Страница:
Таким образом, на одной улице Москва утратила пять храмов. Большая Дмитровка разделила судьбу Знаменки, Остоженки, Воздвиженки, Пречистенки, Арбата, где сломаны абсолютно все церкви.
Каменные здания Большой Дмитровки XVIII века, эпохи классицизма, подверглись модернизации, надстройке, попали в окружение многоэтажных домов, появившихся во дворах, на месте садов. Поэтому улица выглядит так, будто вся появилась на рубеже ХIХ-ХХ веков, когда господствовали эклектика и модерн.
Выступающий на тротуар дом 11, надстроенный в советские годы двумя этажами, как установили москвоведы, является бывшим флигелем усадьбы генерал-майора Н. Н. Муравьева. После изгнания французов генерал у себя открыл Училище колонновожатых, где обучал офицеров-квартирмейстеров Генерального штаба. Как подсчитали историки, около 30 из них вошли в члены тайных обществ, давших России декабристов, предшественников большевиков. Среди них оказался Александр Муравьев, сын генерала, вернувшийся из ссылки после смерти Николая I. В Москве из 126 осужденных родилось 80 декабристов. Они начали первыми раскачивать трон Романовых, рухнувший на головы их потомков в 1917 году.
На Большой Дмитровке, 7, во дворе уцелел некогда главный дом старинной усадьбы. В его бельэтаже Лев Толстой писал главы "Войны и мира" в 1866 году. Перед этим строением поднялся в 1909 году серый доходный дом, вобравший флигель усадьбы, где на втором этаже была квартира и мастерская Михаила Артемьевича Пилихина, московского меховщика. У него имелась лавка в Гостином дворе. В этом доме несколько лет прожил, обучаясь ремеслу и торгуя в лавке, племянник скорняка Егор Жуков, будущий маршал Советского Союза, спаситель Москвы.
"...мы повернули к Большой Дмитровке и сошли с конки на углу Камергерского переулка.
- Вот дом, где ты будешь жить, а во дворе мастерская, там будешь работать..." (Это цитата из "Воспоминаний и размышлений" Г. К. Жукова.)
На третьем этаже этого дома в октябре 1920 года в Московском шахматном клубе прошла олимпиада. Ее победителем вышел москвич Александр Алехин, завоевавший в 1927 году на много лет звание чемпиона мира, первый из русских гроссмейстеров. Это случилось после того, как шахматист эмигрировал во Францию. В этом клубе любитель шахматной игры Рихард Зорге был завербован военной разведкой Красной Армии...
В бывшем особняке виноторговца Леве на Большой Дмитровке, 24, в первую годовщину Октябрьской революции открыли 1-й Пролетарский музей, созданный наспех из национализированных картин, скульптур, старинной мебели, фарфора... Как раз здесь присутствовал на торжестве, где произносились речи, Феликс Вишневский. От него я узнал, что большевики в один день тогда открыли десять(!) подобных музеев. Ждали приезда Ленина, но не дождались. Где все те музеи? Как открылись, так и закрылись, потому что некому было их посещать в годы разразившейся гражданской войны и раз-рухи.
Только два дома сохранили ампирный облик, какой заимели после пожара 1812 года. Один - на углу со Столешниковым, на Дмитровке, 8. Его выкупила у графа Ф. А. Толстого Московская контора императорских театров, Большого и Малого. В части зданий помещалась театральная школа. Здесь служил драматург Александр Островский, занимавший должность заведующего репертуарной частью. Труппе Малого Лев Толстой читал в этих стенах "Власть тьмы". После последней войны дом передали Театральной библиотеке, одной из крупнейших в мире.
Другой ампирный особняк - в конце Дмитровки, 34. Это бывшая Университетская типография, появившаяся в 1821 году. В ее кассах хранились литеры 9 письменностей. Сюда приходил Николай Гоголь, наблюдавший за изданием "Мертвых душ". Этим же делом занимался Иван Тургенев, когда выходили "Записки охотника", и Федор Достоевский в пору выхода романа "Преступление и наказание". Типография просуществовала до начала первой мировой войны. Ее здание принадлежит Союзу театральных деятелей России.
Кроме Музыкального театра на Большой Дмитровке выступает Московская оперетта. Она ставит спектакли на сцене, где в конце ХIХ века раскрылся талант выдающегося реформатора оперы Саввы Мамонтова. Москву пленила Частная русская опера, созданная этим подвижником. Он представлял публике оперы отечественных композиторов. Савва Мамонтов впервые поставил шесть опер Римского-Корсакова, в том числе "Садко", "Царскую невесту" и "Сказку о царе Салтане". Как режиссер - сформировал новый тип исполнителя, певца-актера. В этом амплуа прославился Федор Шаляпин, начавший путь к вершинам искусства здесь, в окружении Мамонтова, Рахманинова, Константина Коровина, плеяды талантливых художников. Их привлек к сцене все тот же Савва Иванович, названный друзьями Саввой Великолепным. Для Частной русской оперы Мамонтов строил новое здание напротив Большого...
Финансовый крах и пожар театра (в его стенах большой зал ресторана "Метрополь")побудили Мамонтова распрощаться с оперой. Эстафету, выпавшую из его рук, поднял другой московский самородок, купец Сергей Иванович Зимин. Прежде чем заняться оперной антрепризой, этот энтузиаст серьезно занимался вокалом, изучил опыт европейских театров и создал Оперу С. И. Зимина, крупнейший частный театр России, существовавший до 1917 года. Последние десять лет спектакли шли на Большой Дмитровке. Их, как в Частной опере, оформляли лучшие художники, в спектаклях заняты были ведущие певцы мамонтовской труппы, выступали солисты Большого - Федор Шаляпин и Леонид Собинов, итальянские певцы, в том числе Тито Руффо и Баттистини, танцевала Матильда Кшесинская. Зимин создал "театр единомышленников", где артисты объединялись вокруг него и музыкального руководителя композитора Ипполитова-Иванова.
В годы нэпа Сергей Иванович основал было "Первую свободную оперу С. И. Зимина", где за два года поставил 20(!) опер. Но счастье длилось недолго, частная труппа попала под советский суд. Хотя после мучительного процесса артисты были оправданы, возродить оперу больше им не удалось. После череды преобразований и переименований труппа трансформировалась в филиал Большого театра, переведенный чиновниками в зал без естественной акустики, Кремлевский Дворец съездов. Поэтому вместо утраченной сцены Большому построено новое здание.
