей мхом колонны, был разведен еще один костер, у которого сидели только двое. Женщина с худощавым лицом, хмуря брови, водила точильным камнем по лезвию меча, лежащего у нее на коленях. Ее короткая кожаная безрукавка, расстегнутая до половины, была сильно поношена и залатана во многих местах, так же как и лежащие рядом с ней старые башмаки.
Напротив нее сидел темноволосый, похожий на медведя человек, закутанный в тяжелые меха, лишь частично скрывающие измятый нагрудник и плотные штаны. В огромной, покрытой шрамами руке он сжимал черную бутылку, но казалось, что он совсем забыл о ней, глядя желтыми глазами в огонь. Пепел хлопьями улетал в холодную бесприютную ночь, одна затухающая искра выскочила из костра и упала на руку человека. Но тот ничего не заметил, просто сидел, уставясь перед собой тяжелым неподвижным взглядом, жестким, как гранит, и острым, как обнаженный клинок.
Большая ветка в центре костра прогорела и с треском обрушилась, взметнув облачко искр. Пламя заплясало и утихло. Керен Эшрол оставила свой меч и подняла голову.
— Ты снова печалишься, — негромко произнесла она.
Молчание. Потом:
— Гончие псы войны должны думать об охоте, а не об охотнике. — Голос его звучал ровно и уверенно.
— Опять твои сны, да?
Бернак, Командующий армией Северного Хоньира и Защитник Бидоло, допил вино и отбросил бутылку. Потом угрюмо взглянул на Керен:
— Даже лучший пес из своры иногда утомляет.
Керен выдержала его взгляд:
— Ты, наверное, хотел сказать — лучшая сука.
Черты Бернака исказила нехорошая ухмылка.
— Сука, которой так повезло с хозяином. — В его глазах отражалось оранжевое пламя, на лице играли желтые отсветы. — А ты-то сама хочешь сказать, что твои сны спокойны?
— Разумеется, — солгала она, возвращаясь к прерванному занятию.
Бернак недоверчиво фыркнул и снова уставился в огонь.
Последний раз Керен спала с Бернаком полгода назад. Тогда была весна, и его животная страсть к ней еще не угасла. После этого она предпочитала спать в одиночестве, переживая перипетии своих собственных кошмаров. Со времен Битвы у Ворот Волка прошло шестнадцать лет, но воспоминания о пережитом кровавом ужасе все еще жили в ее памяти, наполняя ночи чувством вины и отчаянием.
Жар костра опалил ее кожу, заставив заныть шрам на правой руке. Порыв сырого горного ветра пронесся через развалины большой приемной, где сейчас жгли костер. Он принес с собой запахи деревьев и кустов, земли, коры и гниющих листьев. Потом ветер переменился и подул с другой стороны. На этот раз она почувствовала запах мяса и услышала обрывки разговоров людей, сидевших возле других костров. Эти люди были не лучшей компанией: в основном безродные негодяи из Хоньира, Яфрена и Ангатана, среди которых попадались странные типы вроде Яннама, налетчика из Эбро'Хета, или мастерски владеющего кинжалом Еррука из болот Северной Юларии. Керен прислушалась к звукам флейты и негромкому смеху. Потом улыбнулась и, перевернув меч, начала обрабатывать его вторую грань. Через некоторое время она украдкой взглянула на Бернака. Его глаза были по-прежнему неподвижны, но теперь в них читалась холодная ярость.
«Что ты видишь? — спросила она мысленно. — Что пугает тебя?»
Бернак был ходячей загадкой. Его люди болтали, что он отпрыск Императора, маг, приверженец Силы Корня, предавший своих, чернокнижник из отдаленных областей Эременту или даже чудовище из Саг-Руканга, принявшее человеческий облик. Когда к нему очень уж приставали с расспросами, он отвечал, что он был рабом в железных копях, потом разработчиком шахт, потом личным охранником какой-то важной персоны в Ротазе, а потом, после несправедливого приговора суда, вынужден был бежать на юг. Все эти рассказы, столь прозаичные, скорее всего были правдой.
Бернак сердито засопел, поднялся и пошел к куче седельных сумок, небрежно брошенных у подножия одной из массивных колонн. Керен увидела, как он вытаскивает еще одну черную бутылку. Он выдернул пробку зубами и сделал приличный глоток. Потом, с бутылкой в руке, прошелся по разваленной приемной, время от времени останавливаясь, чтобы рассмотреть полустертый рисунок, провести рукой по резной панели или оторвать клочок темного мха.
