Страница:
Денвер не сопротивлялась. Вечер только начинался, никаких планов у них не было, так почему бы не расслабиться?
Денвер и Бобби встречались уже на протяжении почти трех месяцев. Именно встречались, потому что Бобби приходилось часто бывать в Нью-Йорке и в Вегасе, где находились два его клуба под общим названием «Настроение». Когда он приезжал в Лос-Анджелес, Денвер чувствовала себя на седьмом небе от счастья, но, когда Бобби отсутствовал, она скучала по нему, пыталась гадать, где он и что делает. Иногда они перезванивались, пытаясь устроить друг другу что-то вроде сеанса «секса по телефону», что неизменно заставляло обоих истерически хихикать.
Ни Бобби, ни Денвер еще не произносили слово «любовь» вслух. Единственное, о чем они позволяли себе говорить, это о том, что их отношения «особенные», то есть не такие, какие они имели в прошлом с другими людьми. Причина крылась в том, что оба боялись слишком глубокой привязанности. Втайне друг от друга – и даже от самих себя – Бобби и Денвер мечтали о прочной любовной связи на всю жизнь, но не чувствовали себя готовыми к чему-то подобному и боялись форсировать события. Вот почему пока оба делали вид, будто относятся к своим отношениям не слишком серьезно.
Бобби медленно гладил Денвер по волосам. Волосы у нее были длинными, густыми, темно-каштановыми с золотистым отливом. Денвер знала, что именно они вкупе с широко расставленными карими глазами и полным, чувственным ртом делают ее такой привлекательной. Если бы она жила в каком-нибудь другом городе, ее, наверное, считали бы настоящей красавицей, но по лос-анджелесским стандартам она набирала от силы восемь баллов из десяти. Так, во всяком случае, считала сама Денвер.
Но она ошибалась.
Ладони Бобби легли на ее груди. Одна из них юркнула под майку и расстегнула лифчик, другая принялась играть с заострившимися сосками. Груди у Денвер были натуральными – большая редкость для Лос-Анджелеса.
Прерывисто вздохнув в предвкушении, Денвер крепче прижалась к Бобби. Не имело никакого значения, что утром они уже занимались любовью. Желание никуда не делось, и сейчас оба были не прочь повторить удовольствие.
Иногда Денвер спрашивала себя, как долго может продлиться их идиллия. Ее последний бойфренд Джош, с которым она прожила без малого три года, был великолепным любовником только в первые полгода. Потом он начал потихоньку остывать, но еще старался, а под конец и стараться перестал.
– О чем ты думаешь? – прошептал Бобби ей на ухо и тут же пустил в дело язык.
– Девчачий вопрос! – отозвалась Денвер, нащупывая «молнию» на его джинсах.
– Хочешь сказать, что я – девчонка? – полушутя-полусерьезно осведомился он.
– Откровенно говоря, я действительно подметила в тебе кое-какие женские черточки, – поддразнила его Денвер.
– Какие, например? – с вызовом спросил Бобби.
– Ну-у… – туманно протянула Денвер, стаскивая с него джинсы. С огромным удовольствием она обнаружила, что Бобби не озаботился надеть нижнее белье. – Во – первых, у тебя мягкие губы…
– Это чтобы слаще тебя целовать. – Одним быстрым движением Бобби повернул Денвер так, что она оказалась под ним. – Мягкие губы и крепкий член – что же в этом женского?
– Бобби! – воскликнула Денвер.
На этом их шутливая пикировка закончилась, в свои права вступила страсть. Бобби умел вести себя так, что Денвер напрочь забывала о стыдливости и любых ограничениях, которые у нее когда-либо были. Он то нежно ласкал ее, то набрасывался на нее с такой силой, что от каждого могучего движения у Денвер буквально захватывало дух. Голова кружилась, сердце сладко замирало, и хотелось еще, еще и еще…
Потом, когда кульминация осталась позади, они долго лежали в объятиях друг друга, утомленные, расслабленные, немного сонные. И эти минуты полного удовлетворения и покоя были не менее прекрасными, чем то, что им предшествовало. Денвер часто хотелось, чтобы они длились вечно, но увы – внешний мир, к которому оба принадлежали, напоминал о себе то телефонным звонком, то мыслями о каких-то проблемах, ожидающих решения в самое ближайшее время. Сейчас Денвер вдруг подумала о том, что уже завтра Бобби уедет в Вегас, а оттуда вылетит в Нью-Йорк, где у него были запланированы какие-то важные переговоры. Сама Денвер дорабатывала последние деньки в качестве заместителя окружного прокурора, а значит, помимо обычных служебных обязанностей, ей предстоит немало других дел. Ее, впрочем, это не пугало. Денвер нравилось то, что́ она делала. Ее работа была трудной, выматывающей, порой – изнурительной, зато приносила осязаемые результаты, и Денвер ничуть не жалела, что «сменила ориентацию», перейдя из крупной юридической фирмы, где она работала в качестве адвоката, в прокуратуру. Денвер чувствовала, что здесь она будет приносить реальную пользу. Бороться за то, чтобы преступник отправился в тюрьму, было гораздо интереснее, чем выдумывать уловки и хитрые трюки, благодаря которым виновный мог уйти от наказания. К этому неожиданному решению Денвер подтолкнуло последнее крупное дело, которое она вела в своей адвокатской конторе. Знаменитый киноактер «заказал» убийство собственной жены, однако, несмотря на вполне недвусмысленные улики, против него даже не было выдвинуто никакого обвинения. Именно тогда Денвер поняла, что такая работа не для нее. Уж лучше она будет на стороне обвинения, чтобы помогать правосудию отправлять плохих парней за решетку. Вот настоящее дело, подумала Денвер, и не разочаровалась. Теперь же ей представилась возможность приносить людям еще больше пользы. Вылавливать подонков, которые распространяют «дурь» и подсаживают на наркотики несовершеннолетних, – что может быть лучше?
Во всяком случае, такая работа могла дать ей еще большее моральное удовлетворение.
– Эй, как насчет того, чтобы взять по пицце и посмотреть какую-нибудь киношку? – предложил Бобби.
Да, подумала Денвер, именно этого ей хотелось сейчас больше всего. Нормальная жизнь с нормальным мужчиной.
С ее мужчиной…
Вот только как долго она сможет наслаждаться такой жизнью?
Отчего-то Денвер казалось, что очень скоро все может измениться.
И не в лучшую для нее сторону.
Глава 2
Глава 3
Денвер и Бобби встречались уже на протяжении почти трех месяцев. Именно встречались, потому что Бобби приходилось часто бывать в Нью-Йорке и в Вегасе, где находились два его клуба под общим названием «Настроение». Когда он приезжал в Лос-Анджелес, Денвер чувствовала себя на седьмом небе от счастья, но, когда Бобби отсутствовал, она скучала по нему, пыталась гадать, где он и что делает. Иногда они перезванивались, пытаясь устроить друг другу что-то вроде сеанса «секса по телефону», что неизменно заставляло обоих истерически хихикать.
Ни Бобби, ни Денвер еще не произносили слово «любовь» вслух. Единственное, о чем они позволяли себе говорить, это о том, что их отношения «особенные», то есть не такие, какие они имели в прошлом с другими людьми. Причина крылась в том, что оба боялись слишком глубокой привязанности. Втайне друг от друга – и даже от самих себя – Бобби и Денвер мечтали о прочной любовной связи на всю жизнь, но не чувствовали себя готовыми к чему-то подобному и боялись форсировать события. Вот почему пока оба делали вид, будто относятся к своим отношениям не слишком серьезно.
Бобби медленно гладил Денвер по волосам. Волосы у нее были длинными, густыми, темно-каштановыми с золотистым отливом. Денвер знала, что именно они вкупе с широко расставленными карими глазами и полным, чувственным ртом делают ее такой привлекательной. Если бы она жила в каком-нибудь другом городе, ее, наверное, считали бы настоящей красавицей, но по лос-анджелесским стандартам она набирала от силы восемь баллов из десяти. Так, во всяком случае, считала сама Денвер.
Но она ошибалась.
Ладони Бобби легли на ее груди. Одна из них юркнула под майку и расстегнула лифчик, другая принялась играть с заострившимися сосками. Груди у Денвер были натуральными – большая редкость для Лос-Анджелеса.
Прерывисто вздохнув в предвкушении, Денвер крепче прижалась к Бобби. Не имело никакого значения, что утром они уже занимались любовью. Желание никуда не делось, и сейчас оба были не прочь повторить удовольствие.
Иногда Денвер спрашивала себя, как долго может продлиться их идиллия. Ее последний бойфренд Джош, с которым она прожила без малого три года, был великолепным любовником только в первые полгода. Потом он начал потихоньку остывать, но еще старался, а под конец и стараться перестал.
– О чем ты думаешь? – прошептал Бобби ей на ухо и тут же пустил в дело язык.
– Девчачий вопрос! – отозвалась Денвер, нащупывая «молнию» на его джинсах.
– Хочешь сказать, что я – девчонка? – полушутя-полусерьезно осведомился он.
– Откровенно говоря, я действительно подметила в тебе кое-какие женские черточки, – поддразнила его Денвер.
– Какие, например? – с вызовом спросил Бобби.
– Ну-у… – туманно протянула Денвер, стаскивая с него джинсы. С огромным удовольствием она обнаружила, что Бобби не озаботился надеть нижнее белье. – Во – первых, у тебя мягкие губы…
– Это чтобы слаще тебя целовать. – Одним быстрым движением Бобби повернул Денвер так, что она оказалась под ним. – Мягкие губы и крепкий член – что же в этом женского?
– Бобби! – воскликнула Денвер.
На этом их шутливая пикировка закончилась, в свои права вступила страсть. Бобби умел вести себя так, что Денвер напрочь забывала о стыдливости и любых ограничениях, которые у нее когда-либо были. Он то нежно ласкал ее, то набрасывался на нее с такой силой, что от каждого могучего движения у Денвер буквально захватывало дух. Голова кружилась, сердце сладко замирало, и хотелось еще, еще и еще…
Потом, когда кульминация осталась позади, они долго лежали в объятиях друг друга, утомленные, расслабленные, немного сонные. И эти минуты полного удовлетворения и покоя были не менее прекрасными, чем то, что им предшествовало. Денвер часто хотелось, чтобы они длились вечно, но увы – внешний мир, к которому оба принадлежали, напоминал о себе то телефонным звонком, то мыслями о каких-то проблемах, ожидающих решения в самое ближайшее время. Сейчас Денвер вдруг подумала о том, что уже завтра Бобби уедет в Вегас, а оттуда вылетит в Нью-Йорк, где у него были запланированы какие-то важные переговоры. Сама Денвер дорабатывала последние деньки в качестве заместителя окружного прокурора, а значит, помимо обычных служебных обязанностей, ей предстоит немало других дел. Ее, впрочем, это не пугало. Денвер нравилось то, что́ она делала. Ее работа была трудной, выматывающей, порой – изнурительной, зато приносила осязаемые результаты, и Денвер ничуть не жалела, что «сменила ориентацию», перейдя из крупной юридической фирмы, где она работала в качестве адвоката, в прокуратуру. Денвер чувствовала, что здесь она будет приносить реальную пользу. Бороться за то, чтобы преступник отправился в тюрьму, было гораздо интереснее, чем выдумывать уловки и хитрые трюки, благодаря которым виновный мог уйти от наказания. К этому неожиданному решению Денвер подтолкнуло последнее крупное дело, которое она вела в своей адвокатской конторе. Знаменитый киноактер «заказал» убийство собственной жены, однако, несмотря на вполне недвусмысленные улики, против него даже не было выдвинуто никакого обвинения. Именно тогда Денвер поняла, что такая работа не для нее. Уж лучше она будет на стороне обвинения, чтобы помогать правосудию отправлять плохих парней за решетку. Вот настоящее дело, подумала Денвер, и не разочаровалась. Теперь же ей представилась возможность приносить людям еще больше пользы. Вылавливать подонков, которые распространяют «дурь» и подсаживают на наркотики несовершеннолетних, – что может быть лучше?
Во всяком случае, такая работа могла дать ей еще большее моральное удовлетворение.
– Эй, как насчет того, чтобы взять по пицце и посмотреть какую-нибудь киношку? – предложил Бобби.
Да, подумала Денвер, именно этого ей хотелось сейчас больше всего. Нормальная жизнь с нормальным мужчиной.
С ее мужчиной…
Вот только как долго она сможет наслаждаться такой жизнью?
Отчего-то Денвер казалось, что очень скоро все может измениться.
И не в лучшую для нее сторону.
