Страница:
О том, как возникали заказы иностранцев, есть такая история, рассказанная по телефону читателям московской газеты:
- Можно полюбопытствовать? Иностранцы Вас находят или Вы сами стараетесь воплотить то, что вам интересно?
- Я вам отвечу на этот вопрос на примере моих первых американских памятников. Это была целая история. Я считался, по словам Громыко, "главным художником Министерства иностранных дел". Отправили меня в Вашингтон и Нью-Йорк в наши представительства, которые находились в ужасном состоянии. Там даже не было нормальных туалетов. А дипломаты удумали проводить большое совещание. И я должен был, в связи с этим, навести порядок.
Как раз в то время про меня вышла маленькая книжка, к которой прилагались большие репродукции моих мозаик и витражей, сделанных в Пицунде, Тбилиси, Ульяновске и Адлере. Печатались эти репродукции в Югославии тиражом 15 тысяч экземпляров. (Речь идет о листах и монографии Юрия Нехорошева, помянутой выше. - Л. К.)
Часть тиража ушла за границу, попала в Америку. Там их увидели студенты и преподаватели колледжа изящных искусств университета штата Нью-Йорк, в городе Брокпорте. Они посмотрели мои репродукции и жутко мною заинтересовались. Художники обклеили моими репродукциями классы и попросили администрацию университета пригласить меня в качестве профессора прочесть курс лекций.
Американцы по дипломатическим каналам послали запрос в МИД Советского Союза. Они решили, что если КГБ отпустит меня, то это произойдет как минимум на следующий учебный год.
А я в это время находился в Нью-Йорке, общался с дипломатами. От них узнал о приглашении. Не дожидаясь ответа из Москвы, нашел переводчика и с ним явился в университет. Пришел через три дня после отправленного из Брокпорта запроса.
Американцы были в шоке. Как так, советский человек на третий день после отправленного письма прилетает к ним из СССР?!
Так я стал читать лекции студентам, продолжая заниматься делами представительств.
После лекций мне заказали скульптуры для студенческого городка в Брокпорте..."
Зураб себя называет "инициативным человеком". Я бы назвал решительным человеком. Будь он осторожнее, сидел бы и ждал у моря погоды, пока запрос пройдет по всем кругам бюрократического ада. Но "проявил инициативу", нашел переводчика, приехал за свой счет вглубь штата Нью-Йорк. И, не дожидаясь решения Москвы, принялся за дело. Так в 45 лет по примеру своих профессоров в Академии художеств нежданно-негаданно стал преподавать живопись. Всех студентов и преподавателей очаровал неутомимостью и веселым нравом.
История повторилась: в Грузии в роли монументалиста и дизайнера впервые он выступил в малом шахтерском городе. В Америке в роли монументалиста и ваятеля проявил себя впервые в небольшом университетском городке.Там ему предложили жить и работать. 23 мая 1978 года датируется свидетельство, выданное Церетели колледжем искусств Нью-Йоркского государственного университета в знак признания его выдающихся заслуг, удостоверяющее звание профессора искусства
- Если поеду туда работать, получать буду 25 тысяч долларов в месяц. Зачем они мне?! Уже в то время я мог покупать подарки родным и друзьям, и деньги никак не кончались...
Жизнь явно улыбалась. Работа за границей была пределом мечтаний всех граждан СССР. Только там можно было быстро и хорошо заработать. После возвращения из загранкомандировок у людей появлялись дачи, машины и квартиры, за которыми стояли годами в очередях простые советские люди.
* * *
Возможно, Церетели вернулся бы на родину из Брокпорта с одними воспоминаниями о лекциях в университете. Но снова в его жизнь вмешался его величество Случай. В университетском городке находился Специальный стадион. На нем дети-инвалиды занимались спортом. И не просто играли, бегали и прыгали в меру своих ограниченных природой возможностей, а готовились к Специальным Олимпийским Играм. Они проводились между детьми-инвалидами. Эти международные состязания устраивались под патронажем благотворительных организаций, где главную роль исполнял чемпион мира но боксу Мухаммед Али, великий американский спортсмен. В этой Олимпиаде участвовали дети многих стран, кроме инвалидов СССР.
Летом 1979 года провели очередные Игры, которым придавалось в Америке большое значение. По этому случаю американцы задумали установить монумент. Его местные власти поручили полюбившемуся Церетели. Решение принимали не только город и Оргкомитет Игр, но и правительство СССР. Посол СССР в США прислал в Москву записку, где поддержал просьбу американцев и просил ЦК партии - разрешить "т. Церетели выполнить просьбу Оргкомитета Специальных Игр". Время тому благоприятствовало. СССР и США не враждовали, переживали недолгий период "разрядки международной напряженности". Записку обсуждали в Кремле, куда пригласили Зураба. Он показал эскизы членам Политбюро. Заседание вел Брежнев, Генеральный секретарь благосклонно отнесся к проекту.
- Брежнев тогда сказал: "Давайте доверим художнику, дадим ему возможность довести проект до конца, посол и МИД поддерживают идею". Суслов возражал, говорил, что американцы монумент поставят, а потом потребуют деньги за аренду земли. Громыко меня поддержал, Устинов, министр обороны, поддержал, он у меня бывал в мастерской в Тбилиси, видел мои работы, я тогда уже лауреатом Ленинской премии был. Решение приняли. Разрешили командировку в США двум моим помощникам. Выделили валюту на производство работ. Монумент получил статус подарка правительства СССР. Не так все просто было".
...Ребенок, тянувший руки к солнцу, служил эмблемой Игр. Зураб вдохновился этим символом и превратил его в монумент обобщенной формы.
- Знаешь, как я придумал? Какое движение делает маленький ребенок, когда учиться ходить? Он приподнимает руки, держит ими равновесие, чтобы не упасть. У человека три периода жизни. К молодости широко раскрывают руки и говорят друг другу: "Ой, привет!" В зрелости руки тянутся вверх, это стремление к свободе, в старости они опущены к земле....
Человек представал таким, каким его рисуют дети, впервые взявшие в руки карандаш. Кружок на длинной палочке, от которой расходятся короткие палочки. Диск нанизывался на вертикаль с тремя парами расходящихся по сторонам плоскостей. Каждая - соответствовала одному из помянутых движений рук - в детстве, молодости и старости. При взгляде на фигуру воображался и человек, раскинувший руки, и подсолнух с ветками, и шестикрылый серафим, готовый улететь в небо.