Это были остатки очень старой постройки, возможно времен Лиги Яфрена, но в горах встречались и более древние руины. Керен как-то подслушала разговор жреца Древа-Отца с магом. Жрец сказал, что королевства, завоеватели и империи наползали на континент Толувераза, подобно волнам прилива. Тогда она подумала, что это несколько преувеличено, но позже все чаще убеждалась: жрец, пожалуй, был прав.
Бернак внезапно прорычал какое-то ругательство и метнул бутылку в полуразрушенную стену. Темные струи вина сползали по осыпающейся кладке. Все разговоры умолкли, все разом обернулись к Бернаку.
— Где лазутчики? — Он сжимал и разжимал кулаки. — Неужели они так и не выследили этого негодяя Шаленга?
Шаленг был Командующим армией Северного Хоньира, пока два года назад Бернак с шайкой своих приверженцев не разбил его опорный пункт возле города Кизар. Бернак стал новым Командующим, но Шаленгу удалось бежать. Он собрал банду головорезов и негодяев, и они совершали все более наглые и кровавые набеги, подрывающие авторитет Бернака.
— Конечно, ведь ты проучил его! — негромко буркнула Керен. — Необходимо какое-то время, чтобы…
Бернак резко повернулся в ее сторону, выхватил ее меч и вонзил его в середину костра. Керен вскочила, стряхивая с одежды взметнувшиеся искры.
— Скажи это еще раз мне в лицо, женщина, и я убью тебя.
В его взгляде сквозило бешенство. Его трясло от сдерживаемой ярости, и в какой-то миг Керен показалось, что сейчас он ударит ее. За стенами разрушенной залы послышался какой-то шум. Вбежал стройный юноша в черном, он бросился к Бернаку и упал перед ним на колени:
— Мой господин, мы нашли его!
Бернак заметно обрадовался. Он даже протянул руку и потрепал темные кудри юноши. Керен постаралась ничем не выдать своего отвращения.
— Фолин, мальчик мой, где?
В лице юноши светилось безграничное обожание.
— В городке Ведло, господин. Они начали грабеж чуть меньше часа назад.
Бернак хищно ухмыльнулся и, все еще поглаживая юношу по голове, посмотрел на Керен.
— Возьми второй и третий отряды, перекройте им все пути. Я с первым отрядом поеду прямо туда и лично разберусь с Шаленгом.
Лагерь разом ожил, все приказы были отданы, костры потушены. Бернак поднял Фолина с колен, и они ушли вместе. Керен встала и вытащила меч из костра, потянув его за гарду. Обернутая кожей рукоять меча была горячей, на лезвии остались горящие угольки. Некоторое время казалось, что горит сам меч. Она ударила мечом о черный камень, лежащий у костра, и искры потухли.
— Керен? — позвал чей-то голос.
«Хватит, — подумала она, пристально глядя на лезвие меча. — Хватит».
Она развернулась и увидела Домаса и Кизо, капитанов второго и третьего отрядов.
— Все лазутчики вернулись? — спросила она.
Домас улыбнулся и кивнул:
— Все, и все без единой царапины.
— Что ж, готовьте людей. Ночь предстоит не из легких.
Капитаны ушли, а Керен нагнулась, чтобы надеть башмаки. Потом она достала из-за пояса тряпку и стерла копоть с лезвия, прежде чем убрать оружие в ножны. Она подозревала, что Фолин и Бернак наблюдают за ней из-за развалин, но решила не обращать внимания. Она развернулась и пошла к лошадям вслед за капитанами, на ходу застегивая пуговицы своей кожаной безрукавки.
«Здесь больше нет для меня ничего, — горько подумала она. — И зачем я остаюсь?»
Они спустились с Нагирских гор, словно голодные волки. Шел холодный моросящий дождь, превращающий землю под ногами в жидкую грязь, но их лошади были специально вымуштрованы для походов, ни одна из них не оступилась и не поскользнулась.
Ведло был небольшим городишкой, зажатым между поросшими лесом холмами и северным берегом реки Друн, несущей свои воды дальше, на юго-запад Хоньира. Когда они доехали до холмов, Керен приказала Кизо остаться здесь со вторым отрядом и задерживать всех проезжающих по дороге. Кизо и его люди исчезли за деревьями, а она сама направилась дальше, на северо-восток, вместе с третьим отрядом.
