Я кивнул прежде, чем понял, что сделал. Вот не было печали!
   Мы уже стояли у входа в библиотеку. Доминик собралась первой вступить на лестницу, ведущую ко входу, как в её кармане вдруг что-то пискнуло, а потом заиграла мелодия. Не какая-нибудь, а Gaudeamus.
   Досада – раздражение – злость поочерёдно сменились на её лице за пару секунд.
   – Не-на-ви-жу! – прорычала она. Именно прорычала.
   Достала из кармана телефон, подняла к уху, отвернулась.
   – Да, мама. Нет. Нет. Нет, и не собираюсь. Мама, мне уже не пять лет, сама разберусь. Не звони мне сегодня. Пока!
   Вот как.
   Я посмотрел на неё с сочувствием.
   – Достала уже, – выговор, тон и выражение лица Доминик сразу изменились. – Детский сад какой-то! Отчитывайся перед ней каждый день, сил уже нет.
   – Ваша мама?
   Она кивнула.
   – У меня то же самое, – снова язык опередил разум.
   Она рассмеялась и повеселела на глазах.
   – Товарищ по несчастью… слушайте, это должно быть ужасно. Она далеко сейчас?
   – Далеко, – кивнул я, вздохнув.
   Она пару раз хлопнула в ладоши.
   – Ладно, Брюс. Спасибо, что проводили. Я пошла к себе, нет никакого теперь настроения. Вечером я буду в парке, в девять часов. Придёте?
   Я кивнул. Она пожала мне руку, развернулась и побежала в сторону общежития.
 
   Брюс, общежитие, 6 июля 2009 года, 12:30
   Я дошёл до общежития, как в тумане. «Старая лампа», значит. И не экономический, а математический. Меня разыгрывают, или снова пора к психиатру?
   У самого входа я чуть не столкнулся с девушкой. Она брела, с тяжёлой и потёртой сумкой, в сторону общежития, но смотрела куда-то под ноги.
   – Извините, – она вздрогнула, подняла взгляд. Круглое лицо, короткая причёска – чёрный ёжик; дешёвые, но изящные серёжки. Чуть подведены губы, чуть подведены ресницы. Провинция. Даже если не присматриваться к одежде и сумке – сразу видно, откуда она и кто такая. – Мсье… я ищу канцелярию, не подскажете, где это?
   – Вон там, – я указал. – Вон то здание, с башенкой.
   – Спасибо, мсье.
   Удивительно, но она сразу же побрела в ту сторону. Судя по всему, сумка очень тяжёлая.
   – Вам помочь? – услышал я свой голос.
   Она обернулась, посмотрела мне в лицо. И чего она такая хмурая? Хотя, если тащила это всё от автобусной остановки… да.
   – У вас книги, – отметила она. Верно, дюжина книг, в карман их не спрятать.
   – Я их сейчас занесу к себе в комнату и вернусь.
   Она кивнула и улыбнулась. Улыбка сразу же преобразила её из Золушки в принцессу.
   Я бегом кинулся к лифту, тот оказался на первом этаже. Не знаю, почему я так бросился помогать ей. Мне очень хотелось поговорить с кем-то, кроме Доминик. С кем-нибудь из студентов, сверстников. Не выходило из головы кафе. И как я мог перебрать? Я вино вижу только по большим праздникам.
   Бросил книги на кровать, и когда полез в карман за ключом, обнаружил в нём бумажку.
   Вытащил, поднёс к глазам.
   Чек – из «Старой лампы».
   Всё верно, вчерашнее число, время – половина первого ночи. Первым желанием было разорвать его на кусочки или сжечь. Лучше бы я так и сделал!
   Я недолго размышлял. Бросил чек на пол, да поспешил назад, к лифту.
* * *
   Она так и стояла, глядя то под ноги, то на дверь. Когда увидела меня, на лице её возникло облегчение. Что, думала, что я не вернусь?
   – Ничего себе, – в сумке было килограмм пятнадцать. Что там, кирпичи? И ручка держится на честном слове.
   – Идёмте, – я указал. Она молча кивнула и пошла, только поправила сумочку и провела ладонью по волосам. Подстриглась под мальчишку. Если бы не платье, то и не понять – издалека, он это или она.
