Страница:
От того, что я включил свет, Серёжка не проснулся. Но стоило мне положить ему руку на плечо, как он вцепился в неё, словно ища защиты от чего-то неописуемо ужасного. Но он тут же проснулся и, увидев меня, глубоко и облегченно вздохнул, но руку отпустил не сразу.
– Ну что ты, Серёж. Что-то страшное приснилось?
– Ага, - кивнул он в ответ.
– Расскажи, - попросил я, устраиваясь рядом с ним.
– А ты смеяться не будешь?
– Разве я когда-то над тобою смеялся?
– Да уж было дело, и не один раз.
– Тогда я смеялся в воспитательных целях, а сейчас не буду, слово даю.
Серёжка немного поворочался, а потом сел, привалившись спиной к стене:
– Мне приснилось, что будто бы мы летим на "Игле". И капитан говорит нам, что завтра мы будем на Земле. Что, мол, сегодня уснешь, а когда проснешься, то будешь уже на Земле, и всё будет хорошо. Я засыпаю и долго-долго сплю, очень долго, а когда просыпаюсь, то никого вокруг нет, ни единого человека. Я слышу, что где-то далеко звучат голоса, бегу туда, но никого не нахожу. Потом и голоса пропадают. Я иду по кораблю и слышу только свои шаги и эхо от них. И вдруг я замечаю, что вокруг уже и не корабль, а наш посёлок. Всё как всегда, но ни одного человека вокруг. Я кричу, зову хоть кого-нибудь, но всё без результата. И я понимаю, что все улетели, а меня почему-то забыли и оставили. Такой ужас подкатывает, что даже и кричать я уже не могу. Я иду, куда ноги несут, оказываюсь в вашей квартире и снова засыпаю. А просыпаюсь от того, что меня будит какой-то старый и очень нервный человек в капитанской форме. Он говорит мне, что будто бы он - это ты и что я проспал сто лет. Что он собирается умирать, а я должен буду занять его место и так же, как и он, стариться сто лет. Я вскакиваю и бегу от него. Бегу, а он смеется мне вслед и кричит, что, мол, от своей судьбы ещё никто и никогда не смог убежать, сколько бы ни старался… Такой вот сон.
– Странный сон, даже очень странный, хотя и интересный, - сказал я, хотя для себя посчитал всё это обыкновенной ерундой.
– Не интересный, а страшный… Вик, сейчас уже вечер?
– Ага, ты поспал от души. Сейчас уже начался наш последний вечер на Дивере. Завтра утром все мы отбываем с Дивера на посудине капитана Рикста.
– Как, уже завтра? - искренне удивился Серёжка.
– Ага. Капитан не намерен здесь задерживаться, у него свои дела и свои приказы.
– Но тогда же нужно собираться.
– Твоя мама и так уже наверно всё, что нужно, собрала. А моя уже давненько ушла ей помогать. Так что оставайся, они там и без тебя справятся.
– Откуда им знать, что я собираюсь взять с собой. Ты-то у себя уже всё собрал?
– Всё, что нужно, собрал.
– Тогда идём к нам.
– Не могу, я же обещал не выходить из квартиры.
– Ой, - спохватился Серёжка, - я ведь тоже обещал. И что мне сейчас делать?
– Подтверждаю, что тебе разрешили выйти отсюда, а обо мне папа просто-напросто забыл.
– Вик, извини, но я пойду.
– Иди.
– А что ты тут один делать собираешься?
– Ничего не собираюсь… Спать завалюсь, ты-то уже выспался, а я ещё нет.
– Никому бы таких снов не пожелал.
– Да брось ты, Серёг, если хочешь - оставайся, не хочешь - иди и собирай свои вещи.
– Вик, ты что, обиделся что ли?
– Я спать хочу.
– Я только соберусь и снова приду.
– Если тебя отпустят.
Серёжку всё же не отпустили. Я его недолго подождал, а потом, как и собирался, лёг спать. Сам не знаю почему, но я ожидал увидеть во сне живой и зелёный мир, Дивер, мою Родину. Но никаких снов ко мне сегодня не пришло, одна только мрачная бесплотная темнота, словно бы это и не сон, а забытьё. А посреди ночи меня разбудил папа. Он держал в руках тусклый фонарь из служебного комплекта:
– Витя, поднимайся и собирайся, через двадцать минут мы отправляемся на погрузку.
Я пожалел, что мой фонарь остался в зале одиночества, но не бежать же за ним, когда и так времени нет. На ощупь я нашёл и натянул на себя рубашку и брюки. Потом наскоро умылся - вода ещё бежала из крана, хоть и тонкой струйкой. Но света уже не было по всему посёлку, потому что энергостанция была остановлена и законсервирована. Я слышал, как папа объяснял всё это маме, которая, суетясь, готовила на кухне завтрак для нас.
– Вик, иди завтракать, - позвала она.
– Сейчас, - ответил я.
– Не сейчас, а иди, времени и так в обрез, - добавил папа.
Завтрак не отнял у нас много времени. Я быстро сжевал пару бутербродов, запивая их холодным компотом, и сказал, что больше кушать не хочу. Мама не стала как обычно настаивать, чтобы я позавтракал поплотнее, а только тяжело и с каким-то надрывом вздохнула. А папа сказал:
– Надевай на себя свой скафандр, мы пойдём наверх.
– Сейчас там не жарко, - ответил я, но скафандр всё же надел, его в любом случае следовало вернуть на корабль.
Тут же к нам, с фонариком в руке, влетел Серёжка:
– За скафандром? - спросил я.
– Ага, - последовал ответ.
– На, одевайся.
Серёжка попытался побыстрее натянуть его на себя, но запутался ногами в штанинах и, не поддержи я его, то растянулся бы на полу.
– Не спеши, Серёга, никто без нас не улетит.
Он гневно стрельнул в меня глазами, молча и аккуратно надел на себя скафандр и сразу же убежал к себе. Я даже не попытался задержать его и извиниться, хотя и почувствовал себя перед ним виноватым. Всё-таки посмеялся над ним, хоть и обещал не смеяться. Ну, да ничего, успею ещё извиниться. До Земли нам ещё целых три месяца лететь, десять раз успеем и поссориться, и помириться.
– Ну, всё, пора, - сказал папа и направился к выходу.
Я взял в руки пару сумок и пошел за ним. Но он заметил это и остановил меня:
– Вик, всё это нужно оставить, мы уходим налегке. Там есть всё необходимое для нас.
– Но почему? - вырвалось у меня.