При свете потайных фонарей она с одним из лазутчиков вела за собой тридцать всадников по узкой лесной дорожке. Атака должна быть быстрой и яростной, но при этом хорошо просчитанной: нужно будет перекрыть северную дорогу, захватить причалы, а потом уже войти в город. Времени оставалось немного, вот-вот появится отряд Бернака, идущий с юга.
«Будьте там, — сказал он всем, уезжая. — Я не хочу делать всю работу сам».
Керен негромко ругалась, вытирая дождевую воду с лица свободной рукой. Деревья впереди начали редеть, замелькали огни Ведло, где-то в центре города полыхал огромный огонь, подымая вверх струю густого дыма и снопы искр.
Лазутчик, низенький тощий долбариец по прозвищу Пак, повернулся, прижав палец к губам.
— Тише, — прошептал он.
Предостережение тут же передали по цепочке, а лазутчик указал пальцем на хижину сразу за северным въездом в город, потом на другую — на берегу реки.
— Караулы? — уточнила Керен.
Пак кивнул, подняв три пальца. Керен отдала приказ Домасу и еще шестерым взять на себя заботу о караульных Шаленга, но не успели они спешиться, как откуда-то с юга до них донесся тревожный крик. Крик тут же прервался и перешел в приглушенное бульканье, но он успел сделать свое дело: из хижин начали выскакивать люди с зажженными факелами, городские бежали к ним на помощь.
— Проклятый Кизо! — пробурчала Керен, отдавая приказ: — На город!
Всадники развернулись между деревьями и двинулись с места, обнажая мечи. Выехав на открытое пространство, они образовали пары и кинулись на врага.
Клинки отряда Керен замелькали как молнии. Часть всадников спешилась, преследуя головорезов Шаленга и высматривая их главаря. Керен отбивалась от двух теснящих ее воинов, один держал в руке меч, у другого было копье. Первый взмахнул мечом перед мордой у лошади, и Керен удалось подставить под удар башмак, одновременно парируя выпад человека с копьем. Но она сделала это неудачно, копье скользнуло по ее доспехам и попало лошади в холку. Животное заржало и встало на дыбы. Она изо всех сил сдерживала лошадь, одновременно перерезая горло копьеносцу. Тот упал, обливаясь кровью, а она развернулась, уже готовая принять смерть от человека с мечом, который нацелился в ее незащищенный бок.
Но тут, откуда ни возьмись, появился всадник, опрокинувший врага Керен. Она по инерции отклонилась, чувствуя, что кончик меча все-таки задел ее плечо. Человек попытался подняться, но спасший Керен всадник заколол его. Это оказался Домас, он где-то потерял шлем, а его меч был весь в крови.
— Где этот кретин Кизо? — буркнула Керен.
И тут она увидела, что в противоположной части города на отряд подоспевшего Бернака наседает толпа разбойников. Она собрала тех, кто еще оставался в седле, и поспешила на выручку. Внезапная атака ошеломила разбойников; пока всадники добивали их, Керен поискала глазами Бернака и с огорчением увидела, что он исчез. Она расспросила первого попавшегося воина, и тот сразу указал на большой четырехэтажный дом, из верхних окон которого валил дым:
— Он там с Шаленгом.
Керен развернула лошадь и поскакала к этому зданию. Она была уже у самых дверей, когда из-за горы бочек выскочил какой-то огромный человек с топором и бросился ей под ноги. Он хотел добраться до Керен, но поспешил. Топор ударил по лошадиной морде. Издав болезненное ржание, животное рухнуло, из разбитого черепа хлестала кровь. Керен выбралась из седла и успела встать на ноги, чтобы отбить следующие атаки громилы. Это оказался Шаленг.
— Дерьмо! — выкрикнул он, яростно уставясь Керен в лицо. — Мне нужна была живая лошадь, а не ты!
Тяжелый боевой топор в его огромной лапе казался легкой тросточкой. Он начал крутить топор «восьмеркой», потом сделал выпад, целясь ей в грудь. Керен отскочила в сторону, пригнулась, спасаясь от второго удара, нацеленного ей в голову. Она схватила пригоршню земли и швырнула ему в лицо. Разбойник, задохнувшись, отпрянул назад, но успел схватить ее за одежду, лишив тем самым равновесия. Полуослепленный, он шагнул на нее, когда она подалась вперед, но сумела удержаться на ногах и парировать его удар. Лезвие ее меча скользнуло по древку топора и угодило разбойнику в руку. Шаленг заорал, и топор выскользнул из окровавленной пятерни. Керен, ни секунды не медля, проткнула ему горло мечом, и он испустил дух у ее ног.
