так как основой основ нашей деятельности была конспирация.
Поощряемые результатами первых операций, мы постепенно расширили
программу тренировок и включили в нее "более глубокое проникновение" в
пункты сосредоточения арабского населения.
Наших людей направляли на разведку в Хайфу, Яффу, Старый город
Иерусалима, Шхем, Дженин. Сначала их отправляли на один день, затем они
стали оставаться там на ночь. Это укрепило их уверенность в собственных
силах.
Первые "подсадки" были сделаны в Яффе, в Хайфском порту, на поташном
заводе в Сдоме, на нефтеочистительных заводах Хайфы и в военных лагерях в
районе Газы. В соответствии с инструктажем члены подразделения, получив
соответствующие удостоверения личности, прибывали в указанное место и
начинали обосновываться там. Подыскивали квартиру, устраивались на работу,
заводили связи с окружающими. Поначалу мы непрерывно следовали за нашим
человеком, чтобы поддержать его, пока он делал первые шаги. Назначали с ним
встречи на определенное время в условленном месте. На случай осечки была
договоренность о специальном сигнале тревоги.
Раз в неделю я приезжал в Яффу, усаживался в арабском кафе, глядевшем
на море из-за центральной тюрьмы, и ждал встречи, попивая кофе или держа во
рту кальян. В кафе стоял запах моря и плесени, рыбаки и грузчики склонялись
над шеш-бешем, а некоторые дремали, сидя за столом, после бессонной ночи в
порту. В назначенное время чистильщик сапог, обойдя большую часть
посетителей кафе с предложением своих услуг, подходил ко мне и тоже
предлагал почистить ботинки. Поторговавшись о цене, он открывал свой ящик и
с воодушевлением приступал к делу. Оценивая свою работу, он коротко
докладывал мне о своем устройстве, о трудностях.
Затем я шел по закоулкам старой Яффы пока не добирался до мастерской
жестянщика. Я разглядывал товар, торговался и давал попутно распоряжения.
Иногда жестянщик ставил себе на плечо ящик с инструментами ходил по улицам и
кричал во все горло, расхваливая свое мастерство. Наши люди находились на
местах по нескольку недель, а то и месяцев. Потом им приходилось
предупреждать соседей о предстоящем длительном отсутствии.
Раз в месяц я приезжал в Калию на северном побережье Мертвого моря, а
оттуда на лодке отправлялся в Сдом, на поташные заводы. Наш связной Леви
Шпигельман, давно работавший на Мертвом море (он погиб в 1948 году, когда
последняя колонна израильского транспорта шла в Иерусалим), был
ответственным за лагеря арабских рабочих, прибывших из Саудовской Аравии и
Хорана. Бедуины из Заиорданья и Аравийского полуострова кочевали долгие
месяцы пока добирались до Сдома, молва о котором, как о месте, где можно
найти работу, дошла до самого сердца пустыни. Жители Хорана на юге Сирии,
охваченного в тридцатые годы засухой, страдали от голода. Они наводнили
Эрец-Исраэль и предлагали дешевую рабочую силу, что причиняло вред не только
еврейским, но и арабским рабочим. Хоранцы превратились во всеобщее бедствие,
а работодатели, главным образом евреи, не в состоянии были устоять перед
соблазном иметь дешевую рабочую силу. Хоранцы заполнили многие города, где
были основные источники работы, как например, порт и нефтеочистительные
заводы Хайфы. Но постепенно, в результате общей организованной борьбы
еврейских и арабских рабочих были введены ограничения на использование труда
хоранцев. Однако в лагере э3 в Сдоме хоранцы были основной рабочей силой, и
сюда, где царили невыносимые социальные и санитарные условия, мы "подсадили"
одного бойца из псевдоарабов.
По моему распоряжению Шпигельман устроил нашего псевдоараба на рабочую
точку подальше от глаз людских. В машине нашего связного мы объезжали
рабочие точки, включая и эту, где под палящим солнцем трудился наш человек.
Это было тяжелое зрелище. Киббуцник оказался в условиях, которых не вынес бы
никто. Но присущее ему чувство долга сделало свое дело, и, когда я появился
в этом вади мне показалось, что глаза киббуцника даже засветились радостью.
Помню, я хотел обнять его, но он отстранился - на нем кишели вши и блохи. Я
передал ему фотографию сына и письмо жены. Он рассматривал фото, читал
письмо, а я, чтобы подкормить его клал ему в рот кусочки шоколада. Тень
пробежала по его лицу, когда я сообщил, что следующая встреча состоится не
раньше чем через месяц. Потом я оставил его одного на раскаленной скале, где
он писал письмо семье. Мы умели ценить стойкость этого человека, готового на
полное одиночество в ужасных условиях.
Положение тех, кто был "подсажен" в Хайфском порту, было тяжелым по
другим причинам. В этот период в порту работали наши "грузчики" из морского
подразделения Палмаха и они жили на деньги, заработанные своим трудом. В
порту появлялись и другие евреи. Мы опасались, что кто-нибудь, узнав наших
псевдоарабов, станет приветствовать их, по-палмаховски хлопая по плечу.
Нашим людям было приказано ограничить определенными рамками отношения с
арабскими портовыми рабочими, жителями Хайфы, но по пятницам по возможности
отправляться вместе с ними в мечеть в старый город.
В то время особенно выделялся своей антиеврейской деятельностью шейх
Нумейр ал-Хатиб - один из главных подстрекателей в Хайфе, да и на всем
севере страны. Он превратил главную хайфскую мечеть в трибуну для своих
ядовитых выступлений, приправленных выдержками из Корана. Мы знали, какой
резонанс имеют его речи в арабских массах, и важно было услышать, куда он
клонит.
Утро в пятницу наши люди в Хайфском порту, свободные от работы, обычно
посвящали игре в шеш-беш и кофепитию. Попозже я занимал наблюдательный пост
в арабском кафе напротив главного входа в мечеть, чтобы убедиться, что там
нет проверки входящих. Взглядом я провожал наших людей, входивших в мечеть
словно настоящие мусульмане со склоненной головой. Вся их походка выдавала
смирение и любовь. Я сидел в кафе, читая арабскую газету, до конца
богослужения, продолжавшегося час-полтора. Волнение мое не унималось, пока я
не видел наших среди выходящих. В соответствии с указаниями они крутились
еще целый час в старой части города, пока убеждались, что за ними нет пока
слежки. Лишь во второй половине дня они возвращались в киббуц Алоним.
