На эту же территорию претендовали и египтяне. Однако, после длительных
переговоров, проходивших на Родосе, они отказались от своих претензий.
Контроль Арабского легиона над южным Негевом выражался в том, что его
подразделения обосновались на командных высотах от Эйн-Яхав до Эйлатского
залива, то есть вдоль единственной дороги на территории Израиля, которая
вела к Эйлату. Кроме того, иорданцы периодически посылали в южный Негев
моторизированный патруль и всадников на верблюдах. Англичане предполагали,
что мы не осмелимся пробиться к магистрали, ведущей к Эйлатскому заливу.
4 февраля 1949 года командующий Южным фронтом направил начальнику
генерального штаба письмо, в котором указал на то, что после вывода
вверенных ему сил с территории Египта, как приказал начальник оперативного
отдела генштаба, мы потеряли доступ к дороге, ведущей в Эйлат. Командующий
Южным фронтом просил разрешения провести операцию, чтобы определить,
насколько возможно восстановить доступ к этой дороге.
9 февраля начальник генерального штаба одобрил предложение Аллона, но
просил согласовать детали операции с начальником оперативного отдела.
Получив разрешение от начальника генерального штаба, командующий Южным
фронтом дал приказ своему штабу немедленно приступить к делу. Амос Хорев,
заместитель оперативного офицера Южного фронта, и Зрубавел Арбель, офицер
Южного фронта, возглавили группу, которой предстояло выйти на операцию для
сбора информации. Биби (Давид Нив), офицер бригады Негев, которому уже
приходилось производить разведку с воздуха, был душой этой операции. В
группу был зачислен также Элиэзер Боденкин, представитель военной авиации,
который должен был определить, возможно ли создать аэродром в 20 км к северу
от Эйлатского залива.
Первая разведка, проведенная до южной оконечности котловины Рамон,
прошла без помех. Местность была знакома многим палмаховцам, проводившим
памятные походы в пустыне. Специалисты в области авиации тщательно
исследовали, насколько участки вдоль дороги пригодны для посадки самолетов.
К нашей радости оказалось, что это каменные плиты, которые могли служить
естественным летным полем для самолетов типа "Скаймастер" - наиболее тяжелых
из имевшихся у нас самолетов.
Операцию "Увда" приходилось проводить в условиях жесточайших
политических ограничений. По Родосским соглашениям, подписанным Израилем с
Египтом, мы не имели права держать крупные силы к западу от линии,
проходящей от Эйлатского залива вдоль всего южного Негева до Беер-Шевы.
Поэтому мы были вынуждены продвигаться восточнее этой линии, в зоне,
патрулируемой Арабским легионом.
Кроме того, накануне операции - и это вызвало у нас невероятную
растерянность - прибыл курьер генерального штаба и взял расписку у
командующего фронтом о том, что будет выполняться следующее распоряжение:
"Не вступать в бой в ходе операции; в случае столкновения прервать
соприкосновение с силами противника и добиться осуществления цели иным
путем". И далее: "Если в Рас ан-Накаб (высота, господствующая над дорогой на
Эйлат - примечание автора) обосновались силы противника, этот пункт не
следует занимать. В случае приближения сил англичан отступить".
По-видимому, эти распоряжения были продиктованы стремлением не
обострять отношений с Иорданией, с которой тогда шли тайные переговоры.
Навряд ли иорданское руководство дало подобные распоряжения своим силам,
чтобы не портить отношения с Израилем.
Распоряжение удивило Игала Аллона, и он был крайне задет, когда узнал,
что командирам бригад Негев и Голани, которым предстояло участвовать в
операции, предложили без его ведома подписать подобные обязательства.
Игал Аллон обжаловал с частичным успехом эти распоряжения, так как они
ставили наши силы в уязвимое положение по сравнению с силами противника.
Операция предусматривала в конечном счете захватить силы противника в клещи,
которые должны были сомкнуться у Эйлатского залива. Бригада Негев должна
была продвигаться из Беер-Шевы на юг, между двумя международными границами
(с Египтом и Иорданией) и захватить территорию в районе Хамадот, к востоку
от Кунтилы, чтобы подготовить ее для посадки грузовых самолетов. На
самолетах предусматривалось доставить ударные силы пехоты, которые должны
были пройти до Эйлатского залива.
Через два дня бригада Голани должна была выйти со своей базы в Хацеве к
Эйлатскому заливу и приковать силы Арабского легиона на юге Негева, с тем
чтобы создать прикрытие восточному флангу сил бригады Негев.
Игал Аллон предложил начальнику оперативного отдела генштаба Игаэлю
Ядину создать в ходе операции "Увда" линию обороны на северо-востоке Негева
и занять высоты Эйн-Геди. Это предложение было утверждено, и бригада
Александрони должна была на моторных лодках отправиться из Сдома в Эйн-Геди,
чтобы обеспечить включение Эйн-Геди и Масады в состав территории Государства
Израиль.
Начало операции было назначено на 5 марта 1949 года, на 5.00 Был дан
приказ прервать полностью радиосвязь и поддерживать связь между
подразделениями и со штабом только через почтовых голубей. В назначенное
время подразделение бригады Негев под командованием самого Нахума Сарига
двинулось по установленному маршруту. Инженерные части шли впереди, чтобы
проложить путь.
После двухдневного тяжелого перехода, 7 марта, силы прибыли к месту
высадки в Сде-Аврахам и заняли командные высоты. Технический персонал
военно-воздушных сил стал устанавливать аэродромные знаки и готовить
посадочные площадки для грузовых самолетов.
7 марта 1949 года я вместе с командующих фронтом выехал из Беер-Шевы в
штаб бригады Голани, расположенный недалеко от Хацевы, чтобы встретиться с
командиром бригады Нахумом Голаном. Силы бригады Голани должны были
выступить в ту же ночь. В штабе проводили последний инструктаж. Командующий
фронтом сказал Голану, что он не должен открывать огонь, но в целях
самообороны следует идти вплоть до подавления огня противника и удаления его
из укрепленного пункта путем окружения и применения огня. Нахум Голан отдал
честь и сказал, улыбаясь: "Хорошо, мы обеспечим самооборону до самого
Эйлата".
Мы посетили командиров всех подразделений, которые должны были
выступить в ту же ночь. В Беер-Шеву мы вернулись, когда уже стемнело.