"Москва будет произрастать историей и культурой",- заявил мэр Москвы Юрий Лужков. Его слова подтверждаются не только на примере Большого. Но и преображением бывшего гаража в современный залитый светом выставочный зал. Возник он на углу Дмитровки с Георгиевским переулком. Здание из кирпича построил в 1888 году для первой городской электростанции архитектор Владимир Шер, двоюродный брат Федора Достоевского. Когда станция переехала на Раушскую набережную, крепкие стены занял гараж. Теперь в нем Новый Манеж, где первой прошла выставка портретов Александра Шилова.
Медленно, но верно Большая Дмитровка обновляется, ремонтируется, заполняется банками, магазинами, современными зданиями. В одном из них расположился Совет Федерации, верхняя палата парламента России. Напротив сооружен большой дом. Но в целом угрозы полного уничтожения, какая нависала над улицей до 1991 года, больше нет. Что не может не радовать.
Малая Дмитровка короче, но шире Большой, между ее домами расстояние достигает около 25 метров. В пушкинские времена и до конца ХIХ века она слыла аристократической. Об этом полушутя, полусерьезно сообщал в письме Чехов другу архитектору Федору Шехтелю в 1891 году:
"Я уже аристократ и потому живу на аристократической улице".
Спустя восемь лет писатель Петр Боборыкин характеризовал Малую Дмитровку так:
"Эта улица одна из самых красивых, чистых, широких и с постоянной ездой, особенно летом; тут пролегает путь на дачи через Бутырки в Петровско-Разумовское".
Этот "путь на дачи" привел в 1899 году к тому, что по Малой Дмитровке прошла от Страстного монастыря первая линия трамвая. Его вагончики побежали к Брестскому вокзалу и далее в Петровско-Разумовское.
Малую Дмитровку не преминул помянуть путеводитель "По Москве" 1917 года, отметив, что она одна из оживленнейших улиц, особенно в утренние и вечерние часы, и она же теряет свой патриархальный вид, ее "замкнутые особняки" вытесняются "громадами доходных домов".
На Малой Дмитровке палачи русской архитектуры не срубили главы чудной церкви Рождества в Путинках. Она построена в 1652 году. Тогда такие храмы создавались по образу и подобию срубленных из дерева русских церквей, тянувшихся к небу стройными башенками, букетами каменных цветов. Такие чудесные храмы покрывали Москву повсеместно до тех пор, пока на эту красоту не наложил запрет патриарх Никон, загонявший национально-своеобразное церковное искусство в византийские берега как истинно православные. Путинками названо урочище, где построен храм, потому, что здесь расходились пути, один вел в Дмитров, другой в - Тверь.
Стоила церковь 800 рублей, крупную по тем временам сумму. Как пишет историк-москвовед Петр Сытин, правительство помогло жившим тут жителям Малой Дмитровской слободы деньгами, чтобы построить храм. Рядом с церковью помещался путевой Посольский двор, где перед въездом в Москву отдыхали инностранные послы. У двора стояла еще одна церковь Успения, в нынешнем Успенском переулке. И она цела, спряталась за домами.
Между ними сохранились некогда "замкнутые особняки" на Малой Дмитровке, 12, 18. В первом из них квартировал генерал Михаил Орлов, к которому наведывался Пушкин, обедавший у него. Поэт хотя и уважал генерала, как умного и доброго человека, но тяготился общением с ним.
Перестроенный классический особняк угадывается в угловом доме Малой Дмитровки, 1. В пушкинские времена в этом особняке останавливался граф Сергей Уваров, президент Петербургской академии наук, который привел Пушкина в Московский университет. После посещения "альма матер" граф пригласил поэта и профессоров отобедать у него. Через несколько лет Уваров будет назначен министром народного просвещения, сформулирует в трех словах идеологическую концепцию: "Самодержавие, православие и народность". Она будет стержнем официальной идеологии, служившей до 1905 года.
Спустя несколько лет после посещения Университета Александр Сергеевич в сатире "На выздоровление Лукулла" представит Уварова в образе скряги, поспешившего завладеть наследством выздоровевшего богатого родственника:
А между тем наследник твой,
Как ворон, к мертвечине падкой,
Бледнел и трясся над тобой,
Знобим стяжанья лихорадкой.
Уже скупой его сургуч
Пятнал замки твоей конторы;
И мнил загресть он злата горы
В пыли бумажных куч.
Дом, где останавливался граф Уваров, изуродован переделками и пристройками. В конце прошлого века в нем издавали журнал "Зритель", где начал выступать юморист Антоша Чехонте. "Обстановки в редакции не было никакой, некрашеные столы, убогие деревянные стулья сухаревской работы, так описывает "Зритель" бывший сотрудник журнала Владимир Гиляровский. Но в редакции всегда было весело. - Мы озорничали и радовались как дети, а Антон Павлович Чехов, наш главный сотрудник, писавший под разными псевдонимами, веселился больше всех".
В трех домах улицы Чехов жил, и на этом основании она полвека носила его имя. Три года, 1890-1892, московским адресом писателя служил флигель во дворе на Малой Дмитровке, 29. В нем написана "Палата № 6" и другие шедевры.
"Живу я теперь на Малой Дмитровке; улица хорошая, дом особнячок, два этажа. Пока не скучно, но скука уже заглядывает ко мне в окно и грозит пальцем".
Это настроение не покинуло Антона Павловича, через год в другом письме он признавался издателю:
"- Ах, подруженьки, как скучно! Если я врач, то мне нужны больные и больницы; если я литератор, то мне нужно жить среди народа, а не на Малой Дмитровке... Нужен хоть кусочек общественной и политической жизни".
На Малую Дмитровку Чехов, сменив в городе несколько адресов, вернулся в 1899, жил он у сестры, в доме 12, квартира 10, потом снял квартиру 14 в доме 11. Сюда к нему приезжали Лев Толстой и Максим Горький.
На Малую Дмитровку в 1909 году перебрался с Большой Дмитровки Купеческий клуб, построивший по своему вкусу новое здание, созданное архитектором Илларионом Ивановым-Шицем. Этот архитектор перед революцией строил особняки, сиротский, родильный, народный, ночлежный, доходные дома, университет А. Шанявского, комплекс зданий Солдатенковской больницы, ныне Боткинской... По тому что проектировал архитектор, видно - Москва была на подьеме, возвышалась, наращивала мощность фабрик и заводов, разрасталась вширь и ввысь. И вдруг в 1917-м - рухнула в пропасть...
