«Мне плохо, Брюс…»
Она хотела справиться со всем этим. Возможно, как-то заставить террористов сдаться, отказаться от задуманного. Но человек не может предвидеть всего… «Мне приходится быть спецагентом», сказала она. Так кто же она на самом деле? Чем занимается? Знают ли её родители, чем и для чего занимается их дочь?
Перестань задавать вопросы, Брюс. Я медленно отодвинул стул. Сел, как сидел несколько часов назад. Представил, как Ники подходит, чтобы положить руки мне на плечи…
Зазвонил телефон. Не в моём воображении, на самом деле.
Я бегом кинулся к аппарату, схватил трубку.
– Ники?
Хриплый, издевательский смех. Мне сразу стало не по себе. Но услышав голос с той стороны, я едва не закричал.
– Размечтался. Где Жан, Брюс? Он мне нужен. Ты знаешь, где его найти.
Голос Поля Вернье. Длинного Поля. Того, кого обнаружили сегодня вечером в лесу, с пулей в голове. Я заметил кнопку «Запись» на панели телефона и нажал на неё. Попал не с первого раза. И ещё обратил внимание на индикатор: номер звонящего определить не удалось.
– П-поль?
– А кто ещё, ты, придурок? Говори, где Жан. Скажешь – отпустим твою подружку.
Я чуть не уронил трубку. Какую подружку?
Шорох. Шелест, лязг в трубке. И голос Софии. Отчаянный, умоляющий.
– Брюс! Они украли меня, сегодня! Сказали, что…
Похоже, ей заткнули рот.
– Где Жан? – голос Поля. – Хочешь услышать, как будут потрошить твою мышку? Говори, если не хочешь.
Господи, я ведь не знаю, где он! А даже если знаю, спасёт ли это Софию?
Нет.
Мне показалось, что этот короткий ответ-приговор мне кто-то подсказал. Что это не мои мысли. Не знаю, почему, я положил трубку. Руки тряслись, в голове всё перепуталось. Поль мёртв. София под охраной. Как и Жан. Что творится?
Минуты три я ждал повторного звонка. Ощущая себя последним подлецом, из-за которого София сейчас, возможно, умирает жуткой смертью, я набрал номер портье.
– Слушаю вас, мсье Деверо.
– Не могли бы вы сказать, кто звонил сейчас в апартаменты?
– Одну минуту, – шелест бумаги, лёгкий стук пальцев по клавиатуре. – Мсье, мы не зарегистрировали никакого звонка.
– Не может быть, звонили минуту назад!
– Мне очень жаль, мсье. Я отправлю техника проверить. Мы фиксируем все звонки, таковы правила, и если…
– Благодарю, – я повесил трубку.
Руки постепенно перестали трястись. Нет Поля. Он мёртв. София жива, Жан – тоже. Успокойся, Брюс. Звонка не было. Это наваждение, иллюзия.
Иллюзия? Что я услышу, если проиграю запись? Я не решился включить её.
Есть уже не хотелось. Ничего не хотелось. Я медленно вышел из столовой, ощущая, что мне холодно, что меня всего знобит.
И увидел, как зажигается освещение в прихожей.
Не знаю, что на меня нашло. Я почувствовал себя нашкодившим мальчишкой, который находится там, где не велено. Я бегом помчался по коридору, успел закрыть за собой дверь прежде, чем щёлкнул замок на двери в апартаменты. Сбросил с себя одежду, нырнул под одеяло. Едва не сорвал с руки повязку. Улёгся и, постепенно приходил в себя, слушал стук собственного сердца.
Ники вернулась.
«Не спрашивай меня, где я была и что делала». Вот так. Если я просто подумал об этом, это считается за вопрос?
Ники пошевелилась. «Не считается, Брюс».
Я подумал, прежде чем понял, что делаю. Интересно, те… остальные, с кем она была, они тоже говорили с Ники таким же образом? Мысленно?
«Брюс, ты уверен, что хочешь услышать ответ?»
Она приподнялась на локте, посмотрела мне в лицо.
Слово – не воробей. А уж мысль и подавно.
Она кивнула. «Нет, никаких разговоров. Я их слышала, они меня – нет. Им от меня было нужно совсем немного», – Ники усмехнулась.
Минуты три я молчал. Она смотрела мне в лицо, на лице её была печальная улыбка.
«Ники, скажи, ты могла спасти их… заложников, вчера, в Университете?»
Она закрыла глаза. «Брюс, я не хочу говорить об этом».
Я повернулся, её рука скользнула по перевязанной кисти. «Что у тебя с рукой?»
Я рассказал. Если так можно выразиться. Мысленно рассказал, обо всех ощущениях. Ники рывком уселась. Лицо её стало встревоженным. «Брюс, тебе нельзя волноваться. Ты учишься быстрее, чем я думала».