Наутро командующий фронтом отправился самолетом "пайпер" на передовые
позиции бригады Негев, которая была занята рекогносцировкой на местности, в
целях определения путей окружения командных высот Рас ан-Накаб. Эту
разведывательную операцию произвела рота Брена (Аврахама Эдена),
приземлившаяся на новоиспеченном аэродроме. Посадка грузовых самолетов
прошла благополучно на Сде-Аврахам, на естественной посадочной площадке, в
50-ти километрах к северу от Эйлатского залива.
На передовой командующий фронтом встретился с командиром бригады Негев
Нахумом Саригом. Они объехали район, откуда виден был укрепленный пункт
Иордании в Рас ан-Накабе. Игал предупредил Нахума Сарига, что, хотя он и не
должен первым открывать огонь, но если противник встретит его огнем, то
израильские бойцы должны будут защищаться любыми способами. "Еще бы!" -
ответил Нахум Сариг.
7 марта с наступлением темноты моторизованная колонна бригады Голани,
во главе которой шел батальон под командованием Меира Амита, двинулась от
Хацевы на юг. Нам было известно, что район Эйн-Яхав, где имелись водные
источники, удерживался силами Арабского легиона. Однако приблизившись, наши
силы увидели, что район заброшен. После короткой передышки колонна
продолжала путь по направлению к Ал-Амар, откуда по ней был открыт огонь из
стрелкового и автоматического оружия. Прежде чем воспользоваться ситуацией и
открыть ответный огонь в целях самообороны, командир решил сначала применить
маневр угрозы и направил навстречу неприятелю бронемашины, колонна "джипов"
начала обходное движение, чтобы зайти в тыл противника. Этот тактический
прием принес желаемые результаты. Правда, взять противника с тыла, как
предусматривалось, не удалось - он просто удрал.
Время торопило, и колонна двинулась дальше. Вскоре она натолкнулась на
брошенный на дороге броневик. Трудно было понять, почему броневик в
прекрасном состоянии с большим количеством боеприпасов был брошен. Один боец
из бригады Голани сел в броневик и вместе с остальными бойцами продолжил
путь на юг.
Началось соревнование между бригадами Негев и Голани - какая из них
первой придет к назначенной цели. В то утро, 8-го марта, западная колонна
бригады Негев находилась в 50-ти километрах к северу от Эйлата, а восточная
бригады Голани - на расстоянии 120-ти километров от Эйлатского залива.
Командующий фронтом считал, что обе бригады в равной степени
заслуживают чести и славы освобождения южного Негева и Эйлата. Он приказал
им одновременно подойти к Эйлатскому побережью, даже если одной из бригад
придется задержаться, чтобы подождать другую. Но неизвестно, по какой
причине головной отряд бригады Негев не получил этот приказ.
Арабский легион, увидев колонну, двигавшуюся по равнине Арава, забил
тревогу. Король Иордании подал жалобу в ООН и сообщил, что Арабский легион
ведет ожесточенный бой с силами врага. Но лишь 9-го марта Легион заметил,
что в центре Негева приземлились самолеты и что по центральному маршруту
продвигается массивная войсковая колонна.
Командование Легиона и англичане, которым он подчинялся, решили, что
силы, рассеянные по Южному Негеву и в Умм-Рашраш, будут взяты в клещи нашими
силами. Чтобы избежать опасности окружения, арабским силам был дан приказ
пересечь иорданскую границу и отступить.
Наутро 10-го марта офицер разведки бригады Негев совершил полет над
Эйлатским заливом и обнаружил, что укрепленный пункт вблизи от Рас ан-Накаб
эвакуирован, там не было ни души. Роте Брена был дан приказ следовать туда.
Но путь, который был определен в плане, не был доступен автотранспорту с
тяжелым военным оборудованием. Так что не оставалось ничего иного, как
несколько отойти от запланированного маршрута и пройти по египетской
территории. К нашему удивлению, сержант египетского пограничного поста дал
согласие на проход нашей колонны "во имя добрососедских отношений". Рота
Брена, заняв укрепленный пункт Рас ан-Накаб, подготовилась к передвижению по
шоссе, спускавшемуся к заливу. Во главе роты шло небольшое подразделение,
которое возглавлял командир бригады Негев Нахум Сариг. В 16.00 10-го марта
подразделение достигло побережья. Щит с надписью по-английски, по-арабски и
на иврите подтверждал, что эти три жалкие хижины, стоявшие перед ними, не
что иное, как пост Умм-Рашраш, упоминание которого наводило страх на
разведчиков Палмаха в течение многих лет.
Брен забрался на флагмачту, возвышавшуюся на этом месте, и прикрепил к
ней самодельный, нарисованный чернилами бело-голубой флаг. Это был конечный
пункт похода, начатого 16-го октября 1948 года.
Когда в Эйлат вошли также подразделения бригады Голани, командующему
фронтом от имени обеих бригад была направлена телеграмма, возвестившая о
взятии Эйлатского залива. Игал Аллон со своей стороны тоже послал
телеграмму:
Начальнику генерального штаба и начальнику оперативного отдела.
Рад сообщить, что наши силы завершили операцию, в результате которой
освобожден Эйлатский залив, принадлежащий Израилю. Наш флаг развевается над
полицейским постом Умм-Рашраш. Подпись: Южный фронт.
Начальник генерального штаба ответил: "Поздравляю с великим успехом".
Игаэль Ядин тоже направил телеграмму: "Поздравляю от всей души. Это
великий день для всех".
В это же время пришло сообщение о том, что силы бригады Александрони
заняли командные высоты в Эйн-Геди и на Масаде, а также создали линию
обороны на нижних склонах Хевронских гор.
При всей радости командующий фронтом испытывал неудовлетворенность. Он
рассчитывал, что гора Хеврон также будет занята в ходе операции "Увда" и
будет занято все побережье Мертвого моря. Но этот план не был утвержден.
На следующий день мы с командующим фронтом отправились на "джипах"
через равнину Арава в Эйлат. Игал Аллон хотел лично поздравить бойцов. Мы
добрались туда к концу дня. Море было спокойно, на противоположном берегу, в
Акабе, стояли на рейде английские военные корабли. Горы Эйлата выглядели
таинственно и величественно. Слух о приезде Игала пронесся по всему лагерю.
Бойцы бежали ему навстречу. Поздравления, рукопожатия, объятия. Это была
встреча с двумя Нахумами, да и со всеми остальными, с кем был вместе пройден
длинный путь.
