Коннелли Майкл. Поэт

   «В этом вся проблема», — подумал я и быстро ответил:
   — Э-э-э... нет. Не могли бы вы просто уточнить все данные еще раз, и проверьте, пожалуйста, не произошло ли сбоя в компьютере. Я все оплачу. Спасибо заранее.
   Повесив трубку, я взглянул в свои записи. Время совпало. Рейчел находилась у меня в номере до полуночи, вряд ли позже. На другое утро сообщила, что, выйдя в коридор, сразу наткнулась на Торсона. Может, солгала? Может, не только наткнулась... Неужели они пошли в его номер?
   Теперь, когда Торсон мертв, существовал лишь один способ проверить это предположение, не спрашивая Рейчел. Сняв трубку, я набрал номер офиса ФБР, расположенного в правительственном здании.
   Выполняя четкое указание Бэкуса фильтровать звонки представителей прессы, дежурный ни за что не хотел соединять меня со специальным агентом. Пришлось сказать ему, что звонит тот, кто убил Поэта, и что дело срочное.
   В конце концов меня переключили. Трубку взял Бэкус.
   — Джек, в чем проблема?
   — Боб, слушай, это серьезно. Ты один?
   — Джек, что за...
   — Только ответь на вопрос! Извини, я вовсе не хотел повышать голос. Но только что мне... Послушай, ты там один или нет?
   В голосе Бэкуса зазвучали сомнение и даже скепсис:
   — Да. Дальше что?
   — Мы как-то рассуждали о доверии, в смысле наших с тобой отношений. Я доверял тебе, а ты доверял мне. Боб, прошу, поверь мне еще раз, выслушай то, что я сейчас скажу, и не перебивай. Ответь на один вопрос, а позже я все объясню. О'кей?
   — Джек, я сильно занят. Не пони...
   — Пять минут, Боб. И все. Это важно.
   — Что за вопрос?
   — Что случилось с вещами Торсона? С одеждой и тем, что он оставил в номере? Кто забрал вещи после его смерти?
   — Вчера вечером я собрал вещи. Кому какое дело до собственности Торсона?
   — Боб, извини, это не для статьи. Это нужно и мне и тебе. Два вопроса: во-первых, не было ли среди вещей счетов из отеля в Фениксе?
   — Из Феникса? Нет, и они никак не могли там оказаться. Бегло мы проверили счета на месте, а потом их отослали мне в Квонтико. Что ты еще выдумал, Джек?
   Первый фрагмент встал на место. Если Торсон не сохранил счетов, то, по всей вероятности, он их и не брал. Тут я опять подумал о Рейчел. Просто не мог удержаться. В ту ночь в голливудском отеле она первой вошла в душ. Потом настала моя очередь.
   Перед глазами возникла картина: Рейчел достает ключ от номера из моего кармана, спускается по лестнице и быстро роется в вещах. Возможно, никакого обыска не было, она узнала о счетах заранее, не важно как. Например, позвонила в отель, в Феникс, и они все рассказали.
   — Еще один вопрос, — сказал я, игнорируя реплику Бэкуса. — Среди вещей Торсона были презервативы?
   — Знаешь, я не имею понятия, что у тебя за отклонения, но продолжать этот разговор больше не намерен. Сейчас повешу трубку, и, Джек, я не хочу, чтобы...