Я что, чему-то учусь? Хотя да, я, как минимум, преуспел в том, чтобы верить одновременно в несколько взаимоисключающих вещей. Очень ценное качество.
«Брюс, это не смешно. Будь осторожен».
Я не очень долго колебался, прежде чем рассказать о загадочном звонке. Ники побледнела. Вскочила и схватила меня за руку.
– Идём в столовую, быстро!
– Брюс, тебе не следовало отвечать. Никогда больше не отвечай. Не записывай, не слушай.
– Ники, это было или не было?
Она приложила палец к моим губам.
– Ты сам знаешь. Но чем больше ты добавляешь себя, тем более настоящим это становится. Не добавляй себя. Не добавляй других.
– Как это – добавлять?
Она посмотрела на меня устало. – Брюс, ты уже почти понял. Подумай сам, не торопись.
– Но София…
– София в безопасности. Жан в больнице, под охраной. С ним тоже всё в порядке.
– Откуда ты знаешь?
– Опять вопросы, Брюс. Я была там, ночью. У них обоих. Доволен?
– Но… – я осёкся. Чёрт, не могу к такому привыкнуть. Слишком недавно всё началось. – Ладно. Что мне с этим делать?
– Не позволяй добавлять себя. Ты сам это сделал, сам с этим и борись. Хочешь, я позвоню Софии, чтобы ты поверил?
Я почти сразу же успокоился. – Нет, не нужно.
– Тогда поднимай меня и неси обратно, под одеяло. Неприлично стоять в столовой, без одежды, в такое время.
Я чуть не упал от неожиданности.
– Для тебя есть что-то неприличное?
Она расхохоталась. Выпрямилась, ткнула меня кулаками в грудь.
– Я же сказала, «в такое время». Всё, выполняй приказание, я замёрзла!
Глава 8. Волшебная записка
Она хотела справиться со всем этим. Возможно, как-то заставить террористов сдаться, отказаться от задуманного. Но человек не может предвидеть всего… «Мне приходится быть спецагентом», сказала она. Так кто же она на самом деле? Чем занимается? Знают ли её родители, чем и для чего занимается их дочь?
Перестань задавать вопросы, Брюс. Я медленно отодвинул стул. Сел, как сидел несколько часов назад. Представил, как Ники подходит, чтобы положить руки мне на плечи…
Зазвонил телефон. Не в моём воображении, на самом деле.
* * *
Я поднялся из-за стола. Взять трубку? Кто может звонить Ники в такое время? Чёрт! Вот ведь идиот. Ники знает, что я здесь и, скорее всего, она и звонит!Я бегом кинулся к аппарату, схватил трубку.
– Ники?
Хриплый, издевательский смех. Мне сразу стало не по себе. Но услышав голос с той стороны, я едва не закричал.
– Размечтался. Где Жан, Брюс? Он мне нужен. Ты знаешь, где его найти.
Голос Поля Вернье. Длинного Поля. Того, кого обнаружили сегодня вечером в лесу, с пулей в голове. Я заметил кнопку «Запись» на панели телефона и нажал на неё. Попал не с первого раза. И ещё обратил внимание на индикатор: номер звонящего определить не удалось.
– П-поль?
– А кто ещё, ты, придурок? Говори, где Жан. Скажешь – отпустим твою подружку.
Я чуть не уронил трубку. Какую подружку?
Шорох. Шелест, лязг в трубке. И голос Софии. Отчаянный, умоляющий.
– Брюс! Они украли меня, сегодня! Сказали, что…
Похоже, ей заткнули рот.
– Где Жан? – голос Поля. – Хочешь услышать, как будут потрошить твою мышку? Говори, если не хочешь.
Господи, я ведь не знаю, где он! А даже если знаю, спасёт ли это Софию?
Нет.
Мне показалось, что этот короткий ответ-приговор мне кто-то подсказал. Что это не мои мысли. Не знаю, почему, я положил трубку. Руки тряслись, в голове всё перепуталось. Поль мёртв. София под охраной. Как и Жан. Что творится?
Минуты три я ждал повторного звонка. Ощущая себя последним подлецом, из-за которого София сейчас, возможно, умирает жуткой смертью, я набрал номер портье.
– Слушаю вас, мсье Деверо.
– Не могли бы вы сказать, кто звонил сейчас в апартаменты?
– Одну минуту, – шелест бумаги, лёгкий стук пальцев по клавиатуре. – Мсье, мы не зарегистрировали никакого звонка.
– Не может быть, звонили минуту назад!
– Мне очень жаль, мсье. Я отправлю техника проверить. Мы фиксируем все звонки, таковы правила, и если…
– Благодарю, – я повесил трубку.
Руки постепенно перестали трястись. Нет Поля. Он мёртв. София жива, Жан – тоже. Успокойся, Брюс. Звонка не было. Это наваждение, иллюзия.
Иллюзия? Что я услышу, если проиграю запись? Я не решился включить её.
Есть уже не хотелось. Ничего не хотелось. Я медленно вышел из столовой, ощущая, что мне холодно, что меня всего знобит.
И увидел, как зажигается освещение в прихожей.
Не знаю, что на меня нашло. Я почувствовал себя нашкодившим мальчишкой, который находится там, где не велено. Я бегом помчался по коридору, успел закрыть за собой дверь прежде, чем щёлкнул замок на двери в апартаменты. Сбросил с себя одежду, нырнул под одеяло. Едва не сорвал с руки повязку. Улёгся и, постепенно приходил в себя, слушал стук собственного сердца.
Ники вернулась.
* * *
Мне показалось, что я на секунду закрыл глаза. Когда открыл, то ночь уже миновала. Ники лежала рядом, обняв меня за шею, прижавшись… как тогда, в поезде. Интересно, куда она ходила?«Не спрашивай меня, где я была и что делала». Вот так. Если я просто подумал об этом, это считается за вопрос?
Ники пошевелилась. «Не считается, Брюс».
Я подумал, прежде чем понял, что делаю. Интересно, те… остальные, с кем она была, они тоже говорили с Ники таким же образом? Мысленно?
«Брюс, ты уверен, что хочешь услышать ответ?»
Она приподнялась на локте, посмотрела мне в лицо.
Слово – не воробей. А уж мысль и подавно.
Она кивнула. «Нет, никаких разговоров. Я их слышала, они меня – нет. Им от меня было нужно совсем немного», – Ники усмехнулась.
Минуты три я молчал. Она смотрела мне в лицо, на лице её была печальная улыбка.
«Ники, скажи, ты могла спасти их… заложников, вчера, в Университете?»
Она закрыла глаза. «Брюс, я не хочу говорить об этом».
Я повернулся, её рука скользнула по перевязанной кисти. «Что у тебя с рукой?»
Я рассказал. Если так можно выразиться. Мысленно рассказал, обо всех ощущениях. Ники рывком уселась. Лицо её стало встревоженным. «Брюс, тебе нельзя волноваться. Ты учишься быстрее, чем я думала».
Я что, чему-то учусь? Хотя да, я, как минимум, преуспел в том, чтобы верить одновременно в несколько взаимоисключающих вещей. Очень ценное качество.
«Брюс, это не смешно. Будь осторожен».
Я не очень долго колебался, прежде чем рассказать о загадочном звонке. Ники побледнела. Вскочила и схватила меня за руку.
– Идём в столовую, быстро!
* * *
Она велела мне отойти, отвернуться, закрыть уши. Я так и сделал. Прошло минуты три, прежде чем Ники прикоснулась ладонью к моему плечу.– Брюс, тебе не следовало отвечать. Никогда больше не отвечай. Не записывай, не слушай.
– Ники, это было или не было?
Она приложила палец к моим губам.
– Ты сам знаешь. Но чем больше ты добавляешь себя, тем более настоящим это становится. Не добавляй себя. Не добавляй других.
– Как это – добавлять?
Она посмотрела на меня устало. – Брюс, ты уже почти понял. Подумай сам, не торопись.
– Но София…
– София в безопасности. Жан в больнице, под охраной. С ним тоже всё в порядке.
– Откуда ты знаешь?
– Опять вопросы, Брюс. Я была там, ночью. У них обоих. Доволен?
– Но… – я осёкся. Чёрт, не могу к такому привыкнуть. Слишком недавно всё началось. – Ладно. Что мне с этим делать?
– Не позволяй добавлять себя. Ты сам это сделал, сам с этим и борись. Хочешь, я позвоню Софии, чтобы ты поверил?
Я почти сразу же успокоился. – Нет, не нужно.
– Тогда поднимай меня и неси обратно, под одеяло. Неприлично стоять в столовой, без одежды, в такое время.
Я чуть не упал от неожиданности.
– Для тебя есть что-то неприличное?
Она расхохоталась. Выпрямилась, ткнула меня кулаками в грудь.
– Я же сказала, «в такое время». Всё, выполняй приказание, я замёрзла!
Глава 8. Волшебная записка
Брюс, отель «Мажестик», апартаменты «Жасмин», 23 июня 2010 года, 13:00
Половину дня Ники просидела перед телевизором – смотрела репортажи из городка. Там всё ещё искали тех, кто мог выжить под завалами – и прочёсывали всё окрест, леса и здания. Наверное, туда съехалась вся полиция Галлии – в глазах рябило от мундиров.