Глава четырнадцатая
С окончанием операции "Увда", в середине марта 1949 года, начальник
генерального штаба направил меня в Соединенные Штаты для проведения
разъяснительной кампании. В конце июня я вернулся, и Игал Аллон ввел меня в
комиссию между Израилем и Египтом, которая начала функционировать вслед за
переговорами о перемирии на Родосе. В этой комиссии я сотрудничал вместе с
Амосом Хоревом и Арнаном Азарьяху.
Египетскую делегацию возглавлял полковник Махмуд Риад (в будущем
министр иностранных дел Египта), в состав делегации входили майор Саллах
Гохар, ставший затем заместителем министра иностранных дел, и капитан
Мухаммад Шукри.
Заседания комиссии проходили в Ниццане, в 75 километрах к югу от
Беер-Шевы. Встречи устраивались один раз в неделю и проходили под
председательством офицера высокого ранга из делегации наблюдателей ООН в
Палестине. На переговорах присутствовали также его помощники из числа
наблюдателей ООН. Мы обсуждали проблемы, порожденные претворением в жизнь
Родосского соглашения о перемирии. Постоянно обсуждались такие темы: свобода
судоходства в Суэцком канале, претензии Египта на Эйлат, а также контрабанда
из Хеврона в сектор Газы, пересечение границы арабскими пастухами с их
стадами. Экономическое положение в Иордании было лучше, чем в Газе, которую
египтяне удерживали в состоянии осажденной территории, и контрабанда из
Хеврона в Газу процветала. Контрабандисты, пересекавшие границу на севере
Негева, не раз пускали в ход оружие, натолкнувшись на израильский военный
патруль.
Все стороны пришли к договоренности о том, что Ниццана будет местом
постоянного пребывания представителей Египта и Израиля в комиссии по
перемирию. От Израиля в качестве такого представителя был назначен я, от
Египта - капитан Шукри.
Срочно были отремонтированы три здания, построенные еще во времена
турецкого владычества. В одном из них были размещены израильские и
египетские солдаты, второе здание было отведено под кухню, столовую и склад,
а третье для постоянных представителей комиссии. Вскоре выяснилось, что нам
не хватало по отдельной комнате на каждого. Я решил, что лучше самому
выбрать себе компаньона, а не ждать, пока кто-нибудь выберет меня, и
обратился к капитану Шукри с предложением поселиться вместе. Капитан был
удивлен, но потом ответил: "Почему бы и нет". Представители ООН были
поражены таким оборотом дела. Наконец, нам отвели комнату и мы стали
устраиваться. Капитан Шукри сказал: "Я даже не представляю себе, как я бы
жил в одной комнате с кем-нибудь из ООН. Хорошо, что вы обратились ко мне".
В нашем здании была установлена станция связи ООН, и контакт со штабом ООН в
Иерусалиме и с представительством в Газе поддерживался круглосуточно. В Газу
обычно обращались в случае пограничных инцидентов в секторе Газы главным
образом из-за пересечения границ пастухами. Это причиняло беспокойство как
нам, так и египтянам. Зачастую речь шла о детях лет 8-10, и они никак не
могли понять, из-за чего весь шум.
Обычно я проявлял готовность к компромиссу и даже рекомендовал
отпускать пастухов, если их задерживали на израильской территории. Но
египтян я предупреждал, что они, а не пастухи должны нести ответственность
за инциденты. Египет не пользовался авторитетом у населения сектора Газы.
Египтяне относились презрительно к палестинским арабам и почти не понимали
их диалекта. Жители сектора Газы издевались над египтянами и радовались их
провалу в войне с Израилем. Однажды, когда я приехал по приглашению египтян
в Газу, я осмелился выйти на улицу один. Я подошел к чистильщику сапог. Он
был удивлен, увидев израильского офицера. Меня окружили местные жители и
один из них выкрикнул: "Вот еврейский майор, который вернул нам наших овец!"
Чистильщик сапог сказал, понизив голос: "Браво! Хоть вы и надавали нам, но
хорошо, что вы поколотили египтян!" Вдруг все рассеялись куда-то. Я увидал,
что ко мне подходит полковник Риад, он кричал: "Если бы с вами что-нибудь
случилось, что бы нам тогда сделали!" Я извинился за нарушение установленных
правил.
Согласно Родосским соглашениям линия перемирия проходила параллельно
шоссе Газа - Рафиах, в 3-х километрах к востоку от него. Сначала линия была
проведена на карте за столом переговоров, затем по условленному месту
проехал трактор, оставив за собой глубокую борозду. Заседания по определению
пограничной линии заняли всего несколько недель и проходили в духе
взаимопонимания и сотрудничества. В процессе определения пограничной линии
выяснилось, что в соответствии с Родосскими соглашениями половина деревни
Абасан попадает на территорию, находящуюся под израильской юрисдикцией.
Когда мы на "джипах" проехали по пограничной линии, в деревне началась
паника. Жители понимали, что все те, чьи дома стоят восточнее проделанного
нами маршрута, вынуждены будут уйти оттуда, то есть превратятся в неимущих
беженцев. Плачущие женщины окружили наши "джипы" и протягивали нам своих
детей.
Здесь я должен обратиться к прошлому. Разрабатывая план заселения
Негева, мы столкнулись с проблемой водоснабжения новых и уже существовавших
поселений. Профессор Иерусалимского университета Пиккард разъяснил мне,
насколько для решения этой проблемы важен район дюн, расположенный к северу
от Газы, где имелся подземный резервуар пресной воды. Мне поручили вести
дело так, чтобы участники переговоров подняли вопрос ос обмене территориями.
Я полагал, что настал подходящий момент, но я не стал торопиться и ответил,
что я, как и он, всего лишь солдат, выполняющий приказы. Затем я добавил,
что мое правительство совершенно справедливо настаивает на выполнении
Родосских соглашений и едва ли откажется от какой-либо территории.
Вернувшись в Тель-Авив, я рассказал о происшедшем в деревне Абасан и
предложил начать переговоры об обмене территориями, чтобы вместо половины
деревни получить район дюн. Мое предложение было одобрено.