Остановившись и отдышавшись, она увидела, как на нее, разинув рот, смотрит лазутчик Фолин. Все ее мышцы заболели и рана заныла, когда она наклонилась, чтобы поднять топор Шаленга. Топор оказался могонской работы. Все его древко покрывала резьба, на лезвии были два разрывающих плоть крюка.
— На, — прохрипела она. — Отдай это твоему господину и повелителю… Нет, погоди. Я сама.
Она поднялась по ступенькам, но тут дверь распахнулась и из дома вышел Бернак. Он с первого взгляда понял, что произошло.
— Значит, ты забрала себе мой приз, женщина.
— У меня не было особого выбора. — Керен перебросила ему топор. — Если бы Кизо сделал так, как я ему приказала…
— Да, — отозвался Бернак. — Я знаю об этом. — Он повернулся и вытащил на крыльцо чье-то тело. Труп, без рук, без ног. Это был Кизо. — Дурак думал, что без его помощи я не справлюсь. — Он грубо пнул тело и усмехнулся Керен. — Но это еще не все. Смотри, что я нашел, — сказал Бернак и обернулся к одному из своих людей. — Покажи нашу забаву!
Тот вытолкнул вперед стройного юношу, обнаженного до пояса. Бернак пнул его так, что тот растянулся на крыльце. Керен обратила внимание на его заляпанные грязью синие штаны.
— Жрец Силы Корня, — пробормотала она, оцепенев.
— Точно, Керен, прелесть моя! Последний из их породы, и у него нет шансов размножиться! — Бернак грубо захохотал, его смех был поддержан остальными. — Они собирались пытать его, но я решил оставить это удовольствие для себя.
Керен отвернулась. Отовсюду доносились крики и стоны раненых, в воздухе стоял запах крови и дыма. Посреди городской площади умирал человек, пронзенный копьями. Оставшиеся в живых захватчики спешили проверить, какое зерно и корнеплоды приготовили горожане себе на зиму. За ее спиной снова захохотали, она услышала присоединившийся к этому хору голос Фолина.
Из кармана безрукавки Керен извлекла кусок ткани и попыталась протереть им клинок. Но лезвие оказалось в царапинах и выбоинах, оно разрывало ткань в клочья.
«Это королевство смерти, — подумала Керен. — А мы — его ничтожные обитатели».
ГЛАВА 2
Молитвы подобны дыму или воде. Они либо исчезают без следа, либо служат пищей невидимому.
Книга Камня и Огня
Роды шли тяжело.
Раз десять за эту ночь Сувьель Хантика мечтала найти в себе хоть каплю, хоть малейший проблеск Силы Корня, чтобы облегчить страдания роженицы. Она создала простейшее заклинание, требующее только работы головы, и теперь ощущала, какую невыносимую боль испытывают рвущиеся ткани и обессиленные мышцы. Все, что у нее было, — Низшая Сила, позволяющая только затуманить мозг женщины, чтобы она не страдала сверх всякой меры. Еще можно было молиться за ее жизнь.
«Молиться? — горько откликнулась какая-то часть ее сознания. — Молиться кому, чему?»
С улицы, через закрытое ставнями окно, в комнатку проникали пугающие крики, но Сувьель сохраняла созданный ею магический круг чистым и цельным. Эти дикие вопли означали избиение, грабеж, убийство — привычные напасти для города, который захватывали дважды в месяц.
Вот новая схватка. Женщина застонала, и Сувьель пришлось постараться, чтобы перестать самой ощущать ее мучения. Повитуха и какие-то старухи, сновавшие в комнате, с мольбой поглядели на нее. Сувьель отбросила все колебания и нагнулась к уху роженицы. Поглаживая залитый потом лоб женщины, Сувьель начала мысленно произносить слова Песни Подчинения. Обрывки слов кружились в голове, вызывая к жизни запахи, звуки, ощущения, они таинственным образом вплетались друг в друга и в ее сущность. Чтобы передать все это пациентке, она должна была заставить работать скрытые силы собственного организма.