Вкус у московских купцов к тому времени был отточенный, в чем каждый может убедиться, придя на Малую Дмитровку, в театр "Ленком", где в бывшем купеческом собрании выступает самый популярный театр Москвы нашего века. На его сцене играет плеяда выдающихся артистов во главе с Марком Захаровым, отличившимся в прессе радикализмом. С экрана ТВ и страниц газет он призывал "похоронить Ленина по христианскому обряду", снять с кремлевских башен звезды. Но нужно ли погребать атеиста под молитвы, воевать со звездами, даже если они красного цвета?
Купеческий клуб захватили анархисты, помогавшие большевикам в Октябре. После переезда правительства в Москву весной 1918 года вооруженные до зубов поклонники князя Кропоткина были выбиты из "дома анархии" пушками.
В Купеческом клубе открылся летом 1919 года Коммунистический университет имени Свердлова, о чем обрадовавшийся по этому поводу Маяковский на поэтическом станке отчеканил еще один пятак:
Здесь раньше купцы веселились ловко,
Теперь университет трудящихся - Свердловка.
В зале клуба Ленин выступал на III съезде комсомола и в трех словах сформулировал, как некогда граф Уваров концепцию, задачу союза молодежи: "Учиться, учиться и учиться!"
Вождь партии пообещал тогда энтузиастам, что юное поколение через 10-15 лет заживет в коммунистичеком обществе.
- Владимир Ильич!..Неужели я?..Я?..Увижу коммунистическе общество, -волнуясь от представившейся возможности задать вопрос вождю мирового пролетариата, спросил воронежский делегат, отобедав перед заседанием восьмушкой хлеба, супом и жарким из воблы, напившись чаю с сахарином. (За казенный счет как делегат съезда)
- Да, да! Вы! Именно вы, дорогой товарищ!
После ленинских слов воронежский делегат, не помня себя от радости, побежал вглубь зала, где нашелся среди сотен восторженных, один неверующий:
- Товарищ Ленин! Скажите, а почему в деревне нет колесной мази?
Комсомольцы, не щадя живота своего, построили по заветам Ленина социализм, где можно было бесплатно учиться, лечиться, но при этом хронически всегда чего-то недоставало, то колбасы, то колесной мази...
В особняке, некогда занимаемом веселым "Зрителем", после войны и до 1964 года помещалась редакция толстого журнала, не склонного к юмору, каждый выход которого в Москве ждали с нетерпением. То был "Новый мир", редактируемый Александром Твардовским.
Сюда на второй этаж, где помещался кабинет автора "Василия Теркина", явился недавний зэк Лев Копелев и принес рукопись жившего в Рязани друга, товарища по несчастью, отсидевшего свой срок, учителя Александра Солженицына. Рукопись Копелев в числе первых бегло прочитал без интереса и вынес ей приговор: "Это типичная производственная повесть, перегруженная деталями." Но через два года он же отвез ее в Москву, куда утренним семичасовым поездом зачастил из Рязани автор повести "Один день Ивана Денисовича".
В ноябре 1962 года Солженицын вернулся из Москвы со словами:
- Взошла моя звезда!
Отсюда, с Малой Дмитровки, 1, началась мировая слава писателя, бросившего вызов тоталитарной системе и вышедшего из схватки победителем.
Глава одиннадцатая
КУЗНЕЦКИЙ
МОСТ
Неглинка уходит под землю. - Роман - большой
карман.- Усадьба Салтычихи. - Гостиница
"Захарьевка". - "Спешите делать добро!".
"И вечные французы..." Михаил Шолохов приносит
"Тихий Дон". - Царство лилипутов. - Ресторатор Транкль Яр. - Барышни и кавалеры с метлой.
И. Кондратьев переписывает М. Пыляева. - "Дома
осанистые и крепкие..." - Деньги партии из
"Лионского кредита. - Ильич в ателье Мебиуса.
"Магазин русских изделий". - Подвиг в сберкассе.
"Пассажъ" К. С. Попова.- Конец издательства
М. О. Вольфа. - Немецкий погром 1915 года.
Вернисаж Степана Эрьзи.- "Мистерия ХХ века" под запретом. - Джуна получает лабораторию. - Меха для диктатуры пролетариата. - Покупка Арманда
Хаммера. - Фирма "Шерер, Набгольц и Ко".
"Хорошее отношение к лошадям". - Церковь
Введения. - Наркомат иностранных дел СССР.
О Кузнецком мосте написано много, хотя он не блещет куполами церквей и дворцами. Никто из великих людей не родился в его домах. Слава проезда, мощенного брусчаткой, - в истории, в описаниях тех, кто здесь хаживал по крутому склону Неглинки, ушедшей в 1819 году под землю.
Эта дата стала вехой в хронике улицы. Когда упрятали реку, стал ненужен 120-метровый каменный мост, переброшенный между ее берегами, правым, где Петровка, и левым, где Неглинная.
То было событие, поразившее Москву. Почтмейстер пушкинских времен Булгаков, известный как "передатчик новостей", сообщал в письме брату: "...смешно, что будут говорить: пошел на Кузнецкий мост, а его нет, как нет "зеленой собаки".
Давно никому не смешно, когда говорят об улице. По ней ходят толпами, одни по магазинам, другие, используя как кратчайший переход из переулков центра к Тверской.
Северный парапет моста пригодился как фундамент, на нем построили протяженный дом с лавками, сохранившийся до наших дней. (№ 7, о нем впереди).
Опору Кузнецкого моста откопали в наши дни, прокладывая коммуникации. По этому поводу газеты поохали от радости, размечтались не хоронить больше белокаменную кладку. Но пришлось засыпать археологическую находку, иначе ездить и ходить по улице стало бы невозможно.
Мост возник там, где жили со времен Ивана III кузнецы, где коптил небо сотни лет созданный строителем Кремля Аристотелем Фиораванти государев Пушечный двор. Этот великий итальянец научил москвичей лить пушки.
Кузнецы дали имя мосту, вместе, кузнецы и мост, - породили название улицы. О литейном дворе напоминает с 1922 года Пушечная, бывшая Софийка. Кузнецким до этого времени назывался переулок, спускавшийся от Большой Дмитровки к Кузнецкому мосту. В тот злосчастный для топонимики Москвы год, когда переименовали множество древних проездов, переулок присоединили к улице, нумерация домов началась с угла Дмитровки.
История Кузнецкого связана с именем графа генерал-лейтенанта Иллариона Воронцова, прозванного современниками Роман - большой карман. В отличие от других Воронцовых прославился он не на государевой службе, а строительством на Кузнецком мосту, где ему принадлежала земля. На ней - выкопал пруды, разбил сады с фонтанами, возвел шесть домов. Главным был тот, сохранившийся в перестроенном виде, где занимаются на Рождественке студенты-архитекторы, а до них учились художники Строгановского училища...
Рядом с Воронцовым поселились под стать ему знатные персоны с громкими фамилиями. В семье знатных не обошлось без урода. Там, где предстает трехэтажный невзрачной наружности дом, 22, находилась усадьба поручика Салтыкова. Стоявший в глубине участка дом был застенком "мучительницы и душегубицы" его вдовы, Дарьи Николаевны Салтыковой. Той, что вошла в историю под именем Салтычихи. Преданная позору на Красной площади, она была увезена на вечное заточение в Ивановский монастырь. На совести садистки-помещицы жизнь множества невинных крепостных душ. Их предсмертные крики раздавались вблизи будущих застенков Лубянки, где люди погибали в наш век по другому трагическому сценарию.
В приемной госбезопасности на Кузнецком, 24, побывали миллионы родственников заключенных, попавших в сталинские тюрьмы и лагеря. Среди них были два поэта: Марина Цветаева, наводившая справки на дочь и мужа, и Анна Ахматова, хлопотавшая за сына. Памятник себе она просила в "Реквиеме" поставить там, где "кидалась в ноги палачу", томилась в очередях таких же страдальцев, как она, выстраивавшихся длинными хвостами перед окошками чекистских приемных. Стало быть, где-то здесь следует искать место для монумента...
Много имен вспоминают непременно, когда рассказывают о Кузнецком мосту, 20. Сосед Салтыковой поручик Собакин построил рядом с ее усадьбой каменные палаты. Сын его, премьер-майор, надстраивает их третьим этажом, придавая фасаду классический облик. Он был настолько хорош, что попал в альбомы архитектора Матвея Казакова, где помещены планы и фасады наилучших строений города екатерининских времен. Теперь это утративший благолепие трехэтажный дом, где находится выставочный зал художников.
Век назад здесь помещалась гостиница "Захарьевка". Она называлась так по имени владельца недвижимости врача Григория Антоновича Захарьина, основателя московской клинической школы. Легендарный доктор обосновал научный "анамнестический", основанный на "анамнезе" - воспоминаниях, метод расспроса больного, названный его именем. Выясняя причину недуга, врач не стеснялся в крепких выражениях, что нисколько ни умаляло его в глазах больных. Считался Захарьин лучшим врачом России, умел поставить в самых сложных случаях безошибочный диагноз, назначить нужные лекарства и методы лечения. Среди его пациентов были Александр III и Лев Толстой, тысячи людей всех званий и профессий.
Частная практика сделала врача богатым, он владел строениями не только на Кузнецком мосту, приносящими доход, меценатствовал, каждый год вносил десять тысяч рублей на нужды студентов Университета, построил больницу в подмосковном Куркине, где его похоронили.
До Захарьина в первой половине ХIХ века владение принадлежало другому знаменитому доктору - Федору Петровичу Гаазу. Немецкий аптекарь Иозеф назвал сына Фридрихом, родился он в Германии в 1780 году, медицине обучался в Вене. Служить поехал домашним врачом в Россию до войны 1812 года. С армией дошел до Парижа. Занимаясь частной практикой, нажил состояние, что позволило ему купить дом на Кузнецком. Но умер Гааз в бедности, хоронить пришлось "святого доктора" на казенный счет, потому что все немалое состояние он отдал страждущим, заключенным, будучи четверть века главным врачом московских тюрем. Именем Гааза назвали "гаазовские" кандалы, легкие, обтянутые кожей, заменившие по его настоянию тяжелые, травмирующие оковы. Эти кандалы пришлось ему конструировать самому и испытывать на себе. Гаазовской называли созданную им Полицейскую больницу в Малом Казенном переулке, при которой он жил под девизом "Спешите делать добро!". Девиз высечен Николаем Андреевым на подаренном Москве бюсте, установленном в 1909 году пред зданием Полицейской больницы для бесприютных, где ныне профилактический институт для детей и подростков. Образ гуманиста волновал многих писателей. В качестве доктора Гаса намеревался представить его на страницах "Преступления и наказания" Федор Михайлович Достоевский. В черновиках романа есть такой эпизод:
"Неужели и я не могу быть таким, как Гас... Почему я не могу сделаться Гасом?", - задает себе вопрос Раскольников.
В минувшем веке поэт Степан Шевырев написал стихи, посвященные Гаазу, о нем думал коллега доктор Чехов в трудном пути на каторжный Сахалин. В наш век поэт Булат Окуджава написал о нем статью "У Гааза нет отказа"...
На судьбе Кузнецкого моста сказались два указа Екатерины II. В XVIII веке бывшая средневековая слобода кузнецов, соседствовавшая с поселением именитых псковчией, оказавшихся в Москве не по своей воле, стала аристократическим районом. По одному из указов императрица разрешила лавки в частных домах. По другому - давала привилегии иностранцам, заводившим дело в России.
Что в результате этого произошло, отметил автор "Старой Москвы", питерский литератор, историк, путешественник, любитель минералов, он же лекарь по призванию, Михаил Иванович Пыляев. В вышедшей в 1891 году замечательной книге "Старая Москва", недавно переизданной, читаем о событиях, последовавших после екатерининских указов:
"Незаметно вскоре в боярских домах открылись две немецкие лавочки с разными уборами и туалетными принадлежностями, к которым вскоре примкнул ряд еврейских лавочек, но их вскоре выселили из этой местности".
Иудеев потеснили, а немцы, очевидно, сдались французам, жившим поблизости, где позднее они построили костел святого Людовика на Малой Лубянке. По обеим сторонам Кузнецкого моста открылись ателье портных, кондитерские, лавки, где торговали галантереей, украшениями, одеждой, обувью по последней моде. Поскольку Париж слыл законодателем моды и вкуса, то на улицу потянулись экипажи тех, кто не мог жить без модного платья и шляп, хороших вин, французской парфюмерии, кто тратил деньги на роскошь.
В литературе первым отметил это обстоятельство в сатирическом журнале "Зритель" наш баснописец Иван Крылов, охарактеризовав Кузнецкий мост как место в Москве,
Где за французский милый взор
Бывает денег русских сбор.
С тех пор улица стала постоянным объектом внимания сатириков, публицистов, пристально следивших за всем, что происходило вокруг лавок, где кипела светская жизнь, притягательная для обывателей.
По подсчетам историка Петра Сытина, до нашествия Наполеона на Кузнецком мосту на 17 французских лавок только одна приходилась русская. Ничего подобного не наблюдалось нигде. По этой причине улица звалась высокопарно "святилищем роскоши и моды". Она попала под обстрел патриотов, таких как Фамусов в "Горе от ума", сказавшим в укор дочери, увлеченной заморскими романами:
Каменные здания Большой Дмитровки XVIII века, эпохи классицизма, подверглись модернизации, надстройке, попали в окружение многоэтажных домов, появившихся во дворах, на месте садов. Поэтому улица выглядит так, будто вся появилась на рубеже ХIХ-ХХ веков, когда господствовали эклектика и модерн.
Выступающий на тротуар дом 11, надстроенный в советские годы двумя этажами, как установили москвоведы, является бывшим флигелем усадьбы генерал-майора Н. Н. Муравьева. После изгнания французов генерал у себя открыл Училище колонновожатых, где обучал офицеров-квартирмейстеров Генерального штаба. Как подсчитали историки, около 30 из них вошли в члены тайных обществ, давших России декабристов, предшественников большевиков. Среди них оказался Александр Муравьев, сын генерала, вернувшийся из ссылки после смерти Николая I. В Москве из 126 осужденных родилось 80 декабристов. Они начали первыми раскачивать трон Романовых, рухнувший на головы их потомков в 1917 году.
На Большой Дмитровке, 7, во дворе уцелел некогда главный дом старинной усадьбы. В его бельэтаже Лев Толстой писал главы "Войны и мира" в 1866 году. Перед этим строением поднялся в 1909 году серый доходный дом, вобравший флигель усадьбы, где на втором этаже была квартира и мастерская Михаила Артемьевича Пилихина, московского меховщика. У него имелась лавка в Гостином дворе. В этом доме несколько лет прожил, обучаясь ремеслу и торгуя в лавке, племянник скорняка Егор Жуков, будущий маршал Советского Союза, спаситель Москвы.
"...мы повернули к Большой Дмитровке и сошли с конки на углу Камергерского переулка.
- Вот дом, где ты будешь жить, а во дворе мастерская, там будешь работать..." (Это цитата из "Воспоминаний и размышлений" Г. К. Жукова.)
На третьем этаже этого дома в октябре 1920 года в Московском шахматном клубе прошла олимпиада. Ее победителем вышел москвич Александр Алехин, завоевавший в 1927 году на много лет звание чемпиона мира, первый из русских гроссмейстеров. Это случилось после того, как шахматист эмигрировал во Францию. В этом клубе любитель шахматной игры Рихард Зорге был завербован военной разведкой Красной Армии...
В бывшем особняке виноторговца Леве на Большой Дмитровке, 24, в первую годовщину Октябрьской революции открыли 1-й Пролетарский музей, созданный наспех из национализированных картин, скульптур, старинной мебели, фарфора... Как раз здесь присутствовал на торжестве, где произносились речи, Феликс Вишневский. От него я узнал, что большевики в один день тогда открыли десять(!) подобных музеев. Ждали приезда Ленина, но не дождались. Где все те музеи? Как открылись, так и закрылись, потому что некому было их посещать в годы разразившейся гражданской войны и раз-рухи.
Только два дома сохранили ампирный облик, какой заимели после пожара 1812 года. Один - на углу со Столешниковым, на Дмитровке, 8. Его выкупила у графа Ф. А. Толстого Московская контора императорских театров, Большого и Малого. В части зданий помещалась театральная школа. Здесь служил драматург Александр Островский, занимавший должность заведующего репертуарной частью. Труппе Малого Лев Толстой читал в этих стенах "Власть тьмы". После последней войны дом передали Театральной библиотеке, одной из крупнейших в мире.
Другой ампирный особняк - в конце Дмитровки, 34. Это бывшая Университетская типография, появившаяся в 1821 году. В ее кассах хранились литеры 9 письменностей. Сюда приходил Николай Гоголь, наблюдавший за изданием "Мертвых душ". Этим же делом занимался Иван Тургенев, когда выходили "Записки охотника", и Федор Достоевский в пору выхода романа "Преступление и наказание". Типография просуществовала до начала первой мировой войны. Ее здание принадлежит Союзу театральных деятелей России.
Кроме Музыкального театра на Большой Дмитровке выступает Московская оперетта. Она ставит спектакли на сцене, где в конце ХIХ века раскрылся талант выдающегося реформатора оперы Саввы Мамонтова. Москву пленила Частная русская опера, созданная этим подвижником. Он представлял публике оперы отечественных композиторов. Савва Мамонтов впервые поставил шесть опер Римского-Корсакова, в том числе "Садко", "Царскую невесту" и "Сказку о царе Салтане". Как режиссер - сформировал новый тип исполнителя, певца-актера. В этом амплуа прославился Федор Шаляпин, начавший путь к вершинам искусства здесь, в окружении Мамонтова, Рахманинова, Константина Коровина, плеяды талантливых художников. Их привлек к сцене все тот же Савва Иванович, названный друзьями Саввой Великолепным. Для Частной русской оперы Мамонтов строил новое здание напротив Большого...
Финансовый крах и пожар театра (в его стенах большой зал ресторана "Метрополь")побудили Мамонтова распрощаться с оперой. Эстафету, выпавшую из его рук, поднял другой московский самородок, купец Сергей Иванович Зимин. Прежде чем заняться оперной антрепризой, этот энтузиаст серьезно занимался вокалом, изучил опыт европейских театров и создал Оперу С. И. Зимина, крупнейший частный театр России, существовавший до 1917 года. Последние десять лет спектакли шли на Большой Дмитровке. Их, как в Частной опере, оформляли лучшие художники, в спектаклях заняты были ведущие певцы мамонтовской труппы, выступали солисты Большого - Федор Шаляпин и Леонид Собинов, итальянские певцы, в том числе Тито Руффо и Баттистини, танцевала Матильда Кшесинская. Зимин создал "театр единомышленников", где артисты объединялись вокруг него и музыкального руководителя композитора Ипполитова-Иванова.
В годы нэпа Сергей Иванович основал было "Первую свободную оперу С. И. Зимина", где за два года поставил 20(!) опер. Но счастье длилось недолго, частная труппа попала под советский суд. Хотя после мучительного процесса артисты были оправданы, возродить оперу больше им не удалось. После череды преобразований и переименований труппа трансформировалась в филиал Большого театра, переведенный чиновниками в зал без естественной акустики, Кремлевский Дворец съездов. Поэтому вместо утраченной сцены Большому построено новое здание.