Через неделю полковник Риад возвратился из Каира. Я дал ему возможность
начать разговор. На его вопрос о проблеме Абасана я ответил, что пока мне не
известно, какой вывод сделает мое правительство, но мне пришло в голову -
если это устроит обе стороны - возможное решение проблемы. Я добавил, что не
хотел бы говорить об этом с вышестоящими инстанциями, пока не услышу его
мнения. Риаду не терпелось узнать, что я имел в виду. Я спросил, слышал ли
он о нашем соглашении с Иорданией об обмене территориями, которое было
достигнуто неделю назад. Заметив положительную реакцию Риала, я сказал, что,
по-моему, и у нас есть возможность прийти к такому соглашению и что Израиль
заинтересован в районе дюн к северу от Газы. Этот район, указал я,
фактически не контролируется Египтом, а служит контрабандистам перевалочным
пунктом на пути в Хеврон. Я сказал, что мы хотели бы превратить этот
участок, не представляющий ценности с точки зрения сельского хозяйства, в
своего рода буферную зону между деревней Бет-Ханун, населенной беженцами, и
киббуцом Яд-Мордехай. Это предотвратит недоразумения и пограничные
конфликты.
По лицу Риада я понял, что идея понравилась ему. Уточнив некоторые
детали, он обещал мне довести до сведения своего начальства это предложение.
Он советовал мне не ждать его ответа и поднять этот вопрос в Израиле. Когда
мы снова встретились через неделю, каждый из нас принес с собой
положительный ответ.
Этому соглашению должны были предшествовать уточнения, измерения,
проверки. Наконец, карты были вычерчены, но тут начались всяческие
проволочки с египетской стороны. Риад объяснил, что военное министерство и
министерство иностранных дел поддерживает соглашение, но по закону оно
должно быть утверждено парламентом. Тут-то оба министерства опасаются, что
на этом выиграет оппозиция. Египтяне решили не рисковать. Тогда мы
предложили заключить локальное соглашение в рамках Родосских соглашений.
Риад выразил уверенность в том, что его правительство поддержит это. Как
только из Каира пришел положительный ответ, соглашение, удовлетворявшее обе
стороны, было подписано.
В ходе переговоров я, как обычно, воспользовался случаем, чтобы
обратить внимание Риада и Гохара на странное поведение наблюдателей ООН на
переговорах. Не раз мы замечали, что дружественная атмосфера вызывала у них
недовольство. Особенно это проявлялось в поведении нового председателя
комиссии, офицера военно-морского флота Франции. Он утверждал, что
соглашение об обмене территориями не включено в Родосское соглашение и
поэтому оно не подлежит осуществлению. На это я резко ответил, что
назначение ООН добиваться взаимопонимания между народами, а наблюдатели ООН
возражают против договора, отвечающего этой цели. Нечто похожее сказал и
майор Гохар. Мы чувствовали, что наблюдателям недоставало враждебности и
напряженности на заседаниях комиссии.
Когда египтяне тоже поняли, какова роль наблюдателей, мы стали,
насколько это возможно, избегать их посредничества. Было принято, чтобы
председатель комиссии передавал ее постоянным членам за неделю до встречи в
отпечатанном виде повестку дня заседания. Мы договорились с египтянами, что
за день до заседания будем встречаться без наблюдателей ООН и обсуждать
необходимые вопросы в удобной и спокойной обстановке. Встречи проходили в
Мигдал-Ашкелон в доме военного комиссара. Утром мы ожидали египтян на
прибрежном шоссе у киббуца Яд-Мордехай. Египетская делегация пересекала вади
Бергел и уже на наших машинах ехала в Мигдал-Ашкелон. После встречи мы
заходили в кафе "Косит Мигдал", потом провожали египтян до разрушенного
моста, а оттуда они возвращались в Газу. Много времени прошло, пока
наблюдатели ООН узнали об этом маневре.
На следующий день после встречи в Мигдал-Ашкелоне разыгрывалось великое
представление в Ниццане. Лица представителей ООН выражали напряженность.
Председатель открывал заседание и зачитывал повестку дня. Но вместо
дискуссии обе стороны безо всяких оговорок принимали повестку дня.
Наблюдатели недоумевали. Заседание продолжалось не больше четверти часа. Тут
для наблюдателей был новый сюрприз. Под предлогом занятости мы не ждали
обеда и уезжали. Египтяне делали вид, что едут в Абу-Агилу, а на самом деле
они вместе с нами отправлялись в Беер-Шеву. Там мы шли в дом солдата. Играли
в настольный теннис, закусывали, а вечером провожали египетских офицеров в
Газу. В пору идиллических отношений мы пригласили как-то египетскую
делегацию в киббуц в Гиват-Бреннер. Египтяне с радостью откликнулись на
приглашение и проявили большой интерес к киббуцу. Полковник Махмуд Риад
спросил меня, почему я называю членов киббуца феллахами. Трудно ему было
называть израильского фермера египетским словом феллах. Увидев промышленное
предприятие киббуца, он спросил: "Неужели это все продукция сельского
хозяйства?"
Благодаря успешной работе комиссии по перемирию, протекавшей в
атмосфере дружбы и взаимопонимания, рухнули все преграды, разделявшие нас и
египтян. Израильско-египетский патруль объезжал в течение дня линию
перемирия. Израильские солдаты ехали в египетских машинах и наоборот, вместе
ели, когда находились на отдыхе, и трудно было поверить, что это вчерашние
враги. Не раз Риад, возвращаясь из Каира, передавал мне привет от Абдель
Насера, который был тогда инструктором Каирской военной академии.
Тогда же мы узнали, что полковник Риад собирается жениться, и наша
делегация преподнесла ему свадебный подарок.
Жизнь участников переговоров о перемирии протекала спокойно. Инциденты
и проблемы не вносили дисгармонию в установившиеся отношения.
Египетско-израильская граница соответствовала духу, царившему в комиссии по
перемирию.
Глава пятнадцатая
В апреле 1953 года, закончив высшие офицерские курсы, я почувствовал,
что мне больше нечего делать в армии. Я решил, что наступило время
усовершенствовать практические знания, касающиеся арабских проблем,
накопленные мною во время работы в Сирии и Ливане, в разведке, во время
службы в армии и в ходе работы в комиссии по перемирию. Прошло семнадцать
лет с тех пор, как я кончил гимназию Герцлия, и я снова подумывал возложить
на себя бремя академических занятий. Внутренний порыв набирал силу, и я
опять оказался на ученической скамье. Я поступил в Иерусалимский университет
на факультеты востоковедения и политических наук, мой опыт в работе помогал
переговоров, проходивших на Родосе, они отказались от своих претензий.