Низшая Сила начала медленно просачиваться сквозь ее мозг, она ощутила, как успокаиваются истерзанные внутренности роженицы, медленно, подобно разливающемуся по небу свету зари. Но волны боли были слишком сильны, организм слишком измучен. Сувьель сама начала ощущать боль внизу живота. Она не стала обращать внимания на это неизбежное при таком тесном контакте явление, вместо этого еще глубже погрузилась в недра своего сознания и телесной оболочки, наполняя слова Песни Подчинения собственными жизненными соками.
Но силы медленно угасали. Руки налились тяжестью, она судорожно хватала ртом воздух, горло пересохло и саднило. Пока какая-то часть ее существа полностью отдавалась ритуалу, другая замечала все происходящее вокруг: желтый свет ламп, старух, маленькие фигурки в плащах с капюшонами, сжимающие амулеты Матери-Земли, повитуху, высокую мрачную женщину, бывшую когда-то катризианской аристократкой, роженицу и маленький живой комочек, мальчика, сражающегося за право жить на земле. У противоположной стены замер в тени отчаявшийся муж, знаменосец невезучей освободительной армии Гандерлека. Друг семьи тайно провел его в город мимо часовых армии Лазуреха.
Потом ее мысленный взор пробился через туман и ушел куда-то совсем далеко. Она смутно различила двухэтажный дом с плоской крышей и два прилегающих к нему крошечных дворика. В одном из них тощий пес грыз кость. Темная замусоренная улица, неподвижное тело мужчины рядом с примыкающим к улице переулком. На лице застыла болезненная гримаса, с уха стекает капля крови в том месте, где разбойничья рука сорвала серьгу…
Какой-то частью себя она осознала, что ей помогают выйти из комнаты. Одна из старух. Она поддерживает, шепча на ухо слова благодарности. Ребенок родился, с ним все в порядке, мать жива. Когда Сувьель присела у очага, к ней подошел муж роженицы, чтобы высказать свою безграничную признательность. Она лишь кивнула в ответ. Жар огня обволакивал ее, окутывал собой и каким-то образом превратился вдруг в толстое тяжелое одеяло, лоскутное покрывало и накрытую холстиной подушку, пахнущую травами. Медленно-медленно сознание уловило сладкий аромат листвы поющего дерева и терпкий запах мокрой от дождя коры, потом ее унесло прочь волнами дремоты.
Призрачный утренний свет проник в комнату, наполнив ее серостью. Остатки сна улетучились. Надев простое зеленое платье и накинув поверх него залатанный коричневый плащ, чтобы скрыть свою принадлежность к травницам, Сувьель вышла из комнаты и нашла лестницу, ведущую на крышу. Дождь шел всю ночь. Воздух был холоден и прозрачен, крыша потемнела от воды. Она заметила какой-то ящик и присела на него, чтобы оглядеть город. Ее мысли текли, как им было угодно, пока их хозяйка наблюдала, как занимается заря.
До падения Империи Хоройя была зажиточным шумным городом-портом, известным своими богатыми купцами и театральными труппами. Сейчас все театры превратились в пепелища, а оживленные некогда торговые ряды стали грязным, пустым, заброшенным местом, где лишь изредка выставлялись на продажу тощие корнеплоды северных земель.
Сувьель смотрела на север, на расстилающееся лоскутное одеяло полей и ферм, тянущееся до подножия закрывающих горизонт холмов. Она различала темные полосы вспаханной земли и серые размытые участки, отравленные могонскими шаманами во время вторжения, на которых больше ничего не росло. Когда-то эта земля могла прокормить половину Хоньира, но последнего жалкого урожая зерна и скудного запаса корнеплодов едва ли хватит горожанам, чтобы продержаться эту зиму.
«Проклятие повисло над этой землей, — с тоской подумала она. — Военачальники и предводители разбойников заботятся о своей выгоде и ведут гнусные войны посреди руин нашего прежнего величия, пока народ страдает и истекает кровью».
Сувьель утерла слезы рукавом плаща. Потом она посмотрела вдаль, за горы, и мысленно увидела все Земли Катримантинской Империи такими, какими они были во времена ее юности. От дремучих лесов Кейаны до виноградников и фруктовых садов Эбро'Хета. От поющих пещер и утесов Юларии до продуваемых всеми ветрами Огучарнских островов. Ей вспомнились скачки на ведьминских конях в Яфрене, летний шторм у берегов Долбара, таинственные обряды магов в холодных горах Прекайна.
Сейчас только Слуги Сумерек бродят по залам Тревады, где когда-то готовили и обучали магов, мерзость поселилась отныне в Высокой Базилике.
Рядом зазвучали шаги. Ругая себя за слабость, Сувьель снова утерла глаза и обернулась. К ней подходила повитуха: руки сложены под платком, лицо озабоченное. Сувьель шагнула ей навстречу.
— Шин Хантика, — начала та горестно, пытаясь опуститься на колени.
Сувьель, встревоженная тем, что ее назвали давно позабытым магическим титулом, схватила повитуху за руки, заставив остаться на ногах:
— Нет, Лилия, не здесь. Не на улице. Кто-нибудь может увидеть.
Повитуха начала извиняться, но Сувьель положила руку ей на плечо, успокаивая. «Лилия Марай», — вспомнила она. Дочь одного из знатных семейств Рохарки, была гувернанткой при дворе.
— Не волнуйся, — успокаивающе произнесла Сувьель. — Скажи только, когда ты догадалась, кто я?
— Только когда вы второй раз использовали врачующее заклинание. Я вспомнила, как приводила детей к магам, чтобы они заживляли их порезы и синяки. — В голосе Лилии звучали слезы. — Они были такими живыми, полными любопытства. Всегда доставляли столько хлопот…
— А как мать и дитя? — спросила Сувьель.
Лилия вздохнула:
— Оба очень слабы. Но поправляются. Сомневаюсь, что она сможет еще рожать. Но с ребенком все в порядке. Его юный дух крепок.
— Прекрасно. Я рада. — Сувьель даже рассмеялась. — В последние годы ничто не радует меня так, как возможность помочь новому человеку прийти в мир.
Лилия немного помолчала, ее лицо помрачнело.
— В кошмарный мир, — добавила она тихо, потом подняла голову, взгляд ее внезапно ожил. — Зачем все так, зачем? Ведь эти вояки не вечны.
Сувьель вздохнула:
— Кланы Могона сильны и действуют заодно. У их шаманов есть великая и ужасная сила, Лилия. Та, что они отняли у нас.
Лилия покачала головой:
— Я верю, что настанет день, когда мы снова обретем свободу.
— Гандерлек полагает, что это время настало, — прошептала Сувьель.
Они обе замолчали.
— Шин Хантика, вы выжили при падении Беш-Дарока, — нарушила молчание Лилия. — Неужели больше никто не спасся, ни один из магов или творцов заклинаний, ни один из храмовых рыцарей? Это правда, что в нашей жизни никогда больше не будет света? Неужели нет никого, кто мог бы нам помочь?
Сувьель слышала отчаяние в ее голосе, в какой-то миг ей захотелось сказать: «Да, некоторые из нас спаслись, все эти долгие шестнадцать лет они скрывались, подготавливая врагам тот конец, который те заслужили».
Но опасность была слишком велика. Если хотя бы слух об оставшихся в живых магах достигнет ушей шпионов Слуг, по всем катримантинским землям будут разосланы гончие ночи и другие магические охотники, хватающие всех, в ком будет замечена даже Низшая Сила. Ей и ее товарищам придется бежать куда-нибудь за Бурное море. Нет, рисковать нельзя.
Она взяла себя в руки:
— Лилия… я была уже у реки, когда на залы магов стали приземляться огненные ястребы. Никто не выжил бы там. Прости…
Сувьель увидела, как умирает в глазах Лилии безумная надежда. Они обе постояли молча несколько минут. Сувьель уже была готова начать утешать Лилию, когда та заговорила сама, опустив голову:
— Просить прощения нужно не вам, госпожа. Я не должна была обременять вас своими страхами и мечтами, когда вы пришли сюда без поддержки Силы Корня. Я даже вообразить не могу, насколько вам тяжело.
«Да, — согласилась про себя Сувьель. — Не можешь».
— После гибели всех магов и творцов заклинаний, — продолжала Лилия, — людям придется самим искать способ избавиться от владычества могонцев. Нужно только найти в себе силы.
Сувьель услышала гневные нотки в ее голосе и содрогнулась. Таким же голосом говорил Гандерлек, собирая свою армию оборванцев и неудачников.
— Лилия, — позвала Сувель, — мне пора уходить.
— Я понимаю. Здесь опасно. — Она тяжело вздохнула. — Не беспокойтесь насчет остальных. Для всех нас вы просто старая травница, случайно проходившая мимо.
— Спасибо. — Сувьель повернулась, чтобы уйти. Спустившись до середины лестницы, она обернулась: Лилия сидела на ящике, сжавшись в комок, глядя поверх головы Сувьель на серое бескрайнее море.