   Шли мы молча, к моей спутнице вернулось прежнее выражение лица – угрюмость.
   Минут через десять (я не торопился, хотя мог бы идти быстрее, она тоже брела как заведённая) я всё-таки осмелился спросить.
   – Поступаете?
   Она едва заметно кивнула.
   – А на какой?
   Ответа нет. Словно я и не спрашивал. Ну ладно, раз она не в духе, будем молчать. И всё равно мне с ней было в чём-то спокойнее, нежели с Доминик.
   – Математика, – отозвалась девушка минуты через две.
   Я чуть не застонал. Можно было просто оставить вещи в камере хранения, все так делают.
   Бывает же такое! Что там у неё, золото, что она не захотела оставлять вещи?
   Остаток пути я молчал. Ещё ведь тащить это всё обратно.
 
   Брюс, канцелярия, 6 июля 2009 года, 12:30
   Она вернулась из дверей в канцелярию минут через пятнадцать. Странно. Там вряд ли очередь, что такого могло случиться?
   На лице её было выражение «всё пропало, всему конец».
   – Что случилось? – я стоял в фойе с её сумкой и чувствовал себя, признаться, довольно глупо.
   – Мсье… – она опустила взгляд. – Я там ничего не могу понять. Какие бумаги им нужны.
   Я смотрел а её лицо и видел – сейчас расплачется.
   – Идёмте, – быть мне сегодня нянькой.
   Дама за столом скользнула по нам взглядом и отвернулась. Второй стол пустовал – её сослуживица ушла на обед. Стенды с бланками, объявлениями, всё такое.
   – Что у вас есть?
   Она показала. Рекомендация от департамента образования, Милан. Ого! Хотя нет, живёт она не в Милане. Почерк неразборчивый, но зовут её София, это ясно.
   Я пожал плечами и подошёл к стойке. Мадам клерк взглянула в мою сторону.
   – Не подскажете ли, что именно нужно заполнить? – я протянул ей бумаги Софии.
   Мадам клерк быстро перебрала их, нахмурилась (я спиной ощутил, как вздрогнула София), посветлела лицом.
   – Форму номер двенадцать и пять, оплатить по квитанции девять, и – вернуться сюда. Поторопитесь, через полчаса я ухожу на обед.
   В общем, бумаги заполнял практически тоже я сам.
   Откуда берутся такие? Не бестолковая, нет – но совершенно неспособная сама всё решать?
   Я дождался, пока София вернётся из кассы и молча указал ей в сторону канцелярии. На её лице было странное выражение – не то радость, не то недоверие. Ну и ладно. Я уже второй час тут и не скажу, что меня это всё очень развлекает.
   Минут через пять она вышла из дверей канцелярии.
   – Мне теперь к ректору, – сообщила она так, как другой сказал бы «теперь меня казнят».
   Ректор, к счастью, в этом же здании, всего тремя этажами выше. Лифтов в средние века не строили, так что размялся я на совесть. София не сразу решилась войти, раза два оглядывалась на меня. Я кивнул и, не скоро, вздохнул с облегчением, когда она скрылась за дверью.
   Минут через пятнадцать она появилась.
   – Меня зачислили, – сообщила она, на этот раз улыбаясь. Правда, улыбка была смущённой. – Простите, мсье… я вас так задержала.
   – Можно просто Брюс, – я машинально протянул руку.
   Она отпрянула, посмотрела на протянутую руку так, словно я протягивал ей скорпиона. Точно, провинциалка, да ещё старого воспитания.
   Она осторожно пожала мне руку («не положено, но куда денешься?»).
   – Я София Лоренцо, – она кивнула. – Большое спасибо, Брюс. Мне теперь…
   – Я провожу вас, – я вновь поднял сумку на плечо. Бедное плечо. Бедные плечи.
* * *
   Мадам Цербер оказалась неожиданно приветливой, едва София появилась в дверях. Уже через пятнадцать минут София получила ключ от комнаты и я затащил её сумку в лифт. Хороший лифт, просторный.