– Все вопросы по дороге, идём быстрее.
Но задать ему вопросы я не успел. Он встретил Председателя, и они начали о чем-то вполголоса говорить. Я увидел идущего немного впереди Серёжку и, конечно же, догнал его.
– Серёж, ты меня извини.
– Ты о чем, Вик?
– Получается, что я над тобой посмеялся.
– Ты же не специально. И я на тебя ничуть даже не обиделся.
– Спасибо, - сказал я, и на душе у меня всё-таки отлегло, - Серёж, ты не знаешь, почему мы уходим налегке?
– Откуда? Никто ничего не хочет объяснять. Я с собой только это и взял, - он протянул мне узкий футляр из прозрачного пластика, в котором лежала тонкая каменная пластинка.
– Что это?
– Не узнал что ли, это же диверит, камень, найдённый только здесь, на Дивере.
– На память?
– Можно и так сказать. Но вообще-то я эту плитку разломлю, половинку оставлю здесь, а вторую возьму с собой.
– Как талисман?
– Нет, как надежду на то, что хоть кто-то из нас потом вернется сюда и сложит половинки в целое. Правильно?
– Если ты так считаешь, то наверно правильно.
– Только тогда надо, чтобы из посёлка мы вышли последними. Чтобы никто нам не помешал.
– Притормаживаем.
Мы начали пропускать вперед тех, кто шёл позади нас, и на площадку перед лестницей вышли последними. Здесь стоял сам капитан Рикст:
– Поторапливайтесь, ребята, скоро старт, - улыбнулся он нам.
– Мы быстро, дядя Артур, - сказал Серёжка.
Он разломил плитку, одну половинку положил рядом с лестницей в небольшую нишу, так, чтобы никто не мог на неё случайно наступить, вторую же, вместе с футляром, сунул под скафандр и заспешил вверх по лестнице. Я же пошёл рядом с капитаном, решив, что уж у него-то я обязательно узнаю всё, что хочу.
– Скажите, почему нам приказано идти налегке?
– Иначе "Игла" оказалась бы просто-напросто перегруженной для первого внепространственного маршевого режима, а идти на втором - потерять лишние два месяца. У нас и так каждый килограмм на учёте. Мы даже часть своих запасов оставляем здесь… Но ничего, на Земле у вас будет всё необходимое, даже то, чего здесь никогда не было, Земля - богатая планета.
– Но ведь до Земли нам ещё три месяца лететь.
– Вы их просто не заметите, - снова улыбнулся капитан, - эти месяцы окажутся для вас всего лишь одной долгой ночью. Уснете, а проснетесь уже на Земле.
– Не понимаю, - сказал я, искренне удивившись.
– Видишь ли, Виктор, "Игла" - это не пассажирский корабль и даже не транспортный, это малый крейсер. Ресурс системы жизнеобеспечения у нас ограничен, да и со свободными помещениями не густо. Поэтому вам придётся полежать в анабиозе. Сейчас это нисколько не опасно, как будто простой сон. Так что не бойся.
– Я и не боюсь, - сказал я, хотя если говорить честно, мне сделалось совсем уж не по себе. Странным образом это сильно напоминало Серёжкин сон. Нужно догнать его и обо всём рассказать. Я обогнал капитана и поспешил наверх, но Серёжку уже не догнал. У выхода стояли дисколёты с "Иглы", а один только что взлетел. Серёжки наверху не было.
– Он уже улетел, - сказал мне папа, - а увидитесь вы теперь только на Земле.
– Значит, ты всё знал и ничего нам не сказал, - выпалил я.
– Ну, что ты, Вик, я и сам узнал об этом только сейчас, от Карла. (Карлом звали нашего Председателя.)
– Но мне нужно обязательно кое-что сказать Серёжке.
– На Земле у вас будет уйма времени.
– Как ты не понимаешь, это нужно сказать ещё до отлёта.
– Может быть, вы ещё увидитесь, на "Игле".
Только на это я и надеялся. Мне казалось, что если я ничего не успею сказать Серёжке, то это будет чем-то вроде предательства. Как мы добирались до "Иглы", я плохо запомнил, потому что не о том думал. Не запомнил даже того, поднимались ли мы в корабль на лифте, или же сразу прибыли в ангар. Серёжку я всё же увидел, но ничего уже не мог ему сказать. Он, неестественно бледный, лежал под прозрачной крышкой анабиозного контейнера и словно бы спал. Я плохо себе представляю, что же тогда со мной случилось, потому что практически ничего не запомнил. Возможно, я заплакал, что вовсе не подобает парню, которому уже четырнадцать, но может быть, и нет, я просто не помню этого. А в себя я пришел, лежа поверх одеяла на кровати в маленькой корабельной каюте. Рядом со мной сидел капитан, который наверно и привел меня в чувство. Я постарался полностью успокоить себя и, как ни странно, это у меня получилось сразу же.
– Извините меня, пожалуйста, за такое поведение, - смущённо сказал я и добавил, - мне наверно пора в анабиоз?
– Ничего особенного не случится, если ты ещё какое-то время пободрствуешь. А если захочешь, то и весь полёт, все три месяца.
Я ничего не ответил ему на это. Он ещё минуту посидел рядом, глядя куда-то в сторону, потом поднялся, укрыл меня одеялом и пристегнул поверху широкими эластичными ремнями:
– Поспи немного, успокойся. Через пятнадцать минут мы стартуем, но, скорее всего, ты ничего не почувствуешь.
Я только кивнул в ответ на это и закрыл глаза. Почти сразу же я уснул и на самом деле не почувствовал ни того момента, когда "Игла" оторвалась от Дивера, ни того, когда звездолёт выскользнул из нормального пространства в Пустоту, пространство не вполне реальное, и понёсся к далекой Земле, во много раз обгоняя свет. Проснулся же от того, что в каюте снова появился капитан и включил полное освещение. Он был в хорошем настроении, что виделось во всём его облике. Посмотрев на него, я тоже улыбнулся и потянулся изо всех сил.
– Ну, как, звездолётчик, выспался? - спросил он.
– Ага, - ответил я, уже отстегивая ремни.
– Наверно ты не против того, чтобы поесть?
– Голоден, как стая крокодилов.
– Тогда умывайся, и идём.
