— Вам надо понять, — сказала Дженет, — что маламуты очень разумны. Частые рывки за ошейник на них попросту не действуют. Они могут решить, что вы глупы. Вырабатывая отношения, с ними много разговариваешь. Даешь им понять, что глава стаи — ты. А частое дерганье за ошейник, поверьте, убедит аляскинскую лайку, что вы сами дергаетесь.
— Вы не применяете тренировочные ошейники?
— Ох, применяю. Я пробовала тренировочные уздечки, но все они только сигналы. Для маламута они не наказание. Не поправка. Они просто напоминание. То же и с едой. Лайка понимает, что все это игра, а поощрение — часть игры. На самом деле обучить маламута послушанию нельзя. Они для этого не предназначены. Они думают вместе с вами. Вам нужна собака, которая слушается вас, когда вы ей приказываете тянуть нарты на тонкий лед? Нет, вам нужна собака, которая опровергнет вас, если вы примете бессмысленное решение. При так называемом послушании они делают то, что вы хотите, ведь они как вы и хотят вам угодить, но это не послушание. Это сотрудничество. Но вы завели маламута. Вы, надеюсь, все это сами знаете.
— В последнее время я получила кое-какие качественные инструкции, — усмехнулась я. Она поняла, что я имею в виду Рауди.
— Я вас до смерти заговорила, — спохватилась Дженет. — Кофе хотите?
Я не отказалась. Ее кухонька была примерно такого размера, как в жилом вагончике. Четыре сорокафунтовых пакета собачьего корма АНФ выстроились вдоль одной стены вместе с грудой металлических мисок для кормления. На этой стене висел плакат со словом «Аляска» и изображением двух воющих волков. Когда Дженет сняла куртку, я не удивилась, увидев голубую футболку с апельсиновой луной и собачьей упряжкой, тащившей нарты поперек ее тяжелой груди. Дженет зажгла глаз под помятым чайником. Накрыла стол для кофе, достав две кружки, украшенные изображениями… догадайтесь кого.
— Недавно я интервьюировала Маргарет Робишод, — сказала я.
— Мне никогда, ни за что не надо было продавать ей моего пса, — откликнулась Дженет. — Я всегда это знала и не понимаю, зачем это сделала. Ну, вообще-то, понимаю… но больно уж дурная была причина. — Она покаянно вздохнула. — Вы знаете, что она такое. Эта женщина — сила. И она всех знает. Как тут скажешь «нет»? Я говорю ей «нет», отказываюсь продать ей одну из моих собак, а она обсуждает это с каждым, именно с каждым, и в конце концов судьи начинают подозрительно посматривать на моих псов. Вот я и убедила себя, что это будет хорошо для собак, хорошо для породы. Я выслушала все, что она думает о маламутах, все ее замечания насчет их темперамента, хотя меня от этого просто тошнило. Знаете, он был прелестный щенок, из тех, что от Денни, и я сказала себе: «Уж если этот ее не переубедит, ничего не попишешь». Что тут сказать!
Значит, производителем был Денни.
— Она не говорила об этом щенке ничего дурного, — вступилась я. — Напротив, сказала, что обожала его. Если точно, она говорит, у нее не хватит сил завести другую лайку после того, как его потеряла.
— Дерьмо, вот что это такое! — Дженет налила в кружки кипятку.
— Вы уверены?
— А говорила она вам, как здорово срабатывало с ним дерганье за ошейник? «Минимальное поощрение похвалой. Заставьте его понять, что у него нет другого выбора, кроме как слушаться. Минимальное заигрывание, максимальные поправки». Верно? — Она наклонилась вперед и указала на меня пальцем.
— Да, — сказала я, отклоняясь.
— Все это дерьмо. Понимаете, откуда я знаю? У меня сейчас восемнадцать псов. — Она махнула рукой на заднее окно. — Я держу аляскинских лаек тридцать лет, и позвольте вам сказать, что если вы хоть немножко не приласкаете этих собак, то в ответ ничего и не получите, поверьте мне. Ее метод как раз и не срабатывает. Я этих собак знаю. Мой первый муж это испробовал. У него были немецкие овчарки. Я дала ему одного своего пса, и вскоре пес стал портиться. И у моих собак никогда, никогда не было никаких проблем с темпераментом. Я тогда просто не смогла бы выступать.
Как и любой другой премированный корм, АНФ предусматривает сложную сбалансированную диету, но, увидев выражение лица Дженет, когда она припоминала этот случай, я на секунду заподозрила, что она дополнила рацион АНФ, скормив собакам своего первого мужа.
— По-моему, вам понравился бы метод, который д-р Стэнтон применял со своей лайкой, — предположила я. — Его зовут Рауди. Такой миляга…
— Фрэнк был славный человек, — откликнулась Дженет. — Мы с ним часто встречались на выставках, да и не только там — повсюду.
— Он, наверное, любил Денали.
— Знаете, в последний раз я видела Фрэнка, когда выступала с Денни у ветеранов. В Бейсайде.
Ветеранами зовется нерегулярный класс послушания. Для псов восьми лет или старше. Им надо иметь степени в послушании. Они ни на что не претендуют. Это способ сохранить в них ощущение счастья, когда они уже слишком стары, чтобы прыгать, но еще достаточно активны, чтобы наслаждаться игрой.
— Вы когда-нибудь видели Рауди? — спросила я.
— Нет. Никогда не видела. Если ему хотелось маламута, не понимаю, почему он не пришел ко мне.
— Он не решался взять маламута, а потом нашел Рауди, — сказала я. — Окольным путем. Он увидел Рауди, и как раз это заставило его решиться. Рауди чудный пес, а по-моему, доктору Стэнтону щенка брать не хотелось.
— Привозите его иногда сюда, — посоветовала она. — Откуда он взялся?
— Не знаю, — ответила я. — У меня еще нет его документов.
— Вы собираетесь с ним выступать?
— Надеюсь, — сказала я.
— Конечно собираетесь, — решила Дженет.
Перед самым моим отъездом Дженет задала мне странный вопрос:
— Вы не слышали забавную историю про Маргарет Робишод?
— Забавную?
— Произошло нечто, с моей точки зрения, странное. Пару месяцев назад. У приготовишек. Одна из ее сук уснула.
— На ринге?
— На укладке.
— Я об этом не слышала, — ответила я. — Это странно.