   София молча нажала кнопку пятого этажа. Мой – третий. Я протянул руку к кнопке третьего, оглянулся на Софию.
   – Сама справлюсь, – отозвалась она тут же, не поднимая взгляда. – Простите, Брюс. Я ужасно устала от поездки. Я сама донесу свои вещи.
   Похоже, с логикой у кого-то из нас не в порядке. Я пожал плечами, нажал кнопку третьего этажа. Лифт мягко тронулся. Очень уж медленно ползёт – до третьего этажа тащится чуть не минуту.
   – Спасибо, Брюс, – я оглянулся, улыбнулся ей и кивнул. Как она сумела прожить так долго? Если спросить самой в канцелярии для неё – непосильная задача, что будет с ней дальше?
   А тебя это волнует, Брюс?
   Я обнаружил, что стою у входной двери и пытаюсь понять – мне почудился этот голос, или я сам себя спросил?
   Ответа не было. Я вставил ключ в гнездо и вошёл.
 
   Брюс, общежитие, 6 июля 2009 года, 18:00
   Когда всё вокруг становилось особенно плохо, я брался за книги. И необязательно за развлекательные. Глаза себе чуть не испортил совсем. Хожу без очков, хотя все окулисты всегда ворчат – нельзя без очков, нельзя без очков. Можно.
   Сейчас это тоже помогло. Я сел за стол и… Доминик, София и все странности вчерашнего вечера напрочь покинули меня. Учебники не бывают увлекательными? Ещё как бывают. Когда глаза потребовали отдыха, я обнаружил, что давно пора ужинать – а я ещё не обедал.
   В холодильнике есть разве что лёд. Значит – вставать, и топать в магазин. В супермаркет. Или зайти в кафе. Пожалуй, вторая идея мне нравится больше.
   Я поднялся и ощутил, как всё затекло. И заметил бумажку на полу.
   Чек!
   Я поднял его с пола, и вновь сунул в карман – машинально. Выкинуть его, подумал я. Что мешало мне выкинуть его немедленно? Вроде бы ничто.
* * *
   Все пути ведут в «Иероглиф». Точнее, через «Иероглиф». Ближе к вечеру в парке почти никого не осталось. Я шёл себе, и глазам было на чём остановиться – за парком ухаживали, сразу видно. Я не понимаю ни единого иероглифа из тех, что в изобилии вокруг – таблички, рисунки на бетоне, кусты и целые лужайки, выстриженные так, чтобы изобразить нечитаемую мудрость.
   Чтобы попасть в «Старую лампу», нужно повернуть направо примерно на одной трети пути. Сам не понимаю, отчего именно «Старая лампа», это не самое дешёвое из здешних кафе. Если посмотреть на план кампуса, то супермаркеты и всё такое находится за его пределами. Однако оград, охраны и собак нет – прогулялся по тропинкам, вышел в ворота, которые никогда не закрываются – и вот он внешний мир, городок рядом с Университетом – в котором всё то, о чем не думали два с половиной века тому назад.
   Деревья окружили меня с обеих сторон, стоило мне свернуть на тропинку, и вокруг сразу же стемнело. Показалось, что стало холодно. Я не боюсь темноты, но спине стало холодно. Тропинка поворачивала и поворачивала, идти оставалось всего минуты три, как вдруг я понял, что вот-вот накатит то, что уже было вчера.
   Платок!
   Я полез в карман, но там оказался только чек.
   Я развернул его, глядя на длинный перечень заказанного (мы съели это вдвоём? ничего себе!), но не успел ничего сделать. Накатило.
   Я уронил чек, не до него было, и осталась одна только мысль – найти платок, не то случится что-то ужасное.
   Он оказался в том же кармане, куда я сложил чек. Странно, почему он не попался под руку?
   Платок сразу же «вылечил» меня, вернул реальность в порядок. Нет, всё-таки нужно пойти к врачу, если такое случится ещё хотя бы раз.
   Сидеть на земле не очень-то удобно. Как минимум, холодно. Я поднялся на ноги и наклонился, чтобы поднять чек.
   Чека не было. Я минуты три потратил, всматриваясь в траву и гравий под ногами, но ничего не увидел. Сделал шаг, и услышал звук – кто-то бежит по тропинке, прямо ко мне.
   Резко оглянулся. Никого. Звук нарастал, я давно уже должен был увидеть человека – но никого и ничего не было.
   Мне показалось, что невидимка пробежал рядом со мной. Что ветер взъерошил мне волосы, а звук стал удаляться, ослаблять. Но я по-прежнему никого не видел. И теперь я знал совершенно чётко – ни в какую «Старую лампу» я не ходил. Я даже добыл из сумки бумажник и пересчитал деньги. Ничто не пропало. На чеке было моё имя – это я помню – а недостачи в финансах нет.
   Ну что же, вон она, «Старая лампа». Сейчас я туда зайду и не останется сомнений, бывал ли я там, или же нет.
* * *
   – Мсье Деверо! – бармен, лет пятидесяти, из тех. Что вечно выглядят кукольными, приветливо улыбнулся. – Рад, что вы зашли. Что вам налить?
   Я знаю правила кампуса. Продавать спиртное на его территории разрешено только от двенадцати дня до пяти вечера, не крепче десяти градусов. Получается, пиво и разные там коктейли. Проносить пиво в общежитие мне не советовали: мадам Цербер хоть и не обыскивает, но чутьё у неё, во всех смыслах, на высоте. И не то что бы это запрещено – но смотреть будут с неодобрением. Мама мне постоянно твердит: главное, чтобы на тебя косо не смотрели.
   Пятьдесят шагов за территорию кампуса – и надирайся хоть до розовых слонов. Наверное, я чего-то не понимаю.
   Я не сразу понял, что от меня таки ждут ответа.
   – Мы знакомы? – первое, что сорвалось с моих губ.
   Бармен улыбнулся шире, а когда я подошёл к стойке, дружески хлопнул по плечу.
   – Вы были вчера здесь, мсье Деверо. Сидели вон за тем столиком, с мадемуазель да Сант-Альбан. Мне показалось, что вы самую малость перебрали.
   Он подмигнул, но отчего-то я не рассердился. Заломило виски, я непроизвольно схватился за них, и выронил платок.
   Я моментально наклонился и поднял его. Бармен сделал вид, что не заметил.
   – Перебрал? – переспросил я. Он непонимающе приподнял брови.
   – Простите?
   – Я был вчера здесь с мадемуазель де Сант-Альбан. Я не перебрал, случайно?
   – О, нет, – он посерьёзнел и покачал головой. – Ни в коем случае. Рюмка коньяка, и много сока. Рад, что вы зашли вновь. Коньяк?
   Ничего не понимаю. Я смотрел ему в глаза. Или я не разбираюсь в людях, или он отличный актёр, или всё-таки не врёт. Тогда что же – мне почудилось то, что он сказал недавно?
   – Простите, я… – он улыбнулся.
   – За счёт заведения, мсье.
   Вот как!
   Я выпил, стараясь не морщиться, рюмку коньяка за счёт заведения и минут через пять уже шёл обратно. Сжимая платок в руке. Что за наваждение, почему этот платок так странно действует на всех?
   Впрочем, когда я дошёл до общежития, мысли о «Старой лампе» уже не беспокоили меня. Ничуть. Уже понятно, что Доминик умеет рассказывать всё, что угодно так, что сразу поверишь. Нужно просто помнить об этом, и всё. Мама постоянно твердит, что у богатых свои причуды. Так и есть.
   На этот раз мне не удалось отвертеться от разговора с ней. Странно, но она не устроила мне выговора за вчерашнее «радиомолчание».
 
   Брюс, общежитие, 7 июля 2009 года, 8:30
   Она действительно появилась в парке – и вечером, и утром. Угнаться за ней непросто – я не стайер, и вообще предпочитаю ходить. Но она не давала спуску – только если пробежать за ней и не отстать, можно было потом поговорить. А мне хотелось поговорить. Но всякий раз забывал про платок, как назло. Попробовал, по старой памяти, записать на ладони подсказку – так даже не посмотрел на ладонь.
   – Ну что, Брюс, решили? – поинтересовалась она утром. Столько бежала – и почти не запыхалась! Мне стало завидно.
   – Я занимался баскетболом, – признался я. – Кроме шахмат. Шахматами всё равно буду заниматься.
   «Хочется вам или нет», хотелось добавить.
   – А фехтование? У вас отличная реакция. Хотите попробовать?
   – Почему бы и нет?
   Она нахмурилась.
   – Брюс, при мне, пожалуйста, так не говорите. Не делайте мне одолжение!
   – Хорошо, – я протянул ей руку. – Извините.
   – Принимается, – она легонько пожала руку. – Вы мало двигаетесь, я же вижу.
   – Вы заботитесь о моём здоровье?
   Она вынула из кармана платок. Тот самый или в точности такой же. Улыбнулась, подошла вплотную.
   – Брюс, я же вижу, что нравлюсь вам, это правда?
   – Да, – признаться было нелегко.
   – И вы мне нравитесь. А мои избранники не будут лентяями, которые к середине жизни заплывут жиром по самые уши, – она вытерла платком пот у меня со лба и вложила платок мне в ладонь. – Будете фехтовать? Отвечайте честно.
   – Посмотрим, что у меня получится, – она вновь метнула в меня колючий взгляд и я ответил коротко. – Да.
   – Вот и хорошо. Всё, отдых закончен, побежали дальше!

Глава 3. Фаворит

   Брюс, парк «Иероглиф», 10 сентября 2009 года, 10:00
   Соседи по блоку появились тридцать первого августа. Та ещё компания – один был длинным, светловолосым и мрачным на вид – представился Полем, и второй – жизнерадостный, коренастый, рыжеволосый и круглолицый, с выдающимся носом – римлянин, похоже. Его звали Жан. Жан Леттье.
   – О, да тут уже есть хозяин! – он энергично пожал мне руку. – Скажите, сеньор, на каком коврике мне позволено будет спать?
   – Достал, Жан, – Поль ткнул его локтем в бок. – Идиотские шутки.
   – Ты ж сам сказал, что я идиот. Какие ещё шутки я должен говорить?
   Поль рассмеялся и сразу стал другим человеком.
   – Брюс Деверо, – представился я. – Рад знакомству.
   Поль оказался Полем Вернье, его отец работал в министерстве внутренних дел. Жан сказал только, что его родители настолько знамениты, что даже намекать будет дурным тоном. Когда они узнали, что в предках у меня были ювелиры, то стали относиться с заведомо большим уважением.
   Меня предупреждали, что здесь о человеке судят по предкам. Так оно и есть.
* * *
   – О чём думаете, Брюс? – поинтересовалась Доминик. Бегать я уже научился, не задыхаясь, а позавчера я побывал и на секции фехтования, и на баскетбольной. Прыгаю я хорошо, пусть даже ростом не вышел. Оба тренера остались довольны.
   – О предках, Ники. – Она категорично требовала, чтобы к ней так обращались, а мня всё ещё было неловко. Никогда в жизни не видел настоящего аристократа с древней родословной.
   Она указала рукой – за мной. Дошли до фонтанчика, Доминик напилась, набрала в ладони воды, плеснула в лицо. Я подошёл ближе и неожиданно она плеснула и мне в лицо. Я успел уклониться почти от всего душа. Доминик рассмеялась, хлопнула в ладоши.
   – Отличная реакция, я же говорила. Вами все будут довольны. Все станут завидовать, – она понизила голос, взяла меня за руку. – Хотите?
   Она смотрела мне в глаза, ладонь её была ледяной от воды, но я ощутил жар. И не сразу осознал, насколько многозначен вопрос.
   – Хочу, – казалось, что она читает мысли.
   Она придвинулась вплотную. Мысли начали смешиваться. Я чуть не отшатнулся, настолько неожиданно возникло и дало о себе знать желание.
   – Вы искренний человек, – она погладила меня по щеке. – Брюс, со мной лучше быть честной. Во всём. Вот вам награда, – она привлекла меня к себе и поцеловала. В щёку.
   Я не успел ещё полностью прийти в себя, как она хлопнула меня по ладони и указала.
   – Вперёд, вперёд! Ещё два километра!