Умыться можно было тут же, не покидая каюты. И когда я это сделал, капитан проводил меня в столовую. Столовая на корабле оказалась небольшой, всего на десять-пятнадцать человек, не больше, довольно уютной, с одним общим столом, за который капитан и усадил меня. Он придвинул ко мне накрытый салфеткой поднос:
– Когда пообедаешь, найдёшь меня в кают-компании. Это одним ярусом ниже, вторая дверь направо. Хорошо?
Я кивнул, и капитан удалился, оставив меня в одиночестве. На аппетит я не жаловался и быстро справился с предложенным мне обедом. Но в полном одиночестве я всё же не был, потому что, когда я пообедал, в стене открылось окно, и доносящийся из стены ровный голос произнес:
– Поставь поднос сюда.
– Спасибо, - коротко сказал я кибермозгу звездолёта, убрал поднос куда требуется, и вышел из столовой.
Это был мой первый космический полёт, но он был не таким, каким мне представлялся раньше. Мне казалось, что полёт обязательно должен хоть как-то ощущаться. Может быть должен был слышаться едва заметный гул или ощущаться слабая вибрация. Может быть, ещё жужжание скрытых за стенами механизмов или какие-нибудь едва слышные попискивания. Но ничего этого на звездолёте просто-напросто не было. Я прошёл по коридору, всё внимательно разглядывая. Немного закругленные в углах стены коридора были светло-серого, приятного на взгляд цвета. Освещен коридор был длинными неяркими светильниками, которые сплошной линией тянулись по потолку. По сторонам коридора были закрытые двери, поблескивающие тёмным металлом. На стенах кое-где виднелись устройства внутренней связи. Изредка попадались таблички с лаконичными разъясняющими надписями. Скоро я наткнулся на подробный план жилой зоны корабля, посмотрел на него и постарался запомнить. По этой схеме, я нашёл идущую вниз узкую лестницу. Спустившись на один уровень, я повернул направо. Вторая дверь была приоткрыта. За ней было выполненное в светло-зелёных тонах помещение. Небольшие низенькие столики, удобные кресла, почти домашний уют. Кают-компания создавалась для отдыха, и отдыхать здесь наверняка было приятно. Капитан расслабленно сидел в одном из кресел и отдыхал. Но, как только я вошел, он кивнул на кресло напротив и предложил:
– Устраивайся, как тебе удобнее.
Я решил воспринять это предложение буквально. Избавившись от кед, я забрался на кресло с ногами. Капитан почти незаметно для меня поморщился, но никакого замечания не сделал, а сказал совершенно другое:
– Вижу, что тебе многое непонятно, так что для внесения ясности, можешь спрашивать, я постараюсь, насколько это в моих силах, ответить на любой твой вопрос.
Один вопрос, необъяснимо возникнув, уже достаточно созрел у меня в голове, чтобы его задать:
– Мне почему-то кажется, что вы не настоящие звездолётчики.
– Почему ты так думаешь? - улыбнулся капитан.
– Вообще-то я и сам не знаю почему.
– В каком-то смысле это так. Потому что, во-первых: "Игла" ещё окончательно не принята как корабль, и пока ещё не входит ни в какой космофлот; во-вторых, экипаж "Иглы" составлен исключительно из сотрудников одной из секретных лабораторий Центра Изучения Внепространственных Переходов, кстати, я являюсь руководителем этой лаборатории. Но всё же мы - звездолётчики, в прошлом и настоящем. Такого ответа тебе достаточно?
– Вполне, - кивнул я.
– Тогда выкладывай следующий вопрос.
– Почему вы не положили меня в анабиоз сразу же после старта?
– Честно?
– А как же иначе.
– Одна из анабиозных капсул оказалась неисправной и неподдающейся ремонту в наших условиях.
– А почему вы тогда сказали, что я и сейчас могу лечь в анабиоз?
– Потому что на "Игле" есть ещё одна анабиозная установка, стационарная, на десять капсул, для экипажа.
– Тогда мне лучше отправиться в анабиоз прямо сейчас. А то получается, что все спят, а я - нет.
– Я подумал, что тебе было бы интересно провести полёт не в анабиозе. Будь я на твоем месте, я бы ни за что не отказался от такой возможности. Неужели тебе неинтересно?
– Интересно, - честно признался я.
– Ну, так зачем же тогда вообще разговоры об анабиозе. Живи так. Одного лишнего человека наш корабль вполне может обеспечить всем необходимым, без каких бы то ни было условий и ограничений.
– Просто мне кажется, что так я поступаю нечестно, хотя бы по отношению к Серёжке… Может быть, ваш корабль сможет обеспечить и двух лишних, ведь мы же ещё не взрослые?
– Обеспечить-то смог бы и десяток лишних, но не всё так просто решается. Разбудить твоего братишку мы просто-напросто не имеем возможности, ни малейшей.
– Почему? - спросил я, слегка испугавшись.
– Не бойся, - сказал капитан, заметив мой испуг, - ничего с ним не случилось, он в полном порядке. Но все люди с Дивера сейчас находятся в одноразовых анабиозных полукапсулах. И для того, чтобы их разбудить, нужна аппаратура, которой у нас на борту нет, и никогда не было. Так что спать они будут до Земли.
Про одноразовые полукапсулы я был наслышан, именно в таких отправлялись переселенцы с Земли на другие заселяемые планеты. Полукапсула могла самостоятельно ввести человека в анабиоз, но для того, чтобы его разбудить, полукапсула помещалась в специальную установку, сложную и довольно громоздкую. Но из всех анабиозных установок, полукапсулы были самыми простыми и самыми надежными, не было ещё ни одного случая, чтобы с человеком в полукапсуле что-то случилось. Но Капитан был прав, на борту корабля никого из находящихся в полукапсулах людей, не разбудить. Хотелось ли мне посмотреть на перелёт, принять предложение капитана? Хотелось, и даже очень, но что я потом скажу Серёжке?
– А можно мне лечь в анабиоз не сейчас, а через неделю? - Как мне показалось, я нашел компромиссное решение.
– Пожалуйста, когда захочешь.