Я уезжала с грустным чувством — жаль, что я не решилась показать Дженет Рауди. Денали старел. Она затрепетала бы от радости, увидев нового Денали, опять молодого. Я чувствовала также, что вычеркнула из списка подозреваемых одно лицо. Несомненно, Дженет признала бы в Рауди одного из своих псов, но она никогда не угрожала бы отобрать его у д-ра Стэнтона, да не отняла бы и д-ра Стэнтона у собаки. И конечно, Дженет старалась бы помешать Маргарет отобрать у него Рауди. И бесспорно, даже если бы Дженет и ухитрилась как-то прокрасться в арсенал во время состязания по кунштюкам, ей в жизни не взбрело бы на ум травить лайку — все равно какую, все равно чью.
Глава 13
Глава 14
— Вы не применяете тренировочные ошейники?
— Ох, применяю. Я пробовала тренировочные уздечки, но все они только сигналы. Для маламута они не наказание. Не поправка. Они просто напоминание. То же и с едой. Лайка понимает, что все это игра, а поощрение — часть игры. На самом деле обучить маламута послушанию нельзя. Они для этого не предназначены. Они думают вместе с вами. Вам нужна собака, которая слушается вас, когда вы ей приказываете тянуть нарты на тонкий лед? Нет, вам нужна собака, которая опровергнет вас, если вы примете бессмысленное решение. При так называемом послушании они делают то, что вы хотите, ведь они как вы и хотят вам угодить, но это не послушание. Это сотрудничество. Но вы завели маламута. Вы, надеюсь, все это сами знаете.
— В последнее время я получила кое-какие качественные инструкции, — усмехнулась я. Она поняла, что я имею в виду Рауди.
— Я вас до смерти заговорила, — спохватилась Дженет. — Кофе хотите?
Я не отказалась. Ее кухонька была примерно такого размера, как в жилом вагончике. Четыре сорокафунтовых пакета собачьего корма АНФ выстроились вдоль одной стены вместе с грудой металлических мисок для кормления. На этой стене висел плакат со словом «Аляска» и изображением двух воющих волков. Когда Дженет сняла куртку, я не удивилась, увидев голубую футболку с апельсиновой луной и собачьей упряжкой, тащившей нарты поперек ее тяжелой груди. Дженет зажгла глаз под помятым чайником. Накрыла стол для кофе, достав две кружки, украшенные изображениями… догадайтесь кого.
— Недавно я интервьюировала Маргарет Робишод, — сказала я.
— Мне никогда, ни за что не надо было продавать ей моего пса, — откликнулась Дженет. — Я всегда это знала и не понимаю, зачем это сделала. Ну, вообще-то, понимаю… но больно уж дурная была причина. — Она покаянно вздохнула. — Вы знаете, что она такое. Эта женщина — сила. И она всех знает. Как тут скажешь «нет»? Я говорю ей «нет», отказываюсь продать ей одну из моих собак, а она обсуждает это с каждым, именно с каждым, и в конце концов судьи начинают подозрительно посматривать на моих псов. Вот я и убедила себя, что это будет хорошо для собак, хорошо для породы. Я выслушала все, что она думает о маламутах, все ее замечания насчет их темперамента, хотя меня от этого просто тошнило. Знаете, он был прелестный щенок, из тех, что от Денни, и я сказала себе: «Уж если этот ее не переубедит, ничего не попишешь». Что тут сказать!
Значит, производителем был Денни.
— Она не говорила об этом щенке ничего дурного, — вступилась я. — Напротив, сказала, что обожала его. Если точно, она говорит, у нее не хватит сил завести другую лайку после того, как его потеряла.
— Дерьмо, вот что это такое! — Дженет налила в кружки кипятку.
— Вы уверены?
— А говорила она вам, как здорово срабатывало с ним дерганье за ошейник? «Минимальное поощрение похвалой. Заставьте его понять, что у него нет другого выбора, кроме как слушаться. Минимальное заигрывание, максимальные поправки». Верно? — Она наклонилась вперед и указала на меня пальцем.
— Да, — сказала я, отклоняясь.
— Все это дерьмо. Понимаете, откуда я знаю? У меня сейчас восемнадцать псов. — Она махнула рукой на заднее окно. — Я держу аляскинских лаек тридцать лет, и позвольте вам сказать, что если вы хоть немножко не приласкаете этих собак, то в ответ ничего и не получите, поверьте мне. Ее метод как раз и не срабатывает. Я этих собак знаю. Мой первый муж это испробовал. У него были немецкие овчарки. Я дала ему одного своего пса, и вскоре пес стал портиться. И у моих собак никогда, никогда не было никаких проблем с темпераментом. Я тогда просто не смогла бы выступать.
Как и любой другой премированный корм, АНФ предусматривает сложную сбалансированную диету, но, увидев выражение лица Дженет, когда она припоминала этот случай, я на секунду заподозрила, что она дополнила рацион АНФ, скормив собакам своего первого мужа.
— По-моему, вам понравился бы метод, который д-р Стэнтон применял со своей лайкой, — предположила я. — Его зовут Рауди. Такой миляга…
— Фрэнк был славный человек, — откликнулась Дженет. — Мы с ним часто встречались на выставках, да и не только там — повсюду.
— Он, наверное, любил Денали.
— Знаете, в последний раз я видела Фрэнка, когда выступала с Денни у ветеранов. В Бейсайде.
Ветеранами зовется нерегулярный класс послушания. Для псов восьми лет или старше. Им надо иметь степени в послушании. Они ни на что не претендуют. Это способ сохранить в них ощущение счастья, когда они уже слишком стары, чтобы прыгать, но еще достаточно активны, чтобы наслаждаться игрой.
— Вы когда-нибудь видели Рауди? — спросила я.
— Нет. Никогда не видела. Если ему хотелось маламута, не понимаю, почему он не пришел ко мне.
— Он не решался взять маламута, а потом нашел Рауди, — сказала я. — Окольным путем. Он увидел Рауди, и как раз это заставило его решиться. Рауди чудный пес, а по-моему, доктору Стэнтону щенка брать не хотелось.
— Привозите его иногда сюда, — посоветовала она. — Откуда он взялся?
— Не знаю, — ответила я. — У меня еще нет его документов.
— Вы собираетесь с ним выступать?
— Надеюсь, — сказала я.
— Конечно собираетесь, — решила Дженет.
Перед самым моим отъездом Дженет задала мне странный вопрос:
— Вы не слышали забавную историю про Маргарет Робишод?
— Забавную?
— Произошло нечто, с моей точки зрения, странное. Пару месяцев назад. У приготовишек. Одна из ее сук уснула.
— На ринге?
— На укладке.
— Я об этом не слышала, — ответила я. — Это странно.