Контроль Арабского легиона над южным Негевом выражался в том, что его
подразделения обосновались на командных высотах от Эйн-Яхав до Эйлатского
залива, то есть вдоль единственной дороги на территории Израиля, которая
вела к Эйлату. Кроме того, иорданцы периодически посылали в южный Негев
моторизированный патруль и всадников на верблюдах. Англичане предполагали,
что мы не осмелимся пробиться к магистрали, ведущей к Эйлатскому заливу.
4 февраля 1949 года командующий Южным фронтом направил начальнику
генерального штаба письмо, в котором указал на то, что после вывода
вверенных ему сил с территории Египта, как приказал начальник оперативного
отдела генштаба, мы потеряли доступ к дороге, ведущей в Эйлат. Командующий
Южным фронтом просил разрешения провести операцию, чтобы определить,
насколько возможно восстановить доступ к этой дороге.
9 февраля начальник генерального штаба одобрил предложение Аллона, но
просил согласовать детали операции с начальником оперативного отдела.
Получив разрешение от начальника генерального штаба, командующий Южным
фронтом дал приказ своему штабу немедленно приступить к делу. Амос Хорев,
заместитель оперативного офицера Южного фронта, и Зрубавел Арбель, офицер
Южного фронта, возглавили группу, которой предстояло выйти на операцию для
сбора информации. Биби (Давид Нив), офицер бригады Негев, которому уже
приходилось производить разведку с воздуха, был душой этой операции. В
группу был зачислен также Элиэзер Боденкин, представитель военной авиации,
который должен был определить, возможно ли создать аэродром в 20 км к северу
от Эйлатского залива.
Первая разведка, проведенная до южной оконечности котловины Рамон,
прошла без помех. Местность была знакома многим палмаховцам, проводившим
памятные походы в пустыне. Специалисты в области авиации тщательно
исследовали, насколько участки вдоль дороги пригодны для посадки самолетов.
К нашей радости оказалось, что это каменные плиты, которые могли служить
естественным летным полем для самолетов типа "Скаймастер" - наиболее тяжелых
из имевшихся у нас самолетов.
Операцию "Увда" приходилось проводить в условиях жесточайших
политических ограничений. По Родосским соглашениям, подписанным Израилем с
Египтом, мы не имели права держать крупные силы к западу от линии,
проходящей от Эйлатского залива вдоль всего южного Негева до Беер-Шевы.
Поэтому мы были вынуждены продвигаться восточнее этой линии, в зоне,
патрулируемой Арабским легионом.
Кроме того, накануне операции - и это вызвало у нас невероятную
растерянность - прибыл курьер генерального штаба и взял расписку у
командующего фронтом о том, что будет выполняться следующее распоряжение:
"Не вступать в бой в ходе операции; в случае столкновения прервать
соприкосновение с силами противника и добиться осуществления цели иным
путем". И далее: "Если в Рас ан-Накаб (высота, господствующая над дорогой на
Эйлат - примечание автора) обосновались силы противника, этот пункт не
следует занимать. В случае приближения сил англичан отступить".
По-видимому, эти распоряжения были продиктованы стремлением не
обострять отношений с Иорданией, с которой тогда шли тайные переговоры.
Навряд ли иорданское руководство дало подобные распоряжения своим силам,
чтобы не портить отношения с Израилем.
Распоряжение удивило Игала Аллона, и он был крайне задет, когда узнал,
что командирам бригад Негев и Голани, которым предстояло участвовать в
операции, предложили без его ведома подписать подобные обязательства.
Игал Аллон обжаловал с частичным успехом эти распоряжения, так как они
ставили наши силы в уязвимое положение по сравнению с силами противника.
Операция предусматривала в конечном счете захватить силы противника в клещи,
которые должны были сомкнуться у Эйлатского залива. Бригада Негев должна
была продвигаться из Беер-Шевы на юг, между двумя международными границами
(с Египтом и Иорданией) и захватить территорию в районе Хамадот, к востоку
от Кунтилы, чтобы подготовить ее для посадки грузовых самолетов. На
самолетах предусматривалось доставить ударные силы пехоты, которые должны
были пройти до Эйлатского залива.
Через два дня бригада Голани должна была выйти со своей базы в Хацеве к
Эйлатскому заливу и приковать силы Арабского легиона на юге Негева, с тем
чтобы создать прикрытие восточному флангу сил бригады Негев.
Игал Аллон предложил начальнику оперативного отдела генштаба Игаэлю
Ядину создать в ходе операции "Увда" линию обороны на северо-востоке Негева
и занять высоты Эйн-Геди. Это предложение было утверждено, и бригада
Александрони должна была на моторных лодках отправиться из Сдома в Эйн-Геди,
чтобы обеспечить включение Эйн-Геди и Масады в состав территории Государства
Израиль.
Начало операции было назначено на 5 марта 1949 года, на 5.00 Был дан
приказ прервать полностью радиосвязь и поддерживать связь между
подразделениями и со штабом только через почтовых голубей. В назначенное
время подразделение бригады Негев под командованием самого Нахума Сарига
двинулось по установленному маршруту. Инженерные части шли впереди, чтобы
проложить путь.
После двухдневного тяжелого перехода, 7 марта, силы прибыли к месту
высадки в Сде-Аврахам и заняли командные высоты. Технический персонал
военно-воздушных сил стал устанавливать аэродромные знаки и готовить
посадочные площадки для грузовых самолетов.
7 марта 1949 года я вместе с командующих фронтом выехал из Беер-Шевы в
штаб бригады Голани, расположенный недалеко от Хацевы, чтобы встретиться с
командиром бригады Нахумом Голаном. Силы бригады Голани должны были
выступить в ту же ночь. В штабе проводили последний инструктаж. Командующий
фронтом сказал Голану, что он не должен открывать огонь, но в целях
самообороны следует идти вплоть до подавления огня противника и удаления его
из укрепленного пункта путем окружения и применения огня. Нахум Голан отдал
честь и сказал, улыбаясь: "Хорошо, мы обеспечим самооборону до самого
Эйлата".
Мы посетили командиров всех подразделений, которые должны были
выступить в ту же ночь. В Беер-Шеву мы вернулись, когда уже стемнело.