И я на неделю остался на корабле. Она пролетела для меня быстро, даже чересчур быстро, потому что каждый день, и каждый час был для меня насыщен и интересен. Я узнал столько нового, и то, что раньше было для меня непонятным, становилось понятным. Узнал, что представляет собой дальний экспериментальный крейсер "Игла", корабль совершенно нового типа и класса, и чем он отличается от всех кораблей, построенных до него. Я познакомился со всеми звездолётчиками из экипажа, все они, без исключений, оказались хорошими и весёлыми людьми. Я, даже можно так сказать, подружился со многими из них. Я облазил весь звездолёт, конечно, кроме тех помещений, куда не было доступа любому неспециалисту. Мне показывали, как работают многие из систем корабля, и как ими управляют. А звёздпилоты, с разрешения капитана, даже разрешили мне немного поуправлять звездолётом. И они после этого признавали, что для первого раза у меня получилось просто на отлично. А капитан, узнав о моих успехах, сказал, что если на Земле я не пойду учиться в Звёздное, он загонит меня силой, даже если я буду отбиваться руками и ногами. После этого я стал лучшим другом звёздпилотов, которые почти что не в шутку называли меня не иначе, как "наш стажёр" и предлагали не учиться, а сразу же идти работать к ним, в лабораторию ЦИВПа.
Но неделя всё же прошла. И вечером седьмого дня я отыскал капитана:
– Неделя закончилась, капитан, мне пора в анабиоз.
– Вик, - сказал он в ответ, в экипаже все теперь называли меня этим моим сокращённым именем, - тебе что, не понравилось здесь? Скучно? Неинтересно? Или ещё что?
– Наоборот, дядя Артур, мне совсем не скучно и даже очень интересно. И поэтому я и должен уснуть. Я самому себе обещал.
– Ну, что же, пусть будет так, - сказал он, поняв, что решение я принял уже окончательное, - идём.
Кабинка внутрикорабельного лифта опустила нас на пять ярусов вниз, к медотсеку. В медотсеке была дверь, за которой я ещё ни разу не был. Капитан открыл её и жестом пригласил меня войти. Внутри, на небольшом возвышении, стояли в ряд десять стационарных анабиозных капсул: Половинка лежащего цилиндра с толстой прозрачной крышкой и массивным непрозрачным основанием. На основаниях, выходящих в проход, были небольшие панели управления. Капитан щелкнул переключателем на ближайшей капсуле и над панелью засветился небольшой неяркий экран, на котором появилась надпись: "Капсула исправна и готова к использованию".
– Это автоматическая анабиозная капсула, - сказал капитан, - в ней можно отправиться в анабиоз без посторонней помощи. Обращаться с ней очень просто. Вот с этой панели задаются условия пробуждения, в частности время. По этим условиям автоматика разбудит находящегося в капсуле человека, но пробуждение можно включить и вручную. Вот здесь, - капитан открыл узкую дверцу на стене, - оставляют одежду, хотя конечно можно ложиться и в ней, но это не рекомендуется правилами. Видишь, в капсуле справа совсем маленькая панель управления. Достаточно лечь в капсулу и нажать голубую кнопку, дальше автоматика самостоятельно выполнит все необходимые действия. Ну вот, вроде бы и всё, когда захочешь, сможешь отправиться в анабиоз самостоятельно.
– А зачем тогда, кроме голубой, ещё две кнопки? - спросил я, разглядывая панель в капсуле.
– Жёлтая кнопка - анабиоз без условий, то есть до тех пор, пока кто-то не разбудит. Ну а красная - отмена нажатия двух других, то есть, если успеешь, то можешь передумать и не уходить в анабиоз. Ещё есть вопросы?
Я отрицательно мотнул головой, больше вопросов у меня не оставалось.
– Ну, тогда оставляю тебя одного.
Сказав это, капитан вышел, оставив меня один на один с анабиозными капсулами. Сначала я внимательно прочитал выгравированные на основании капсулы инструкции по её использованию, хоть ненамного оттягивая анабиоз, потом всё же решился. Условием своего пробуждения я поставил время - за двое суток до прибытия "Иглы" на Землю. Потом, не торопясь, повесил одежду в шкафчик. Ещё раз осмотрелся, помещение анабиозного отсека было выполнено в тёмных тонах, освещение было неяркое, создававшее иллюзию позднего вечера. Оставшись в одних только трусах и тяжело вздохнув, я лег в капсулу. Ещё несколько минут промедлил, окончательно решаясь, и только после этого нажал на голубую кнопку. С лёгким клацаньем защёлкнулась крышка, а я начал впадать в ледяное оцепенение, словно бы погружался в ледяную воду. Я испугался этого, холодного, страшного, как могила, сна, но ничего сделать уже не успел, уснув сном, в котором не бывает снов.
Глава вторая: Пленники Пустоты
– Ну что ты, Серёж. Что-то страшное приснилось?
– Ага, - кивнул он в ответ.
– Расскажи, - попросил я, устраиваясь рядом с ним.
– А ты смеяться не будешь?
– Разве я когда-то над тобою смеялся?
– Да уж было дело, и не один раз.
– Тогда я смеялся в воспитательных целях, а сейчас не буду, слово даю.
Серёжка немного поворочался, а потом сел, привалившись спиной к стене:
– Мне приснилось, что будто бы мы летим на "Игле". И капитан говорит нам, что завтра мы будем на Земле. Что, мол, сегодня уснешь, а когда проснешься, то будешь уже на Земле, и всё будет хорошо. Я засыпаю и долго-долго сплю, очень долго, а когда просыпаюсь, то никого вокруг нет, ни единого человека. Я слышу, что где-то далеко звучат голоса, бегу туда, но никого не нахожу. Потом и голоса пропадают. Я иду по кораблю и слышу только свои шаги и эхо от них. И вдруг я замечаю, что вокруг уже и не корабль, а наш посёлок. Всё как всегда, но ни одного человека вокруг. Я кричу, зову хоть кого-нибудь, но всё без результата. И я понимаю, что все улетели, а меня почему-то забыли и оставили. Такой ужас подкатывает, что даже и кричать я уже не могу. Я иду, куда ноги несут, оказываюсь в вашей квартире и снова засыпаю. А просыпаюсь от того, что меня будит какой-то старый и очень нервный человек в капитанской форме. Он говорит мне, что будто бы он - это ты и что я проспал сто лет. Что он собирается умирать, а я должен буду занять его место и так же, как и он, стариться сто лет. Я вскакиваю и бегу от него. Бегу, а он смеется мне вслед и кричит, что, мол, от своей судьбы ещё никто и никогда не смог убежать, сколько бы ни старался… Такой вот сон.
– Странный сон, даже очень странный, хотя и интересный, - сказал я, хотя для себя посчитал всё это обыкновенной ерундой.
– Не интересный, а страшный… Вик, сейчас уже вечер?
– Ага, ты поспал от души. Сейчас уже начался наш последний вечер на Дивере. Завтра утром все мы отбываем с Дивера на посудине капитана Рикста.
– Как, уже завтра? - искренне удивился Серёжка.
– Ага. Капитан не намерен здесь задерживаться, у него свои дела и свои приказы.
– Но тогда же нужно собираться.
– Твоя мама и так уже наверно всё, что нужно, собрала. А моя уже давненько ушла ей помогать. Так что оставайся, они там и без тебя справятся.
– Откуда им знать, что я собираюсь взять с собой. Ты-то у себя уже всё собрал?
– Всё, что нужно, собрал.
– Тогда идём к нам.
– Не могу, я же обещал не выходить из квартиры.
– Ой, - спохватился Серёжка, - я ведь тоже обещал. И что мне сейчас делать?
– Подтверждаю, что тебе разрешили выйти отсюда, а обо мне папа просто-напросто забыл.
– Вик, извини, но я пойду.
– Иди.
– А что ты тут один делать собираешься?
– Ничего не собираюсь… Спать завалюсь, ты-то уже выспался, а я ещё нет.
– Никому бы таких снов не пожелал.
– Да брось ты, Серёг, если хочешь - оставайся, не хочешь - иди и собирай свои вещи.
– Вик, ты что, обиделся что ли?
– Я спать хочу.
– Я только соберусь и снова приду.
– Если тебя отпустят.
Серёжку всё же не отпустили. Я его недолго подождал, а потом, как и собирался, лёг спать. Сам не знаю почему, но я ожидал увидеть во сне живой и зелёный мир, Дивер, мою Родину. Но никаких снов ко мне сегодня не пришло, одна только мрачная бесплотная темнота, словно бы это и не сон, а забытьё. А посреди ночи меня разбудил папа. Он держал в руках тусклый фонарь из служебного комплекта:
– Витя, поднимайся и собирайся, через двадцать минут мы отправляемся на погрузку.
Я пожалел, что мой фонарь остался в зале одиночества, но не бежать же за ним, когда и так времени нет. На ощупь я нашёл и натянул на себя рубашку и брюки. Потом наскоро умылся - вода ещё бежала из крана, хоть и тонкой струйкой. Но света уже не было по всему посёлку, потому что энергостанция была остановлена и законсервирована. Я слышал, как папа объяснял всё это маме, которая, суетясь, готовила на кухне завтрак для нас.
– Вик, иди завтракать, - позвала она.
– Сейчас, - ответил я.
– Не сейчас, а иди, времени и так в обрез, - добавил папа.
Завтрак не отнял у нас много времени. Я быстро сжевал пару бутербродов, запивая их холодным компотом, и сказал, что больше кушать не хочу. Мама не стала как обычно настаивать, чтобы я позавтракал поплотнее, а только тяжело и с каким-то надрывом вздохнула. А папа сказал:
– Надевай на себя свой скафандр, мы пойдём наверх.
– Сейчас там не жарко, - ответил я, но скафандр всё же надел, его в любом случае следовало вернуть на корабль.
Тут же к нам, с фонариком в руке, влетел Серёжка:
– За скафандром? - спросил я.
– Ага, - последовал ответ.
– На, одевайся.
Серёжка попытался побыстрее натянуть его на себя, но запутался ногами в штанинах и, не поддержи я его, то растянулся бы на полу.
– Не спеши, Серёга, никто без нас не улетит.
Он гневно стрельнул в меня глазами, молча и аккуратно надел на себя скафандр и сразу же убежал к себе. Я даже не попытался задержать его и извиниться, хотя и почувствовал себя перед ним виноватым. Всё-таки посмеялся над ним, хоть и обещал не смеяться. Ну, да ничего, успею ещё извиниться. До Земли нам ещё целых три месяца лететь, десять раз успеем и поссориться, и помириться.
– Ну, всё, пора, - сказал папа и направился к выходу.
Я взял в руки пару сумок и пошел за ним. Но он заметил это и остановил меня:
– Вик, всё это нужно оставить, мы уходим налегке. Там есть всё необходимое для нас.
– Но почему? - вырвалось у меня.
– Все вопросы по дороге, идём быстрее.
Но задать ему вопросы я не успел. Он встретил Председателя, и они начали о чем-то вполголоса говорить. Я увидел идущего немного впереди Серёжку и, конечно же, догнал его.
– Серёж, ты меня извини.
– Ты о чем, Вик?
– Получается, что я над тобой посмеялся.
– Ты же не специально. И я на тебя ничуть даже не обиделся.
– Спасибо, - сказал я, и на душе у меня всё-таки отлегло, - Серёж, ты не знаешь, почему мы уходим налегке?
– Откуда? Никто ничего не хочет объяснять. Я с собой только это и взял, - он протянул мне узкий футляр из прозрачного пластика, в котором лежала тонкая каменная пластинка.
– Что это?
– Не узнал что ли, это же диверит, камень, найдённый только здесь, на Дивере.
– На память?
– Можно и так сказать. Но вообще-то я эту плитку разломлю, половинку оставлю здесь, а вторую возьму с собой.
– Как талисман?
– Нет, как надежду на то, что хоть кто-то из нас потом вернется сюда и сложит половинки в целое. Правильно?
– Если ты так считаешь, то наверно правильно.
– Только тогда надо, чтобы из посёлка мы вышли последними. Чтобы никто нам не помешал.
– Притормаживаем.
Мы начали пропускать вперед тех, кто шёл позади нас, и на площадку перед лестницей вышли последними. Здесь стоял сам капитан Рикст:
– Поторапливайтесь, ребята, скоро старт, - улыбнулся он нам.
– Мы быстро, дядя Артур, - сказал Серёжка.
Он разломил плитку, одну половинку положил рядом с лестницей в небольшую нишу, так, чтобы никто не мог на неё случайно наступить, вторую же, вместе с футляром, сунул под скафандр и заспешил вверх по лестнице. Я же пошёл рядом с капитаном, решив, что уж у него-то я обязательно узнаю всё, что хочу.
– Скажите, почему нам приказано идти налегке?
– Иначе "Игла" оказалась бы просто-напросто перегруженной для первого внепространственного маршевого режима, а идти на втором - потерять лишние два месяца. У нас и так каждый килограмм на учёте. Мы даже часть своих запасов оставляем здесь… Но ничего, на Земле у вас будет всё необходимое, даже то, чего здесь никогда не было, Земля - богатая планета.
– Но ведь до Земли нам ещё три месяца лететь.
– Вы их просто не заметите, - снова улыбнулся капитан, - эти месяцы окажутся для вас всего лишь одной долгой ночью. Уснете, а проснетесь уже на Земле.