Я уезжала с грустным чувством — жаль, что я не решилась показать Дженет Рауди. Денали старел. Она затрепетала бы от радости, увидев нового Денали, опять молодого. Я чувствовала также, что вычеркнула из списка подозреваемых одно лицо. Несомненно, Дженет признала бы в Рауди одного из своих псов, но она никогда не угрожала бы отобрать его у д-ра Стэнтона, да не отняла бы и д-ра Стэнтона у собаки. И конечно, Дженет старалась бы помешать Маргарет отобрать у него Рауди. И бесспорно, даже если бы Дженет и ухитрилась как-то прокрасться в арсенал во время состязания по кунштюкам, ей в жизни не взбрело бы на ум травить лайку — все равно какую, все равно чью.
Глава 13
Барбара Вудхауз писала где-то, что рай без любимой собаки не был бы тем раем, о котором мы мечтаем. Вы знаете, кто это — Барбара Вудхауз? Кто она была? Скажу только — сейчас она как раз в том самом раю, о котором мечтала. Ее телесериал о дрессировке собак обессмертил слово «прогулочки» и фразу «Какая чудненькая собачечка!», произнесенные ею с четким британским акцентом и не менее четким сюсюканьем. Для многих жителей Кембриджа рай, однако, особое место, куда собакам вход воспрещен. Это — бар сверхдорогого ресторана под названием «Жатва». «Жатва» — на Брэтл-стрит, за углом Гарвард-сквер, возле дома, который кембриджский люд зовет старым зданием ХЦ. Художественный Центр был магазином, который давным-давно разорился, но гарвардцы все еще говорят ХЦ, точно так же как продолжают считать театр на Гарвард-сквер — УТ, хотя он уже несколько десятилетий не Университетский театр. То, что они называют старым зданием ХЦ, на самом деле строения магазина Крэйга и Баррела, и они-то и есть настоящее новое здание ХЦ. Около двадцати лет назад Гарвардский университет снес самое первое здание ХЦ, чтобы построить библиотеку. Я об этом знаю только потому, что когда была маленькой, Мариса обычно водила меня в старый старый ХЦ покупать особые рождественские украшения и висюльки из желтого и голубого стекла, чтобы вешать их на окно в моей спальне, и всякий раз, идя в библиотеку, я вспоминаю эти рождественские походы.
Возвращаясь к теме рая: меню в «Жатве» претенциозно, еда не всегда превосходна, а бар — обветшалый и стильный, и все туда ходят, в том числе и туристы, которые надеются повидать там кого-нибудь из знаменитостей вроде ректора Гарварда или Роберта Б. Паркера. Стив и я были в баре, но не видели ни одной знаменитости. Да мы и не смотрели. После размолвки, о причине которой я предпочла бы умолчать, мы в последнее время редко виделись. Но мы помирились. Ни один из нас даже и помыслить не мог выпить в «Жатве», поэтому пойти туда было особым удовольствием. Оба мы надели костюмы, не изорванные собаками и не исполосованные кошками, и поочередно смахнули друг с друга шерсть одним из этих красных бархатных вращающихся собирателей всякого ворса. Мы выглядели — для нас — весьма элегантно..
— Ты ветеринар. Скажи-ка мне кое-что, — попросила я. — С чего бы это собаке засыпать на укладке?
— Усталость. Скука.
— На ринге?
— Собака была под хмельком?
— Не думаю, — ответила я. — Не колдовство ли это? Я видела собак, которые засыпают на занятии, примерно в конце девятичасового занятия. Но на выставке? На ринге?
— Это возможно, — сказал он. — Пари держать готов, такое бывало.
— И бывает. Одна из сук Маргарет заснула. Давай возьмем еще по бокалу и поговорим насчет валиума.
Мы заказали добавку. Порции спиртного в «Жатве» довольно щедрые.
— Валиум бесспорно нагонит на собаку сон. Вспомни, что он натворил с тобой, — сказал Стив, перебирая мои волосы.
— Он меня не убил, — отозвалась я. — Я считала, что умираю, но в больнице мне сказали, что себя, например, им убить трудно. Одна докторица рассказывала, что они постоянно наблюдают неудачные суицидные попытки с валиумом. А еще она мне сказала, что худшее — не передозировка. Худшее — последствия. Так что же в нем еще? С медицинской точки зрения.
— Валиум, известный еще и под названием диазепам, — одно из самых часто прописываемых лекарств в США, а может быть, и в мире. Это бензодиазенин. Хочешь, по буквам скажу?
— Нет, дурашка, — отказалась я.
— О'кей. Во-первых, у него долгое последействие. Ты принимаешь его перед сном, и он все еще у тебя в организме на следующий день. Дольше. Иногда много дольше. Он наркотичен. Противопоказан при беременности.
— А когда показан?
— При чувстве беспокойства. Бессоннице. Спазмах мускулов. При остром похмельном синдроме. Это противосудорожный препарат.
— А собаки? Им ты его прописываешь?
— Очень редко. Иногда при остром стрессе. Нервным животным — при путешествии на самолете. Или, допустим, хозяин психует, потому что собаки чем-то возбуждены. На день-другой я животное успокою. То же самое — если пес летит в самолете рядом с пустующей сукой.
— Заменяет успокоительное, — вставила я.
— Верно. Он может служить мерой предосторожности. Например, когда некоторые коты начинают бесноваться в машине, даже в хорошем темном контейнере. Ну если ко мне обратился владелец нервного кота, который, переезжая с ним в Чикаго, должен вести машину, то я этого кота утихомирю. Иначе где-нибудь под Буффало бедняга нарвется на несчастный случай, или придушит кота, или выбросит его в окно машины.
— Так кто же в последнее время путешествовал с нервным котом?
— Из моих пациентов никто.
— Ты недавно прописывал кому-нибудь валиум? Может, ты не должен рассказывать…
— Говорю же тебе, мне валиум не нравится. Я его редко применяю. Только когда без него не обойтись. Его большой плюс — то, что он снижает кровяное давление, так что я употребляю его для животных постарше — для какого-нибудь пса-сердечника.
— А знаешь, кто им пользуется? — мягко заговорила я. — Лично для себя?
— Ну кто?
— Винс. Он забыл у меня дома куртку, а когда я проверяла карманы, чтобы выяснить, чья она, то нашла бутылочку.
— Забудь об этом.
— Почему?
— Он принимал его от мышечных спазм, просто как временное средство. Он мне об этом говорил.
— А где он находился, когда я была на ринге?
— Наблюдал. Так же, как и Рон.
— Нет, — возразила я, — Рон был снаружи, в патруле.
— Не тогда.
— Ты уверен?
— Абсолютно. Мы с ним потом еще говорили — как легко ты отделалась. Слушай, да откуда бы ему знать про этот термос?