Наутро командующий фронтом отправился самолетом "пайпер" на передовые
позиции бригады Негев, которая была занята рекогносцировкой на местности, в
целях определения путей окружения командных высот Рас ан-Накаб. Эту
разведывательную операцию произвела рота Брена (Аврахама Эдена),
приземлившаяся на новоиспеченном аэродроме. Посадка грузовых самолетов
прошла благополучно на Сде-Аврахам, на естественной посадочной площадке, в
50-ти километрах к северу от Эйлатского залива.
На передовой командующий фронтом встретился с командиром бригады Негев
Нахумом Саригом. Они объехали район, откуда виден был укрепленный пункт
Иордании в Рас ан-Накабе. Игал предупредил Нахума Сарига, что, хотя он и не
должен первым открывать огонь, но если противник встретит его огнем, то
израильские бойцы должны будут защищаться любыми способами. "Еще бы!" -
ответил Нахум Сариг.
7 марта с наступлением темноты моторизованная колонна бригады Голани,
во главе которой шел батальон под командованием Меира Амита, двинулась от
Хацевы на юг. Нам было известно, что район Эйн-Яхав, где имелись водные
источники, удерживался силами Арабского легиона. Однако приблизившись, наши
силы увидели, что район заброшен. После короткой передышки колонна
продолжала путь по направлению к Ал-Амар, откуда по ней был открыт огонь из
стрелкового и автоматического оружия. Прежде чем воспользоваться ситуацией и
открыть ответный огонь в целях самообороны, командир решил сначала применить
маневр угрозы и направил навстречу неприятелю бронемашины, колонна "джипов"
начала обходное движение, чтобы зайти в тыл противника. Этот тактический
прием принес желаемые результаты. Правда, взять противника с тыла, как
предусматривалось, не удалось - он просто удрал.
Время торопило, и колонна двинулась дальше. Вскоре она натолкнулась на
брошенный на дороге броневик. Трудно было понять, почему броневик в
прекрасном состоянии с большим количеством боеприпасов был брошен. Один боец
из бригады Голани сел в броневик и вместе с остальными бойцами продолжил
путь на юг.
Началось соревнование между бригадами Негев и Голани - какая из них
первой придет к назначенной цели. В то утро, 8-го марта, западная колонна
бригады Негев находилась в 50-ти километрах к северу от Эйлата, а восточная
бригады Голани - на расстоянии 120-ти километров от Эйлатского залива.
Командующий фронтом считал, что обе бригады в равной степени
заслуживают чести и славы освобождения южного Негева и Эйлата. Он приказал
им одновременно подойти к Эйлатскому побережью, даже если одной из бригад
придется задержаться, чтобы подождать другую. Но неизвестно, по какой
причине головной отряд бригады Негев не получил этот приказ.
Арабский легион, увидев колонну, двигавшуюся по равнине Арава, забил
тревогу. Король Иордании подал жалобу в ООН и сообщил, что Арабский легион
ведет ожесточенный бой с силами врага. Но лишь 9-го марта Легион заметил,
что в центре Негева приземлились самолеты и что по центральному маршруту
продвигается массивная войсковая колонна.
Командование Легиона и англичане, которым он подчинялся, решили, что
силы, рассеянные по Южному Негеву и в Умм-Рашраш, будут взяты в клещи нашими
силами. Чтобы избежать опасности окружения, арабским силам был дан приказ
пересечь иорданскую границу и отступить.
Наутро 10-го марта офицер разведки бригады Негев совершил полет над
Эйлатским заливом и обнаружил, что укрепленный пункт вблизи от Рас ан-Накаб
эвакуирован, там не было ни души. Роте Брена был дан приказ следовать туда.
Но путь, который был определен в плане, не был доступен автотранспорту с
тяжелым военным оборудованием. Так что не оставалось ничего иного, как
несколько отойти от запланированного маршрута и пройти по египетской
территории. К нашему удивлению, сержант египетского пограничного поста дал
согласие на проход нашей колонны "во имя добрососедских отношений". Рота
Брена, заняв укрепленный пункт Рас ан-Накаб, подготовилась к передвижению по
шоссе, спускавшемуся к заливу. Во главе роты шло небольшое подразделение,
которое возглавлял командир бригады Негев Нахум Сариг. В 16.00 10-го марта
подразделение достигло побережья. Щит с надписью по-английски, по-арабски и
на иврите подтверждал, что эти три жалкие хижины, стоявшие перед ними, не
что иное, как пост Умм-Рашраш, упоминание которого наводило страх на
разведчиков Палмаха в течение многих лет.
Брен забрался на флагмачту, возвышавшуюся на этом месте, и прикрепил к
ней самодельный, нарисованный чернилами бело-голубой флаг. Это был конечный
пункт похода, начатого 16-го октября 1948 года.
Когда в Эйлат вошли также подразделения бригады Голани, командующему
фронтом от имени обеих бригад была направлена телеграмма, возвестившая о
взятии Эйлатского залива. Игал Аллон со своей стороны тоже послал
телеграмму:
Начальнику генерального штаба и начальнику оперативного отдела.
Рад сообщить, что наши силы завершили операцию, в результате которой
освобожден Эйлатский залив, принадлежащий Израилю. Наш флаг развевается над
полицейским постом Умм-Рашраш. Подпись: Южный фронт.
Начальник генерального штаба ответил: "Поздравляю с великим успехом".
Игаэль Ядин тоже направил телеграмму: "Поздравляю от всей души. Это
великий день для всех".
В это же время пришло сообщение о том, что силы бригады Александрони
заняли командные высоты в Эйн-Геди и на Масаде, а также создали линию
обороны на нижних склонах Хевронских гор.
При всей радости командующий фронтом испытывал неудовлетворенность. Он
рассчитывал, что гора Хеврон также будет занята в ходе операции "Увда" и
будет занято все побережье Мертвого моря. Но этот план не был утвержден.
На следующий день мы с командующим фронтом отправились на "джипах"
через равнину Арава в Эйлат. Игал Аллон хотел лично поздравить бойцов. Мы
добрались туда к концу дня. Море было спокойно, на противоположном берегу, в
Акабе, стояли на рейде английские военные корабли. Горы Эйлата выглядели
таинственно и величественно. Слух о приезде Игала пронесся по всему лагерю.
Бойцы бежали ему навстречу. Поздравления, рукопожатия, объятия. Это была
встреча с двумя Нахумами, да и со всеми остальными, с кем был вместе пройден
длинный путь.