– Не понимаю, - сказал я, искренне удивившись.
– Видишь ли, Виктор, "Игла" - это не пассажирский корабль и даже не транспортный, это малый крейсер. Ресурс системы жизнеобеспечения у нас ограничен, да и со свободными помещениями не густо. Поэтому вам придётся полежать в анабиозе. Сейчас это нисколько не опасно, как будто простой сон. Так что не бойся.
– Я и не боюсь, - сказал я, хотя если говорить честно, мне сделалось совсем уж не по себе. Странным образом это сильно напоминало Серёжкин сон. Нужно догнать его и обо всём рассказать. Я обогнал капитана и поспешил наверх, но Серёжку уже не догнал. У выхода стояли дисколёты с "Иглы", а один только что взлетел. Серёжки наверху не было.
– Он уже улетел, - сказал мне папа, - а увидитесь вы теперь только на Земле.
– Значит, ты всё знал и ничего нам не сказал, - выпалил я.
– Ну, что ты, Вик, я и сам узнал об этом только сейчас, от Карла. (Карлом звали нашего Председателя.)
– Но мне нужно обязательно кое-что сказать Серёжке.
– На Земле у вас будет уйма времени.
– Как ты не понимаешь, это нужно сказать ещё до отлёта.
– Может быть, вы ещё увидитесь, на "Игле".
Только на это я и надеялся. Мне казалось, что если я ничего не успею сказать Серёжке, то это будет чем-то вроде предательства. Как мы добирались до "Иглы", я плохо запомнил, потому что не о том думал. Не запомнил даже того, поднимались ли мы в корабль на лифте, или же сразу прибыли в ангар. Серёжку я всё же увидел, но ничего уже не мог ему сказать. Он, неестественно бледный, лежал под прозрачной крышкой анабиозного контейнера и словно бы спал. Я плохо себе представляю, что же тогда со мной случилось, потому что практически ничего не запомнил. Возможно, я заплакал, что вовсе не подобает парню, которому уже четырнадцать, но может быть, и нет, я просто не помню этого. А в себя я пришел, лежа поверх одеяла на кровати в маленькой корабельной каюте. Рядом со мной сидел капитан, который наверно и привел меня в чувство. Я постарался полностью успокоить себя и, как ни странно, это у меня получилось сразу же.
– Извините меня, пожалуйста, за такое поведение, - смущённо сказал я и добавил, - мне наверно пора в анабиоз?
– Ничего особенного не случится, если ты ещё какое-то время пободрствуешь. А если захочешь, то и весь полёт, все три месяца.
Я ничего не ответил ему на это. Он ещё минуту посидел рядом, глядя куда-то в сторону, потом поднялся, укрыл меня одеялом и пристегнул поверху широкими эластичными ремнями:
– Поспи немного, успокойся. Через пятнадцать минут мы стартуем, но, скорее всего, ты ничего не почувствуешь.
Я только кивнул в ответ на это и закрыл глаза. Почти сразу же я уснул и на самом деле не почувствовал ни того момента, когда "Игла" оторвалась от Дивера, ни того, когда звездолёт выскользнул из нормального пространства в Пустоту, пространство не вполне реальное, и понёсся к далекой Земле, во много раз обгоняя свет. Проснулся же от того, что в каюте снова появился капитан и включил полное освещение. Он был в хорошем настроении, что виделось во всём его облике. Посмотрев на него, я тоже улыбнулся и потянулся изо всех сил.
– Ну, как, звездолётчик, выспался? - спросил он.
– Ага, - ответил я, уже отстегивая ремни.
– Наверно ты не против того, чтобы поесть?
– Голоден, как стая крокодилов.
– Тогда умывайся, и идём.
Умыться можно было тут же, не покидая каюты. И когда я это сделал, капитан проводил меня в столовую. Столовая на корабле оказалась небольшой, всего на десять-пятнадцать человек, не больше, довольно уютной, с одним общим столом, за который капитан и усадил меня. Он придвинул ко мне накрытый салфеткой поднос:
– Когда пообедаешь, найдёшь меня в кают-компании. Это одним ярусом ниже, вторая дверь направо. Хорошо?
Я кивнул, и капитан удалился, оставив меня в одиночестве. На аппетит я не жаловался и быстро справился с предложенным мне обедом. Но в полном одиночестве я всё же не был, потому что, когда я пообедал, в стене открылось окно, и доносящийся из стены ровный голос произнес:
– Поставь поднос сюда.
– Спасибо, - коротко сказал я кибермозгу звездолёта, убрал поднос куда требуется, и вышел из столовой.
Это был мой первый космический полёт, но он был не таким, каким мне представлялся раньше. Мне казалось, что полёт обязательно должен хоть как-то ощущаться. Может быть должен был слышаться едва заметный гул или ощущаться слабая вибрация. Может быть, ещё жужжание скрытых за стенами механизмов или какие-нибудь едва слышные попискивания. Но ничего этого на звездолёте просто-напросто не было. Я прошёл по коридору, всё внимательно разглядывая. Немного закругленные в углах стены коридора были светло-серого, приятного на взгляд цвета. Освещен коридор был длинными неяркими светильниками, которые сплошной линией тянулись по потолку. По сторонам коридора были закрытые двери, поблескивающие тёмным металлом. На стенах кое-где виднелись устройства внутренней связи. Изредка попадались таблички с лаконичными разъясняющими надписями. Скоро я наткнулся на подробный план жилой зоны корабля, посмотрел на него и постарался запомнить. По этой схеме, я нашёл идущую вниз узкую лестницу. Спустившись на один уровень, я повернул направо. Вторая дверь была приоткрыта. За ней было выполненное в светло-зелёных тонах помещение. Небольшие низенькие столики, удобные кресла, почти домашний уют. Кают-компания создавалась для отдыха, и отдыхать здесь наверняка было приятно. Капитан расслабленно сидел в одном из кресел и отдыхал. Но, как только я вошел, он кивнул на кресло напротив и предложил:
– Устраивайся, как тебе удобнее.
Я решил воспринять это предложение буквально. Избавившись от кед, я забрался на кресло с ногами. Капитан почти незаметно для меня поморщился, но никакого замечания не сделал, а сказал совершенно другое:
– Вижу, что тебе многое непонятно, так что для внесения ясности, можешь спрашивать, я постараюсь, насколько это в моих силах, ответить на любой твой вопрос.
Один вопрос, необъяснимо возникнув, уже достаточно созрел у меня в голове, чтобы его задать:
– Мне почему-то кажется, что вы не настоящие звездолётчики.
– Почему ты так думаешь? - улыбнулся капитан.
– Вообще-то я и сам не знаю почему.
– В каком-то смысле это так. Потому что, во-первых: "Игла" ещё окончательно не принята как корабль, и пока ещё не входит ни в какой космофлот; во-вторых, экипаж "Иглы" составлен исключительно из сотрудников одной из секретных лабораторий Центра Изучения Внепространственных Переходов, кстати, я являюсь руководителем этой лаборатории. Но всё же мы - звездолётчики, в прошлом и настоящем. Такого ответа тебе достаточно?
– Вполне, - кивнул я.
– Тогда выкладывай следующий вопрос.
– Почему вы не положили меня в анабиоз сразу же после старта?
– Честно?
– А как же иначе.
– Одна из анабиозных капсул оказалась неисправной и неподдающейся ремонту в наших условиях.
– А почему вы тогда сказали, что я и сейчас могу лечь в анабиоз?
– Потому что на "Игле" есть ещё одна анабиозная установка, стационарная, на десять капсул, для экипажа.
– Тогда мне лучше отправиться в анабиоз прямо сейчас. А то получается, что все спят, а я - нет.
– Я подумал, что тебе было бы интересно провести полёт не в анабиозе. Будь я на твоем месте, я бы ни за что не отказался от такой возможности. Неужели тебе неинтересно?
– Интересно, - честно признался я.
– Ну, так зачем же тогда вообще разговоры об анабиозе. Живи так. Одного лишнего человека наш корабль вполне может обеспечить всем необходимым, без каких бы то ни было условий и ограничений.
– Просто мне кажется, что так я поступаю нечестно, хотя бы по отношению к Серёжке… Может быть, ваш корабль сможет обеспечить и двух лишних, ведь мы же ещё не взрослые?
– Обеспечить-то смог бы и десяток лишних, но не всё так просто решается. Разбудить твоего братишку мы просто-напросто не имеем возможности, ни малейшей.
– Почему? - спросил я, слегка испугавшись.
– Не бойся, - сказал капитан, заметив мой испуг, - ничего с ним не случилось, он в полном порядке. Но все люди с Дивера сейчас находятся в одноразовых анабиозных полукапсулах. И для того, чтобы их разбудить, нужна аппаратура, которой у нас на борту нет, и никогда не было. Так что спать они будут до Земли.
Про одноразовые полукапсулы я был наслышан, именно в таких отправлялись переселенцы с Земли на другие заселяемые планеты. Полукапсула могла самостоятельно ввести человека в анабиоз, но для того, чтобы его разбудить, полукапсула помещалась в специальную установку, сложную и довольно громоздкую. Но из всех анабиозных установок, полукапсулы были самыми простыми и самыми надежными, не было ещё ни одного случая, чтобы с человеком в полукапсуле что-то случилось. Но Капитан был прав, на борту корабля никого из находящихся в полукапсулах людей, не разбудить. Хотелось ли мне посмотреть на перелёт, принять предложение капитана? Хотелось, и даже очень, но что я потом скажу Серёжке?
– А можно мне лечь в анабиоз не сейчас, а через неделю? - Как мне показалось, я нашел компромиссное решение.
– Пожалуйста, когда захочешь.
И я на неделю остался на корабле. Она пролетела для меня быстро, даже чересчур быстро, потому что каждый день, и каждый час был для меня насыщен и интересен. Я узнал столько нового, и то, что раньше было для меня непонятным, становилось понятным. Узнал, что представляет собой дальний экспериментальный крейсер "Игла", корабль совершенно нового типа и класса, и чем он отличается от всех кораблей, построенных до него. Я познакомился со всеми звездолётчиками из экипажа, все они, без исключений, оказались хорошими и весёлыми людьми. Я, даже можно так сказать, подружился со многими из них. Я облазил весь звездолёт, конечно, кроме тех помещений, куда не было доступа любому неспециалисту. Мне показывали, как работают многие из систем корабля, и как ими управляют. А звёздпилоты, с разрешения капитана, даже разрешили мне немного поуправлять звездолётом. И они после этого признавали, что для первого раза у меня получилось просто на отлично. А капитан, узнав о моих успехах, сказал, что если на Земле я не пойду учиться в Звёздное, он загонит меня силой, даже если я буду отбиваться руками и ногами. После этого я стал лучшим другом звёздпилотов, которые почти что не в шутку называли меня не иначе, как "наш стажёр" и предлагали не учиться, а сразу же идти работать к ним, в лабораторию ЦИВПа.
Но неделя всё же прошла. И вечером седьмого дня я отыскал капитана:
– Неделя закончилась, капитан, мне пора в анабиоз.
– Вик, - сказал он в ответ, в экипаже все теперь называли меня этим моим сокращённым именем, - тебе что, не понравилось здесь? Скучно? Неинтересно? Или ещё что?
– Наоборот, дядя Артур, мне совсем не скучно и даже очень интересно. И поэтому я и должен уснуть. Я самому себе обещал.
– Ну, что же, пусть будет так, - сказал он, поняв, что решение я принял уже окончательное, - идём.
Кабинка внутрикорабельного лифта опустила нас на пять ярусов вниз, к медотсеку. В медотсеке была дверь, за которой я ещё ни разу не был. Капитан открыл её и жестом пригласил меня войти. Внутри, на небольшом возвышении, стояли в ряд десять стационарных анабиозных капсул: Половинка лежащего цилиндра с толстой прозрачной крышкой и массивным непрозрачным основанием. На основаниях, выходящих в проход, были небольшие панели управления. Капитан щелкнул переключателем на ближайшей капсуле и над панелью засветился небольшой неяркий экран, на котором появилась надпись: "Капсула исправна и готова к использованию".
– Это автоматическая анабиозная капсула, - сказал капитан, - в ней можно отправиться в анабиоз без посторонней помощи. Обращаться с ней очень просто. Вот с этой панели задаются условия пробуждения, в частности время. По этим условиям автоматика разбудит находящегося в капсуле человека, но пробуждение можно включить и вручную. Вот здесь, - капитан открыл узкую дверцу на стене, - оставляют одежду, хотя конечно можно ложиться и в ней, но это не рекомендуется правилами. Видишь, в капсуле справа совсем маленькая панель управления. Достаточно лечь в капсулу и нажать голубую кнопку, дальше автоматика самостоятельно выполнит все необходимые действия. Ну вот, вроде бы и всё, когда захочешь, сможешь отправиться в анабиоз самостоятельно.