К этому приему мы прибегали не раз. Уже опытные "молящиеся" подбирали
"новобранцев" и постепенно наши люди стали посещать все мечети Палестины.
Благодаря этому каждую неделю у нас была возможность докладывать
командованию о содержании обычно не появлявшихся в печати речей Нумейра
ал-Хатиба и ему подобных, а также о реакции на них молящихся.
В середине 1945 года меня вторично заслали на нашу северную границу -
на этот раз на два года. В своей новой должности, особенно когда я был
назначен на пост офицера разведки штаба Палмаха после возвращения в конце
1946 года, я поддерживал тесные связи с подразделением псевдоарабов, которое
за время моего отсутствия усовершенствовалось под руководством отличных
командиров.
В 1945-1946 годах расширилась деятельность этого подразделения. Его
члены проникали в глубь арабских поселений, а также вели борьбу против
английских властей, препятствовавших въезду нелегальных репатриантов в
Палестину, они помогали осуществлять операции по приобретению оружия и тому
подобное. Бойцы сумели проникнуть в такие политические и полувоенные
организации, как "Наджада", "Футувва" и "Мусульманские братья". Им удалось
достать важную политическую и оборонную информацию из таких арабских
районов, куда не могла проникнуть разведка Хаганы.
В военных лагерях англичан также была проведена рекогносцировка и была
собрана важная информация относительно военных объектов - размещения
радарных установок, полицейских участков, концентрации военного
оборудования, оружия, боеприпасов. Предварительная разведка была сделана в
районах, куда причаливали корабли с нелегальными репатриантами, чтобы
обеспечить наилучшим образом оборону причалов силами Палмаха. Этот период в
жизни нашего подразделения был насыщен бурной деятельностью.
Между бойцами подразделения и командирами установились хорошие
дружеские отношения, и их вечера с хоровым пением славились в Палмахе. Дух
дружбы в немалой степени порождал чувство уверенности и взаимного доверия,
что необходимо тем, кто выполнял задания такого рода. Сплоченность
выливалась в преданность и увлеченность делом, несмотря на сопряженную с ним
опасность. Глубокое восхищение бойцами было чем-то вроде компенсации за
тяжелые условия жизни.
В 1946 году группа в составе трех бойцов нашего подразделения
отправилась в Амман на церемонию коронования эмира Абдаллы. Нам нужно было
воспользоваться случаем, чтобы познакомиться с соседней арабской страной.
Праздничная толпа двигалась от Старого города Иерусалима. Пограничный
контроль на мосту Алленби прошел без помех. Спустя некоторое время наши люди
вместе с многотысячной праздничной толпой оказались на улицах Аммана. У
многих в толпе было оружие, из которого они время от времени торжественно
палили.
Где и когда будет происходить церемония коронования, не знали даже
полицейские. В конце концов наши люди добрались до аэропорта. На украшенной
трибуне сидел эмир Абдалла и по обе стороны от него его сыновья - Талал и
Наиф. На трибуне находился также правитель Ирака Абдиллах, командующий
Арабским легионом Глабб Паша и верховный наместник Эрец-Исраэль. В военном
параде участвовали около тысячи солдат, бронетранспортеры, артиллерия, две
роты верховых на верблюдах и другие. Военный оркестр исполнял марши.
Вслед за этой группой отправилась на рекогносцировку на юг Сирии другая
группа. Она вышла в полночь из киббуца Эял, расположенного к востоку от
озера Хула. Группу сопровождал командующий подразделением Палмаха в Эяле
Давид Элазар (Дадо). Он пересек с бойцами границу и дошел с ними до деревни
Улайка. С рассветом бойцы достигли шоссе, которое вело от моста Бнот-Яаков к
Кунейтре. По дороге они столкнулись с военным подразделением, находившимся
на тренировках, но не вызвали никаких подозрений. Пастухам, встречавшимся в
пути, бойцы говорили, что идут на базар в Кунейтру. Они не скрывали, что
родом из Эрец-Исраэль, так как в их арабском языке легко можно было
почувствовать палестинский акцент. Город произвел на них впечатление
большого военного лагеря, однако очень скоро они поняли, в чем дело: большая
часть населения носила свободно продававшуюся американскую и французскую
военную форму. Вскоре и наши псевдоарабы приобрели себе такую же одежду и
слились с общей массой. Они познакомились с молодым арабским коммерсантом,
который принял их за контрабандистов из Эрец-Исраэль. Коммерсант не дал им
пойти в гостиницу и предложил переночевать у себя. Между кофе и ужином, да и
потом, говорили о политике. Хозяин и его домашние не скрывали своих сомнений
относительно возможностей сирийской армии. Наши стали рассказывать, как
сильны евреи в борьбе против англичан, и ругали политических руководителей,
разумеется арабских, которые втягивали народ в войну, а вместе с тем продают
землю евреям.
В 1947 году напряженность в отношениях между арабами и ишувом
нарастала. Арабы-осведомители, сотрудничавшие с Хаганой, замедляли темп
работы, и было все труднее и труднее получать достоверную информацию о
происходящем в арабском руководстве и в массах. Арабы, работавшие на Хагану,
стали побаиваться опасных связей. Они давали ложную информацию, что
объяснялось как страхом, так и угрызениями совести. У нас из-за этого были
осечки, а несколько человек даже поплатились жизнью. В тот период усилилась
активность вооруженных арабских банд. Их возглавляли арабы-экстремисты из
окружения иерусалимского муфтия, использовавшего в политических целях
уголовников.
В рамках контрмер, осуществлявшихся главным образом бойцами Палмаха,
псевдоарабам давали многочисленные поручения как оперативные, так и в целях
получения информации. Псевдоарабы помогали обнаруживать места базирования
банд, следить за их активностью и выполняли диверсионные акты в местностях,
куда, по понятным причинам, не могли проникнуть бойцы Палмаха. Не менее
важной была информация, передававшаяся псевдоарабами, относительно состояния
духа и политических тенденций в арабской среде накануне столкновения.
В ноябре 1947 года было ясно, что надвигалась настоящая война.
Немедленно в соседние страны были "подсажены" два человека из нашего
подразделения. Но вскоре командиры столкнулись с большими финансовыми
трудностями и, несмотря на обращение командира Палмаха к политическому
отделу Еврейского Агентства, нам пришлось отозвать уже засланных.