Глава четырнадцатая
С окончанием операции "Увда", в середине марта 1949 года, начальник
генерального штаба направил меня в Соединенные Штаты для проведения
разъяснительной кампании. В конце июня я вернулся, и Игал Аллон ввел меня в
комиссию между Израилем и Египтом, которая начала функционировать вслед за
переговорами о перемирии на Родосе. В этой комиссии я сотрудничал вместе с
Амосом Хоревом и Арнаном Азарьяху.
Египетскую делегацию возглавлял полковник Махмуд Риад (в будущем
министр иностранных дел Египта), в состав делегации входили майор Саллах
Гохар, ставший затем заместителем министра иностранных дел, и капитан
Мухаммад Шукри.
Заседания комиссии проходили в Ниццане, в 75 километрах к югу от
Беер-Шевы. Встречи устраивались один раз в неделю и проходили под
председательством офицера высокого ранга из делегации наблюдателей ООН в
Палестине. На переговорах присутствовали также его помощники из числа
наблюдателей ООН. Мы обсуждали проблемы, порожденные претворением в жизнь
Родосского соглашения о перемирии. Постоянно обсуждались такие темы: свобода
судоходства в Суэцком канале, претензии Египта на Эйлат, а также контрабанда
из Хеврона в сектор Газы, пересечение границы арабскими пастухами с их
стадами. Экономическое положение в Иордании было лучше, чем в Газе, которую
египтяне удерживали в состоянии осажденной территории, и контрабанда из
Хеврона в Газу процветала. Контрабандисты, пересекавшие границу на севере
Негева, не раз пускали в ход оружие, натолкнувшись на израильский военный
патруль.
Все стороны пришли к договоренности о том, что Ниццана будет местом
постоянного пребывания представителей Египта и Израиля в комиссии по
перемирию. От Израиля в качестве такого представителя был назначен я, от
Египта - капитан Шукри.
Срочно были отремонтированы три здания, построенные еще во времена
турецкого владычества. В одном из них были размещены израильские и
египетские солдаты, второе здание было отведено под кухню, столовую и склад,
а третье для постоянных представителей комиссии. Вскоре выяснилось, что нам
не хватало по отдельной комнате на каждого. Я решил, что лучше самому
выбрать себе компаньона, а не ждать, пока кто-нибудь выберет меня, и
обратился к капитану Шукри с предложением поселиться вместе. Капитан был
удивлен, но потом ответил: "Почему бы и нет". Представители ООН были
поражены таким оборотом дела. Наконец, нам отвели комнату и мы стали
устраиваться. Капитан Шукри сказал: "Я даже не представляю себе, как я бы
жил в одной комнате с кем-нибудь из ООН. Хорошо, что вы обратились ко мне".
В нашем здании была установлена станция связи ООН, и контакт со штабом ООН в
Иерусалиме и с представительством в Газе поддерживался круглосуточно. В Газу
обычно обращались в случае пограничных инцидентов в секторе Газы главным
образом из-за пересечения границ пастухами. Это причиняло беспокойство как
нам, так и египтянам. Зачастую речь шла о детях лет 8-10, и они никак не
могли понять, из-за чего весь шум.
Обычно я проявлял готовность к компромиссу и даже рекомендовал
отпускать пастухов, если их задерживали на израильской территории. Но
египтян я предупреждал, что они, а не пастухи должны нести ответственность
за инциденты. Египет не пользовался авторитетом у населения сектора Газы.
Египтяне относились презрительно к палестинским арабам и почти не понимали
их диалекта. Жители сектора Газы издевались над египтянами и радовались их
провалу в войне с Израилем. Однажды, когда я приехал по приглашению египтян
в Газу, я осмелился выйти на улицу один. Я подошел к чистильщику сапог. Он
был удивлен, увидев израильского офицера. Меня окружили местные жители и
один из них выкрикнул: "Вот еврейский майор, который вернул нам наших овец!"
Чистильщик сапог сказал, понизив голос: "Браво! Хоть вы и надавали нам, но
хорошо, что вы поколотили египтян!" Вдруг все рассеялись куда-то. Я увидал,
что ко мне подходит полковник Риад, он кричал: "Если бы с вами что-нибудь
случилось, что бы нам тогда сделали!" Я извинился за нарушение установленных
правил.
Согласно Родосским соглашениям линия перемирия проходила параллельно
шоссе Газа - Рафиах, в 3-х километрах к востоку от него. Сначала линия была
проведена на карте за столом переговоров, затем по условленному месту
проехал трактор, оставив за собой глубокую борозду. Заседания по определению
пограничной линии заняли всего несколько недель и проходили в духе
взаимопонимания и сотрудничества. В процессе определения пограничной линии
выяснилось, что в соответствии с Родосскими соглашениями половина деревни
Абасан попадает на территорию, находящуюся под израильской юрисдикцией.
Когда мы на "джипах" проехали по пограничной линии, в деревне началась
паника. Жители понимали, что все те, чьи дома стоят восточнее проделанного
нами маршрута, вынуждены будут уйти оттуда, то есть превратятся в неимущих
беженцев. Плачущие женщины окружили наши "джипы" и протягивали нам своих
детей.
Здесь я должен обратиться к прошлому. Разрабатывая план заселения
Негева, мы столкнулись с проблемой водоснабжения новых и уже существовавших
поселений. Профессор Иерусалимского университета Пиккард разъяснил мне,
насколько для решения этой проблемы важен район дюн, расположенный к северу
от Газы, где имелся подземный резервуар пресной воды. Мне поручили вести
дело так, чтобы участники переговоров подняли вопрос ос обмене территориями.
Я полагал, что настал подходящий момент, но я не стал торопиться и ответил,
что я, как и он, всего лишь солдат, выполняющий приказы. Затем я добавил,
что мое правительство совершенно справедливо настаивает на выполнении
Родосских соглашений и едва ли откажется от какой-либо территории.
Вернувшись в Тель-Авив, я рассказал о происшедшем в деревне Абасан и
предложил начать переговоры об обмене территориями, чтобы вместо половины
деревни получить район дюн. Мое предложение было одобрено.
