— Джек, Рейчел, присядьте, — сказал Бэкус. — Позвольте, я закончу разговор, после чего Джеймс введет вас в курс событий.
   Мы сели и стали наблюдать, прислушиваясь к односторонней беседе. Похоже, Бэкус лишь слушал сообщения, отвечая на них по мере необходимости. Причем далеко не все из них относились к расследованию.
   — Ладно, что насчет Гордона и Картера? — спросил он, видимо, когда все сообщения оказались исчерпаны. — Что такое ЕТА? Так поздно? Черт! Послушай, еще три момента. Позвони в Денвер и скажи им, пусть займутся вещдоками по делу Макэвоя. Надо проверить внешнюю сторону перчаток на наличие крови. Если они обнаружат кровь, то следует приступить к эксгумации... Да-да. Если это станет проблемой, сразу звони мне. Далее: скажи, пусть выяснят, брала ли полиция пробы на следы от выстрела из полости рта. Если да, пусть вышлют все в Квонтико. Это относится ко всем случаям. Наконец, третье: Джеймс Томпсон отправит кое-что в лабораторию прямо отсюда. Нам потребуется идентификация образцов и химический состав. То же касается Денвера, если пришлют. Что еще? А где конференц-связь с Брасс? Ладно, тогда и поговорим.
   Он положил трубку и взглянул на нас. Я хотел было спросить, что он имел в виду, говоря об эксгумации, но Рейчел заговорила первой:
   — Шесть комнат? Что, Гордон едет сюда?
   — Да, они приедут вместе с Картером.
   — Боб, зачем? Ты же знаешь...
   — Рейчел, они мне нужны. Расследование набрало критическую массу, и все приходит в движение. Мы дней на десять отстаем от преступника, не более. Чтобы сделать очередные ходы, нужно обследовать как можно больше тел. Кажется, это просто и более чем достаточно расскажет нам об убийце. Теперь, Джек, что хочешь сказать ты?
   — Эксгумация, о которой вы говорили...
   — Об этом чуть позже, когда ситуация станет более понятной. Джеймс, расскажи нам, что обнаружено при осмотре тела.
   Томпсон извлек из кармана четыре небольшие карточки, сделанные его «Поляроидом», и выложил на стол передо мной и Рейчел.
   — Здесь левая рука и указательный палец. Левые два сделаны один к одному. Два других — с увеличением в десять раз.
   — Проколы, — произнесла Рейчел.
   — Именно так.
   Пока она не сказала, я не мог ничего разглядеть, но потом заметил крошечные отверстия, пробитые в коже на линиях складок. Три прокола на кисти и два на кончике указательного пальца.
   — Что это? — спросил я.
   Томпсон продолжил:
   — Внешне они не выглядят только проколами. Тем не менее здесь нет следов ороговения кожи по краю ранок или их заживления. Значит, они появились почти одновременно с моментом смерти. Непосредственно перед ней или сразу же после, хотя это не имеет особого смысла.
   — Смысла для чего?
   Мне ответил Бэкус:
   — Видишь ли, Джек, мы пытаемся найти способ, которым это сделано. Почему старый полицейский, опытный человек, не мог оказать сопротивление преступнику? Сейчас мы говорим о контроле над личностью. Это один из ключевых моментов.
   Я махнул рукой в сторону фотографий.
   — И о чем говорит сие фото?
   — Это наряду с другими фактами говорит о возможности гипноза.
   — Хочешь убедить меня, что какой-то человек загипнотизировал моего брата и остальных погибших до такой степени, что они смогли сунуть в дуло рот и нажать на спуск?
   — Нет. Не думаю, что все так просто. Нужно понимать: с применением гипноза трудно подавить инстинкты, направленные на самосохранение. Некоторые эксперты считают это вовсе невозможным. Правда, если личность восприимчива к гипнозу, она поддается и иному влиянию. Человек становится податливым, легко управляемым. Пока мы говорили о возможности. Однако теперь есть пять проколов на руке жертвы. И есть стандартный метод проверки, позволяющий определить, находится ли человек в состоянии гипнотического транса: покалывание иглой при одновременном внушении, что это не больно. Если подопытный реагирует на боль, значит, гипноз еще не работает. В противном случае пациент находится в трансе.
   — И под контролем, — подытожил Томпсон.
   — Поэтому нужно взглянуть на руку моего брата?
   — Да, Джек, — ответил Бэкус. — И нам необходимо получить ордер. Помню, в бумагах говорилось, он был женат. Вдова согласится на эксгумацию?
   — Я не знаю.
   — Значит, нам потребуется твоя помощь.
   Я кивнул. Все становилось более чем странным.
   — Вы сказали про «другие факты». И о том, что наличие проколов наряду с другими вещами говорит о возможности гипноза.
   — Имелись в виду результаты вскрытия, — ответила Рейчел. — У каждой из жертв обнаруживали в крови что-то. У твоего брата...
   — Сироп от кашля, — сразу вспомнил я, словно оправдываясь. — Он лежал в машине, в перчаточном ящике.
   — Именно. Это обстоятельство варьируется в зависимости от конкретного случая — от сиропа против кашля до болеутоляющего, прописанного жертве. У одного это перкоцет, а у другого — лекарство от болей в спине, выписанное за восемнадцать месяцев до инцидента. По-моему, тот случай в Чикаго. Другой пример — Петри из Далласа: там в крови обнаружили кодеин. Причиной оказался прописанный жертве тайленол, причем рецепт выписали в его же медчасти.
   — Хорошо. Что из этого вытекает?
   — Взятые по отдельности, эти факты не дают ничего. Что бы ни обнаружил анализ крови, поначалу все объяснялось возможностью доступа жертвы к медикаменту. Да, резонно предположить, что человек, собирающийся совершить самоубийство, может принять пару таблеток перкоцета из завалявшейся дома упаковки с целью немного унять нервы. Но именно так важное обстоятельство оказалось упущено.
   — И теперь оно что-то значит?
   — Возможно, да, — ответила Рейчел. — Проколы подразумевают использование гипноза. Добавьте в кровь небольшое количество тормозящего реакции препарата, и вы получите путь к контролю над сознанием.
   — Что, при помощи сиропа от кашля?
   — Препарат резко повышает чувствительность к гипнозу. Кодеин считается одним из таких средств, и это проверено. Средства от кашля, поступающие в продажу, не содержат кодеина, но его заменители, входящие в состав лекарства, могут иметь похожее действие.
   — И что, вы это знали?
   — Нет, и это могло не иметь отношения к расследованию.
   — Тогда откуда выплыла информация? Откуда вы знаете о таких вещах?
   — Гипноз часто используют в правоохранительных органах, — пояснил Бэкус. — И он также применялся в преступных целях.
   — Был один случай, он произошел несколько лет назад, — сказала Рейчел. — Некий артист, работавший в ночном клубе в Лас-Вегасе, — кажется, парень был «голубым», — использовал гипноз для своего номера. Кроме того, он оказался и педофилом. Выступая со своим шоу на ярмарках, этот подонок старался быть поближе к детям. У него имелась детская пьеска для утренника, во время которой аудитории объявляли, что нужен юный доброволец. Родители отдавали детей практически сами. Выбрав «счастливчика», он говорил, что нужно подготовиться к выступлению, пока идет другое действие. За сценой артист гипнотизировал жертву, насиловал, а затем стирал воспоминания при помощи суггестивного вмешательства. Потом выталкивал ребенка на сцену и показывал номер, в конце которого выводил жертву из транса. Кстати, в качестве тормозящего средства использовался кодеин. Его подмешивали в кока-колу.
   — Помню это дело, — кивнул ей Томпсон. — Гипнотический Гарри.
   — Нет, это был Гораций Гипнотизер, — ответила Рейчел. — В ходе проекта мы беседовали с ним в одной из тюрем. Точно, тюрьма Рейфорд, Флорида.
   — Погодите минуточку, — сказал я. — Что, если он...
   — Нет. Он в тюряге, лет примерно на двадцать пять. Дело разбиралось шесть или семь лет назад, так что Гарри еще сидит. Должен сидеть.
   — В любом случае я проверю, — сказал Бэкус. — Для полной уверенности. И вне зависимости от сказанного... Джек, вы поняли, что мы ищем? Прошу, позвоните своей невестке. Лучше, если она услышит от вас. Скажете, это важно для следствия.
   Я кивнул.
   — Хорошо, Джек, мы это оценим. А теперь не сделать ли нам перерыв? Посмотрим, где в этом городе можно нормально поесть. До встречи с офицерами управления еще час двадцать.
   — А что насчет последнего обстоятельства? — спросил я.
   — Какого еще обстоятельства? — Бэкус повернулся ко мне.
   — Субстанции, обнаруженной во рту детектива. Кажется, вы, ребята, знаете, что это было.
   — Нет. Я только что распорядился отправить образцы в лабораторию, и мы узнаем все, если немного повезет.
   Он скрывал факты, и я это понял, но позволил Бэкусу отмолчаться. Все повставали со своих мест и вышли в коридор. Я решил, что есть пока не хочу, а вот кое-какую одежду купить должен. И еще сказал, что постараюсь найти такси, так как магазинов вблизи не обнаружил.
   — Думаю, мне лучше прогуляться с Джеком, — сказала Рейчел.
   Не знаю, взяло ли верх ее желание или обязанность проследить, не сбегу ли я, чтобы писать свою историю. Впрочем, подняв кверху руки, я сделал жест «разве кто-то против?».
* * *
   Следуя совету Матузака, мы направились в сторону галерей с магазинами под названием «Аризонский центр» пешком. Стояла чудесная погода, и редкая возможность отвлечься от событий, потоком наполнявших последние дни, показалась восхитительной. Мы с Рейчел обменивались мнениями о Фениксе: она тоже оказалась здесь впервые. Но постепенно разговор перешел на служебные темы, и тут я вспомнил о своем последнем вопросе Бэкусу.
   — Ведь он солгал мне, как и Томпсон.
   — Ты о пробах из полости рта?
   — Да.
   — Я считаю, Бэкус не хочет тебе что-то раскрыть раньше положенного времени. Не как репортеру, а как брату.
   — Если это новое обстоятельство, то я должен знать. Договор есть договор, и я собираюсь оставаться в курсе дела. А не так, как было с гипнозом: спустя некоторое время.
   Она остановилась и посмотрела на меня.
   — Ладно, Джек, я скажу, если хочешь. Если мы правы и это система, тебе будет неприятно узнать подробности.
   — Говори.
   — Ничего еще не ясно, до тех пор пока не придут результаты. Но субстанция, о которой говорил Грейсон, нам уже попадалась. Знаешь, некоторые из серийных убийц достаточно умны. И им известно о том, что нельзя оставлять никаких следов. Таких, например, как сперма. Потому они используют презервативы. Но если презерватив со смазкой, то частицы могут остаться на теле и это легко обнаружить. Иногда это оплошность, а иногда... В общем, бывает, они хотят сказать, что сделали это...
   Я посмотрел на нее, не сумев сдержать стона.
   — Хочешь сказать, Поэт?..
   — Возможно, да. Откровенно говоря, мы думали так с самого начала. Джек, серийные убийства — это почти всегда поиск сексуального удовлетворения. Их частью является сила нападающего и управляемость жертвы, что сходно с компонентами обычного секса.
   — Там не могло хватить времени.
   — Что ты хочешь сказать?
   — В случае с братом. Сторож находился слишком близко. Там не могло... — Тут до меня дошло наконец, что времени не хватило бы лишь после выстрела. — Боже...
   — Вот именно это и опустил Боб, он не хотел тебе говорить...
   Я отвернулся и посмотрел в чистое синее небо. Единственным, что нарушало его покой, был размытый двойной след от реактивного самолета, давно скрывшегося из вида.
   — Я не понимаю. Почему он это делает?
   — Наверное, мы никогда этого не узнаем, Джек.
   Она положила на мое плечо руку.
   — Те люди, за которыми мы охотимся... иногда объяснения просто нет. Эта часть задачи самая тяжелая — понять мотивацию и уяснить, что двигало ими, когда они делали то, что сделали. У нас есть словесная формула. Мы говорим, что такие люди — с луны. Бывает, это единственный способ описать то, на что просто нет ответа. Пытаться их описать — все равно что собрать разбитое зеркало. Наверное, нет способа объяснить поведение того, о ком можно сказать, что он не человек. Вот мы и говорим: «пришельцы с луны». На той особенной луне, с которой на нас свалился Поэт, его инстинкты нормальны и естественны. Он следует инстинктам, создавая ситуации, дающие ему удовлетворение. Наша задача — найти эту луну, и тогда окажется проще найти самого Поэта, чтобы отправить его туда, откуда он пришел.
   Что мне оставалось делать? Я кивнул, приняв все как есть. В словах Рейчел не было участия. И еще я понял: если получу шанс, то постараюсь отправить Поэта на его луну. Только я хочу сделать это своими руками.
   — Пошли, — сказала мне Рейчел. — И постарайся забыть. Купим тебе что-нибудь из одежды. Не нужно, чтобы репортеры продолжали считать тебя одним из нас.
   Она рассмеялась. Я невольно ответил, и тут же Рейчел потащила меня к магазинам.

Глава 27

   В шесть тридцать мы снова собрались в той же комнате управления. Бэкус находился на месте, пытаясь решить организационные вопросы при помощи телефона. Здесь же сидели Томпсон, Матузак, Миз и еще три незнакомых мне пока агента. Сумку с покупками я задвинул под стол. Там лежали две рубашки, пара брюк и отдельная упаковка с бельем и носками.
   Хотелось бы переодеться в нормальную одежду как можно скорее, поскольку неизвестные агенты смотрели на меня неприязненно, будто я совершил святотатство, надев форму, носить которую не имел права.
   Бэкус сказал кому-то на том конце линии, что он перезвонит, и сразу отложил трубку в сторону.
   — Ладно, — сказал он, — начнем совещание, как только подключат всех. Тем временем мы будем обсуждать ситуацию в Фениксе. С завтрашнего утра я начну новые полноценные расследования смерти детектива и мальчика. Оба дела перетряхнуть сверху донизу. Чего бы хотелось... Простите, я вас не представил. Рейчел, Джек, это Винс Пул, руководитель управления в Фениксе. Он готов предоставить нам все, что будет нужно.
   Пул молча кивнул. Судя по всему, он уже отработал в конторе свои двадцать пять лет в отличие от остальных присутствующих. Двух других агентов Бэкус не назвал.
   — Сегодня в девять утра у нас состоялась встреча с местной полицией, — сказал он.
   — Полагаю, мы сумеем мягко отодвинуть их от дела, — заметил в ответ Пул.
   — Действуйте, но постарайтесь не спровоцировать враждебность. Эти люди знали Орсулака лучше нас, и они хороши в качестве источника информации. Думаю, нам следует ввести их в курс дела, оставаясь у руля и четко контролируя полицию.
   — Без проблем.
   — Возможно, случай Орсулака — наш самый большой шанс. Он самый свежий. Остается надеяться, что мы сумеем найти совершенную преступником ошибку. И полагаю, можем отыскать такой прокол, работая одновременно с двумя ситуациями: с ребенком и с детективом. Я предпочел бы увидеть...
   Телефон на столе заверещал, и Бэкус снял трубку, сказал «алло», а потом добавил, услышав ответ с другого конца линии:
   — Ждите.
   Нажав затем кнопку громкой связи, он положил трубку на место.
   — Брасс, вы здесь?
   — Да, шеф.
   — Хорошо, тогда пойдем по списку. Посмотрим, кто у нас есть.
   Агенты из шести городов отозвались на приглашение, сразу доложив о готовности.
   — Так, отлично. Прошу участвовать как можно более неформально. Почему бы нам не услышать всех по очереди? Брасс, ваше слово будет последним. Итак, Флорида. Тед, это вы?
   — Так точно, сэр, вместе со Стивом. Мы только что начали заниматься этим делом и надеемся получить что-то конкретное к завтрашнему утру. Пока имеется только ряд необычных обстоятельств, и думаю, это уже кое-что.
   — Рассказывайте.
   — Гм... это первая, как мы полагаем, остановка на пути Поэта: Клиффорд Белтран. Следующий инцидент, в Балтиморе, произошел спустя целых десять месяцев, и это самый длительный перерыв из всего, что мы знаем. Отсюда можно прийти к предположению о случайном характере первого убийства.
   — Как считаете, Поэт мог знать Белтрана? — спросила Рейчел.
   — Возможно. Но это лишь догадка, над которой работают. Есть ряд обстоятельств, с которыми мы уже паримся. Во-первых, это единственный раз, когда применялся дробовик. Сегодня мы просматривали заключение эксперта, да только в нем нет четкой картины. Большие повреждения за счет двух стволов. Мы с вами знаем, что обычно из этого следует...
   — Гарантированное убийство. И вы имеете в виду личный момент? То есть подразумеваете знакомство или личную связь с жертвой?
   — Верно. Наконец, само оружие. Судя по рапорту, оно представляло собой старенький «смит-вессон», хранившийся в туалете на верхней полке и совершенно незаметный снизу. Информация получена от сестры Белтрана. Он не был женат и жил в том самом доме, в котором вырос. С его сестрой мы сами еще не говорили. Штука в следующем: если это самоубийство, тогда нормально выглядит предположение, что он пошел в туалет и достал дробовик. Однако теперь мы считаем, что это не самоубийство.
   — Как Поэт узнал о лежащем на дальней полке оружии? — спросила Рейчел.
   — Вот именно... Откуда он мог знать?
   — Хороший вопрос, Тед, — сказал Бэкус. — Мне нравится. Что еще?
   — Последнее обстоятельство, оно может создать нам проблемы. Репортер еще там?
   Присутствующие дружно посмотрели на меня.
   — Да, — ответил Бэкус. — Хотя мы ничего не записываем. Можете говорить вполне свободно. Не так ли, Джек?
   Кивнув в знак согласия, я не сразу осознал, что этого жеста в других городах не увидят.
   — Это правда, — подтвердил я вслух. — Ничего не записывается.
   — Понял. Хорошо, тогда продолжу. Пока это по большей части домыслы, мы не знаем, как эта информация согласуется с той, что уже подтверждена. При исследовании тела первой жертвы, мальчика по имени Габриэль Ортиз, коронер, основываясь на исследовании слизистой и мышц заднего прохода жертвы, пришел к выводу о сексуальном насилии, причем на протяжении длительного периода времени. И если тот, кто убил мальчика, был его насильником в тот же период, это обстоятельство не согласуется с нашим предположением о случайном выборе жертв. По крайней мере на это не похоже.
   Однако теперь, если взглянуть на дело глазами Белтрана, на то, каким он мог видеть его три года назад, не имея преимуществ нашего теперешнего положения, кое-что становится на свои места. Он вел дело, не зная при этом о других таких же делах. Получив заключение коронера, Белтран должен был отбросить все версии и приступить к поискам насильника, так долго занимавшегося этим.
   — И что же, он этого не сделал?
   — Нет. Имея команду из трех детективов, он направил почти все усилия по расследованию на парк, где мальчик пропал после занятий в школе. Я прочитал это в рапорте одного из участников расследования. Детектив заявил, что предлагал шире изучить обстоятельства жизни мальчика, однако Белтран не разрешил это сделать.
   Теперь самое главное. Мой источник в ведомстве шерифа сказал, что Белтран сам напросился на расследование. Он хотел вести дело. Позже этот человек навел справки и выяснил, что Белтран хорошо знал мальчика, работая с ним по местной социальной программе «Лучшие друзья». Согласно программе взрослые предлагали помощь мальчикам, оставшимся без отцов. Похоже на программу «Большой брат». Будучи копом, Белтран прошел через анкетирование без всякого труда. Он и был «лучшим другом» мальчика. Думаю, вы сами можете сделать выводы.
   — Считаете, что Белтран мог быть насильником? — спросил Бэкус.
   — Вполне вероятно. Думаю, что в этом направлении копал и мой источник из окружения шерифа. Правда, он не стал вытаскивать информацию на свет. Все уже мертвы. Все сказано. Копы не выйдут к публике с подобной историей. Ничего подобного не будет, пока их собственные должности, как и пост шерифа, останутся выборными.
   Я заметил, как Бэкус слегка кивнул:
   — Да, можно так предположить.
   На некоторое время воцарилась тишина.
   — Тед и Стив, все это интересно, — сказал наконец Бэкус. — Но что это дает для общей картины? Лишь интересный поворот, или за ним что-то кроется?
   — Пока мы не знаем. Но если мы считаем, что Белтран насильник и педофил, убитый при помощи дробовика, о котором мог знать лишь хорошо знакомый ему человек, полагаю, мы вступаем в область фактов, которые следует обстоятельно изучить.
   — Согласен. Скажите, что еще известно вашему источнику о самом Белтране и программе «Лучшие друзья»?
   — Говорили, что тот участвовал в программе очень долго. А это означает, что он общался со множеством детей.
   — И вы работаете в этом направлении, так?
   — Мы выяснили все только утром. Пока больше сказать нечего.
   Бэкус кивнул и, приложив к палец к губам, на мгновение задумался.
   — Брасс, — сказал он, — что ты об этом думаешь? Какой может оказаться психопатология?
   — Дети проходят почти во всех делах. Как и детективы убойных отделов. Но мы пока не определили, на что именно указывает нам преступник. Считаю, выяснением нужно заняться максимально энергично.
   — Тед, Стив, нужны ли вам еще люди?
   — Думаю, группа вполне укомплектована. У нас в Тампе, в управлении, все хотят поучаствовать в расследовании. Если кто и понадобится, разберемся на месте.
   — Отлично. Кстати, вы разговаривали с матерью мальчика относительно его отношений с Белтраном?
   — Мы пытаемся найти ее или сестру мальчика. Увы, прошло три года. Надеемся, сможем выйти на них завтра, после встречи с людьми из «Лучших друзей».
   — Хорошо. Что у нас в Балтиморе? Шейла!
   — Да, сэр. Большую часть дня проверяли данные местных копов. Мы поговорили с Бледшоу. Такая же теория у него была относительно дела Поли Амхерст. С самого начала он искал охотника за детьми. Женщина работала учительницей. Оба, Бледшоу и Маккэффри, полагали, что она могла столкнуться с подонком на территории школы и из-за этого оказалась похищенной, задушенной и изуродованной так, словно на ней выместили неудовлетворенность в «настоящем деле».
   — Кто сказал, что это обязательно насильник? — спросила Рейчел. — Он может быть взломщиком, наркодилером, вообще кем угодно.
   — В тот день у Поли Амхерст перерыв выпал на третий урок. Полиция опросила каждого из находившихся во дворе детей. Много противоречащих друг другу рассказов, однако человек пять вспомнили мужчину, стоявшего возле ограды. Волосы светлые, вьющиеся, в очках. Белый. Похоже, Бред не так уж сильно промахнулся в своем описании Родерика Эшера. И еще одно: у мужчины была фотокамера. Правда, ее заметили не все.
   — Спасибо, Шейла. Что еще?
   — В одной из вещественных улик, найденных на трупе, обнаружили волос. Вьющийся, светлого оттенка. Натуральный цвет оказался рыжеватым. На сегодня это все. Завтра будем работать опять с Бледшоу.
   — Ясно. Чикаго?
   Остальные доклады не принесли ничего стоящего в смысле идентификации или пополнения базы данных на Поэта. В основном агенты перепроверяли информацию, собранную местными полицейскими, не находя ничего нового. Даже из Денвера пришли данные, почти не отличавшиеся от прежних. Лишь в самом конце своего телефонного сообщения агент сказал, что изучение перчаток, надетых на руки брата, показало единственное пятнышко крови на меховой отделке правой перчатки. Агент спросил, не передумал ли я позвонить Райли и узнать ее отношение к возможной эксгумации. Я не сразу ответил, слишком уж погрузившись в раздумья о следах применения гипноза и о том, какими были последние минуты брата. Когда меня окликнули снова, я сказал, что позвоню утром.
   Как бы мельком, вдогонку основной информации, агент сообщил, что переправил образцы из полости рта Шона в лабораторию Квонтико.
   — Образцы превосходно сохранились, и мы уже вряд ли получим результаты лучшие, чем есть.
   — И что там? — спросил Бэкус, избегая моего взгляда.
   — Исключительно следы от выстрела. Ничего больше.
   Даже не знаю, что почувствовал, услышав его слова. Вероятно, облегчение, однако это не было доказательством того, что там произошло или не произошло на самом деле. Шон мертв, а я в ловушке, пытаясь представить его последние минуты.
   Я решил освободиться, сосредоточившись на новом сеансе конференц-связи. Бэкус просил Брасс дать свежую информацию об изучении жертв, а я пропустил почти весь доклад.
   — Таким образом, мы лишаемся многих корреляций, — продолжала Брасс. — Оставив в стороне то, что, возможно, доказано во Флориде, я склоняюсь к выводу о случайном выборе. Друг друга жертвы не знали, никогда не встречались, пути их пересеклись случайно. Мы обнаружили, что четверо из них были на одном и том же семинаре, проходившем у нас в Квонтико четыре года назад, однако еще о двоих такого не скажешь, равно как нет данных и о том, общались ли на семинаре первые четверо. Все это не относится к Орсулаку из Феникса. Чтобы изучить его жизнь, у нас попросту не осталось времени.
   — Если не существует никакой системы, то можем ли мы считать, что они стали жертвами преступника лишь потому, что расследовали первое убийство? — спросила Рейчел.
   — Да, думаю, так.
   — Тогда первое время убийца должен был оставаться поблизости и наблюдать, кто схватит приманку.
   — И это правильно. Все подобные случаи, приманки, привлекали большое внимание прессы. Каждого из детективов сначала показывали по телевидению.
   — Они не могли привлечь убийцу физически?
   — Нет. Он лишь получал сведения. А детектив становился добычей. Пока нельзя отбросить и то, что после селекции жертвы он мог выделять одну или несколько черт, его привлекавших, желая осуществить свои фантазии позже. Это всегда возможно.
   — Что еще за фантазии? — спросил я, пытаясь держаться, пока разговариваю с Брасс.