* * *
Рельефы на плоскостях монумента изображали людей. Они летали, словно в райских кущах, играли в мяч среди звезд, планет, колес и прочих излюбленных символов Зураба. Фигуры мужчин напоминали олимпийцев древнего мира, выступавших на состязаниях обнаженными. Движения поражали динамикой, экспрессией, пластикой. Композиция удивляла сплавом реализма и абстракции. Ничего подобного в Америке не видывали..
"Подсолнухов", водивших хоровод на зеленой лужайке Брокпорта, насчитывалось пять - по числу континентов. У их подножья улегся монументальный шар, усыпанный звездами и птицами.
Все образы выполнялись чеканкой по меди. Эта техника веками культивировалась в древней Грузии. Она применялась, как правило, для малых форм, в ювелирном искусстве, изредка мастера создавали чеканные иконы. В современной Грузии мастера чеканили большие рельефы, украшали ими интерьеры общественных зданий. В эту, казалось бы, не подвластную обновлению технику, Зураб внес высокий рельеф. В том была не прихоть, а художественная необходимость. Каждый "подсолнух" вырос над землей на высоту пятиэтажного дома. Чтобы отчеканенные фигуры виделись хорошо с земли - Зураб вырезал их по контуру и приваривал к основанию медных листов. Никто прежде так не делал.
Этот ансамбль монументов получил название, соответствующее духу Специальных Игр - "Счастье детям всего мира". Начиная с этой работы, Зураб отказался от классических пьедесталов, которыми заполнены улицы и площади городов мира.
Впервые на стройплощадке не подставляли плечо ни Посохин, ни Полянский. Рядом с ним день и ночь работали два верных друга, два дипломированных инженера Омари и Сосо. Они занимались сваркой бронзы. Черный металл варили американцы.
Коротко скажу о двух помощниках, отправившихся в США по решению Политбюро. Омари Супаташвили, до того как взял в руки сварочный аппарат, окончил факультет Политехнического института и физико-математического университета, защитил диссертацию кандидата технических наук, работал над диссертацией доктора наук. И, резко сменив курс, пошел по другой дороге, поверив в Зураба.
Сын художника Гиглы Нижарадзе, двоюродный брат Зураба по имени Сосо, стал еще одним помощником. Оба - беспартийные, оба, когда начали оформлять документы на поездку в США, состояли в разводе. Чтобы отправить на полгода в Америку двух таких рабочих, пришлось преодолеть шлагбаум госбезопасности. Без решения Политбюро этого сделать было бы невозможно.
Бронзу морем везли из Грузии. Наш корабль взял на борт кроме деталей монументов танки для Кубы. Американцы его задержали на две недели. Пришлось наверстывать упущенное, спать по три часа, работать, не покладая рук, вызывая восхищение американцев.
В Брокпорте под рукой у Зураба в качестве переводчика находился еще один сотрудник, американка по имени Микки, профессор. Она защитила в Москве диссертацию по Шекспиру, знала русский язык. Жила в Нью-Йорке. Сейчас - в Канаде.
- Мышление у нее было нормальное. Она понимала меня...
- Влюбилась?
- А?
Пауза после восклицания длилась долго, но после нее последовал ответ:
- Меня не только она, многие любили, что могу сделать. Но это ничего не значит... У меня есть ответственность, сохранение семьи. Первое впечатление на меня сильно действовало...
Я любил свою жену. Поэтому безошибочно сижу рядом с тобой.
Эта Микки, когда я вернулся домой, прилетела в Тбилиси. И сделала предложение на ней жениться.
Я ей говорю, Микки, ты серьезно говоришь? Что с тобой?! И она немедленно улетела в Америку. Я не из тех.
Тебя что интересует, любил Микки или не любил? Я не из тех, кто пишет, с кем его жена лежала.
В Нью-Йорке Зураб присутствовал на том спектакле, где в труппе Большого театра последний раз выступал Александр Годунов.
- В тот вечер, когда Годунов танцевал, я чувствовал, в это время он в другом месте. Бросают цветы, а радости у него не было. Потом после спектакля я, Баланчин, Вирсаладзе и Григорович пошли в ресторан. Ждем Годунова. А он не пришел. Я чувствовал, не вернется. Исчез. На второй день в гостинице включаю телевизор, вижу - выступает Шевченко, выступает Светлана Сталина, выступают все, кто там остался, ругают Советский Союз. И я понял, и он остался.
Многие оставались тогда. Были попытки меня уговорить. Но у меня здоровая психология. Я никогда политические картины не рисовал. Работал искусство для искусства.
- Как уговаривали? Кто уговаривал?
- Когда меня выбрали профессором, предложили большие деньги. Кроме Микки у меня и другой переводчик, более знающий, был. Он, украинец Мирко, профессор, заводил разговоры тонко:
- Как нам нравится ваша живопись!
- Давайте спектакль сделаем вместе.
- Вот вам класс!
- Вот вам дом!
- Куда ты торопишься? Заключим с тобой контракт на два-три года. Два-три года, елки-палки!
Потом на шоу огромное пригласили. Мулатки, белые, все голые. Если ты слабак, обалдеешь. Там не знаешь, на кого смотреть. Не знаешь, где находишься. Ау!
В Америке встречался с Неизвестным. Пригласил его за свой стол. И другие, кто не вернулся, там сидели. И они уговаривали:
- Зачем ты уезжаешь, что у тебя Советский Союз сзади? Что ты себе думаешь, оставайся в Америке.
* * *
В США Зурабу впервые представилась возможность выступить в роли скульптора. Тогда он соприкоснулся с новой для себя темой спорта, которая спустя год захватит целиком в Москве.
На открытие Специальных Олимпийских игр собрались тысячи людей. В Америке, где инвалиды пользуются всеобщей заботой, придавалось большое значение этим соревнованиям. Счастливый автор стоял рядом с сенатором Эдвардом Кеннеди, братом убитого президента Джона Кеннеди, рядом с великим боксером Мухаммедом Али и другими персонами, известными всему миру.
- Какой величественный и замечательный подарок! - сказал тогда сенатор Кеннеди. - Церетели отобразил красоту и мощь спорта. Советский Союз совершил прекрасную акцию, посвятив эти работы детям всего мира...
- На открытии собрались десять тысяч детей. Руководил всем Мухаммед Али. Я никогда не видел ничего подобного. Дети приехали со всего мира, только от нас никого. Мне тогда говорили, что в Советском Союзе нет инвалидов. Я, наивный, верил этим словам и даже повторил их в Нью-Йорке. Позор!
Вид этих детей без рук, без ног так меня потряс, что тогда на открытии я громко сказал - миллион двести тысяч долларов, причитающиеся мне за памятник, жертвую детям всего мира. Этот поступок не оценили только в нашем посольстве. Тогда всю заработанную валюту сдавали. Получается, что я пронес мимо кассы миллион долларов. Меня после той Олимпиады на Нобелевскую премию мира выдвигали. За границей подписывали документы. Вернулся в Москву, мне дали звание народного художника СССР и сказали: "Откажитесь от премии, Зураб Константинович, отзовите бумаги из Нобелевского комитета, пока Леонид Ильич лауреатом не станет, лучше и вам не быть".
Когда вернулся в Москву, поинтересовался, действительно ли у нас нет таких несчастных детей. И узнал, что только в Краснопресненском районе Москвы ежегодно рождалось пять-шесть тысяч детей с недостатком. Это было еще одно потрясение для меня. Тогда я взял шефство над детским домом для инвалидов, там 300 детей, помогал им. Один мальчик стихи писал. Он даже лицом похож на Пастернака. Я привез ему из Франции инвалидную коляску. Купил телевизор, еще какие-то нужные вещи. Мы с Андреем Вознесенским хотели издать сборник стихов мальчика. Все его стихи о маме. Она отказалась от сына в родильном доме, а он по-прежнему ее ждет и любит. Хотели, чтобы эта женщина и другие, как она, прочитали его стихи, может быть, что-нибудь тогда поймут.
Никогда, даже после присуждения Ленинской премии, Церетели не получал столько поздравлений, как в тот день. Ему жали руки министры, великие артисты, связавшие свои имена с Играми. Мухаммед Али дал автограф, где признал, что Зураб такой же великий скульптор, как он великий боксер. Все агентства мира, газеты, радио и телевидение передали отчет об открытии Олимпийских Игр детей-инвалидов. Не было лишь среди аккредитованных журналистов представителей Советского Союза. Ведь в стране победившего социализма, как сказали в Москве Церетели, и без таких Игр все дети были счастливы.
"Счастьем детям всего мира" Зураб положил начало традиции: давать композициям обобщенные, философские названия, типа "Добро побеждает Зло", "Открытие Нового Света", "Рождение Нового Человека".
В те дни в Брокпорте перед главным зданием университета поднялся Прометей с факелом огня. С того времени - это образ, проходящий через всю жизнь художника, "сквозной образ". В разных вариациях человек-герой, олицетворяющий Свободу, появится после штата Нью-Йорк и в Тбилиси, и в Москве, мастерской на Пресне, и в Лондоне в банковском центре Сити, в Испании, на берегу Марбельи. А первый такой герой художника появился в Соединенных Штатах. Американский Прометей стоит на пьедестале, образованном причудливым сочетанием античной колонны с символами искусства и науки.
В 1979 году Церетели стал автором двух монументов, установленных в США. На родине ничем подобным он себя тогда еще не успел проявить.
* * *
В Брокпорте, как везде, не только чеканил медь, но и рисовал. Перед отъездом на родину ему предложили устроить персональную выставку. Что он и сделал, показав публике живопись. Для этого не пришлось ничего доставлять из Москвы и Тбилиси. Каждый день, как всегда, он писал на излюбленные темы - цветы, лица знакомых и друзей. Желающих позировать профессору было предостаточно, каждый студент считал за честь стать моделью дорогому мастеру. На стенах уместилось ровно сто картин. Каково же было удивление автора, когда к концу первого дня выставки под 99 холстами белели визитные карточки американцев, потенциальных покупателей. Остался без внимания единственный портрет пожилого всем известного местного профессора. Среди желающих стать обладателями двух картин оказалась жена президента Америки Картера.
Она первой вошла в зал до вернисажа с желанием купить картины и поговорила с помощью переводчика с Зурабом. Перед ним возник неожиданный вопрос - что делать? Рядом не было никого из советского посольства, не у кого было спросить - можно ли брать доллары, да еще у жены президента страны, "потенциального противника"? Пришлось сочинить легенду, что все картины ждут в Москве, где намечена персональная выставка. А как только она закончится - облюбованные картины - пришлет в подарок.
Продавать картины Зураб не стал, не зная, как к этому отнесется посольство. Отказался, как мы знаем, и от авторского гонорара за "Подсолнухи" и "Прометея". Чему в посольстве не порадовались, так как знали, что таким образом бюджет недосчитается миллиона долларов. Из них автору перепала бы мизерная сумма. Это хорошо знали все советские музыканты и артисты, с триумфом выступавшие за границей. Львиную долю гонорара они отдавали родному государству.
Американцы не любят оставаться в долгу. Они нашли выход из создавшегося положения. Когда Зураб вернулся домой, вдогонку за ним отправили два контейнера. Они благополучно пересекли океан и были выгружены на берегу Черного моря в Поти. Затем после прохождения всех формальностей их доставили на машинах в Тбилиси прямо к дому на улице Нико Николадзе. Там у него к тому времени была большая квартира. Таможня известила о прибывшем грузе руководство республики. Случай был беспрецедентный. Прежде никогда не поступали подобные грузы в адрес частного лица.
К подъезду дома, где стали на тормоза грузовики с контейнерами, примчались операторы ТВ, репортеры. Прибыло руководство города. Контейнеры вскрыли. В одном из них находился американский "Джип". В другом контейнере - германский "Мерседес". Оба - новейших моделей. Зная, что в СССР нет для таких машин запасных частей, дарители положили в ящики комплекты запасных частей.
На следующий день ликующий Зураб сел за руль "Мерседеса" и отправился по Тбилиси, вызывая машиной внимание всех прохожих, понимавших толк в автомобилях. Рядом с ним восседал счастливый отец. Зураб направлял машину на все колдобины, которых и тогда было предостаточно в городе, чтобы показать отцу ходовые качества подарка.
Тогда у него не были мысли, что наступит другая жизнь. И такие дорогие престижные машины он сможет покупать за свои деньги, получит право свободно распоряжаться своими произведениями, не опасаясь, что за их продажу его лишат права выезда за границу.
* * *
В дни, когда Церетели работал дизайнером советского представительства в ООН в Нью-Йорке, генеральный секретарь ООН познакомил его с Сальвадором Дали. Глава ООН хотел, чтобы два крупных художника - один западный, другой советский, выполнили картины, которые бы символизировали начавшееся потепление в "холодной войне", наступившую "разрядку" в отношениях между странами Варшавского договора и странами НАТО.
- С Дали я встречался два раза. Ему предложили расписать одну стену в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке, мне другую стену. Там мы познакомились и пошли в кафе...
Замысел тот не был реализован. В конце 1979 года случилось вторжение советских танков в Афганистан...
Навсегда запомнился вечер в кафе. Он и Иннеса провели время вместе с Сальвадором Дали и Галой. Испанец рядом с русской женой и грузин рядом с Иннесой не нуждались в переводчиках. О чем тогда беседовали в кафе, Церетели не рассказывает. Но одну фразу испанца часто повторяет. Тогда Дали с тревогой заметил: "Что-то в последнее время меня перестали ругать в газетах, наверное, забыли..." Самое любопытное было после этих слов.
- Дали неожиданно начал выделывать руками и ногами какие-то странные фигуры. Так что вы думаете? На следующий день о нем и "Нью-Йорк таймс", и "Вашингтон пост" написали. Дали, наверное, заметил за столиками журналистов и решил таким образом привлечь их внимание.
Гала пожаловалась мне, что муж такой скупой, давно не дарил ей никаких украшений. Я преподнес ей подарок, но сказал, что это от Дали. Она, как умная женщина, конечно, все поняла. Но виду не подала и стала уговаривать меня посоветовать мужу купить ей еще кольцо и серьги и так далее. Тут я взмолился: "Не-е-т! Я тоже женатый!"...
Когда над Зурабом сгустились черные тучи и на его голову полились потоки грязи, застилающие экраны ТВ, он не раз вспоминал слова и жесты непревзойденного мастера собственной рекламы. Ему не пришлось прибегать к таким методам. За него это делали профессионалы заказных статей, "черного пиара". Такой масштабной кампании клеветы на телевидении и в газетах, какая случилась позднее в Москве, не удостаивался ни Сальвадор Дали, ни другие знаменитые художники ХХ века. Но об этом - впереди.
Конец четвертой главы
ГЛАВНЫЙ ХУДОЖНИК МОСКОВСКОЙ ОЛИМПИАДЫ
ГЛАВА ПЯТАЯ,
о Московском периоде жизни, когда нашего героя назначили главным художником Олимпийских Игр. Тогда и началась "церетелизация Москвы", не замеченная прессой. Горельефы, эмали, витражи украсили гостиницы, дворцы спорта.
К ипподрому в Битце прискакала тройка бронзовых коней.
А на площади у популярного рынка поднялся обелиск
в честь Георгиевского трактата.
Триумф в Брокпорте выпал на лето 1979 год. На следующее лето пришлись Олимпийские Игры в Москве. Задолго до этого события, при Хрущеве, город принял всемирный фестиваль молодежи. Тогда в Лужниках на заливаемой вешними водами земле построили Центральный стадион имени Ленина. Спустя двадцать лет город возводил сразу около восьмидесяти "олимпийских объектов": крупнейшую гостиницу Европы в Измайлове, дворец спорта на северо-западе, ипподром на южной окраине, "Хаммер-центр" с гостиницей и квартирами для бизнесменов на Пресне, международную телефонную станцию. Называю только те из "объектов", к которым приложил руку Церетели. Но этим его участие в Московской Олимпиаде не ограничилось.
В олимпийский год все узнали имя художника Виктора Чижикова. Он придумал официальную эмблему - олимпийского Мишку. О нем писали все газеты и журналы. И только специалисты были в курсе, что главным художником Московской Олимпиады назначен Церетели. Роль главного архитектора играл Посохин, строивший огромный Крытый стадион и Дворец водного спорта на проспекте Мира. Главный архитектор Москвы предложил испытанному соавтору взять на себя тяжкую должность. Не каждый готов был взять на себя эту роль.
Почему выбор пал именно на эту кандидатуру? Ведь в Москве, как нигде, насчитывалось много доморощенных монументалистов. В шестидесятые годы, как мы знаем, мозаики кинотеатра "Октябрь" архитектор заказал Андронову и Васнецову. За минувшие годы Посохин лучше всех узнал: Церетели не только талантливый художник, но и непревзойденный исполнитель, все сделает в срок.
Олимпийские Игры - большой Спорт и большая Политика. Открывает их глава государства. Олимпиаду невозможно без позора для страны отложить ни на день, ни на час из-за неготовности стадиона или дворца спорта.
Церетели принял предложение Посохина. А это значило не только осуществлять общее руководство, но и работать самому в разных концах Москвы, раскинувшейся на тысячу квадратных километров внутри Московской кольцевой автомобильной дороги.
Так впервые появилась возможность проявить себя не на берегу Черного моря, не на окраинах Тбилиси и в американском городке, а в Москве, на ее новых территориях. Все олимпийские объекты располагались за пределами Садового кольца, исторического центра.
Начался Московский период монументального творчества, длившийся до начала "перестройки".
* * *
На месте снесенной деревни с названием Битца соорудили Олимпийский ипподром, где должны были состояться конные состязания. Для ипподрома Зураб изваял тройку вздыбленных лошадей. Так по Москве начали бег кони, добежавшие до Поклонной горы и Манежной площади.
Ближе к центру на Ленинском проспекте поднялась гостиница "Спорт". Ее интерьеры украсили эмали на тему "История спорта". На северо-западной окраине построили Дворец спорта общества "Динамо". В его интерьере заполыхал витраж.У берега Москвы-реки, в районе правительственного центра России, на деньги американского миллиардера Арманда Хаммера вырос комплекс зданий для бизнесменов, желавших работать и жить в советской столице. В холле главного здания возникло настенное панно на тему "Золоте кольцо России". В центре главенствовал Московский Кремль. А вокруг него на других картинах представали Кремли других древних русских городов. Впервые для этого Зураб применил не излюбленную мозаику, витраж или горельеф, а перегородчатую эмаль. Русские эмальеры называют ее - финифть.
Эта техника изобразительного искусства культивировалась издавна в разных странах, в том числе в России, где пользуется популярностью финифть мастеров Ростова-Великого. Эмали поразили воображение Зураба еще во время давней учебы во Франции. В Европе в годы Леонардо да Винчи славились эмальеры города Лиможа. Известную со времен египетских фараонов технику искусства развивали в разных странах, в том числе в древней Грузии. Роль красок играет в эмали цветное стекло. Его закаляют в огне как сталь. Из-за сложности технологии художники в новое время охладели к искусству, сопряженному с трудным ремеслом. Забыли основательно о нем и на родине Церетели, где славилась перегородчатая эмаль. Чтобы ее создать, требовалось припаивать к медному листу по контуру рисунка тонкие перегородки, заливать их жидким стеклом, стоять у жаркой печи. Кому из современных художников была охота всем этим заниматься в быстротекущем ХХ веке?
- Можно полюбопытствовать? Иностранцы Вас находят или Вы сами стараетесь воплотить то, что вам интересно?
- Я вам отвечу на этот вопрос на примере моих первых американских памятников. Это была целая история. Я считался, по словам Громыко, "главным художником Министерства иностранных дел". Отправили меня в Вашингтон и Нью-Йорк в наши представительства, которые находились в ужасном состоянии. Там даже не было нормальных туалетов. А дипломаты удумали проводить большое совещание. И я должен был, в связи с этим, навести порядок.
Как раз в то время про меня вышла маленькая книжка, к которой прилагались большие репродукции моих мозаик и витражей, сделанных в Пицунде, Тбилиси, Ульяновске и Адлере. Печатались эти репродукции в Югославии тиражом 15 тысяч экземпляров. (Речь идет о листах и монографии Юрия Нехорошева, помянутой выше. - Л. К.)
Часть тиража ушла за границу, попала в Америку. Там их увидели студенты и преподаватели колледжа изящных искусств университета штата Нью-Йорк, в городе Брокпорте. Они посмотрели мои репродукции и жутко мною заинтересовались. Художники обклеили моими репродукциями классы и попросили администрацию университета пригласить меня в качестве профессора прочесть курс лекций.
Американцы по дипломатическим каналам послали запрос в МИД Советского Союза. Они решили, что если КГБ отпустит меня, то это произойдет как минимум на следующий учебный год.
А я в это время находился в Нью-Йорке, общался с дипломатами. От них узнал о приглашении. Не дожидаясь ответа из Москвы, нашел переводчика и с ним явился в университет. Пришел через три дня после отправленного из Брокпорта запроса.
Американцы были в шоке. Как так, советский человек на третий день после отправленного письма прилетает к ним из СССР?!
Так я стал читать лекции студентам, продолжая заниматься делами представительств.
После лекций мне заказали скульптуры для студенческого городка в Брокпорте..."
Зураб себя называет "инициативным человеком". Я бы назвал решительным человеком. Будь он осторожнее, сидел бы и ждал у моря погоды, пока запрос пройдет по всем кругам бюрократического ада. Но "проявил инициативу", нашел переводчика, приехал за свой счет вглубь штата Нью-Йорк. И, не дожидаясь решения Москвы, принялся за дело. Так в 45 лет по примеру своих профессоров в Академии художеств нежданно-негаданно стал преподавать живопись. Всех студентов и преподавателей очаровал неутомимостью и веселым нравом.
История повторилась: в Грузии в роли монументалиста и дизайнера впервые он выступил в малом шахтерском городе. В Америке в роли монументалиста и ваятеля проявил себя впервые в небольшом университетском городке.Там ему предложили жить и работать. 23 мая 1978 года датируется свидетельство, выданное Церетели колледжем искусств Нью-Йоркского государственного университета в знак признания его выдающихся заслуг, удостоверяющее звание профессора искусства
- Если поеду туда работать, получать буду 25 тысяч долларов в месяц. Зачем они мне?! Уже в то время я мог покупать подарки родным и друзьям, и деньги никак не кончались...
Жизнь явно улыбалась. Работа за границей была пределом мечтаний всех граждан СССР. Только там можно было быстро и хорошо заработать. После возвращения из загранкомандировок у людей появлялись дачи, машины и квартиры, за которыми стояли годами в очередях простые советские люди.
* * *
Возможно, Церетели вернулся бы на родину из Брокпорта с одними воспоминаниями о лекциях в университете. Но снова в его жизнь вмешался его величество Случай. В университетском городке находился Специальный стадион. На нем дети-инвалиды занимались спортом. И не просто играли, бегали и прыгали в меру своих ограниченных природой возможностей, а готовились к Специальным Олимпийским Играм. Они проводились между детьми-инвалидами. Эти международные состязания устраивались под патронажем благотворительных организаций, где главную роль исполнял чемпион мира но боксу Мухаммед Али, великий американский спортсмен. В этой Олимпиаде участвовали дети многих стран, кроме инвалидов СССР.
Летом 1979 года провели очередные Игры, которым придавалось в Америке большое значение. По этому случаю американцы задумали установить монумент. Его местные власти поручили полюбившемуся Церетели. Решение принимали не только город и Оргкомитет Игр, но и правительство СССР. Посол СССР в США прислал в Москву записку, где поддержал просьбу американцев и просил ЦК партии - разрешить "т. Церетели выполнить просьбу Оргкомитета Специальных Игр". Время тому благоприятствовало. СССР и США не враждовали, переживали недолгий период "разрядки международной напряженности". Записку обсуждали в Кремле, куда пригласили Зураба. Он показал эскизы членам Политбюро. Заседание вел Брежнев, Генеральный секретарь благосклонно отнесся к проекту.
- Брежнев тогда сказал: "Давайте доверим художнику, дадим ему возможность довести проект до конца, посол и МИД поддерживают идею". Суслов возражал, говорил, что американцы монумент поставят, а потом потребуют деньги за аренду земли. Громыко меня поддержал, Устинов, министр обороны, поддержал, он у меня бывал в мастерской в Тбилиси, видел мои работы, я тогда уже лауреатом Ленинской премии был. Решение приняли. Разрешили командировку в США двум моим помощникам. Выделили валюту на производство работ. Монумент получил статус подарка правительства СССР. Не так все просто было".
...Ребенок, тянувший руки к солнцу, служил эмблемой Игр. Зураб вдохновился этим символом и превратил его в монумент обобщенной формы.
- Знаешь, как я придумал? Какое движение делает маленький ребенок, когда учиться ходить? Он приподнимает руки, держит ими равновесие, чтобы не упасть. У человека три периода жизни. К молодости широко раскрывают руки и говорят друг другу: "Ой, привет!" В зрелости руки тянутся вверх, это стремление к свободе, в старости они опущены к земле....
Человек представал таким, каким его рисуют дети, впервые взявшие в руки карандаш. Кружок на длинной палочке, от которой расходятся короткие палочки. Диск нанизывался на вертикаль с тремя парами расходящихся по сторонам плоскостей. Каждая - соответствовала одному из помянутых движений рук - в детстве, молодости и старости. При взгляде на фигуру воображался и человек, раскинувший руки, и подсолнух с ветками, и шестикрылый серафим, готовый улететь в небо.
* * *
Рельефы на плоскостях монумента изображали людей. Они летали, словно в райских кущах, играли в мяч среди звезд, планет, колес и прочих излюбленных символов Зураба. Фигуры мужчин напоминали олимпийцев древнего мира, выступавших на состязаниях обнаженными. Движения поражали динамикой, экспрессией, пластикой. Композиция удивляла сплавом реализма и абстракции. Ничего подобного в Америке не видывали..
"Подсолнухов", водивших хоровод на зеленой лужайке Брокпорта, насчитывалось пять - по числу континентов. У их подножья улегся монументальный шар, усыпанный звездами и птицами.
Все образы выполнялись чеканкой по меди. Эта техника веками культивировалась в древней Грузии. Она применялась, как правило, для малых форм, в ювелирном искусстве, изредка мастера создавали чеканные иконы. В современной Грузии мастера чеканили большие рельефы, украшали ими интерьеры общественных зданий. В эту, казалось бы, не подвластную обновлению технику, Зураб внес высокий рельеф. В том была не прихоть, а художественная необходимость. Каждый "подсолнух" вырос над землей на высоту пятиэтажного дома. Чтобы отчеканенные фигуры виделись хорошо с земли - Зураб вырезал их по контуру и приваривал к основанию медных листов. Никто прежде так не делал.
Этот ансамбль монументов получил название, соответствующее духу Специальных Игр - "Счастье детям всего мира". Начиная с этой работы, Зураб отказался от классических пьедесталов, которыми заполнены улицы и площади городов мира.
Впервые на стройплощадке не подставляли плечо ни Посохин, ни Полянский. Рядом с ним день и ночь работали два верных друга, два дипломированных инженера Омари и Сосо. Они занимались сваркой бронзы. Черный металл варили американцы.
Коротко скажу о двух помощниках, отправившихся в США по решению Политбюро. Омари Супаташвили, до того как взял в руки сварочный аппарат, окончил факультет Политехнического института и физико-математического университета, защитил диссертацию кандидата технических наук, работал над диссертацией доктора наук. И, резко сменив курс, пошел по другой дороге, поверив в Зураба.
Сын художника Гиглы Нижарадзе, двоюродный брат Зураба по имени Сосо, стал еще одним помощником. Оба - беспартийные, оба, когда начали оформлять документы на поездку в США, состояли в разводе. Чтобы отправить на полгода в Америку двух таких рабочих, пришлось преодолеть шлагбаум госбезопасности. Без решения Политбюро этого сделать было бы невозможно.
Бронзу морем везли из Грузии. Наш корабль взял на борт кроме деталей монументов танки для Кубы. Американцы его задержали на две недели. Пришлось наверстывать упущенное, спать по три часа, работать, не покладая рук, вызывая восхищение американцев.
В Брокпорте под рукой у Зураба в качестве переводчика находился еще один сотрудник, американка по имени Микки, профессор. Она защитила в Москве диссертацию по Шекспиру, знала русский язык. Жила в Нью-Йорке. Сейчас - в Канаде.
- Мышление у нее было нормальное. Она понимала меня...
- Влюбилась?
- А?
Пауза после восклицания длилась долго, но после нее последовал ответ:
- Меня не только она, многие любили, что могу сделать. Но это ничего не значит... У меня есть ответственность, сохранение семьи. Первое впечатление на меня сильно действовало...
Я любил свою жену. Поэтому безошибочно сижу рядом с тобой.
Эта Микки, когда я вернулся домой, прилетела в Тбилиси. И сделала предложение на ней жениться.
Я ей говорю, Микки, ты серьезно говоришь? Что с тобой?! И она немедленно улетела в Америку. Я не из тех.
Тебя что интересует, любил Микки или не любил? Я не из тех, кто пишет, с кем его жена лежала.
В Нью-Йорке Зураб присутствовал на том спектакле, где в труппе Большого театра последний раз выступал Александр Годунов.
- В тот вечер, когда Годунов танцевал, я чувствовал, в это время он в другом месте. Бросают цветы, а радости у него не было. Потом после спектакля я, Баланчин, Вирсаладзе и Григорович пошли в ресторан. Ждем Годунова. А он не пришел. Я чувствовал, не вернется. Исчез. На второй день в гостинице включаю телевизор, вижу - выступает Шевченко, выступает Светлана Сталина, выступают все, кто там остался, ругают Советский Союз. И я понял, и он остался.
Многие оставались тогда. Были попытки меня уговорить. Но у меня здоровая психология. Я никогда политические картины не рисовал. Работал искусство для искусства.
- Как уговаривали? Кто уговаривал?
- Когда меня выбрали профессором, предложили большие деньги. Кроме Микки у меня и другой переводчик, более знающий, был. Он, украинец Мирко, профессор, заводил разговоры тонко:
- Как нам нравится ваша живопись!
- Давайте спектакль сделаем вместе.
- Вот вам класс!
- Вот вам дом!
- Куда ты торопишься? Заключим с тобой контракт на два-три года. Два-три года, елки-палки!
Потом на шоу огромное пригласили. Мулатки, белые, все голые. Если ты слабак, обалдеешь. Там не знаешь, на кого смотреть. Не знаешь, где находишься. Ау!
В Америке встречался с Неизвестным. Пригласил его за свой стол. И другие, кто не вернулся, там сидели. И они уговаривали:
- Зачем ты уезжаешь, что у тебя Советский Союз сзади? Что ты себе думаешь, оставайся в Америке.
* * *
В США Зурабу впервые представилась возможность выступить в роли скульптора. Тогда он соприкоснулся с новой для себя темой спорта, которая спустя год захватит целиком в Москве.
На открытие Специальных Олимпийских игр собрались тысячи людей. В Америке, где инвалиды пользуются всеобщей заботой, придавалось большое значение этим соревнованиям. Счастливый автор стоял рядом с сенатором Эдвардом Кеннеди, братом убитого президента Джона Кеннеди, рядом с великим боксером Мухаммедом Али и другими персонами, известными всему миру.
- Какой величественный и замечательный подарок! - сказал тогда сенатор Кеннеди. - Церетели отобразил красоту и мощь спорта. Советский Союз совершил прекрасную акцию, посвятив эти работы детям всего мира...
- На открытии собрались десять тысяч детей. Руководил всем Мухаммед Али. Я никогда не видел ничего подобного. Дети приехали со всего мира, только от нас никого. Мне тогда говорили, что в Советском Союзе нет инвалидов. Я, наивный, верил этим словам и даже повторил их в Нью-Йорке. Позор!
Вид этих детей без рук, без ног так меня потряс, что тогда на открытии я громко сказал - миллион двести тысяч долларов, причитающиеся мне за памятник, жертвую детям всего мира. Этот поступок не оценили только в нашем посольстве. Тогда всю заработанную валюту сдавали. Получается, что я пронес мимо кассы миллион долларов. Меня после той Олимпиады на Нобелевскую премию мира выдвигали. За границей подписывали документы. Вернулся в Москву, мне дали звание народного художника СССР и сказали: "Откажитесь от премии, Зураб Константинович, отзовите бумаги из Нобелевского комитета, пока Леонид Ильич лауреатом не станет, лучше и вам не быть".
Когда вернулся в Москву, поинтересовался, действительно ли у нас нет таких несчастных детей. И узнал, что только в Краснопресненском районе Москвы ежегодно рождалось пять-шесть тысяч детей с недостатком. Это было еще одно потрясение для меня. Тогда я взял шефство над детским домом для инвалидов, там 300 детей, помогал им. Один мальчик стихи писал. Он даже лицом похож на Пастернака. Я привез ему из Франции инвалидную коляску. Купил телевизор, еще какие-то нужные вещи. Мы с Андреем Вознесенским хотели издать сборник стихов мальчика. Все его стихи о маме. Она отказалась от сына в родильном доме, а он по-прежнему ее ждет и любит. Хотели, чтобы эта женщина и другие, как она, прочитали его стихи, может быть, что-нибудь тогда поймут.
Никогда, даже после присуждения Ленинской премии, Церетели не получал столько поздравлений, как в тот день. Ему жали руки министры, великие артисты, связавшие свои имена с Играми. Мухаммед Али дал автограф, где признал, что Зураб такой же великий скульптор, как он великий боксер. Все агентства мира, газеты, радио и телевидение передали отчет об открытии Олимпийских Игр детей-инвалидов. Не было лишь среди аккредитованных журналистов представителей Советского Союза. Ведь в стране победившего социализма, как сказали в Москве Церетели, и без таких Игр все дети были счастливы.
"Счастьем детям всего мира" Зураб положил начало традиции: давать композициям обобщенные, философские названия, типа "Добро побеждает Зло", "Открытие Нового Света", "Рождение Нового Человека".
В те дни в Брокпорте перед главным зданием университета поднялся Прометей с факелом огня. С того времени - это образ, проходящий через всю жизнь художника, "сквозной образ". В разных вариациях человек-герой, олицетворяющий Свободу, появится после штата Нью-Йорк и в Тбилиси, и в Москве, мастерской на Пресне, и в Лондоне в банковском центре Сити, в Испании, на берегу Марбельи. А первый такой герой художника появился в Соединенных Штатах. Американский Прометей стоит на пьедестале, образованном причудливым сочетанием античной колонны с символами искусства и науки.
В 1979 году Церетели стал автором двух монументов, установленных в США. На родине ничем подобным он себя тогда еще не успел проявить.
* * *
В Брокпорте, как везде, не только чеканил медь, но и рисовал. Перед отъездом на родину ему предложили устроить персональную выставку. Что он и сделал, показав публике живопись. Для этого не пришлось ничего доставлять из Москвы и Тбилиси. Каждый день, как всегда, он писал на излюбленные темы - цветы, лица знакомых и друзей. Желающих позировать профессору было предостаточно, каждый студент считал за честь стать моделью дорогому мастеру. На стенах уместилось ровно сто картин. Каково же было удивление автора, когда к концу первого дня выставки под 99 холстами белели визитные карточки американцев, потенциальных покупателей. Остался без внимания единственный портрет пожилого всем известного местного профессора. Среди желающих стать обладателями двух картин оказалась жена президента Америки Картера.
Она первой вошла в зал до вернисажа с желанием купить картины и поговорила с помощью переводчика с Зурабом. Перед ним возник неожиданный вопрос - что делать? Рядом не было никого из советского посольства, не у кого было спросить - можно ли брать доллары, да еще у жены президента страны, "потенциального противника"? Пришлось сочинить легенду, что все картины ждут в Москве, где намечена персональная выставка. А как только она закончится - облюбованные картины - пришлет в подарок.
Продавать картины Зураб не стал, не зная, как к этому отнесется посольство. Отказался, как мы знаем, и от авторского гонорара за "Подсолнухи" и "Прометея". Чему в посольстве не порадовались, так как знали, что таким образом бюджет недосчитается миллиона долларов. Из них автору перепала бы мизерная сумма. Это хорошо знали все советские музыканты и артисты, с триумфом выступавшие за границей. Львиную долю гонорара они отдавали родному государству.
Американцы не любят оставаться в долгу. Они нашли выход из создавшегося положения. Когда Зураб вернулся домой, вдогонку за ним отправили два контейнера. Они благополучно пересекли океан и были выгружены на берегу Черного моря в Поти. Затем после прохождения всех формальностей их доставили на машинах в Тбилиси прямо к дому на улице Нико Николадзе. Там у него к тому времени была большая квартира. Таможня известила о прибывшем грузе руководство республики. Случай был беспрецедентный. Прежде никогда не поступали подобные грузы в адрес частного лица.
К подъезду дома, где стали на тормоза грузовики с контейнерами, примчались операторы ТВ, репортеры. Прибыло руководство города. Контейнеры вскрыли. В одном из них находился американский "Джип". В другом контейнере - германский "Мерседес". Оба - новейших моделей. Зная, что в СССР нет для таких машин запасных частей, дарители положили в ящики комплекты запасных частей.
На следующий день ликующий Зураб сел за руль "Мерседеса" и отправился по Тбилиси, вызывая машиной внимание всех прохожих, понимавших толк в автомобилях. Рядом с ним восседал счастливый отец. Зураб направлял машину на все колдобины, которых и тогда было предостаточно в городе, чтобы показать отцу ходовые качества подарка.
Тогда у него не были мысли, что наступит другая жизнь. И такие дорогие престижные машины он сможет покупать за свои деньги, получит право свободно распоряжаться своими произведениями, не опасаясь, что за их продажу его лишат права выезда за границу.
* * *
В дни, когда Церетели работал дизайнером советского представительства в ООН в Нью-Йорке, генеральный секретарь ООН познакомил его с Сальвадором Дали. Глава ООН хотел, чтобы два крупных художника - один западный, другой советский, выполнили картины, которые бы символизировали начавшееся потепление в "холодной войне", наступившую "разрядку" в отношениях между странами Варшавского договора и странами НАТО.
- С Дали я встречался два раза. Ему предложили расписать одну стену в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке, мне другую стену. Там мы познакомились и пошли в кафе...
Замысел тот не был реализован. В конце 1979 года случилось вторжение советских танков в Афганистан...
Навсегда запомнился вечер в кафе. Он и Иннеса провели время вместе с Сальвадором Дали и Галой. Испанец рядом с русской женой и грузин рядом с Иннесой не нуждались в переводчиках. О чем тогда беседовали в кафе, Церетели не рассказывает. Но одну фразу испанца часто повторяет. Тогда Дали с тревогой заметил: "Что-то в последнее время меня перестали ругать в газетах, наверное, забыли..." Самое любопытное было после этих слов.
- Дали неожиданно начал выделывать руками и ногами какие-то странные фигуры. Так что вы думаете? На следующий день о нем и "Нью-Йорк таймс", и "Вашингтон пост" написали. Дали, наверное, заметил за столиками журналистов и решил таким образом привлечь их внимание.
Гала пожаловалась мне, что муж такой скупой, давно не дарил ей никаких украшений. Я преподнес ей подарок, но сказал, что это от Дали. Она, как умная женщина, конечно, все поняла. Но виду не подала и стала уговаривать меня посоветовать мужу купить ей еще кольцо и серьги и так далее. Тут я взмолился: "Не-е-т! Я тоже женатый!"...
Когда над Зурабом сгустились черные тучи и на его голову полились потоки грязи, застилающие экраны ТВ, он не раз вспоминал слова и жесты непревзойденного мастера собственной рекламы. Ему не пришлось прибегать к таким методам. За него это делали профессионалы заказных статей, "черного пиара". Такой масштабной кампании клеветы на телевидении и в газетах, какая случилась позднее в Москве, не удостаивался ни Сальвадор Дали, ни другие знаменитые художники ХХ века. Но об этом - впереди.
Конец четвертой главы
ГЛАВНЫЙ ХУДОЖНИК МОСКОВСКОЙ ОЛИМПИАДЫ
ГЛАВА ПЯТАЯ,
о Московском периоде жизни, когда нашего героя назначили главным художником Олимпийских Игр. Тогда и началась "церетелизация Москвы", не замеченная прессой. Горельефы, эмали, витражи украсили гостиницы, дворцы спорта.
К ипподрому в Битце прискакала тройка бронзовых коней.
А на площади у популярного рынка поднялся обелиск
в честь Георгиевского трактата.
Триумф в Брокпорте выпал на лето 1979 год. На следующее лето пришлись Олимпийские Игры в Москве. Задолго до этого события, при Хрущеве, город принял всемирный фестиваль молодежи. Тогда в Лужниках на заливаемой вешними водами земле построили Центральный стадион имени Ленина. Спустя двадцать лет город возводил сразу около восьмидесяти "олимпийских объектов": крупнейшую гостиницу Европы в Измайлове, дворец спорта на северо-западе, ипподром на южной окраине, "Хаммер-центр" с гостиницей и квартирами для бизнесменов на Пресне, международную телефонную станцию. Называю только те из "объектов", к которым приложил руку Церетели. Но этим его участие в Московской Олимпиаде не ограничилось.
В олимпийский год все узнали имя художника Виктора Чижикова. Он придумал официальную эмблему - олимпийского Мишку. О нем писали все газеты и журналы. И только специалисты были в курсе, что главным художником Московской Олимпиады назначен Церетели. Роль главного архитектора играл Посохин, строивший огромный Крытый стадион и Дворец водного спорта на проспекте Мира. Главный архитектор Москвы предложил испытанному соавтору взять на себя тяжкую должность. Не каждый готов был взять на себя эту роль.
Почему выбор пал именно на эту кандидатуру? Ведь в Москве, как нигде, насчитывалось много доморощенных монументалистов. В шестидесятые годы, как мы знаем, мозаики кинотеатра "Октябрь" архитектор заказал Андронову и Васнецову. За минувшие годы Посохин лучше всех узнал: Церетели не только талантливый художник, но и непревзойденный исполнитель, все сделает в срок.
Олимпийские Игры - большой Спорт и большая Политика. Открывает их глава государства. Олимпиаду невозможно без позора для страны отложить ни на день, ни на час из-за неготовности стадиона или дворца спорта.
Церетели принял предложение Посохина. А это значило не только осуществлять общее руководство, но и работать самому в разных концах Москвы, раскинувшейся на тысячу квадратных километров внутри Московской кольцевой автомобильной дороги.
Так впервые появилась возможность проявить себя не на берегу Черного моря, не на окраинах Тбилиси и в американском городке, а в Москве, на ее новых территориях. Все олимпийские объекты располагались за пределами Садового кольца, исторического центра.
Начался Московский период монументального творчества, длившийся до начала "перестройки".
* * *
На месте снесенной деревни с названием Битца соорудили Олимпийский ипподром, где должны были состояться конные состязания. Для ипподрома Зураб изваял тройку вздыбленных лошадей. Так по Москве начали бег кони, добежавшие до Поклонной горы и Манежной площади.
Ближе к центру на Ленинском проспекте поднялась гостиница "Спорт". Ее интерьеры украсили эмали на тему "История спорта". На северо-западной окраине построили Дворец спорта общества "Динамо". В его интерьере заполыхал витраж.У берега Москвы-реки, в районе правительственного центра России, на деньги американского миллиардера Арманда Хаммера вырос комплекс зданий для бизнесменов, желавших работать и жить в советской столице. В холле главного здания возникло настенное панно на тему "Золоте кольцо России". В центре главенствовал Московский Кремль. А вокруг него на других картинах представали Кремли других древних русских городов. Впервые для этого Зураб применил не излюбленную мозаику, витраж или горельеф, а перегородчатую эмаль. Русские эмальеры называют ее - финифть.
Эта техника изобразительного искусства культивировалась издавна в разных странах, в том числе в России, где пользуется популярностью финифть мастеров Ростова-Великого. Эмали поразили воображение Зураба еще во время давней учебы во Франции. В Европе в годы Леонардо да Винчи славились эмальеры города Лиможа. Известную со времен египетских фараонов технику искусства развивали в разных странах, в том числе в древней Грузии. Роль красок играет в эмали цветное стекло. Его закаляют в огне как сталь. Из-за сложности технологии художники в новое время охладели к искусству, сопряженному с трудным ремеслом. Забыли основательно о нем и на родине Церетели, где славилась перегородчатая эмаль. Чтобы ее создать, требовалось припаивать к медному листу по контуру рисунка тонкие перегородки, заливать их жидким стеклом, стоять у жаркой печи. Кому из современных художников была охота всем этим заниматься в быстротекущем ХХ веке?