Страница:
— Хорошо, но что за второе звено? Ты сказала, к Гладдену привели две ветви.
— "Лучшие друзья". Во Флориде в этой организации нашли наконец записи о Белтране. Это сделали Тед Винсент и Стив Раффа, а информацию нам передали сегодня утром. За эти годы Белтран имел дело с девятью детьми. Вторым из его подопечных около шестнадцати лет назад оказался не кто иной, как Гладден.
— Бог мой...
— Да. Так совпало...
Несколько минут я сидел молча, переваривая информацию. Темп расследования ускорялся стремительно, словно по экспоненте. Кажется, пора пристегнуть ремни...
— Как случилось, что местное управление не смогло выйти на этого гада? О нем же трубят во всех газетах.
— Хороший вопрос. Боб намеревался говорить с их шефом с глазу на глаз. Прошлым вечером сюда прибыл Гордон. Их могут увидеть вместе, тогда и пресса сделает выводы. Но мы все равно опередили их.
Обычные аппаратные игры. Я прикинул, насколько быстрее удалось бы взять Гладдена, если бы лос-анджелесское управление предупредили чуть раньше.
— Вы встречались с этим человеком, не так ли? — спросил я.
— Да. Он значился в списке насильников, отобранных нами для интервью. Я уже рассказывала. Он, а также Гомбл. Оба сидели в той жуткой дыре во Флориде. Думаю, наша группа, Гордон, Боб и я, провели там не меньше недели. Много кандидатов и много интервью.
Чуть было не ляпнув, что знаю о звонке Торсона на тюремный компьютер, я вовремя одумался. Достаточно, что она говорит со мной снова как с человеком. Расскажи я, как копался в телефонных счетах, и еще неизвестно, станет ли Рейчел продолжать в том же духе. Проблема состояла и в том, как пригвоздить Торсона. Похоже, придется сидеть на информации из его счета до скончания века.
— Думаешь, есть какая-то связь между предполагаемым использованием гипноза в случае Гомбла и делом Поэта? — произнес я, чтобы не выдать себя окончательно. — Неужели Гомбл передал ему свой секрет?
— Возможно.
Она произнесла одно лишь слово, но как...
— Возможно... — повторил я ей в тон, правда, вложив в голос немного сарказма.
— Значит, придется ехать во Флориду и говорить с Гомблом снова. Разумеется, я допрошу его. И пока не получим ответ, тот или иной, эта версия останется лишь предположением. Вот так-то, Джек.
Мы повернули на улицу, начинавшуюся за цепью старых мотелей и магазинчиков. Наконец Рейчел замедлила темп настолько, что я мог отлипнуть от подлокотника.
— Ты ведь не собираешься уехать во Флориду прямо сейчас?
— Зависит от Боба. Уверена, что Бэкус решит сконцентрировать все силы именно здесь, в Лос-Анджелесе. Здесь Гладден. Здесь или очень близко. Мы все это чувствуем. И просто обязаны его найти. Когда Гладдена возьмут, я смогу подумать о более тонких вещах, например, о психологии мотивации. И тогда придется лететь во Флориду.
— Зачем? Чтобы пополнить данными труд о серийных убийцах?
— Нет. То есть и это тоже, но для начала нужно подготовить судебный процесс. Такие люди, как Гладден, нередко симулируют сумасшествие. Собственно, для них это единственный выход. Это означает, что нам следует строить доказательства на основании данных о его психологии. На том, что преступник осознавал собственные действия, различая, что такое хорошо и что такое плохо. Вот так, как раньше и как всегда.
Суд над Поэтом? Что хорошо и что плохо? Просто в голове не укладывалось. Наконец дошло: внутренне я не допускал ни малейшей возможности, что его возьмут живым. Конечно, в основе лежало чисто личное желание: пусть он умрет.
— Что такое, Джек? Ты что, не хочешь суда над ним? Считаешь, его нужно застрелить при аресте?
Я поднял на нее взгляд. По лицу мелькали отблески проносившихся мимо окон, и на мгновение я вдруг увидел ее глаза.
— Не думал об этом.
— Уверена, что думал. Хочешь убить его, Джек? Скажи, абстрагируясь от последствий, если бы настал такой момент, ты смог бы это сделать? Считаешь, так лучше?
Мне не хотелось обсуждать эту тему с Рейчел. В вопросе чувствовалось нечто иное, сверх интереса к близкому человеку.
— Не знаю, — сказал я наконец. — А ты могла бы убить? Вообще... ты когда-нибудь убивала?
— Будь у меня шанс, застрелила бы не дрогнув.
— Почему?
— Потому что видела таких, как он. Смотрела им в глаза. Потому что там нет ничего, кроме пустоты. Если бы могла, убила бы их всех.
Я ждал, что она продолжит, но Рейчел замолчала. Машину она остановила рядом с двумя точно такими же, модели «Каприз», возле одного из старых мотелей.
— Ты не ответила на вопрос.
— Нет, пока я никого не убивала.
Через заднюю дверь мы прошли в коридор, раскрашенный в два тона: грязно-желтый на уровне глаз и грязно-белый — выше, до самого потолка. Рейчел подошла к первой двери слева и постучала, после чего нам разрешили войти. Обычная для мотеля комната, совмещенная с кухней, какие строили еще в шестидесятые, Там я увидел Бэкуса и Торсона, сидевших за старым столом, приставленным к самой стене. На столе были два телефонных аппарата. Казалось, их только что принесли. Тут же стояла блестевшая алюминием стойка с приемопередатчиками высотой фута в три. В каркас оказалось встроено целых три видеомонитора. От стойки по полу змеились провода, уходившие в окно, приоткрытое как раз настолько, чтобы их пропустить.
— Джек, не могу сказать, что слишком рад тебя встретить, — проговорил Бэкус.
После этих слов он криво улыбнулся и встал, чтобы пожать мне руку.
— Извините, — сказал я, сам не зная почему. И тут же добавил, глядя на Торсона: — Мне не хотелось влезать снова, но полученная мной информация показалась слишком неутешительной.
Тут я подумал о телефонных счетах и снова отбросил эту мысль. Время явно неподходящее.
— Ладно, — сказал Бэкус. — Я должен признать, что мы несколько отклонились от курса. И кажется, все согласны: лучше преодолеть ситуацию, чем идти в неверном направлении.
— Я постараюсь не мешать.
— Ты уже мешаешь, — заметил Торсон.
Игнорируя его, я взглянул на Бэкуса.