Из-за нехватки финансовых средств командиры подразделения вынуждены
были прибегать к опасным приемам, засылая своих бойцов через участки,
расположенные между еврейскими и арабскими поселениями. Зачастую, когда у
наших людей не было аппаратов связи, но необходимо было срочно передать
важную информацию, они подвергали себя опасности дважды - пересекая границу
арабского и приближаясь к еврейскому поселению. Своих они опасались гораздо
больше, чем арабов - и справедливо. Мы вынуждены были находиться часами на
ничейной территории, чтобы переправить наших людей через наши же контрольные
пункты. А у них была при себе важная информация об укреплениях врага,
концентрации оружия, командных пунктах, дислокации сил и об атмосфере,
царившей среди арабов. Кроме этого бойцы выполняли диверсионные акты,
ликвидировали подстрекателей, что наводило панику и поражало арабских
командиров и все арабское население как выбором точной цели, так и
совершенством исполнения операции. Таинственность, облекавшая эти операции,
не однажды приводила к тому, что массы линчевали ни в чем не повинных
арабов, настолько велик был страх перед псевдоарабами.
Две удачные операции, выполненные псевдоарабами, подорвали моральный
дух арабского населения накануне захвата Хайфы силами Хаганы.
Тогда было принято решение совершить покушение на жизнь Нумейра
ал-Хатиба. Планировали осуществить нападение 12-13 февраля 1948 года, после
чего следовало отступить под прикрытием огня с позиций Хаганы. Но Нумейр
ал-Хатиб находился под усиленной охраной, поэтому осуществить операцию можно
было лишь при условии, что наши люди пошли бы на смерть. Покушение было
осуществлено 19 февраля, когда Нумейр ал-Хатиб возвращался из Дамаска, куда
он отправился просить помощи. Псевдоарабы ждали в засаде около
Кирьят-Моцкин. Опознав Хатиба, они пустились в погоню за его машиной. Чуть
позже к ним присоединилась еще одна группа бойцов. По машине был открыт
огонь. Ал-Хатиб был тяжело ранен четырьмя пулями, остальные в машине были
убиты. К политической жизни Хатиб больше не вернулся.
В это же время была осуществлена одна из наиболее успешных операций в
Нижнем городе Хайфы - был взорван арабский гараж Абу-Шам. Из достоверных
источников поступила информация о том, что в одном из гаражей на Иракской
улице арабы минируют замаскированную под "скорую помощь" машину
Международного Красного Креста, которую планируют поставить в Хадар
ха-Кармел, когда улицы будут полны народу. Немедленно мы мобилизовали группу
псевдоарабов, которая отправилась в Нижний город, чтобы отыскать гараж, где
шла подготовка к диверсии. Бойцы обошли весь район, где были сосредоточены
арабские гаражи. Они подошли к гаражу Абу-Шам. Во внутреннем дворе среди
машин стояла "скорая помощь" - обычный перекрашенный военный грузовик с
эмблемой Международного Красного Креста. Появление главаря хайфской арабской
банды в дверях канцелярии мастерской подтвердило догадки бойцов.
С получением сведений от патруля псевдоарабов было принято решение
немедленно приступить к действию. После подготовки, продолжавшейся всю ночь,
два члена подразделения псевдоарабов подъехали на двух машинах к самому
сердцу арабской части города. В первой машине находилось 300 кг взрывчатки.
Вторая машина должна была прикрыть отступление. На случай непредвиденных
обстоятельств вдоль границы между арабской и еврейской частью города в
нескольких пунктах были размещены подразделения для прикрытия отступления.
Машина со взрывчаткой была поставлена во дворе гаража, как раз около
"скорой помощи". Вторая машина осталась на улице. Один из работников гаража
попросил нашего человека поставить машину в другое место. Он отъехал и
поставил машину по другую сторону от "скорой помощи". Неожиданно из
канцелярии вышли три великолепно одетых молодых араба и распорядились
немедленно отъехать от машины Красного Креста. Наш боец обещал исполнить
просьбу, как только договорится о цене за ремонт. Ему предложили приехать
снова через полчаса, так как хозяина гаража в тот момент не было на месте.
Один из вышедших из канцелярии даже сказал: "Мы тебя не знаем, может в твоей
машине взрывчатка!" Наш человек сделал вид, что обиделся и сказал, что
обратится в другой гараж. Арабы при этих словах успокоились и ушли в
канцелярию. Нескольких секунд было достаточно, чтобы привести в действие оба
механизма. Наш боец под предлогом, что захотел пить, вышел из гаража, сел в
машину товарища, и они быстро удалились.
Когда они были в двухстах метрах от гаража, раздался взрыв, потрясший
всю округу. Все замерло на дорогах, улицы опустели, что, впрочем, позволило
нашим увеличить скорость и подальше умчаться от места взрыва. Английская
военная машина неслась к гаражу, шофер заметил нашу машину и преградил ей
путь. Английские солдаты окружили наших людей, но наши не растерялись, они
изобразили удивление. Во время обыска не было ничего обнаружено и
псевдоарабов отпустили. Они свернули на восток и вскоре добрались до киббуца
Ягур.
Из поступивших позднее сообщений выяснилось, что от взрыва нашей машины
взорвалась взрывчатка, заложенная в арабскую машину. Двойной взрыв умножил
ущерб. В гараже 30 человек были убиты и около 70 ранены, сам гараж был
разрушен до основания, здания, находившиеся вблизи, пострадали.
Арабы долго рассказывали после этого, как в машину одного араба - члена
муниципального совета Хайфы - была заложена взрывчатка, когда он находился в
здании муниципалитета. Машину свою он потом отвез в гараж.
Один из псевдоарабов, "подсаженный" в свое время в Хайфский порт,
возвратился в Хайфу 16 апреля 1948 года перед тем, как город был взят силами
Хаганы в ходе Войны за Независимость. Он пошел в гостиницу, в которой
когда-то останавливался, надел рабочую одежду и вышел на улицу. Эхо
разрывавшихся снарядов стояло над почти опустевшим городом. На следующий
день его приняли на работу в гараж Абу-Адил. 18 апреля - это было
воскресенье - он ходил по городу, по рынкам и слушал, как арабы-солдаты
бахвалятся и как опасаются арабские жители наступления евреев. 20 апреля,
когда он вернулся с работы, гостиница была пуста. Распространился слух, что
англичане готовятся вывезти свои силы с Восточного железнодорожного вокзала
Хайфы, и арабские жители стали покидать город, опасаясь наступления евреев.