   — Минуту! Что еще за отклонения? Я пытаюсь пролить свет на то, что упустили твои же люди. Ты говорил с Клирмонтаном? Знаешь о компьютере? О сети «ЛДДВ»?
   — Да, он примерно обрисовал суть. Какая связь между компьютером и коробочкой презервативов?
   Вдруг я отметил слишком резкую реакцию Бэкуса на вопрос о презервативах. И потом, я ни слова не сказал о коробочке.
   — Тебе известно о звонке на телефон сети «ЛДДВ», совершенном в Фениксе из номера Торсона в ночь с воскресенья на понедельник?
   — Абсурдное предположение. Откуда тебе знать про такие вещи?
   — Дело в том, что клерк перепутал и, выписывая меня из отеля, принял за агента ФБР. Помнишь съемочную группу около похоронной конторы в Фениксе? Они также ошиблись. Клерк передал мне телефонные счета, чтобы я отдал их вам. Он посчитал, это быстрее, чем по почте.
   Наступила долгая пауза.
   — Ты сказал, что похитил наши счета?
   — Я сказал только то, что сказал. Их передали в мои руки. В счете Торсона значился звонок Уоррену и звонок в «ЛДДВ». Забавно. Твои люди до сих пор не знали об этой сети.
   — Мне придется послать агента и доставить счета сюда.
   — Не стоит беспокойства. Их у меня нет. Бумаги украли в Голливуде из номера отеля. Похоже, у тебя в курятнике завелась лисица.
   — Ты это о чем?
   — Расскажи, что ты знаешь о коробочке с презервативами, а я расскажу, о чем это.
   Бэкус тяжело вздохнул на том конце провода, нехотя уступая моему давлению.
   — Ладно, в вещах была коробочка с презервативами. Кстати, нераспечатанная. И что сие означает?
   — Где сейчас презервативы?
   — В опечатанной коробке, вместе с остальными предметами. Завтра утром его тело и вещи отправят в Виргинию.
   — Где находится эта опечатанная коробка?
   — У меня.
   — Прошу, Боб, вскрой коробку. Посмотри, нет ли на презервативах этикетки с ценой. Нужно узнать, где они куплены.
   Послышался звук разрываемой упаковки. В памяти возникла картина: Торсон идет по коридору, и у него что-то в руках.
   — Могу ответить хоть сейчас, — сказал Бэкус. — Они в пакете из аптечного киоска.
   Сердце екнуло, и одновременно я услышал, как Бэкус открыл пакет.
   — Да, вот они. «Медикаменты Скоттсдейл». Открыты двадцать четыре часа в сутки. В упаковке двенадцать презервативов, цена — девять девяносто пять. Джек, может, подсказать тебе бренд?
   В голосе Бэкуса слышался сарказм, но я не обратил внимания. Насчет бренда есть одна идея, хотя о ней я подумаю позже.
   — Чек остался?
   — Сейчас прочитаю.
   — Что с датой и временем продажи? Обычно компьютерные кассы это пробивают.
   Молчание. Такое долгое, что хотелось закричать.
   — Воскресенье, ноль сорок пять.
   Я закрыл глаза. Пока Торсон покупал презервативы, из которых не успел использовать ни одного, кто-то звонил по телефону из его комнаты.
   — Хорошо, Джек, и что это значит?
   — Значит, все ложь.
   Открыв глаза, я положил трубку. Моя рука сделала это сама, словно чужая.

* * *

   Бледшоу все еще находился в своем офисе и снял трубку после первого гудка.
   — Дан, это опять Джек.
   — Что случилось, Джек Мак?
   — Помнишь, ты сказал, что должен мне пиво? Думаю, от тебя понадобится что-то другое.
   — Как скажешь.
   Я рассказал, что мне нужно. Дан согласился. Не раздумывая ни секунды, хотя помощь была нужна немедленно. Результата он гарантировать не мог и все-таки обещал связаться со мной в любом случае.

* * *

   Я все время думал о первом звонке из комнаты Торсона. Звонили на телефон центра в Квонтико. Набирая номер с борта самолета, я не видел в самом факте звонка ничего примечательного. Теперь же все переменилось. Зачем кому-то звонить в середине ночи на телефон, зарезервированный для общественных связей?
   Я уже знал ответ: она не хотела набирать прямой номер, обнаружив, что знает о его существовании. Вместо этого программа отправки факсов набрала другой, известный всем телефон, и едва оператор центра услышал знакомый тональный сигнал, звонок переключили на одну из свободных линий.
   Я запомнил эту комбинацию на воскресном совещании, когда Торсон подробно рассказал, как в Квонтико получили факс от Поэта. Тогда он и описал весь процесс в деталях.

* * *

   Дежурный оператор центра в Квонтико переключил меня на офис службы изучения поведения без лишних слов, едва услышав, что нужен агент Бред Хазелтон. Его аппарат отозвался тремя гудками, и я засомневался, не слишком ли поздно звоню. Бреда могло и не оказаться в офисе. Наконец трубку сняли.
   — Бред, это Джек Макэвой. Из Лос-Анджелеса.
   — Джек, как дела? Вчера ты оказался на волосок от...
   — Почти в порядке. Жаль агента Торсона. Знаю, когда долго с кем-то работаешь...
   — Что ж, хотя он был порядочным мудаком, но оказаться в таком положении обидно. Просто ужасная смерть. У нас все потрясены.
   — Представляю.
   — Ну, что произошло сегодня?
   — Ты понимаешь, есть пара неясностей. Я расставляю все события в хронологическом порядке, чтобы дальше работать над статьей. Правда, даже не знаю, будет ли все закончено...
   Ненавижу, когда приходится лгать, особенно такому человеку, как Бред, всегда хорошо ко мне относившемуся. Однако я не мог сказать правду: в этом случае помощи от него не дождаться.
   — Знаешь, я так и не понял истории с факсом. Ну, тем, что Поэт прислал в воскресенье. Кажется, Гордон ссылался на детали, полученные от тебя или Брасс? Мне хотелось знать точное время, когда приняли сообщение. Если можно.
   — Хм, обожди немного, Джек.
   Он пропал со связи прежде, чем я успел ответить. Закрыв глаза, я замер на те несколько томительных минут, что его не было слышно. Интересно, он отправился за информацией или узнает, имеет ли право сообщать мне факты?
   Вскоре Хазелтон снова подошел к телефону.
   — Джек, извини, пожалуйста. Мне пришлось копаться в бумагах. Факс приняли на аппарат номер два в офисе академии, утром в воскресенье, в три тридцать восемь по местному времени.
   Я взглянул в свои записи. Если отнять трехчасовую разницу между Лос-Анджелесом и Квонтико, окажется, что факс получен центром спустя минуту после того, как туда же прошел звонок из номера Торсона.
   — Джек?
   — Ах да, спасибо. Э-э-э... есть еще один вопрос.
   — Стреляй... Извини, я не нарочно.
   — Да ладно. Вопрос такого рода — агент Торсон посылал на экспертизу пробы из ротовой полости жертвы в Фениксе — Орсулака?
   — Да, посылал.
   — Он хотел, чтобы субстанцию точно идентифицировали, потому что ожидал найти там лубрикант презерватива. Вопрос вот в чем: была ли идентифицирована эта смазка с точностью до бренда производителя? Если нет, то можно ли это сделать? Что скажешь?
   Сначала Хазелтон ничего не ответил, и наступила немая пауза. Потом я снова услышал его голос:
   — Странный вопрос, Джек.
   — Да, я согласен, но особенности дела и то, как вы, ребята, со всем этим управляетесь, меня просто поражают. Мне важно, чтобы история выглядела... чуть живописнее.
   — Подожди еще минуту.
   Он снова пропал, и я приготовился ждать. Впрочем, на сей раз Бред вернулся быстрее.
   — Да, у нас есть такие данные. Может, скажешь, зачем тебе это нужно на самом деле?
   Настала моя очередь задуматься.
   — Нет, — ответил я после минутной паузы. — Пытаюсь кое-что выяснить, Бред. Если окажется, что моя догадка верна, бюро узнает об этом первым. Можешь мне верить.
   Хазелтон секунду колебался.
   — Ладно, Джек. Я поверю тебе. Все равно Гладден уже мертв. Думаю, я не выдам тайну следствия, да и вряд ли ты сумеешь что-то доказать. Пробы обнаружили сходство с изделиями двух брендов: «Рамзес» и «Золото Трои». Одна незадача — это самые популярные презервативы в стране. Такую улику трудно назвать неопровержимой.
   Да, возможно, эту улику и не представишь суду, но именно презервативы «Рамзес» я получил от Рейчел в ту ночь, в субботу, в своем номере.
   Сказав Хазелтону спасибо, я без лишних церемоний повесил трубку.

* * *

   Я узнал что хотел, и казалось бы, все сошлось. Не знаю, сколько способов развеять эту теорию прошло через мою голову за следующий час, однако в основе постройка осталась целой. Да, я строил умозаключения на фундаменте из подозрений и домыслов, но в целом они составляли работоспособную конструкцию, все части которой сцеплялись одна с другой.
   Как ни старался я разрушить механизм, его зубчатые колеса продолжали крутиться.
   Последнее, что могло нарушить ход рассуждений, — это информация от Бледшоу. В ожидании звонка я расхаживал по комнате, чувствуя, как в груди бьется тревога, словно живое существо.
   Выйдя на балкон, я вдохнул немного свежего воздуха, однако это не помогало. Сверху на меня тупо уставился «ковбой Мальборо» с его тридцатифутовым лицом, нависавшим над полоской бульвара Сансет.
   Захотелось сигарету. Чтобы не курить, решил ограничиться колой. Дверь я зафиксировал защелкой, чтобы она оставалась полуоткрытой, и направился к автоматам с напитками. Нервишки пошаливали, и это несмотря на принятые успокоительные пилюли. Но я знал, что скоро напряжение перейдет в крайнее утомление, если не поддержать себя дозой кофеина с сахаром.
   Пройдя половину расстояния до номера, я услышал, как там зазвонил телефон, и бегом кинулся к трубке.
   Вбежав и не закрывая за собой дверь, я схватил трубку примерно на девятый звонок.
   — Дан, ты?
   Молчание.
   — Это Рейчел. Кто такой Дан?
   — О-о-о... — Я едва сумел с собой справиться. — Это... мой коллега по редакции. Жду от него звонка.
   — Джек, что это с тобой?
   — Запыхался. Я выходил в коридор за колой и услышал, как зазвонил телефон.
   — Господи, да ты пробежал ярдов сто.
   — Вроде того. Подожди минуту.
   Я вернулся и закрыл дверь. Потом собрался с мыслями, как завзятый актер, и вернулся к телефону.
   — Рейчел?
   — Послушай, я просто хочу сообщить, что уезжаю. Боб снова посылает меня во Флориду, разобраться с «ЛДДВ».
   — А-а...
   — Скорее всего это займет несколько дней.
   На телефоне загорелся индикатор. Мне пришло сообщение. Я подумал, что это Бледшоу, и запомнил время.
   — Понимаю, Рейчел.
   — Давай побудем вместе, когда все закончится. Я думаю взять отпуск.
   — Наверное, я тоже возьму.
   Тут я вспомнил записи в календаре, на ее столе в Квонтико. Новое ужасное совпадение: Рейчел не было на работе в те дни, когда убили Орсулака.
   — Давно у меня не было настоящего отпуска. Думаю, не поехать ли в Италию? Например, в Венецию.
   Не хватило духа солгать. Я молчал, и она потеряла терпение. Актерство мое кончилось.
   — Джек, в чем дело?
   — Ни в чем.
   — Я не верю.
   Немного помедлив, я сказал:
   — Рейчел, есть одна вещь, которая меня беспокоит.
   — Так скажи мне.
   — В ту ночь, в нашу первую ночь, я звонил в твою комнату. После того, как ты ушла из моей. Просто хотел пожелать спокойной ночи и сказать, что мне было хорошо. Я звонил, а ты не отвечала. Тогда я подошел к твоей двери и постучал. Тишина. Следующим утром ты сказала, что встретила в холле Торсона. Не знаю, наверное, я просто зациклился на этом.
   — На чем?
   — Сам не понимаю. Я все время думал, где ты была, когда я звонил и стучал.
   Сначала она ничего не ответила, потом заговорила, и в сердитом голосе отчетливо зазвенел металл:
   — Джек, ты знаешь, кого напоминаешь? Ты просто ревнивый старшеклассник. Тот мальчик на трибуне, про которого сам же рассказывал. Да, я встретила Торсона в холле, и да, могу признать, он думал, я ищу именно его и хочу именно его. Только все уже ушло. Туда, куда обычно и уходит. Не могу объяснить, почему не слышала твоего звонка, понятно? Возможно, ты позвонил не в тот номер. Возможно, я была в душе и тоже думала: «Какой прекрасный вечер!» Возможно, я вовсе не должна себя защищать и с тобой объясняться. Если не можешь справиться со своими детскими комплексами, найди другую женщину, в другой жизни.
   — Рейчел, послушай, мне очень жаль. Ты сама спросила, что не так, вот я и рассказал.
   — Наверное, ты принял слишком много тех таблеток, что прописал врач. Мой тебе совет: хорошенько выспись. А я должна успеть на самолет.
   Она бросила трубку.
   — До свидания, — сказал я в пустоту.

Глава 48

   Солнце начинало садиться, и небо окрасилось в цвет спелой тыквы, местами переходивший в розовый. Прекрасная картина. Едва ли с ней мог поспорить вид на уличную рекламу, открывавшийся слева и справа от меня.
   Я опять стоял на балконе, пытаясь размышлять и стараясь делать выводы. Я ждал, когда же позвонит Бледшоу. Сообщение, пришедшее во время моего разговора с Рейчел, исходило от Дана. Судя по тексту, пока он вне офиса, но выйдет на связь позднее.
   Я смотрел на «ковбоя Мальборо», на его прищуренные глаза и твердый подбородок, неподвластный времени. Он всегда оставался одним из моих любимых героев, даже иконой, несмотря на поверхностность образа, годного лишь для рекламы.
   Помню, за обедом я обычно сидел по правую руку от отца. Отец вечно курил, стряхивая пепел в стоявшую около его тарелки пепельницу. Наверное, я курю из-за этого.
   Отец напоминал мне «ковбоя Мальборо». По крайней мере так я думал, став взрослым.

* * *

   Я вернулся в комнату. Решившись позвонить домой, набрал номер матери. Она ответила сразу. Тут же начались театральные расспросы, в порядке ли я и почему не звонил... В конце концов, когда я успокоил ее и убедил, что все в полном порядке, попросил позвать к телефону отца. Мы не разговаривали с самых похорон Шона. Если разговаривали вообще.
   — Пап?
   — Сын. Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь?
   — Отлично. Как ты сам?
   — Более-менее. Беспокоились, а так — нормально.
   — Ладно вам. Все отлично.
   — Это ужасно, да?
   — Ты про Гладдена? Да уж.
   — У нас гостит Райли. Приехала ненадолго.
   — Хорошо, папа.
   — Хочешь с ней поговорить?
   — Нет, я хочу поговорить с тобой.
   Наступило вынужденное молчание. По-моему, он сильно нервничал.
   — Ты в Лос-Анджелесе?
   Он сказал это слово с отчетливым «дже».
   — Да, почти два дня. Я звоню потому, что хочу сказать... я много думал и хочу попросить прощения.
   — За что, сын?
   — Не знаю за что. За все. За Сару, Шона... ты ведь понимаешь... — Я издал то ли смешок, то ли кашель, маскируя неловкость. — Прошу, простите меня за все.
   — Джек, с тобой все точно в порядке?
   — Отлично.
   — Тебе нет нужды извиняться.
   — Да, но я прошу, простите меня.
   — Ладно... Ты тоже прости нас. Извини меня.
   Я немного помолчал, как бы подводя черту.
   — Спасибо, папа. Мне нужно идти. Передай маме до свидания, а Райли — мой привет.
   — Хорошо, передам. Почему бы тебе не заехать на пару дней, когда вернешься?
   — Заеду.
   Я положил трубку и подумал: «Ковбой Мальборо».
   Взглянув через раскрытую балконную дверь, я снова увидел глаза того парня с рекламного щита. Он смотрел прямо на меня, поверх перил.
   Снова заныла рука. Разболелась и голова. Я узнал много такого, что просто не могло в ней поместиться. Пришлось проглотить еще одну таблетку.

* * *

   Наконец Бледшоу позвонил, в пять тридцать. Его новости оказались нерадостными. Последнее звено, недостающий кусочек мозаики. Я тайно надеялся, что не услышу этого. Слушая, чувствовал, как кровь отхлынула из сердца. Теперь я остался один. И что самое ужасное, та, которую я так желал, не просто оставила меня одного. Она меня использовала и предавала так, что трудно даже представить.
   — Вот что я накопал, дружище, — начал Бледшоу. — Держись за что-нибудь, чтобы не упасть.
   — Выкладывай.
   — Рейчел Уэллинг. Дочь Харви Уэллинга. Мы с ним ни разу не встречались. Я еще служил патрульным, а Харви Уэллинг был уже в чинах. Я поговорил с одним из бывших начальников. Тот рассказал, что Уэллинга называли Харви Сосиска. Такой тип, длинный и неуклюжий.
   — Как он погиб?
   — Перехожу к сути. Один приятель нашел дело в архиве. Все произошло девятнадцать лет назад. Забавно, а я так ничего и не вспомнил. Наверное, работал не поднимая головы. И вот теперь мне приносят это дело в таверну «Феллз пойнт». То есть папку. И главное, это ее отец, определенно. В папке есть даже имя. Она нашла его тело. Он застрелился. Выстрел в висок. Сочли самоубийством, хотя и не без странностей.
   — Каких?
   — Во-первых, не нашли записки. Во-вторых, на руках были перчатки. Самоубийство произошло зимой, однако стрелял он в помещении. Встал утром и тут же застрелился. Следователь отмечал в рапорте, что это весьма необычно.
   — На перчатках нашли следы от выстрела?
   — Да, их там нашли.
   — Она, то есть Рейчел, находилась дома?
   — Да. На следствии сказала, что спала наверху, в своей огромной кровати, и проснулась от выстрела. Сильно испугавшись, не спускалась вниз целый час. Потом сошла и обнаружила отца. Так сказано в деле.
   — Что о матери?
   — Мать с ними не жила. Бросила за несколько лет до этого случая. С тех пор Рейчел жила с отцом.
   Мне тоже показались странными некоторые моменты. Сначала он упомянул о размерах кровати, да и последние слова тоже произнес как-то не так.
   — Что такое, Дан? Ты рассказал мне не все.
   — Джек, можно, я спрошу тебя кое о чем? У тебя что-то было с этой женщиной? Я же говорил, что видел по Си-эн-эн, как она...
   — Слушай, у меня нет времени! Что ты недоговариваешь?
   — Хорошо, хорошо. Еще в деле отмечалось, что кровать Уэллинга оказалась застеленной.
   — Как это понимать?
   — Его кровать оказалась застеленной. События выглядели примерно так: он встал утром, заправил кровать, оделся, как на работу, включая пальто и перчатки, а потом сел на стул и пустил пулю себе в висок. Или он сидел на стуле всю ночь, сделав это только утром.
   Внутри возникли депрессия и липкая усталость. Со стула я сполз на пол, продолжая держать телефон возле уха.
   — Тот, кто расследовал дело, давно на пенсии, однако никуда не переехал. Его зовут Мо Фридман. Мы с ним пересекались не раз. Я только начинал подниматься по службе, а Мо уже выходил в тираж. Хороший человек. Я сейчас говорил с ним по телефону. Живет в Поконосе. Спросил его об этом деле, ну, были еще какие-то улики или нет. Неофициально, разумеется.
   — И что он ответил?
   — Он сказал, что не стал копать потому, что Харви Сосиска получил именно то, что заслужил.
   — А что он сказал о фактах?
   — Он считает, что кровать оказалась застеленной потому, что ее не разбирали. Никто никогда не спал в той кровати. Отец спал с дочерью в другой, огромной кровати, и однажды девочка подвела черту. Больше он ничего подобного не видел и не слышал, ничего похожего на все недавние случаи. Мо уже семьдесят один год. Он решает кроссворды и не любит смотреть новости. И не знает, что та девочка стала агентом ФБР.
   Говорить я уже не мог. Не мог и двигаться.
   — Джек, куда ты пропал?
   — Пора идти.

* * *

   Секретарша из управления ФБР сообщила, что сегодня Бэкуса уже не будет.
   Я попросил уточнить, где Бэкус. Возможно, он еще на месте. Минут пять в телефоне играла музыка — наверное, секретарь красила ногти или поправляла макияж. Вернувшись на линию, сказала, что Бэкус ушел, и посоветовала перезвонить утром.
   Я и глазом не успел моргнуть, а она уже бросила трубку.
   Бэкус — это ключ от всего. Придется найти его, рассказать то, что мне известно, и поиграть в игру, угодную специальному агенту. Я решил: если Бэкус покинул управление, то скорее всего он направился в тот мотель, на Уилкокс. В мотель хотелось попасть еще по одной причине: там я оставил машину.
   Повесив на плечо сумку с компьютером, я направился к выходу. Открыв дверь, я замер на пороге. Передо мной стоял Бэкус с поднятой вверх, уже занесенной для стука рукой.

* * *

   — Гладден вовсе не был Поэтом. Он убийца, да, но не Поэт. Могу доказать это.
   Бэкус воспринял новость так, словно узнал, что мне подмигнул «ковбой Мальборо».
   — Джек, знаешь что, сегодня ты весь день делал странные звонки. Сначала мне. Потом — в Квонтико. Я зашел, подумав: наверное, вчера доктора что-то упустили. И подумал, не заехать ли нам в...
   — Послушай, Боб. Я не в обиде за такие мысли, и тем не менее пойми, я не мог рассказать сразу все. Теперь появилась ясность. Вполне очевидная. Могу все объяснить. Я как раз собирался идти искать тебя.
   — Тогда присядь и расскажи, о чем речь. Говоришь, в моем курятнике завелась лисица? Что ты имел в виду?
   — Я подразумевал вашу работу и то, что вы отлавливаете преступников определенного сорта. То есть серийных преступников, как вы называете их сами. Так вот, среди вас все время находился такой преступник.
   Шумно выдохнув, Бэкус помотал головой.
   — Садись, Боб, я расскажу свою историю. Думаешь, я свихнулся? Тогда отведи меня в больницу, потом. Хотя мне кажется, что ты этого не сделаешь.
   Бэкус присел на край кровати, и я начал рассказывать, сопровождая сюжет описанием собственных ходов и телефонных разговоров. Изложить основные факты, пусть и частично, удалось за полчаса. Едва я подошел к их собственной интерпретации, как Бэкус прервал повествование вопросом, который возникал и у меня и к которому я хорошо подготовился.
   — Ты упустил одну деталь. Говоришь, Гладден сознался в убийстве твоего брата. Ну, в самом конце. То же утверждалось в твоих показаниях, с которыми я ознакомился только сегодня. Вроде бы он тебя узнал.
   — Он ошибся. И я тоже ошибся. Ведь имя брата я не называл. Просто «брат». Я сказал: «Ты убил моего брата», — а он посчитал, что брат — это один из тех детей. Понятно? Вот почему он сказал, что убил его, чтобы спасти. Мне кажется, Гладден убивал тех детей потому, что знал: оказавшись с ним рядом только раз, они останутся сломанными на всю жизнь. Так же, как случилось с его жизнью после встречи с Белтраном. Думаю, где-то внутри он считал, что спасает их от судьбы, подобной его собственной. Гладден ничего не сказал о копах. Скорее всего он даже не знал про эти убийства. И как он меня узнал? Я ведь едва мелькнул в «Новостях». Вспомни Си-эн-эн. Гладден не мог меня опознать.
   Бэкус уставился в пол, а я смотрел, как он пытался объяснить это. И судя по выражению его лица, Боб не смог подобрать ничего убедительного. Похоже, он начал меня понимать.
   — Ладно, — наконец сказал он. — Что ты говорил про ситуацию в Фениксе, про номер и все остальное? Говори, что к чему.
   — Мы подошли совсем близко. Рейчел это знала, и ей нужно было или увести следствие в сторону, или вывести нас исключительно на Гладдена. Однако при том, что каждый коп в стране желал убийце смерти, Рейчел недоставало полной уверенности в таком исходе.
   Поэтому она сделала три вещи. Во-первых, послала со своего компьютера факс, единственный, полученный от Поэта, адресовав сообщение на общий номер в Квонтико. Факс она составила таким образом, чтобы обозначить связь между Гладденом и убийствами полицейских. Подумай хорошенько: помнишь совещание, когда обсуждали текст факсового письма? Ведь именно Рейчел предложила связать все случаи вместе.