— Садитесь, Джек.
Мы с Рейчел взяли по стулу.
— Полагаю, вы знаете, что произошло, — сказал Бэкус.
— Полагаю, вы наблюдаете за Томасом?
Повернувшись так, чтобы видеть мониторы, я стал изучать картинку на каждом из них. Верхний показывал вид коридора, не похожего на место, по которому мы только что прошли. На экране по обе стороны было несколько дверей, все закрытые и с номерами на каждой. На другом мониторе открывался вид на мотель с улицы. Серо-голубое изображение позволило прочитать название: «Отель „Марк Твен“». Нижний экран показывал то же здание, но с другой стороны.
— Мы находимся внутри здания? — спросил я, показывая на дисплеи.
— Нет, — ответил Бэкус. — Только детектив Томас. Мы в квартале оттуда.
— Выглядит не слишком уютно. Что, в этом городе копам так плохо платят?
— Это не его жилище. Детективы используют отель, чтобы прятать свидетелей или отсыпаться после суточного дежурства. Детектив Томас предпочитает бывать здесь, нежели дома. Там у него жена и трое детей.
— Хорошо. Тогда ответьте на один вопрос. Надеюсь, вы сказали ему о его истинной роли — живца?
— Джек, мне кажется, с момента нашей последней встречи этим утром вы стали более циничным.
— Вероятно, так и есть.
Я говорил с ним, отвернувшись к экранам и всматриваясь в изображения. Бэкус обращался к моей спине.
— У нас смонтированы всего три камеры, передающие сигнал на антенну, расположенную на крыше. Кроме этого, в управлении дежурит группа по критическим ситуациям, а за Томасом со всех сторон наблюдает полиция. Никто не сможет пройти незамеченным. Даже внутри здания он в полной безопасности.
— Подождем, когда все закончится, тогда и скажете.
— Тогда и скажу. Однако в определенный момент, Джек, вам придется отойти в сторону.
Обернувшись, я напустил на лицо лучшую из гримас непонимания.
— Вы все поняли, Джек. — Бэкус не собирался покупаться на уловку. — Мы находимся в самой критической точке. Он у нас на виду, Джек, и придется уступить дорогу нам.
— Я уже в стороне и останусь стоять там, где никому не помешаю. Такая же сделка, как и раньше, и ничто из увиденного не попадет в газеты, пока вы не разрешите. Однако я не собираюсь возвращаться в Денвер. И я тоже слишком близко к... Что значит для меня слишком многое. Вы должны снова включить меня в группу.
— Это может нас ослабить. Вспомните факс. Все, что там сказано, подтверждает визуальный контакт с новой жертвой. Ни слова о том, когда произойдет убийство. Никаких временных ориентиров. И ни одной зацепки, когда и где он нападет на Томаса.
Я покачал головой:
— Какая разница? Сколько бы ни заняло наблюдение, я намерен оставаться участником расследования. И получить свою долю от финала.
В комнате повисло напряженное молчание, а Бэкус встал и начал расхаживать туда-обратно по ковру, прямо перед моим стулом.
Я взглянул на Рейчел. Она уставилась на стол, словно размышляла о чем-то. Наконец я решил добавить в огонь дровишек.
— Боб, мне нужно сдать статью утром. Материал ждет редактор. Если не хочешь, чтобы информация вышла в свет, бери меня обратно в группу. Это единственное средство заставить его повременить. Нужно принимать решение.
Торсон издал саркастический смешок и помотал головой.
— Никуда не годится, — сказал он. — Боб, ты возьмешь его, потом опять, и когда это кончится?
— Не годится только одно, — ответил я. — Не годится лгать мне или намеренно выводить из следствия того, благодаря кому начало раскручиваться дело.
Бэкус взглянул на Рейчел.
— Что думаешь?
— Не надо, не спрашивай ее, — вмешался Торсон. — Могу точно угадать, что она сейчас скажет.
— Если у тебя есть что-то, давай выкладывай, — потребовала Рейчел.
— Так, хватит, — прервал их Бэкус, разводя руки в стороны, словно рефери. — Вы же не хотите, чтобы отстранили вас? Джек, ты снова с нами. Насовсем. Навеки. На тех же условиях. Что означает: никаких статей наутро. Понятно?
Я кивнул и тут же увидел, как Торсон направился к двери. Выигрыш остался за мной.
Глава 36
— "Лучшие друзья". Во Флориде в этой организации нашли наконец записи о Белтране. Это сделали Тед Винсент и Стив Раффа, а информацию нам передали сегодня утром. За эти годы Белтран имел дело с девятью детьми. Вторым из его подопечных около шестнадцати лет назад оказался не кто иной, как Гладден.
— Бог мой...
— Да. Так совпало...
Несколько минут я сидел молча, переваривая информацию. Темп расследования ускорялся стремительно, словно по экспоненте. Кажется, пора пристегнуть ремни...
— Как случилось, что местное управление не смогло выйти на этого гада? О нем же трубят во всех газетах.
— Хороший вопрос. Боб намеревался говорить с их шефом с глазу на глаз. Прошлым вечером сюда прибыл Гордон. Их могут увидеть вместе, тогда и пресса сделает выводы. Но мы все равно опередили их.
Обычные аппаратные игры. Я прикинул, насколько быстрее удалось бы взять Гладдена, если бы лос-анджелесское управление предупредили чуть раньше.
— Вы встречались с этим человеком, не так ли? — спросил я.
— Да. Он значился в списке насильников, отобранных нами для интервью. Я уже рассказывала. Он, а также Гомбл. Оба сидели в той жуткой дыре во Флориде. Думаю, наша группа, Гордон, Боб и я, провели там не меньше недели. Много кандидатов и много интервью.
Чуть было не ляпнув, что знаю о звонке Торсона на тюремный компьютер, я вовремя одумался. Достаточно, что она говорит со мной снова как с человеком. Расскажи я, как копался в телефонных счетах, и еще неизвестно, станет ли Рейчел продолжать в том же духе. Проблема состояла и в том, как пригвоздить Торсона. Похоже, придется сидеть на информации из его счета до скончания века.
— Думаешь, есть какая-то связь между предполагаемым использованием гипноза в случае Гомбла и делом Поэта? — произнес я, чтобы не выдать себя окончательно. — Неужели Гомбл передал ему свой секрет?
— Возможно.
Она произнесла одно лишь слово, но как...
— Возможно... — повторил я ей в тон, правда, вложив в голос немного сарказма.
— Значит, придется ехать во Флориду и говорить с Гомблом снова. Разумеется, я допрошу его. И пока не получим ответ, тот или иной, эта версия останется лишь предположением. Вот так-то, Джек.
Мы повернули на улицу, начинавшуюся за цепью старых мотелей и магазинчиков. Наконец Рейчел замедлила темп настолько, что я мог отлипнуть от подлокотника.
— Ты ведь не собираешься уехать во Флориду прямо сейчас?
— Зависит от Боба. Уверена, что Бэкус решит сконцентрировать все силы именно здесь, в Лос-Анджелесе. Здесь Гладден. Здесь или очень близко. Мы все это чувствуем. И просто обязаны его найти. Когда Гладдена возьмут, я смогу подумать о более тонких вещах, например, о психологии мотивации. И тогда придется лететь во Флориду.
— Зачем? Чтобы пополнить данными труд о серийных убийцах?
— Нет. То есть и это тоже, но для начала нужно подготовить судебный процесс. Такие люди, как Гладден, нередко симулируют сумасшествие. Собственно, для них это единственный выход. Это означает, что нам следует строить доказательства на основании данных о его психологии. На том, что преступник осознавал собственные действия, различая, что такое хорошо и что такое плохо. Вот так, как раньше и как всегда.
Суд над Поэтом? Что хорошо и что плохо? Просто в голове не укладывалось. Наконец дошло: внутренне я не допускал ни малейшей возможности, что его возьмут живым. Конечно, в основе лежало чисто личное желание: пусть он умрет.
— Что такое, Джек? Ты что, не хочешь суда над ним? Считаешь, его нужно застрелить при аресте?
Я поднял на нее взгляд. По лицу мелькали отблески проносившихся мимо окон, и на мгновение я вдруг увидел ее глаза.
— Не думал об этом.
— Уверена, что думал. Хочешь убить его, Джек? Скажи, абстрагируясь от последствий, если бы настал такой момент, ты смог бы это сделать? Считаешь, так лучше?
Мне не хотелось обсуждать эту тему с Рейчел. В вопросе чувствовалось нечто иное, сверх интереса к близкому человеку.
— Не знаю, — сказал я наконец. — А ты могла бы убить? Вообще... ты когда-нибудь убивала?
— Будь у меня шанс, застрелила бы не дрогнув.
— Почему?
— Потому что видела таких, как он. Смотрела им в глаза. Потому что там нет ничего, кроме пустоты. Если бы могла, убила бы их всех.
Я ждал, что она продолжит, но Рейчел замолчала. Машину она остановила рядом с двумя точно такими же, модели «Каприз», возле одного из старых мотелей.
— Ты не ответила на вопрос.
— Нет, пока я никого не убивала.
Через заднюю дверь мы прошли в коридор, раскрашенный в два тона: грязно-желтый на уровне глаз и грязно-белый — выше, до самого потолка. Рейчел подошла к первой двери слева и постучала, после чего нам разрешили войти. Обычная для мотеля комната, совмещенная с кухней, какие строили еще в шестидесятые, Там я увидел Бэкуса и Торсона, сидевших за старым столом, приставленным к самой стене. На столе были два телефонных аппарата. Казалось, их только что принесли. Тут же стояла блестевшая алюминием стойка с приемопередатчиками высотой фута в три. В каркас оказалось встроено целых три видеомонитора. От стойки по полу змеились провода, уходившие в окно, приоткрытое как раз настолько, чтобы их пропустить.
— Джек, не могу сказать, что слишком рад тебя встретить, — проговорил Бэкус.
После этих слов он криво улыбнулся и встал, чтобы пожать мне руку.
— Извините, — сказал я, сам не зная почему. И тут же добавил, глядя на Торсона: — Мне не хотелось влезать снова, но полученная мной информация показалась слишком неутешительной.
Тут я подумал о телефонных счетах и снова отбросил эту мысль. Время явно неподходящее.
— Ладно, — сказал Бэкус. — Я должен признать, что мы несколько отклонились от курса. И кажется, все согласны: лучше преодолеть ситуацию, чем идти в неверном направлении.
— Я постараюсь не мешать.
— Ты уже мешаешь, — заметил Торсон.
Игнорируя его, я взглянул на Бэкуса.
— Садитесь, Джек.
Мы с Рейчел взяли по стулу.
— Полагаю, вы знаете, что произошло, — сказал Бэкус.
— Полагаю, вы наблюдаете за Томасом?
Повернувшись так, чтобы видеть мониторы, я стал изучать картинку на каждом из них. Верхний показывал вид коридора, не похожего на место, по которому мы только что прошли. На экране по обе стороны было несколько дверей, все закрытые и с номерами на каждой. На другом мониторе открывался вид на мотель с улицы. Серо-голубое изображение позволило прочитать название: «Отель „Марк Твен“». Нижний экран показывал то же здание, но с другой стороны.
— Мы находимся внутри здания? — спросил я, показывая на дисплеи.
— Нет, — ответил Бэкус. — Только детектив Томас. Мы в квартале оттуда.
— Выглядит не слишком уютно. Что, в этом городе копам так плохо платят?
— Это не его жилище. Детективы используют отель, чтобы прятать свидетелей или отсыпаться после суточного дежурства. Детектив Томас предпочитает бывать здесь, нежели дома. Там у него жена и трое детей.
— Хорошо. Тогда ответьте на один вопрос. Надеюсь, вы сказали ему о его истинной роли — живца?
— Джек, мне кажется, с момента нашей последней встречи этим утром вы стали более циничным.
— Вероятно, так и есть.
Я говорил с ним, отвернувшись к экранам и всматриваясь в изображения. Бэкус обращался к моей спине.
— У нас смонтированы всего три камеры, передающие сигнал на антенну, расположенную на крыше. Кроме этого, в управлении дежурит группа по критическим ситуациям, а за Томасом со всех сторон наблюдает полиция. Никто не сможет пройти незамеченным. Даже внутри здания он в полной безопасности.
— Подождем, когда все закончится, тогда и скажете.
— Тогда и скажу. Однако в определенный момент, Джек, вам придется отойти в сторону.
Обернувшись, я напустил на лицо лучшую из гримас непонимания.
— Вы все поняли, Джек. — Бэкус не собирался покупаться на уловку. — Мы находимся в самой критической точке. Он у нас на виду, Джек, и придется уступить дорогу нам.
— Я уже в стороне и останусь стоять там, где никому не помешаю. Такая же сделка, как и раньше, и ничто из увиденного не попадет в газеты, пока вы не разрешите. Однако я не собираюсь возвращаться в Денвер. И я тоже слишком близко к... Что значит для меня слишком многое. Вы должны снова включить меня в группу.
— Это может нас ослабить. Вспомните факс. Все, что там сказано, подтверждает визуальный контакт с новой жертвой. Ни слова о том, когда произойдет убийство. Никаких временных ориентиров. И ни одной зацепки, когда и где он нападет на Томаса.
Я покачал головой:
— Какая разница? Сколько бы ни заняло наблюдение, я намерен оставаться участником расследования. И получить свою долю от финала.
В комнате повисло напряженное молчание, а Бэкус встал и начал расхаживать туда-обратно по ковру, прямо перед моим стулом.
Я взглянул на Рейчел. Она уставилась на стол, словно размышляла о чем-то. Наконец я решил добавить в огонь дровишек.
— Боб, мне нужно сдать статью утром. Материал ждет редактор. Если не хочешь, чтобы информация вышла в свет, бери меня обратно в группу. Это единственное средство заставить его повременить. Нужно принимать решение.
Торсон издал саркастический смешок и помотал головой.
— Никуда не годится, — сказал он. — Боб, ты возьмешь его, потом опять, и когда это кончится?
— Не годится только одно, — ответил я. — Не годится лгать мне или намеренно выводить из следствия того, благодаря кому начало раскручиваться дело.
Бэкус взглянул на Рейчел.
— Что думаешь?
— Не надо, не спрашивай ее, — вмешался Торсон. — Могу точно угадать, что она сейчас скажет.
— Если у тебя есть что-то, давай выкладывай, — потребовала Рейчел.
— Так, хватит, — прервал их Бэкус, разводя руки в стороны, словно рефери. — Вы же не хотите, чтобы отстранили вас? Джек, ты снова с нами. Насовсем. Навеки. На тех же условиях. Что означает: никаких статей наутро. Понятно?
Я кивнул и тут же увидел, как Торсон направился к двери. Выигрыш остался за мной.
Глава 36
В дыре под вывеской «Уилкокс», если я правильно запомнил название, нашлась еще одна комната. Неудивительно: ночной портье узнал, что я вместе с людьми из ФБР и что согласен заплатить за номер по верхней таксе — «тридцать пять за ночь». Единственное «но»: только в этом отеле, единственном из всех, где я останавливался, у меня возникло сомнение, давать ли номер кредитки. Судя по виду, человек за стойкой заглотил не меньше чем полбутылки. К тому же дня четыре назад он явно принял еще одно судьбоносное решение — не бриться. В любом случае за время оформления портье не посмотрел на меня ни разу, хотя процедура заняла не менее пяти минут, ушедших в основном на поиски ручки. Получив деньги, он произнес, положив ключ на исцарапанный пластиковый прилавок:
— Ребята, а что вы тут вообще-то делаете?
К ключу прилагался обшарпанный довесок из жести с выдавленными на нем цифрами.
— Они вам что, не доложили? — спросил я, изображая удивление.
— Ни фига подобного. Записались, и все.
— Расследуем мошенничества с кредитками. Здесь их особенно много.
— А-а...
— Кстати, в какой из комнат остановилась агент Уэллинг?
С полминуты ему пришлось смотреть в собственные записи.
— Должно быть, в семнадцатой.
Достав из наволочки маленький тюбик зубной пасты и складную щетку, купленные заранее, я направился умываться. Во рту оставался неприятный привкус, наверное, из-за «Кровавой Мэри», и захотелось поскорее от него избавиться. К тому же я надеялся пообщаться с Рейчел...
В этих старых гостиницах самое грустное впечатление производят именно ванные комнаты. На этот раз мне открылось нечто, по размеру меньше телефонных кабин, стоявших в дни моего детства на любой бензозаправке. Раковина, туалет и душ, покрытые к тому же пятнами ржавчины, соединялись в замысловатую и неудобную комбинацию.
Здесь, засидевшись на толчке, вы рискуете лишиться коленных чашечек, если в дверь попытается войти кто-то еще. Убрав со щек щетину, я вернулся в комнату, теперь показавшуюся просторной, и с сомнением глянул на кровать. Садиться туда не хотелось, не говоря уже о том, чтобы спать. Решив, что игра стоит свеч, я оставил в комнате ноутбук и наволочку с вещами и вышел в коридор.
На самый тихий стук дверь в номер семнадцать отворилась неожиданно быстро, словно Рейчел уже стояла у входа. Меня тут же впустили внутрь.
— Комната Боба напротив, — прошептала она, объясняя свою осторожность. — Что произошло?
Я не ответил. Глядя друг на друга, мы некоторое время стояли молча, словно каждый чего-то ждал от другого. Наконец я сделал свой шаг навстречу и притянул ее к себе, увлекая в продолжительный поцелуй. Вроде бы она тоже сделала движение вперед, и я сразу успокоился, забыв о множестве сомнений, роившихся в мозгу последнее время. Затем, ускользнув от губ, она крепко сжала меня в объятиях. Глядя поверх плеч, я осмотрел ее комнату. Номер просторнее, чем мой, уставленный мебелью на десяток лет поновее, чем у меня, производил не менее гнетущее впечатление. На кровати валялся компьютер, а рядом, на протертом до дыр покрывале, были разложены документы. Наверное, в свое время в комнате побывали тысячи людей, здесь они трахались, мутузили друг друга и портили воздух.
— Интересно, — прошептала она, — едва я успела расстаться с тобой утром, как вдруг подумала, что потеряла тебя насовсем.
— И я тоже.
— Прости, Джек, но я не могу... на этой кровати. И в этой комнате, и в этом отеле.
— Да ладно, — с достоинством сказал я, впрочем, уже жалея о сказанном. — Все понятно. Кстати, по сравнению с моими апартаментами это номер люкс.
— Придется подождать, милый, но мы еще возьмем свое...
— Ага. Почему все же вы остановились здесь?
— Боб захотел обосноваться поближе. На случай если появится тот, кого мы ищем.
Я кивнул:
— Хорошо, но мы ведь можем ненадолго покинуть отель? Скажем, пойти перекусить или выпить чего-нибудь... Неужели поблизости не найдется такого местечка?
— Скорее всего подобное место будет не лучше нашей дыры. Давай мы останемся и просто поговорим.
Она убрала с покрывала бумаги и компьютер, ткнула рукой подушку и села на постель, в изголовье кровати. Я расположился на единственном стуле, обшивку которого давным-давно располосовали ножом и «временно» заклеили дыру липкой лентой.
— И о чем ты хочешь поговорить, Рейчел?
— Не знаю. Ты у нас репортер, тебе и задавать вопросы.
Она мило улыбнулась.
— О расследовании?
— Обо всем.
Некоторое время я смотрел на нее, не зная, начать ли с простого, и не имея представления, как далеко хочу зайти сам.
— Что представляет собой этот Томас?
— Он очень хорош. Для копа из местных. Не слишком склонный к сотрудничеству и все же не мудак. А ведь вполне мог им оказаться.
— Погоди, что ты называешь «не слишком склонный к сотрудничеству»? Он позволил использовать себя как живца, куда же больше?
— Да, я понимаю. Наверное, дело во мне. Никогда не научусь подстраиваться под городских копов.
Тут я перебрался со стула к ней на кровать.
— И что? Не твоя это служба — подстраиваться под кого бы то ни было.
— Это точно. — Она снова засмеялась. — Знаешь, а в коридоре стоит автомат с колой.
— Что, принести тебе?
— Нет, спасибо. Кажется, это ты сказал, что хочешь выпить.
— Я думал о чем покрепче. Вообще нет, все и так отлично. Наверное, я счастлив.
Она протянула руку и провела ею по моей бороде. Потом решила убрать руку, но я запротестовал, успев на секунду задержать ее в своей ладони.
— Все произошло так быстро... с нами. Как ты думаешь, причина в этом расследовании или в чем-то другом? — спросил я.
— В чем это «в другом»?
— Я не знаю. Всего лишь спрашиваю.
— Я уже поняла, о чем ты, — помолчав некоторое время, ответила Рейчел. — Должна признать, что в жизни еще не занималась любовью с человеком, встретить которого пришлось за тридцать шесть часов до этого.
Улыбнувшись, она заставила меня задрожать от испытываемых чувств.
— И я тоже.
Она потянулась ко мне и наконец-то поцеловала. Я повернулся, ответив, и тут мы покатились, медленно выпадая из реальности, в бесконечно нежном поцелуе. И пусть под нашими спинами был не песок райского пляжа, а скрипучая койка старого, сильно запущенного отеля, давно разменявшего свой четвертый десяток, это больше не имело значения. Я начал целовать Рейчел в шею, а потом мы опять любили друг друга.
Все заглушал шум текущей воды, и тем не менее в какой-то момент мне показалось, что в дверь тихо постучали. Сразу же поднявшись и сев на край постели, я стал надевать брюки, не сводя глаз с двери. Из-за нее не доносилось ни звука. Потом я вроде бы увидел, как повернулась дверная ручка, а может, мне только показалось.
Встав на ноги, я осторожно подошел к двери и прислушался. Ничего, все тихо. В двери имелся глазок, но я побоялся им воспользоваться, подумав: раз в комнате горит свет, а я перекрою его, тот, кто наблюдает за дверью, поймет, что обнаружен.
В этот момент Рейчел отключила воду. Я прислушивался еще несколько секунд, а затем все же посмотрел в глазок. В коридоре было пусто.
— Что ты делаешь?
Я обернулся. Рейчел стояла около кровати, стараясь прикрыть наготу крошечным полотенцем.
— Кажется, я слышал какой-то стук.
— И что?
— Не знаю. Выглянул, но там никого. Может, просто послышалось. Я приму душ?
— Конечно.
Я снял брюки и все остальное, сделав шаг к ванной. В этот момент Рейчел развязала полотенце. Ее тело показалось мне совершенным. Ноги сами шагнули к ней, и какое-то время мы стояли молча, прижавшись, не в силах оторваться друг от друга.
— Сейчас вернусь, — произнес я и нырнул в душ.
— По-моему, я не устала, — сказала Рейчел.
— И я тоже.
— Может, найдем место и выпьем в конце-то концов?
Когда я оделся, мы тихо покинули комнату. Она выглянула в коридор первой, желая убедиться, что ни Бэкус, ни Торсон, ни еще кто-либо не шпионит поблизости. Ни в коридоре, ни в холле мы никого не заметили, а улица вообще была пустынной и мрачной. Мы направились в сторону Сансет пешком.
— У тебя пистолет с собой? — спросил я Рейчел, наполовину в шутку, наполовину всерьез.
— Как и всегда. Хотя кругом наши люди. Думаю, они видели, как мы выходили.
— Правда? Я считал, что они наблюдают за Томасом.
— Так и есть. Но они обязаны знать, кто находится на улице в любой момент времени. Если все делают как полагается.
Я обернулся и сделал несколько шагов назад, всматриваясь в зеленую неоновую надпись «Марк Твен». Осмотрев улицу еще раз, я заметил несколько припаркованных машин. Никаких фигур или теней, которые выдали бы присутствие наблюдателей.
— И сколько их тут?
— Всего должно быть пять. Двое пеших агентов на неподвижных позициях. Двое в машинах на стоянке. Еще один — в движении.
Снова повернувшись, я поднял воротник куртки. На улице оказалось холоднее, чем я мог предполагать. Наше дыхание вырывалось облачками пара, которые смешивались, а затем исчезали.
Когда мы добрались до бульвара Сансет, я посмотрел налево и направо, тут же увидев неоновую вывеску над входом в бар, в квартале от нас: «Кот и скрипка». Я помахал рукой, и Рейчел пошла в том же направлении. Храня молчание, мы приблизились к бару.
Миновав арку со светящейся вывеской, мы преодолели палисадник с расставленными по нему столиками, укрытыми большими матерчатыми зонтами. За столами никого не было. Тут мы увидели окна самого заведения, показавшегося оживленным и уютным. Войдя, мы быстро нашли пустой столик, напротив мишени дартса, и сели. Заведение оказалось пабом в английском стиле.
К нам подошла девушка-официантка, и Рейчел предложила мне заказать первым. Я попросил себе коктейль из светлого и темного пива, и Рейчел заказала то же самое. В ожидании коктейлей мы мило болтали, разглядывая обстановку. Потом чокнулись «за нас» и выпили. Я не отводил глаз от Рейчел. Наверное, ей никогда не случалось пить светлое с темным.
— "Харп" более плотное пиво, поэтому оно внизу, а «Гиннесс» — сверху.
Рейчел засмеялась.
— Когда ты сказал «светлое с темным», я подумала, это название марки. Но вкус интересный. Мне нравится, просто оно очень крепкое.
— Единственное, что умеют ирландцы, — это варить пиво. Англичанам пришлось уступить.
— Еще две кружечки, и я вызову подкрепление, иначе не смогу дойти.
— Ну, это вряд ли.
Мы расслабленно замолчали. В противоположной стене был камин, и его тепло доходило до нас, распространяясь по залу.
— Джек — это твое настоящее имя?
Я кивнул.
— Я не ирландка, но всегда считала, что Шон — это ирландский эквивалент Джона.
— Да, вернее, его гэльский вариант. Мои родители решили так... вернее, мать.
— Мне кажется, замечательно решили.
Отпив из кружки еще немного, я решил расспросить о следствии.
— Ладно, расскажи, что знаешь про Гладдена.
— Не слишком много.
— Да, но ты с ним встречалась, разговаривала. Наверное, сложилось какое-то представление?
— Да. Это человек, не склонный к сотрудничеству. Апелляция находилась на рассмотрении, и он не доверял нам, считая, что сказанное используют, чтобы отклонить прошение. Мы работали по очереди, стараясь заставить его раскрыться. Кажется, правильную идею подал Боб: мы предложили Гладдену говорить от третьего лица. Так, словно виновным в приписываемом ему преступлении был кто-то другой.
— Банди... он тоже сделал что-то подобное?
Рассказ напомнил мне что-то, некогда прочитанное.
— Да. Как и другие. Такое построение разговора уводило от мысли, будто мы стараемся открыть против них новое дело. По большей части это люди с гипертрофированным эго. В принципе они всегда хотят говорить, но требуют оградить их от преследования. Гладден принадлежал к этому типу. Особенно потому, что знал: его апелляция как раз рассматривается.
— Итак, ваши пути пересекались, хотя бы ненадолго. Достаточно редкое обстоятельство в случае с действующим серийным убийцей.
— Да. Но у меня такое чувство, будто в случае с любым из них, оказавшимся вне досягаемости закона, как Гладден, мы кончили бы тем же: то есть новой охотой. В тюрьме эти люди не становятся лучше, они вообще не меняют своих привычек никогда. Всегда остаются тем, что есть.
Казалось, это было сказано как предупреждение или интимное признание, причем уже второе. Задумавшись об этом, я несколько секунд молчал, пытаясь понять, что, собственно, хотела сообщить Рейчел. Вдруг мне пришло в голову, что, возможно, она предостерегала сама себя.
— Так что он рассказал? Он говорил что-нибудь о Белтране или «Лучших друзьях»?
— Разумеется, нет. Иначе я вспомнила бы, увидев Белтрана в списке жертв. Гладден вообще не называл имен. Но он дал нам объяснение, обычное для насильника. Сказал, что в детстве насиловали его самого. Причем неоднократно. Кстати, в том же возрасте, что и его жертвы из Тампы. Знаешь ли, это своего рода повтор. Тот образ действия, что мы видим слишком часто. Они зациклены на самих себе и на том моменте собственной жизни, когда они... когда их жизнь оказалась навсегда сломанной.
Кивнув, я не торопился с комментариями, в надежде услышать продолжение рассказа.
— Это длилось три года, с девяти до двенадцати лет. Эпизоды насилия повторялись часто, включая и оральное и анальное проникновение. Он не говорил о личности насильника, хотя, похоже, им мог быть родственник. Судя по рассказам Гладдена, матери он не говорил ничего, потому что боялся. Этот человек пугал его. И определенно был для него авторитетом. Боб сделал несколько звонков, пытаясь собрать информацию, но нити никуда не повели. Гладден не представлял большого интереса, чтобы специально заниматься его случаем. К тому же здесь мы встретили объективные трудности. Его мать найти не удалось. Она уехала из Тампы после ареста сына из-за огласки, которую получило дело. Думаю, можно предполагать, что насильником был Белтран.
Я опять кивнул. В моей кружке пива уже не осталось, а Рейчел все никак не могла справиться со своей. Пиво ей явно не понравилось. Подозвав официантку, я попросил принести «Амстел лайт». Пришлось обещать Рейчел, что допью ее «светлое с темным».
— Ребята, а что вы тут вообще-то делаете?
К ключу прилагался обшарпанный довесок из жести с выдавленными на нем цифрами.
— Они вам что, не доложили? — спросил я, изображая удивление.
— Ни фига подобного. Записались, и все.
— Расследуем мошенничества с кредитками. Здесь их особенно много.
— А-а...
— Кстати, в какой из комнат остановилась агент Уэллинг?
С полминуты ему пришлось смотреть в собственные записи.
— Должно быть, в семнадцатой.
* * *
Мой номер оказался крошечным. Когда я присел на край кровати, матрас продавился на целый фут, а его противоположная сторона приподнялась почти на столько же, сопровождая каждое движение протестующим скрипом. Комнатка находилась на первом этаже, в ней не нашлось почти ничего, кроме дешевой мебели и запаха курева. Желтые занавески оказались подняты, а на окне я обнаружил металлические решетки. Случись пожар, я зажарюсь в этой ловушке как лобстер. Конечно, если не смогу вовремя уйти через дверь.Достав из наволочки маленький тюбик зубной пасты и складную щетку, купленные заранее, я направился умываться. Во рту оставался неприятный привкус, наверное, из-за «Кровавой Мэри», и захотелось поскорее от него избавиться. К тому же я надеялся пообщаться с Рейчел...
В этих старых гостиницах самое грустное впечатление производят именно ванные комнаты. На этот раз мне открылось нечто, по размеру меньше телефонных кабин, стоявших в дни моего детства на любой бензозаправке. Раковина, туалет и душ, покрытые к тому же пятнами ржавчины, соединялись в замысловатую и неудобную комбинацию.
Здесь, засидевшись на толчке, вы рискуете лишиться коленных чашечек, если в дверь попытается войти кто-то еще. Убрав со щек щетину, я вернулся в комнату, теперь показавшуюся просторной, и с сомнением глянул на кровать. Садиться туда не хотелось, не говоря уже о том, чтобы спать. Решив, что игра стоит свеч, я оставил в комнате ноутбук и наволочку с вещами и вышел в коридор.
На самый тихий стук дверь в номер семнадцать отворилась неожиданно быстро, словно Рейчел уже стояла у входа. Меня тут же впустили внутрь.
— Комната Боба напротив, — прошептала она, объясняя свою осторожность. — Что произошло?
Я не ответил. Глядя друг на друга, мы некоторое время стояли молча, словно каждый чего-то ждал от другого. Наконец я сделал свой шаг навстречу и притянул ее к себе, увлекая в продолжительный поцелуй. Вроде бы она тоже сделала движение вперед, и я сразу успокоился, забыв о множестве сомнений, роившихся в мозгу последнее время. Затем, ускользнув от губ, она крепко сжала меня в объятиях. Глядя поверх плеч, я осмотрел ее комнату. Номер просторнее, чем мой, уставленный мебелью на десяток лет поновее, чем у меня, производил не менее гнетущее впечатление. На кровати валялся компьютер, а рядом, на протертом до дыр покрывале, были разложены документы. Наверное, в свое время в комнате побывали тысячи людей, здесь они трахались, мутузили друг друга и портили воздух.
— Интересно, — прошептала она, — едва я успела расстаться с тобой утром, как вдруг подумала, что потеряла тебя насовсем.
— И я тоже.
— Прости, Джек, но я не могу... на этой кровати. И в этой комнате, и в этом отеле.
— Да ладно, — с достоинством сказал я, впрочем, уже жалея о сказанном. — Все понятно. Кстати, по сравнению с моими апартаментами это номер люкс.
— Придется подождать, милый, но мы еще возьмем свое...
— Ага. Почему все же вы остановились здесь?
— Боб захотел обосноваться поближе. На случай если появится тот, кого мы ищем.
Я кивнул:
— Хорошо, но мы ведь можем ненадолго покинуть отель? Скажем, пойти перекусить или выпить чего-нибудь... Неужели поблизости не найдется такого местечка?
— Скорее всего подобное место будет не лучше нашей дыры. Давай мы останемся и просто поговорим.
Она убрала с покрывала бумаги и компьютер, ткнула рукой подушку и села на постель, в изголовье кровати. Я расположился на единственном стуле, обшивку которого давным-давно располосовали ножом и «временно» заклеили дыру липкой лентой.
— И о чем ты хочешь поговорить, Рейчел?
— Не знаю. Ты у нас репортер, тебе и задавать вопросы.
Она мило улыбнулась.
— О расследовании?
— Обо всем.
Некоторое время я смотрел на нее, не зная, начать ли с простого, и не имея представления, как далеко хочу зайти сам.
— Что представляет собой этот Томас?
— Он очень хорош. Для копа из местных. Не слишком склонный к сотрудничеству и все же не мудак. А ведь вполне мог им оказаться.
— Погоди, что ты называешь «не слишком склонный к сотрудничеству»? Он позволил использовать себя как живца, куда же больше?
— Да, я понимаю. Наверное, дело во мне. Никогда не научусь подстраиваться под городских копов.
Тут я перебрался со стула к ней на кровать.
— И что? Не твоя это служба — подстраиваться под кого бы то ни было.
— Это точно. — Она снова засмеялась. — Знаешь, а в коридоре стоит автомат с колой.
— Что, принести тебе?
— Нет, спасибо. Кажется, это ты сказал, что хочешь выпить.
— Я думал о чем покрепче. Вообще нет, все и так отлично. Наверное, я счастлив.
Она протянула руку и провела ею по моей бороде. Потом решила убрать руку, но я запротестовал, успев на секунду задержать ее в своей ладони.
— Все произошло так быстро... с нами. Как ты думаешь, причина в этом расследовании или в чем-то другом? — спросил я.
— В чем это «в другом»?
— Я не знаю. Всего лишь спрашиваю.
— Я уже поняла, о чем ты, — помолчав некоторое время, ответила Рейчел. — Должна признать, что в жизни еще не занималась любовью с человеком, встретить которого пришлось за тридцать шесть часов до этого.
Улыбнувшись, она заставила меня задрожать от испытываемых чувств.
— И я тоже.
Она потянулась ко мне и наконец-то поцеловала. Я повернулся, ответив, и тут мы покатились, медленно выпадая из реальности, в бесконечно нежном поцелуе. И пусть под нашими спинами был не песок райского пляжа, а скрипучая койка старого, сильно запущенного отеля, давно разменявшего свой четвертый десяток, это больше не имело значения. Я начал целовать Рейчел в шею, а потом мы опять любили друг друга.
* * *
В ванной мы поместиться не смогли, так что Рейчел пришлось зайти туда первой. Пока она плескалась в душе, я лежал в постели, расслабленно мечтая о своей спутнице и о сигарете.Все заглушал шум текущей воды, и тем не менее в какой-то момент мне показалось, что в дверь тихо постучали. Сразу же поднявшись и сев на край постели, я стал надевать брюки, не сводя глаз с двери. Из-за нее не доносилось ни звука. Потом я вроде бы увидел, как повернулась дверная ручка, а может, мне только показалось.
Встав на ноги, я осторожно подошел к двери и прислушался. Ничего, все тихо. В двери имелся глазок, но я побоялся им воспользоваться, подумав: раз в комнате горит свет, а я перекрою его, тот, кто наблюдает за дверью, поймет, что обнаружен.
В этот момент Рейчел отключила воду. Я прислушивался еще несколько секунд, а затем все же посмотрел в глазок. В коридоре было пусто.
— Что ты делаешь?
Я обернулся. Рейчел стояла около кровати, стараясь прикрыть наготу крошечным полотенцем.
— Кажется, я слышал какой-то стук.
— И что?
— Не знаю. Выглянул, но там никого. Может, просто послышалось. Я приму душ?
— Конечно.
Я снял брюки и все остальное, сделав шаг к ванной. В этот момент Рейчел развязала полотенце. Ее тело показалось мне совершенным. Ноги сами шагнули к ней, и какое-то время мы стояли молча, прижавшись, не в силах оторваться друг от друга.
— Сейчас вернусь, — произнес я и нырнул в душ.
* * *
Когда я вышел, Рейчел уже оделась и дожидалась меня. На часах, оставленных на тумбочке, было ровно одиннадцать вечера. В комнате стоял ободранный телевизор, но я не решился смотреть новости. И тут же пришло на ум, что я так и не пообедал. Впрочем, голод пока не беспокоил.— По-моему, я не устала, — сказала Рейчел.
— И я тоже.
— Может, найдем место и выпьем в конце-то концов?
Когда я оделся, мы тихо покинули комнату. Она выглянула в коридор первой, желая убедиться, что ни Бэкус, ни Торсон, ни еще кто-либо не шпионит поблизости. Ни в коридоре, ни в холле мы никого не заметили, а улица вообще была пустынной и мрачной. Мы направились в сторону Сансет пешком.
— У тебя пистолет с собой? — спросил я Рейчел, наполовину в шутку, наполовину всерьез.
— Как и всегда. Хотя кругом наши люди. Думаю, они видели, как мы выходили.
— Правда? Я считал, что они наблюдают за Томасом.
— Так и есть. Но они обязаны знать, кто находится на улице в любой момент времени. Если все делают как полагается.
Я обернулся и сделал несколько шагов назад, всматриваясь в зеленую неоновую надпись «Марк Твен». Осмотрев улицу еще раз, я заметил несколько припаркованных машин. Никаких фигур или теней, которые выдали бы присутствие наблюдателей.
— И сколько их тут?
— Всего должно быть пять. Двое пеших агентов на неподвижных позициях. Двое в машинах на стоянке. Еще один — в движении.
Снова повернувшись, я поднял воротник куртки. На улице оказалось холоднее, чем я мог предполагать. Наше дыхание вырывалось облачками пара, которые смешивались, а затем исчезали.
Когда мы добрались до бульвара Сансет, я посмотрел налево и направо, тут же увидев неоновую вывеску над входом в бар, в квартале от нас: «Кот и скрипка». Я помахал рукой, и Рейчел пошла в том же направлении. Храня молчание, мы приблизились к бару.
Миновав арку со светящейся вывеской, мы преодолели палисадник с расставленными по нему столиками, укрытыми большими матерчатыми зонтами. За столами никого не было. Тут мы увидели окна самого заведения, показавшегося оживленным и уютным. Войдя, мы быстро нашли пустой столик, напротив мишени дартса, и сели. Заведение оказалось пабом в английском стиле.
К нам подошла девушка-официантка, и Рейчел предложила мне заказать первым. Я попросил себе коктейль из светлого и темного пива, и Рейчел заказала то же самое. В ожидании коктейлей мы мило болтали, разглядывая обстановку. Потом чокнулись «за нас» и выпили. Я не отводил глаз от Рейчел. Наверное, ей никогда не случалось пить светлое с темным.
— "Харп" более плотное пиво, поэтому оно внизу, а «Гиннесс» — сверху.
Рейчел засмеялась.
— Когда ты сказал «светлое с темным», я подумала, это название марки. Но вкус интересный. Мне нравится, просто оно очень крепкое.
— Единственное, что умеют ирландцы, — это варить пиво. Англичанам пришлось уступить.
— Еще две кружечки, и я вызову подкрепление, иначе не смогу дойти.
— Ну, это вряд ли.
Мы расслабленно замолчали. В противоположной стене был камин, и его тепло доходило до нас, распространяясь по залу.
— Джек — это твое настоящее имя?
Я кивнул.
— Я не ирландка, но всегда считала, что Шон — это ирландский эквивалент Джона.
— Да, вернее, его гэльский вариант. Мои родители решили так... вернее, мать.
— Мне кажется, замечательно решили.
Отпив из кружки еще немного, я решил расспросить о следствии.
— Ладно, расскажи, что знаешь про Гладдена.
— Не слишком много.
— Да, но ты с ним встречалась, разговаривала. Наверное, сложилось какое-то представление?
— Да. Это человек, не склонный к сотрудничеству. Апелляция находилась на рассмотрении, и он не доверял нам, считая, что сказанное используют, чтобы отклонить прошение. Мы работали по очереди, стараясь заставить его раскрыться. Кажется, правильную идею подал Боб: мы предложили Гладдену говорить от третьего лица. Так, словно виновным в приписываемом ему преступлении был кто-то другой.
— Банди... он тоже сделал что-то подобное?
Рассказ напомнил мне что-то, некогда прочитанное.
— Да. Как и другие. Такое построение разговора уводило от мысли, будто мы стараемся открыть против них новое дело. По большей части это люди с гипертрофированным эго. В принципе они всегда хотят говорить, но требуют оградить их от преследования. Гладден принадлежал к этому типу. Особенно потому, что знал: его апелляция как раз рассматривается.
— Итак, ваши пути пересекались, хотя бы ненадолго. Достаточно редкое обстоятельство в случае с действующим серийным убийцей.
— Да. Но у меня такое чувство, будто в случае с любым из них, оказавшимся вне досягаемости закона, как Гладден, мы кончили бы тем же: то есть новой охотой. В тюрьме эти люди не становятся лучше, они вообще не меняют своих привычек никогда. Всегда остаются тем, что есть.
Казалось, это было сказано как предупреждение или интимное признание, причем уже второе. Задумавшись об этом, я несколько секунд молчал, пытаясь понять, что, собственно, хотела сообщить Рейчел. Вдруг мне пришло в голову, что, возможно, она предостерегала сама себя.
— Так что он рассказал? Он говорил что-нибудь о Белтране или «Лучших друзьях»?
— Разумеется, нет. Иначе я вспомнила бы, увидев Белтрана в списке жертв. Гладден вообще не называл имен. Но он дал нам объяснение, обычное для насильника. Сказал, что в детстве насиловали его самого. Причем неоднократно. Кстати, в том же возрасте, что и его жертвы из Тампы. Знаешь ли, это своего рода повтор. Тот образ действия, что мы видим слишком часто. Они зациклены на самих себе и на том моменте собственной жизни, когда они... когда их жизнь оказалась навсегда сломанной.
Кивнув, я не торопился с комментариями, в надежде услышать продолжение рассказа.
— Это длилось три года, с девяти до двенадцати лет. Эпизоды насилия повторялись часто, включая и оральное и анальное проникновение. Он не говорил о личности насильника, хотя, похоже, им мог быть родственник. Судя по рассказам Гладдена, матери он не говорил ничего, потому что боялся. Этот человек пугал его. И определенно был для него авторитетом. Боб сделал несколько звонков, пытаясь собрать информацию, но нити никуда не повели. Гладден не представлял большого интереса, чтобы специально заниматься его случаем. К тому же здесь мы встретили объективные трудности. Его мать найти не удалось. Она уехала из Тампы после ареста сына из-за огласки, которую получило дело. Думаю, можно предполагать, что насильником был Белтран.
Я опять кивнул. В моей кружке пива уже не осталось, а Рейчел все никак не могла справиться со своей. Пиво ей явно не понравилось. Подозвав официантку, я попросил принести «Амстел лайт». Пришлось обещать Рейчел, что допью ее «светлое с темным».