— Он знал, что это мой. Все знали. На нем изолента, а на ней крупными буквами написано «ВИНТЕР». И поверх ведь была моя куртка. Рон, по-моему, знает, что я вечно таскаю термос. Прошлой весной, когда он и я делали дрессировочные просмотры для группы в Бруклине, я всегда брала с собой термос. Для Винни. Я беспокоилась, что ей не хватит воды с ее почками. Так что Рон его видел. Но Рон не убийца. Кроме того, я ему нравлюсь.
— Да от тебя все без ума. Кто-то просто подумал, что с капелькой валиума в организме ты будешь податливее.
— Тут у тебя просто пунктик.
— Слушай, — сказал он. — Добавляем еще по одному бренди, а потом начинаем обмозговывать все это систематически. — Он сделал знак подать еще. — Средство, мотив, благоприятный случай, — перечислил Стив, когда принесли выпивку.
— Правильно.
— Давай сначала обсудим убийство Стэнтона. Средство? Физическая сила. Есть кто-нибудь, кого мы можем исключить?
— Мы все сильные. Кроме Милли, я думаю.
— Кто это — Милли?
— Его домоправительница. Если ты хочешь поразмыслить о мотиве, у нее он, я считаю, был, только она этого не делала. Она пробыла с ним всю жизнь, и они стали друзьями. Но она около четырех футов росту и хрупкая. Она и впрямь не смогла бы это проделать.
— Давай забудем на минуточку о мотиве. У кого был удобный случай? Кто находился снаружи?
— Или, — сказала я, — кого не было внутри?
— Верно.
— Рона, может быть, — неохотно выговорила я. — Помнишь? Он был в туалете.
— Он сказал, что был в туалете.
— Снаружи мог быть и Джерри, — предположила я.
— Нет, не мог, — ответил Стив.
— Откуда ты знаешь?
— Я его видел, вот откуда.
— Ты в этом убежден?
— Да. А как насчет этого бродяжки?
— Гэл, — сказала я. — И Маргарет. Ну что такое Эйвон-Хилл? Десять минут ходьбы от арсенала? Пятнадцать минут? И поговорим-ка о мотиве.
— Стой! Сбавь обороты! Мы пока остановились на удобном случае. Нам надо еще бренди.
Мы взяли еще.
— Потом есть Роджер Сингер, — сказала я. — Он мог приехать туда раньше. Он сложен как горилла. Можно мне сказать еще и о мотиве?
— Конечно.
— Мотив. Деньги, — пояснила я.
— Он вряд ли что-нибудь получит по завещанию.
— Может, он жадничал. Может, он просто ненавидел дядюшку. Может, все эти скучные воскресные обеды довели его до мании.
— Убийства обычно происходят в семьях, — согласился Стив.
— Обычно это мужья и жены, не так ли? Стэнтон приходился ему только дя… де… двоюродным дедом, вот что. В «Глоб» редко встретишь заголовок вроде «МУЖЧИНА УБИВАЕТ ДЕ… ДЯ… ДЕДЯДЮ».
— Мотив, — сказал Стив, не слушая меня. — Ты хочешь мотив? Рон Кафлин. Этот парень практически болезненно отождествляет себя с клубом. Прислушайся к старинному «колбу выгодно». Кто выигрывает от смерти доктора Стэнтона? Очевидный ответ — кембриджский клуб дрессировки собак.
— Рон знает, что он не клуб, — возразила я. — Он, конечно, отождествляет себя с ним. Ну так и я что-то в. этом роде. Но он не псих.
— Потом этот парень, Гэл, — продолжал Стив. — Не могло ли у него быть какого-нибудь иррационального мотива?
— Кевин полагает, что он тут ни при чем. Да и кто не мог бы иметь иррациональный мотив? Я могла бы. Ты мог бы.
— Мы так и не добрались до удобного случая, — спохватился Стив. — Вспомни, мы систематичны.
— А хочешь знать, у кого было все? У М-Маргарет, — выговорила я, наверное, чуточку заплетающимся языком.
— Ты ее не любишь, а?
— Она ненавидит м-моего отца и владеет моим п-псом.
— Т-твой отец тут ни при чем, Холли.
— Конечно, — подтвердила я. — Мы ведь говорим о М-Маргарет. Мы не знаем, что ее там не было.
— Вот это систематично, — одобрил он. — А к-как насчет тебя и Рауди?
— Мы этого не делали! — сказала я. — Рауди никого не убил бы!
Стив с шумом выдохнул воздух и повращал глазами.
— Я говорю об отравлении, о п-передозировке. Средство?
— Средство было у В-Винса, — ответила я.
— Нет, — сказал Стив. — Он сидел на валиуме только пару недель, доза минимальная. Ему было столько не достать.
— О'кей. Забудь В-Винса, — согласилась я. — У кого еще был валиум?
— Этого еще мы и не знаем.
— Маргарет, — сказала я, — давала своим псам д-допинг. Я просто это знаю. И давай поговорим о шантаже.
— Ш-ш-шантаж — не то слово.
— Грабеж. Что бы там ни было. Что бы там ни было, доктор Стэнтон платил, потому что Кевин считает, он платил, и немало, так как мучился из-за денег.
— О'кей. Согласен. И согласен, что это, д-должно быть, связано с собакой, — ведь собака — то, что его волновало. За что он стал бы платить.
— Ттточчно, — сказала я, но, по-моему, вышло это у меня не так чтобы точно. — Дженет Свизер не в счет. Она бы вмиг поняла, что Рауди — один из ее псов, и, уверена, узнала бы в нем того, которого она продала М-Маргарет. Но прежде всего, я не думаю, что она когда-либо видела его с доктором Стэнтоном. А во-вторых, я действительно д-думаю, что она заплатила бы, чтобы только он остался при докторе Стэнтоне.
— А Б-Бобби… как там ее?
— Рид. Не думаю, что она уловила тут связь, хотя могу и ошибаться. Не думаю, что и Р-Ронни уловил. Бобби просто не из таких, кто мне не расскажет. И слушай, они истратили кучу денег на свой дом, но я твердо уверена, что у Бобби откуда-то есть деньги, да и Ронни массу з-заколачивает. Они звали его Кингом, ну и что? Я все равно могла бы поклясться, что Бобби верит, будто Кинг, принадлежавший Маргарет, умер. Но о Маргарет я такого сказать не могу. Я имею в виду, что, с одной стороны, почти убеждена: она считает, что Кинг умер.
— Или привыкла считать, что он умер, — добавил Стив.
— Да. Я правда это знаю. С другой стороны, она вдруг получила все эти деньги. Она со своими псами просто кампанию проводит. Неужели ей понравилось бы наблюдать корчи Стэнтона? Плюс к тому, я знаю, что ты считаешь мою мысль об Антарктике бредовой, но для кого-то это могло бы стать сильным мотивом. Допустим, ее брат был командиром того корабля. Она сама д-достаточно искаженная личность. Может, таким был и ее б-брат, на другой манер. И допусти, что Стэнтон знал или в-выяснил. Ведь она не устранилась бы от защиты памяти б-брата? Хотя память только часть дела. Бак говорит, она его обожала. Это и есть другая часть, и ее это р-раздавило бы, разве нет? Не могу представить, как бы она появлялась на виду у всех, если бы все узнали, что ее брат — тот, кто чуть не истребил породу. Да она бы скорей умерла…. или уб-била.
— О'кей, может быть, Стэнтон, именно может быть, но как насчет тебя? У нее не б-было удобного случая. Ни малейшего. Ее не было на состязании. Никто не видел ее в арсенале. А все прочие присутствовали. Она отсутствовала. И если бы она намеревалась удушить Стэнтона, так ей бы надо было сделать это пару лет назад. П-почему сейчас?
— Он что-то имел п-против нее, — сказала я. — Ее 6-брат. Д-допинг. Что-то такое. Он знал, что она давала своим псам д-допинг, и собирался доложить о ней в AKC.
— Подумаешь!..
— Это он ей устроил бы, п-поверь мне.
— Ты просто выдумываешь.
— Д-да, — сказала я. — Но кто-то ей что-то платил. Или п-платит. Видел бы ты эти собачьи 6-будки. И собак. Она же все это откуда-то берет?
— Кстати, не пора ли по человечьим 6-будкам, — вспомнил он. — Нам надо д-добраться д-до д-дому. Если сможем.
К счастью, мы прибыли в «Жатву» не на машине. Холодный ноябрьский воздух возымел отрезвляющее действие. Когда мы шли по Брэтл-стрит мимо Гарвардского университета и дома Лонгфелло, Стив держал меня за руку и старался убедить, что у меня развивается паранойя насчет флота и Маргарет и что мне нужно выяснить с Маргарет все о Рауди, а потом испробовать свои возможности. Он считал, что она может даже отдать или продать мне Рауди.
— Это невозможно, — сказала я. — Ты ее не знаешь.
— А как насчет поговорить с юристом? Суд может решить, что он уже не ее пес. По истечении года она не имеет права собственности. Достань номер ПДС. Тебе ведь вовсе не нравится выступать по экстерьеру.
— Зато очень нравится владеть чемпионом по экстерьеру, — ответила я. — Кроме того…
— Что «кроме того»?
Есть вещи чересчур затруднительные, чтобы в них признаться — даже Стиву. «Я знаю, что это за пес. Ради ПДС мне пришлось бы солгать АКС». Если вы еще не догадались, знайте: это — смертный грех.
— По-моему, нам нужно получить больше информации, прежде чем я что-нибудь сделаю, — сказала я, отпирая заднюю дверь. — А знаешь, чего я хочу от тебя?
— Нет ничего, что я для тебя не сделал бы, — улыбнулся он. — Скажи мне все.
Я сказала.
Если бы я спела песню, она не называлась бы «Трепет всей моей души», но это не значит, что он мне безразличен. Он замечательный ветеринар и еще лучший мужчина.
Возвращаясь к теме рая: меню в «Жатве» претенциозно, еда не всегда превосходна, а бар — обветшалый и стильный, и все туда ходят, в том числе и туристы, которые надеются повидать там кого-нибудь из знаменитостей вроде ректора Гарварда или Роберта Б. Паркера. Стив и я были в баре, но не видели ни одной знаменитости. Да мы и не смотрели. После размолвки, о причине которой я предпочла бы умолчать, мы в последнее время редко виделись. Но мы помирились. Ни один из нас даже и помыслить не мог выпить в «Жатве», поэтому пойти туда было особым удовольствием. Оба мы надели костюмы, не изорванные собаками и не исполосованные кошками, и поочередно смахнули друг с друга шерсть одним из этих красных бархатных вращающихся собирателей всякого ворса. Мы выглядели — для нас — весьма элегантно..
— Ты ветеринар. Скажи-ка мне кое-что, — попросила я. — С чего бы это собаке засыпать на укладке?
— Усталость. Скука.
— На ринге?
— Собака была под хмельком?
— Не думаю, — ответила я. — Не колдовство ли это? Я видела собак, которые засыпают на занятии, примерно в конце девятичасового занятия. Но на выставке? На ринге?
— Это возможно, — сказал он. — Пари держать готов, такое бывало.
— И бывает. Одна из сук Маргарет заснула. Давай возьмем еще по бокалу и поговорим насчет валиума.
Мы заказали добавку. Порции спиртного в «Жатве» довольно щедрые.
— Валиум бесспорно нагонит на собаку сон. Вспомни, что он натворил с тобой, — сказал Стив, перебирая мои волосы.
— Он меня не убил, — отозвалась я. — Я считала, что умираю, но в больнице мне сказали, что себя, например, им убить трудно. Одна докторица рассказывала, что они постоянно наблюдают неудачные суицидные попытки с валиумом. А еще она мне сказала, что худшее — не передозировка. Худшее — последствия. Так что же в нем еще? С медицинской точки зрения.
— Валиум, известный еще и под названием диазепам, — одно из самых часто прописываемых лекарств в США, а может быть, и в мире. Это бензодиазенин. Хочешь, по буквам скажу?
— Нет, дурашка, — отказалась я.
— О'кей. Во-первых, у него долгое последействие. Ты принимаешь его перед сном, и он все еще у тебя в организме на следующий день. Дольше. Иногда много дольше. Он наркотичен. Противопоказан при беременности.
— А когда показан?
— При чувстве беспокойства. Бессоннице. Спазмах мускулов. При остром похмельном синдроме. Это противосудорожный препарат.
— А собаки? Им ты его прописываешь?
— Очень редко. Иногда при остром стрессе. Нервным животным — при путешествии на самолете. Или, допустим, хозяин психует, потому что собаки чем-то возбуждены. На день-другой я животное успокою. То же самое — если пес летит в самолете рядом с пустующей сукой.
— Заменяет успокоительное, — вставила я.
— Верно. Он может служить мерой предосторожности. Например, когда некоторые коты начинают бесноваться в машине, даже в хорошем темном контейнере. Ну если ко мне обратился владелец нервного кота, который, переезжая с ним в Чикаго, должен вести машину, то я этого кота утихомирю. Иначе где-нибудь под Буффало бедняга нарвется на несчастный случай, или придушит кота, или выбросит его в окно машины.
— Так кто же в последнее время путешествовал с нервным котом?
— Из моих пациентов никто.