Глава 2
Принц Арман Мохаммад Джордан пользовался своим титулом только во время нечастых поездок в родной эмират Акрамшахр – небольшую, но весьма богатую ближневосточную страну, затерявшуюся где-то в пустыне между Сирией и Ливаном.
В качестве натурализованного американца и весьма успешного бизнесмена Арман предпочитал помалкивать о текущей в его жилах королевской крови. В деловой среде не следовало кичиться своим происхождением – в силу некоторых причин это могло оказаться не полезно для бизнеса. Большинство людей, с которыми он имел дело, знали его только как мистера Джордана – очень богатого, влиятельного и порой совершенно беспощадного человека, который стремился обернуть любую ситуацию к собственной выгоде. И чаще всего у него это получалось. Никто из деловых партнеров Армана понятия не имел, что его отец – эмир Амин Мохаммад Джордан – железной рукой правит своим весьма богатым нефтью государством. В настоящее время у эмира было шесть жен и шестнадцать законных детей.
Дружеских связей Арман ни с кем не заводил – к подобным вещам он всегда относился с подозрением. Единственным человеком, кому он доверял, был его личный помощник Фуад-хан, которого Арман перевез в Штаты из Акрамшахра много лет назад. Он был его советником и доверенным лицом, исполнителем весьма деликатных поручений; принц был уверен в нем как в самом себе. Тайны, которые стали известны Фуад-хану, были в такой же безопасности, как если бы они хранились в самом надежном швейцарском банке.
К счастью или к несчастью для Армана, он был девятым сыном эмира, и, хотя в своей стране пользовался всеми привилегиями, положенными отпрыску королевской династии, ни на что большее ему рассчитывать не приходилось. Он, в частности, не мог наследовать трон, поэтому когда его мать Пегги – американка по происхождению, некогда блиставшая в одном из стрип-клубов Вегаса, – решила вернуться на родину и забрать с собой восьмилетнего Армана, эмир возражать не стал. Длинноногая, рыжеволосая, нагловатая Пегги с ее скрипучим выговором (сам эмир Амин учился в Оксфорде) давно ему надоела, и он был не прочь от нее избавиться. Самой Пегги нравилось жить в гареме, где ее холили, лелеяли и осыпа́ли дорогими подарками, однако новизна ощущений со временем выветрилась, и она вознамерилась «вернуться к цивилизации». В конце концов, ей было только двадцать шесть, и перед ней лежала вся жизнь. Единственное условие, которое выдвинул эмир, заключалось в том, что каждый год в сентябре юный Арман должен был приезжать в Акрамшахр на день рождения отца, который считался в стране государственным праздником.
Пегги не возражала. Это условие легко было выполнить, да и компенсация, которую она получила из эмирской казны, была весьма щедрой. За такие деньги она готова была и на большее.
В Штатах Пегги поселилась в Нью-Йорке. Арман довольно скоро привык к новой стране, к американскому образу жизни. По правде сказать, в Америке ему нравилось гораздо больше, чем дома. Бесконечные телешоу – юмористические и приключенческие, – боевики, фильмы ужасов и ритмичная музыка буквально заворожили подростка. Но лучше всего были девушки. Современные, абсолютно раскованные и доступные, они разительно отличались от женщин в его родном Акрамшахре.
Каждый сентябрь Пегги, выполняя волю эмира, сажала сына в самолет. На полторы-две недели юный Арман превращался в восточного принца и общался со сводными братьями, к которым, впрочем, давно не питал никаких родственных чувств. Они и прежде не ладили, а теперь стали и вовсе чужими. Потом он возвращался в Нью-Йорк и снова становился американцем – до следующего сентября.
Жить такой двойной жизнью Арману скорее нравилось. Одного сознания, что он не такой, как все, было достаточно, чтобы чувствовать себя сильнее и увереннее. К сверстникам, с которыми он учился в закрытой частной школе на Манхэттене, Арман относился свысока. В конце концов, он был принцем, сыном самого настоящего короля. По сравнению с ним все остальные были просто выскочками, самодовольными ничтожествами. Какими бы состоятельными ни были их родители, никакого значения это не имело – происхождение ведь не купишь!
В один из его ежегодных визитов на родину эмир отозвал тринадцатилетнего Армана в сторонку и шепнул – мол, пора тебе становиться мужчиной. Сразу после этого один из слуг проводил подростка в комнату, где на огромной кровати с балдахином дожидались две проститутки.
Первый сексуальный опыт с двумя опытными, взрослыми женщинами произвел на Армана неизгладимое впечатление. В школе он уже ходил на свидания с девчонками, но это было нечто совершенно иное. Проституткам – украинке и датчанке – было лет по двадцать, обе были сильно накрашены и одеты в фантазийное белье и туфли на высоких каблуках. За два с лишним часа они познакомили Армана с самыми разнообразными видами сексуальной активности, причем понравилось подростку далеко не все, а кое-что даже вызвало самое настоящее отвращение. Решив, что принц полностью посвящен в тайны секса, девицы сообщили ему, что за сексуальные услуги положено платить. Нет, они не выпрашивали у него деньги – обеим было щедро заплачено вперед, просто им показалось, что Арман непременно должен знать об этом аспекте продажной любви. «За секс женщинам нужно платить», – сказали они чуть не хором и обменялись довольными взглядами.
Арман запомнил эти слова на всю жизнь.
Когда он снова вернулся в пиршественный зал, старшие братья принялись всячески его дразнить. Дело кончилось дракой, в которой Арману разбили нос, что, разумеется, не добавило ему теплых чувств к родственникам. Он понимал – братья ненавидят его за то, что он не такой, как они, и завидуют, что он живет не в Акрамшахре, а в Соединенных Штатах – великой, свободной стране, которая дает каждому невиданные возможности.
Через месяц после того, как Арману исполнилось восемнадцать, Пегги, и в тридцать шесть сохранившая свою яркую красоту, повторно вышла замуж – развод с эмиром она оформила еще много лет назад. На этот раз она поступила довольно мудро, сочетавшись браком с преуспевающим владельцем крупного инвестиционного банка, который был старше ее на четверть века.
Отчим – его звали Сидни Данн – неожиданно пришелся Арману по душе. Он был довольно приятным, обходительным и прекрасно воспитанным человеком и к тому же опытным профессионалом. Эта последняя черта особенно привлекла юношу – он чувствовал, что может многому научиться у Сидни. И он начал учиться, учиться серьезно, а отчим с удовольствием ему помогал. По его совету вместо намеченного некоторое время назад колледжа Арман пошел учиться в бизнес-школу и ни разу об этом не пожалел, к тому же Сидни продолжал помогать ему, черпая из своего богатого опыта такие примеры и ситуации, каким не учат ни в одном университете.
Когда Арману исполнилось двадцать один год, эмир неожиданно вызвал его в Акрамшахр. Это не был рутинный сентябрьский визит, и Арман разозлился – какого черта старому козлу от него понадобилось? Разве не достаточно того, что он каждый год ездит в Акрамшахр на отцовский день рождения? В итоге, однако, Арман остался очень доволен поездкой, ибо во время встречи с эмиром и его первым министром ему сообщили, что он может понадобиться отцу для совершения кое-каких частных сделок на территории Соединенных Штатов.
Это предложение сулило немалые выгоды, поэтому Арман тут же согласился стать личным поверенным эмира в торговых делах. Кроме того, в качестве подарка к совершеннолетию эмир преподнес сыну чек на миллион долларов. Эти деньги Арман незамедлительно пустил в оборот. По совету отчима он вложил крупную сумму в несколько ветхих домов в Квинсе. Спустя год эти дома превратились в крупные жилые комплексы, продав которые Арман заработал сумму, втрое превосходившую первоначальные вложения.
Дальше все пошло как по маслу. Арман основал компанию «Джордан девелопментс» и стал скупать недвижимость. После обновления или частичной перестройки дома разлетались как горячие пирожки, принося значительную прибыль. Не забывал Арман и о поручении отца, время от времени отмывая для него крупные суммы. Для этого он создал несколько второстепенных компаний – в том числе экспортно-импортную фирму, которая, впрочем, принадлежала ему чисто номинально. На самом деле она обслуживала исключительно интересы королевской династии Акрамшахра.
К тридцати годам Арман Джордан был уже настолько богат, что начал скупать отели и многоквартирные жилые дома на Восточном побережье.
Когда он в очередной раз приехал на родину, эмир встретил его неожиданно тепло. «Из всех моих сыновей ты единственный, кем я могу гордиться, – сказал он. – Ты умен и хитер, к тому же я убедился, что могу тебе доверять. Именно поэтому я сделаю тебя своим наследником. Когда-нибудь ты по праву займешь мой трон».
Это заявление, сделанное к тому же на праздничном банкете, очень не понравилось братьям Армана, которые возненавидели его еще больше.
Только одно смущало эмира. «Почему ты до сих пор не женат? – спросил он. – Согласно нашим обычаям, в твои годы мужчина уже должен иметь несколько жен и детей».
Арман в ответ только пожал плечами. Для него женщины были помехой, отвлекавшей его от действительно серьезных и важных дел. Свои сексуальные желания он удовлетворял с помощью девушек по вызову, которые – стоило только снять телефонную трубку – являлись туда, куда им было приказано, и делали все, что он хотел. С раннего детства Армана учили считать женщин низшими существами, и он усвоил урок. Сам эмир не раз говорил ему: мол, они нужны только затем, чтобы удовлетворять желания мужчины и вынашивать его детей. Никогда не доверяй им и не отдавай женщине своего сердца, добавлял он, и Арман был полностью согласен с отцом. Эмир был абсолютно прав. За годы, прожитые в Америке, Арман и сам успел убедиться, что за деньги женщина пойдет на все, что угодно. Кроме того, женщины были глупы. Алчные, тупые существа, годные лишь на то, чтобы раздвигать ноги или работать языком. Ни на что другое они не годились.
Когда год спустя Арман прибыл в Акрамшахр на очередной день рождения эмира, отец сразу увез его в один из своих загородных дворцов. Там он объявил сыну, что Арман должен жениться на дочери близкого друга королевской семьи, с которым эмира связывали прочные деловые отношения. «Никакой ответственности, никаких обязательств, – уверил Армана отец. – Твоя жена останется здесь, и, если будет на то воля Аллаха, родит тебе детей. Таково мое желание».
Девушка оказалась очень хороша собой. Ей было пятнадцать. Звали ее Сурайя.
Пышная свадебная церемония состоялась в тот же день, а вечером Арман оказался в одной постели с Сурайей. Девушка, разумеется, была невинна; она дрожала и плакала от страха, но Армана это не остановило – он не собирался идти против воли отца. Страхи Сурайи его ничуть не касались. Отныне она принадлежала ему и должна была в точности исполнять все, что он от нее потребует. Сурайя была для него просто сосудом, который Арману предстояло наполнить, и он сделал все, что от него требовалось, не обращая внимания на слезы и крики боли.
Через неделю после свадьбы Арман вернулся в Америку.
Один.
Впрочем, Арман прекрасно себя чувствовал и в Нью-Йорке, на Парк-авеню, где у него был роскошный пентхаус. Деньги были для него важнее всего, они возбуждали сильнее любого афродизиака; что касалось женщин, то они служили ему игрушками, за которые он платил и которые без сожаления выбрасывал после использования. Мир, к которому он принадлежал по рождению, оживал для него лишь во время сентябрьских наездов на родину, когда эмир праздновал очередной день рождения, и Арман считал, что так оно и должно оставаться.
Сейчас ему уже исполнилось сорок два, но Арман и не думал успокаиваться. Дела его шли отлично: он уже подмял под себя Восточное побережье, и ему хотелось большего. Все чаще и чаще его взоры обращались к Западному, Тихоокеанскому побережью. Для начала он решил захватить плацдарм в Лас-Вегасе, куда летал достаточно часто – Арман был азартным игроком, да и девушки по вызову в Вегасе были совершенно особенными: в их арсенале имелись такие трюки, о каких на Восточном побережье мало кто слышал. Наконец, Арман считал его своим родным городом, потому что когда-то его мать танцевала в «Цезарс-палас» в Лас-Вегасе, где ее заметил эмир и увез в Акрамшахр.
По приказу Армана его эксперты провели финансовую экспертизу самых крупных вегасских отелей. В их поле зрения попали отели группы «Палмс», империя Стива Уайна, «Четыре сезона» и «Харрас», но свой выбор Арман остановил на «Ключах». Именно этот отель, решил он, должен принадлежать ему. В нем Арман чувствовал перспективу, а в бизнесе это было главным.
Итак, «Ключи»… Великолепный гостиничный комплекс, построенный меньше двух лет назад, отвечал самым современным стандартам. Он, правда, не отличался бьющей в глаза роскошью, что было нехарактерно для Вегаса, однако это не мешало ему быть местом по-настоящему шикарным и стильным. Первоклассное казино, превосходные рестораны и магазины, ухоженные сады и парк, рассчитанный на состоятельных людей жилой комплекс, бассейны на любой вкус, два спа-салона, рукотворный пруд, поле для гольфа – чего еще было желать?
Словом, «Ключи» – это было именно то, что нужно.
Арман сразу решил, что купит отель во что бы то ни стало.
Он понятия не имел, что «Ключи» принадлежат Лаки Сантанджело и что она не уступит свою собственность просто так.
В качестве натурализованного американца и весьма успешного бизнесмена Арман предпочитал помалкивать о текущей в его жилах королевской крови. В деловой среде не следовало кичиться своим происхождением – в силу некоторых причин это могло оказаться не полезно для бизнеса. Большинство людей, с которыми он имел дело, знали его только как мистера Джордана – очень богатого, влиятельного и порой совершенно беспощадного человека, который стремился обернуть любую ситуацию к собственной выгоде. И чаще всего у него это получалось. Никто из деловых партнеров Армана понятия не имел, что его отец – эмир Амин Мохаммад Джордан – железной рукой правит своим весьма богатым нефтью государством. В настоящее время у эмира было шесть жен и шестнадцать законных детей.
Дружеских связей Арман ни с кем не заводил – к подобным вещам он всегда относился с подозрением. Единственным человеком, кому он доверял, был его личный помощник Фуад-хан, которого Арман перевез в Штаты из Акрамшахра много лет назад. Он был его советником и доверенным лицом, исполнителем весьма деликатных поручений; принц был уверен в нем как в самом себе. Тайны, которые стали известны Фуад-хану, были в такой же безопасности, как если бы они хранились в самом надежном швейцарском банке.
К счастью или к несчастью для Армана, он был девятым сыном эмира, и, хотя в своей стране пользовался всеми привилегиями, положенными отпрыску королевской династии, ни на что большее ему рассчитывать не приходилось. Он, в частности, не мог наследовать трон, поэтому когда его мать Пегги – американка по происхождению, некогда блиставшая в одном из стрип-клубов Вегаса, – решила вернуться на родину и забрать с собой восьмилетнего Армана, эмир возражать не стал. Длинноногая, рыжеволосая, нагловатая Пегги с ее скрипучим выговором (сам эмир Амин учился в Оксфорде) давно ему надоела, и он был не прочь от нее избавиться. Самой Пегги нравилось жить в гареме, где ее холили, лелеяли и осыпа́ли дорогими подарками, однако новизна ощущений со временем выветрилась, и она вознамерилась «вернуться к цивилизации». В конце концов, ей было только двадцать шесть, и перед ней лежала вся жизнь. Единственное условие, которое выдвинул эмир, заключалось в том, что каждый год в сентябре юный Арман должен был приезжать в Акрамшахр на день рождения отца, который считался в стране государственным праздником.
Пегги не возражала. Это условие легко было выполнить, да и компенсация, которую она получила из эмирской казны, была весьма щедрой. За такие деньги она готова была и на большее.
В Штатах Пегги поселилась в Нью-Йорке. Арман довольно скоро привык к новой стране, к американскому образу жизни. По правде сказать, в Америке ему нравилось гораздо больше, чем дома. Бесконечные телешоу – юмористические и приключенческие, – боевики, фильмы ужасов и ритмичная музыка буквально заворожили подростка. Но лучше всего были девушки. Современные, абсолютно раскованные и доступные, они разительно отличались от женщин в его родном Акрамшахре.
Каждый сентябрь Пегги, выполняя волю эмира, сажала сына в самолет. На полторы-две недели юный Арман превращался в восточного принца и общался со сводными братьями, к которым, впрочем, давно не питал никаких родственных чувств. Они и прежде не ладили, а теперь стали и вовсе чужими. Потом он возвращался в Нью-Йорк и снова становился американцем – до следующего сентября.
Жить такой двойной жизнью Арману скорее нравилось. Одного сознания, что он не такой, как все, было достаточно, чтобы чувствовать себя сильнее и увереннее. К сверстникам, с которыми он учился в закрытой частной школе на Манхэттене, Арман относился свысока. В конце концов, он был принцем, сыном самого настоящего короля. По сравнению с ним все остальные были просто выскочками, самодовольными ничтожествами. Какими бы состоятельными ни были их родители, никакого значения это не имело – происхождение ведь не купишь!
В один из его ежегодных визитов на родину эмир отозвал тринадцатилетнего Армана в сторонку и шепнул – мол, пора тебе становиться мужчиной. Сразу после этого один из слуг проводил подростка в комнату, где на огромной кровати с балдахином дожидались две проститутки.
Первый сексуальный опыт с двумя опытными, взрослыми женщинами произвел на Армана неизгладимое впечатление. В школе он уже ходил на свидания с девчонками, но это было нечто совершенно иное. Проституткам – украинке и датчанке – было лет по двадцать, обе были сильно накрашены и одеты в фантазийное белье и туфли на высоких каблуках. За два с лишним часа они познакомили Армана с самыми разнообразными видами сексуальной активности, причем понравилось подростку далеко не все, а кое-что даже вызвало самое настоящее отвращение. Решив, что принц полностью посвящен в тайны секса, девицы сообщили ему, что за сексуальные услуги положено платить. Нет, они не выпрашивали у него деньги – обеим было щедро заплачено вперед, просто им показалось, что Арман непременно должен знать об этом аспекте продажной любви. «За секс женщинам нужно платить», – сказали они чуть не хором и обменялись довольными взглядами.
Арман запомнил эти слова на всю жизнь.
Когда он снова вернулся в пиршественный зал, старшие братья принялись всячески его дразнить. Дело кончилось дракой, в которой Арману разбили нос, что, разумеется, не добавило ему теплых чувств к родственникам. Он понимал – братья ненавидят его за то, что он не такой, как они, и завидуют, что он живет не в Акрамшахре, а в Соединенных Штатах – великой, свободной стране, которая дает каждому невиданные возможности.
Через месяц после того, как Арману исполнилось восемнадцать, Пегги, и в тридцать шесть сохранившая свою яркую красоту, повторно вышла замуж – развод с эмиром она оформила еще много лет назад. На этот раз она поступила довольно мудро, сочетавшись браком с преуспевающим владельцем крупного инвестиционного банка, который был старше ее на четверть века.
Отчим – его звали Сидни Данн – неожиданно пришелся Арману по душе. Он был довольно приятным, обходительным и прекрасно воспитанным человеком и к тому же опытным профессионалом. Эта последняя черта особенно привлекла юношу – он чувствовал, что может многому научиться у Сидни. И он начал учиться, учиться серьезно, а отчим с удовольствием ему помогал. По его совету вместо намеченного некоторое время назад колледжа Арман пошел учиться в бизнес-школу и ни разу об этом не пожалел, к тому же Сидни продолжал помогать ему, черпая из своего богатого опыта такие примеры и ситуации, каким не учат ни в одном университете.
Когда Арману исполнилось двадцать один год, эмир неожиданно вызвал его в Акрамшахр. Это не был рутинный сентябрьский визит, и Арман разозлился – какого черта старому козлу от него понадобилось? Разве не достаточно того, что он каждый год ездит в Акрамшахр на отцовский день рождения? В итоге, однако, Арман остался очень доволен поездкой, ибо во время встречи с эмиром и его первым министром ему сообщили, что он может понадобиться отцу для совершения кое-каких частных сделок на территории Соединенных Штатов.
Это предложение сулило немалые выгоды, поэтому Арман тут же согласился стать личным поверенным эмира в торговых делах. Кроме того, в качестве подарка к совершеннолетию эмир преподнес сыну чек на миллион долларов. Эти деньги Арман незамедлительно пустил в оборот. По совету отчима он вложил крупную сумму в несколько ветхих домов в Квинсе. Спустя год эти дома превратились в крупные жилые комплексы, продав которые Арман заработал сумму, втрое превосходившую первоначальные вложения.
Дальше все пошло как по маслу. Арман основал компанию «Джордан девелопментс» и стал скупать недвижимость. После обновления или частичной перестройки дома разлетались как горячие пирожки, принося значительную прибыль. Не забывал Арман и о поручении отца, время от времени отмывая для него крупные суммы. Для этого он создал несколько второстепенных компаний – в том числе экспортно-импортную фирму, которая, впрочем, принадлежала ему чисто номинально. На самом деле она обслуживала исключительно интересы королевской династии Акрамшахра.
К тридцати годам Арман Джордан был уже настолько богат, что начал скупать отели и многоквартирные жилые дома на Восточном побережье.
Когда он в очередной раз приехал на родину, эмир встретил его неожиданно тепло. «Из всех моих сыновей ты единственный, кем я могу гордиться, – сказал он. – Ты умен и хитер, к тому же я убедился, что могу тебе доверять. Именно поэтому я сделаю тебя своим наследником. Когда-нибудь ты по праву займешь мой трон».
Это заявление, сделанное к тому же на праздничном банкете, очень не понравилось братьям Армана, которые возненавидели его еще больше.
Только одно смущало эмира. «Почему ты до сих пор не женат? – спросил он. – Согласно нашим обычаям, в твои годы мужчина уже должен иметь несколько жен и детей».
Арман в ответ только пожал плечами. Для него женщины были помехой, отвлекавшей его от действительно серьезных и важных дел. Свои сексуальные желания он удовлетворял с помощью девушек по вызову, которые – стоило только снять телефонную трубку – являлись туда, куда им было приказано, и делали все, что он хотел. С раннего детства Армана учили считать женщин низшими существами, и он усвоил урок. Сам эмир не раз говорил ему: мол, они нужны только затем, чтобы удовлетворять желания мужчины и вынашивать его детей. Никогда не доверяй им и не отдавай женщине своего сердца, добавлял он, и Арман был полностью согласен с отцом. Эмир был абсолютно прав. За годы, прожитые в Америке, Арман и сам успел убедиться, что за деньги женщина пойдет на все, что угодно. Кроме того, женщины были глупы. Алчные, тупые существа, годные лишь на то, чтобы раздвигать ноги или работать языком. Ни на что другое они не годились.
Когда год спустя Арман прибыл в Акрамшахр на очередной день рождения эмира, отец сразу увез его в один из своих загородных дворцов. Там он объявил сыну, что Арман должен жениться на дочери близкого друга королевской семьи, с которым эмира связывали прочные деловые отношения. «Никакой ответственности, никаких обязательств, – уверил Армана отец. – Твоя жена останется здесь, и, если будет на то воля Аллаха, родит тебе детей. Таково мое желание».
Девушка оказалась очень хороша собой. Ей было пятнадцать. Звали ее Сурайя.
Пышная свадебная церемония состоялась в тот же день, а вечером Арман оказался в одной постели с Сурайей. Девушка, разумеется, была невинна; она дрожала и плакала от страха, но Армана это не остановило – он не собирался идти против воли отца. Страхи Сурайи его ничуть не касались. Отныне она принадлежала ему и должна была в точности исполнять все, что он от нее потребует. Сурайя была для него просто сосудом, который Арману предстояло наполнить, и он сделал все, что от него требовалось, не обращая внимания на слезы и крики боли.
Через неделю после свадьбы Арман вернулся в Америку.
Один.
* * *
Вернувшись через год в Акрамшахр, Арман узнал, что у него есть сын. В течение последующих десяти лет Сурайя принесла ему еще трех дочерей. Это не особенно понравилось Арману, но старый эмир был счастлив. Впрочем, со временем Арман почти привык к тому, что с формальной точки зрения у него есть семья. Главным для него было то, что жена и дети жили не с ним, а в Акрамшахре – в стране, где женщины скромны и покорны и всегда исполняют то, что приказывают им мужчины.Впрочем, Арман прекрасно себя чувствовал и в Нью-Йорке, на Парк-авеню, где у него был роскошный пентхаус. Деньги были для него важнее всего, они возбуждали сильнее любого афродизиака; что касалось женщин, то они служили ему игрушками, за которые он платил и которые без сожаления выбрасывал после использования. Мир, к которому он принадлежал по рождению, оживал для него лишь во время сентябрьских наездов на родину, когда эмир праздновал очередной день рождения, и Арман считал, что так оно и должно оставаться.
Сейчас ему уже исполнилось сорок два, но Арман и не думал успокаиваться. Дела его шли отлично: он уже подмял под себя Восточное побережье, и ему хотелось большего. Все чаще и чаще его взоры обращались к Западному, Тихоокеанскому побережью. Для начала он решил захватить плацдарм в Лас-Вегасе, куда летал достаточно часто – Арман был азартным игроком, да и девушки по вызову в Вегасе были совершенно особенными: в их арсенале имелись такие трюки, о каких на Восточном побережье мало кто слышал. Наконец, Арман считал его своим родным городом, потому что когда-то его мать танцевала в «Цезарс-палас» в Лас-Вегасе, где ее заметил эмир и увез в Акрамшахр.
По приказу Армана его эксперты провели финансовую экспертизу самых крупных вегасских отелей. В их поле зрения попали отели группы «Палмс», империя Стива Уайна, «Четыре сезона» и «Харрас», но свой выбор Арман остановил на «Ключах». Именно этот отель, решил он, должен принадлежать ему. В нем Арман чувствовал перспективу, а в бизнесе это было главным.
Итак, «Ключи»… Великолепный гостиничный комплекс, построенный меньше двух лет назад, отвечал самым современным стандартам. Он, правда, не отличался бьющей в глаза роскошью, что было нехарактерно для Вегаса, однако это не мешало ему быть местом по-настоящему шикарным и стильным. Первоклассное казино, превосходные рестораны и магазины, ухоженные сады и парк, рассчитанный на состоятельных людей жилой комплекс, бассейны на любой вкус, два спа-салона, рукотворный пруд, поле для гольфа – чего еще было желать?
Словом, «Ключи» – это было именно то, что нужно.
Арман сразу решил, что купит отель во что бы то ни стало.
Он понятия не имел, что «Ключи» принадлежат Лаки Сантанджело и что она не уступит свою собственность просто так.
Глава 3
К тому времени, когда Лаки проехала по бульвару Пико и свернула на ведущее к Малибу шоссе Пасифик-кост, она уже забыла и о Винус, и о ее проблемах с многочисленными мужчинами. Теперь Лаки думала о Макс и ее неминуемом отъезде. Ей было совершенно очевидно, что удержать дочь от этого шага вряд ли удастся. Макс стремилась к независимости, и – нравилось это им с Ленни или нет – поделать они ничего не могли.
Лаки одолевали недобрые предчувствия, хотя она понимала, что, несмотря на все свое упрямство и своеволие, Макс достаточно умна. Но каждый раз, когда Лаки высказывала свои опасения вслух, окружающие тотчас напоминали ей, что в юности она тоже не слушала старших и поступала так, как хотела.
Да, в шестнадцать лет Лаки действительно сбежала из швейцарского закрытого интерната с его строгими порядками и отправилась на юг Франции в поисках приключений. Ее отцу, Джино, удалось выследить беглянку, после чего он поспешил выдать ее замуж за Крейвена Ричмонда – сына сенатора Питера Ричмонда. Крейвен оказался занудой и неудачником; Лаки его не любила и даже не уважала, поэтому их брак с самого начала был обречен. Вскоре Джино уехал из Штатов из-за проблем с налогами. Это был удобный момент, и Лаки тут же порвала все связи с семейством Ричмондов и возглавила отцовский отельный бизнес. Развод ей удалось получить достаточно быстро, и она ни о чем не жалела.
И вот теперь Макс готова была выпорхнуть из родительского гнезда. Хватит ли ей хитрости и ума, чтобы не стать добычей многочисленных акул, которые, конечно, поспешат наброситься на столь лакомый кусочек? Если бы Макс осталась в Лос-Анджелесе, Лаки наверняка нашла бы способ ее защитить, но ведь дочь планировала отправиться в Нью-Йорк – огромный и опасный город на другом конце страны!
«Никак ты ее не защитишь, – рассудительно сказал Ленни, когда Лаки поделилась с ним своими тревогами. – И я не вижу в этом особой необходимости. Макс уже достаточно взрослая, чтобы не только совершать собственные ошибки, но и учиться на них».
Джино был с ним согласен. «Отпусти ее, дочка, – сказал он Лаки. – Я уверен, Макс сумеет встать на ноги, как ты когда-то».
Что ж, решила в конце концов Лаки, пусть будет что будет.
Когда Лаки добралась до Малибу и загнала свой приметный красный «Феррари» в гараж, было уже за полночь, но, несмотря на это, Макс дома не было. Приказав себе не волноваться, Лаки достала телефон и позвонила Ленни, который уехал «на натуру» в Юту. Они немного поболтали: Ленни еще раз успокоил ее насчет дочери, сказал, чтобы она не беспокоилась, и пообещал, что они непременно увидятся в Вегасе на дне рождения Макс.
Лаки решила, что на этот раз она, пожалуй, послушается мужа. После вечеринки в Вегасе она отпустит дочь на все четыре стороны – отпустит и будет надеяться, что с ней ничего не случится.
Застигнутый врасплох, Фрэнки едва не споткнулся, потом медленно сдвинул на кончик носа модные очки «Рей Бен» с зеркальными стеклами – совершенно ненужные, потому что было уже довольно темно. Очевидно, он надел их исключительно с показушными целями.
– Вот это да! – восхитился он. – Маленькая Макс собственной персоной!
– Не такая уж и маленькая, – дерзко ответила она, припоминая, что, когда в последний раз видела приятеля своего брата, Фрэнки был несколько полнее. Сейчас он казался почти болезненно худым, но прикид у него был в порядке – кожаные брюки и куртка, шелковая футболка, очки в стиле ретро, темные волосы стянуты в «конский хвост». Все очень стильно, очень по лос-анджелесски. – Отлично выглядишь, – добавила Макс, театральным жестом указывая на вход в новый клуб, где пара сексуально озабоченных подростков и несколько явно несовершеннолетних девчонок, разодетых так, чтобы разить наповал, пытались проникнуть внутрь, предварительно уболтав швейцара и двух крепких охранников. – Кстати, ты не мог бы провести меня и моих друзей в клуб? – спросила она, одаривая Фрэнки обворожительной улыбкой.
– Если я не смогу, никто не сможет, – самодовольно ухмыльнулся Фрэнки. – Идите за мной.
Макс схватила под руки Куки и Гарри и поспешила следом.
Швейцар у входа почтительно кивнул, мордовороты-охранники расступились.
– В-в-а-а-у! – восторженно взвыла Макс. – Ну, ты даешь! Можно подумать, будто эта тошниловка принадлежит тебе.
– Так и есть, – хвастливо отозвался Фрэнки, хотя на самом деле дело обстояло совершенно не так. – Это мой клуб – вплоть до последней тарелочки.
Макс удивилась, хотя и не подала вида. Последнее, что она слышала о Фрэнки, это то, что его бросила давняя подружка Аннабель Маэстро и он искал работу. И вот теперь он утверждал, будто владеет этим новеньким клубом. Что-то тут не так, сразу сообразила Макс. Надо будет спросить у Бобби, что он об этом знает. Когда-то ее брат и Фрэнки были очень дружны, но расстались из-за того, что последний не сумел справиться со своей привязанностью к белому порошку. Он продолжал злоупотреблять кокаином, несмотря на все предостережения друзей, совершал ошибку за ошибкой и в конце концов оказался в одиночестве. Тогда Макс его даже жалела. Фрэнки ей, в общем-то, нравился, даже несмотря на то, что пытался прислониться к ней, когда года два назад Макс некоторое время жила у Бобби в Нью-Йорке.
Лаки одолевали недобрые предчувствия, хотя она понимала, что, несмотря на все свое упрямство и своеволие, Макс достаточно умна. Но каждый раз, когда Лаки высказывала свои опасения вслух, окружающие тотчас напоминали ей, что в юности она тоже не слушала старших и поступала так, как хотела.
Да, в шестнадцать лет Лаки действительно сбежала из швейцарского закрытого интерната с его строгими порядками и отправилась на юг Франции в поисках приключений. Ее отцу, Джино, удалось выследить беглянку, после чего он поспешил выдать ее замуж за Крейвена Ричмонда – сына сенатора Питера Ричмонда. Крейвен оказался занудой и неудачником; Лаки его не любила и даже не уважала, поэтому их брак с самого начала был обречен. Вскоре Джино уехал из Штатов из-за проблем с налогами. Это был удобный момент, и Лаки тут же порвала все связи с семейством Ричмондов и возглавила отцовский отельный бизнес. Развод ей удалось получить достаточно быстро, и она ни о чем не жалела.
И вот теперь Макс готова была выпорхнуть из родительского гнезда. Хватит ли ей хитрости и ума, чтобы не стать добычей многочисленных акул, которые, конечно, поспешат наброситься на столь лакомый кусочек? Если бы Макс осталась в Лос-Анджелесе, Лаки наверняка нашла бы способ ее защитить, но ведь дочь планировала отправиться в Нью-Йорк – огромный и опасный город на другом конце страны!
«Никак ты ее не защитишь, – рассудительно сказал Ленни, когда Лаки поделилась с ним своими тревогами. – И я не вижу в этом особой необходимости. Макс уже достаточно взрослая, чтобы не только совершать собственные ошибки, но и учиться на них».
Джино был с ним согласен. «Отпусти ее, дочка, – сказал он Лаки. – Я уверен, Макс сумеет встать на ноги, как ты когда-то».
Что ж, решила в конце концов Лаки, пусть будет что будет.
Когда Лаки добралась до Малибу и загнала свой приметный красный «Феррари» в гараж, было уже за полночь, но, несмотря на это, Макс дома не было. Приказав себе не волноваться, Лаки достала телефон и позвонила Ленни, который уехал «на натуру» в Юту. Они немного поболтали: Ленни еще раз успокоил ее насчет дочери, сказал, чтобы она не беспокоилась, и пообещал, что они непременно увидятся в Вегасе на дне рождения Макс.
Лаки решила, что на этот раз она, пожалуй, послушается мужа. После вечеринки в Вегасе она отпустит дочь на все четыре стороны – отпустит и будет надеяться, что с ней ничего не случится.
* * *
– Фрэнки! – завопила Макс, стремительно бросаясь к молодому мужчине, который только что выбрался из «Корвета Гранд Спорт» с откидным верхом. – Это правда ты?!Застигнутый врасплох, Фрэнки едва не споткнулся, потом медленно сдвинул на кончик носа модные очки «Рей Бен» с зеркальными стеклами – совершенно ненужные, потому что было уже довольно темно. Очевидно, он надел их исключительно с показушными целями.
– Вот это да! – восхитился он. – Маленькая Макс собственной персоной!
– Не такая уж и маленькая, – дерзко ответила она, припоминая, что, когда в последний раз видела приятеля своего брата, Фрэнки был несколько полнее. Сейчас он казался почти болезненно худым, но прикид у него был в порядке – кожаные брюки и куртка, шелковая футболка, очки в стиле ретро, темные волосы стянуты в «конский хвост». Все очень стильно, очень по лос-анджелесски. – Отлично выглядишь, – добавила Макс, театральным жестом указывая на вход в новый клуб, где пара сексуально озабоченных подростков и несколько явно несовершеннолетних девчонок, разодетых так, чтобы разить наповал, пытались проникнуть внутрь, предварительно уболтав швейцара и двух крепких охранников. – Кстати, ты не мог бы провести меня и моих друзей в клуб? – спросила она, одаривая Фрэнки обворожительной улыбкой.
– Если я не смогу, никто не сможет, – самодовольно ухмыльнулся Фрэнки. – Идите за мной.
Макс схватила под руки Куки и Гарри и поспешила следом.
Швейцар у входа почтительно кивнул, мордовороты-охранники расступились.
– В-в-а-а-у! – восторженно взвыла Макс. – Ну, ты даешь! Можно подумать, будто эта тошниловка принадлежит тебе.
– Так и есть, – хвастливо отозвался Фрэнки, хотя на самом деле дело обстояло совершенно не так. – Это мой клуб – вплоть до последней тарелочки.
Макс удивилась, хотя и не подала вида. Последнее, что она слышала о Фрэнки, это то, что его бросила давняя подружка Аннабель Маэстро и он искал работу. И вот теперь он утверждал, будто владеет этим новеньким клубом. Что-то тут не так, сразу сообразила Макс. Надо будет спросить у Бобби, что он об этом знает. Когда-то ее брат и Фрэнки были очень дружны, но расстались из-за того, что последний не сумел справиться со своей привязанностью к белому порошку. Он продолжал злоупотреблять кокаином, несмотря на все предостережения друзей, совершал ошибку за ошибкой и в конце концов оказался в одиночестве. Тогда Макс его даже жалела. Фрэнки ей, в общем-то, нравился, даже несмотря на то, что пытался прислониться к ней, когда года два назад Макс некоторое время жила у Бобби в Нью-Йорке.