Я ходил за Ники тенью, исключая те моменты, когда она запиралась у себя в комнате. Она кому-то звонила – отличная звукоизоляция, не понять, что и кому говорила.
Наконец, мне надоело быть тенью и я, сам не понимая почему, полез в карман пиджака. Там оказался бумажник – мой старый, оставшийся от отца. Бумажник украли лет десять назад – а теперь он вернулся. Я усмехнулся и раскрыл его. Помимо купюр и пластиковых карт, я нашёл там визитки. Свои.
Я дождался, когда Ники в очередной раз покинет номер, и набрал телефон офиса.
– «Бриллианты Деверо», офис в Ле-Тесс, – ответил приятный женский голос. – Чем я могу вам помочь?
– Здравствуйте, мадемуазель, – я изо всех сил старался, чтобы мой голос звучал твёрдо.
– Рада вас слышать, мсье Деверо, – искренняя радость и удивление с той стороны, – вам пришло восемнадцать писем, было три звонка, два из них от мсье Фрейена.
– Я жду его на фабрике завтра в двенадцать, – ответил я. Сам не знаю, почему в двенадцать.
– Я передам ему. Когда вы будете в офисе, мсье Деверо?
– Завтра утром, мадемуазель…
– Марианна Шварц.
– Спасибо, мадемуазель Шварц.
– Когда прислать машину, мсье Деверо?
– К девяти утра, отель «Мажестик».
– Будет сделано, мсье Деверо.
– До свидания, – я повесил трубку. Если откровенно, я был в растерянности. Я понятия не имел, что мне делать в офисе, что делать на этой треклятой фабрике, что вообще делать. Ладно. Хорошо. Я просто спрошу. Пусть смотрят, как на идиота, по-другому мне всё равно не разобраться.
Я задумался, прижав ладони к лицу, а когда отнял их, Ники стояла передо мной. В том самом костюме, в котором вчера сошла с поезда – деловой костюм, вполне современный – чёрный пиджак и брюки, ослепительно-белая блузка, тонкий галстук, чёрные туфли. Никаких высоких каблуков, никакой косметики – или почти никакой. Тонкие золотые серёжки, в каждом по бриллианту. И, конечно, жасмин.
– Всё в порядке, Брюс?
– Не совсем, – я поднялся, отряхнул брюки. – Завтра меня ждут в офисе. Есть одно маленькое затруднение.
– Какое?
Она спрашивала всерьёз, никакой иронии ни в голосе, ни во взгляде.
– Я понятия не имею, что там делать – я не готов управлять всем этим.
Она кивнула.
– Я помогу тебе. Первое время, пока это будет нужно.
Я едва не спросил «Как?» во всем сарказмом, который смог бы собрать. Но не спросил, просто кивнул.
– Ты готов, Брюс? Готов, чтобы я начала рассказывать?
Я кивнул. Я не был уверен, что готов, но оттягивать этот момент просто глупо.
– Идём, – она взяла меня за руку. – Пора обедать. Я жутко проголодалась. Там и начну.
– Ты когда-нибудь слышал, чтобы мир сравнивали с картиной, Брюс? – она не повернула голову в мою сторону.
Я пожал плечами.
– Много раз, а что?
– Он и есть картина, Брюс. Представь огромное полотно, где в каждый момент изображён весь наш мир, каждая его деталь, каждая пылинка.
– Большое будет полотно.
– Огромное, настолько, что трудно представить. И каждый миг оно обновляется, меняется, дорисовывается.
Я кивнул.
– Господь бог – художник?
– Бога нет, – она повернула голову ко мне. – Не пугайся. Его нет в том смысле, в котором его представляют. Бог – это полотно, и тот, кто его дорисовывает, одновременно.
Я улыбнулся.
– Слушай внимательно, Брюс. Представь, что ты остановил время и можешь увидеть весь мир сразу – в этот момент. Та часть общей картины, где находишься ты – это ниточка, тоненькая ниточка в общем полотне. Всё, что происходит с тобой, всё, что относится к тебе, всё, что могло бы относиться к тебе – это всё одна ниточка.
Я кивнул.
– Но в каждый момент времени всё могло бы быть чуточку по-другому.
– В смысле?
– Эта чашка могла стоять ближе ко мне, – она указала на чашку с кофе. И… чашка оказалась ближе к ней. Ники не дотрагивалась до неё, чашка просто оказалась в другом месте. Мне показалось, что в глазах двоится – я видел чашку сразу в двух местах, там, где она была и там, где она оказалась. – Я могла давно выпить этот кофе, – чашка оказалась пустой, – я могла разбить её, – и вот уже возле её левой ноги лежат осколки. – Я могла заказать ещё кофе, – чашка оказалась целой, осколков не стало, а рядом появилась ещё одна, дымящаяся.