— Ты недавно прописывал кому-нибудь валиум? Может, ты не должен рассказывать…
— Говорю же тебе, мне валиум не нравится. Я его редко применяю. Только когда без него не обойтись. Его большой плюс — то, что он снижает кровяное давление, так что я употребляю его для животных постарше — для какого-нибудь пса-сердечника.
— А знаешь, кто им пользуется? — мягко заговорила я. — Лично для себя?
— Ну кто?
— Винс. Он забыл у меня дома куртку, а когда я проверяла карманы, чтобы выяснить, чья она, то нашла бутылочку.
— Забудь об этом.
— Почему?
— Он принимал его от мышечных спазм, просто как временное средство. Он мне об этом говорил.
— А где он находился, когда я была на ринге?
— Наблюдал. Так же, как и Рон.
— Нет, — возразила я, — Рон был снаружи, в патруле.
— Не тогда.
— Ты уверен?
— Абсолютно. Мы с ним потом еще говорили — как легко ты отделалась. Слушай, да откуда бы ему знать про этот термос?
— Он знал, что это мой. Все знали. На нем изолента, а на ней крупными буквами написано «ВИНТЕР». И поверх ведь была моя куртка. Рон, по-моему, знает, что я вечно таскаю термос. Прошлой весной, когда он и я делали дрессировочные просмотры для группы в Бруклине, я всегда брала с собой термос. Для Винни. Я беспокоилась, что ей не хватит воды с ее почками. Так что Рон его видел. Но Рон не убийца. Кроме того, я ему нравлюсь.
— Да от тебя все без ума. Кто-то просто подумал, что с капелькой валиума в организме ты будешь податливее.
— Тут у тебя просто пунктик.
— Слушай, — сказал он. — Добавляем еще по одному бренди, а потом начинаем обмозговывать все это систематически. — Он сделал знак подать еще. — Средство, мотив, благоприятный случай, — перечислил Стив, когда принесли выпивку.
— Правильно.
— Давай сначала обсудим убийство Стэнтона. Средство? Физическая сила. Есть кто-нибудь, кого мы можем исключить?
— Мы все сильные. Кроме Милли, я думаю.
— Кто это — Милли?
— Его домоправительница. Если ты хочешь поразмыслить о мотиве, у нее он, я считаю, был, только она этого не делала. Она пробыла с ним всю жизнь, и они стали друзьями. Но она около четырех футов росту и хрупкая. Она и впрямь не смогла бы это проделать.
— Давай забудем на минуточку о мотиве. У кого был удобный случай? Кто находился снаружи?
— Или, — сказала я, — кого не было внутри?
— Верно.
— Рона, может быть, — неохотно выговорила я. — Помнишь? Он был в туалете.
— Он сказал, что был в туалете.
— Снаружи мог быть и Джерри, — предположила я.
— Нет, не мог, — ответил Стив.
— Откуда ты знаешь?
— Я его видел, вот откуда.
— Ты в этом убежден?
— Да. А как насчет этого бродяжки?
— Гэл, — сказала я. — И Маргарет. Ну что такое Эйвон-Хилл? Десять минут ходьбы от арсенала? Пятнадцать минут? И поговорим-ка о мотиве.
— Стой! Сбавь обороты! Мы пока остановились на удобном случае. Нам надо еще бренди.
Мы взяли еще.
— Потом есть Роджер Сингер, — сказала я. — Он мог приехать туда раньше. Он сложен как горилла. Можно мне сказать еще и о мотиве?
— Конечно.
— Мотив. Деньги, — пояснила я.
— Он вряд ли что-нибудь получит по завещанию.
— Может, он жадничал. Может, он просто ненавидел дядюшку. Может, все эти скучные воскресные обеды довели его до мании.
— Убийства обычно происходят в семьях, — согласился Стив.
— Обычно это мужья и жены, не так ли? Стэнтон приходился ему только дя… де… двоюродным дедом, вот что. В «Глоб» редко встретишь заголовок вроде «МУЖЧИНА УБИВАЕТ ДЕ… ДЯ… ДЕДЯДЮ».
— Мотив, — сказал Стив, не слушая меня. — Ты хочешь мотив? Рон Кафлин. Этот парень практически болезненно отождествляет себя с клубом. Прислушайся к старинному «колбу выгодно». Кто выигрывает от смерти доктора Стэнтона? Очевидный ответ — кембриджский клуб дрессировки собак.
— Рон знает, что он не клуб, — возразила я. — Он, конечно, отождествляет себя с ним. Ну так и я что-то в. этом роде. Но он не псих.
— Потом этот парень, Гэл, — продолжал Стив. — Не могло ли у него быть какого-нибудь иррационального мотива?
— Кевин полагает, что он тут ни при чем. Да и кто не мог бы иметь иррациональный мотив? Я могла бы. Ты мог бы.
— Мы так и не добрались до удобного случая, — спохватился Стив. — Вспомни, мы систематичны.
— А хочешь знать, у кого было все? У М-Маргарет, — выговорила я, наверное, чуточку заплетающимся языком.
— Ты ее не любишь, а?
— Она ненавидит м-моего отца и владеет моим п-псом.
— Т-твой отец тут ни при чем, Холли.
— Конечно, — подтвердила я. — Мы ведь говорим о М-Маргарет. Мы не знаем, что ее там не было.
— Вот это систематично, — одобрил он. — А к-как насчет тебя и Рауди?
— Мы этого не делали! — сказала я. — Рауди никого не убил бы!
Стив с шумом выдохнул воздух и повращал глазами.
— Я говорю об отравлении, о п-передозировке. Средство?
— Средство было у В-Винса, — ответила я.
— Нет, — сказал Стив. — Он сидел на валиуме только пару недель, доза минимальная. Ему было столько не достать.
— О'кей. Забудь В-Винса, — согласилась я. — У кого еще был валиум?
— Этого еще мы и не знаем.
— Маргарет, — сказала я, — давала своим псам д-допинг. Я просто это знаю. И давай поговорим о шантаже.
— Ш-ш-шантаж — не то слово.
— Грабеж. Что бы там ни было. Что бы там ни было, доктор Стэнтон платил, потому что Кевин считает, он платил, и немало, так как мучился из-за денег.
— О'кей. Согласен. И согласен, что это, д-должно быть, связано с собакой, — ведь собака — то, что его волновало. За что он стал бы платить.
— Ттточчно, — сказала я, но, по-моему, вышло это у меня не так чтобы точно. — Дженет Свизер не в счет. Она бы вмиг поняла, что Рауди — один из ее псов, и, уверена, узнала бы в нем того, которого она продала М-Маргарет. Но прежде всего, я не думаю, что она когда-либо видела его с доктором Стэнтоном. А во-вторых, я действительно д-думаю, что она заплатила бы, чтобы только он остался при докторе Стэнтоне.
— А Б-Бобби… как там ее?
— Рид. Не думаю, что она уловила тут связь, хотя могу и ошибаться. Не думаю, что и Р-Ронни уловил. Бобби просто не из таких, кто мне не расскажет. И слушай, они истратили кучу денег на свой дом, но я твердо уверена, что у Бобби откуда-то есть деньги, да и Ронни массу з-заколачивает. Они звали его Кингом, ну и что? Я все равно могла бы поклясться, что Бобби верит, будто Кинг, принадлежавший Маргарет, умер. Но о Маргарет я такого сказать не могу. Я имею в виду, что, с одной стороны, почти убеждена: она считает, что Кинг умер.
— Или привыкла считать, что он умер, — добавил Стив.
— Да. Я правда это знаю. С другой стороны, она вдруг получила все эти деньги. Она со своими псами просто кампанию проводит. Неужели ей понравилось бы наблюдать корчи Стэнтона? Плюс к тому, я знаю, что ты считаешь мою мысль об Антарктике бредовой, но для кого-то это могло бы стать сильным мотивом. Допустим, ее брат был командиром того корабля. Она сама д-достаточно искаженная личность. Может, таким был и ее б-брат, на другой манер. И допусти, что Стэнтон знал или в-выяснил. Ведь она не устранилась бы от защиты памяти б-брата? Хотя память только часть дела. Бак говорит, она его обожала. Это и есть другая часть, и ее это р-раздавило бы, разве нет? Не могу представить, как бы она появлялась на виду у всех, если бы все узнали, что ее брат — тот, кто чуть не истребил породу. Да она бы скорей умерла…. или уб-била.
— О'кей, может быть, Стэнтон, именно может быть, но как насчет тебя? У нее не б-было удобного случая. Ни малейшего. Ее не было на состязании. Никто не видел ее в арсенале. А все прочие присутствовали. Она отсутствовала. И если бы она намеревалась удушить Стэнтона, так ей бы надо было сделать это пару лет назад. П-почему сейчас?
— Он что-то имел п-против нее, — сказала я. — Ее 6-брат. Д-допинг. Что-то такое. Он знал, что она давала своим псам д-допинг, и собирался доложить о ней в AKC.
— Подумаешь!..
— Это он ей устроил бы, п-поверь мне.
— Ты просто выдумываешь.
— Д-да, — сказала я. — Но кто-то ей что-то платил. Или п-платит. Видел бы ты эти собачьи 6-будки. И собак. Она же все это откуда-то берет?
— Кстати, не пора ли по человечьим 6-будкам, — вспомнил он. — Нам надо д-добраться д-до д-дому. Если сможем.
К счастью, мы прибыли в «Жатву» не на машине. Холодный ноябрьский воздух возымел отрезвляющее действие. Когда мы шли по Брэтл-стрит мимо Гарвардского университета и дома Лонгфелло, Стив держал меня за руку и старался убедить, что у меня развивается паранойя насчет флота и Маргарет и что мне нужно выяснить с Маргарет все о Рауди, а потом испробовать свои возможности. Он считал, что она может даже отдать или продать мне Рауди.
— Это невозможно, — сказала я. — Ты ее не знаешь.
— А как насчет поговорить с юристом? Суд может решить, что он уже не ее пес. По истечении года она не имеет права собственности. Достань номер ПДС. Тебе ведь вовсе не нравится выступать по экстерьеру.
— Зато очень нравится владеть чемпионом по экстерьеру, — ответила я. — Кроме того…
— Что «кроме того»?
Есть вещи чересчур затруднительные, чтобы в них признаться — даже Стиву. «Я знаю, что это за пес. Ради ПДС мне пришлось бы солгать АКС». Если вы еще не догадались, знайте: это — смертный грех.
— По-моему, нам нужно получить больше информации, прежде чем я что-нибудь сделаю, — сказала я, отпирая заднюю дверь. — А знаешь, чего я хочу от тебя?
— Нет ничего, что я для тебя не сделал бы, — улыбнулся он. — Скажи мне все.
Я сказала.
Если бы я спела песню, она не называлась бы «Трепет всей моей души», но это не значит, что он мне безразличен. Он замечательный ветеринар и еще лучший мужчина.
Глава 14
На следующее утро, приняв по три таблетки аспирина, Стив и я приступили к нашей систематической программе. Начали мы с Гэла Шагга, поскольку думали, что он может знать что-то, о чем не рассказал полиции, и решили — стоит выяснить, не скажет ли он этого нам. Кембриджская полиция привыкла к парням вроде Гэла, но и парни вроде Гэла привыкли к полицейской брани. Я подозревала, что едва Гэл протрезвел, то умолк в надежде как можно скорее вернуться на улицу. Мы посадили Рауди на заднее сиденье «бронко» — Индия находилась в клинике у Стива — и сделали круг, чтобы осмотреть излюбленные местечки Гэла.
Когда Рауди увидел на Мемориэл-Драйв австралийскую овчарку, бежавшую за молодой парой, то так ужасающе заревел и заскулил, что у меня голова затрещала. В остальном же он вел себя не слишком плохо.
Гэла мы обнаружили на Вэр-стрит, которая идет от Гарвард-стрит к Бродвею. Он тащил большой прозрачный пластиковый мешок, набитый банками-бутылками. Я поняла, что он направляется к Бродвейскому супермаркету, одному из любимейших своих мест, чтобы получить наличные за свои находки. Мы припарковали «бронко» на стоянке супермаркета, против магазина, и стали ждать Гэла снаружи.
— Привет, Гэл, — крикнула я, когда он вышел. — Помните меня? Холли Винтер? Из арсенала?
Цветовая гамма одежды Гэла, верно, была подобрана в обществе Св. Венсана де Поля. На нем были: зеленая нижняя сорочка, младенческая голубенькая клетчатая фланелевая рубашка, мешковатые свекольного цвета штаны и коричневые рабочие башмаки с малиновыми носками. Он взад-вперед возил ногами, пробуя мостовую, и глазел на небо, словно его изучая.
— Я хотела бы познакомить вас со своим другом, Стивом Делани, — сказала я. — Стив — ветеринар. Он лечит моего пса. Вы ведь любите собак?
Гэл кивнул.
— Я привезла пса с собой в машине. Хотите с ним поздороваться?
Ответа я ждать не стала, а пошла через улицу, надеясь, что Гэл за мной последует. Стив понял намек и пошел за мной, то же сделал и Гэл. Я отперла «бронко», открыла задние дверцы, взяла поводок Рауди и позволила ему выпрыгнуть. Он, как всегда, скакал и улыбался, стремясь вкрасться в доверие к кому угодно.
— Не трогать собаку, — сказал Гэл.
— Трогать вполне можно, — возразила я. — Он любит, когда его гладят.
И доказала это, вовсю оглаживая спину Рауди. Он, верно, решил, что сделал что-то замечательное.
— Видите? Ему это нравится.
Гэл что-то пробормотал.
— Что? — переспросила я.
— Не трогать собаку, — повторил он.
— Гэл, кто-то вам так говорил? Не трогать собаку? — мягко спросил Стив. — Эта собака не кусается. Можете погладить.
И Стив вслед за мной продемонстрировал, как безопасен Рауди.
— Вы знаете этого пса, не так ли? — спросила я. — Вы привыкли его видеть у арсенала. Со стариком. Он принадлежал старику, человеку, который умер.
Гэл преувеличенно пожал плечами, вытянул шею, вздернул подбородок и завертел головой туда-сюда.
— Это был плохой вечер, — продолжала я. — Все перепугались. А у вас были настоящие неприятности.
Он перестал вертеть головой и теперь взглянул на меня.
— Мы знаем, что вы ничего плохого не сделали, — продолжала я. — Мы знаем, что вы ничем не повредили старику. Но мы хотим знать, что произошло, и хотим, чтобы вы нам помогли.
Я понимала, что мчусь во весь опор, но была уверена: если сбавлю обороты, он куда-нибудь забредет и пропадет — или убежит — и мы совсем его потеряем.
— Гэл, — сказал Стив, — мы хотим, чтобы вы подошли к арсеналу и показали нам, что видели. Только нам. Вы, я, Холли и Рауди. Никакой полиции.
— Никакой полиции, — подозрительно повторил Гэл.
При попытках разговаривать с Гэлом одной из проблем была полная неопределенность что он понял. По мне, так мы могли употреблять хоть десятисложные слова, не утомляя его, но что-то в выражении его лица заставило меня говорить очень просто.
— Верно, — согласилась я. — Никакой полиции.
— Мы все сейчас едем туда, — сказал Стив, — а потом отвезем вас куда хотите. Это ненадолго.
По пути в арсенал Стив тихо рассказывал Гэлу о собаках и кошках, о работе ветеринара. Он пригласил Гэла к себе в лечебницу. Гэл говорил мало, но у меня создалось ощущение, что приглашение он понял. Я припарковалась за арсеналом, прямо перед площадкой для игр, рядом с навесом, под которым люди ждут автобуса, идущего по Конкорд-авеню.
Когда Рауди увидел на Мемориэл-Драйв австралийскую овчарку, бежавшую за молодой парой, то так ужасающе заревел и заскулил, что у меня голова затрещала. В остальном же он вел себя не слишком плохо.
Гэла мы обнаружили на Вэр-стрит, которая идет от Гарвард-стрит к Бродвею. Он тащил большой прозрачный пластиковый мешок, набитый банками-бутылками. Я поняла, что он направляется к Бродвейскому супермаркету, одному из любимейших своих мест, чтобы получить наличные за свои находки. Мы припарковали «бронко» на стоянке супермаркета, против магазина, и стали ждать Гэла снаружи.
— Привет, Гэл, — крикнула я, когда он вышел. — Помните меня? Холли Винтер? Из арсенала?
Цветовая гамма одежды Гэла, верно, была подобрана в обществе Св. Венсана де Поля. На нем были: зеленая нижняя сорочка, младенческая голубенькая клетчатая фланелевая рубашка, мешковатые свекольного цвета штаны и коричневые рабочие башмаки с малиновыми носками. Он взад-вперед возил ногами, пробуя мостовую, и глазел на небо, словно его изучая.
— Я хотела бы познакомить вас со своим другом, Стивом Делани, — сказала я. — Стив — ветеринар. Он лечит моего пса. Вы ведь любите собак?
Гэл кивнул.
— Я привезла пса с собой в машине. Хотите с ним поздороваться?
Ответа я ждать не стала, а пошла через улицу, надеясь, что Гэл за мной последует. Стив понял намек и пошел за мной, то же сделал и Гэл. Я отперла «бронко», открыла задние дверцы, взяла поводок Рауди и позволила ему выпрыгнуть. Он, как всегда, скакал и улыбался, стремясь вкрасться в доверие к кому угодно.
— Не трогать собаку, — сказал Гэл.
— Трогать вполне можно, — возразила я. — Он любит, когда его гладят.
И доказала это, вовсю оглаживая спину Рауди. Он, верно, решил, что сделал что-то замечательное.
— Видите? Ему это нравится.
Гэл что-то пробормотал.
— Что? — переспросила я.
— Не трогать собаку, — повторил он.
— Гэл, кто-то вам так говорил? Не трогать собаку? — мягко спросил Стив. — Эта собака не кусается. Можете погладить.
И Стив вслед за мной продемонстрировал, как безопасен Рауди.
— Вы знаете этого пса, не так ли? — спросила я. — Вы привыкли его видеть у арсенала. Со стариком. Он принадлежал старику, человеку, который умер.
Гэл преувеличенно пожал плечами, вытянул шею, вздернул подбородок и завертел головой туда-сюда.
— Это был плохой вечер, — продолжала я. — Все перепугались. А у вас были настоящие неприятности.
Он перестал вертеть головой и теперь взглянул на меня.
— Мы знаем, что вы ничего плохого не сделали, — продолжала я. — Мы знаем, что вы ничем не повредили старику. Но мы хотим знать, что произошло, и хотим, чтобы вы нам помогли.
Я понимала, что мчусь во весь опор, но была уверена: если сбавлю обороты, он куда-нибудь забредет и пропадет — или убежит — и мы совсем его потеряем.
— Гэл, — сказал Стив, — мы хотим, чтобы вы подошли к арсеналу и показали нам, что видели. Только нам. Вы, я, Холли и Рауди. Никакой полиции.
— Никакой полиции, — подозрительно повторил Гэл.
При попытках разговаривать с Гэлом одной из проблем была полная неопределенность что он понял. По мне, так мы могли употреблять хоть десятисложные слова, не утомляя его, но что-то в выражении его лица заставило меня говорить очень просто.
— Верно, — согласилась я. — Никакой полиции.
— Мы все сейчас едем туда, — сказал Стив, — а потом отвезем вас куда хотите. Это ненадолго.
По пути в арсенал Стив тихо рассказывал Гэлу о собаках и кошках, о работе ветеринара. Он пригласил Гэла к себе в лечебницу. Гэл говорил мало, но у меня создалось ощущение, что приглашение он понял. Я припарковалась за арсеналом, прямо перед площадкой для игр, рядом с навесом, под которым люди ждут автобуса, идущего по Конкорд-авеню.