Страница:
[795]. В некоторых постановлениях о мире, как например в Кельнском, Бамбергском и Эльзаском
[796]дается подробный перечень возможных случаев нарушений мира и соответствующих мер наказания. Эти постановления напоминают собой своеобразные судебники. Против нарушителей мира, согласно этим законам, должны были применяться весьма жестокие меры наказания – смертная казнь, выкалывание глаз, отсечение рук и ног и т. п. В постановлении Генриха IV о мире от 1103 г.
[797]говорится: «Пусть никто не вторгается в чужой дом, не грабит и не поджигает, не захватывает за долги, не ранит, не калечит и не убивает. Если же кто это сделает, пусть будет лишен глаз или руки. Если кто защищает насильника, наказывается тем же. Если преступник укроется в крепость, крепость осаждается в течение трех дней и затем подлежит разрушению. Если укроется от преследования, теряет все имущество: бенефиции переходят сеньору, аллод – родственникам. Если кто совершит кражу на 5 и больше солидов – теряет глаза или руку, если меньше 5 солидов – лишается волос, наказывается розгами и возвращает украденное. Если преступление совершат трое, наказываются тем же по жребию».
Согласно постановлению о «божьем мире» в Трирском диоцезе (1063 г.?) [798], нарушители мира подлежали изгнанию на 30 лет и церковному отлучению. В Эльзасском соглашении о мире нарушителям угрожала смертная казнь [799]. Для преследования нарушителей мира и осады крепостей, в которых они укрывались, мобилизовалось все население округи [800].
Анализ постановлений о мире показывает, что все эти мероприятия были направлены не столько против крупных нарушителей мира – феодалов, ведших официально внутренние войны и грабивших беззащитных людей, сколько против мелких нарушителей – воров и разбойников. Некоторые постановления явно направлены против низших слоев и преследовали цель их обуздания. Это особенно заметно в постановлении для Кельнского диоцеза (1083 г) и дублирующем его Бамбергском пакте (1085 г.). Феодалы, нарушавшие мир, и убивавшие массу людей, подлежали изгнанию и теряли свои бенефиции, сервы же за убийство – обезображивались, а за ранение лишались руки [801]. Эти меры не столько пресекали разбой, сколько устрашали крепостных, сопротивлявшихся феодалам. Ту же цель преследовали запреты ношения оружия. Феодалов они касались в весьма незначительной степени [802]– крестьян – в самой категорической форме. В законе Фридриха I о сохранении мира от 1152 г. крестьянам строжайше запрещалось носить оружие. Осмеливавшиеся носить копье, меч или другое какое-либо вооружение, лишались его или должны были уплатить высокий штраф [803]. Так под видом борьбы против нарушителей мира государственная власть лишала крестьян права иметь оружие и использовать его против феодальных господ. Этим она делала крестьян еще более беззащитными перед лицом разбойничающих феодалов. Все эти факты говорят о том, что феодальный «божий мир» диктовался отнюдь не соображениями «защиты слабых» и охраны благосостояния трудящихся масс [804]. Наоборот, «божий мир» диктовался заботами крупных феодалов о их собственном благополучии.
Меры, предпринимавшиеся против феодальной анархии и разбоя, не были и не могли быть эффективными. Они обходились и нарушались феодалами, которые не могли жить в мире друг с другом. Выше мы приводили свидетельство хрониста Эккегарда о разбоях и грабежах, чинимых рыцарями. Это свидетельство относится к 1123 г., т. е. ко времени, когда было уже принято ни одно решение о соблюдении мира (последнее в 1121 г. во Вюрцбурге).
Королевская власть оказывалась бессильной в борьбе с нарушителями мира. Когда Генрих IV предпринял в 1104 г. поход против графа Дитриха (Саксония), нарушившего постановление о мире от 1103 г., он, не добившись никаких положительных результатов, вынужден был прекратить действия и начать войну против восставших князей, возглавляемых его собственным сыном Генрихом V [805]. Вместо укрощения нарушителей мира, началась новая феодальная смута.
Королевская власть в Германии не могла ликвидировать феодальной анархии и укрепить политическую централизацию. Население вынуждено было приниматься за самозащиту. В XII – XIII вв. в городах и отдельных областях возникают союзы для охраны мира.
Более успешно мероприятия по установлению мира проводились в отдельных территориальных владениях, внутри которых анархия была позже совсем ликвидирована. Однако войны в стране не прекращались. Они начинали все более походить на войны между государствами.
Мы подробно ознакомились с системой общегосударственной организации и с ее изменением в течение изучаемого периода. Для полноты представления об эволюции феодального государства необходимо проследить еще изменения областного и местного государственного устройства и развитие частной вотчинной власти. Рамки настоящей работы не позволяют сделать это с необходимой обстоятельностью, и мы ограничимся только самой общей характеристикой [806].
Система организации государственной территории в Германии в изучаемый период включала в себя, с одной стороны, вотчинные политические образования, и, с другой стороны, областные и местные территориальные объединения, унаследованные от раннефеодального периода. К первым принадлежали многочисленные вотчины и поместья, располагавшие большим или меньшим объемом судебной, административной, фискальной и военной власти, ко вторым – герцогства, графства (в том числе маркграфства и пфальцграфства) и сотни.
Понять существо политической раздробленности Германии IX – XI вв. и выяснить тенденции в ее развитии можно только на основе изучения как племенных областей (герцогств), так и местных вотчинных образований. Следует иметь в виду, что эволюция племенных областей и вотчинных образований совершалась в разных направлениях. Если племенные герцогства в ходе экономического и политического развития разлагались и растворялись в этническом, территориальном и политическом отношении, то вотчинные политические образования, наоборот, в ходе этого развития укреплялись и консолидировались. Наиболее могущественные из них явились яри новых экономических и политических условиях основой образования территориальных княжеств.
Герцогства.Существо герцогств как политических образований (X в.) может быть понято только при всестороннем их изучении, при учете их этнической и территориальной обособленности. Герцогство того времени это племенное княжество. Его население было этнически однородным и обособленным от населения других герцогств, его территория замыкалась этническими границами и была отделена от территории других племенных герцогств. Политическая организация герцогства создавалась не сверху королевской властью и не для нужд общегосударственного судебно-административного управления, а в самом герцогстве, как результат его самоопределения. Как и в государстве в целом эта организация состояла из двух основных органов – монархической власти герцога и собрания знати племенного герцогства. Оба эти органа осуществляли высшую политическую, военную и судебную власть в области.
Герцог был крупнейшим землевладельцем в племенной области [807]. Однако его герцогская власть определялась, по крайней мере в первый период после восстановления герцогств (X в.), не столько тем, что он был крупным вотчинником, сколько тем, что он представлял в политическом и военном отношении данную племенную область и выражал общие интересы феодальной знати этой области. Важнейшей функцией герцога являлось военное предводительство ополчением всей племенной области.
Король, прибывая в герцогство, непосредственно осуществлял здесь высшую государственную и судебную власть и возглавлял знать области в ее общем политическом собрании. При этом он как бы уподоблялся герцогу и заменял на время его власть.
Характерно, что сама королевская власть в этот период рассматривалась как высшая государственная власть не в стране вообще, а над отдельными племенными областями. Германский король – это король франков, баваров, саксов. Некоторые слабые короли начала X в. именовались королями только отдельных племенных областей. Так, Конрада I называли королем франков. Фактически его власть и не выходила за пределы герцогства Франконии. Генриха I именовали королем саксов и франков.
С разложением племенных областей и с успехами процесса ассимиляции их населения в единой немецкой народности, племенные герцогства исчезали. Однако герцогства как составные части Германского государства продолжали существовать. Оставалась власть герцогов, осуществлявшая определенные военные, судебные и административные функции в данной области [808].
Но теперь герцог был уже не племенным князем, а просто крупнейшим династом вотчинником. Некоторые племенные герцогства, сохраняя свои старые названия, превратились фактически в крупнейшие территориальные княжества (Бавария, Саксония).
Разложение системы областных графств.Если герцогства представляли старинные племенные княжества, которые королевская власть стремилась превратить в административные области в рамках общей государственной организации, то графства являлись с самого начала судебно-административными округами, созданными для нужд этой общей государственной организации. Территориальной основой графств служили старинные германские области – Gau.
Во Франкском государстве существовала система областных графств. Эта система сохранялась некоторое время и в Германском государстве. Графы были должностными лицами государства, а графства – судебно-административными округами, в которых графы исполняли свои функции. К концу X в. эта система областных графств в основном уже разложилась. Графства из сплошных судебно-административных округов превратились в территориальные комплексы и отдельные пункты, над которыми еще сохранялась судебная и фискальная власть графов или отдельная от вотчинной графская юрисдикция; графы из государственных должностных лиц стали наследственными владетелями. Этот процесс разложения системы областных графств, основанных на административно-должностном принципе, протекал не равномерно и не с одинаковой интенсивностью на всей территории Германского государства. На Нижнем Рейне он совершался значительно интенсивнее, чем, например, в Баварии и в других восточных областях. Королевская власть временами проявляла стремление задержать разложение системы должностных графств. Так, например, Конрад II внушал графам, что они являются должностными лицами государства, «которым поручено управление провинциями» [809]. Генрих III тоже проявлял подобное отношение к графам. Однако, это не могло помешать разложению старой системы графств, которое было таким же закономерным явлением, как и рост частного феодального землевладения и усиление вотчинной власти. Причина упадка и разложения старой системы графств состояла в том, что графу как должностному лицу государства было уже некем управлять, некого судить. Свободное крестьянское население, находившееся прежде в государственном подданстве и под юрисдикцией графа, стало крепостным и оказалось под юрисдикцией вотчинника-иммуниста. Графу это население стало или совсем неподсудным, или зависело от его судебной власти в самой минимальной степени.
Но дело было не только в этом: сама графская власть становилась вотчинной, и граф осуществлял эту власть не от имени государства, а от своего собственного имени. Графские функции становились владельческими правами графа, а фискальные поступления от реализации этих прав – его собственностью. При таком положении вещей было вполне естественным стремление крупных феодальных землевладельцев завладеть графствами (т. е. графскими правами) для увеличения своей феодальной собственности и вотчинной власти. Столь же естественной была и раздача королем «графств» (графских прав) церковным и светским феодалам.
Разложение системы областных графств как государственных судебно-административных округов, будучи обусловлено ростом феодального землевладения и вотчинной власти, само являлось в некотором смысле источником дальнейшего развития этой власти и превращения ее в территориальную власть. Приобретение крупными землевладельцами графских прав над территорией своих вотчинных владений, и тем более над территорией, выходившей за пределы этих владений, делало их прямыми или верховными собственниками всей данной территории, не знающими над собой никакой другой власти, кроме номинальной власти короля – их феодального сюзерена, и превращало их тем самым в территориальных князей.
В такой именно, а не в иной связи находился процесс образования территориальных княжеств с разложением системы областных графств как государственных судебно-административных округов [810].
Раньше областных графств разложилась государственная сотенная организация. Ее поглотила вотчинная власть посредством присвоения низшей (сотенной) юрисдикции.
Рост вотчинной власти.Существо изменения государственного устройства при переходе от раннего феодализма к феодальной раздробленности заключалось в том, что политическая, судебная и военная власть от государственных публичных органов переходила к органам частной вотчинной власти, а сами государственные публичные органы приобретали частно-вотчинный характер. Однако при этом не разрушалась до конца сложившаяся прежде единая государственная организация. Государственные образования раннефеодального периода, как и лежавшие в их основе территориальные общности, продолжали существовать. Изменилась только их политическая структура: место государственных судебно-административных областей, округов и местных общин (сотен, деревень), которые строились на базе догосударственной территориальной организации, заняли вотчины, образовавшиеся на основе феодального землевладения. Вотчины, которые располагали властью над населением в силу его поземельной и личной зависимости, увеличивали все более свои судебные, полицейские, фискальные и военные права посредством получения королевских иммунитетных пожалований и полномочий или просто в явочном порядке и принимали на себя функции государственных областных и местных подразделений в сохранившейся общей государственной организации.
Вотчинная власть не являлась порождением IX – X вв. Она существовала и раньше; она была всюду, где только имелась собственность на людей. Власть господина над рабами, литами и колонами в раннефеодальном франкском государстве VI – VIII вв. была не менее полной, чем власть над ними в X – XI вв. Но в тот период в обществе было еще много свободного населения, не знавшего над собой никакой частной власти и подчинявшегося только государственным публичным органам. Прямая государственная зависимость основной массы населения и составляла основу существования всей системы раннефеодальной государственной организации.
С втягиванием патриархально свободного крестьянства в производственные отношения феодального общества и с закрепощением свободной крестьянской личности почти вся полнота власти над трудящимся населением перешла от государственных органов к органам вотчинной власти феодальных землевладельцев. В связи с этим пришла в упадок раннефеодальная государственная организация с ее публичной политической и судебной властью и соответственно усилилось могущество крупных феодальных вотчин.
Однако, вотчинная власть феодальных землевладельцев даже в отношении лично крепостного населения не была полной и безраздельной; высшая юрисдикция и некоторая доля фискальных поступлений с крепостных принадлежали так или иначе органам общегосударственной власти.
В условиях сложившегося феодального строя с натуральным характером хозяйства (в Германии – период с X по XII в.) вотчинные органы осуществляли почти всю власть по непосредственному принуждению и обузданию крестьян. Каждый крупный феодальный собственник имел в своем распоряжении аппарат принуждения из министериалов и вассалов, вполне достаточный, чтобы заставить крепостных выполнять феодальные повинности и чтобы подавить сопротивление крестьян феодальной эксплуатации. При таких условиях обращаться за помощью к королю и его общегосударственным принудительным органам у вотчинников не было особой надобности. Полученный от короля иммунитет или присвоенная самочинно высшая юрисдикция делали вотчинную власть вполне способной выполнять государственные функции. За общегосударственными органами оставались при этом функции арбитра в столкновениях между феодальными землевладельцами и оказание помощи феодалам в тех случаях, когда сопротивление крестьян не могло быть подавлено силами отдельных вотчинников.
В Германии, по причинам, о которых речь была выше, эти органы были тогда более сильными, чем во Франции. Им приходилось не только выполнять внешние государственные функции (организация завоевательных и оборонительных военных предприятий), но и осуществлять фискальную, полицейскую и судебную власть над теми категориями населения, в эксплуатации которых принимала участие общегосударственная власть.
Заключение
Согласно постановлению о «божьем мире» в Трирском диоцезе (1063 г.?) [798], нарушители мира подлежали изгнанию на 30 лет и церковному отлучению. В Эльзасском соглашении о мире нарушителям угрожала смертная казнь [799]. Для преследования нарушителей мира и осады крепостей, в которых они укрывались, мобилизовалось все население округи [800].
Анализ постановлений о мире показывает, что все эти мероприятия были направлены не столько против крупных нарушителей мира – феодалов, ведших официально внутренние войны и грабивших беззащитных людей, сколько против мелких нарушителей – воров и разбойников. Некоторые постановления явно направлены против низших слоев и преследовали цель их обуздания. Это особенно заметно в постановлении для Кельнского диоцеза (1083 г) и дублирующем его Бамбергском пакте (1085 г.). Феодалы, нарушавшие мир, и убивавшие массу людей, подлежали изгнанию и теряли свои бенефиции, сервы же за убийство – обезображивались, а за ранение лишались руки [801]. Эти меры не столько пресекали разбой, сколько устрашали крепостных, сопротивлявшихся феодалам. Ту же цель преследовали запреты ношения оружия. Феодалов они касались в весьма незначительной степени [802]– крестьян – в самой категорической форме. В законе Фридриха I о сохранении мира от 1152 г. крестьянам строжайше запрещалось носить оружие. Осмеливавшиеся носить копье, меч или другое какое-либо вооружение, лишались его или должны были уплатить высокий штраф [803]. Так под видом борьбы против нарушителей мира государственная власть лишала крестьян права иметь оружие и использовать его против феодальных господ. Этим она делала крестьян еще более беззащитными перед лицом разбойничающих феодалов. Все эти факты говорят о том, что феодальный «божий мир» диктовался отнюдь не соображениями «защиты слабых» и охраны благосостояния трудящихся масс [804]. Наоборот, «божий мир» диктовался заботами крупных феодалов о их собственном благополучии.
Меры, предпринимавшиеся против феодальной анархии и разбоя, не были и не могли быть эффективными. Они обходились и нарушались феодалами, которые не могли жить в мире друг с другом. Выше мы приводили свидетельство хрониста Эккегарда о разбоях и грабежах, чинимых рыцарями. Это свидетельство относится к 1123 г., т. е. ко времени, когда было уже принято ни одно решение о соблюдении мира (последнее в 1121 г. во Вюрцбурге).
Королевская власть оказывалась бессильной в борьбе с нарушителями мира. Когда Генрих IV предпринял в 1104 г. поход против графа Дитриха (Саксония), нарушившего постановление о мире от 1103 г., он, не добившись никаких положительных результатов, вынужден был прекратить действия и начать войну против восставших князей, возглавляемых его собственным сыном Генрихом V [805]. Вместо укрощения нарушителей мира, началась новая феодальная смута.
Королевская власть в Германии не могла ликвидировать феодальной анархии и укрепить политическую централизацию. Население вынуждено было приниматься за самозащиту. В XII – XIII вв. в городах и отдельных областях возникают союзы для охраны мира.
Более успешно мероприятия по установлению мира проводились в отдельных территориальных владениях, внутри которых анархия была позже совсем ликвидирована. Однако войны в стране не прекращались. Они начинали все более походить на войны между государствами.
* * *
Мы подробно ознакомились с системой общегосударственной организации и с ее изменением в течение изучаемого периода. Для полноты представления об эволюции феодального государства необходимо проследить еще изменения областного и местного государственного устройства и развитие частной вотчинной власти. Рамки настоящей работы не позволяют сделать это с необходимой обстоятельностью, и мы ограничимся только самой общей характеристикой [806].
Система организации государственной территории в Германии в изучаемый период включала в себя, с одной стороны, вотчинные политические образования, и, с другой стороны, областные и местные территориальные объединения, унаследованные от раннефеодального периода. К первым принадлежали многочисленные вотчины и поместья, располагавшие большим или меньшим объемом судебной, административной, фискальной и военной власти, ко вторым – герцогства, графства (в том числе маркграфства и пфальцграфства) и сотни.
Понять существо политической раздробленности Германии IX – XI вв. и выяснить тенденции в ее развитии можно только на основе изучения как племенных областей (герцогств), так и местных вотчинных образований. Следует иметь в виду, что эволюция племенных областей и вотчинных образований совершалась в разных направлениях. Если племенные герцогства в ходе экономического и политического развития разлагались и растворялись в этническом, территориальном и политическом отношении, то вотчинные политические образования, наоборот, в ходе этого развития укреплялись и консолидировались. Наиболее могущественные из них явились яри новых экономических и политических условиях основой образования территориальных княжеств.
Герцогства.Существо герцогств как политических образований (X в.) может быть понято только при всестороннем их изучении, при учете их этнической и территориальной обособленности. Герцогство того времени это племенное княжество. Его население было этнически однородным и обособленным от населения других герцогств, его территория замыкалась этническими границами и была отделена от территории других племенных герцогств. Политическая организация герцогства создавалась не сверху королевской властью и не для нужд общегосударственного судебно-административного управления, а в самом герцогстве, как результат его самоопределения. Как и в государстве в целом эта организация состояла из двух основных органов – монархической власти герцога и собрания знати племенного герцогства. Оба эти органа осуществляли высшую политическую, военную и судебную власть в области.
Герцог был крупнейшим землевладельцем в племенной области [807]. Однако его герцогская власть определялась, по крайней мере в первый период после восстановления герцогств (X в.), не столько тем, что он был крупным вотчинником, сколько тем, что он представлял в политическом и военном отношении данную племенную область и выражал общие интересы феодальной знати этой области. Важнейшей функцией герцога являлось военное предводительство ополчением всей племенной области.
Король, прибывая в герцогство, непосредственно осуществлял здесь высшую государственную и судебную власть и возглавлял знать области в ее общем политическом собрании. При этом он как бы уподоблялся герцогу и заменял на время его власть.
Характерно, что сама королевская власть в этот период рассматривалась как высшая государственная власть не в стране вообще, а над отдельными племенными областями. Германский король – это король франков, баваров, саксов. Некоторые слабые короли начала X в. именовались королями только отдельных племенных областей. Так, Конрада I называли королем франков. Фактически его власть и не выходила за пределы герцогства Франконии. Генриха I именовали королем саксов и франков.
С разложением племенных областей и с успехами процесса ассимиляции их населения в единой немецкой народности, племенные герцогства исчезали. Однако герцогства как составные части Германского государства продолжали существовать. Оставалась власть герцогов, осуществлявшая определенные военные, судебные и административные функции в данной области [808].
Но теперь герцог был уже не племенным князем, а просто крупнейшим династом вотчинником. Некоторые племенные герцогства, сохраняя свои старые названия, превратились фактически в крупнейшие территориальные княжества (Бавария, Саксония).
Разложение системы областных графств.Если герцогства представляли старинные племенные княжества, которые королевская власть стремилась превратить в административные области в рамках общей государственной организации, то графства являлись с самого начала судебно-административными округами, созданными для нужд этой общей государственной организации. Территориальной основой графств служили старинные германские области – Gau.
Во Франкском государстве существовала система областных графств. Эта система сохранялась некоторое время и в Германском государстве. Графы были должностными лицами государства, а графства – судебно-административными округами, в которых графы исполняли свои функции. К концу X в. эта система областных графств в основном уже разложилась. Графства из сплошных судебно-административных округов превратились в территориальные комплексы и отдельные пункты, над которыми еще сохранялась судебная и фискальная власть графов или отдельная от вотчинной графская юрисдикция; графы из государственных должностных лиц стали наследственными владетелями. Этот процесс разложения системы областных графств, основанных на административно-должностном принципе, протекал не равномерно и не с одинаковой интенсивностью на всей территории Германского государства. На Нижнем Рейне он совершался значительно интенсивнее, чем, например, в Баварии и в других восточных областях. Королевская власть временами проявляла стремление задержать разложение системы должностных графств. Так, например, Конрад II внушал графам, что они являются должностными лицами государства, «которым поручено управление провинциями» [809]. Генрих III тоже проявлял подобное отношение к графам. Однако, это не могло помешать разложению старой системы графств, которое было таким же закономерным явлением, как и рост частного феодального землевладения и усиление вотчинной власти. Причина упадка и разложения старой системы графств состояла в том, что графу как должностному лицу государства было уже некем управлять, некого судить. Свободное крестьянское население, находившееся прежде в государственном подданстве и под юрисдикцией графа, стало крепостным и оказалось под юрисдикцией вотчинника-иммуниста. Графу это население стало или совсем неподсудным, или зависело от его судебной власти в самой минимальной степени.
Но дело было не только в этом: сама графская власть становилась вотчинной, и граф осуществлял эту власть не от имени государства, а от своего собственного имени. Графские функции становились владельческими правами графа, а фискальные поступления от реализации этих прав – его собственностью. При таком положении вещей было вполне естественным стремление крупных феодальных землевладельцев завладеть графствами (т. е. графскими правами) для увеличения своей феодальной собственности и вотчинной власти. Столь же естественной была и раздача королем «графств» (графских прав) церковным и светским феодалам.
Разложение системы областных графств как государственных судебно-административных округов, будучи обусловлено ростом феодального землевладения и вотчинной власти, само являлось в некотором смысле источником дальнейшего развития этой власти и превращения ее в территориальную власть. Приобретение крупными землевладельцами графских прав над территорией своих вотчинных владений, и тем более над территорией, выходившей за пределы этих владений, делало их прямыми или верховными собственниками всей данной территории, не знающими над собой никакой другой власти, кроме номинальной власти короля – их феодального сюзерена, и превращало их тем самым в территориальных князей.
В такой именно, а не в иной связи находился процесс образования территориальных княжеств с разложением системы областных графств как государственных судебно-административных округов [810].
Раньше областных графств разложилась государственная сотенная организация. Ее поглотила вотчинная власть посредством присвоения низшей (сотенной) юрисдикции.
Рост вотчинной власти.Существо изменения государственного устройства при переходе от раннего феодализма к феодальной раздробленности заключалось в том, что политическая, судебная и военная власть от государственных публичных органов переходила к органам частной вотчинной власти, а сами государственные публичные органы приобретали частно-вотчинный характер. Однако при этом не разрушалась до конца сложившаяся прежде единая государственная организация. Государственные образования раннефеодального периода, как и лежавшие в их основе территориальные общности, продолжали существовать. Изменилась только их политическая структура: место государственных судебно-административных областей, округов и местных общин (сотен, деревень), которые строились на базе догосударственной территориальной организации, заняли вотчины, образовавшиеся на основе феодального землевладения. Вотчины, которые располагали властью над населением в силу его поземельной и личной зависимости, увеличивали все более свои судебные, полицейские, фискальные и военные права посредством получения королевских иммунитетных пожалований и полномочий или просто в явочном порядке и принимали на себя функции государственных областных и местных подразделений в сохранившейся общей государственной организации.
Вотчинная власть не являлась порождением IX – X вв. Она существовала и раньше; она была всюду, где только имелась собственность на людей. Власть господина над рабами, литами и колонами в раннефеодальном франкском государстве VI – VIII вв. была не менее полной, чем власть над ними в X – XI вв. Но в тот период в обществе было еще много свободного населения, не знавшего над собой никакой частной власти и подчинявшегося только государственным публичным органам. Прямая государственная зависимость основной массы населения и составляла основу существования всей системы раннефеодальной государственной организации.
С втягиванием патриархально свободного крестьянства в производственные отношения феодального общества и с закрепощением свободной крестьянской личности почти вся полнота власти над трудящимся населением перешла от государственных органов к органам вотчинной власти феодальных землевладельцев. В связи с этим пришла в упадок раннефеодальная государственная организация с ее публичной политической и судебной властью и соответственно усилилось могущество крупных феодальных вотчин.
Однако, вотчинная власть феодальных землевладельцев даже в отношении лично крепостного населения не была полной и безраздельной; высшая юрисдикция и некоторая доля фискальных поступлений с крепостных принадлежали так или иначе органам общегосударственной власти.
В условиях сложившегося феодального строя с натуральным характером хозяйства (в Германии – период с X по XII в.) вотчинные органы осуществляли почти всю власть по непосредственному принуждению и обузданию крестьян. Каждый крупный феодальный собственник имел в своем распоряжении аппарат принуждения из министериалов и вассалов, вполне достаточный, чтобы заставить крепостных выполнять феодальные повинности и чтобы подавить сопротивление крестьян феодальной эксплуатации. При таких условиях обращаться за помощью к королю и его общегосударственным принудительным органам у вотчинников не было особой надобности. Полученный от короля иммунитет или присвоенная самочинно высшая юрисдикция делали вотчинную власть вполне способной выполнять государственные функции. За общегосударственными органами оставались при этом функции арбитра в столкновениях между феодальными землевладельцами и оказание помощи феодалам в тех случаях, когда сопротивление крестьян не могло быть подавлено силами отдельных вотчинников.
В Германии, по причинам, о которых речь была выше, эти органы были тогда более сильными, чем во Франции. Им приходилось не только выполнять внешние государственные функции (организация завоевательных и оборонительных военных предприятий), но и осуществлять фискальную, полицейскую и судебную власть над теми категориями населения, в эксплуатации которых принимала участие общегосударственная власть.
Заключение
Наше ознакомление с государственным устройством Германии на протяжении сравнительно длительного исторического периода (от Верденского раздела до середины XII в.) позволяет сделать некоторые общие выводы о направлении его исторической эволюции.
В общем и целом эта эволюция совершалась в сторону роста политической раздробленности, хотя в отдельные моменты имело еще место временное усиление королевской власти и укрепление государственного единства.
В начале изучаемого периода в строе государства сохранялись еще значительные элементы раннефеодальной административной и судебной организации, основанной на территориальных началах. К концу его государственное устройство основывалось уже на феодальном землевладении и вотчинных отношениях. Это имело своим следствием рост политической раздробленности.
Особенностью политического развития Германии в изучаемый период, как уже указывалось выше, являлось то, что феодальная раздробленность не достигла здесь таких масштабов, как во Франции и некоторых других соседних государствах. Германская монархия была в эту эпоху, безусловно, сильнее и сплоченнее французской. Этим и объясняется ее положение на международной арене того времени.
Власть германских королей простиралась не только над их собственными владениями, но и над остальной территорией государства. Королю были подвластны в большей или меньшей степени все феодальные землевладельцы страны. При этом зависимость феодалов от королевской власти выражалась не только в форме вассально-ленных отношений, но и в форме общего государственного подданства. Власть короля и его общегосударственных органов простиралась в некоторой мере над феодально-эксплуатируемым населением всей страны. Королевская казна пополнялась не только за счет эксплуатации крепостного населения доменов, но и за счет получения некоторой доли феодальной ренты, производимой крепостными церкви, а отчасти и крепостными светских землевладельцев (посредством королевской юрисдикции, регалий, баналитетов и т. п.). Королевская власть пользовалась еще возможностью верховного распоряжения многими видами феодальных поступлений. Она могла еще раздавать иммунитетные привилегии, банн, регалии, баналитеты. «Отчуждение» этих государственных прав на феодальное присвоение, их распределение и перераспределение между отдельными членами господствующего класса, составляло одну из важнейших функций королевской власти в данный исторический период.
Передача королевской властью отдельным феодальным землевладельцам прав на эксплуатацию крестьян и горожан и на присвоение прибавочного продукта (в форме пожалования иммунитетом, банном и регалиями) и приобретение феодалами этих прав в явочном порядке – составляли обратную сторону процесса становления и укрепления феодальных производственных отношений. Вместе с тем это яркий показатель активной роли государства в этом процессе.
Немецкая буржуазная историография видит в «отчуждении государственных прав» только юридическую сторону и вовсе не замечает скрывавшихся за этим межклассовых и внутриклассовых отношений.
Образование феодальных отношений на базе разложения дофеодального общинного строя, представляя по своему существу экономический процесс, совершалось при активном воздействии государства – органа политического господства эксплуататорских элементов формирующегося феодального общества. До того, как массы народа были подчинены экономическому господству частных феодальных землевладельцев и превращены в объект их эксплуатации, эти массы находились уже под властью государства и эксплуатировались государством. Государство располагало всей полнотой власти над этими лично свободными людьми, обладающими собственностью на обрабатываемую ими землю.
(Связь между положением королевской власти и наличием у короля подданных (т. е. людей, служащих непосредственно его власти) настолько очевидна, что ее признают и в определенном смысле из нее исходят все буржуазные историки. Но они не идут дальше юридической характеристики этого явления и не раскрывают его экономической основы. Эти историки только констатируют факт, что при наличии у короля массы непосредственных подданных власть его бывает крепка и государство сохраняет единство, при потере подданных (вследствие ли их закрепощения вотчинниками или отчуждения права юрисдикции над ними самим королем) власть его приходит в упадок и государство распадается. Ближе к научному выяснению существа этого вопроса были историки середины и второй половины XIX в. (П. Рот, Г. Маурер, Г. Вайц, К. Т. Инама-Штернегг, К. Лампрехт). Они исходили из того, что в раннее средневековье основная масса населения была еще свободна (Gemeinfreie) и подчинялась непосредственно королевской власти, которая была подлинно публично-государственной властью. Этим они и объясняли сравнительное могущество королевской власти и единство государства в ту эпоху. Ослабление королевской власти и распад государства они связывали с закрепощением крестьян и выключением их из системы государственного подданства (Untertanenverband), хотя и по разному это оценивали. По существу из тех же предпосылок исходили и историки, представлявшие публично-правовую концепцию феодального государства в Германии (Г. Белов, Ф. Кейтген и др.). Они только утверждали, что король не утратил своих подданных и в период классического средневековья, и что его власть вследствие этого никогда не теряла своего публично-правового характера. Совсем по иному трактует эту проблему современная буржуазная немецкая историография в лице школы Т. Майера, пользующейся боль щим признанием в исторической науке Западной Германии. Историки этого направления отбрасывают прежние представления о свободном крестьянстве в древнегерманский и раннесредневековый периоды как «либеральную химеру XIX в.» и утверждают, что свобода создавалась самой государственной властью. По их словам, в те времена не было других свободных людей, кроме «свободных людей короля» (Konigsfreie), сословие которых было создано королевской властью для обеспечения выполнения государственных повинностей. Эти «свободные люди короля» были свободными именно потому, что сидели на королевской земле и не служили никому, кроме государственной власти. Упадок королевской власти в средневековой Германии связывается ими с отчуждением этих свободных людей в пользу церковных учреждений и частных светских землевладельцев. Возникновение территориальных княжеств они объясняют тем, что население этих территорий превратилось в «свободных княжеских людей». См. Th. Mayer. Die Konigsfreie und der Staat des fzuhen Mittelalters. – «Das problem der Freiheit in der deutschen und schweizerischen Geschichte. Vortrage und Forschungen. Herausgegeben vom Institut fur geschichtliche Landesforschung des Bodenseegebits in Konstanz geleitet von Th. Mayer». Lindau und Konstanz, 1955, S., 17 ff. H. Dannenbauer. Freigrafschaften und Freigerichte – Ibid., S. 75. K. S. Bader. Volk, – Stamm – Territorium. – Histor. Zeitschrift, 1953, Bd. 176. Ht. 3, S. 449 ff. K. Bosl. Freiheit und Unfreihet. Zur Entwiklung der Unterschichten in Deutschland und Frankreich wahrend des Mittelalters – Vierteljahrschrift fur Sozial – und Wirtschaftsgeschichte. Bd. 44, 1957, S. 198 – 218. См. также H. Mitteis. Die Rechtsidee in der Geschichte, Weimar, 1957, S. 658.
Эта эволюция взглядов весьма показательна. Она свидетельствует о все большем отходе буржуазной историографии от научного решения одного из самых кардинальных вопросов истории феодального государства.
Общим пороком всех суждений буржуазных историков о свободе и государственном подданстве, является то, что они по существу отождествляют эти два понятия. Для них свободным был тот, кто не подчинялся никакой частной власти, а зависел только от государства. Этот юридический критерий логически вытекает из их понимания существа социальных и политических отношений в обществе, которые они сводят только к внешним юридическим и политическим связям.).
Положение изменилось с потерей крестьянами их собственности и личной свободы.
Крестьяне, вступая в отношения феодальной зависимости к отдельным землевладельцам, попадали под их частную власть.
В общем и целом эта эволюция совершалась в сторону роста политической раздробленности, хотя в отдельные моменты имело еще место временное усиление королевской власти и укрепление государственного единства.
В начале изучаемого периода в строе государства сохранялись еще значительные элементы раннефеодальной административной и судебной организации, основанной на территориальных началах. К концу его государственное устройство основывалось уже на феодальном землевладении и вотчинных отношениях. Это имело своим следствием рост политической раздробленности.
Особенностью политического развития Германии в изучаемый период, как уже указывалось выше, являлось то, что феодальная раздробленность не достигла здесь таких масштабов, как во Франции и некоторых других соседних государствах. Германская монархия была в эту эпоху, безусловно, сильнее и сплоченнее французской. Этим и объясняется ее положение на международной арене того времени.
Власть германских королей простиралась не только над их собственными владениями, но и над остальной территорией государства. Королю были подвластны в большей или меньшей степени все феодальные землевладельцы страны. При этом зависимость феодалов от королевской власти выражалась не только в форме вассально-ленных отношений, но и в форме общего государственного подданства. Власть короля и его общегосударственных органов простиралась в некоторой мере над феодально-эксплуатируемым населением всей страны. Королевская казна пополнялась не только за счет эксплуатации крепостного населения доменов, но и за счет получения некоторой доли феодальной ренты, производимой крепостными церкви, а отчасти и крепостными светских землевладельцев (посредством королевской юрисдикции, регалий, баналитетов и т. п.). Королевская власть пользовалась еще возможностью верховного распоряжения многими видами феодальных поступлений. Она могла еще раздавать иммунитетные привилегии, банн, регалии, баналитеты. «Отчуждение» этих государственных прав на феодальное присвоение, их распределение и перераспределение между отдельными членами господствующего класса, составляло одну из важнейших функций королевской власти в данный исторический период.
Передача королевской властью отдельным феодальным землевладельцам прав на эксплуатацию крестьян и горожан и на присвоение прибавочного продукта (в форме пожалования иммунитетом, банном и регалиями) и приобретение феодалами этих прав в явочном порядке – составляли обратную сторону процесса становления и укрепления феодальных производственных отношений. Вместе с тем это яркий показатель активной роли государства в этом процессе.
Немецкая буржуазная историография видит в «отчуждении государственных прав» только юридическую сторону и вовсе не замечает скрывавшихся за этим межклассовых и внутриклассовых отношений.
Образование феодальных отношений на базе разложения дофеодального общинного строя, представляя по своему существу экономический процесс, совершалось при активном воздействии государства – органа политического господства эксплуататорских элементов формирующегося феодального общества. До того, как массы народа были подчинены экономическому господству частных феодальных землевладельцев и превращены в объект их эксплуатации, эти массы находились уже под властью государства и эксплуатировались государством. Государство располагало всей полнотой власти над этими лично свободными людьми, обладающими собственностью на обрабатываемую ими землю.
(Связь между положением королевской власти и наличием у короля подданных (т. е. людей, служащих непосредственно его власти) настолько очевидна, что ее признают и в определенном смысле из нее исходят все буржуазные историки. Но они не идут дальше юридической характеристики этого явления и не раскрывают его экономической основы. Эти историки только констатируют факт, что при наличии у короля массы непосредственных подданных власть его бывает крепка и государство сохраняет единство, при потере подданных (вследствие ли их закрепощения вотчинниками или отчуждения права юрисдикции над ними самим королем) власть его приходит в упадок и государство распадается. Ближе к научному выяснению существа этого вопроса были историки середины и второй половины XIX в. (П. Рот, Г. Маурер, Г. Вайц, К. Т. Инама-Штернегг, К. Лампрехт). Они исходили из того, что в раннее средневековье основная масса населения была еще свободна (Gemeinfreie) и подчинялась непосредственно королевской власти, которая была подлинно публично-государственной властью. Этим они и объясняли сравнительное могущество королевской власти и единство государства в ту эпоху. Ослабление королевской власти и распад государства они связывали с закрепощением крестьян и выключением их из системы государственного подданства (Untertanenverband), хотя и по разному это оценивали. По существу из тех же предпосылок исходили и историки, представлявшие публично-правовую концепцию феодального государства в Германии (Г. Белов, Ф. Кейтген и др.). Они только утверждали, что король не утратил своих подданных и в период классического средневековья, и что его власть вследствие этого никогда не теряла своего публично-правового характера. Совсем по иному трактует эту проблему современная буржуазная немецкая историография в лице школы Т. Майера, пользующейся боль щим признанием в исторической науке Западной Германии. Историки этого направления отбрасывают прежние представления о свободном крестьянстве в древнегерманский и раннесредневековый периоды как «либеральную химеру XIX в.» и утверждают, что свобода создавалась самой государственной властью. По их словам, в те времена не было других свободных людей, кроме «свободных людей короля» (Konigsfreie), сословие которых было создано королевской властью для обеспечения выполнения государственных повинностей. Эти «свободные люди короля» были свободными именно потому, что сидели на королевской земле и не служили никому, кроме государственной власти. Упадок королевской власти в средневековой Германии связывается ими с отчуждением этих свободных людей в пользу церковных учреждений и частных светских землевладельцев. Возникновение территориальных княжеств они объясняют тем, что население этих территорий превратилось в «свободных княжеских людей». См. Th. Mayer. Die Konigsfreie und der Staat des fzuhen Mittelalters. – «Das problem der Freiheit in der deutschen und schweizerischen Geschichte. Vortrage und Forschungen. Herausgegeben vom Institut fur geschichtliche Landesforschung des Bodenseegebits in Konstanz geleitet von Th. Mayer». Lindau und Konstanz, 1955, S., 17 ff. H. Dannenbauer. Freigrafschaften und Freigerichte – Ibid., S. 75. K. S. Bader. Volk, – Stamm – Territorium. – Histor. Zeitschrift, 1953, Bd. 176. Ht. 3, S. 449 ff. K. Bosl. Freiheit und Unfreihet. Zur Entwiklung der Unterschichten in Deutschland und Frankreich wahrend des Mittelalters – Vierteljahrschrift fur Sozial – und Wirtschaftsgeschichte. Bd. 44, 1957, S. 198 – 218. См. также H. Mitteis. Die Rechtsidee in der Geschichte, Weimar, 1957, S. 658.
Эта эволюция взглядов весьма показательна. Она свидетельствует о все большем отходе буржуазной историографии от научного решения одного из самых кардинальных вопросов истории феодального государства.
Общим пороком всех суждений буржуазных историков о свободе и государственном подданстве, является то, что они по существу отождествляют эти два понятия. Для них свободным был тот, кто не подчинялся никакой частной власти, а зависел только от государства. Этот юридический критерий логически вытекает из их понимания существа социальных и политических отношений в обществе, которые они сводят только к внешним юридическим и политическим связям.).
Положение изменилось с потерей крестьянами их собственности и личной свободы.
Крестьяне, вступая в отношения феодальной зависимости к отдельным землевладельцам, попадали под их частную власть.