"Москва будет произрастать историей и культурой",- заявил мэр Москвы Юрий Лужков. Его слова подтверждаются не только на примере Большого. Но и преображением бывшего гаража в современный залитый светом выставочный зал. Возник он на углу Дмитровки с Георгиевским переулком. Здание из кирпича построил в 1888 году для первой городской электростанции архитектор Владимир Шер, двоюродный брат Федора Достоевского. Когда станция переехала на Раушскую набережную, крепкие стены занял гараж. Теперь в нем Новый Манеж, где первой прошла выставка портретов Александра Шилова.
Медленно, но верно Большая Дмитровка обновляется, ремонтируется, заполняется банками, магазинами, современными зданиями. В одном из них расположился Совет Федерации, верхняя палата парламента России. Напротив сооружен большой дом. Но в целом угрозы полного уничтожения, какая нависала над улицей до 1991 года, больше нет. Что не может не радовать.
Малая Дмитровка короче, но шире Большой, между ее домами расстояние достигает около 25 метров. В пушкинские времена и до конца ХIХ века она слыла аристократической. Об этом полушутя, полусерьезно сообщал в письме Чехов другу архитектору Федору Шехтелю в 1891 году:
"Я уже аристократ и потому живу на аристократической улице".
Спустя восемь лет писатель Петр Боборыкин характеризовал Малую Дмитровку так:
"Эта улица одна из самых красивых, чистых, широких и с постоянной ездой, особенно летом; тут пролегает путь на дачи через Бутырки в Петровско-Разумовское".
Этот "путь на дачи" привел в 1899 году к тому, что по Малой Дмитровке прошла от Страстного монастыря первая линия трамвая. Его вагончики побежали к Брестскому вокзалу и далее в Петровско-Разумовское.
Малую Дмитровку не преминул помянуть путеводитель "По Москве" 1917 года, отметив, что она одна из оживленнейших улиц, особенно в утренние и вечерние часы, и она же теряет свой патриархальный вид, ее "замкнутые особняки" вытесняются "громадами доходных домов".
На Малой Дмитровке палачи русской архитектуры не срубили главы чудной церкви Рождества в Путинках. Она построена в 1652 году. Тогда такие храмы создавались по образу и подобию срубленных из дерева русских церквей, тянувшихся к небу стройными башенками, букетами каменных цветов. Такие чудесные храмы покрывали Москву повсеместно до тех пор, пока на эту красоту не наложил запрет патриарх Никон, загонявший национально-своеобразное церковное искусство в византийские берега как истинно православные. Путинками названо урочище, где построен храм, потому, что здесь расходились пути, один вел в Дмитров, другой в - Тверь.
Стоила церковь 800 рублей, крупную по тем временам сумму. Как пишет историк-москвовед Петр Сытин, правительство помогло жившим тут жителям Малой Дмитровской слободы деньгами, чтобы построить храм. Рядом с церковью помещался путевой Посольский двор, где перед въездом в Москву отдыхали инностранные послы. У двора стояла еще одна церковь Успения, в нынешнем Успенском переулке. И она цела, спряталась за домами.
Между ними сохранились некогда "замкнутые особняки" на Малой Дмитровке, 12, 18. В первом из них квартировал генерал Михаил Орлов, к которому наведывался Пушкин, обедавший у него. Поэт хотя и уважал генерала, как умного и доброго человека, но тяготился общением с ним.
Перестроенный классический особняк угадывается в угловом доме Малой Дмитровки, 1. В пушкинские времена в этом особняке останавливался граф Сергей Уваров, президент Петербургской академии наук, который привел Пушкина в Московский университет. После посещения "альма матер" граф пригласил поэта и профессоров отобедать у него. Через несколько лет Уваров будет назначен министром народного просвещения, сформулирует в трех словах идеологическую концепцию: "Самодержавие, православие и народность". Она будет стержнем официальной идеологии, служившей до 1905 года.
Спустя несколько лет после посещения Университета Александр Сергеевич в сатире "На выздоровление Лукулла" представит Уварова в образе скряги, поспешившего завладеть наследством выздоровевшего богатого родственника:
А между тем наследник твой,
Как ворон, к мертвечине падкой,
Бледнел и трясся над тобой,
Знобим стяжанья лихорадкой.
Уже скупой его сургуч
Пятнал замки твоей конторы;
И мнил загресть он злата горы
В пыли бумажных куч.
Дом, где останавливался граф Уваров, изуродован переделками и пристройками. В конце прошлого века в нем издавали журнал "Зритель", где начал выступать юморист Антоша Чехонте. "Обстановки в редакции не было никакой, некрашеные столы, убогие деревянные стулья сухаревской работы, так описывает "Зритель" бывший сотрудник журнала Владимир Гиляровский. Но в редакции всегда было весело. - Мы озорничали и радовались как дети, а Антон Павлович Чехов, наш главный сотрудник, писавший под разными псевдонимами, веселился больше всех".
В трех домах улицы Чехов жил, и на этом основании она полвека носила его имя. Три года, 1890-1892, московским адресом писателя служил флигель во дворе на Малой Дмитровке, 29. В нем написана "Палата № 6" и другие шедевры.
"Живу я теперь на Малой Дмитровке; улица хорошая, дом особнячок, два этажа. Пока не скучно, но скука уже заглядывает ко мне в окно и грозит пальцем".
Это настроение не покинуло Антона Павловича, через год в другом письме он признавался издателю:
"- Ах, подруженьки, как скучно! Если я врач, то мне нужны больные и больницы; если я литератор, то мне нужно жить среди народа, а не на Малой Дмитровке... Нужен хоть кусочек общественной и политической жизни".
На Малую Дмитровку Чехов, сменив в городе несколько адресов, вернулся в 1899, жил он у сестры, в доме 12, квартира 10, потом снял квартиру 14 в доме 11. Сюда к нему приезжали Лев Толстой и Максим Горький.
На Малую Дмитровку в 1909 году перебрался с Большой Дмитровки Купеческий клуб, построивший по своему вкусу новое здание, созданное архитектором Илларионом Ивановым-Шицем. Этот архитектор перед революцией строил особняки, сиротский, родильный, народный, ночлежный, доходные дома, университет А. Шанявского, комплекс зданий Солдатенковской больницы, ныне Боткинской... По тому что проектировал архитектор, видно - Москва была на подьеме, возвышалась, наращивала мощность фабрик и заводов, разрасталась вширь и ввысь. И вдруг в 1917-м - рухнула в пропасть...
Вкус у московских купцов к тому времени был отточенный, в чем каждый может убедиться, придя на Малую Дмитровку, в театр "Ленком", где в бывшем купеческом собрании выступает самый популярный театр Москвы нашего века. На его сцене играет плеяда выдающихся артистов во главе с Марком Захаровым, отличившимся в прессе радикализмом. С экрана ТВ и страниц газет он призывал "похоронить Ленина по христианскому обряду", снять с кремлевских башен звезды. Но нужно ли погребать атеиста под молитвы, воевать со звездами, даже если они красного цвета?
Купеческий клуб захватили анархисты, помогавшие большевикам в Октябре. После переезда правительства в Москву весной 1918 года вооруженные до зубов поклонники князя Кропоткина были выбиты из "дома анархии" пушками.
В Купеческом клубе открылся летом 1919 года Коммунистический университет имени Свердлова, о чем обрадовавшийся по этому поводу Маяковский на поэтическом станке отчеканил еще один пятак:
Здесь раньше купцы веселились ловко,
Теперь университет трудящихся - Свердловка.
В зале клуба Ленин выступал на III съезде комсомола и в трех словах сформулировал, как некогда граф Уваров концепцию, задачу союза молодежи: "Учиться, учиться и учиться!"
Вождь партии пообещал тогда энтузиастам, что юное поколение через 10-15 лет заживет в коммунистичеком обществе.
- Владимир Ильич!..Неужели я?..Я?..Увижу коммунистическе общество, -волнуясь от представившейся возможности задать вопрос вождю мирового пролетариата, спросил воронежский делегат, отобедав перед заседанием восьмушкой хлеба, супом и жарким из воблы, напившись чаю с сахарином. (За казенный счет как делегат съезда)
- Да, да! Вы! Именно вы, дорогой товарищ!
После ленинских слов воронежский делегат, не помня себя от радости, побежал вглубь зала, где нашелся среди сотен восторженных, один неверующий:
- Товарищ Ленин! Скажите, а почему в деревне нет колесной мази?
Комсомольцы, не щадя живота своего, построили по заветам Ленина социализм, где можно было бесплатно учиться, лечиться, но при этом хронически всегда чего-то недоставало, то колбасы, то колесной мази...
В особняке, некогда занимаемом веселым "Зрителем", после войны и до 1964 года помещалась редакция толстого журнала, не склонного к юмору, каждый выход которого в Москве ждали с нетерпением. То был "Новый мир", редактируемый Александром Твардовским.
Сюда на второй этаж, где помещался кабинет автора "Василия Теркина", явился недавний зэк Лев Копелев и принес рукопись жившего в Рязани друга, товарища по несчастью, отсидевшего свой срок, учителя Александра Солженицына. Рукопись Копелев в числе первых бегло прочитал без интереса и вынес ей приговор: "Это типичная производственная повесть, перегруженная деталями." Но через два года он же отвез ее в Москву, куда утренним семичасовым поездом зачастил из Рязани автор повести "Один день Ивана Денисовича".
В ноябре 1962 года Солженицын вернулся из Москвы со словами:
- Взошла моя звезда!
Отсюда, с Малой Дмитровки, 1, началась мировая слава писателя, бросившего вызов тоталитарной системе и вышедшего из схватки победителем.
Глава одиннадцатая
КУЗНЕЦКИЙ
МОСТ
Неглинка уходит под землю. - Роман - большой
карман.- Усадьба Салтычихи. - Гостиница
"Захарьевка". - "Спешите делать добро!".
"И вечные французы..." Михаил Шолохов приносит
"Тихий Дон". - Царство лилипутов. - Ресторатор Транкль Яр. - Барышни и кавалеры с метлой.
И. Кондратьев переписывает М. Пыляева. - "Дома
осанистые и крепкие..." - Деньги партии из
"Лионского кредита. - Ильич в ателье Мебиуса.
"Магазин русских изделий". - Подвиг в сберкассе.
"Пассажъ" К. С. Попова.- Конец издательства
М. О. Вольфа. - Немецкий погром 1915 года.
Вернисаж Степана Эрьзи.- "Мистерия ХХ века" под запретом. - Джуна получает лабораторию. - Меха для диктатуры пролетариата. - Покупка Арманда
Хаммера. - Фирма "Шерер, Набгольц и Ко".
"Хорошее отношение к лошадям". - Церковь
Введения. - Наркомат иностранных дел СССР.
О Кузнецком мосте написано много, хотя он не блещет куполами церквей и дворцами. Никто из великих людей не родился в его домах. Слава проезда, мощенного брусчаткой, - в истории, в описаниях тех, кто здесь хаживал по крутому склону Неглинки, ушедшей в 1819 году под землю.
Эта дата стала вехой в хронике улицы. Когда упрятали реку, стал ненужен 120-метровый каменный мост, переброшенный между ее берегами, правым, где Петровка, и левым, где Неглинная.
То было событие, поразившее Москву. Почтмейстер пушкинских времен Булгаков, известный как "передатчик новостей", сообщал в письме брату: "...смешно, что будут говорить: пошел на Кузнецкий мост, а его нет, как нет "зеленой собаки".
Давно никому не смешно, когда говорят об улице. По ней ходят толпами, одни по магазинам, другие, используя как кратчайший переход из переулков центра к Тверской.
Северный парапет моста пригодился как фундамент, на нем построили протяженный дом с лавками, сохранившийся до наших дней. (№ 7, о нем впереди).
Опору Кузнецкого моста откопали в наши дни, прокладывая коммуникации. По этому поводу газеты поохали от радости, размечтались не хоронить больше белокаменную кладку. Но пришлось засыпать археологическую находку, иначе ездить и ходить по улице стало бы невозможно.
Мост возник там, где жили со времен Ивана III кузнецы, где коптил небо сотни лет созданный строителем Кремля Аристотелем Фиораванти государев Пушечный двор. Этот великий итальянец научил москвичей лить пушки.
Кузнецы дали имя мосту, вместе, кузнецы и мост, - породили название улицы. О литейном дворе напоминает с 1922 года Пушечная, бывшая Софийка. Кузнецким до этого времени назывался переулок, спускавшийся от Большой Дмитровки к Кузнецкому мосту. В тот злосчастный для топонимики Москвы год, когда переименовали множество древних проездов, переулок присоединили к улице, нумерация домов началась с угла Дмитровки.
История Кузнецкого связана с именем графа генерал-лейтенанта Иллариона Воронцова, прозванного современниками Роман - большой карман. В отличие от других Воронцовых прославился он не на государевой службе, а строительством на Кузнецком мосту, где ему принадлежала земля. На ней - выкопал пруды, разбил сады с фонтанами, возвел шесть домов. Главным был тот, сохранившийся в перестроенном виде, где занимаются на Рождественке студенты-архитекторы, а до них учились художники Строгановского училища...
Рядом с Воронцовым поселились под стать ему знатные персоны с громкими фамилиями. В семье знатных не обошлось без урода. Там, где предстает трехэтажный невзрачной наружности дом, 22, находилась усадьба поручика Салтыкова. Стоявший в глубине участка дом был застенком "мучительницы и душегубицы" его вдовы, Дарьи Николаевны Салтыковой. Той, что вошла в историю под именем Салтычихи. Преданная позору на Красной площади, она была увезена на вечное заточение в Ивановский монастырь. На совести садистки-помещицы жизнь множества невинных крепостных душ. Их предсмертные крики раздавались вблизи будущих застенков Лубянки, где люди погибали в наш век по другому трагическому сценарию.
В приемной госбезопасности на Кузнецком, 24, побывали миллионы родственников заключенных, попавших в сталинские тюрьмы и лагеря. Среди них были два поэта: Марина Цветаева, наводившая справки на дочь и мужа, и Анна Ахматова, хлопотавшая за сына. Памятник себе она просила в "Реквиеме" поставить там, где "кидалась в ноги палачу", томилась в очередях таких же страдальцев, как она, выстраивавшихся длинными хвостами перед окошками чекистских приемных. Стало быть, где-то здесь следует искать место для монумента...
Много имен вспоминают непременно, когда рассказывают о Кузнецком мосту, 20. Сосед Салтыковой поручик Собакин построил рядом с ее усадьбой каменные палаты. Сын его, премьер-майор, надстраивает их третьим этажом, придавая фасаду классический облик. Он был настолько хорош, что попал в альбомы архитектора Матвея Казакова, где помещены планы и фасады наилучших строений города екатерининских времен. Теперь это утративший благолепие трехэтажный дом, где находится выставочный зал художников.
Век назад здесь помещалась гостиница "Захарьевка". Она называлась так по имени владельца недвижимости врача Григория Антоновича Захарьина, основателя московской клинической школы. Легендарный доктор обосновал научный "анамнестический", основанный на "анамнезе" - воспоминаниях, метод расспроса больного, названный его именем. Выясняя причину недуга, врач не стеснялся в крепких выражениях, что нисколько ни умаляло его в глазах больных. Считался Захарьин лучшим врачом России, умел поставить в самых сложных случаях безошибочный диагноз, назначить нужные лекарства и методы лечения. Среди его пациентов были Александр III и Лев Толстой, тысячи людей всех званий и профессий.
Частная практика сделала врача богатым, он владел строениями не только на Кузнецком мосту, приносящими доход, меценатствовал, каждый год вносил десять тысяч рублей на нужды студентов Университета, построил больницу в подмосковном Куркине, где его похоронили.
До Захарьина в первой половине ХIХ века владение принадлежало другому знаменитому доктору - Федору Петровичу Гаазу. Немецкий аптекарь Иозеф назвал сына Фридрихом, родился он в Германии в 1780 году, медицине обучался в Вене. Служить поехал домашним врачом в Россию до войны 1812 года. С армией дошел до Парижа. Занимаясь частной практикой, нажил состояние, что позволило ему купить дом на Кузнецком. Но умер Гааз в бедности, хоронить пришлось "святого доктора" на казенный счет, потому что все немалое состояние он отдал страждущим, заключенным, будучи четверть века главным врачом московских тюрем. Именем Гааза назвали "гаазовские" кандалы, легкие, обтянутые кожей, заменившие по его настоянию тяжелые, травмирующие оковы. Эти кандалы пришлось ему конструировать самому и испытывать на себе. Гаазовской называли созданную им Полицейскую больницу в Малом Казенном переулке, при которой он жил под девизом "Спешите делать добро!". Девиз высечен Николаем Андреевым на подаренном Москве бюсте, установленном в 1909 году пред зданием Полицейской больницы для бесприютных, где ныне профилактический институт для детей и подростков. Образ гуманиста волновал многих писателей. В качестве доктора Гаса намеревался представить его на страницах "Преступления и наказания" Федор Михайлович Достоевский. В черновиках романа есть такой эпизод:
"Неужели и я не могу быть таким, как Гас... Почему я не могу сделаться Гасом?", - задает себе вопрос Раскольников.
В минувшем веке поэт Степан Шевырев написал стихи, посвященные Гаазу, о нем думал коллега доктор Чехов в трудном пути на каторжный Сахалин. В наш век поэт Булат Окуджава написал о нем статью "У Гааза нет отказа"...
На судьбе Кузнецкого моста сказались два указа Екатерины II. В XVIII веке бывшая средневековая слобода кузнецов, соседствовавшая с поселением именитых псковчией, оказавшихся в Москве не по своей воле, стала аристократическим районом. По одному из указов императрица разрешила лавки в частных домах. По другому - давала привилегии иностранцам, заводившим дело в России.
Что в результате этого произошло, отметил автор "Старой Москвы", питерский литератор, историк, путешественник, любитель минералов, он же лекарь по призванию, Михаил Иванович Пыляев. В вышедшей в 1891 году замечательной книге "Старая Москва", недавно переизданной, читаем о событиях, последовавших после екатерининских указов:
"Незаметно вскоре в боярских домах открылись две немецкие лавочки с разными уборами и туалетными принадлежностями, к которым вскоре примкнул ряд еврейских лавочек, но их вскоре выселили из этой местности".
Иудеев потеснили, а немцы, очевидно, сдались французам, жившим поблизости, где позднее они построили костел святого Людовика на Малой Лубянке. По обеим сторонам Кузнецкого моста открылись ателье портных, кондитерские, лавки, где торговали галантереей, украшениями, одеждой, обувью по последней моде. Поскольку Париж слыл законодателем моды и вкуса, то на улицу потянулись экипажи тех, кто не мог жить без модного платья и шляп, хороших вин, французской парфюмерии, кто тратил деньги на роскошь.
В литературе первым отметил это обстоятельство в сатирическом журнале "Зритель" наш баснописец Иван Крылов, охарактеризовав Кузнецкий мост как место в Москве,
Где за французский милый взор
Бывает денег русских сбор.
С тех пор улица стала постоянным объектом внимания сатириков, публицистов, пристально следивших за всем, что происходило вокруг лавок, где кипела светская жизнь, притягательная для обывателей.
По подсчетам историка Петра Сытина, до нашествия Наполеона на Кузнецком мосту на 17 французских лавок только одна приходилась русская. Ничего подобного не наблюдалось нигде. По этой причине улица звалась высокопарно "святилищем роскоши и моды". Она попала под обстрел патриотов, таких как Фамусов в "Горе от ума", сказавшим в укор дочери, увлеченной заморскими романами: