Страница:
— Говорит П-8. Вас понял…
— Говорит Д-1. П-11, слушайте приказ. Когда выйдите на водный путь Бунго, идите над ним на север, в Михо… П-7, приказываем: после Миядзаки взять курс на север и от Ита лететь восточным курсом над Внутренним морем. Прием…
Поручив переговоры с командным пунктом пилоту, Катаока поочередно смотрел в правый и левый иллюминаторы. Под левым иллюминатором проплывал гигантский крутой скат, спускавшийся к равнине Такати. Цунами ударило по пей прямой наводкой, и береговая линия здесь изменилась до неузнаваемости. Обширные пространства были затоплены водой.
— Город Такати почти полностью под водой… — послышался в наушниках голос наблюдателя с П-6, летевшего чуть южнее П-7. — Виднеются только верхушки высоких зданий, вышки и башни.
— Ого! Мыс Асидзури нырнул в воду… — раздался голос штурмана П-8, летевшего еще южнее. — Теперь придется использовать для погрузки десантные суда…
Сидевший рядом с Катаокой наблюдатель, тронув его за плечо, показал на левый иллюминатор. На рисовом поле у реки Монобе стояло, чуть накренившись, пассажирское судно. Разумеется, с такой высоты людей не было видно. Глядя на застывший посреди рисового поля корабль с обнажившимся, ярко блестевшим в лучах майского солнца красным брюхом, Катаока подумал о подгоняемых страхом людях, которые в шестом часу утра, ступив на борт, наконец обрели надежду…
— Говорит П-8… — прозвучало из громкоговорителя в штабе Д-1. — Я над открытым морем у Идзумиоцу…
— Снижайтесь до тысячи метров, — сказал в микрофон связист.
— ХР-21, ХР-21… говорит Д-1, увеличьте высоту до пяти тысяч метров, принимайте передачи от П-8.
— Говорит ХР-21, вас понял…
На экране телевизора появилась морская поверхность, покрытая нефтью, а за пей багровое пламя и клубы черного дыма. Вероятно, горел нефтяной комбинат в Сакаи. Осушенный участок земли целиком затопило, из-под воды торчали только серебряные верхушки ректификационных колонн. Удар цунами, самортизированный проливом Китай, здесь был не таким сильным, как на берегах водного пути Кии и на юге острова Авадзи. В городе Сакаи и его окрестностях некоторые дома уцелели, с некоторых снесло только крыши, но почти все они оказались наполовину затопленными водой. Одно из высотных зданий, расколовшись точно посередине, превратилось в две опасливо отшатнувшиеся друг от друга башни.
— Д-1, Д-1, вам видно изображение? — вновь заговорил П-8. — Что это за остров?
— Вот олух! — крикнул Наката. — Это же могильный курган императора Нинтоку.
Хайвей, поднятый над городом на эстакаду, во многих местах искорежился, отдельные его пролеты обрушились. Черные пятна сгоревших автомобилей, нагромождения столкнувшихся автобусов и грузовиков. Ведь если какой-нибудь пролет проваливается, хайвей превращается в ловушку. Что стало с ранеными? Может, сейчас они в муках ждут неизбежного приближения смерти…
— Получил из диспетчерской Итами сообщение, — заговорил П-8. — Сразу после землетрясения почва в городе Осака опустилась на три метра… Опускание продолжается… Через два часа после землетрясения почва опустилась еще на полтора метра. Аэропорты края Кансай не пригодны для использования. В аэропорту Итами на добавочном участке взлетной полосы В образовалась трещина, взлетная полоса А также пострадала от трещин и провалов. В настоящее время ведутся ремонтные работы… Скоро вступит в строй взлетная полоса В на ограниченном участке длиной в две тысячи восемьсот метров… Но у них осталось только два способных взлететь самолета…
— Говорит Д-1, переключите камеру на широкоугольную линзу, — сказал Наката.
Кадры на экране сменились. Появились улицы Осаки, отражавшиеся в телекамере, прикрепленной наклонно под носовой частью П-8.
Кадры, один другого страшнее, замелькали на экране. На железнодорожных путях лежали сошедшие с рельсов и опрокинувшиеся вагоны. Южная часть Осаки была в завалах. Дома казались обезглавленными трупами. В центре города кое-где поднимался черный дым. Но по кольцевому шоссе на юго-востоке беспрестанно двигались пожарные и полицейские машины, машины скорой помощи, автобусы, грузовики, автокраны.
Чем ближе П-8 приближался к центру города, тем невероятнее становились кадры.
Районы Конохана, Минато и Тайсе, расположенные ниже среднего уровня моря, были почти целиком под водой. Чернильно-черная вода — по-видимому, от удара цунами со дна залива поднялась грязь — не только затопила пространство между зданиями, но, образуя водовороты, все дальше наступала на сушу. Фабрично-заводские массивы, нефтяные цистерны, силосные башни в устьях рек Адзи, Кидзу и Син-Йодокава от прямого удара цунами либо разрушились, либо обвалились, а чудом уцелевшие сооружения, омываемые бурлящей водой, на глазах разваливались и тонули. Гигантский плавучий док вместе с ремонтируемым судном стоял дыбом, взгромоздясь, словно на риф, на причал Бэнтэн. Сам причал Бэнтэн полностью ушел под воду, на поверхности осталась только небольшая обзорная площадка. Прямо посреди города лежало на боку огромное краснобрюхое судно. Вытекающее из цистерн тяжелое нефтяное топливо и рыжеватая сырая нефть кое-где начали гореть. И в море, и в городе мелькали языки пламени.
Районы Фукусима, Ниси, Нанива и Нисинари, прилегающие к прибрежным районам, тоже были затоплены до третьего, а то и четвертого этажей.
Внутригородской хайвей был обрушен, в одном месте в районе Наканосима его опора торчала в одну сторону, а пролет висел над водой с другой стороны. А сам Наканосима целиком скрылся под водой, лишь кое-где виднелись кроны деревьев и крыши зданий. В третий этаж одного из домов врезалось плоскодонное грузовое судно, по-видимому застигнутое бедствием в заливе.
Осака в одно мгновение превратился в «город на воде». Омывая подножие холма Камимати, на котором стояли Осакский замок и административные здания, вода затопила районы Миякодзима, Дзето, Хигасинари и устремилась через города Дайто и Моригути на равнину Коти. Мутные волны, пошедшие против течения по реке Ямато, и поток, разрушивший дамбу Едо-кава, докатились до подножия возвышенности Икома.
Землетрясение и цунами с сопровождающими их обвалами и опусканием почвы, казалось, вдруг вернули современному городу с трехмиллионным населением и всей Осакской провинции, где жило семь миллионов человек, их древний облик.
Когда-то, три тысячи лет назад, на месте нынешней Осаки над водой возвышался только холм Камимати, а вокруг него плескались волны мелкого Осакского залива. Река Ямато, берущая начало в котловане того же названия, до последнего времени текла на запад и впадала в Осакский залив в северной части города Сакаи. А до шестнадцатого века — когда Тоетоми Хидэеси изменил ее русло при постройке Осакского замка — она текла по равнине Коти между возвышенностью Икома и холмами Камимати, впадала в устье реки Йодо-гава и лишь при сильных разливах несла свои воды в сторону Сакаи. В те времена сама Йодо-гава образовывала множество озер и болот на равнине Коти, а во время морских приливов морская вода проникала по ней далеко на юг. У подножия возвышенности Икома и ныне находят ракушечников; в те времена, поднимаясь по реке Йодо-гава против течения, можно было доплыть до подножия возвышенности Икома.
Но в дальнейшем разливы реки Ямато приносили на равнину Коти все больше глины и песка, в устье Йодо-гавы образовывались песчаные отмели, которые в конце концов слились в одну огромную отмель, а некоторые земли были осушены еще во времена Хидэеси. Таким образом возникла земля современной Осаки с ее множеством водных магистралей.
А сейчас казалось, будто время внезапно вернулось на две тысячи лет назад. От Осаки остался лишь холм Камимати, все остальное скрылось под мрачной, черной водой. В северной части парка Икутама, у подножия храма Такацу, куда, как гласит предание, однажды приплыл на лодке император Нинтоку, чтобы заложить здесь город, лежала лодка с крытой каютой, по-видимому, выброшенная пошедшей вспять рекой Дотонбори. Почти все улицы равнинной части города были затоплены. В более высоких местах мутная вода омывала окна второго, а в низких — третьего и четвертого этажей. На плоских крышах высотных зданий, появившихся в последние годы в Осаке, толпились люди, сумевшие избежать гибели. Они что-то тревожно кричали, размахивая руками вслед самолету. Некоторые высотные сооружения накренились из-за сдвига фундамента. Вокруг них среди пустых ящиков и мусора плавали трупы. Там, где были автомобильные заторы, вода бурлила и пенилась, как в стремнине.
Движение транспорта было возможно только на отдельных уцелевших эстакадах.
— Придется перенести эвакопункт на возвышенность Сэнри… — пробормотал Наката. — Свяжитесь с Д-3, пусть выскажут свое мнение по этому поводу. Думаю, на бывшей территории «Экспо-70» смогут совершать посадку тяжелые вертолеты и самолеты «Эстол», взлетающие с короткой пробежкой. Нет, пожалуй, «Эстолам» придется пользоваться шоссейной магистралью Сайгоку… Переговорите с Д-3, пусть доложат эвакокомиссин и узнают их мнение. Да, кстати, спросите, какой ущерб потерпели в Д-3 от землетрясения.
Радист мучительно пытался установить связь с Д-3, находившимся в штабе командования сухопутных сил самообороны центрального округа. Наконец Д-3 отозвался. Слышимость была плохой, по кое-что удалось понять. От землетрясения на дорогах образовались трещины, разлилось озеро Коя. В командный пункт военного округа Итами хлынули беженцы, многие почти в невменяемом состоянии. Штурмуя вертолет сил морской самообороны, прибывший из Майдзуру, они буквально разнесли его на куски, и молодой, потерявший голову солдат открыл огонь.
— Как открыл огонь, стрелял в людей? — Наката, приподнявшись со стула, уставился на радиста.
— Нет, кажется, в воздух… — ответил ошеломленный радист, нервно крутя регулятор приемника. — Два солдата, избитые толпой, получили тяжелые ранения… Нет, один из них умер…
— Бить! — заорал Наката и стукнул кулаком по столу. — Передай. Избить! Да не народ! Солдат… Командиру передай! Всех подряд… кулаком по морде… Чтобы знали!..
— Не надо так волноваться! — Юкинага положил руку на плечи Накаты, пытаясь его усадить. — Ну, прошу вас, успокойтесь! Они сами там разберутся…
Среди надоедливого писка радиосигналов раздался зуммер срочного вызова. Этот громкий звук, от которого все вздрагивали, сейчас показался тихим. На цветной мозаичной светящейся карте Японии вспыхнули три ярко-красные точки — на севере Центрального района…
— И Мацумото… Взрыв пика Норикура, началось извержение на пиках Якэ-гатакэ, Футо-гатакэ… — сказал радист, принявший срочный вызов. — Семь часов сорок пять минут… Из Нагано… взрыв в районе горы Такацума… На западном склоне начались выбросы пара… восемь часов ноль три минуты…
— Гора Такацума? — в полном недоумении переспросил Юкинага.
— Н-да… неожиданно быстро… — Наката бросил взгляд на карту. — Конечно, мы знали, что там тоже когда-нибудь начнется, по… Обе стороны большого разлома вдоль реки Итои… Горизонтальный сдвиг достиг почти двадцати метров… Кажется, население там в основном уже эвакуировали на побережье…
— Но… — хрипло сказал Юкинага, рассеянно глядя на мигающие красные огоньки на панели карты, — это может повлечь за собой…
Опять загудел зуммер. На карте — в Северо-восточном крае — загорелись два красных огонька.
— Из Мориока сообщают… Началось извержение горы Нватэ… И на перевале Кома-гатакэ тоже… — тихо сообщил радист.
Юкинага будто не слышал, застыв перед панелью.
Карта Японских островов, цветная, светящаяся, казалась ему расплывчатым очертанием дракона. На хребте центральной горной гряды пульсировали — словно очаги злокачественной опухоли — ярко-оранжевые пятна, предупреждающие об опасности извержений и изменений в земной коре. Береговая линия совершенно изменила свои привычные очертания. Над голубизной во всех направлениях бесчисленными трещинами бежали светло-красные линии, протянувшись вдоль Центрального тектонического района от полуострова Кии через остров Сикоку, багровым рубцом набухала линия великого разлома. На островах, расположенных на юго-западе, на Кюсю, в Центральном крае, на Хоккайдо, в Центральном горном крае, в гористой части Канто, словно капли сочащейся крови, мерцали алые точки. И на юге края Канто, над почти полностью исчезнувшими под водой островами Идзу, не гасли такие же кровавые точки извержения вулканов.
Дракон болел.
Его голову, шею, грудь, лапы разъедал смертельный недуг, его внутренности палил нестерпимый жар, он задыхался, истекал кровью, корчился от боли. Все его гигантское тело длиной в две тысячи километров и площадью в триста семьдесят тысяч квадратных километров билось в судорогах, агонизировало, и конец был уже недалек. А с моря голубоватыми волнами накатывал холод смерти…
Но глаза Юкинаги уже не видели Дракона. Его взгляд остановился на одной красной точке, мерцавшей на севере Центрального края, а мысли были совсем далеко.
— Говорит Д-1. П-11, слушайте приказ. Когда выйдите на водный путь Бунго, идите над ним на север, в Михо… П-7, приказываем: после Миядзаки взять курс на север и от Ита лететь восточным курсом над Внутренним морем. Прием…
Поручив переговоры с командным пунктом пилоту, Катаока поочередно смотрел в правый и левый иллюминаторы. Под левым иллюминатором проплывал гигантский крутой скат, спускавшийся к равнине Такати. Цунами ударило по пей прямой наводкой, и береговая линия здесь изменилась до неузнаваемости. Обширные пространства были затоплены водой.
— Город Такати почти полностью под водой… — послышался в наушниках голос наблюдателя с П-6, летевшего чуть южнее П-7. — Виднеются только верхушки высоких зданий, вышки и башни.
— Ого! Мыс Асидзури нырнул в воду… — раздался голос штурмана П-8, летевшего еще южнее. — Теперь придется использовать для погрузки десантные суда…
Сидевший рядом с Катаокой наблюдатель, тронув его за плечо, показал на левый иллюминатор. На рисовом поле у реки Монобе стояло, чуть накренившись, пассажирское судно. Разумеется, с такой высоты людей не было видно. Глядя на застывший посреди рисового поля корабль с обнажившимся, ярко блестевшим в лучах майского солнца красным брюхом, Катаока подумал о подгоняемых страхом людях, которые в шестом часу утра, ступив на борт, наконец обрели надежду…
— Говорит П-8… — прозвучало из громкоговорителя в штабе Д-1. — Я над открытым морем у Идзумиоцу…
— Снижайтесь до тысячи метров, — сказал в микрофон связист.
— ХР-21, ХР-21… говорит Д-1, увеличьте высоту до пяти тысяч метров, принимайте передачи от П-8.
— Говорит ХР-21, вас понял…
На экране телевизора появилась морская поверхность, покрытая нефтью, а за пей багровое пламя и клубы черного дыма. Вероятно, горел нефтяной комбинат в Сакаи. Осушенный участок земли целиком затопило, из-под воды торчали только серебряные верхушки ректификационных колонн. Удар цунами, самортизированный проливом Китай, здесь был не таким сильным, как на берегах водного пути Кии и на юге острова Авадзи. В городе Сакаи и его окрестностях некоторые дома уцелели, с некоторых снесло только крыши, но почти все они оказались наполовину затопленными водой. Одно из высотных зданий, расколовшись точно посередине, превратилось в две опасливо отшатнувшиеся друг от друга башни.
— Д-1, Д-1, вам видно изображение? — вновь заговорил П-8. — Что это за остров?
— Вот олух! — крикнул Наката. — Это же могильный курган императора Нинтоку.
Хайвей, поднятый над городом на эстакаду, во многих местах искорежился, отдельные его пролеты обрушились. Черные пятна сгоревших автомобилей, нагромождения столкнувшихся автобусов и грузовиков. Ведь если какой-нибудь пролет проваливается, хайвей превращается в ловушку. Что стало с ранеными? Может, сейчас они в муках ждут неизбежного приближения смерти…
— Получил из диспетчерской Итами сообщение, — заговорил П-8. — Сразу после землетрясения почва в городе Осака опустилась на три метра… Опускание продолжается… Через два часа после землетрясения почва опустилась еще на полтора метра. Аэропорты края Кансай не пригодны для использования. В аэропорту Итами на добавочном участке взлетной полосы В образовалась трещина, взлетная полоса А также пострадала от трещин и провалов. В настоящее время ведутся ремонтные работы… Скоро вступит в строй взлетная полоса В на ограниченном участке длиной в две тысячи восемьсот метров… Но у них осталось только два способных взлететь самолета…
— Говорит Д-1, переключите камеру на широкоугольную линзу, — сказал Наката.
Кадры на экране сменились. Появились улицы Осаки, отражавшиеся в телекамере, прикрепленной наклонно под носовой частью П-8.
Кадры, один другого страшнее, замелькали на экране. На железнодорожных путях лежали сошедшие с рельсов и опрокинувшиеся вагоны. Южная часть Осаки была в завалах. Дома казались обезглавленными трупами. В центре города кое-где поднимался черный дым. Но по кольцевому шоссе на юго-востоке беспрестанно двигались пожарные и полицейские машины, машины скорой помощи, автобусы, грузовики, автокраны.
Чем ближе П-8 приближался к центру города, тем невероятнее становились кадры.
Районы Конохана, Минато и Тайсе, расположенные ниже среднего уровня моря, были почти целиком под водой. Чернильно-черная вода — по-видимому, от удара цунами со дна залива поднялась грязь — не только затопила пространство между зданиями, но, образуя водовороты, все дальше наступала на сушу. Фабрично-заводские массивы, нефтяные цистерны, силосные башни в устьях рек Адзи, Кидзу и Син-Йодокава от прямого удара цунами либо разрушились, либо обвалились, а чудом уцелевшие сооружения, омываемые бурлящей водой, на глазах разваливались и тонули. Гигантский плавучий док вместе с ремонтируемым судном стоял дыбом, взгромоздясь, словно на риф, на причал Бэнтэн. Сам причал Бэнтэн полностью ушел под воду, на поверхности осталась только небольшая обзорная площадка. Прямо посреди города лежало на боку огромное краснобрюхое судно. Вытекающее из цистерн тяжелое нефтяное топливо и рыжеватая сырая нефть кое-где начали гореть. И в море, и в городе мелькали языки пламени.
Районы Фукусима, Ниси, Нанива и Нисинари, прилегающие к прибрежным районам, тоже были затоплены до третьего, а то и четвертого этажей.
Внутригородской хайвей был обрушен, в одном месте в районе Наканосима его опора торчала в одну сторону, а пролет висел над водой с другой стороны. А сам Наканосима целиком скрылся под водой, лишь кое-где виднелись кроны деревьев и крыши зданий. В третий этаж одного из домов врезалось плоскодонное грузовое судно, по-видимому застигнутое бедствием в заливе.
Осака в одно мгновение превратился в «город на воде». Омывая подножие холма Камимати, на котором стояли Осакский замок и административные здания, вода затопила районы Миякодзима, Дзето, Хигасинари и устремилась через города Дайто и Моригути на равнину Коти. Мутные волны, пошедшие против течения по реке Ямато, и поток, разрушивший дамбу Едо-кава, докатились до подножия возвышенности Икома.
Землетрясение и цунами с сопровождающими их обвалами и опусканием почвы, казалось, вдруг вернули современному городу с трехмиллионным населением и всей Осакской провинции, где жило семь миллионов человек, их древний облик.
Когда-то, три тысячи лет назад, на месте нынешней Осаки над водой возвышался только холм Камимати, а вокруг него плескались волны мелкого Осакского залива. Река Ямато, берущая начало в котловане того же названия, до последнего времени текла на запад и впадала в Осакский залив в северной части города Сакаи. А до шестнадцатого века — когда Тоетоми Хидэеси изменил ее русло при постройке Осакского замка — она текла по равнине Коти между возвышенностью Икома и холмами Камимати, впадала в устье реки Йодо-гава и лишь при сильных разливах несла свои воды в сторону Сакаи. В те времена сама Йодо-гава образовывала множество озер и болот на равнине Коти, а во время морских приливов морская вода проникала по ней далеко на юг. У подножия возвышенности Икома и ныне находят ракушечников; в те времена, поднимаясь по реке Йодо-гава против течения, можно было доплыть до подножия возвышенности Икома.
Но в дальнейшем разливы реки Ямато приносили на равнину Коти все больше глины и песка, в устье Йодо-гавы образовывались песчаные отмели, которые в конце концов слились в одну огромную отмель, а некоторые земли были осушены еще во времена Хидэеси. Таким образом возникла земля современной Осаки с ее множеством водных магистралей.
А сейчас казалось, будто время внезапно вернулось на две тысячи лет назад. От Осаки остался лишь холм Камимати, все остальное скрылось под мрачной, черной водой. В северной части парка Икутама, у подножия храма Такацу, куда, как гласит предание, однажды приплыл на лодке император Нинтоку, чтобы заложить здесь город, лежала лодка с крытой каютой, по-видимому, выброшенная пошедшей вспять рекой Дотонбори. Почти все улицы равнинной части города были затоплены. В более высоких местах мутная вода омывала окна второго, а в низких — третьего и четвертого этажей. На плоских крышах высотных зданий, появившихся в последние годы в Осаке, толпились люди, сумевшие избежать гибели. Они что-то тревожно кричали, размахивая руками вслед самолету. Некоторые высотные сооружения накренились из-за сдвига фундамента. Вокруг них среди пустых ящиков и мусора плавали трупы. Там, где были автомобильные заторы, вода бурлила и пенилась, как в стремнине.
Движение транспорта было возможно только на отдельных уцелевших эстакадах.
— Придется перенести эвакопункт на возвышенность Сэнри… — пробормотал Наката. — Свяжитесь с Д-3, пусть выскажут свое мнение по этому поводу. Думаю, на бывшей территории «Экспо-70» смогут совершать посадку тяжелые вертолеты и самолеты «Эстол», взлетающие с короткой пробежкой. Нет, пожалуй, «Эстолам» придется пользоваться шоссейной магистралью Сайгоку… Переговорите с Д-3, пусть доложат эвакокомиссин и узнают их мнение. Да, кстати, спросите, какой ущерб потерпели в Д-3 от землетрясения.
Радист мучительно пытался установить связь с Д-3, находившимся в штабе командования сухопутных сил самообороны центрального округа. Наконец Д-3 отозвался. Слышимость была плохой, по кое-что удалось понять. От землетрясения на дорогах образовались трещины, разлилось озеро Коя. В командный пункт военного округа Итами хлынули беженцы, многие почти в невменяемом состоянии. Штурмуя вертолет сил морской самообороны, прибывший из Майдзуру, они буквально разнесли его на куски, и молодой, потерявший голову солдат открыл огонь.
— Как открыл огонь, стрелял в людей? — Наката, приподнявшись со стула, уставился на радиста.
— Нет, кажется, в воздух… — ответил ошеломленный радист, нервно крутя регулятор приемника. — Два солдата, избитые толпой, получили тяжелые ранения… Нет, один из них умер…
— Бить! — заорал Наката и стукнул кулаком по столу. — Передай. Избить! Да не народ! Солдат… Командиру передай! Всех подряд… кулаком по морде… Чтобы знали!..
— Не надо так волноваться! — Юкинага положил руку на плечи Накаты, пытаясь его усадить. — Ну, прошу вас, успокойтесь! Они сами там разберутся…
Среди надоедливого писка радиосигналов раздался зуммер срочного вызова. Этот громкий звук, от которого все вздрагивали, сейчас показался тихим. На цветной мозаичной светящейся карте Японии вспыхнули три ярко-красные точки — на севере Центрального района…
— И Мацумото… Взрыв пика Норикура, началось извержение на пиках Якэ-гатакэ, Футо-гатакэ… — сказал радист, принявший срочный вызов. — Семь часов сорок пять минут… Из Нагано… взрыв в районе горы Такацума… На западном склоне начались выбросы пара… восемь часов ноль три минуты…
— Гора Такацума? — в полном недоумении переспросил Юкинага.
— Н-да… неожиданно быстро… — Наката бросил взгляд на карту. — Конечно, мы знали, что там тоже когда-нибудь начнется, по… Обе стороны большого разлома вдоль реки Итои… Горизонтальный сдвиг достиг почти двадцати метров… Кажется, население там в основном уже эвакуировали на побережье…
— Но… — хрипло сказал Юкинага, рассеянно глядя на мигающие красные огоньки на панели карты, — это может повлечь за собой…
Опять загудел зуммер. На карте — в Северо-восточном крае — загорелись два красных огонька.
— Из Мориока сообщают… Началось извержение горы Нватэ… И на перевале Кома-гатакэ тоже… — тихо сообщил радист.
Юкинага будто не слышал, застыв перед панелью.
Карта Японских островов, цветная, светящаяся, казалась ему расплывчатым очертанием дракона. На хребте центральной горной гряды пульсировали — словно очаги злокачественной опухоли — ярко-оранжевые пятна, предупреждающие об опасности извержений и изменений в земной коре. Береговая линия совершенно изменила свои привычные очертания. Над голубизной во всех направлениях бесчисленными трещинами бежали светло-красные линии, протянувшись вдоль Центрального тектонического района от полуострова Кии через остров Сикоку, багровым рубцом набухала линия великого разлома. На островах, расположенных на юго-западе, на Кюсю, в Центральном крае, на Хоккайдо, в Центральном горном крае, в гористой части Канто, словно капли сочащейся крови, мерцали алые точки. И на юге края Канто, над почти полностью исчезнувшими под водой островами Идзу, не гасли такие же кровавые точки извержения вулканов.
Дракон болел.
Его голову, шею, грудь, лапы разъедал смертельный недуг, его внутренности палил нестерпимый жар, он задыхался, истекал кровью, корчился от боли. Все его гигантское тело длиной в две тысячи километров и площадью в триста семьдесят тысяч квадратных километров билось в судорогах, агонизировало, и конец был уже недалек. А с моря голубоватыми волнами накатывал холод смерти…
Но глаза Юкинаги уже не видели Дракона. Его взгляд остановился на одной красной точке, мерцавшей на севере Центрального края, а мысли были совсем далеко.
3
Онодэра присутствовал при первом взрыве вершины Такацума, находившейся чуть севернее горы Тогакуси на границе провинций Нагано и Ниигата.
Между восточной и западной сторонами великого разлома произошел сдвиг. В результате на шоссейных и железных дорогах образовались десятиметровые разрывы, русло реки Итой было искорежено, город Омати затопили воды озера Кидзаки, а Реба и его северные окрестности — воды озера Аоки. Повышение температуры почвы ускорило таяние снегов в горных системах Цукума и Хида, к тому же прошли сильные дожди, вызванные извержениями и землетрясением. Начались многочисленные обвалы в ущелье реки Итой, а вода все прибывала и прибывала и в конце концов бурными потоками хлынула во все стороны.
По всему району была объявлена тревога. В течение месяца население было эвакуировано в провинцию Нагано и к побережью Японского моря. Однако вертолет сил самообороны, совершая полет над пострадавшим районом с целью изучения геомагнитного и гравитационного полей, заметил на плоскогорье Тэнгу севернее вершины Норикура в Северных Альпах нескольких человек, которые, стоя у хижины, энергично махали руками.
Вертолет сел. Каково же было удивление экипажа, когда оказалось, что это отряд альпинистов, молодых людей — студентов, служащих и нескольких девушек-конторщиц. Эвакуация населения из района, прилегающего к ущелью реки Итой, производилась с пятнадцатого по второе апреля. После чего был отдан приказ о закрытии государственного шоссе #148 и всех дорог севернее Омати и Кидзаки.
Тем не менее отряд двадцать третьего апреля подошел к Омати с юга по одному из многочисленных проселков, проник в город, затем, проскользнув незамеченным мимо охраны, двинулся но платному шоссе, ведущему к плотине Куроси, откуда поднялся на плоскогорье у пика Касимаяри-гатакэ и проделал обычный для альпинистов путь через горы Оцубэтадзава, Дзидзи-гатакэ, Касимаяри, Горю, Яри и Хакуба. Молодые люди хотели всего лишь проститься с Японскими Альпами… Все ребята были молодые — лет двадцати трех — четырех. Онодэра глядел на этих усталых, обожженных горным солнцем, но явно столичных жителей, на их говорившее о достатке добротное снаряжение, и у него не было слов.
Альпийская дорога, ведущая от Касимаяри к Хакуба, очень красива, отсюда открывается великолепный вид на ледниковые ущелья восточного склона, однако переход через перевал Хаппо весьма труден, и по этому маршруту обычно ходят только летом. Идти весной, особенно сейчас; когда нет прогнозов синоптиков, да еще без опытного руководителя, было просто безумием. Кроме того, в последнее время горная гряда Хида не переставала глухо гудеть; на вершинах, на склонах перевалов, в ущельях происходили скальные обвалы и выбросы пара.
Отряд разделился на три группы. Первая попала в снежную бурю и три дня отсиживалась в хижине Тэнгу. Следующая за ней группа укрылась в хижине Карамацу, а третья едва добралась до хижины Горю, потеряв одного человека на перевале Хаппо. И все же, переждав буран, отряд двинулся дальше. Передовая группа при восхождении на вершину Йари попала в снежный обвал, вызванный внезапным землетрясением, и потеряла одного человека. Ребята дождались вторую группу, и все вместе начали откапывать засыпанного товарища. Работали часа два. Парень был жив, но получил ушибы и обморозился.
Группы соединились у подножия Хакуба. Вокруг не было ни души. От дороги, которая, разветвляясь, вела вниз, ничего не осталось. В северной части горы Се-Хюга бездонная трещина отрезала верховья заваленной снегом реки Мацу-гава. Под отелем «Сарукурасо» образовался обрыв, со дна которого поднимался пар. Погода опять изменилась. Густой туман окутал окрестности, затем разразилась страшная снежная буря, которая бушевала четверо суток. К счастью, и в отеле и в хижине были запасы продуктов и топлива, но одна из девушек все же заболела воспалением легких, а двое парней получили переломы при падении. Дождавшись конца снежной бури, они двинулись на север, дошли до хижины Цугаике, попытались спуститься к станции Хакуба-Оикэ, но обнаружили, что на юго-западном склоне пика Хиодори образовалась гигантская трещина, поглотившая хижину Содай и отрезавшая путь вниз. А вся северная часть района, включая склоны пика Хати-гатакэ и устье рек Огоню и Ренгэю, была покрыта глубоким снегом. Под ним беспрестанно образовывались новые трещины, отовсюду бил пар.
— Ну, спустились бы к станции Хакуба-Оикэ, а дальше что? — спросил Онодэра лишенным всяких эмоций голосом: какой смысл ругать этих идиотов? — Там обвал перегородил реку, и она разлилась…
— А шоссе #148 на всем пути непроходимо? — спросил один, видно главный в отряде.
— А как ты думаешь, почему бы еще проход по нему был запрещен? — их легкомыслие обезоруживало Онодэру. — Берега реки Итой сдвинулись по вертикали больше чем на десять метров. Кстати, неужели, зная это, вы нарушили запрет?
— Откуда нам знать, по телевизору только две программы работают, а газеты через день выходят, и то факсимильные… — капризно сказал скуластый парень. — Да ладно, можете не говорить дальше! Все только и делают, что читают нотации. Но горы — понимаете? — это смысл нашей жизни. Почему нельзя сказать последнее «прости» этим прекрасным Японским Альпам, если они вот-вот исчезнут? И вообще мы готовы умереть здесь, в горах… За тем мы сюда и шли…
— Ну что ж, пожалуйста!.. — Онодэра повернулся к ним спиной и направился к вертолету. — Нам только легче — меньше работы. Как я понял, два ваших товарища уже добились этого? Можете последовать их примеру…
У Онодэры было такое чувство, словно душа его выгорела дотла. Он вдруг вспомнил, как, вернувшись в свою квартиру после долгого отсутствия, побил забравшихся туда молодых ребят, наркоманов. Сколько времени прошло с тех пор?! Тогда он еще был способен и избить, и выгнать сгоряча, и вдруг стать мягким и жалостливым.
Теперь он другой. Будто тело, и душу покрыла сухая, толстая как у слона кожа. Да, делаюсь противным, черствым человеком, мельком все же подумал он, испытывая к себе нечто вроде жалости. Или он слишком уж устал, словно вдруг сделался глубоким стариком. И к тому же…
С жестоким чувством — словно топит человека, сунув его головой в воду, — он не дал всплыть в памяти слову «Рэйко». Казалось, не сдерживай он, подобно расчетливому холодному убийце своих эмоций, и это слово набросится на него, поднявшись со дна сознания со стремительностью подводной лодки. Тогда заскорузлая твердая корка, покрывающая душу, растрескается, вся боль огненной лавой хлынет наружу, и он вновь забьется в судорогах, катаясь по земле и раздирая грудь…
В тот день, услышав по телефону голос Рэйко, звонившей с хайвея Манадзуру, Онодэра как безумный выскочил на улицу. Бежать… бежать… скорее!.. Но куда, разве добежишь из Токио до Идзу?.. Ни о каком транспорте не могло быть и речи.
Он примчался в Итигая, кричал, требуя немедленно поднять его на вертолете, избил двух офицеров, пытавшихся его утихомирить… Его скрутили, он вырвался и опять выскочил на улицу… Что было потом, он не помнит. Пришел в себя на бронированной амфибии сил самообороны, которая переправлялась через реку Сакава. Но дальше Одавары проезд был запрещен даже для транспорта сил самообороны.
Потом он вдруг увидел себя царапающим горячий пепел, смешанный с пемзой и вулканическими бомбами, у обочины дороги перед городом Одавара, превратившимся в серую пустыню. И он лежал на этом мертвом слое пепла и в голос рыдал без слез. Почему-то на нем была изодранная полевая форма майора армии сил самообороны. Каска съехала набок, одна щека рассечена, пальцы правой руки ободраны в кровь, на левой кисти тоже косая ссадина. Брюки и полуботинки оказались свои.
Он был там на следующий день после большого извержения, он узнал об этом много позже. Над Фудзи все еще полыхало багровое зарево. Не похожая на себя гора все еще извергала черный дым и осыпала все вокруг пеплом. Из Одавары было видно, как по склону Хаконэ, извиваясь, течет багрово-черная лава. Бесился жаркий, опаляющий ресницы ветер. Уже после того, как он пришел в себя, его не раз охватывало безумное желание броситься в этот раскаленный, смешанный с пеплом вихрь. Хотелось кричать и разгребать, разбрасывать во все стороны пепел — ведь там, под толстой серой пеленой, возможно, где-то лежала Рэйко…
Вернувшись в штаб и не слушая увещеваний Накаты и Юкинаги, он бросился к начальству и потребовал, чтобы его направили в спасательный отряд.
Д-2 сначала размещался в штабе двенадцатой дивизии в Сомахара в провинции Гумма, но когда оставаться здесь стало опасно, перебрался в тридцатый пехотный полк в Сибата провинции Ниигата. Онодэра прибыл в Сибата и сразу же отправился во второй полк в Этиго-Такада. Здесь он помогал эвакуировать население из пострадавших районов в Мацумото и Нагано, стараясь попасть на самые опасные участки. Он работал вместе со спасателями сто седьмого инженерного полка, вывозя людей, оставшихся у подножия Асамы и Эбоси и отрезанных от всего мира бесконечными извержениями и обвалами. Он совсем не отдыхал и почти не спал. Когда ему говорили, что необходим отдых, он просто не понимал, о чем идет речь. Конечно, иногда, не отдавая себе в том отчета, он засыпал где-нибудь в палатке, или за рулем грузовика, или в полуразрушенной заброшенной хибаре. Так прошел месяц, и он бы не мог последовательно восстановить его в памяти. Смутно вспоминал, как вел над обрывом сквозь рушащиеся скалы обшитый железом фургон, или засовывал в трещину скальной стены шашки динамита, или с плачущим ребенком на руках переходил вброд бурный поток… И все время он ощущал колючий сквозящий ветер в выжженной пустыне души. А когда на волнах этого ветра всплывало известное имя, он инстинктивно, рукой профессионального убийцы погружал его в холодную пучину. И так без конца…
Что же со мной происходит? — думал он иногда. Да, он наполовину мертв, даже не наполовину, а совсем — ведь его душа умерла. Он просто вынужден позволить телу дождаться того момента, когда наступит естественный конец этому монотонному и горестному однообразию, именуемому жизнью. И тогда он весь погрузится в темную, холодную воду — так же, как то имя, которое он сотни раз убивал и погружал в эту воду — и перестанет что-либо понимать, и все исчезнет…
— Томита-сан… — неторопливо, словно у него было самое обычное, будничное дело, Онодэра подошел к вертолету, ожидавшему его с запущенным винтом. — Сколько человек мы можем взять на борт?
— Двоих… — крикнул пилот, оборачиваясь. — У нас, правда, шесть мест, по сам понимаешь, аппаратура. А снимать времени нет.
Онодэра медленно покачал головой.
— Ты уж как-нибудь постарайся взять четверых. Раненых и больных.
— Да ты что?! — замахал руками пилот. — Где я их размещу?..
— Я же останусь… — сказал Онодэра. — Одного посади рядом с собой, а троих как-нибудь устрой сзади. Послушай, а нельзя ли для остальных дураков вызвать транспортный вертолет из Мацумото, из тринадцатого полка?
— В Мацумото только два вертолета в учебном отряде, но они меньше нашего… Впрочем, постой-ка, на аэродроме в Мацумото есть один большой вертолет. Он вчера совершил в Мацумото вынужденную посадку. Если двигатель исправили…
— Он-то может поднять человек пятнадцать… — Онодэра посмотрел на часы. — Давай, попробуй связаться. Сейчас семь часов шестнадцать минут. Попроси на часок завернуть сюда, прежде чем пилот начнет свой рабочий день.
— Не знаю, не знаю… Все дело в горючем, а в Мацумото его не очень-то много… Если только снабженцы подкинут…
— А ты что-нибудь придумай, скажи, что здесь дети и женщины, что среди них дети офицеров…
— Попытаюсь. Ну, а не получится?
— Тогда поведу этих дураков вниз, спущусь как-нибудь, во всяком случае попытаюсь спуститься до Отари. Я только что смотрел, вроде бы обвалы к северу от Отари не такие уж и страшные. Если идти по левому берегу, думаю, можно пробраться к шоссе Мацумото.
— Надо бы поторопиться… — сержант Томита протянул Онодэре портативную рацию и посмотрел через ветровое стекло в небо. — Погода опять должна измениться. Предупреждают о возможности сильных ветров.
Поеживаясь от поднятого винтом вихря, Онодэра отошел от вертолета. Ребята, которые держались, поодаль, словно боясь работающего винта, сейчас же подбежали к нему.
— Вы, надеюсь, пошутили? — озабоченно сказал длинноволосый парень в очках. — Ведь вы не улетите без нас?
Между восточной и западной сторонами великого разлома произошел сдвиг. В результате на шоссейных и железных дорогах образовались десятиметровые разрывы, русло реки Итой было искорежено, город Омати затопили воды озера Кидзаки, а Реба и его северные окрестности — воды озера Аоки. Повышение температуры почвы ускорило таяние снегов в горных системах Цукума и Хида, к тому же прошли сильные дожди, вызванные извержениями и землетрясением. Начались многочисленные обвалы в ущелье реки Итой, а вода все прибывала и прибывала и в конце концов бурными потоками хлынула во все стороны.
По всему району была объявлена тревога. В течение месяца население было эвакуировано в провинцию Нагано и к побережью Японского моря. Однако вертолет сил самообороны, совершая полет над пострадавшим районом с целью изучения геомагнитного и гравитационного полей, заметил на плоскогорье Тэнгу севернее вершины Норикура в Северных Альпах нескольких человек, которые, стоя у хижины, энергично махали руками.
Вертолет сел. Каково же было удивление экипажа, когда оказалось, что это отряд альпинистов, молодых людей — студентов, служащих и нескольких девушек-конторщиц. Эвакуация населения из района, прилегающего к ущелью реки Итой, производилась с пятнадцатого по второе апреля. После чего был отдан приказ о закрытии государственного шоссе #148 и всех дорог севернее Омати и Кидзаки.
Тем не менее отряд двадцать третьего апреля подошел к Омати с юга по одному из многочисленных проселков, проник в город, затем, проскользнув незамеченным мимо охраны, двинулся но платному шоссе, ведущему к плотине Куроси, откуда поднялся на плоскогорье у пика Касимаяри-гатакэ и проделал обычный для альпинистов путь через горы Оцубэтадзава, Дзидзи-гатакэ, Касимаяри, Горю, Яри и Хакуба. Молодые люди хотели всего лишь проститься с Японскими Альпами… Все ребята были молодые — лет двадцати трех — четырех. Онодэра глядел на этих усталых, обожженных горным солнцем, но явно столичных жителей, на их говорившее о достатке добротное снаряжение, и у него не было слов.
Альпийская дорога, ведущая от Касимаяри к Хакуба, очень красива, отсюда открывается великолепный вид на ледниковые ущелья восточного склона, однако переход через перевал Хаппо весьма труден, и по этому маршруту обычно ходят только летом. Идти весной, особенно сейчас; когда нет прогнозов синоптиков, да еще без опытного руководителя, было просто безумием. Кроме того, в последнее время горная гряда Хида не переставала глухо гудеть; на вершинах, на склонах перевалов, в ущельях происходили скальные обвалы и выбросы пара.
Отряд разделился на три группы. Первая попала в снежную бурю и три дня отсиживалась в хижине Тэнгу. Следующая за ней группа укрылась в хижине Карамацу, а третья едва добралась до хижины Горю, потеряв одного человека на перевале Хаппо. И все же, переждав буран, отряд двинулся дальше. Передовая группа при восхождении на вершину Йари попала в снежный обвал, вызванный внезапным землетрясением, и потеряла одного человека. Ребята дождались вторую группу, и все вместе начали откапывать засыпанного товарища. Работали часа два. Парень был жив, но получил ушибы и обморозился.
Группы соединились у подножия Хакуба. Вокруг не было ни души. От дороги, которая, разветвляясь, вела вниз, ничего не осталось. В северной части горы Се-Хюга бездонная трещина отрезала верховья заваленной снегом реки Мацу-гава. Под отелем «Сарукурасо» образовался обрыв, со дна которого поднимался пар. Погода опять изменилась. Густой туман окутал окрестности, затем разразилась страшная снежная буря, которая бушевала четверо суток. К счастью, и в отеле и в хижине были запасы продуктов и топлива, но одна из девушек все же заболела воспалением легких, а двое парней получили переломы при падении. Дождавшись конца снежной бури, они двинулись на север, дошли до хижины Цугаике, попытались спуститься к станции Хакуба-Оикэ, но обнаружили, что на юго-западном склоне пика Хиодори образовалась гигантская трещина, поглотившая хижину Содай и отрезавшая путь вниз. А вся северная часть района, включая склоны пика Хати-гатакэ и устье рек Огоню и Ренгэю, была покрыта глубоким снегом. Под ним беспрестанно образовывались новые трещины, отовсюду бил пар.
— Ну, спустились бы к станции Хакуба-Оикэ, а дальше что? — спросил Онодэра лишенным всяких эмоций голосом: какой смысл ругать этих идиотов? — Там обвал перегородил реку, и она разлилась…
— А шоссе #148 на всем пути непроходимо? — спросил один, видно главный в отряде.
— А как ты думаешь, почему бы еще проход по нему был запрещен? — их легкомыслие обезоруживало Онодэру. — Берега реки Итой сдвинулись по вертикали больше чем на десять метров. Кстати, неужели, зная это, вы нарушили запрет?
— Откуда нам знать, по телевизору только две программы работают, а газеты через день выходят, и то факсимильные… — капризно сказал скуластый парень. — Да ладно, можете не говорить дальше! Все только и делают, что читают нотации. Но горы — понимаете? — это смысл нашей жизни. Почему нельзя сказать последнее «прости» этим прекрасным Японским Альпам, если они вот-вот исчезнут? И вообще мы готовы умереть здесь, в горах… За тем мы сюда и шли…
— Ну что ж, пожалуйста!.. — Онодэра повернулся к ним спиной и направился к вертолету. — Нам только легче — меньше работы. Как я понял, два ваших товарища уже добились этого? Можете последовать их примеру…
У Онодэры было такое чувство, словно душа его выгорела дотла. Он вдруг вспомнил, как, вернувшись в свою квартиру после долгого отсутствия, побил забравшихся туда молодых ребят, наркоманов. Сколько времени прошло с тех пор?! Тогда он еще был способен и избить, и выгнать сгоряча, и вдруг стать мягким и жалостливым.
Теперь он другой. Будто тело, и душу покрыла сухая, толстая как у слона кожа. Да, делаюсь противным, черствым человеком, мельком все же подумал он, испытывая к себе нечто вроде жалости. Или он слишком уж устал, словно вдруг сделался глубоким стариком. И к тому же…
С жестоким чувством — словно топит человека, сунув его головой в воду, — он не дал всплыть в памяти слову «Рэйко». Казалось, не сдерживай он, подобно расчетливому холодному убийце своих эмоций, и это слово набросится на него, поднявшись со дна сознания со стремительностью подводной лодки. Тогда заскорузлая твердая корка, покрывающая душу, растрескается, вся боль огненной лавой хлынет наружу, и он вновь забьется в судорогах, катаясь по земле и раздирая грудь…
В тот день, услышав по телефону голос Рэйко, звонившей с хайвея Манадзуру, Онодэра как безумный выскочил на улицу. Бежать… бежать… скорее!.. Но куда, разве добежишь из Токио до Идзу?.. Ни о каком транспорте не могло быть и речи.
Он примчался в Итигая, кричал, требуя немедленно поднять его на вертолете, избил двух офицеров, пытавшихся его утихомирить… Его скрутили, он вырвался и опять выскочил на улицу… Что было потом, он не помнит. Пришел в себя на бронированной амфибии сил самообороны, которая переправлялась через реку Сакава. Но дальше Одавары проезд был запрещен даже для транспорта сил самообороны.
Потом он вдруг увидел себя царапающим горячий пепел, смешанный с пемзой и вулканическими бомбами, у обочины дороги перед городом Одавара, превратившимся в серую пустыню. И он лежал на этом мертвом слое пепла и в голос рыдал без слез. Почему-то на нем была изодранная полевая форма майора армии сил самообороны. Каска съехала набок, одна щека рассечена, пальцы правой руки ободраны в кровь, на левой кисти тоже косая ссадина. Брюки и полуботинки оказались свои.
Он был там на следующий день после большого извержения, он узнал об этом много позже. Над Фудзи все еще полыхало багровое зарево. Не похожая на себя гора все еще извергала черный дым и осыпала все вокруг пеплом. Из Одавары было видно, как по склону Хаконэ, извиваясь, течет багрово-черная лава. Бесился жаркий, опаляющий ресницы ветер. Уже после того, как он пришел в себя, его не раз охватывало безумное желание броситься в этот раскаленный, смешанный с пеплом вихрь. Хотелось кричать и разгребать, разбрасывать во все стороны пепел — ведь там, под толстой серой пеленой, возможно, где-то лежала Рэйко…
Вернувшись в штаб и не слушая увещеваний Накаты и Юкинаги, он бросился к начальству и потребовал, чтобы его направили в спасательный отряд.
Д-2 сначала размещался в штабе двенадцатой дивизии в Сомахара в провинции Гумма, но когда оставаться здесь стало опасно, перебрался в тридцатый пехотный полк в Сибата провинции Ниигата. Онодэра прибыл в Сибата и сразу же отправился во второй полк в Этиго-Такада. Здесь он помогал эвакуировать население из пострадавших районов в Мацумото и Нагано, стараясь попасть на самые опасные участки. Он работал вместе со спасателями сто седьмого инженерного полка, вывозя людей, оставшихся у подножия Асамы и Эбоси и отрезанных от всего мира бесконечными извержениями и обвалами. Он совсем не отдыхал и почти не спал. Когда ему говорили, что необходим отдых, он просто не понимал, о чем идет речь. Конечно, иногда, не отдавая себе в том отчета, он засыпал где-нибудь в палатке, или за рулем грузовика, или в полуразрушенной заброшенной хибаре. Так прошел месяц, и он бы не мог последовательно восстановить его в памяти. Смутно вспоминал, как вел над обрывом сквозь рушащиеся скалы обшитый железом фургон, или засовывал в трещину скальной стены шашки динамита, или с плачущим ребенком на руках переходил вброд бурный поток… И все время он ощущал колючий сквозящий ветер в выжженной пустыне души. А когда на волнах этого ветра всплывало известное имя, он инстинктивно, рукой профессионального убийцы погружал его в холодную пучину. И так без конца…
Что же со мной происходит? — думал он иногда. Да, он наполовину мертв, даже не наполовину, а совсем — ведь его душа умерла. Он просто вынужден позволить телу дождаться того момента, когда наступит естественный конец этому монотонному и горестному однообразию, именуемому жизнью. И тогда он весь погрузится в темную, холодную воду — так же, как то имя, которое он сотни раз убивал и погружал в эту воду — и перестанет что-либо понимать, и все исчезнет…
— Томита-сан… — неторопливо, словно у него было самое обычное, будничное дело, Онодэра подошел к вертолету, ожидавшему его с запущенным винтом. — Сколько человек мы можем взять на борт?
— Двоих… — крикнул пилот, оборачиваясь. — У нас, правда, шесть мест, по сам понимаешь, аппаратура. А снимать времени нет.
Онодэра медленно покачал головой.
— Ты уж как-нибудь постарайся взять четверых. Раненых и больных.
— Да ты что?! — замахал руками пилот. — Где я их размещу?..
— Я же останусь… — сказал Онодэра. — Одного посади рядом с собой, а троих как-нибудь устрой сзади. Послушай, а нельзя ли для остальных дураков вызвать транспортный вертолет из Мацумото, из тринадцатого полка?
— В Мацумото только два вертолета в учебном отряде, но они меньше нашего… Впрочем, постой-ка, на аэродроме в Мацумото есть один большой вертолет. Он вчера совершил в Мацумото вынужденную посадку. Если двигатель исправили…
— Он-то может поднять человек пятнадцать… — Онодэра посмотрел на часы. — Давай, попробуй связаться. Сейчас семь часов шестнадцать минут. Попроси на часок завернуть сюда, прежде чем пилот начнет свой рабочий день.
— Не знаю, не знаю… Все дело в горючем, а в Мацумото его не очень-то много… Если только снабженцы подкинут…
— А ты что-нибудь придумай, скажи, что здесь дети и женщины, что среди них дети офицеров…
— Попытаюсь. Ну, а не получится?
— Тогда поведу этих дураков вниз, спущусь как-нибудь, во всяком случае попытаюсь спуститься до Отари. Я только что смотрел, вроде бы обвалы к северу от Отари не такие уж и страшные. Если идти по левому берегу, думаю, можно пробраться к шоссе Мацумото.
— Надо бы поторопиться… — сержант Томита протянул Онодэре портативную рацию и посмотрел через ветровое стекло в небо. — Погода опять должна измениться. Предупреждают о возможности сильных ветров.
Поеживаясь от поднятого винтом вихря, Онодэра отошел от вертолета. Ребята, которые держались, поодаль, словно боясь работающего винта, сейчас же подбежали к нему.
— Вы, надеюсь, пошутили? — озабоченно сказал длинноволосый парень в очках. — Ведь вы не улетите без нас?