21 апреля, когда наш псевдоараб шел с работы через новый торговый
центр, его обстреляли с позиции, занятой евреями. Пуля пробила ему шапку, и
он ползком добирался до укрытия. Там его подобрали арабы, посчитав раненым.
22 апреля ровно в час ночи начался массированный обстрел Нижнего
города. Все содрогалось от взрывов и стрельбы. Проведя бессонную ночь,
псевдоараб решил отправиться на работу, но обстрел застиг его в дороге. Он
слышал от прохожих, что евреи уже заняли площадь Ал-Хамра и перекрыли почти
все дороги. Он решил вернуться в гостиницу. В ней снова было полно народу.
Распространившиеся слухи о том, что Арабский легион наступает с горы и косит
силы евреев, подняли дух арабов. Но скоро кто-то опроверг эти слухи, и арабы
снова сникли.
Тем временем началось бегство с Восточного вокзала в Акко. Английская
военная машина подхватила нашего псевдоараба, и он доехал до Хайфского
порта. Картина, представшая перед нами его глазами, была странной и
удручающей. Тысячи людей толпились на пристани, но пароходов не было. Вопли,
плач, паника!
Наш псевдоараб решил вернуться в гостиницу. Там он застал араба,
который был последним из отступивших из восточного района Халиссы. Он
рассказывал об ужасах боя. В ответ на вопрос об Арабском легионе он
разразился ругательствами.
В пятницу, 23 апреля, наш псевдоараб бродил по безмолвным улицам. И -
случайно встретил шофера, своего учителя вождения, который предложил
подвезти его до Бейрута. Шофер предупредил, что все арабское население бежит
из Хайфы и что силы Хаганы продвигаются от площади Эль-Хамра к центру
Нижнего города. У площади Фейсал рядом с Восточным вокзалом он увидел, как
силы Хаганы берут район и захватывают опорные пункты. Там он увидел
командира, который знал, какова миссия нашего псевдоараба. Командир подозвал
его по-арабски и потребовал поднять руки. Во время мнимого обыска боец успел
передать о происходящем в городе. После "обыска" он был отпущен, чтобы снова
выполнять возложенную на него миссию.
В городе встречные молодые арабы предложили ему пойти на призывной
пункт и получить оружие, чтобы затем выйти в бой. На призывном пункте ему
выдали саблю. Когда он шел по улице, его задержал патруль Хаганы и доставил
в центр, где находились пленные. Через несколько часов он был опознан нашими
и отправлен якобы на допрос. Так он был освобожден и вернулся в свое
подразделение. Это был наш товарищ Хаваккук Кохен, которого в 1951 году в
Араве*, около каменоломни настигла смерть, когда он находился при исполнении
служебных обязанностей.
* Арава - территория на юге страны в Негеве.
В это же время один из наших людей проник в Яффу под видом шофера
такси. Во время проверки документов на контрольном пункте произошел
удивительный случай. У проверочного пункта в Микве-Исраэль одна машина,
прибывшая из Яффы, вызвала подозрение, и контроль поручил нашему человеку
вместе с другими шоферами устроить облаву на машину, повернувшую обратно на
Яффу. Его машина вместе с арабскими подъехала таким образом к зданию
Национального комитета, где была сосредоточена вся политическая и военная
деятельность арабов Яффы.
Там одному шоферу арабского такси номер на машине нашего "таксиста"
показался подозрительным. Бойца тотчас арестовали. Ему удалось отвлечь
внимание полицейского и бежать. Контрольный пункт он миновал прежде, чем в
нем успели признать участника облавы на неизвестную машину.
После того, как весной 1948 года силами евреев были заняты Хайфа и Яффа
и арабские населенные места, находившиеся на территории ишува, впервые в
истории борьбы между арабами и евреями в Эрец-Исраэль обозначилась четкая
линия фронта между ишувом и арабскими поселениями. Это облегчило
командованию Хаганы беспрепятственную переброску сил с одного фронта на
другой, но наряду с этим возникли большие трудности в деятельности разведки.
Пришлось реорганизовать работу. Наличие четкой границы, которую можно было
бесперебойно контролировать с обеих сторон, превратилось в серьезное
препятствие для арабов, занимавшихся шпионажем в пользу Хаганы. Они почти
полностью прекратили свою деятельность, а скудная информация, поступавшая от
них, была не только недостоверной, но иногда и преднамеренно ложной.
С началом боев 1948 года наши люди были засланы глубоко в тыл врага, на
этот раз, чтобы получить информацию о состоянии боевой готовности арабских
армий. Псевдоарабы сумели проникнуть в среду местного населения и
действовали по ту сторону границ во имя нашей победы.
В ходе операций в тылу врага погибли шесть бойцов из подразделения
псевдоарабов: лейтенант Гидеон Бари - 24 года; лейтенант Давид Шемеш - 23
года; лейтенант Нисим Атайя - 23 года; младший лейтенант Яаков Бокаи - 22
года; лейтенант Давид Мизрахи - 25 лет; лейтенант Эзра Хорин (Афгин) - 23
года.
Пока можно рассказать лишь о судьбе двоих из шести погибших -
лейтенанта Давида Мизрахи и лейтенанта Эзры Хорина, которые 22 мая 1948 года
пересекли вражеские линии близ Гвар-Ама для сбора информации о египетской
армии. Они должны были провести в Египте неделю.
Впервые мы узнали об аресте Давида Мизрахи и Эзры Хорина из передачи
каирского радио. Затем египетская печать сообщила, что спустя несколько дней
после того, как они перешли границу, их схватили местные арабы и выдали
властям. Стало известно, что их долго пытали. Мизрахи и Хорину было
предъявлено обвинение в отравлении колодцев. Они категорически отвергали
обвинение, но под давлением пыток вынуждены были подписать признание,
сделанное в письменном виде. Суд состоялся в Газе. Свидетелями обвинения на
военном трибунале выступили три египетских солдата, заявивших, что застали
Мизрахи и Хорина в момент, когда они опускали яд в колодец. Однако на вопрос
судьи, где этот яд, оба солдата сказали, что подсудимые успели бросить его в
колодец до того, как были схвачены.
Вот признание, написанное Эзрой Хорином:
"Мне, Эзре Хорину, уроженцу Тель-Авива было приказано командиром Моше,
передавшим мне флягу с тифозными и дизентерийными бактериями, опустить ее в
Поощряемые результатами первых операций, мы постепенно расширили
программу тренировок и включили в нее "более глубокое проникновение" в
пункты сосредоточения арабского населения.