 
   Брюс, парк «Иероглиф», 10 сентября 2009 года, 14:00
   – Там нет помады, – услышал я, когда вышел, как и все, в коридор – десятиминутный перерыв, лектор вышел первым. Я оглянулся – София. Одета неброско, но смотрел бы и смотрел. Она одна не пользовалась косметикой, похоже. То есть, только они с Доминик.
   – Что, простите?
   Она подошла, улыбнулась.
   – Вы постоянно прикасаетесь к щеке, словно боитесь, что другие там увидят. Там ничего нет.
   – Откуда вы… – я прикусил язык. София рассмеялась. Я заметил, что а её шее висит украшение – ящерка из агата, на серебряной цепочке. Что из агата, я определил сразу.
   – Я всё вижу и всё слышу, – она взяла меня за локоть. – Брюс, я тоже записалась на шахматный. Мне немного неловко, я одна там девушка. Можно попросить вас – составить мне компанию?
   – С удовольствием, – я изобразил средневековый поклон. София вновь рассмеялась.
   – А Доминик не будет против?
   – Мы с ней даже не помолвлены, – сказал я примерно с теми интонациями, с которыми говорил Жан. Похоже, это заразно.
   София фыркнула, прижала ладони к лицу. Досмеялась до слёз.
   – Тогда я попробую украсть вас у неё, можно?
   – Неужели я настолько хорош?
   Она придвинулась, оглянулась – словно собиралась сообщить страшную тайну.
   – Мне никто тут не хотел помогать, – она прошептала едва слышно. – Кроме вас. И никто не замечает. Кроме вас.
   – Дразнят? – я слышал пару раз, как о её нарядах отзывались другие студентки.
   – Я привыкла, – она махнула рукой, – это с детства. Первое занятие – сегодня в шесть, придёте?
   – Приду, – согласился я. – Где встречаемся?
   – У входа? – предложила она. – У входа в спорткомплекс?
   – Я могу зайти к вам, – предложил я, – чтобы не потеряться.
   Она перестала улыбаться.
   – Брюс, я никого к себе не пускаю. Извините. – Видимо, ей показалось что-то в выражении моего лица. – Я не могу так сразу! – сказала она почти умоляюще.
   – Всё в порядке, – я протянул ей руку, она осторожно взялась за неё. – У входа. Скажите, а эта ящерка – откуда она?
   – Мы когда-то жили в Риме, – она улыбнулась. – Это оттуда. Папа подарил.
   Вроде одета небогато, а ящерка стоила бы триста евро, не меньше. Видимо, любят её родители.
   – О-о-о – услышали мы восхищённый громкий шёпот. – Мадемуазель! Как вы прекрасны!
   Я вздохнул. Жан. В своём репертуаре.
* * *
   София посмотрела на него исподлобья.
   – Мы знакомы, мсье?
   Жан величественно опустился на колено и протянул Софии воображаемый цветок. Я ощущал, что все вокруг смотрят на нас.
   – Примите, о прекрасная сеньорита, этот чудесный цветок! Извините, что он невидимый, но в это время суток других не найти!
   София рассмеялась, сделала вид, что принимает что-то и втыкает себе в причёску.
   – Вы спасли мне жизнь, – произнёс Жан с чувством. На его лице было написан совершенно честный восторг. Во даёт! – Позвольте, – он взял ладонь Софии и поднёс к губам. Поднялся на ноги.
   – Это Жан Леттье, – представил я его. – София Лоренцо.
   София метнула в меня взгляд. Он не очень мне понравился.
   – Я так и знал, что вы из Рима, – Жан коротко поклонился. – Могу ли я идти, сеньорита? Лектор грозился застрелить меня на месте, если я опоздаю!
   – Можете, – София не выдержала, рассмеялась. – Он всегда такой? – поинтересовалась она у меня. – Ой! Я сейчас опоздаю! Вечером! – крикнула она уже на бегу. – Я жду вас!
   Две девушки стояли рядом с нами, обе проводили её презрительным взглядом. Хороша парочка – одна красавица, с иссиня-чёрными волосами, небрежно связанными в пучок, другая – коренастая, низкорослая и рыжая, вся в веснушках. Издалека запросто мог принять её за парня.
   – Дерзайте, мсье, – голос той, что выше, оказался низким, певучим. – Золушка ждёт вас.
   И они обе рассмеялись. Я рассмеялся в ответ и вторая, что пониже, смутилась.
 
   Брюс, спортивный корпус, 10 сентября 2009 года, 17:55
   София пришла вовремя. Появилась у дверей шахматного клуба без минуты шесть. Улыбнулась мне – я видел, что она нервничает – и первой вошла.
   Шахматы в Университете считаются почти исключительно мужским видом спорта. Мсье Лабурдоннэ, потомок известного мастера, гроссмейстер и знаток шахматной композиции встретил Софию вежливой улыбкой и пригласил её присоединиться ко всем, не моргнув и глазом.
   София держалась с олимпийским спокойствием, хотя я сам слышал пару шуточек в её адрес. Она иногда брала меня за руку – мы сидели рядом – но не обращала ни на кого внимания. Лабурдоннэ выслушал всех – каждый рассказал, когда и где начал заниматься шахматами, и чего добился – пресекал смешки и неуважительное отношение остальных – единственным исключением была София. Её он вовсе не пригласил выступать.
   Возможно, подумал, что я попросту пригласил подружку, чтобы скучно не было.
   И вскоре мы перешли ко второй части ритуала. Лабурдоннэ давал сеанс одновременной игры. Я впервые играл с гроссмейстером, и, вероятно, уже настроился на поражение. На двадцать пятом ходу я сдался. Не первым, и на том спасибо. Лабурдоннэ пожал мне руку, как и другим и жестом велел остаться и ждать.
   Через двадцать минут оставалось только пять игроков, кто ещё играл. Не все остальные проиграли, некоторым Лабурдоннэ предложил ничью.
   Через полчаса остался один игрок – София. Все собрались вокруг, насмешек и прочего я не видел ни на одном лице. София сидела со всё тем же спокойным выражением на лице. Лабурдоннэ посматривал на её лицо, сам же не мог скрыть восхищения.
   Через сорок минут он предложил ничью. София вежливо отказалась. Ещё через десять минут гроссмейстер сдался.
   – Поздравляю, мадемуазель, – Лабурдоннэ коротко поклонился. – Приношу вам извинения. Почему я не слышал о вас раньше? Вы участвуете в турнирах? Кто ваш наставник?
   – Мама не разрешала, – улыбнулась София. – Я играла по переписке. Училась сама, по книжке.
   – Мне пора прочесть эту книжку. Жду вас всех завтра, – Лабурдоннэ обвёл взглядом публику. – Мадемуазель, если вас не затруднит – пройдёмте в мой кабинет.
   Все проводили её взглядом – София шла не торопясь и было видно – Золушка только что стала принцессой.
* * *
   – Здорово! – я и не пытался скрыть своё восхищение. – Где вы так научились играть? По книжке?
   Она смутилась, улыбнулась.
   – Можно на «ты», Брюс? Если не возражаете…
   – Можно, – я протянул ей руку и она пожала её, уже почти без опаски.
   – По книжке, – согласилась она, взяла меня за руку. – Спасибо, Брюс! Я там чуть от страха не умерла.
   – Мне казалось, что вы… что ты спокойнее остальных.
   – Я ужасно боялась, – призналась она. – Правда-правда! Брюс, если можно, я хотела бы ходить туда со тобой.
   – Мне там нечего делать, – вздохнул я. – Он меня разделал в пять минут.
   Она остановилась сама, и вынудила остановиться и меня. Строго посмотрела мне в глаза.
   – Брюс, я ужасно такого не люблю! Вы хорошо играете, я же видела! Просто торопитесь. И сразу настроились на поражение. Я угадала?
   Нелегко признаваться в таком. Но мне удалось.
   – Вы сильный человек, – она привстала на цыпочки и поцеловала меня в щёку. Тут же покраснела. – Ой, прости. Хочешь, будем вместе заниматься?
   – Я правда хорошо играю? – не выдержал я.
   – Правда, – подтвердила она. – Брюс! Ну неужели я должна намекать?