Вдруг Рэйко глубоко вздохнула. Длинный вздох с дрожью в конце. Уткнувшись ладонями в песок, она повернулась на бок. Едва слышный шорох перешел в музыку.
   — Что это? — спросил он удивленно.
   — Приемник на интегральной схеме, вшит в лифчик, водонепроницаемый, — осипшим голосом ответила Рэйко. Он слышал ее частое дыхание. — Ну что же ты? Обними!
   — Сейчас?!
   — Да. Или слишком быстро для тебя? Разве я не говорила, что не испытываю отвращения к сексу?
   Он молчал, вглядываясь в темную даль открытого моря. Есимура ловкач, ничего не скажешь. Как все продумал. И сватом обязательно будет. Отец Рэйко, очевидно, имеет голос в Обществе рыбопромышленников и влияние в местных кругах. У него в руках множество нужных связей. И Есимура навязывает в мужья единственной дочери этого человека, которую тот боготворит, своего подчиненного. Как бы дело ни повернулось, это послужит интересам Есимуры при разработке той самой жилы на морском дне. Есимура своего не упустит! Этот честолюбец наверняка подумывает и о собственном деле. А тогда финансовая поддержка состоятельного отца Рэйко… Стоп, стоп… не только это. Проект подводного увеселительного парка, которым эти ребята, гости Рэйко, по их словам, занимаются «ради развлечения», тоже связан с замыслами Есимуры… Да, его начальник всегда с нарочитой небрежностью, как бы между прочим, плетет тонкую сеть, но непременно себе на пользу. Такова уж природа Есимуры. Даже жутко становится.
   А если все это так и Онодэра это понял, следует ли помогать Есимуре в осуществлении его планов. Если в намерения Онодэры входит сделать карьеру, то он, естественно, должен подыграть своему начальнику. Но Онодэре претила вся эта игра, более того, он не испытывал интереса к такого рода преуспеянию, вообще его мало привлекало человеческое общество. Огромное место в его сердце занимало море. Вот лежит оно сейчас перед ним, спокойное, темное, шевелится, вздыхает, словно живое. Вдали на островах черными глыбами высятся горы. И надо всем этим звезды, трепетные, мерцающие…
   Море — и дрожащая Земля… Огромная круглая планета, плывущая в черных просторах космоса. Проходят тысячелетия, десятки, сотни их, а она все плывет и плывет, совершая круг за кругом. И вся она словно слезами покрыта горько-соленой водой, и лишь кое-где возвышается над этой водой суша… А на суше запутанный мир человеческих желаний, где безумствуют власть, роскошь, нищета, интриги, любовь, тщеславие, апатия…
   — Ну обними же…
   Голос Рэйко звучал приглушенно и жарко. Онодэра чувствовал, как волнуется ее упругая грудь. Руки девушки обвились вокруг его шеи…
   Онодэра едва не вскрикнул. За далью моря, куда он смотрел, вспыхнула и пробежала по ночной черноте неба яркая вспышка света. На ее фоне на мгновение обрисовался силуэт горной гряды далекого Идзу. Это была не просто зарница, свет был слишком яркий, слепяще-белый. Ведь такой свет что-то означает? Но что, что?.. Тут совсем близко он услышал музыку, обвившие шею руки потянули его к земле. Трепещущие, чуть пахнущие вином губы Рэйко оказались солоноватыми. Ее руки неожиданно сильно сжали его. Все еще продолжала назойливо играть музыка, но через мгновение и она, и все вокруг куда-то исчезло…
   Вдруг он вздрогнул.
   — …труп… — раздалось из приемника возле его уха. — …Установлено, что пропавшему без вести неделю назад господину Рокуро Го, служащему исследовательского отдела строительной компании Н., был тридцать один год. Господин Го возглавлял геодезическую группу участка, на котором компания ведет строительство новой суперскоростной железнодорожной магистрали Токайдо. Сослуживцы свидетельствуют, что в последнее время господин Го находился в состоянии повышенной нервной возбудимости. В начале месяца он ушел из головного строительного штаба в Хамамацу… и не вернулся. Судя но состоянию обнаруженного тела, власти склоняются к версии о самоубийстве…
   — Пусти! — Онодэра пытался оторвать от себя руки Рэйко.
   — Нет! — Рэйко, часто дыша, еще крепче сжала объятия. — Нет, еще…
   — Отпусти, тебе говорят! — зло крикнул Онодэра. — Друг у меня умер…
   — Переходим к следующему сообщению… — сказал диктор.
   Удар, отдавшийся в животе, до глубин тряхнул землю. По лицу пощечиной хлестнул внезапный порыв ветра. Песчаный пляж, на котором они лежали, мелко сотрясался, с обрыва, сквозь густые заросли травы, сыпались камни.
   Он инстинктивно повернулся к морю. Над далекими горами Идзу беспрестанно пробегали полоски молний.
   — Встань! — Онодэра одним движением поднял за руку Рэйко. Плечо ее громко хрустнуло. — Надень купальник!
   Над вершиной горы в далеком море возникла оранжевая вспышка, и тут же в небо поднялся ярко-красный огненный столб. Вслед за этим, разорвав душный ночной воздух, раздался страшный грохот. И пошло, и пошло — гром, гул, свист, — словно одновременно палили тысячи орудий.
   — Что это? — осипшим голосом спросила Рэйко. — Что случилось?
   — Извержение! — ответил Онодэра и подумал, что это, наверное, вулкан Амаги, не понятно только, почему так внезапно. — Быстро! — он почти кричал, торопя Рэйко.
   Земля беспрерывно, тяжело, со стоном качалась, с обрыва сыпались песок, мелкие камни и обломки скал. Плохо дело, подумал Онодэра и, схватив Рэйко за руку, хотел было побежать в сторону моря, но тут ему в голову пришла леденящая душу мысль.
   — А где дорога на мыс, к даче? — резко спросил он.
   — Вон за той скалой, с противоположной стороны. Но зачем тебе?.. — дрожащим голосом пробормотала она. — Там же опасно, могут падать камни. Давай пойдем морем.
   Он молча указал под ноги. Волн, только что омывавших пляж, не было. Песчаное дно обнажилось, море откатилось на несколько метров, и его черные воды продолжали отступать дальше. Кое-где уже оголились подводные скалы.
   Он почувствовал, что Рэйко охватил ужас. Все существо ее беззвучно кричало. Далекий огненный столб окрасил в багровый цвет тучи и клубы дыма, а с вершины потянулись вниз сверкающие потоки лавы…


3


   Итак, в двадцать три часа двадцать шесть минут 26 июля 198… года произошло извержение вулкана Амаги, сопровождавшееся землетрясением в прилегающих районах. Но, как выяснилось позже, извержение явилось не причиной, а следствием землетрясения неглубинного характера, эпицентр которого находился на десятиметровой глубине под морским дном к юго-западу от бухты Сагами. Это было весьма нетипичным для вулканических извержений. Само по себе землетрясение в шесть с половиной баллов не являлось редкостью для Японии, но оно отличалось от обычного структурного землетрясения и повлекло за собой совершенно неожиданное внезапное извержение недействующего вулкана, который давно не проявлял никаких признаков жизни.
   Через восемь минут после начала извержения Амаги столб огня выплюнул и вулкан Михара на острове Осима, задымила и заворчала гора Оомуро, расположенная к северо-востоку от Амаги. На полуострове воды реки Атагавы, Горячей реки, словно стараясь оправдать свое название, стали быстро нагреваться. Из источников и гейзеров с чудовищной силой забили струи пара. На полуострове Идзу между городами Ито и Хигасиидзу были затоплены лавой участки кольцевого шоссе и железной дороги. Поток лавы ринулся в сторону Атакавы. Спасти жителей города, оказавшихся в катастрофическом положении, можно было только морским путем — на катерах и судах на воздушной подушке. Были установлены координаты эпицентра землетрясения — 34ь59’10» северной широты и 139ь14’30» восточной долготы, — они находились на дне моря. Цунами, вызванное землетрясением, обрушилось на восточный берег полуострова Идзу, на остров Осима и на все побережье бухты Сагами. В результате пострадали города Ито, Атами, Одавара, Оисо, Харадзука, Дзуси, Хаяма и Миура. Масштабы землетрясения по сравнению с Большим землетрясением северного Идзу, которое произошло 26 ноября 1930 года, были меньшими. Однако капиталовложения в секторе Токайдоского мегаполиса к этому моменту были уже столь значительными, что убытки оказались огромными. Да еще прибавились издержки, связанные с летним сезоном. Пострадало много отдыхающих. А оживший после многих лет бездействия вулкан, грохоча, продолжал извергать клубы дыма. Подхваченный ветром вулканический пепел вместе с зачастившим дождем доносило до самых отдаленных уголков района Сенан. На железнодорожных ветках Токайдо и Новой перестали ходить поезда, было прервано движение по Первому государственному шоссе, на некоторых отрезках шоссе Тона ввели одностороннее движение. В ряде мест прекратилась подача электроэнергии, была частично нарушена телефонная связь… А земля, внушая ужас всему живому, все еще продолжала содрогаться. Со дна грозно вздувшегося моря, вселяя тревогу в людские сердца, доносился похожий на звериный рев гул.
   Онодэра вместе с гостями Рэйко решил вернуться в Токио. Небольшой катер на воздушной подушке быстро уносил их из района землетрясения. Дача Рэйко, расположенная на высоте пятидесяти метров над уровнем моря, почти не пострадала. Только, когда цунами ударило по мысу, обрушился лифт. Погас свет. Обвал перекрыл дорогу. Последнее привело всех в невероятное смятение. Особенно нервничал Есимура, ему даже не удавалось этого скрыть. С того самого момента, как он увидел багровое пламя извержения, его била дрожь. Только у Рэйко был отрешенный вид. Выражение ее лица не изменилось даже тогда, когда из Сидзуока дозвонился отец, уже не надеявшийся застать дочь в живых. Гости волновались — у большинства оказались неотложные дела в Токио. К счастью, уцелел катер на воздушной подушке. Во время цунами он находился в гараже, закрытом железной шторой. (Это было судно производства фирмы «Уэстлен-М» стоимостью двадцать миллионов иен. Использовать его в увеселительных целях было безумной роскошью!) Онодэра оказался единственным из присутствующих, кто мог вести судно. Катер мчался со скоростью семьдесят километров в час. Свет прожектора разрезал ночную тьму. Шел шуршащий, смешанный с пеплом дождь. Время от времени, отведя взгляд от экрана радара, он поглядывал в сторону Амаги, небо над которым полыхало багровым заревом. Откуда-то из нутра поднималась неосознанная тревога… Он еще не осмыслил причин этого беспокойства, но смутно чувствовал, что оно связано с тем извивающимся, чудовищно огромным и жутким, не поддающимся логическому описанию нечто, чье движение он увидел и ощутил сквозь скорлупу батискафа на самом юге Японского морского желоба.
   — Онодэра, — окликнул его кто-то, когда судно уже огибало Юцубо, — тебе звонят из Токио. Частный разговор…
   Но он словно не слышал и продолжал стоять, рассеянно уставившись в одну точку. Леденящий ужас, царапнувший дно его утробы, все еще копошился где-то внутри.
   Онодэра взял себя в руки.
   — Частный разговор, говорите?.. — переспросил он, вспомнив, что последние годы стали широко практиковаться частные радиотелефонные разговоры. — Переключите ко мне… — Онодэра надел наушники.
   — Алло, алло… — услышал он знакомый густой бас.
   — Говорите, пожалуйста, Онодэра слушает…
   — Это я — Тадокоро… Еле разыскал тебя! Как там Амаги?
   — Продолжает извергаться… — Онодэра бросил взгляд на покрытый каплями серого дождя иллюминатор. — И Михара во всю курится.
   — У тебя, оказывается, есть журнал, который ты вел при исследовании дна в бухте Сагами две недели назад. Мне сообщил об этом один из директоров вашей фирмы Ямасиро, а он узнал от твоего начальника Есимуры…
   — Да, я взял домой копию, чтобы написать отчет. Подлинник-то в фирме. До срока сдачи отчета еще немало времени…
   — Скажи, в журнале зарегистрированы какие-нибудь данные о необычных изменениях, наблюдавшихся в последнее время на глубинных участках дна в этом районе?
   — Да… Но это скорее мои личные наблюдения и впечатления, потому что подробные данные прежних исследований отсутствуют. Во всяком случае рельеф дна по сравнению с прежним — а дно там обследовали с полгода назад — в некоторых местах претерпел просто поразительные изменения. Но еще раз повторю, это вывод, сделанный исключительно на основании собственной памяти.
   — Но в последний раз хоть карту-то морского дна сняли? Вели журнал наблюдений?
   — Сделали набросок в общих чертах… Но если я не ошибся, то получается, что рельеф дна изменился на достаточно обширном участке…
   — Послушай, ты когда будешь в Токио? — спросил обычным своим не терпящим возражений тоном Тадокоро. — Я понимаю, ты очень устал, но мне позарез нужен этот судовой журнал. Я сейчас в Хонго, в лаборатории. Ты где живешь?
   — В Аояма… — Онодэра посмотрел на часы. Был один час сорок пять минут по полуночи. — Если поднажать, думаю, на рассвете сумею вам его доставить. Адрес?
   — Второй квартал. Когда будешь поблизости, позвони мне.
   — А данные в этом журнале… имеют какое-нибудь отношение к случившемуся землетрясению?
   — К случившемуся землетрясению? — голос профессора прозвучал почти гневно. — Черт возьми! Я ночей не сплю, стараюсь выяснить, можно ли обрисовать контуры явления, куда как большего, чем это землетрясение!.. Вот мне и требуются все, какие только можно найти параметры. Пока по имеющимся данным сказать ничего нельзя. Однако…
   Вдруг голос профессора Тадокоро исчез.
   — Алло, алло… — повторял в трубку Онодэра, считая что телефонная связь прервалась.
   — Может, я просто спятил… — послышалось снова в наушниках, в голосе профессора было отчаяние. — …Может, у меня дикая фантазия… Но она меня беспокоит, из-за нее я ночей не сплю. В общем прошу тебя!..
   — Хорошо, я понял вас! — сказал Онодэра.
   Огибая Дзегасима, Онодэра дал полный ход. Шум и вибрация увеличились, роллс-ройсовский турбореактивный двигатель «Дарт X» громко заревел, стрелка спидометра, дрожа, миновала цифру восемьдесят, потом девяносто и приблизилась к ста. На такой скорости в кромешной темноте нетрудно угодить прямо в лапы морского патруля, подумал Онодэра. По лобовому стеклу, снимая брызги, неустанно скользили щетки. Читая береговой рельеф по радару, он повел катер ближе к берегу. Судно скользило на воздушной подушке. А ведь здорово, подумал Онодэра, совсем не нужно беспокоиться об осадке. Ну и тугодумы сидят в Управлении наземных транспортных средств! Давно бы им пора разрешить таким катерам передвигаться по суше. Установили бы правило движения — и дело с концом. Тогда бы прямо сейчас выскочили на шоссе и помчались по нему… Сидевший рядом с Онодэрой архитектор включил приемник. Кончилась передача сообщений о землетрясении и зазвучала шумная мелодия. Началась программа «Для полуночников», диктор со слащавым голосом развел такую пошлятину, что стало тошно. Ночная столица, буднично поговорив о землетрясении в Идзу, извержении Амаги и цунами, пола, как и каждую ночь, свою песню апатии.
   Ах, да! Го!.. — едва услышав звуки приемника, вспомнил Онодэра. Ведь он умер, покончил с собой. Но почему? Что случилось? Го покончил самоубийством?! Нет, это невероятно. Что бы там ни произошло у него по работе… не мог он сделать этого! Не мог!..
   — А не опасно ли так мчаться? — обеспокоенно спросил сосед.
   Онодэра, опомнившись, схватил микрофон внутреннего вещания:
   — Всем надеть пояса! — приказал он и посмотрел на показания топливомера. — Ничего, до Харуми дотянем…

 

 
   На очередном дневном заседании кабинета министров управляющий делами канцелярии премьер-министра сделал краткое экстренное сообщение об ущербе, нанесенном землетрясением в Идзу. Точные цифры, разумеется, привести он еще не мог. По предварительным данным вследствие цунами, землетрясения и извержения разрушены несколько тысяч строений, пострадало более десятка тысяч жилых домов. Лава из Амаги докатилась почти до города Атакава, предполагается, что общая сумма ущерба, нанесенного железной дороге, шоссейным магистралям, промышленности и сооружениям для туризма и отдыха, составит несколько сот миллиардов иен…
   — Что же, разве не поступало никаких прогнозов и предупреждений о землетрясении или извержении? — глуховатым голосом спросил усталый, только что вернувшийся из поездки за границу премьер. — Ведь проблема прогнозирования стихийных бедствий уже давно изучается, на это отпускаются достаточно большие сродства из государственного бюджета…
   — По мнению ученых, прогнозирование землетрясений в ближайшие пять-десять лет еще невозможно. Правда, к извержениям это не относится… — ответил самый молодой член кабинета министров, начальник Управления по науке и технике. — Пока ведь даже причины землетрясений по-настоящему не установлены. И, я думаю, не так-то просто усмотреть признаки ожидаемого землетрясения в определенном районе, особенно в последнее время, когда то и дело трясет.
   — Что-то вроде этого я слышал и в Управлении метеорологии… — сказал министр по делам самоуправления провинций. — В данном случае, возможно, и были какие-то признаки, но они определяются на общем фоне, по ним трудно судить. Некое подобие радиопомех — за которой из них что-то кроется? На фоне постоянных мелких землетрясений крайне затруднительно выявить, какой «тик» может служить признаком крупного землетрясения.
   — Значит, строительство сверхскоростной железнодорожной ветки опять задержится? — спросил министр внешней торговли и промышленности.
   — Председатель Управления государственных железных дорог жаловался: поначалу специалисты считали, что землетрясения не помешают строительству, а потом стали обнаруживаться все новые и новые смещения почвы на участке стройки. Подрядчики прямо-таки взвыли — что ни день, то новые геодезические измерения… — сказал скрюченный старичок — министр транспорта. — Короче говоря, сейчас на сверхскоростной полная неразбериха. И сроки, естественно, отодвинутся…
   — Наводнения в период дождей тоже преподносят нам сюрпризы. В текущем году уже в третий раз вступит в силу закон «О помощи при стихийных бедствиях», — с кислой миной произнес министр финансов. — Если и дальше будет так продолжаться, потребуются дополнительные ассигнования к бюджету. Финансовое положение в будущем году окажется не из легких.
   — В дальнейшем, по-видимому, необходимо предусматривать большие суммы, — сказал, протирая стекла очков, министр строительства. — Ведь год от года стихийных бедствий становится все больше и больше. Разумеется, печать, радио и телевидение опять расшумятся, назовут это «запланированными бедствиями».
   Наступило недолгое молчание. Слова министра строительства всколыхнули чувство смутной тревоги, подспудно ощущаемое каждым членом кабинета. Япония по-прежнему продолжала разрабатывать долгосрочные планы и проекты строительства и реконструкции городов, районов, промышленных зон, словно на ее тесной территории можно было все это строить слоями, водружая одно на другое. Таковы были семилетний план суперускорения транспортных средств, пятилетний план информационного обслуживания через систему связи, пятнадцатилетний план реорганизации сельского хозяйства, восьмилетний план развития системы автоматического контроля и управления, десятилетний план реорганизации всей территории, план социального обеспечения, пятилетний план строительства новых жилых домов… Ежегодный экономический прирост формально составлял восемь и четыре десятых процента, фактически же по сравнению с предыдущими годами он снизился до шести и двух десятых процента. Но по международным меркам он по-прежнему оставался на высоком уровне, да и фактические доходы населения вместе с увеличением масштабов экономики постепенно повышались. Существовали четкие перспективы завершения большинства планов. Однако последние годы все министерства и управления почти не учитывали в своих бюджетах возможности стихийных бедствий, тем более что на планы прошлых лет они практически не повлияли. Даже те отрасли экономики, которые в наибольшей мере страдают от стихийных бедствий, этого не предусмотрели, так как ущерб не превышал среднего многолетнего уровня.
   Однако в текущем году…
   Не прошло и четырех месяцев с начала нового года, как на все планы легла хмурая тень какой-то непонятной угрозы. И это почти во всех областях экономики…
   Если взять каждый план в отдельности, ничего страшного как будто и не было. В этой стране тайфунов и землетрясений, где бывали и сильные дожди, и большие снега, в этой маленькой и суматошной стране борьба со стихийными бедствиями считалась традиционной. Если даже стихийные бедствия и обрушивались одно за другим, восстановительные работы проводились быстро и энергично. В народе исторически выработался оптимизм — с точки зрения иноземцев, несколько странный, — который давал ему силы не только преодолевать стихийные бедствия, но и делать шаг вперед после каждой новой катастрофы. Можно даже сказать, что Япония, пережив очередное глобальное несчастье, вроде землетрясения или войны, в определенном смысле обновлялась и даже продвигалась вперед по пути прогресса. В этой стране, не склонной допустить радикального столкновения нового со старым, стихийные бедствия воспринимались как воля небес, проявляемая для того, чтобы смести с лица земли все то, что стало камнем преткновения, что мешало людям нормально жить дальше, но отчего они не могли избавиться сами.
   И в вопросах политики в этой стране, казалось, исходили не из стройных логических построений разума, а из сигналов периферической нервной системы. В Японии с ее высокой плотностью населения с древнейших времен существовала как бы народная традиция использования стихийных бедствий. Конечно, никто и никогда не делал этого осознанно, однако по результатам получалось так. Но в данном случае происходило нечто совсем иное. Каждый отдельно взятый случай не представлял собой чего-то принципиально нового, но все вместе и во всех областях они таили в себе смутную перспективу чего-то страшного. Наверное, не все члены кабинета это почувствовали. Но кое-кто вдруг каким-то уголком сердца ощутил леденящее дыхание чего-то неведомого.
   — Сейчас главная проблема — паника среди населения… — заговорил было премьер и вдруг замолчал. Его взгляд приковала чашка на столе. На желтой поверхности остывшего чая, отражавшей яркие лучи падавшего в окно солнца, дрожала мелкая рябь.
   — До каких же пор, в конце концов, будут продолжаться землетрясения? — продолжил он с нажимом, дрогнувшим голосом. — То есть, я хочу сказать… очень уж они зачастили… по всей стране…
   — Статистика показывает, что летом они происходят чаще, чем зимой, — вставил министр по делам префектур.
   — Но ведь и извержений много… — продолжал премьер. — Что все это значит? Может быть, начинается период каких-то крупных изменений в природе? Как вы считаете?
   — Одно время существовала версия второго землетрясения края Канто, — сказал начальник Управления сил самообороны. — Но потом она, кажется, не подтвердилась…
   — Конкретно, в дальнейшем кривая землетрясений пойдет вверх или вниз? — чуть раздраженно произнес премьер. Его обычно невозмутимое лицо нервно передергивалось. — Конечно, я думаю, ничего страшного нет. Но ясность в этом вопросе позволила бы нам запланировать соответствующие защитные меры.
   В последнее время премьер что-то явно нервничает, подумал управляющий делами. И причина здесь, конечно, не только в стихийных бедствиях, его беспокоит скандал, который может вот-вот разразиться в связи с незаконными капиталовложениями в одно крупнейшее предприятие, непосредственно связанное с фракцией премьера.
   — Может быть, мы выслушаем мнение ученых о землетрясении? — сказал министр здравоохранения. — Было бы интересно узнать, что они думают на этот счет.
   — Ничего нового вы не узнаете, — усмехнулся начальник Управления по науке и технике. — Исследования в области естественных наук в отличие от исследований в технике, как правило, хотя и обходятся нам в огромные суммы, весьма мало результативны. Очень редко можно сделать точные выводы. А если и найдется ученый, который решится на них, его непременно сочтут либо шарлатаном, либо шизоидом. В Управлении метеорологии работает один из моих друзей. Я с ним часто встречаюсь и не раз заводил разговор на эту тему, но ответы его неизменно туманны.
   Начальнику Управления по науке и технике недавно исполнилось сорок. Он был единственным членом кабинета с естественнонаучным образованием и принадлежал к новому типу политических деятелей, к так называемой полубюрократии, то есть к той части высшего чиновничества, которая проявила себя в вопросах развития космической техники и атомной энергии, иными словами, в большой науке.
   — Неважно… — сказал премьер, взглянув на управляющего делами. — Надо выслушать сейсмологов, что они скажут… Кстати, позаботьтесь, чтобы это было без особой огласки. Не то, как обычно, расшумятся газетчики. Выслушаем нескольких ученых. Приступите немедленно к их подбору.
   Вдруг комната качнулась. С потолка посыпалась штукатурка, заскрипели стены, из чашек выплеснуло чай.
   — Довольно сильно… — заметил побледневший министр транспорта, пытаясь встать со стула.
   Тряска прекратилась так же внезапно, как и началась. Только чай в чашках продолжал еще подрагивать, да как-то странно бултыхалась в цветочной вазе вода. Упал кусок штукатурки.