Я испытывал сильнейшее головокружение, я схватился за виски, чтобы его унять. Ники смотрела на меня, встретилась со мной взглядом, кивнула.
– Это ты? – я не сразу смог издать хоть звук. – Это ты делала?
Она кивнула.
– Такие нити рядом с тобой, Брюс. Рядом со всеми нами. Нити, где всё чуточку по-другому. Или не чуточку. Но большинство людей, – она обвела рукой вокруг себя, – не могут видеть другие нити. Они даже не догадываются, что такое возможно. Они сочтут это забавной выдумкой, фантазией, бредом. Для них есть только одна нить, та, в которой они пребывают здесь и сейчас.
– А другие нити… там же эти самые люди? Нет?
– Нет, – она придвинулась к столику. – Слушай внимательно, Брюс. Нитей очень много, может быть, бесконечно много. Все люди, которые в них есть, каждый из них – это часть чего-то большего. Представь, что ты смотришь на человека, обходя вокруг него. Что у тебя в руке фонарик и ты светишь на человека. Люди, которых ты видишь в разных нитях – это тени от фонарика, тени его подлинной сущности. И каждая такая тень не знает, что она часть чего-то большего, не может ощутить себя чем-то ещё. Неспособна это увидеть.
– А ты?
– Я вижу, – она выделила слово интонацией. – Я вижу много такого, чего не видит почти никто на этой планете. Люди видят только свою нить. Я вижу гораздо больше.
– И можешь… перемещаться между нитями? – догадка пришла в голову неожиданно. Доминик хлопнула в ладоши, улыбнулась.
– Верно, Брюс, молодец. Да, я могу перемещаться между нитями. Но не только перемещаться. Скажи, кто передвинул ту чашку, кто разбил её, кто заказал вторую?
– Ты? Я не видел этого, но больше некому, так?
– Так. Я не только могу видеть другие нити, Брюс. Я могу их создавать.
– Покажи!
– Идём, – она встала, протянула мне руку. – Идём со мной.
– Смотри, – она протянула руку, указывая на пожилого мужчину – пенсионера? – с тростью, в старомодном костюме и старой выцветшей шляпе. – Вон тот человек оставил дома включённый утюг. Он узнает о пожаре через полтора часа, увидит, что потерял всё, что оставалось и у него случится сердечный приступ.
Мне стало не по себе.
– Откуда ты можешь это знать?!
– Поспорим?
– Нет, – я отказался, сама идея такого пари казалась жуткой.
Она кивнула и подбежала к мужчине. Что-то сказала ему – тот хватил себя по лбу ладонью, что-то ответил Ники, улыбнувшись, развернулся, и торопливо засеменил прочь.
– Пожара не будет, и он сегодня же избавится от старого утюга. И проживёт ещё долго, Брюс, – Ники улыбалась.
– Смотри, – она указала рукой на котёнка, совсем кроху, который топтался вокруг торговца газетами, рядом с переходом. К перекрёстку подошёл молодой человек в спортивной одежде, с наушниками – слушает музыку? Похоже, да – он едва заметно двигал головой – в такт музыке. Сделал шаг вправо, шаг влево…
– Осторожно! – крикнула женщина рядом с ним – котёнок ковылял по тротуару, и парень чуть не наступил на него. Он вздрогнул, посмотрел вниз, отшатнулся, и…
Визг тормозов, удар, крики и вопли.
Я замер, не мог и пошевелиться от ужаса – я никогда ещё не видел, чтобы человек так нелепо попал под машину.
– Брюс, – Ники взяла меня за руку. – Открой глаза. Просто открой.
Головокружение. Я открыл глаза. И…не сразу понял, что вижу – не было катастрофы, не было столпившихся людей. Молодой человек, который только что погиб на моих глазах, подходил к перекрёстку.
– Что это? – я едва услышал свой голос. – Прошлое?! Мы вернулись в прошлое?
Ники кивнула, присела, поманила котёнка ладонью.
– Кис-кис-кис… беги сюда, малыш!
Котёнок, беззвучно раскрывая рот, отважно побежал к ней, спотыкаясь о собственные ноги. Люди улыбались, останавливались, давали ему дорогу. Зелёный свет – и парень, смерть которого я только что видел, спокойно пошёл через дорогу, вместе со всеми.
Котёнок сначала показался мне совсем чёрным, но теперь я видел белое пятнышко на его грудке и белую полоску вдоль живота. Он млел в ладонях Доминик, жмурился и мурлыкал. Совсем недавно прозрел – голубые, с дымкой, глаза. Кто же выбросил его на улицу?
– Тебе нужен хозяин, – Ники оглянулась, помахала рукой какой-то девушке, подбежала к ней, что-то тихо сказала и протянула котёнка. Девушка рассмеялась, кивнула и забрала зверька.