– А зачем тогда, кроме голубой, ещё две кнопки? - спросил я, разглядывая панель в капсуле.
– Жёлтая кнопка - анабиоз без условий, то есть до тех пор, пока кто-то не разбудит. Ну а красная - отмена нажатия двух других, то есть, если успеешь, то можешь передумать и не уходить в анабиоз. Ещё есть вопросы?
Я отрицательно мотнул головой, больше вопросов у меня не оставалось.
– Ну, тогда оставляю тебя одного.
Сказав это, капитан вышел, оставив меня один на один с анабиозными капсулами. Сначала я внимательно прочитал выгравированные на основании капсулы инструкции по её использованию, хоть ненамного оттягивая анабиоз, потом всё же решился. Условием своего пробуждения я поставил время - за двое суток до прибытия "Иглы" на Землю. Потом, не торопясь, повесил одежду в шкафчик. Ещё раз осмотрелся, помещение анабиозного отсека было выполнено в тёмных тонах, освещение было неяркое, создававшее иллюзию позднего вечера. Оставшись в одних только трусах и тяжело вздохнув, я лег в капсулу. Ещё несколько минут промедлил, окончательно решаясь, и только после этого нажал на голубую кнопку. С лёгким клацаньем защёлкнулась крышка, а я начал впадать в ледяное оцепенение, словно бы погружался в ледяную воду. Я испугался этого, холодного, страшного, как могила, сна, но ничего сделать уже не успел, уснув сном, в котором не бывает снов.
Глава вторая: Пленники Пустоты
Выход из анабиоза я перенёс тяжело, но он ни для кого не бывает лёгким. Непросто возвращаться к жизни после пусть временного, но всё же небытия. Но в себя я сумел придти довольно быстро. А первое, что увидел, открыв глаза, то, что рядом с капсулой стоял капитан. Но, если сказать честно, узнал я его не сразу. Он очень похудел, на лице резко и угловато выступили скулы, а кожа стала болезненно-бледной. Как только я его узнал, сразу же спросил с нешуточной тревогой:
– Что случилось? Вы нездоровы?
– Не всё так просто, Вик, не всё здесь так просто… - Голос у капитана был тихий и усталый, - Вот что, стажёр, сейчас ты приведёшь себя в порядок, потом позавтракаешь. Я буду ждать тебя в главной рубке, постарайся не задерживаться. - Сказав это, капитан, сильно покачиваясь, вышел из анабиозного отсека.
В тот момент я ещё совсем ничего не понимал, хотя то, что на корабле творится что-то неладное, чувствовалось определённо и однозначно. Я постарался вспомнить инструкции по анабиозу и, действуя согласно им, растёр свои закоченевшие мышцы. От этого почувствовал себя немного лучше и сумел подняться на ноги. Повернулся, чтобы достать из шкафчика одежду… И то, что я увидел, повергло меня в такой ужас, что я буквально оцепенел. Из десяти анабиозных капсул, что стояли здесь, восемь оказались заняты. Весь экипаж лежал в них, только за исключением капитана и пилота Миши. Измождённые и искажённые болью лица, открытые, ничего не видящие глаза… А над каждой капсулой горит холодный жёлтый огонек бессрочного анабиоза. Как только я смог побороть оцепенение, схватил одежду и, одеваясь уже на ходу, понёсся в главную рубку. Я должен был без промедлений узнать, что же здесь творится, что произошло, что за ужас поселился на корабле.
Капитан оказался не в рубке. Он стоял, привалившись спиной к стене, в десятке шагов от неё:
– Ты уже всё видел? - спросил он и, не дожидаясь ответа, попросил, - помоги мне добраться до своего места, я болен и сильно ослаб, но это не заразная болезнь.
Я помог ему опереться на меня и снова спросил:
– Что здесь случилось?
– Об этом чуть позднее, - мы вошли в рубку, и я помог капитану сесть в кресло. Капитан дышал очень тяжело, но всё же найдя в себе какие-то силы, сумел улыбнуться, - Миша, посмотри, Вик пришел.
Сидящий в кресле пилот никак не отреагировал на эти слова. И мне в этот момент показалось, что он вообще не дышит. Капитан тут же, очень поспешно, надел на себя пилотский шлем и только тогда сказал:
– Что случилось? Вы нездоровы?
– Не всё так просто, Вик, не всё здесь так просто… - Голос у капитана был тихий и усталый, - Вот что, стажёр, сейчас ты приведёшь себя в порядок, потом позавтракаешь. Я буду ждать тебя в главной рубке, постарайся не задерживаться. - Сказав это, капитан, сильно покачиваясь, вышел из анабиозного отсека.
В тот момент я ещё совсем ничего не понимал, хотя то, что на корабле творится что-то неладное, чувствовалось определённо и однозначно. Я постарался вспомнить инструкции по анабиозу и, действуя согласно им, растёр свои закоченевшие мышцы. От этого почувствовал себя немного лучше и сумел подняться на ноги. Повернулся, чтобы достать из шкафчика одежду… И то, что я увидел, повергло меня в такой ужас, что я буквально оцепенел. Из десяти анабиозных капсул, что стояли здесь, восемь оказались заняты. Весь экипаж лежал в них, только за исключением капитана и пилота Миши. Измождённые и искажённые болью лица, открытые, ничего не видящие глаза… А над каждой капсулой горит холодный жёлтый огонек бессрочного анабиоза. Как только я смог побороть оцепенение, схватил одежду и, одеваясь уже на ходу, понёсся в главную рубку. Я должен был без промедлений узнать, что же здесь творится, что произошло, что за ужас поселился на корабле.
Капитан оказался не в рубке. Он стоял, привалившись спиной к стене, в десятке шагов от неё:
– Ты уже всё видел? - спросил он и, не дожидаясь ответа, попросил, - помоги мне добраться до своего места, я болен и сильно ослаб, но это не заразная болезнь.
Я помог ему опереться на меня и снова спросил:
– Что здесь случилось?
– Об этом чуть позднее, - мы вошли в рубку, и я помог капитану сесть в кресло. Капитан дышал очень тяжело, но всё же найдя в себе какие-то силы, сумел улыбнуться, - Миша, посмотри, Вик пришел.
Сидящий в кресле пилот никак не отреагировал на эти слова. И мне в этот момент показалось, что он вообще не дышит. Капитан тут же, очень поспешно, надел на себя пилотский шлем и только тогда сказал: