они пустят в ход механизм тайной полиции. Через полчаса я сидел в такси и
ехал к заставе на границе у Рош ха-Никра. Я думал, что эта граница открыта и
я успею пересечь ее до того, как туда придут сведения о моих приметах. К 12
часам дня я был у границы. Там стояло несколько бейрутских машин, а их
пассажиры прогуливались вдоль шоссе. Граница была закрыта. Я решил не
приближаться к полицейскому посту, опасаясь, что меня опознают. За несколько
секунд у меня созрело решение перебраться через границу по железнодорожному
туннелю, пробитому в скале между морем и шоссе на Хайфу. Я обошел стороной
кафе на обочине дороги и, прижимаясь к скале, подкрадывался к туннелю, взяв
в расчет, что, если я сольюсь со скалой, то меня трудно будет заметить со
стороны шоссе и с полицейского поста. Я напряг зрение, разглядывая вход в
туннель, находившийся от меня метрах в ста, чтобы выяснить, стоит ли там
охрана. Путь был открыт. Подойдя к туннелю, я подождал немного,
прислушиваясь к звукам и привыкая к темноте. Я продвигался понемногу,
осторожно, сначала шел на ощупь, а затем ползком до самого конца туннеля,
казавшегося мне бесконечным, и дальше; потом я поднялся, ускорил шаг, чтобы
поскорее удалиться от этого места.
Вдруг я услышал окрик по-английски: "Стой!". Лишь тогда я заметил
полицейский контроль и наблюдательную вышку у забора из колючей проволоки,
окружавшего ее. Английский полицейский угрожал пистолетом и снова приказал:
"Стой!" У меня не было другого выхода, как повернуть, но на этот раз на
северо-восток, к шоссе, которое вело к пограничной заставе Эрец-Исраэль.
Минут через пятнадцать я дошел до шоссе. Только я собрался отдохнуть и
отдышаться, как вдруг услышал скрежет тормозов. Около меня остановилась
машина, в ней было несколько арабов в гражданском и один полицейский. На
вопрос полицейского, что я здесь делаю, я ответил, что приехал из Бейрута и
хочу вступить в группу, которая воюет с сионистами. Мне сразу освободили
место рядом с полицейским, машина рванула и понеслась.
Доехали до Акко. Полицейский вышел и попросил шофера отвезти меня по
какому-то адресу, но вдруг мимо проехало такси в сторону Хайфы. Полицейский
остановил его и попросил шофера довезти меня до пункта регистрации
добровольцев в Хайфе.
В Хайфу мы приехали к пяти часам вечера. Это было в середине января
1948 года. Сумерки спускались на город. Я попросил шофера остановиться
неподалеку от указанного места на повороте, который мне показался удобным,
чтобы свернуть в еврейский квартал города. На улицах было пустынно,
приближался комендантский час. На счастье, появился английский патруль. Я
знал, что пока патруль находится здесь, никто не посмеет открыть огонь. Я
воспользовался драгоценными минутами и поспешил к линиям Хаганы. Я гораздо
больше опасался еврейской стороны после того, как удалились англичане. Я
припустился бежать, выкрикивая на всю улицу: "Ребята, не стрелять!",
"Ребята, не стрелять!" Чтобы доказать, что я еврей, я выпустил очередь
сочных русских ругательств. Так я бежал, крича и ругаясь, пока меня не
схватила чья-то рука и не потянула в подъезд. Бойцы Хаганы засыпали меня
вопросами. Кто? Что? Откуда иврит? Я просил немедленно отвезти меня в дом
Солел-Боне. Мне не удавалось приостановить поток вопросов, и тогда я
произнес волшебные слова: "Я из Палмаха". Это тотчас возымело действие. Мои
следователи выполнили мою просьбу и проводили меня в Солел-Боне, но
обращались со мной по принципу "почитай, да подозревай". Мое лицо, хорошая
одежда, необычные для Палмаха, поразили их. Подозрения рассеял Бен-Моше,
который находился на контрольном пункте Солел-Боне в Хайфе. Он видел, как я
уходил на задание. Бен-Моше бросился мне навстречу со словами: "Иерухам, мы
уже волновались за тебя!"
Я вернулся к своей работе в штабе Палмаха. Мы занимались изучением
военных планов арабов. Сначала казалось, что их агрессивность - это те же
беспорядки, какие были в 1936-1939 годах, но вскоре стало ясно, что дело
идет к войне, если не в общегосударственном масштабе, то по крайней мере в
районном. Еще в 1945 году генеральный секретарь Лиги арабских стран
провозгласил, что никто не сможет помешать соседним арабским странам оказать
поддержку арабскому бунту в Палестине, в результате которого там будут
уничтожены все евреи. И в Совете Лиги арабских стран и в ее политической
комиссии, совещание которой состоялось в Каире в 1947 году с участием глав
правительств и министров иностранных дел арабских стран, было решено создать
военно-технический комитет для организации и тренировок арабских
добровольцев. Комитет возглавил генерал Исмаил Суфуват. Полковник Фаузи
ал-Каукджи, главарь арабских банд в 1936 году, снова проник в Палестину во
главе добровольцев, именующих себя армией спасения. Постепенно стало
проясняться, какой тактики придерживаются арабы, - это систематические
диверсии против еврейского транспорта и нападения на изолированные еврейские
поселения. Ишув, пострадавший из-за английского бойкота аэро- и морских
портов, сосредоточил максимальные усилия на создании военной силы на случай,
если разразится война.
Палмах, представлявший собой мобилизованные силы Хаганы, должен был
взять на себя роль, к которой он готовился в течение семи лет своего
существования. Он должен был сопровождать транспортные колонны и
обеспечивать безопасность основных транспортных артерий, ведущих в
Иерусалим, Негев, Восточную Галилею. Палмаху вменялось также в обязанности
совершать ответные операции в тылу врага.
В деятельности полевой разведки активную роль играл летный взвод, то
есть летчики знаменитых "примусов". Они патрулировали с воздуха удаленные
объекты, и, конечно, летали над трассами, по которым двигались наши
транспортные колонны, информируя их и контролируя их путь. Они поддерживали
связь с отдаленными изолированными пунктами, где узкая колея или
необработанное поле служили им взлетной дорожкой. Зачастую "примус" выполнял
роль бомбардировщика и боевого самолета, так как пилоту приходилось
открывать огонь из автомата по арабским бандам или метать гранаты. "Примусы"
совершали также патрулирование с воздуха границы с Заиорданьем, начиная с
моста Алленби, через мост Дамия и до моста Шейх-Хусейн в долине Бет-Шеан.
Когда прибыли первые летчики-добровольцы из-за границы из группы
Махал*, главным образом из Южной Африки, США и Англии, летный взвод стал
"авиаслужбой", заложить основы которой штаб Хаганы поручил Иехошуа Эшелу
(Айзику). В марте 1948 года "авиаслужба" положила начало военно-воздушным
силам Государства Израиль под руководством Аарона Ремеза.
* Махал - название, данное группам добровольцев - около трех тысяч
бойцов - из многих стран мира, принявших участие в Войне за Независимость.
Среди них значительная группа опытных офицеров и специалистов союзных и
советской армий. Самые известные из них - погибший в войне полковник Давид
Маркус из США, командир Иерусалимского фронта, служивший во 2-ую мировую
войну в штабе Эйзенхауэра, полковник Бени Дункельман из Канады, заложивший
основу танковых соединений Цахала. Большинство пилотов Хаганы и Цахала в
период войны были из этих добровольцев, все - летчики с большим боевым
стажем.
Разведчики-псевдоарабы проявляли отвагу, достойную восхищения. Они
проникали в пункты концентрации арабского населения, в части полувоенных
организаций и на базы их деятельности. Псевдоарабы поставляли важнейшую
информацию как относительно настроений арабского населения,
месторасположения и деятельности арабских учреждений, так и относительно
военных баз врага и его военных планов.
Псевдоарабы совершали и диверсионные операции в районах, где
господствовали арабские банды. Таким образом удавалось предотвратить
опаснейшие диверсии в местах сосредоточения еврейского населения.
Глава седьмая
По мере приближения срока эвакуации англичан возрастала опасность
вторжения в Верхнюю Галилею сирийской и ливанской армий. Однажды в
генеральный штаб Хаганы, размещавшийся в Тель-Авиве, прибыла делегация
поселенцев Верхней Галилеи, в составе которой были Нахум Гурвиц, из
Кфар-Гилади, член ха-Шомер Хиллел Ландесман и Авраам Ханухи из Аелет
ха-Шахар. Делегаты просили послать подкрепление.
Командир Палмаха Игал Аллон по решению штаба отправился в Верхнюю
Галилею, чтобы на месте изучать положение. Он прибыл туда на самолете
"пайпер" и приземлился недалеко от Аелет ха-Шахар. Аллон пробыл там около
двадцати четырех часов, беседовал с командирами, с жителями Галилеи, изучал
обстановку и вернулся в Тель-Авив. В тот же день он представил краткий
отчет, в котором указал, что положение в Галилее опасное. К отчету он
приложил план освобождения Восточной Галилеи, предложив себя в качестве
командира операции. Верховное командование утвердило операцию, и Игаэль Ядин
решил, что операция будет названа "Ифтах" по подпольной кличке командира
Палмаха. Игаэль, не тратя напрасно времени, приступил к подготовке операции
в Галилее. Он боялся ослабления штаба Палмаха, в ведении которого была тогда
координация деятельности подразделений Палмаха, рассеянных по всей стране, и
его служб в тылу. Он решил взять всего лишь двух офицеров из штаба: своего
секретаря Шулю (Шуламит Новик; погибла спустя два месяца во время воздушной
атаки египетской авиации) и меня, офицера разведки. Остальных офицеров он
назначил из числа офицеров запаса Палмаха в Верхней Галилее.
Однажды утром я выехал в машине вместе с Шулей. В Тверии я был поражен
обликом нашего первого освобожденного города, который хорошо знал с тех пор
как служил там нотером во время кровавых событий 1936-1939 годов, когда
арабы держали в страхе еврейское население. За несколько дней до моего
приезда командир 3-го батальона Палмаха Муля Кохен направил туда боевые силы
под командованием Моше Кельмана. Силы, прибывшие из Галилеи, разместились в
доме нашего друга Мино Гольдцвейга который по мере того, как к нему
поступали "гости", брал на себя заботу о каждом. На эти силы возлагалась
задача открыть путь в Галилею, прегражденный арабами, контролировавшими
Нижнюю Тверию. Палмаховцы заняли опорные пункты врага, контролировавшего
центральную дорогу в Галилею, и взорвали вдоль шоссе несколько домов.
Рухнули опорные пункты арабов в городе, и они оказались запертыми в арабском
квартале, путь к их отступлению был отрезан. Арабы взывали о помощи. Тогда
из Назарета поспешила в Тверию английская бронеколонна и эвакуировала все
арабское население Тверии, включая и вооруженные отряды, в Цемах и Назарет.
Это была предварительная операция перед операцией "Ифтах". Ее целью было
обеспечить нашим бойцам доступ в Галилею.
Однако шоссе от Гинносара в долину Хулы все еще контролировали арабы.
По нему можно было проехать лишь в сопровождении охраны, но и это было
небезопасно. Мы ехали в открытом "форде" Игала, его секретарь спрятала в
одежде разобранные на части пистолет и автомат: мы опасались, что англичане
устроят обыск в дороге. До Аелет ха-Шахар доехали благополучно, в тот же
день Игал приступил к организации штаба операции. Ури Яффе из киббуца
Маоз-Хаим был назначен заместителем Игала. Муля Кохен из киббуца Алоним,
занимавший до того дня пост командира 3-го батальона, был назначен офицером
операции. Шалом Рентович из киббуца Шамир был назначен офицером по
административной части и Моше Кельману, заместителю командира 3-го
батальона, было вверено командование батальоном.
Вся Галилея была в тревоге и глубоком трауре. Двадцать восемь отважных
бойцов погибли во время попытки захватить полицейский пост в Неби-Юша.
Еврейский квартал Цфата был отрезан от остальных еврейских поселений и
окружен арабами, которые превосходили евреев по численности и по
оснащенности сил. Галилея была полностью отрезана от остальных районов
страны и расщеплена изнутри пунктами концентрации сил арабов. Признаки
угрозы ливано-сирийского нападения были налицо. Наши наблюдения за
происходящим по ту сторону границы, равно как и донесения, которые мне
удавалось получить из разных источников по обе стороны границы,
свидетельствовали о состоянии боевой готовности в этих странах.
Прежде всего Игал организовал встречу представителей всех поселений,
чтобы познакомить их с основными стратегическими принципами предстоящей
операции. Таким образом он привлек их к участию в предпринимаемых шагах и
вселил в них веру в победу. Это была одна из самых впечатляющих встреч, на
какой мне приходилось присутствовать.
Английская армия все еще удерживала полицейский пост в Рош-Пинне и
военный лагерь к югу от нее. Игал Аллон опасался, что англичане обратят
внимание на концентрацию наших сил и отложат эвакуацию поста и лагеря, чтобы
евреи не смогли начать наступление до того, как истечет срок действия
мандата Великобритании и прежде чем в Палестину вторгнутся войска Ливана и
Сирии. Поэтому Игал Аллон решил воздержаться от открытых и немедленных акций
и ограничился сбором информации и подготовительными мерами. Небольшие силы
из Рош-Пинны и 3-го батальона должны были захватить оба объекта в этом
районе, как только англичане покинут их, чтобы опередить арабов.
Утром 28-го апреля 1948 года я получил информацию из достоверных
источников о том, что англичане намеревались в тот же день покинуть
полицейский пост в Рош-Пинне и военный лагерь. Охранникам в Рош-Пинне был
дан приказ занять позиции вблизи от полицейского поста, чтобы туда не могли
проникнуть арабы. Английский офицер, увидев еврейских охранников, понял, что
силы арабов не успеют прибыть к моменту ухода англичан, и решил покориться
обстоятельствам. Полицейский пост перешел в наши руки без каких-либо
трудностей. При аналогичных обстоятельствах в наши руки перешел и военный
лагерь. Все подходы к лагерю от близлежащего участка сирийской границы были
перекрыты подразделениями 3-го батальона и одна из рот батальона находилась
в состоянии боевой готовности, чтобы занять лагерь. Увидав, что лагерь
окружен нашими силами и что нет никакой возможности передать его в целости и
сохранности арабам, англичане стали поджигать бараки и другие лагерные
постройки. Бойцы роты Палмаха открыли огонь, но чтобы не вовлечь англичан в
бой и не задержать таким образом вывод их сил из лагеря, бойцы ограничились
предупредительными выстрелами. Англичане прекратили разрушение лагеря. Так
лагерь стал нашим.
До 15 мая оставалось всего две недели, а работы был непочатый край, и
это беспокоило нас. Необходимо было срочно, до начала ожидаемого наступления
сирийской и ливанской армий, изменить соотношение сил в Галилее. Перед нами
стояли следующие цели: а) отбить ключевые посты у врага, б) создать в
Галилее барьер для наступления арабов. Здесь уместно указать, что деньги -
это тоже оружие на войне. В кассе штаба "Ифтах" не осталось ни гроша, а
нужды были еще велики. Неоднократные обращения Игала к генеральному штабу
оставались без ответа, так как и там касса была пуста. Игал поступил по
своему обыкновению. Он позвонил в Тверию своему другу Мино Гольдцвейгу и
попросил у него "воздаяние". Кончив разговор, Игал сказал мне: "Поезжай к
Мино в Тверию и привези деньги". Стояла ночь. Я выехал из Рош-Пинны и к
полуночи добрался до Тверии. Как только я появился у Мино, он позвонил
управляющему банка Апак, разбудил его и попросил вместе с нами ночью же
пойти в банк. Управляющий открыл сейф и вытащил пачки денег, списав их со
счета Мино. Тот передал деньги мне и пожелал благополучно доехать,
отказавшись принять какую-либо расписку. Ночью я приехал с деньгами в
Рош-Пинну.
Столица Верхней Галилеи Цфат был единственным крупным экономическим
центром арабов Галилеи, его политическая и стратегическая роль была велика
как с точки зрения евреев, так и арабов. Именно поэтому взятие Цфата
представляло собой цель первостепенной важности.
В Цфате насчитывалось около полутора тысяч евреев, причем преобладало
пожилое население. Моральный дух евреев Цфата был не на высоте из-за того,
что у них не была организована самооборона и они не верили в местные силы
Хаганы, состоявшие всего из двух взводов хайфских полевых частей. Арабское
население, напротив, славилось своим бесстрашием и фанатичностью и
насчитывало двенадцать тысяч человек. Кроме того к ним еще присоединились
семьсот "добровольцев" из Сирии и Ирака, которыми командовал сирийский
полковник Адиб Шишакли*.
* Адиб Шишакли - президент Сирии в 1949-1954 годах.
Арабы стремились как можно скорее захватить Цфат, использовав его как
трамплин для захвата всей Галилеи. Цфатским арабам оказывали также поддержку
десятки близлежащих деревень, обеспечивавших им доступ к городу со стороны
ливанской границы. В случае необходимости жители деревень готовы были помочь
и живой силой. Итак, превосходство в Цфате было бесспорно на стороне арабов.
В то же время до нас дошла достоверная информация о том, что арабы готовят
нападение на еврейскую часть Цфата в целях ее уничтожения. Штаб "Ифтах"
решил ускорить проведение операции и предпринять лобовую атаку на Цфат. На
первом этапе взвод Палмаха под командованием Элада Пеледа через оливковые
плантации Бирии и Эйн-Зейтим проник в еврейский квартал Цфата. Еврейское
население воспрянуло духом, когда бойцы Палмаха появились в квартале. Затем
была предпринята характерная ночная операция: в ночь на 1 мая 1948 года 3-й
батальон Палмаха вышел со своей базы на горе Кнаан и занял деревни
Эйн-Зейтим и Бирию. Так образовался свободный доступ от горы Кнаан к
еврейской части Цфата. 2 мая большая часть 3-го батальона под командованием
Моше Кельмана была переброшена в еврейский квартал Цфата и началась
подготовка к освобождению всего города. Однако, после того как пали Бирия и
Эйн-Зентам враг стал особенно чуток к нашим передвижениям. Он мобилизовал и
перебросил в город дополнительные силы. Нам стало известно, что силы
противника намерены открыть артиллерийский огонь по еврейскому кварталу.
*** отсутствует по крайней мере 2 страницы в книге ***
- - - селенцы были не в состоянии противостоять превосходящему их по
численности и вооружению противнику и эвакуировали свои командные позиции на
высотах, а по рации требовали немедленно оказать им помощь. Я был убежден,
что штаб операции спешит перебросить силы в Рамот-Нафтали. Однако командир
"Ифтах" решил любой ценой воздержаться от этого, чтобы "не плясать под
дудку" противника и не свести на нет инициативу, находившуюся в наших руках.
Даже если бы и были брошены имевшиеся в нашем распоряжении силы на помощь
Рамот-Нафтали, едва ли они сумели бы прорваться при свете дня в осажденное
поселение. Бойцам в Рамот-Нафтали было приказано держаться до наступления
темноты, их заверили в том, что затем будут предприняты все усилия, чтобы
нанести удар по противнику с воздуха. Я снова поехал на аэродром, чтобы
подготовить авиаоперацию. Мы сняли дверку самолета, расположенную у моего
сидения, и после того, как я привязал себя к нему ремнями, мне передали три
бомбы-самоделки, каждая весом в 20 килограммов. Одну бомбу положили у моих
ног, вторую - мне на колени, а третью я держал в руках. Длина шнура
зажигания составляла 20 сантиметров. Наши летчики Моше Фельдман (Пелед),
Иешаяху Бодиловски ("Буди") из Явнеэля, Пуси из Кфар-Гилади и Перец Гросер
из Ашдод-Яакова вычислили скорость падения бомбы, и мы пришли к выводу, что
если ее сбросить с высоты 600 метров, она немедленно взорвется при ударе о
землю.
Мы летели на высоте 600 метров к месту боя. При команде летчика
"приготовиться", я должен был поджечь шнур зажигания, чиркнув его концом,
покрытым серой, по спичечной коробке. На мой ответ "готов", летчик пошел на
снижение, чтобы у меня в поле зрения оказался весь участок боя. В нужную
минуту я выпустил из рук бомбу. Снова мы стали кружить над целью,
рассматривая участок поражения. Секунды казались нам часами. Выяснилось, что
попадание в цель было достигнуто. Сбросив третью бомбу, мы возвратились на
базу и снова загрузили самолет бомбами.
Вид Рамот-Нафтали сверху свидетельствовал о крайне тяжелом состоянии
поселения. Я вернулся на командный пункт, чтобы проконсультироваться. В этот
момент пришло срочное донесение из Рамот-Нафтали, содержание которого
потрясло нас. Защитники Рамот-Нафтали сообщали, что они утратили какую-либо
надежду и что они начинают отступать в долину Хулы. Донесение выглядело как
отчаянный призыв ожидающих своего конца о помощи. Игал дал краткий и
категорический ответ: "держаться любой ценой". Он угрожал расстрелом
каждому, кто отступит и придет к нам. Никто не верил, что Игал сможет
выполнить угрозу, но телеграмма такого содержания была отправлена, и этого
было достаточно, чтобы удивить нас. Каждый всем своим существом чувствовал
роковое значение этой минуты.
Днем пришло последнее донесение: "Пулемет и ружья полностью вышли из
строя; боеприпасы почти иссякли; ливанские танки пересекли внешнюю ограду
поселения". Было ясно, что битва проиграна.
Я опять отправился на аэродром, чтобы снова совершить наш рейд, хотя и
понял, что наступление таким образом приостановить нельзя. Но вдруг - и это
остается загадкой по сей день - танки, находившиеся уже за внутренней
оградой поселения, повернули обратно, к ливанской границе. Рамот-Нафтали был
спасен.
С наступлением темноты в Рамот-Нафтали было направлено подкрепление,
мобилизованное в поселениях долины Хулы, однако атака больше не повторилась,
ливанцы ограничились артиллерийским обстрелом.
Ввиду военной активизации в Верхней Галилее и концентрации ливанских и
сирийских сил на границе, наши подразделения заняли командные высоты вдоль
дороги от долины Гинносара по направлению к Рош-Пинне, чтобы обеспечить
безопасность передвижения 1-го батальона. С борта самолета я сообщил Дану
Ланеру, командиру 1-го батальона, дислоцированного у озера Киннерет: "Дорогу
контролируют наши силы, можно двигаться ночью при зажженных фарах". Мы
хотели, чтобы враг думал, что мы направляем в Галилею крупные силы. Цель
была достигнута, хотя мы-то знали, что солдаты 1-го батальона утомлены до
предела из-за непрерывных боев, которые они вели в Балад аш-Шейхе в Западной
Галилее, в Тират-Цви, Мишмар ха-Эмек, на Гилбоа и в других местах.
Транспорт, находившийся в распоряжении батальона, не мог справиться с
задачей перевозки в Галилею всего батальона и его военного оборудования и
оружия. Машины, из которых состояла колонна - всего сто машин - были
мобилизованы на шоссе Тель-Авив - Хайфа против воли их владельцев. С
наступлением темноты мы вышли полюбоваться внушительным зрелищем: еврейская
транспортная колонна слепящим огнем осветила Галилею, что несомненно
вызывало опасения наблюдавшего за нами врага и, конечно, укрепляло веру в
нас самих. Не исключено, что именно эта колонна 1-го батальона Палмаха и
другие, подобные ей, двигавшиеся ночью при зажженных и возвращавшиеся при
потушенных фарах, а также воинственный дух, царивший в ходе операции
"Ифтах", заставили врага воздержаться от наступления на Тверию и навели его
на мысль обойти "укрепленный" район и пойти в атаку в долине Иордана.
В ходе операции "Матате" ("Метла"), целью которой было обеспечить
контроль над транспортными артериями, ведшими из Галилеи в Тверию, были
очищены все восточные склоны Верхней Галилеи вплоть до Иордана. Снова стал
возможным проезд в Галилею и беспрепятственные поставки снабжения в этот
район.
Операция "Матате" достигла и другие цели: была прервана связь между
арабской частью Цфата и Сирией и в значительной степени был подорван боевой
дух цфатских арабов. В ходе этой операции, начавшейся на рассвете 3 мая,
столкнулись с сопротивлением племени Араб ал-зангария и других племен,
рассеянных к востоку от шоссе Тверия - Рош-Пинна и занимавшихся главным
образом грабежом и контрабандой. После перестрелки племена отступили,
пересекли Иордан и ушли в Сирию. Теперь стало проще следить за
проникновением вооруженных арабов и предотвращать переброску подкрепления из
Сирии в Цфат. Операция "Матате" была своевременно и успешно проведена 1-м
батальоном, только что прибывшим в Галилею.
3-й батальон, занявший ранее еврейский квартал Цфата, приступил к
освобождению города. В ночь на 6 мая батальон предпринял лобовую атаку на
цитадель, возвышавшуюся в центре города. Атака велась под прикрытием огня
минометов "давидка", однако она была подавлена в самом узком секторе боя
превосходящими силами противника. Наши силы потерпели неудачу, но тем не
менее арабы Цфата были напуганы: они не ожидали, что горстка евреев
отважится пойти против них. Правда, арабам Цфата тотчас было переброшено
подкрепление.
Наша неудача тяжело отразилась на настроении евреев этого города. Штаб
операции дал приказ командиру 3-го батальона немедленно снова пойти в
наступление на арабский квартал. Между тем на рассмотрение командования
операции "Ифтах" было представлено предложение эвакуировать из Цфата и его
предместий детей и взрослое небоеспособное население. Игал отклонил это
ехал к заставе на границе у Рош ха-Никра. Я думал, что эта граница открыта и
я успею пересечь ее до того, как туда придут сведения о моих приметах. К 12
часам дня я был у границы. Там стояло несколько бейрутских машин, а их
пассажиры прогуливались вдоль шоссе. Граница была закрыта. Я решил не
приближаться к полицейскому посту, опасаясь, что меня опознают. За несколько
секунд у меня созрело решение перебраться через границу по железнодорожному
туннелю, пробитому в скале между морем и шоссе на Хайфу. Я обошел стороной
кафе на обочине дороги и, прижимаясь к скале, подкрадывался к туннелю, взяв
в расчет, что, если я сольюсь со скалой, то меня трудно будет заметить со
стороны шоссе и с полицейского поста. Я напряг зрение, разглядывая вход в
туннель, находившийся от меня метрах в ста, чтобы выяснить, стоит ли там
охрана. Путь был открыт. Подойдя к туннелю, я подождал немного,
прислушиваясь к звукам и привыкая к темноте. Я продвигался понемногу,
осторожно, сначала шел на ощупь, а затем ползком до самого конца туннеля,
казавшегося мне бесконечным, и дальше; потом я поднялся, ускорил шаг, чтобы
поскорее удалиться от этого места.
Вдруг я услышал окрик по-английски: "Стой!". Лишь тогда я заметил
полицейский контроль и наблюдательную вышку у забора из колючей проволоки,
окружавшего ее. Английский полицейский угрожал пистолетом и снова приказал:
"Стой!" У меня не было другого выхода, как повернуть, но на этот раз на
северо-восток, к шоссе, которое вело к пограничной заставе Эрец-Исраэль.
Минут через пятнадцать я дошел до шоссе. Только я собрался отдохнуть и
отдышаться, как вдруг услышал скрежет тормозов. Около меня остановилась
машина, в ней было несколько арабов в гражданском и один полицейский. На
вопрос полицейского, что я здесь делаю, я ответил, что приехал из Бейрута и
хочу вступить в группу, которая воюет с сионистами. Мне сразу освободили
место рядом с полицейским, машина рванула и понеслась.
Доехали до Акко. Полицейский вышел и попросил шофера отвезти меня по
какому-то адресу, но вдруг мимо проехало такси в сторону Хайфы. Полицейский
остановил его и попросил шофера довезти меня до пункта регистрации
добровольцев в Хайфе.
В Хайфу мы приехали к пяти часам вечера. Это было в середине января
1948 года. Сумерки спускались на город. Я попросил шофера остановиться
неподалеку от указанного места на повороте, который мне показался удобным,
чтобы свернуть в еврейский квартал города. На улицах было пустынно,
приближался комендантский час. На счастье, появился английский патруль. Я
знал, что пока патруль находится здесь, никто не посмеет открыть огонь. Я
воспользовался драгоценными минутами и поспешил к линиям Хаганы. Я гораздо
больше опасался еврейской стороны после того, как удалились англичане. Я
припустился бежать, выкрикивая на всю улицу: "Ребята, не стрелять!",
"Ребята, не стрелять!" Чтобы доказать, что я еврей, я выпустил очередь
сочных русских ругательств. Так я бежал, крича и ругаясь, пока меня не
схватила чья-то рука и не потянула в подъезд. Бойцы Хаганы засыпали меня
вопросами. Кто? Что? Откуда иврит? Я просил немедленно отвезти меня в дом
Солел-Боне. Мне не удавалось приостановить поток вопросов, и тогда я
произнес волшебные слова: "Я из Палмаха". Это тотчас возымело действие. Мои
следователи выполнили мою просьбу и проводили меня в Солел-Боне, но
обращались со мной по принципу "почитай, да подозревай". Мое лицо, хорошая
одежда, необычные для Палмаха, поразили их. Подозрения рассеял Бен-Моше,
который находился на контрольном пункте Солел-Боне в Хайфе. Он видел, как я
уходил на задание. Бен-Моше бросился мне навстречу со словами: "Иерухам, мы
уже волновались за тебя!"
Я вернулся к своей работе в штабе Палмаха. Мы занимались изучением
военных планов арабов. Сначала казалось, что их агрессивность - это те же
беспорядки, какие были в 1936-1939 годах, но вскоре стало ясно, что дело
идет к войне, если не в общегосударственном масштабе, то по крайней мере в
районном. Еще в 1945 году генеральный секретарь Лиги арабских стран
провозгласил, что никто не сможет помешать соседним арабским странам оказать
поддержку арабскому бунту в Палестине, в результате которого там будут
уничтожены все евреи. И в Совете Лиги арабских стран и в ее политической
комиссии, совещание которой состоялось в Каире в 1947 году с участием глав
правительств и министров иностранных дел арабских стран, было решено создать
военно-технический комитет для организации и тренировок арабских
добровольцев. Комитет возглавил генерал Исмаил Суфуват. Полковник Фаузи
ал-Каукджи, главарь арабских банд в 1936 году, снова проник в Палестину во
главе добровольцев, именующих себя армией спасения. Постепенно стало
проясняться, какой тактики придерживаются арабы, - это систематические
диверсии против еврейского транспорта и нападения на изолированные еврейские
поселения. Ишув, пострадавший из-за английского бойкота аэро- и морских
портов, сосредоточил максимальные усилия на создании военной силы на случай,
если разразится война.
Палмах, представлявший собой мобилизованные силы Хаганы, должен был
взять на себя роль, к которой он готовился в течение семи лет своего
существования. Он должен был сопровождать транспортные колонны и
обеспечивать безопасность основных транспортных артерий, ведущих в
Иерусалим, Негев, Восточную Галилею. Палмаху вменялось также в обязанности
совершать ответные операции в тылу врага.
В деятельности полевой разведки активную роль играл летный взвод, то
есть летчики знаменитых "примусов". Они патрулировали с воздуха удаленные
объекты, и, конечно, летали над трассами, по которым двигались наши
транспортные колонны, информируя их и контролируя их путь. Они поддерживали
связь с отдаленными изолированными пунктами, где узкая колея или
необработанное поле служили им взлетной дорожкой. Зачастую "примус" выполнял
роль бомбардировщика и боевого самолета, так как пилоту приходилось
открывать огонь из автомата по арабским бандам или метать гранаты. "Примусы"
совершали также патрулирование с воздуха границы с Заиорданьем, начиная с
моста Алленби, через мост Дамия и до моста Шейх-Хусейн в долине Бет-Шеан.
Когда прибыли первые летчики-добровольцы из-за границы из группы
Махал*, главным образом из Южной Африки, США и Англии, летный взвод стал
"авиаслужбой", заложить основы которой штаб Хаганы поручил Иехошуа Эшелу
(Айзику). В марте 1948 года "авиаслужба" положила начало военно-воздушным
силам Государства Израиль под руководством Аарона Ремеза.
* Махал - название, данное группам добровольцев - около трех тысяч
бойцов - из многих стран мира, принявших участие в Войне за Независимость.
Среди них значительная группа опытных офицеров и специалистов союзных и
советской армий. Самые известные из них - погибший в войне полковник Давид
Маркус из США, командир Иерусалимского фронта, служивший во 2-ую мировую
войну в штабе Эйзенхауэра, полковник Бени Дункельман из Канады, заложивший
основу танковых соединений Цахала. Большинство пилотов Хаганы и Цахала в
период войны были из этих добровольцев, все - летчики с большим боевым
стажем.
Разведчики-псевдоарабы проявляли отвагу, достойную восхищения. Они
проникали в пункты концентрации арабского населения, в части полувоенных
организаций и на базы их деятельности. Псевдоарабы поставляли важнейшую
информацию как относительно настроений арабского населения,
месторасположения и деятельности арабских учреждений, так и относительно
военных баз врага и его военных планов.
Псевдоарабы совершали и диверсионные операции в районах, где
господствовали арабские банды. Таким образом удавалось предотвратить
опаснейшие диверсии в местах сосредоточения еврейского населения.
Глава седьмая
По мере приближения срока эвакуации англичан возрастала опасность
вторжения в Верхнюю Галилею сирийской и ливанской армий. Однажды в
генеральный штаб Хаганы, размещавшийся в Тель-Авиве, прибыла делегация
поселенцев Верхней Галилеи, в составе которой были Нахум Гурвиц, из
Кфар-Гилади, член ха-Шомер Хиллел Ландесман и Авраам Ханухи из Аелет
ха-Шахар. Делегаты просили послать подкрепление.
Командир Палмаха Игал Аллон по решению штаба отправился в Верхнюю
Галилею, чтобы на месте изучать положение. Он прибыл туда на самолете
"пайпер" и приземлился недалеко от Аелет ха-Шахар. Аллон пробыл там около
двадцати четырех часов, беседовал с командирами, с жителями Галилеи, изучал
обстановку и вернулся в Тель-Авив. В тот же день он представил краткий
отчет, в котором указал, что положение в Галилее опасное. К отчету он
приложил план освобождения Восточной Галилеи, предложив себя в качестве
командира операции. Верховное командование утвердило операцию, и Игаэль Ядин
решил, что операция будет названа "Ифтах" по подпольной кличке командира
Палмаха. Игаэль, не тратя напрасно времени, приступил к подготовке операции
в Галилее. Он боялся ослабления штаба Палмаха, в ведении которого была тогда
координация деятельности подразделений Палмаха, рассеянных по всей стране, и
его служб в тылу. Он решил взять всего лишь двух офицеров из штаба: своего
секретаря Шулю (Шуламит Новик; погибла спустя два месяца во время воздушной
атаки египетской авиации) и меня, офицера разведки. Остальных офицеров он
назначил из числа офицеров запаса Палмаха в Верхней Галилее.
Однажды утром я выехал в машине вместе с Шулей. В Тверии я был поражен
обликом нашего первого освобожденного города, который хорошо знал с тех пор
как служил там нотером во время кровавых событий 1936-1939 годов, когда
арабы держали в страхе еврейское население. За несколько дней до моего
приезда командир 3-го батальона Палмаха Муля Кохен направил туда боевые силы
под командованием Моше Кельмана. Силы, прибывшие из Галилеи, разместились в
доме нашего друга Мино Гольдцвейга который по мере того, как к нему
поступали "гости", брал на себя заботу о каждом. На эти силы возлагалась
задача открыть путь в Галилею, прегражденный арабами, контролировавшими
Нижнюю Тверию. Палмаховцы заняли опорные пункты врага, контролировавшего
центральную дорогу в Галилею, и взорвали вдоль шоссе несколько домов.
Рухнули опорные пункты арабов в городе, и они оказались запертыми в арабском
квартале, путь к их отступлению был отрезан. Арабы взывали о помощи. Тогда
из Назарета поспешила в Тверию английская бронеколонна и эвакуировала все
арабское население Тверии, включая и вооруженные отряды, в Цемах и Назарет.
Это была предварительная операция перед операцией "Ифтах". Ее целью было
обеспечить нашим бойцам доступ в Галилею.
Однако шоссе от Гинносара в долину Хулы все еще контролировали арабы.
По нему можно было проехать лишь в сопровождении охраны, но и это было
небезопасно. Мы ехали в открытом "форде" Игала, его секретарь спрятала в
одежде разобранные на части пистолет и автомат: мы опасались, что англичане
устроят обыск в дороге. До Аелет ха-Шахар доехали благополучно, в тот же
день Игал приступил к организации штаба операции. Ури Яффе из киббуца
Маоз-Хаим был назначен заместителем Игала. Муля Кохен из киббуца Алоним,
занимавший до того дня пост командира 3-го батальона, был назначен офицером
операции. Шалом Рентович из киббуца Шамир был назначен офицером по
административной части и Моше Кельману, заместителю командира 3-го
батальона, было вверено командование батальоном.
Вся Галилея была в тревоге и глубоком трауре. Двадцать восемь отважных
бойцов погибли во время попытки захватить полицейский пост в Неби-Юша.
Еврейский квартал Цфата был отрезан от остальных еврейских поселений и
окружен арабами, которые превосходили евреев по численности и по
оснащенности сил. Галилея была полностью отрезана от остальных районов
страны и расщеплена изнутри пунктами концентрации сил арабов. Признаки
угрозы ливано-сирийского нападения были налицо. Наши наблюдения за
происходящим по ту сторону границы, равно как и донесения, которые мне
удавалось получить из разных источников по обе стороны границы,
свидетельствовали о состоянии боевой готовности в этих странах.
Прежде всего Игал организовал встречу представителей всех поселений,
чтобы познакомить их с основными стратегическими принципами предстоящей
операции. Таким образом он привлек их к участию в предпринимаемых шагах и
вселил в них веру в победу. Это была одна из самых впечатляющих встреч, на
какой мне приходилось присутствовать.
Английская армия все еще удерживала полицейский пост в Рош-Пинне и
военный лагерь к югу от нее. Игал Аллон опасался, что англичане обратят
внимание на концентрацию наших сил и отложат эвакуацию поста и лагеря, чтобы
евреи не смогли начать наступление до того, как истечет срок действия
мандата Великобритании и прежде чем в Палестину вторгнутся войска Ливана и
Сирии. Поэтому Игал Аллон решил воздержаться от открытых и немедленных акций
и ограничился сбором информации и подготовительными мерами. Небольшие силы
из Рош-Пинны и 3-го батальона должны были захватить оба объекта в этом
районе, как только англичане покинут их, чтобы опередить арабов.
Утром 28-го апреля 1948 года я получил информацию из достоверных
источников о том, что англичане намеревались в тот же день покинуть
полицейский пост в Рош-Пинне и военный лагерь. Охранникам в Рош-Пинне был
дан приказ занять позиции вблизи от полицейского поста, чтобы туда не могли
проникнуть арабы. Английский офицер, увидев еврейских охранников, понял, что
силы арабов не успеют прибыть к моменту ухода англичан, и решил покориться
обстоятельствам. Полицейский пост перешел в наши руки без каких-либо
трудностей. При аналогичных обстоятельствах в наши руки перешел и военный
лагерь. Все подходы к лагерю от близлежащего участка сирийской границы были
перекрыты подразделениями 3-го батальона и одна из рот батальона находилась
в состоянии боевой готовности, чтобы занять лагерь. Увидав, что лагерь
окружен нашими силами и что нет никакой возможности передать его в целости и
сохранности арабам, англичане стали поджигать бараки и другие лагерные
постройки. Бойцы роты Палмаха открыли огонь, но чтобы не вовлечь англичан в
бой и не задержать таким образом вывод их сил из лагеря, бойцы ограничились
предупредительными выстрелами. Англичане прекратили разрушение лагеря. Так
лагерь стал нашим.
До 15 мая оставалось всего две недели, а работы был непочатый край, и
это беспокоило нас. Необходимо было срочно, до начала ожидаемого наступления
сирийской и ливанской армий, изменить соотношение сил в Галилее. Перед нами
стояли следующие цели: а) отбить ключевые посты у врага, б) создать в
Галилее барьер для наступления арабов. Здесь уместно указать, что деньги -
это тоже оружие на войне. В кассе штаба "Ифтах" не осталось ни гроша, а
нужды были еще велики. Неоднократные обращения Игала к генеральному штабу
оставались без ответа, так как и там касса была пуста. Игал поступил по
своему обыкновению. Он позвонил в Тверию своему другу Мино Гольдцвейгу и
попросил у него "воздаяние". Кончив разговор, Игал сказал мне: "Поезжай к
Мино в Тверию и привези деньги". Стояла ночь. Я выехал из Рош-Пинны и к
полуночи добрался до Тверии. Как только я появился у Мино, он позвонил
управляющему банка Апак, разбудил его и попросил вместе с нами ночью же
пойти в банк. Управляющий открыл сейф и вытащил пачки денег, списав их со
счета Мино. Тот передал деньги мне и пожелал благополучно доехать,
отказавшись принять какую-либо расписку. Ночью я приехал с деньгами в
Рош-Пинну.
Столица Верхней Галилеи Цфат был единственным крупным экономическим
центром арабов Галилеи, его политическая и стратегическая роль была велика
как с точки зрения евреев, так и арабов. Именно поэтому взятие Цфата
представляло собой цель первостепенной важности.
В Цфате насчитывалось около полутора тысяч евреев, причем преобладало
пожилое население. Моральный дух евреев Цфата был не на высоте из-за того,
что у них не была организована самооборона и они не верили в местные силы
Хаганы, состоявшие всего из двух взводов хайфских полевых частей. Арабское
население, напротив, славилось своим бесстрашием и фанатичностью и
насчитывало двенадцать тысяч человек. Кроме того к ним еще присоединились
семьсот "добровольцев" из Сирии и Ирака, которыми командовал сирийский
полковник Адиб Шишакли*.
* Адиб Шишакли - президент Сирии в 1949-1954 годах.
Арабы стремились как можно скорее захватить Цфат, использовав его как
трамплин для захвата всей Галилеи. Цфатским арабам оказывали также поддержку
десятки близлежащих деревень, обеспечивавших им доступ к городу со стороны
ливанской границы. В случае необходимости жители деревень готовы были помочь
и живой силой. Итак, превосходство в Цфате было бесспорно на стороне арабов.
В то же время до нас дошла достоверная информация о том, что арабы готовят
нападение на еврейскую часть Цфата в целях ее уничтожения. Штаб "Ифтах"
решил ускорить проведение операции и предпринять лобовую атаку на Цфат. На
первом этапе взвод Палмаха под командованием Элада Пеледа через оливковые
плантации Бирии и Эйн-Зейтим проник в еврейский квартал Цфата. Еврейское
население воспрянуло духом, когда бойцы Палмаха появились в квартале. Затем
была предпринята характерная ночная операция: в ночь на 1 мая 1948 года 3-й
батальон Палмаха вышел со своей базы на горе Кнаан и занял деревни
Эйн-Зейтим и Бирию. Так образовался свободный доступ от горы Кнаан к
еврейской части Цфата. 2 мая большая часть 3-го батальона под командованием
Моше Кельмана была переброшена в еврейский квартал Цфата и началась
подготовка к освобождению всего города. Однако, после того как пали Бирия и
Эйн-Зентам враг стал особенно чуток к нашим передвижениям. Он мобилизовал и
перебросил в город дополнительные силы. Нам стало известно, что силы
противника намерены открыть артиллерийский огонь по еврейскому кварталу.
*** отсутствует по крайней мере 2 страницы в книге ***
- - - селенцы были не в состоянии противостоять превосходящему их по
численности и вооружению противнику и эвакуировали свои командные позиции на
высотах, а по рации требовали немедленно оказать им помощь. Я был убежден,
что штаб операции спешит перебросить силы в Рамот-Нафтали. Однако командир
"Ифтах" решил любой ценой воздержаться от этого, чтобы "не плясать под
дудку" противника и не свести на нет инициативу, находившуюся в наших руках.
Даже если бы и были брошены имевшиеся в нашем распоряжении силы на помощь
Рамот-Нафтали, едва ли они сумели бы прорваться при свете дня в осажденное
поселение. Бойцам в Рамот-Нафтали было приказано держаться до наступления
темноты, их заверили в том, что затем будут предприняты все усилия, чтобы
нанести удар по противнику с воздуха. Я снова поехал на аэродром, чтобы
подготовить авиаоперацию. Мы сняли дверку самолета, расположенную у моего
сидения, и после того, как я привязал себя к нему ремнями, мне передали три
бомбы-самоделки, каждая весом в 20 килограммов. Одну бомбу положили у моих
ног, вторую - мне на колени, а третью я держал в руках. Длина шнура
зажигания составляла 20 сантиметров. Наши летчики Моше Фельдман (Пелед),
Иешаяху Бодиловски ("Буди") из Явнеэля, Пуси из Кфар-Гилади и Перец Гросер
из Ашдод-Яакова вычислили скорость падения бомбы, и мы пришли к выводу, что
если ее сбросить с высоты 600 метров, она немедленно взорвется при ударе о
землю.
Мы летели на высоте 600 метров к месту боя. При команде летчика
"приготовиться", я должен был поджечь шнур зажигания, чиркнув его концом,
покрытым серой, по спичечной коробке. На мой ответ "готов", летчик пошел на
снижение, чтобы у меня в поле зрения оказался весь участок боя. В нужную
минуту я выпустил из рук бомбу. Снова мы стали кружить над целью,
рассматривая участок поражения. Секунды казались нам часами. Выяснилось, что
попадание в цель было достигнуто. Сбросив третью бомбу, мы возвратились на
базу и снова загрузили самолет бомбами.
Вид Рамот-Нафтали сверху свидетельствовал о крайне тяжелом состоянии
поселения. Я вернулся на командный пункт, чтобы проконсультироваться. В этот
момент пришло срочное донесение из Рамот-Нафтали, содержание которого
потрясло нас. Защитники Рамот-Нафтали сообщали, что они утратили какую-либо
надежду и что они начинают отступать в долину Хулы. Донесение выглядело как
отчаянный призыв ожидающих своего конца о помощи. Игал дал краткий и
категорический ответ: "держаться любой ценой". Он угрожал расстрелом
каждому, кто отступит и придет к нам. Никто не верил, что Игал сможет
выполнить угрозу, но телеграмма такого содержания была отправлена, и этого
было достаточно, чтобы удивить нас. Каждый всем своим существом чувствовал
роковое значение этой минуты.
Днем пришло последнее донесение: "Пулемет и ружья полностью вышли из
строя; боеприпасы почти иссякли; ливанские танки пересекли внешнюю ограду
поселения". Было ясно, что битва проиграна.
Я опять отправился на аэродром, чтобы снова совершить наш рейд, хотя и
понял, что наступление таким образом приостановить нельзя. Но вдруг - и это
остается загадкой по сей день - танки, находившиеся уже за внутренней
оградой поселения, повернули обратно, к ливанской границе. Рамот-Нафтали был
спасен.
С наступлением темноты в Рамот-Нафтали было направлено подкрепление,
мобилизованное в поселениях долины Хулы, однако атака больше не повторилась,
ливанцы ограничились артиллерийским обстрелом.
Ввиду военной активизации в Верхней Галилее и концентрации ливанских и
сирийских сил на границе, наши подразделения заняли командные высоты вдоль
дороги от долины Гинносара по направлению к Рош-Пинне, чтобы обеспечить
безопасность передвижения 1-го батальона. С борта самолета я сообщил Дану
Ланеру, командиру 1-го батальона, дислоцированного у озера Киннерет: "Дорогу
контролируют наши силы, можно двигаться ночью при зажженных фарах". Мы
хотели, чтобы враг думал, что мы направляем в Галилею крупные силы. Цель
была достигнута, хотя мы-то знали, что солдаты 1-го батальона утомлены до
предела из-за непрерывных боев, которые они вели в Балад аш-Шейхе в Западной
Галилее, в Тират-Цви, Мишмар ха-Эмек, на Гилбоа и в других местах.
Транспорт, находившийся в распоряжении батальона, не мог справиться с
задачей перевозки в Галилею всего батальона и его военного оборудования и
оружия. Машины, из которых состояла колонна - всего сто машин - были
мобилизованы на шоссе Тель-Авив - Хайфа против воли их владельцев. С
наступлением темноты мы вышли полюбоваться внушительным зрелищем: еврейская
транспортная колонна слепящим огнем осветила Галилею, что несомненно
вызывало опасения наблюдавшего за нами врага и, конечно, укрепляло веру в
нас самих. Не исключено, что именно эта колонна 1-го батальона Палмаха и
другие, подобные ей, двигавшиеся ночью при зажженных и возвращавшиеся при
потушенных фарах, а также воинственный дух, царивший в ходе операции
"Ифтах", заставили врага воздержаться от наступления на Тверию и навели его
на мысль обойти "укрепленный" район и пойти в атаку в долине Иордана.
В ходе операции "Матате" ("Метла"), целью которой было обеспечить
контроль над транспортными артериями, ведшими из Галилеи в Тверию, были
очищены все восточные склоны Верхней Галилеи вплоть до Иордана. Снова стал
возможным проезд в Галилею и беспрепятственные поставки снабжения в этот
район.
Операция "Матате" достигла и другие цели: была прервана связь между
арабской частью Цфата и Сирией и в значительной степени был подорван боевой
дух цфатских арабов. В ходе этой операции, начавшейся на рассвете 3 мая,
столкнулись с сопротивлением племени Араб ал-зангария и других племен,
рассеянных к востоку от шоссе Тверия - Рош-Пинна и занимавшихся главным
образом грабежом и контрабандой. После перестрелки племена отступили,
пересекли Иордан и ушли в Сирию. Теперь стало проще следить за
проникновением вооруженных арабов и предотвращать переброску подкрепления из
Сирии в Цфат. Операция "Матате" была своевременно и успешно проведена 1-м
батальоном, только что прибывшим в Галилею.
3-й батальон, занявший ранее еврейский квартал Цфата, приступил к
освобождению города. В ночь на 6 мая батальон предпринял лобовую атаку на
цитадель, возвышавшуюся в центре города. Атака велась под прикрытием огня
минометов "давидка", однако она была подавлена в самом узком секторе боя
превосходящими силами противника. Наши силы потерпели неудачу, но тем не
менее арабы Цфата были напуганы: они не ожидали, что горстка евреев
отважится пойти против них. Правда, арабам Цфата тотчас было переброшено
подкрепление.
Наша неудача тяжело отразилась на настроении евреев этого города. Штаб
операции дал приказ командиру 3-го батальона немедленно снова пойти в
наступление на арабский квартал. Между тем на рассмотрение командования
операции "Ифтах" было представлено предложение эвакуировать из Цфата и его
предместий детей и взрослое небоеспособное население. Игал отклонил это