– Я могу менять и создавать нити, – повторила Ники. – Хочешь, чтобы я показала ещё?
– Нет, – довольно с меня было крови. И не нужно было никаких пожаров. – Но пожар… ты умеешь видеть будущее?
Она кивнула.
– В некотором смысле, Брюс.
– И возвращаться в прошлое?
Она улыбнулась и кивнула вновь.
– Ты можешь видеть, – произнёс я медленно. – Я ничего не вижу, Ники. То есть… – я не мог сформулировать мысль. – Я что-то чувствую, иногда.
– Ты и Софи, – подтвердила она. – Вы оба можете видеть. Но пока что не по своему желанию. Но скоро научитесь.
– Даже если бы ты ничего не делала?
Она кивнула.
– С каждым из нас случилось что-то такое, что разбудило. Разбудило наши способности. Брюс, людей, которые видят, очень мало.
– Сколько же их?
Она опустила голову.
– Я думала, что здесь – только я. Но там, в Университете, тем вечером…
Я запустил руку в карман и достал платок. Тот самый, который она когда-то вручила мне.
Она кивнула.
– Ты понимаешь. Ты можешь учиться, узнавать всё сам, Брюс. Но это очень опасно. Скорее всего, ты не сможешь понять, насколько это может быть опасным и погибнешь. Я могу научить тебя, тому, что сама знаю. Тебе решать.
– А если я вообще не хочу ничему учиться, Ники?
– Ты на самом деле не хочешь? Хочешь вернуться в то, что было? Найти себе работу управляющего, жить со своей мамой, вечно слушаться её по каждому поводу и состариться, так ничего и не достигнув?
Я сжал зубы. Она одной фразой выразила то, что я пытался скрыть от самого себя уже много лет.
– Брюс, я не могу сделать так, чтобы ты снова заснул, стал тенью. Может, и могу, но не хочу.
– А когда я должен выбрать?
Она пожала плечами. И я понял, насколько глупым был вопрос.
– Я согласен, – я взял её за руку. – Научи меня, Ники.
Половину дня Ники просидела перед телевизором – смотрела репортажи из городка. Там всё ещё искали тех, кто мог выжить под завалами – и прочёсывали всё окрест, леса и здания. Наверное, туда съехалась вся полиция Галлии – в глазах рябило от мундиров.
Я ходил за Ники тенью, исключая те моменты, когда она запиралась у себя в комнате. Она кому-то звонила – отличная звукоизоляция, не понять, что и кому говорила.
Наконец, мне надоело быть тенью и я, сам не понимая почему, полез в карман пиджака. Там оказался бумажник – мой старый, оставшийся от отца. Бумажник украли лет десять назад – а теперь он вернулся. Я усмехнулся и раскрыл его. Помимо купюр и пластиковых карт, я нашёл там визитки. Свои.
Я дождался, когда Ники в очередной раз покинет номер, и набрал телефон офиса.
– «Бриллианты Деверо», офис в Ле-Тесс, – ответил приятный женский голос. – Чем я могу вам помочь?
– Здравствуйте, мадемуазель, – я изо всех сил старался, чтобы мой голос звучал твёрдо.
– Рада вас слышать, мсье Деверо, – искренняя радость и удивление с той стороны, – вам пришло восемнадцать писем, было три звонка, два из них от мсье Фрейена.
– Я жду его на фабрике завтра в двенадцать, – ответил я. Сам не знаю, почему в двенадцать.
– Я передам ему. Когда вы будете в офисе, мсье Деверо?
– Завтра утром, мадемуазель…
– Марианна Шварц.
– Спасибо, мадемуазель Шварц.
– Когда прислать машину, мсье Деверо?
– К девяти утра, отель «Мажестик».
– Будет сделано, мсье Деверо.
– До свидания, – я повесил трубку. Если откровенно, я был в растерянности. Я понятия не имел, что мне делать в офисе, что делать на этой треклятой фабрике, что вообще делать. Ладно. Хорошо. Я просто спрошу. Пусть смотрят, как на идиота, по-другому мне всё равно не разобраться.
Я задумался, прижав ладони к лицу, а когда отнял их, Ники стояла передо мной. В том самом костюме, в котором вчера сошла с поезда – деловой костюм, вполне современный – чёрный пиджак и брюки, ослепительно-белая блузка, тонкий галстук, чёрные туфли. Никаких высоких каблуков, никакой косметики – или почти никакой. Тонкие золотые серёжки, в каждом по бриллианту. И, конечно, жасмин.
– Всё в порядке, Брюс?
– Не совсем, – я поднялся, отряхнул брюки. – Завтра меня ждут в офисе. Есть одно маленькое затруднение.
– Какое?
Она спрашивала всерьёз, никакой иронии ни в голосе, ни во взгляде.
– Я понятия не имею, что там делать – я не готов управлять всем этим.
Она кивнула.
– Я помогу тебе. Первое время, пока это будет нужно.
Я едва не спросил «Как?» во всем сарказмом, который смог бы собрать. Но не спросил, просто кивнул.
– Ты готов, Брюс? Готов, чтобы я начала рассказывать?
Я кивнул. Я не был уверен, что готов, но оттягивать этот момент просто глупо.
– Идём, – она взяла меня за руку. – Пора обедать. Я жутко проголодалась. Там и начну.
* * *
Мы сидели на террасе, второй этаж отеля – отсюда открывался восхитительный вид на центр Старого Города. Ники просто сидела и любовалась. Чашечка кофе перед ней давно остыла, я свою давно выпил. Сидел и ждал.– Ты когда-нибудь слышал, чтобы мир сравнивали с картиной, Брюс? – она не повернула голову в мою сторону.
Я пожал плечами.
– Много раз, а что?
– Он и есть картина, Брюс. Представь огромное полотно, где в каждый момент изображён весь наш мир, каждая его деталь, каждая пылинка.
– Большое будет полотно.
– Огромное, настолько, что трудно представить. И каждый миг оно обновляется, меняется, дорисовывается.
Я кивнул.
– Господь бог – художник?
– Бога нет, – она повернула голову ко мне. – Не пугайся. Его нет в том смысле, в котором его представляют. Бог – это полотно, и тот, кто его дорисовывает, одновременно.
Я улыбнулся.
– Слушай внимательно, Брюс. Представь, что ты остановил время и можешь увидеть весь мир сразу – в этот момент. Та часть общей картины, где находишься ты – это ниточка, тоненькая ниточка в общем полотне. Всё, что происходит с тобой, всё, что относится к тебе, всё, что могло бы относиться к тебе – это всё одна ниточка.
Я кивнул.
– Но в каждый момент времени всё могло бы быть чуточку по-другому.
– В смысле?
– Эта чашка могла стоять ближе ко мне, – она указала на чашку с кофе. И… чашка оказалась ближе к ней. Ники не дотрагивалась до неё, чашка просто оказалась в другом месте. Мне показалось, что в глазах двоится – я видел чашку сразу в двух местах, там, где она была и там, где она оказалась. – Я могла давно выпить этот кофе, – чашка оказалась пустой, – я могла разбить её, – и вот уже возле её левой ноги лежат осколки. – Я могла заказать ещё кофе, – чашка оказалась целой, осколков не стало, а рядом появилась ещё одна, дымящаяся.
Я испытывал сильнейшее головокружение, я схватился за виски, чтобы его унять. Ники смотрела на меня, встретилась со мной взглядом, кивнула.
– Это ты? – я не сразу смог издать хоть звук. – Это ты делала?
Она кивнула.
– Такие нити рядом с тобой, Брюс. Рядом со всеми нами. Нити, где всё чуточку по-другому. Или не чуточку. Но большинство людей, – она обвела рукой вокруг себя, – не могут видеть другие нити. Они даже не догадываются, что такое возможно. Они сочтут это забавной выдумкой, фантазией, бредом. Для них есть только одна нить, та, в которой они пребывают здесь и сейчас.
– А другие нити… там же эти самые люди? Нет?
– Нет, – она придвинулась к столику. – Слушай внимательно, Брюс. Нитей очень много, может быть, бесконечно много. Все люди, которые в них есть, каждый из них – это часть чего-то большего. Представь, что ты смотришь на человека, обходя вокруг него. Что у тебя в руке фонарик и ты светишь на человека. Люди, которых ты видишь в разных нитях – это тени от фонарика, тени его подлинной сущности. И каждая такая тень не знает, что она часть чего-то большего, не может ощутить себя чем-то ещё. Неспособна это увидеть.
– А ты?
– Я вижу, – она выделила слово интонацией. – Я вижу много такого, чего не видит почти никто на этой планете. Люди видят только свою нить. Я вижу гораздо больше.
– И можешь… перемещаться между нитями? – догадка пришла в голову неожиданно. Доминик хлопнула в ладоши, улыбнулась.
– Верно, Брюс, молодец. Да, я могу перемещаться между нитями. Но не только перемещаться. Скажи, кто передвинул ту чашку, кто разбил её, кто заказал вторую?
– Ты? Я не видел этого, но больше некому, так?
– Так. Я не только могу видеть другие нити, Брюс. Я могу их создавать.
– Покажи!
– Идём, – она встала, протянула мне руку. – Идём со мной.