Через неделю полковник Риад возвратился из Каира. Я дал ему возможность
начать разговор. На его вопрос о проблеме Абасана я ответил, что пока мне не
известно, какой вывод сделает мое правительство, но мне пришло в голову -
если это устроит обе стороны - возможное решение проблемы. Я добавил, что не
хотел бы говорить об этом с вышестоящими инстанциями, пока не услышу его
мнения. Риаду не терпелось узнать, что я имел в виду. Я спросил, слышал ли
он о нашем соглашении с Иорданией об обмене территориями, которое было
достигнуто неделю назад. Заметив положительную реакцию Риала, я сказал, что,
по-моему, и у нас есть возможность прийти к такому соглашению и что Израиль
заинтересован в районе дюн к северу от Газы. Этот район, указал я,
фактически не контролируется Египтом, а служит контрабандистам перевалочным
пунктом на пути в Хеврон. Я сказал, что мы хотели бы превратить этот
участок, не представляющий ценности с точки зрения сельского хозяйства, в
своего рода буферную зону между деревней Бет-Ханун, населенной беженцами, и
киббуцом Яд-Мордехай. Это предотвратит недоразумения и пограничные
конфликты.
По лицу Риада я понял, что идея понравилась ему. Уточнив некоторые
детали, он обещал мне довести до сведения своего начальства это предложение.
Он советовал мне не ждать его ответа и поднять этот вопрос в Израиле. Когда
мы снова встретились через неделю, каждый из нас принес с собой
положительный ответ.
Этому соглашению должны были предшествовать уточнения, измерения,
проверки. Наконец, карты были вычерчены, но тут начались всяческие
проволочки с египетской стороны. Риад объяснил, что военное министерство и
министерство иностранных дел поддерживает соглашение, но по закону оно
должно быть утверждено парламентом. Тут-то оба министерства опасаются, что
на этом выиграет оппозиция. Египтяне решили не рисковать. Тогда мы
предложили заключить локальное соглашение в рамках Родосских соглашений.
Риад выразил уверенность в том, что его правительство поддержит это. Как
только из Каира пришел положительный ответ, соглашение, удовлетворявшее обе
стороны, было подписано.
В ходе переговоров я, как обычно, воспользовался случаем, чтобы
обратить внимание Риада и Гохара на странное поведение наблюдателей ООН на
переговорах. Не раз мы замечали, что дружественная атмосфера вызывала у них
недовольство. Особенно это проявлялось в поведении нового председателя
комиссии, офицера военно-морского флота Франции. Он утверждал, что
соглашение об обмене территориями не включено в Родосское соглашение и
поэтому оно не подлежит осуществлению. На это я резко ответил, что
назначение ООН добиваться взаимопонимания между народами, а наблюдатели ООН
возражают против договора, отвечающего этой цели. Нечто похожее сказал и
майор Гохар. Мы чувствовали, что наблюдателям недоставало враждебности и
напряженности на заседаниях комиссии.
Когда египтяне тоже поняли, какова роль наблюдателей, мы стали,
насколько это возможно, избегать их посредничества. Было принято, чтобы
председатель комиссии передавал ее постоянным членам за неделю до встречи в
отпечатанном виде повестку дня заседания. Мы договорились с египтянами, что
за день до заседания будем встречаться без наблюдателей ООН и обсуждать
необходимые вопросы в удобной и спокойной обстановке. Встречи проходили в
Мигдал-Ашкелон в доме военного комиссара. Утром мы ожидали египтян на
прибрежном шоссе у киббуца Яд-Мордехай. Египетская делегация пересекала вади
Бергел и уже на наших машинах ехала в Мигдал-Ашкелон. После встречи мы
заходили в кафе "Косит Мигдал", потом провожали египтян до разрушенного
моста, а оттуда они возвращались в Газу. Много времени прошло, пока
наблюдатели ООН узнали об этом маневре.
На следующий день после встречи в Мигдал-Ашкелоне разыгрывалось великое
представление в Ниццане. Лица представителей ООН выражали напряженность.
Председатель открывал заседание и зачитывал повестку дня. Но вместо
дискуссии обе стороны безо всяких оговорок принимали повестку дня.
Наблюдатели недоумевали. Заседание продолжалось не больше четверти часа. Тут
для наблюдателей был новый сюрприз. Под предлогом занятости мы не ждали
обеда и уезжали. Египтяне делали вид, что едут в Абу-Агилу, а на самом деле
они вместе с нами отправлялись в Беер-Шеву. Там мы шли в дом солдата. Играли
в настольный теннис, закусывали, а вечером провожали египетских офицеров в
Газу. В пору идиллических отношений мы пригласили как-то египетскую
делегацию в киббуц в Гиват-Бреннер. Египтяне с радостью откликнулись на
приглашение и проявили большой интерес к киббуцу. Полковник Махмуд Риад
спросил меня, почему я называю членов киббуца феллахами. Трудно ему было
называть израильского фермера египетским словом феллах. Увидев промышленное
предприятие киббуца, он спросил: "Неужели это все продукция сельского
хозяйства?"
Благодаря успешной работе комиссии по перемирию, протекавшей в
атмосфере дружбы и взаимопонимания, рухнули все преграды, разделявшие нас и
египтян. Израильско-египетский патруль объезжал в течение дня линию
перемирия. Израильские солдаты ехали в египетских машинах и наоборот, вместе
ели, когда находились на отдыхе, и трудно было поверить, что это вчерашние
враги. Не раз Риад, возвращаясь из Каира, передавал мне привет от Абдель
Насера, который был тогда инструктором Каирской военной академии.
Тогда же мы узнали, что полковник Риад собирается жениться, и наша
делегация преподнесла ему свадебный подарок.
Жизнь участников переговоров о перемирии протекала спокойно. Инциденты
и проблемы не вносили дисгармонию в установившиеся отношения.
Египетско-израильская граница соответствовала духу, царившему в комиссии по
перемирию.
Глава пятнадцатая
В апреле 1953 года, закончив высшие офицерские курсы, я почувствовал,
что мне больше нечего делать в армии. Я решил, что наступило время
усовершенствовать практические знания, касающиеся арабских проблем,
накопленные мною во время работы в Сирии и Ливане, в разведке, во время
службы в армии и в ходе работы в комиссии по перемирию. Прошло семнадцать
лет с тех пор, как я кончил гимназию Герцлия, и я снова подумывал возложить
на себя бремя академических занятий. Внутренний порыв набирал силу, и я
опять оказался на ученической скамье. Я поступил в Иерусалимский университет
на факультеты востоковедения и политических наук, мой опыт в работе помогал