Наших людей направляли на разведку в Хайфу, Яффу, Старый город
Иерусалима, Шхем, Дженин. Сначала их отправляли на один день, затем они
стали оставаться там на ночь. Это укрепило их уверенность в собственных
силах.
Первые "подсадки" были сделаны в Яффе, в Хайфском порту, на поташном
заводе в Сдоме, на нефтеочистительных заводах Хайфы и в военных лагерях в
районе Газы. В соответствии с инструктажем члены подразделения, получив
соответствующие удостоверения личности, прибывали в указанное место и
начинали обосновываться там. Подыскивали квартиру, устраивались на работу,
заводили связи с окружающими. Поначалу мы непрерывно следовали за нашим
человеком, чтобы поддержать его, пока он делал первые шаги. Назначали с ним
встречи на определенное время в условленном месте. На случай осечки была
договоренность о специальном сигнале тревоги.
Раз в неделю я приезжал в Яффу, усаживался в арабском кафе, глядевшем
на море из-за центральной тюрьмы, и ждал встречи, попивая кофе или держа во
рту кальян. В кафе стоял запах моря и плесени, рыбаки и грузчики склонялись
над шеш-бешем, а некоторые дремали, сидя за столом, после бессонной ночи в
порту. В назначенное время чистильщик сапог, обойдя большую часть
посетителей кафе с предложением своих услуг, подходил ко мне и тоже
предлагал почистить ботинки. Поторговавшись о цене, он открывал свой ящик и
с воодушевлением приступал к делу. Оценивая свою работу, он коротко
докладывал мне о своем устройстве, о трудностях.
Затем я шел по закоулкам старой Яффы пока не добирался до мастерской
жестянщика. Я разглядывал товар, торговался и давал попутно распоряжения.
Иногда жестянщик ставил себе на плечо ящик с инструментами ходил по улицам и
кричал во все горло, расхваливая свое мастерство. Наши люди находились на
местах по нескольку недель, а то и месяцев. Потом им приходилось
предупреждать соседей о предстоящем длительном отсутствии.
Раз в месяц я приезжал в Калию на северном побережье Мертвого моря, а
оттуда на лодке отправлялся в Сдом, на поташные заводы. Наш связной Леви
Шпигельман, давно работавший на Мертвом море (он погиб в 1948 году, когда
последняя колонна израильского транспорта шла в Иерусалим), был
ответственным за лагеря арабских рабочих, прибывших из Саудовской Аравии и
Хорана. Бедуины из Заиорданья и Аравийского полуострова кочевали долгие
месяцы пока добирались до Сдома, молва о котором, как о месте, где можно
найти работу, дошла до самого сердца пустыни. Жители Хорана на юге Сирии,
охваченного в тридцатые годы засухой, страдали от голода. Они наводнили
Эрец-Исраэль и предлагали дешевую рабочую силу, что причиняло вред не только
еврейским, но и арабским рабочим. Хоранцы превратились во всеобщее бедствие,
а работодатели, главным образом евреи, не в состоянии были устоять перед
соблазном иметь дешевую рабочую силу. Хоранцы заполнили многие города, где
были основные источники работы, как например, порт и нефтеочистительные
заводы Хайфы. Но постепенно, в результате общей организованной борьбы
еврейских и арабских рабочих были введены ограничения на использование труда
хоранцев. Однако в лагере э3 в Сдоме хоранцы были основной рабочей силой, и
сюда, где царили невыносимые социальные и санитарные условия, мы "подсадили"
одного бойца из псевдоарабов.
По моему распоряжению Шпигельман устроил нашего псевдоараба на рабочую
точку подальше от глаз людских. В машине нашего связного мы объезжали
рабочие точки, включая и эту, где под палящим солнцем трудился наш человек.
Это было тяжелое зрелище. Киббуцник оказался в условиях, которых не вынес бы
никто. Но присущее ему чувство долга сделало свое дело, и, когда я появился
в этом вади мне показалось, что глаза киббуцника даже засветились радостью.
Помню, я хотел обнять его, но он отстранился - на нем кишели вши и блохи. Я
передал ему фотографию сына и письмо жены. Он рассматривал фото, читал
письмо, а я, чтобы подкормить его клал ему в рот кусочки шоколада. Тень
пробежала по его лицу, когда я сообщил, что следующая встреча состоится не
раньше чем через месяц. Потом я оставил его одного на раскаленной скале, где
он писал письмо семье. Мы умели ценить стойкость этого человека, готового на
полное одиночество в ужасных условиях.
Положение тех, кто был "подсажен" в Хайфском порту, было тяжелым по
другим причинам. В этот период в порту работали наши "грузчики" из морского
подразделения Палмаха и они жили на деньги, заработанные своим трудом. В
порту появлялись и другие евреи. Мы опасались, что кто-нибудь, узнав наших
псевдоарабов, станет приветствовать их, по-палмаховски хлопая по плечу.
Нашим людям было приказано ограничить определенными рамками отношения с
арабскими портовыми рабочими, жителями Хайфы, но по пятницам по возможности
отправляться вместе с ними в мечеть в старый город.
В то время особенно выделялся своей антиеврейской деятельностью шейх
Нумейр ал-Хатиб - один из главных подстрекателей в Хайфе, да и на всем
севере страны. Он превратил главную хайфскую мечеть в трибуну для своих
ядовитых выступлений, приправленных выдержками из Корана. Мы знали, какой
резонанс имеют его речи в арабских массах, и важно было услышать, куда он
клонит.
Утро в пятницу наши люди в Хайфском порту, свободные от работы, обычно
посвящали игре в шеш-беш и кофепитию. Попозже я занимал наблюдательный пост
в арабском кафе напротив главного входа в мечеть, чтобы убедиться, что там
нет проверки входящих. Взглядом я провожал наших людей, входивших в мечеть
словно настоящие мусульмане со склоненной головой. Вся их походка выдавала
смирение и любовь. Я сидел в кафе, читая арабскую газету, до конца
богослужения, продолжавшегося час-полтора. Волнение мое не унималось, пока я
не видел наших среди выходящих. В соответствии с указаниями они крутились
еще целый час в старой части города, пока убеждались, что за ними нет пока
слежки. Лишь во второй половине дня они возвращались в киббуц Алоним.
К этому приему мы прибегали не раз. Уже опытные "молящиеся" подбирали
"новобранцев" и постепенно наши люди стали посещать все мечети Палестины.
Благодаря этому каждую неделю у нас была возможность докладывать
командованию о содержании обычно не появлявшихся в печати речей Нумейра
ал-Хатиба и ему подобных, а также о реакции на них молящихся.
В середине 1945 года меня вторично заслали на нашу северную границу -
на этот раз на два года. В своей новой должности, особенно когда я был
назначен на пост офицера разведки штаба Палмаха после возвращения в конце
1946 года, я поддерживал тесные связи с подразделением псевдоарабов, которое
за время моего отсутствия усовершенствовалось под руководством отличных
командиров.
В 1945-1946 годах расширилась деятельность этого подразделения. Его
члены проникали в глубь арабских поселений, а также вели борьбу против
английских властей, препятствовавших въезду нелегальных репатриантов в
Палестину, они помогали осуществлять операции по приобретению оружия и тому
подобное. Бойцы сумели проникнуть в такие политические и полувоенные
организации, как "Наджада", "Футувва" и "Мусульманские братья". Им удалось
достать важную политическую и оборонную информацию из таких арабских
районов, куда не могла проникнуть разведка Хаганы.
В военных лагерях англичан также была проведена рекогносцировка и была
собрана важная информация относительно военных объектов - размещения
радарных установок, полицейских участков, концентрации военного
оборудования, оружия, боеприпасов. Предварительная разведка была сделана в
районах, куда причаливали корабли с нелегальными репатриантами, чтобы
обеспечить наилучшим образом оборону причалов силами Палмаха. Этот период в
жизни нашего подразделения был насыщен бурной деятельностью.
Между бойцами подразделения и командирами установились хорошие
дружеские отношения, и их вечера с хоровым пением славились в Палмахе. Дух
дружбы в немалой степени порождал чувство уверенности и взаимного доверия,
что необходимо тем, кто выполнял задания такого рода. Сплоченность
выливалась в преданность и увлеченность делом, несмотря на сопряженную с ним
опасность. Глубокое восхищение бойцами было чем-то вроде компенсации за
тяжелые условия жизни.
В 1946 году группа в составе трех бойцов нашего подразделения
отправилась в Амман на церемонию коронования эмира Абдаллы. Нам нужно было
воспользоваться случаем, чтобы познакомиться с соседней арабской страной.
Праздничная толпа двигалась от Старого города Иерусалима. Пограничный
контроль на мосту Алленби прошел без помех. Спустя некоторое время наши люди
вместе с многотысячной праздничной толпой оказались на улицах Аммана. У
многих в толпе было оружие, из которого они время от времени торжественно
палили.
Где и когда будет происходить церемония коронования, не знали даже
полицейские. В конце концов наши люди добрались до аэропорта. На украшенной
трибуне сидел эмир Абдалла и по обе стороны от него его сыновья - Талал и
Наиф. На трибуне находился также правитель Ирака Абдиллах, командующий
Арабским легионом Глабб Паша и верховный наместник Эрец-Исраэль. В военном
параде участвовали около тысячи солдат, бронетранспортеры, артиллерия, две
роты верховых на верблюдах и другие. Военный оркестр исполнял марши.
Вслед за этой группой отправилась на рекогносцировку на юг Сирии другая
группа. Она вышла в полночь из киббуца Эял, расположенного к востоку от
озера Хула. Группу сопровождал командующий подразделением Палмаха в Эяле
Давид Элазар (Дадо). Он пересек с бойцами границу и дошел с ними до деревни
Улайка. С рассветом бойцы достигли шоссе, которое вело от моста Бнот-Яаков к
Кунейтре. По дороге они столкнулись с военным подразделением, находившимся
на тренировках, но не вызвали никаких подозрений. Пастухам, встречавшимся в
пути, бойцы говорили, что идут на базар в Кунейтру. Они не скрывали, что
родом из Эрец-Исраэль, так как в их арабском языке легко можно было
почувствовать палестинский акцент. Город произвел на них впечатление
большого военного лагеря, однако очень скоро они поняли, в чем дело: большая
часть населения носила свободно продававшуюся американскую и французскую
военную форму. Вскоре и наши псевдоарабы приобрели себе такую же одежду и
слились с общей массой. Они познакомились с молодым арабским коммерсантом,
который принял их за контрабандистов из Эрец-Исраэль. Коммерсант не дал им
пойти в гостиницу и предложил переночевать у себя. Между кофе и ужином, да и
потом, говорили о политике. Хозяин и его домашние не скрывали своих сомнений
относительно возможностей сирийской армии. Наши стали рассказывать, как
сильны евреи в борьбе против англичан, и ругали политических руководителей,
разумеется арабских, которые втягивали народ в войну, а вместе с тем продают
землю евреям.
В 1947 году напряженность в отношениях между арабами и ишувом
нарастала. Арабы-осведомители, сотрудничавшие с Хаганой, замедляли темп
работы, и было все труднее и труднее получать достоверную информацию о
происходящем в арабском руководстве и в массах. Арабы, работавшие на Хагану,
стали побаиваться опасных связей. Они давали ложную информацию, что
объяснялось как страхом, так и угрызениями совести. У нас из-за этого были
осечки, а несколько человек даже поплатились жизнью. В тот период усилилась
активность вооруженных арабских банд. Их возглавляли арабы-экстремисты из
окружения иерусалимского муфтия, использовавшего в политических целях
уголовников.
В рамках контрмер, осуществлявшихся главным образом бойцами Палмаха,
псевдоарабам давали многочисленные поручения как оперативные, так и в целях
получения информации. Псевдоарабы помогали обнаруживать места базирования
банд, следить за их активностью и выполняли диверсионные акты в местностях,
куда, по понятным причинам, не могли проникнуть бойцы Палмаха. Не менее
важной была информация, передававшаяся псевдоарабами, относительно состояния
духа и политических тенденций в арабской среде накануне столкновения.
В ноябре 1947 года было ясно, что надвигалась настоящая война.
Немедленно в соседние страны были "подсажены" два человека из нашего
подразделения. Но вскоре командиры столкнулись с большими финансовыми
трудностями и, несмотря на обращение командира Палмаха к политическому
отделу Еврейского Агентства, нам пришлось отозвать уже засланных.
Из-за нехватки финансовых средств командиры подразделения вынуждены
были прибегать к опасным приемам, засылая своих бойцов через участки,
расположенные между еврейскими и арабскими поселениями. Зачастую, когда у
наших людей не было аппаратов связи, но необходимо было срочно передать
важную информацию, они подвергали себя опасности дважды - пересекая границу
арабского и приближаясь к еврейскому поселению. Своих они опасались гораздо
больше, чем арабов - и справедливо. Мы вынуждены были находиться часами на
ничейной территории, чтобы переправить наших людей через наши же контрольные
пункты. А у них была при себе важная информация об укреплениях врага,
концентрации оружия, командных пунктах, дислокации сил и об атмосфере,
царившей среди арабов. Кроме этого бойцы выполняли диверсионные акты,
ликвидировали подстрекателей, что наводило панику и поражало арабских
командиров и все арабское население как выбором точной цели, так и
совершенством исполнения операции. Таинственность, облекавшая эти операции,
не однажды приводила к тому, что массы линчевали ни в чем не повинных
арабов, настолько велик был страх перед псевдоарабами.
Две удачные операции, выполненные псевдоарабами, подорвали моральный
дух арабского населения накануне захвата Хайфы силами Хаганы.
Тогда было принято решение совершить покушение на жизнь Нумейра
ал-Хатиба. Планировали осуществить нападение 12-13 февраля 1948 года, после
чего следовало отступить под прикрытием огня с позиций Хаганы. Но Нумейр
ал-Хатиб находился под усиленной охраной, поэтому осуществить операцию можно
было лишь при условии, что наши люди пошли бы на смерть. Покушение было
осуществлено 19 февраля, когда Нумейр ал-Хатиб возвращался из Дамаска, куда
он отправился просить помощи. Псевдоарабы ждали в засаде около
Кирьят-Моцкин. Опознав Хатиба, они пустились в погоню за его машиной. Чуть
позже к ним присоединилась еще одна группа бойцов. По машине был открыт
огонь. Ал-Хатиб был тяжело ранен четырьмя пулями, остальные в машине были
убиты. К политической жизни Хатиб больше не вернулся.
В это же время была осуществлена одна из наиболее успешных операций в
Нижнем городе Хайфы - был взорван арабский гараж Абу-Шам. Из достоверных
источников поступила информация о том, что в одном из гаражей на Иракской
улице арабы минируют замаскированную под "скорую помощь" машину
Международного Красного Креста, которую планируют поставить в Хадар
ха-Кармел, когда улицы будут полны народу. Немедленно мы мобилизовали группу
псевдоарабов, которая отправилась в Нижний город, чтобы отыскать гараж, где
шла подготовка к диверсии. Бойцы обошли весь район, где были сосредоточены
арабские гаражи. Они подошли к гаражу Абу-Шам. Во внутреннем дворе среди
машин стояла "скорая помощь" - обычный перекрашенный военный грузовик с
эмблемой Международного Красного Креста. Появление главаря хайфской арабской
банды в дверях канцелярии мастерской подтвердило догадки бойцов.
С получением сведений от патруля псевдоарабов было принято решение
немедленно приступить к действию. После подготовки, продолжавшейся всю ночь,
два члена подразделения псевдоарабов подъехали на двух машинах к самому
сердцу арабской части города. В первой машине находилось 300 кг взрывчатки.
Вторая машина должна была прикрыть отступление. На случай непредвиденных
обстоятельств вдоль границы между арабской и еврейской частью города в
нескольких пунктах были размещены подразделения для прикрытия отступления.
Машина со взрывчаткой была поставлена во дворе гаража, как раз около
"скорой помощи". Вторая машина осталась на улице. Один из работников гаража
попросил нашего человека поставить машину в другое место. Он отъехал и
поставил машину по другую сторону от "скорой помощи". Неожиданно из
канцелярии вышли три великолепно одетых молодых араба и распорядились
немедленно отъехать от машины Красного Креста. Наш боец обещал исполнить
просьбу, как только договорится о цене за ремонт. Ему предложили приехать
снова через полчаса, так как хозяина гаража в тот момент не было на месте.
Один из вышедших из канцелярии даже сказал: "Мы тебя не знаем, может в твоей
машине взрывчатка!" Наш человек сделал вид, что обиделся и сказал, что
обратится в другой гараж. Арабы при этих словах успокоились и ушли в
канцелярию. Нескольких секунд было достаточно, чтобы привести в действие оба
механизма. Наш боец под предлогом, что захотел пить, вышел из гаража, сел в
машину товарища, и они быстро удалились.
Когда они были в двухстах метрах от гаража, раздался взрыв, потрясший
всю округу. Все замерло на дорогах, улицы опустели, что, впрочем, позволило
нашим увеличить скорость и подальше умчаться от места взрыва. Английская
военная машина неслась к гаражу, шофер заметил нашу машину и преградил ей
путь. Английские солдаты окружили наших людей, но наши не растерялись, они
изобразили удивление. Во время обыска не было ничего обнаружено и
псевдоарабов отпустили. Они свернули на восток и вскоре добрались до киббуца
Ягур.
Из поступивших позднее сообщений выяснилось, что от взрыва нашей машины
взорвалась взрывчатка, заложенная в арабскую машину. Двойной взрыв умножил
ущерб. В гараже 30 человек были убиты и около 70 ранены, сам гараж был
разрушен до основания, здания, находившиеся вблизи, пострадали.
Арабы долго рассказывали после этого, как в машину одного араба - члена
муниципального совета Хайфы - была заложена взрывчатка, когда он находился в
здании муниципалитета. Машину свою он потом отвез в гараж.
Один из псевдоарабов, "подсаженный" в свое время в Хайфский порт,
возвратился в Хайфу 16 апреля 1948 года перед тем, как город был взят силами
Хаганы в ходе Войны за Независимость. Он пошел в гостиницу, в которой
когда-то останавливался, надел рабочую одежду и вышел на улицу. Эхо
разрывавшихся снарядов стояло над почти опустевшим городом. На следующий
день его приняли на работу в гараж Абу-Адил. 18 апреля - это было
воскресенье - он ходил по городу, по рынкам и слушал, как арабы-солдаты
бахвалятся и как опасаются арабские жители наступления евреев. 20 апреля,
когда он вернулся с работы, гостиница была пуста. Распространился слух, что
англичане готовятся вывезти свои силы с Восточного железнодорожного вокзала
Хайфы, и арабские жители стали покидать город, опасаясь наступления евреев.
21 апреля, когда наш псевдоараб шел с работы через новый торговый
центр, его обстреляли с позиции, занятой евреями. Пуля пробила ему шапку, и
он ползком добирался до укрытия. Там его подобрали арабы, посчитав раненым.
22 апреля ровно в час ночи начался массированный обстрел Нижнего
города. Все содрогалось от взрывов и стрельбы. Проведя бессонную ночь,
псевдоараб решил отправиться на работу, но обстрел застиг его в дороге. Он
слышал от прохожих, что евреи уже заняли площадь Ал-Хамра и перекрыли почти
все дороги. Он решил вернуться в гостиницу. В ней снова было полно народу.
Распространившиеся слухи о том, что Арабский легион наступает с горы и косит
силы евреев, подняли дух арабов. Но скоро кто-то опроверг эти слухи, и арабы
снова сникли.
Тем временем началось бегство с Восточного вокзала в Акко. Английская
военная машина подхватила нашего псевдоараба, и он доехал до Хайфского
порта. Картина, представшая перед нами его глазами, была странной и
удручающей. Тысячи людей толпились на пристани, но пароходов не было. Вопли,
плач, паника!
Наш псевдоараб решил вернуться в гостиницу. Там он застал араба,
который был последним из отступивших из восточного района Халиссы. Он
рассказывал об ужасах боя. В ответ на вопрос об Арабском легионе он
разразился ругательствами.
В пятницу, 23 апреля, наш псевдоараб бродил по безмолвным улицам. И -
случайно встретил шофера, своего учителя вождения, который предложил
подвезти его до Бейрута. Шофер предупредил, что все арабское население бежит
из Хайфы и что силы Хаганы продвигаются от площади Эль-Хамра к центру
Нижнего города. У площади Фейсал рядом с Восточным вокзалом он увидел, как
силы Хаганы берут район и захватывают опорные пункты. Там он увидел
командира, который знал, какова миссия нашего псевдоараба. Командир подозвал
его по-арабски и потребовал поднять руки. Во время мнимого обыска боец успел
передать о происходящем в городе. После "обыска" он был отпущен, чтобы снова
выполнять возложенную на него миссию.
В городе встречные молодые арабы предложили ему пойти на призывной
пункт и получить оружие, чтобы затем выйти в бой. На призывном пункте ему
выдали саблю. Когда он шел по улице, его задержал патруль Хаганы и доставил
в центр, где находились пленные. Через несколько часов он был опознан нашими
и отправлен якобы на допрос. Так он был освобожден и вернулся в свое
подразделение. Это был наш товарищ Хаваккук Кохен, которого в 1951 году в
Араве*, около каменоломни настигла смерть, когда он находился при исполнении
служебных обязанностей.
* Арава - территория на юге страны в Негеве.
В это же время один из наших людей проник в Яффу под видом шофера
такси. Во время проверки документов на контрольном пункте произошел
удивительный случай. У проверочного пункта в Микве-Исраэль одна машина,
прибывшая из Яффы, вызвала подозрение, и контроль поручил нашему человеку
вместе с другими шоферами устроить облаву на машину, повернувшую обратно на
Яффу. Его машина вместе с арабскими подъехала таким образом к зданию
Национального комитета, где была сосредоточена вся политическая и военная
деятельность арабов Яффы.
Там одному шоферу арабского такси номер на машине нашего "таксиста"
показался подозрительным. Бойца тотчас арестовали. Ему удалось отвлечь
внимание полицейского и бежать. Контрольный пункт он миновал прежде, чем в
нем успели признать участника облавы на неизвестную машину.
После того, как весной 1948 года силами евреев были заняты Хайфа и Яффа
и арабские населенные места, находившиеся на территории ишува, впервые в
истории борьбы между арабами и евреями в Эрец-Исраэль обозначилась четкая
линия фронта между ишувом и арабскими поселениями. Это облегчило
командованию Хаганы беспрепятственную переброску сил с одного фронта на
другой, но наряду с этим возникли большие трудности в деятельности разведки.
Пришлось реорганизовать работу. Наличие четкой границы, которую можно было
бесперебойно контролировать с обеих сторон, превратилось в серьезное
препятствие для арабов, занимавшихся шпионажем в пользу Хаганы. Они почти
полностью прекратили свою деятельность, а скудная информация, поступавшая от
них, была не только недостоверной, но иногда и преднамеренно ложной.
С началом боев 1948 года наши люди были засланы глубоко в тыл врага, на
этот раз, чтобы получить информацию о состоянии боевой готовности арабских
армий. Псевдоарабы сумели проникнуть в среду местного населения и
действовали по ту сторону границ во имя нашей победы.
В ходе операций в тылу врага погибли шесть бойцов из подразделения
псевдоарабов: лейтенант Гидеон Бари - 24 года; лейтенант Давид Шемеш - 23
года; лейтенант Нисим Атайя - 23 года; младший лейтенант Яаков Бокаи - 22
года; лейтенант Давид Мизрахи - 25 лет; лейтенант Эзра Хорин (Афгин) - 23
года.
Пока можно рассказать лишь о судьбе двоих из шести погибших -
лейтенанта Давида Мизрахи и лейтенанта Эзры Хорина, которые 22 мая 1948 года
пересекли вражеские линии близ Гвар-Ама для сбора информации о египетской
армии. Они должны были провести в Египте неделю.
Впервые мы узнали об аресте Давида Мизрахи и Эзры Хорина из передачи
каирского радио. Затем египетская печать сообщила, что спустя несколько дней
после того, как они перешли границу, их схватили местные арабы и выдали
властям. Стало известно, что их долго пытали. Мизрахи и Хорину было
предъявлено обвинение в отравлении колодцев. Они категорически отвергали
обвинение, но под давлением пыток вынуждены были подписать признание,
сделанное в письменном виде. Суд состоялся в Газе. Свидетелями обвинения на
военном трибунале выступили три египетских солдата, заявивших, что застали
Мизрахи и Хорина в момент, когда они опускали яд в колодец. Однако на вопрос
судьи, где этот яд, оба солдата сказали, что подсудимые успели бросить его в
колодец до того, как были схвачены.
Вот признание, написанное Эзрой Хорином:
"Мне, Эзре Хорину, уроженцу Тель-Авива было приказано командиром Моше,
передавшим мне флягу с тифозными и дизентерийными бактериями, опустить ее в