* * *
Мы прошли по улице до ближайшего перекрёстка – рядом было кафе. Ники встала среди людского потока. Я встал рядом.– Смотри, – она протянула руку, указывая на пожилого мужчину – пенсионера? – с тростью, в старомодном костюме и старой выцветшей шляпе. – Вон тот человек оставил дома включённый утюг. Он узнает о пожаре через полтора часа, увидит, что потерял всё, что оставалось и у него случится сердечный приступ.
Мне стало не по себе.
– Откуда ты можешь это знать?!
– Поспорим?
– Нет, – я отказался, сама идея такого пари казалась жуткой.
Она кивнула и подбежала к мужчине. Что-то сказала ему – тот хватил себя по лбу ладонью, что-то ответил Ники, улыбнувшись, развернулся, и торопливо засеменил прочь.
– Пожара не будет, и он сегодня же избавится от старого утюга. И проживёт ещё долго, Брюс, – Ники улыбалась.
– Смотри, – она указала рукой на котёнка, совсем кроху, который топтался вокруг торговца газетами, рядом с переходом. К перекрёстку подошёл молодой человек в спортивной одежде, с наушниками – слушает музыку? Похоже, да – он едва заметно двигал головой – в такт музыке. Сделал шаг вправо, шаг влево…
– Осторожно! – крикнула женщина рядом с ним – котёнок ковылял по тротуару, и парень чуть не наступил на него. Он вздрогнул, посмотрел вниз, отшатнулся, и…
Визг тормозов, удар, крики и вопли.
Я замер, не мог и пошевелиться от ужаса – я никогда ещё не видел, чтобы человек так нелепо попал под машину.
– Брюс, – Ники взяла меня за руку. – Открой глаза. Просто открой.
Головокружение. Я открыл глаза. И…не сразу понял, что вижу – не было катастрофы, не было столпившихся людей. Молодой человек, который только что погиб на моих глазах, подходил к перекрёстку.
– Что это? – я едва услышал свой голос. – Прошлое?! Мы вернулись в прошлое?
Ники кивнула, присела, поманила котёнка ладонью.
– Кис-кис-кис… беги сюда, малыш!
Котёнок, беззвучно раскрывая рот, отважно побежал к ней, спотыкаясь о собственные ноги. Люди улыбались, останавливались, давали ему дорогу. Зелёный свет – и парень, смерть которого я только что видел, спокойно пошёл через дорогу, вместе со всеми.
Котёнок сначала показался мне совсем чёрным, но теперь я видел белое пятнышко на его грудке и белую полоску вдоль живота. Он млел в ладонях Доминик, жмурился и мурлыкал. Совсем недавно прозрел – голубые, с дымкой, глаза. Кто же выбросил его на улицу?
– Тебе нужен хозяин, – Ники оглянулась, помахала рукой какой-то девушке, подбежала к ней, что-то тихо сказала и протянула котёнка. Девушка рассмеялась, кивнула и забрала зверька.
– Я могу менять и создавать нити, – повторила Ники. – Хочешь, чтобы я показала ещё?
– Нет, – довольно с меня было крови. И не нужно было никаких пожаров. – Но пожар… ты умеешь видеть будущее?
Она кивнула.
– В некотором смысле, Брюс.
– И возвращаться в прошлое?
Она улыбнулась и кивнула вновь.
– Ты можешь видеть, – произнёс я медленно. – Я ничего не вижу, Ники. То есть… – я не мог сформулировать мысль. – Я что-то чувствую, иногда.
– Ты и Софи, – подтвердила она. – Вы оба можете видеть. Но пока что не по своему желанию. Но скоро научитесь.
– Даже если бы ты ничего не делала?
Она кивнула.
– С каждым из нас случилось что-то такое, что разбудило. Разбудило наши способности. Брюс, людей, которые видят, очень мало.
– Сколько же их?
Она опустила голову.
– Я думала, что здесь – только я. Но там, в Университете, тем вечером…
Я запустил руку в карман и достал платок. Тот самый, который она когда-то вручила мне.
Она кивнула.
– Ты понимаешь. Ты можешь учиться, узнавать всё сам, Брюс. Но это очень опасно. Скорее всего, ты не сможешь понять, насколько это может быть опасным и погибнешь. Я могу научить тебя, тому, что сама знаю. Тебе решать.
– А если я вообще не хочу ничему учиться, Ники?
– Ты на самом деле не хочешь? Хочешь вернуться в то, что было? Найти себе работу управляющего, жить со своей мамой, вечно слушаться её по каждому поводу и состариться, так ничего и не достигнув?
Я сжал зубы. Она одной фразой выразила то, что я пытался скрыть от самого себя уже много лет.
– Брюс, я не могу сделать так, чтобы ты снова заснул, стал тенью. Может, и могу, но не хочу.
– А когда я должен выбрать?
Она пожала плечами. И я понял, насколько глупым был вопрос.
– Я согласен, – я взял её за руку. – Научи меня, Ники.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента