Страница:
Я молча поднялся, прошёл к дальнему шкафу. Разоблачился, повесил всё в шкаф. Стараясь не смотреть на Ники, вернулся к дивану и забрался под одеяло. И сразу почувствовал, что действительно хочу спать. Ники «задула» фонарик и села прямо на пол, на ковер. Я чувствовал, что она смотрит на меня.
– Ты не будешь спать? – поинтересовался я, понизив голос.
– Не люблю спать одетой. Высплюсь завтра.
– Зачем тогда стелила на двоих?
– Когда ты вошёл, мне показалось, что ты не захочешь прикасаться ко мне.
Я отрицательно покачал головой. Не знаю, как она это заметила в кромешной темноте, но через полминуты она скользнула под одеяло. Прижалась, прильнула ко мне. И всё. И ничего больше.
– Спи, – шепнула она. – Завтра всё будет иначе, обещаю.
Глава 7. Зодчие некрополя
– Ты не будешь спать? – поинтересовался я, понизив голос.
– Не люблю спать одетой. Высплюсь завтра.
– Зачем тогда стелила на двоих?
– Когда ты вошёл, мне показалось, что ты не захочешь прикасаться ко мне.
Я отрицательно покачал головой. Не знаю, как она это заметила в кромешной темноте, но через полминуты она скользнула под одеяло. Прижалась, прильнула ко мне. И всё. И ничего больше.
– Спи, – шепнула она. – Завтра всё будет иначе, обещаю.
Глава 7. Зодчие некрополя
Брюс, 22 июня 2010 года, 7:20
Я выпал из сна. Сознание включилось неожиданно, как свет от щелчка выключателя. Водоворот вчерашних событий, откровения, которыми мы делились, признание Софии… Всё виделось ярким и отчётливым, я мог вспомнить каждое слово, каждую мелочь. Но ощущение потери реальности, отрыва от реальности прошло. Вагон едва заметно покачивает, в купе брезжит серый рассветный сумрак. На сегодня обещали грозы, порывистый ветер. «Обещали»…
Ники обнимала меня за шею, положила голову мне на плечо. Её дыхание, полевые цветы. И три остальных её запаха. Я вслушивался в её дыхание, смутно ощущал, как бьётся её сердце. Осторожно, чтобы не пошевелить Ники, высвободил левую руку, прикоснулся к её щеке. Она издала звук, напомнивший мурлыканье кошки, пошевелилась, прижалась ко мне сильнее.
Когда я мечтал, как о несбыточном, о такой вот ночи? Ещё тогда, в сентябре? О да, наверное. Помню, какие образы приходили на ум, какие фантазии. Грёзы, особенно приятные тем, что наяву такое не может, не имеет права случаться. Человеку не должно быть настолько хорошо, цена за подобное должна быть непомерной.
Я не проснулся окончательно, но и не спал – слегка приподнял голову, осмотрелся. Всё, как и раньше. Одежда Ники на полу. Как в фильмах, там обожают подобные картины. Дорожка из брошенных под ноги предметов одежды, на пути к кровати.
Ники вновь мурлыкнула, что-то едва заметно прошептала. Почему меня не удивляет, что я здесь, с ней? Сколько она сделала для того, чтобы стереть меня с лица земли? Странно было вспоминать это сейчас. Словно Ники подменили, вчера. Мне было бы приятнее считать, что её подменили, что всё можно забыть и простить, если бы не её вчерашние слова.
«Мерзкая сплетница». Это точно. Не знаю, что она там говорила про других. Про меня – много разной гадости. Словно с цепи сорвалась. Словно взбесилась. Я не думал, что можно говорить про других такое, а потом невинно улыбаться этим же людям в лицо…
«Я стравливаю людей». Это точно. У тебя талант стравливать, Ники. Поль, спаси Господь его душу, Жан, все остальные – мы же были друзьями. Настоящими. И что она с нами сделала, всего за неделю?
«Мне нравится унижать людей, делать им больно». Да, тебе нравится. Я помню, как на меня смотрели на дне её рождения. «Что ещё ждать от сына уголовника!» Господи, Ники, как ты выкопала всё это, зачем рылась в подобном? Я помнил напряжённый, резкий тон матери по телефону. Кто сказал тебе, Брюс? Кто этот мерзавец? И ректор, его надменный и презрительный тон. Зачем вы скрыли судимость своего отца, господин Деверо? Нет, грехи отцов не наследуются, мы цивилизованные люди, но форма есть форма, не я выдумал этот пункт в анкете…
Я знаю, мама, кто этот мерзавец. Мерзавка. Она спит сейчас у меня на плече. Мне страшно даже подумать об этом, но я её люблю. По-настоящему. Под этим словом я понимаю вовсе не то, что, скажем, Поль. И его приятели, мир их праху. Я люблю её, пусть даже то, что она сделала, никому не прощают.
– Я знаю, Брюс – прошептала она едва слышно. Я вздрогнул так, что едва не сбросил её на пол. Она тихо рассмеялась, повернулась на спину, по-прежнему прижимая голову к моему плечу. – Всё ждала, когда ты это скажешь.
О боже. Я что, говорил вслух, все свои мысли?
– Нет, Брюс, ты не говорил, – услышал я. Она приподнялась на локте, взглянула мне в лицо. Улыбалась. Ты всё-таки ведьма, Ники. Я не могу думать о тебе хорошо, но не в состоянии прогнать тебя, оттолкнуть. Я всё-таки сплю. Всё ещё сплю.
– Ты не спишь, – услышал я. Но губы Ники не шевельнулись.
О господи!
– Ты читаешь мысли?! – в голове случилась полная неразбериха. Я не узнал своего голоса – хриплый, скрежещущий. Ники приложила палец к моим губам.
«Думай», раздалось у меня в голове. «Просто думай».
Я закрыл глаза.
«Этого не бывает, Ники».
Она рассмеялась. Вслух, если можно так сказать. Повернулась, обняла, прижалась щекой к моей щеке.
«Ники, что происходит?»
«Мы подъезжаем. Не беспокойся, нас не потревожат. Ни нас, ни их. Уйдём, когда захотим».
«Я не об этом».
Она вновь рассмеялась. На этот раз мысленно. Странное ощущение – смех отражался, возвращался эхом, которое воспринималось не ушами.
«Ты сказала Софии, что должна охранять меня. От кого?»
«Если повезёт, то от себя самой. Если не повезёт, от всего остального мира».
«Ники, мне не смешно».
«Не сердись. Я сказала чистую правду, Брюс».
Я полежал, стараясь ничего не думать. Мысли роились в голове, и вот одна стала донимать сильнее остальных.
«Ники, София не была с Жаном. Она вообще ни с кем не была».
«Я знаю». Возникло сильное ощущение, что Ники кивнула, хотя голова её оставалась неподвижной.
«Значит, Жан умрёт?»
«Я не знаю, Брюс. Он должен был умереть ещё вчера, на поляне. Но он жив».
Пауза.
«Это ты его сделала таким, Ники? Его, Поля, остальных?»
Нет ответа.
«Я знаю, что это ты. Я видел, что ты сделала там, на поляне. София не видела, а я видел».
Нет ответа.
«Нет никаких террористов, Ники. Никто не охотится за мной. Нет никакого заговора, правда? И ты никакой не спецагент».
Нет ответа.
«Так и будешь молчать, Ники?» Мне вдруг подумалось, что это странное свойство, умение слышать и передавать мысли, просто кончилось. Что Ники уже не слышит меня, а я – её. И тут она, неуловимо быстр оттолкнулась, перекатилась, легла на меня, упёрлась руками так, чтобы её лицо было на расстоянии длины ладони от моего. Я заметил, что губы её сжаты.
«Это не так, Брюс. Есть заговор. Тебя хотят убить. Или скоро захотят. А мне приходится быть спецагентом».
«Снова врёшь? Я не София, Ники. Ты заморочила ей голову, но я-то видел. То, как ты их отключила. Тени на поляне. Это что – достижение наших спецслужб?»
«Брюс, не злись, прошу», она медленно опустилась, уткнулась лицом в подушку, подбородком – мне в плечо. «Что ты хочешь услышать? Правду? Ты не поверишь мне. Ты сам придумаешь другую неправду, это будет ещё хуже. Просто жди. Всё постепенно станет ясно».
«Зачем же ты придумала эту историю для Софии? Она не дурочка. Она скоро поймёт, что ты её обманула».
Ники вновь приподнялась на руках.
«Брюс, что я должна была сказать? Софии была нужна почва под ногами. Начнёт осыпаться эта почва – я дам ей другую. Ты просто принимаешь всё быстрее, чем она».
Я попробовал усесться. Ожидал страшной боли в ключице, в боку. Побаливало, но вовсе не так, как пару часов назад. Этого тоже не может быть!
Ники так и осталась сидеть у меня на ногах. Прижалась ко мне, обняла.
«Брюс, это может быть. Это происходит».
Я молчал. Почему я вчера не бросился в полицию там, на вокзале? Почему не убежал, вместе с Софией и Жаном, пусть даже пришлось бы его волочь?
Отыскать ответ оказалось нелегко. Я увидел то, чего не могло быть. София не вспоминала то, что Ники назвала «пройти сквозь тень». Но я помнил! И тени на поляне, и всё прочее. Точно. Вот почему я всё ещё здесь. Меня притягивает, не отпускает загадка. Только поэтому я не послал Ники туда, откуда никто никогда не возвращался.
«Верно, Брюс. Ты сам всё понимаешь. Постепенно понимаешь».
Я разозлился не на шутку. Что теперь, и думать ни о чём нельзя будет? Голову словно окунули в котёл с кипятком, я зашипел от боли. Ники отстранилась, продолжая держать меня за плечи. На лице её отразилась тревога.
– Брюс, не надо злиться, – услышал я её голос. На этот раз ушами. Голова у меня кружилась, мне стало нехорошо. Ники мягко вынудила меня улечься, сама же осталась сидеть на мне. «Верхом».
– Это… кончилось? Я не слышу тебя, Ники. Не слышу твои мысли.
– Ты перенервничал. Разозлился. Поэтому всё кончилось.
– Что мне делать? – спросил я, хотя и в мыслях не держал такого вопроса.
– Перестань задавать вопросы. Ты нужен мне, Брюс. Просто поверь в это. Я хочу, чтобы ты жил, чтобы был со мной.
– Ты обманывала меня, делала мне пакости, натравливала своих псов, сводила меня с ума…
– Да, Брюс.
– А теперь я должен поверить, что стал тебе нужен?
– Да, Брюс.
Она выглядела совершенно серьёзной.
Возможно, и Господь всемогущий не сможет понять женщин. Надо принимать решение. Я принял его на редкость легко. Наверное, в тот самый момент я сам стал сумасшедшим. Таким же, как она.
– Хорошо, Ники.
Она улыбнулась. Я заметил слёзы в уголках её глаз. Она вытерла их тыльной стороной ладони и медленно опустилась на меня. Вихри морского воздуха, напоенного жасмином… Меня куда-то несёт, несёт…
– Не шевелись, – шепнула она мне на ухо. – Не напрягайся. Не думай ни о чём.
Вихрь вознёс меня и швырнул в бездонную пустоту космоса, где всё ярче горели звёзды, чтобы взорваться, сжечь весь мир и выстроить его заново…
Брюс, отель «Мажестик», апартаменты «Жасмин», 22 июня 2010 года, 12:30
Я бродил по гостиной, самой крупной комнате апартаментов, и не знал, куда себя девать. Надо радоваться, что у меня нет аллергии на жасмин. Он тут повсюду. Запах не резкий, ни в коем случае, но вездесущий. Комнаты обставлены в восточном стиле. Это я понял, хотя не бог весть как разбираюсь во всём этом. Но то, что это, пусть отчасти, Китай, я понял. Пол вовсе не ровный – один большой «холм» в центре, два поменьше – в северо-восточном и юго-западном углах. В «низинах» столы, подушки и скамеечки. На вершине центрального холма – садик из крохотных деревьев и фонтан. Стоп, по-моему, это уже не Китай? Ну и ладно.
Доминик удалилась в кабинет и, вежливо и непреклонно, велела туда не заходить. Ладно. В апартаментах восемь комнат, можно неплохо размяться, путешествуя по ним. Я отправился в восточную спальню, куда отнесли чемоданы с «моими» вещами, и встал у окна.
Ле-Тесс сегодня в осаде. Вон какие тучи, как громоздятся. Умная автоматика включила вечернее освещение; странно, мне и кажется, что сейчас вечер.
В который раз достал из кармана коробочку. Ту самую, с драгоценной розой. София отказалась забирать её.
– Машины будут через час, – она отошла. Одета уже по-другому, в деловой костюм, безликий и бесполый. Обсидиановое кольцо на среднем пальце левой руки, нефритовое – на среднем пальце правой. Крохотная брошка-бабочка на лацкане. Ничего лишнего, никакой показной роскоши.
Потрясающе. То, как она умеет приказывать, не приказывая. Убедилась, что я проснулся, и дала понять – день начинается, нечего нежиться.
Мне хватило четверти часа, чтобы привести себя в порядок. Умываясь, заметил, что почти ничего уже не болит. Синяки, местами – шрамы. Почки ещё побаливают. Но способность удивляться ещё вчера оставила меня, и до сих пор не вернулась.
Ещё через четверть часа мы закончили с завтраком. На сей раз всё просто. Булочки с сыром, крепкий кофе, пара тостов. Без особых изысков. Через минуту после того, как проводник забрал посуду, в дверь тихонько постучали.
София.
Судя по красным глазам, она не спала большую часть ночи. Или много плакала. Или и то, и другое.
Ники молча пропустила её, предложила сесть у окна. София уселась. Опустила голову, спрятала лицо в ладонях. Я думал, она сейчас расплачется. Ничего подобного.
– Он почти ничего не помнит, – прошептала София. – Помнит только один день. Вчерашний. Как только просыпается, сразу начинает извиняться, что ударил меня. Что с ним?
– София, сегодня или завтра ему станет хуже, – Ники присела перед ней. – Вот, возьми. Возьми, не спорь, – она протянула Софии пухлый бумажник. – Там три визитки. Первая из них – доктор. Как только с Жаном что-то случится, позвони ему. На второй карточке записан адрес. Туда вас отвезёт машина, через двадцать пять минут. В бумажнике полторы тысячи евро, две кредитные карты на твоё имя. Вот коды, – Ники протянула ещё одну бумажку. София молча посмотрела. – Запомнила?
София кивнула. Да, она же математик. Все только потешались над её страстью к числам.
Доминик добыла из кармана зажигалку, поднесла к огоньку листок с кодами. Листок вспыхнул, весь сразу, и просто исчез.
– Те деньги, – неожиданно подала голос София. – Вчерашние. Там было три тысячи сто двенадцать. Осталось две шестьсот пять.
– Оставь себе. Третья карточка – телефон комиссара полиции Лакруа. Он будет заниматься вашей защитой. Если вдруг что-то происходит, звонит кто-нибудь посторонний, случается ещё что-нибудь – звони ему.
София кивнула снова.
– Если захочешь куда-то выйти, куда-то сходить – звонишь комиссару и выполняешь его распоряжения.
София кивнула в третий раз.
– Софи, – Ники придвинулась ближе. София подняла голову, посмотрела ей в лицо. – Твоим родителям сказали, что тебя пригласили в гости. На три недели. Думаю, тебе лучше звонить им, на выходных. Как обычно.
София не утратила способности удивляться.
– Откуда ты знаешь? – поразилась она. – Ах, да, ты же…
– София, слушай внимательно. Он всегда должен слышать твой голос. Рассказывай ему.
– Что рассказывать?
– Всё. Как учились, как познакомились. Как встречались, как занимались любовью…
София покраснела, отвела взгляд.
– Это важно, София. Каждую деталь. Даже когда он будет в коме, он должен слышать твой голос. Справишься?
София кивнула.
– Не позволяй снимать с него медальон. Никому не отдавай. Делай, что хочешь, но медальон должен всегда быть у него на шее. Это всё. Не ищи меня, я сама позвоню. Запомни: буря, гроза, жасмин. Если я позвоню и не скажу эти три слова, немедленно кладёшь трубку и вызываешь Лакруа. Ясно?
– Ясно, – София поднялась. Мы с Ники – тоже.
– Доминик, – София посмотрела ей в глаза. – Я не знаю, кто ты на самом деле, что делаешь. Я знаю, это ты сделала с Жаном то… отчего он стал таким. Ты или кто-то из твоих людей. Если Жан умрёт, я найду тебя. Где бы ты ни спряталась. Обещаю.
Голос Софии был совершенно спокойным, во взгляде – решимость идти до конца. Ни слова её, ни тон, ни внешний вид не вызывали желания улыбнуться.
Доминик выдержала её взгляд. Ответила так же ровно.
– Я знаю, София. Я не буду прятаться.
София кивнула и направилась к двери, но я остановил её. Осторожно взял за локоть.
– Ники, разреши мне…
– Разумеется, – Ники вышла из купе и бесшумно защёлкнула за собой дверь.
– Спасибо, Брюс, – София встала на цыпочки и прикоснулась губами к моей щеке. – Я справлюсь, не беспокойся. Ты любишь её, правда?
Я кивнул.
– Если Жан умрёт, это ей не поможет, – тихо пообещала София. – Извини.
Я вынул из кармана коробочку. С той самой розой.
– Софи, ты вчера забыла…
– Я не возьму. Оставь себе, Брюс. На память. Я не могу взять это.
– Но почему?
Она просто посмотрела мне в глаза. И я понял, почему. Она кивнула, сильно сжала мой локоть и, резко развернувшись, покинула купе.
Минуты через три постучала Доминик.
– Идём, Брюс, – позвала она. – О вещах не беспокойся.
Проводник, тот самый, стоял у выхода. На этот раз мы обменялись рукопожатием. Ему это явно польстило. Кем он меня считает, интересно? Ники, он давно знает, это точно.
Путешествие в такси я помню смутно. Ники молчала; надела чёрные очки и едва заметно улыбалась. Шофёр также не донимал разговорами. В общем, от отсутствия впечатлений я едва не заснул.
– Мадемуазель Доминик, какая честь! Ваши обычные апартаменты?
– Без имён, мсье Рено, – Доминик улыбнулась шире, демонстрируя ослепительно белые зубки. – Если можно, «Жасмин». У меня много дел в столице, очень много дел… – я заметил, как она едва заметно указала на меня, слабым движением головы.
– Через четверть часа будут готовы, – управляющий ещё раз поклонился. И повернулся ко мне. Протянул мне руку, почтительно наклонил голову.
– Рад, что почтили нас визитом, господин Деверо. Наслышан, наслышан о вас.
Я сделал всё, чтобы сохранить серьёзный вид, и пожал руку. Странно. Мне показалось, что на меня будут смотреть иронически – молодая скучающая аристократка отыскала очередного ухажёра (или проще, любовника). Но нет.
– Не угодно ли пообедать? – управляющий указал в сторону ресторана. – Сегодня изумительные…
– Мсье Рено, – перебила его Доминик. Управляющий улыбнулся, кивнул. – Мы долго ехали, и, признаться, устали. Всего лишь кофе. Обедать мы будем в апартаментах.
Управляющий подозвал метрдотеля, и минуты через три мы уже сидели, в самом углу, за столиком на двоих, под тенью двух могучих пальм.
Доминик так и не сняла очки.
– «Наслышан о вас», – я отпил кофе (не так часто я пил хороший кофе, чтобы оценить по достоинству). – Интересно, о чём именно наслышан?
Она медленно сняла очки. Вновь улыбнулась, сверкнув зубами.
– Семья Деверо эмигрировала сто пятьдесят лет назад в Северные Соединённые Штаты, – она смотрела не на меня, а на свои руки. – Твой прадед, Жюль Деверо, стал известным ювелиром. Дед продолжил его дело и открыл филиалы в других странах, в том числе и на родине, в Галлии. После смерти отца ты унаследовал всю ювелирную империю Жюля Деверо. Точнее, ту её часть, что в Галлии.
Я чувствовал, что вновь теряю контакт с реальностью.
– К-к-как? – я едва смог выговорить это слово. На большее просто сил не было. – Этого не может быть!
Она перестала улыбаться. Протянула руку, прикоснулась своей ладонью к моей. Перед глазами повис туман, голова закружилась.
– Это есть, Брюс, – она вновь улыбнулась. – Просто скажи это. Про себя. Это есть.
«Это есть», подумал я. И голова тут же перестала кружиться.
Доминик кивнула, допила остаток кофе и протянула руку. Я встал (с трудом осознавая, где я и почему), взял её под руку и повёл к выходу из ресторана. Ощущая на себе взгляды. Да, Ники трудно не заметить, а заметив – невозможно отвести взгляд.
Я не сразу понял, что произошло. Настолько всё было неожиданным. Опомнился, побежал следом (хотя страшно хотелось идти медленно и озираться, так необычно выглядят апартаменты). Ники лежала на кровати, на спине, руки и ноги в стороны. Туфли валялись, одна – на полпути к кровати, другая – у порога. Как сумела снять в прыжке?
Я присел на корточки перед кроватью. Вид у Доминик был счастливым. Сияющим.
– Ты в порядке, Ники?
Она перекатилась к моему краю кровати. Протянула руку, погладила меня по голове. Улыбнулась, кивнула.
– Разумеется. Не бойся, никто ничего не услышит. Иногда так хочется побеситься, сил нет. Только здесь и можно…
Это что-то новое.
– Это будет твоей спальней, – Доминик спрыгнула на пол, передо мной. На лице её возникло виноватое выражение. – Ничего, что я всю кровать помяла?
Я не смог этого вынести и расхохотался. Она рассмеялась в ответ, бросилась мне на шею. Уронила на пол. Я решил не сопротивляться. Тем более, ковёр под головой удобный, можно спать на полу.
– Где твоя спальня, Ники?
– Зачем это тебе? – осведомилась она сухо. Фыркнула, рассмеялась. – Поищи, если захочешь, – она, улеглась рядом, как утром, в поезде. Обняла меня за шею, прижалась щекой к плечу.
– Надеюсь, спальни запираются?
Она сочувственно вздохнула.
– Да, но тебе это не поможет. Если захочу, я всё равно проберусь к тебе. От меня никто не мог спрятаться.
– Что, если мне захочется пробраться к тебе?
Она уселась, помогла усесться мне. Пригладила взъерошенные волосы.
– Нет, Брюс. Я буду приходить к тебе.
Что-то, видимо, отразилось на моём лице.
– Брюс, – она взяла меня за плечи, привлекла к себе. – Ты не моя собственность. Я – тоже не твоя собственность. Просто у меня несколько правил. Их никогда не нарушают.
– Никогда?
– Ну, почти никогда.
– Можно ознакомиться со списком?
Она тихо рассмеялась. Прижалась щекой к моей щеке.
«Брюс, не обижайся», раздалось у меня прямо в голове. Я вздрогнул. Так это всё не приснилось?
Просто думай, Брюс.
«У меня тоже могут быть правила, Ники?»
«Разумеется. Я сумасшедшая, но правила выполнять умею».
«Ники, эти ювелирные магазины…»
«Не только магазины, Брюс. Фабрики. Одна находится здесь, в Ле-Тесс. В пригороде».
«Ники, я не спрашиваю, как. Ты всё равно не скажешь. Скажи, зачем?»
«Я могу устроить жизнь любимому человеку?»
Я отстранился от неё. Доминик смотрела мне в лицо, губы её чуть подрагивали.
– Ты умеешь любить, Ники?
– Да. Я буду жить для тебя. Если потребуется, умру за тебя.
Этим словам я поверил. Сразу. Она сказала их просто, без позы, без пафоса. Просто сказала. Как само собой разумеющееся.
– Что-то случилось, – я опустил голову. Ники прижала её к своей груди. – Что-то должно было случиться, Ники. Очень серьёзное. Чтобы всё так изменилось.
– Случилось, Брюс. Очень серьёзное. Очень страшное. Надеюсь, что сумею остановить вовремя.
– Что остановить, Ники?
– То, что началось. Ты скоро узнаешь, часа через три.
Она легко, изящно вскочила на ноги. Ну и костюм у неё! Нигде не помялся. Мой, впрочем, тоже.
– Через полчаса будем обедать, Брюс. Надо переодеться.
Раздался тонкий, изящный перезвон колоколов. Я не сразу понял, что это телефон.
– Вон там, у изголовья, – указала Ники. – Это тебя.
Вот это номер! Как она узнала телефон? Ники уселась рядом, глядя на меня. Кивнула – продолжай, всё в порядке.
– Да, мама.
– Мне сказали, ты в гостях?
Ники улыбнулась, но вмешиваться не стала. Я показал ей кулак, она бесшумно расхохоталась и упала на кровать, навзничь.
– Да, мама. Если честно, я немного занят.
– Брюс, господин Фрейен позвонил мне только что. Он будет в Ле-Тесс не завтра, а сегодня. Может, тебе следует побывать на фабрике сегодня?
Узнаю маму. Ладно, я всё равно не узнаю, как она узнала про возникшие из ниоткуда магазины и прочее. Но её привычка всегда пытаться решать за меня… Чёрт возьми, мне уже двадцать два!
– Мама, встреча уже назначена, – Ники вновь уселась. Смотрела на меня и улыбалась во весь рот. Дал бы ей по шее, но не дотянусь. – Кто из нас владелец, я или он? Почему я должен менять свои планы, бежать к нему?
Сам удивился, как быстро и сразу я свыкся с новой ролью «бриллиантового принца».
– Брюс, я думала, так будет лучше, – мама смущена.
– Мама, я умею думать сам. Не беспокойся. Как твоё здоровье?
– Всё хорошо, сынок. Не забудь позвонить мне, как пройдёт встреча.
– Обязательно, – и я положил трубку.
– Доволен, что живёшь вдали от неё? – поинтересовалась Ники.
Я кивнул.
– Хочешь дать по шее – дай, – спокойно продолжила Доминик. – Один раз можно.
– А второй?
– Получишь сдачи. Брюс, просто повторяй, «это есть». Быстрее привыкнешь.
– Ники, – я присел перед ней. – У моего деда действительно были ювелирные магазины в Америке. Но их отобрали. Его партнёры подставили его. Дали пинка. Вынудили вернуться в Галлию.
– Хорошо, что ты это помнишь, – Ники наклонилась ко мне, поцеловала в лоб. – Очень хорошо. Великолепно. – Она смотрела на меня серьёзно.
– Так что из этого правда?
– Всё правда, Брюс. И то, и другое.
– Ники, этого не…
– …может быть. Может. Брюс, если я ещё раз услышу эти слова сегодня, я страшно разозлюсь.
– А я сойду с ума, – мрачно отозвался я. – Что из этого настоящее?
– Брюс, – она взяла меня под подбородок, заставила поднять голову. – И то, и другое – настоящее. Признайся, в каком из них тебе было бы удобнее?
– Всегда мечтал работать ювелиром.
– Ты выбрал, – она ещё раз поцеловала меня в лоб, поднялась. Прошлась к двери, собрала туфли. – Брюс, ты хотел список правил. Вот тебе список. Если я в комнате и дверь закрыта, ты стучишь, если я нужна. Если я не отвечаю, второй раз ты не стучишь. Ты никогда не спрашиваешь, где я была и что делала. Я сама всё расскажу. Если потребуется.
– Если потребуется, – повторил я эхом.
– То же самое относится и к тебе, Брюс. Не хочешь меня видеть – просто закрываешь дверь. Не хочешь рассказывать о чём-то – молчишь. Договорились?
Я поднялся, кивнул.
– Одежда должна быть в этих шкафах, – Доминик указала и, покинув спальню через вторую дверь, аккуратно закрыла её за собой.
Я выпал из сна. Сознание включилось неожиданно, как свет от щелчка выключателя. Водоворот вчерашних событий, откровения, которыми мы делились, признание Софии… Всё виделось ярким и отчётливым, я мог вспомнить каждое слово, каждую мелочь. Но ощущение потери реальности, отрыва от реальности прошло. Вагон едва заметно покачивает, в купе брезжит серый рассветный сумрак. На сегодня обещали грозы, порывистый ветер. «Обещали»…
Ники обнимала меня за шею, положила голову мне на плечо. Её дыхание, полевые цветы. И три остальных её запаха. Я вслушивался в её дыхание, смутно ощущал, как бьётся её сердце. Осторожно, чтобы не пошевелить Ники, высвободил левую руку, прикоснулся к её щеке. Она издала звук, напомнивший мурлыканье кошки, пошевелилась, прижалась ко мне сильнее.
Когда я мечтал, как о несбыточном, о такой вот ночи? Ещё тогда, в сентябре? О да, наверное. Помню, какие образы приходили на ум, какие фантазии. Грёзы, особенно приятные тем, что наяву такое не может, не имеет права случаться. Человеку не должно быть настолько хорошо, цена за подобное должна быть непомерной.
Я не проснулся окончательно, но и не спал – слегка приподнял голову, осмотрелся. Всё, как и раньше. Одежда Ники на полу. Как в фильмах, там обожают подобные картины. Дорожка из брошенных под ноги предметов одежды, на пути к кровати.
Ники вновь мурлыкнула, что-то едва заметно прошептала. Почему меня не удивляет, что я здесь, с ней? Сколько она сделала для того, чтобы стереть меня с лица земли? Странно было вспоминать это сейчас. Словно Ники подменили, вчера. Мне было бы приятнее считать, что её подменили, что всё можно забыть и простить, если бы не её вчерашние слова.
«Мерзкая сплетница». Это точно. Не знаю, что она там говорила про других. Про меня – много разной гадости. Словно с цепи сорвалась. Словно взбесилась. Я не думал, что можно говорить про других такое, а потом невинно улыбаться этим же людям в лицо…
«Я стравливаю людей». Это точно. У тебя талант стравливать, Ники. Поль, спаси Господь его душу, Жан, все остальные – мы же были друзьями. Настоящими. И что она с нами сделала, всего за неделю?
«Мне нравится унижать людей, делать им больно». Да, тебе нравится. Я помню, как на меня смотрели на дне её рождения. «Что ещё ждать от сына уголовника!» Господи, Ники, как ты выкопала всё это, зачем рылась в подобном? Я помнил напряжённый, резкий тон матери по телефону. Кто сказал тебе, Брюс? Кто этот мерзавец? И ректор, его надменный и презрительный тон. Зачем вы скрыли судимость своего отца, господин Деверо? Нет, грехи отцов не наследуются, мы цивилизованные люди, но форма есть форма, не я выдумал этот пункт в анкете…
Я знаю, мама, кто этот мерзавец. Мерзавка. Она спит сейчас у меня на плече. Мне страшно даже подумать об этом, но я её люблю. По-настоящему. Под этим словом я понимаю вовсе не то, что, скажем, Поль. И его приятели, мир их праху. Я люблю её, пусть даже то, что она сделала, никому не прощают.
– Я знаю, Брюс – прошептала она едва слышно. Я вздрогнул так, что едва не сбросил её на пол. Она тихо рассмеялась, повернулась на спину, по-прежнему прижимая голову к моему плечу. – Всё ждала, когда ты это скажешь.
О боже. Я что, говорил вслух, все свои мысли?
– Нет, Брюс, ты не говорил, – услышал я. Она приподнялась на локте, взглянула мне в лицо. Улыбалась. Ты всё-таки ведьма, Ники. Я не могу думать о тебе хорошо, но не в состоянии прогнать тебя, оттолкнуть. Я всё-таки сплю. Всё ещё сплю.
– Ты не спишь, – услышал я. Но губы Ники не шевельнулись.
О господи!
– Ты читаешь мысли?! – в голове случилась полная неразбериха. Я не узнал своего голоса – хриплый, скрежещущий. Ники приложила палец к моим губам.
«Думай», раздалось у меня в голове. «Просто думай».
Я закрыл глаза.
«Этого не бывает, Ники».
Она рассмеялась. Вслух, если можно так сказать. Повернулась, обняла, прижалась щекой к моей щеке.
«Ники, что происходит?»
«Мы подъезжаем. Не беспокойся, нас не потревожат. Ни нас, ни их. Уйдём, когда захотим».
«Я не об этом».
Она вновь рассмеялась. На этот раз мысленно. Странное ощущение – смех отражался, возвращался эхом, которое воспринималось не ушами.
«Ты сказала Софии, что должна охранять меня. От кого?»
«Если повезёт, то от себя самой. Если не повезёт, от всего остального мира».
«Ники, мне не смешно».
«Не сердись. Я сказала чистую правду, Брюс».
Я полежал, стараясь ничего не думать. Мысли роились в голове, и вот одна стала донимать сильнее остальных.
«Ники, София не была с Жаном. Она вообще ни с кем не была».
«Я знаю». Возникло сильное ощущение, что Ники кивнула, хотя голова её оставалась неподвижной.
«Значит, Жан умрёт?»
«Я не знаю, Брюс. Он должен был умереть ещё вчера, на поляне. Но он жив».
Пауза.
«Это ты его сделала таким, Ники? Его, Поля, остальных?»
Нет ответа.
«Я знаю, что это ты. Я видел, что ты сделала там, на поляне. София не видела, а я видел».
Нет ответа.
«Нет никаких террористов, Ники. Никто не охотится за мной. Нет никакого заговора, правда? И ты никакой не спецагент».
Нет ответа.
«Так и будешь молчать, Ники?» Мне вдруг подумалось, что это странное свойство, умение слышать и передавать мысли, просто кончилось. Что Ники уже не слышит меня, а я – её. И тут она, неуловимо быстр оттолкнулась, перекатилась, легла на меня, упёрлась руками так, чтобы её лицо было на расстоянии длины ладони от моего. Я заметил, что губы её сжаты.
«Это не так, Брюс. Есть заговор. Тебя хотят убить. Или скоро захотят. А мне приходится быть спецагентом».
«Снова врёшь? Я не София, Ники. Ты заморочила ей голову, но я-то видел. То, как ты их отключила. Тени на поляне. Это что – достижение наших спецслужб?»
«Брюс, не злись, прошу», она медленно опустилась, уткнулась лицом в подушку, подбородком – мне в плечо. «Что ты хочешь услышать? Правду? Ты не поверишь мне. Ты сам придумаешь другую неправду, это будет ещё хуже. Просто жди. Всё постепенно станет ясно».
«Зачем же ты придумала эту историю для Софии? Она не дурочка. Она скоро поймёт, что ты её обманула».
Ники вновь приподнялась на руках.
«Брюс, что я должна была сказать? Софии была нужна почва под ногами. Начнёт осыпаться эта почва – я дам ей другую. Ты просто принимаешь всё быстрее, чем она».
Я попробовал усесться. Ожидал страшной боли в ключице, в боку. Побаливало, но вовсе не так, как пару часов назад. Этого тоже не может быть!
Ники так и осталась сидеть у меня на ногах. Прижалась ко мне, обняла.
«Брюс, это может быть. Это происходит».
Я молчал. Почему я вчера не бросился в полицию там, на вокзале? Почему не убежал, вместе с Софией и Жаном, пусть даже пришлось бы его волочь?
Отыскать ответ оказалось нелегко. Я увидел то, чего не могло быть. София не вспоминала то, что Ники назвала «пройти сквозь тень». Но я помнил! И тени на поляне, и всё прочее. Точно. Вот почему я всё ещё здесь. Меня притягивает, не отпускает загадка. Только поэтому я не послал Ники туда, откуда никто никогда не возвращался.
«Верно, Брюс. Ты сам всё понимаешь. Постепенно понимаешь».
Я разозлился не на шутку. Что теперь, и думать ни о чём нельзя будет? Голову словно окунули в котёл с кипятком, я зашипел от боли. Ники отстранилась, продолжая держать меня за плечи. На лице её отразилась тревога.
– Брюс, не надо злиться, – услышал я её голос. На этот раз ушами. Голова у меня кружилась, мне стало нехорошо. Ники мягко вынудила меня улечься, сама же осталась сидеть на мне. «Верхом».
– Это… кончилось? Я не слышу тебя, Ники. Не слышу твои мысли.
– Ты перенервничал. Разозлился. Поэтому всё кончилось.
– Что мне делать? – спросил я, хотя и в мыслях не держал такого вопроса.
– Перестань задавать вопросы. Ты нужен мне, Брюс. Просто поверь в это. Я хочу, чтобы ты жил, чтобы был со мной.
– Ты обманывала меня, делала мне пакости, натравливала своих псов, сводила меня с ума…
– Да, Брюс.
– А теперь я должен поверить, что стал тебе нужен?
– Да, Брюс.
Она выглядела совершенно серьёзной.
Возможно, и Господь всемогущий не сможет понять женщин. Надо принимать решение. Я принял его на редкость легко. Наверное, в тот самый момент я сам стал сумасшедшим. Таким же, как она.
– Хорошо, Ники.
Она улыбнулась. Я заметил слёзы в уголках её глаз. Она вытерла их тыльной стороной ладони и медленно опустилась на меня. Вихри морского воздуха, напоенного жасмином… Меня куда-то несёт, несёт…
– Не шевелись, – шепнула она мне на ухо. – Не напрягайся. Не думай ни о чём.
Вихрь вознёс меня и швырнул в бездонную пустоту космоса, где всё ярче горели звёзды, чтобы взорваться, сжечь весь мир и выстроить его заново…
Брюс, отель «Мажестик», апартаменты «Жасмин», 22 июня 2010 года, 12:30
Я бродил по гостиной, самой крупной комнате апартаментов, и не знал, куда себя девать. Надо радоваться, что у меня нет аллергии на жасмин. Он тут повсюду. Запах не резкий, ни в коем случае, но вездесущий. Комнаты обставлены в восточном стиле. Это я понял, хотя не бог весть как разбираюсь во всём этом. Но то, что это, пусть отчасти, Китай, я понял. Пол вовсе не ровный – один большой «холм» в центре, два поменьше – в северо-восточном и юго-западном углах. В «низинах» столы, подушки и скамеечки. На вершине центрального холма – садик из крохотных деревьев и фонтан. Стоп, по-моему, это уже не Китай? Ну и ладно.
Доминик удалилась в кабинет и, вежливо и непреклонно, велела туда не заходить. Ладно. В апартаментах восемь комнат, можно неплохо размяться, путешествуя по ним. Я отправился в восточную спальню, куда отнесли чемоданы с «моими» вещами, и встал у окна.
Ле-Тесс сегодня в осаде. Вон какие тучи, как громоздятся. Умная автоматика включила вечернее освещение; странно, мне и кажется, что сейчас вечер.
В который раз достал из кармана коробочку. Ту самую, с драгоценной розой. София отказалась забирать её.
* * *
Когда я вновь проснулся, без пяти минут девять, Ники сидела рядом, на краешке дивана. Молча смотрела на меня, держала за руку. Увидев, что я открыл глаза, улыбнулась и встала.– Машины будут через час, – она отошла. Одета уже по-другому, в деловой костюм, безликий и бесполый. Обсидиановое кольцо на среднем пальце левой руки, нефритовое – на среднем пальце правой. Крохотная брошка-бабочка на лацкане. Ничего лишнего, никакой показной роскоши.
Потрясающе. То, как она умеет приказывать, не приказывая. Убедилась, что я проснулся, и дала понять – день начинается, нечего нежиться.
Мне хватило четверти часа, чтобы привести себя в порядок. Умываясь, заметил, что почти ничего уже не болит. Синяки, местами – шрамы. Почки ещё побаливают. Но способность удивляться ещё вчера оставила меня, и до сих пор не вернулась.
Ещё через четверть часа мы закончили с завтраком. На сей раз всё просто. Булочки с сыром, крепкий кофе, пара тостов. Без особых изысков. Через минуту после того, как проводник забрал посуду, в дверь тихонько постучали.
София.
Судя по красным глазам, она не спала большую часть ночи. Или много плакала. Или и то, и другое.
Ники молча пропустила её, предложила сесть у окна. София уселась. Опустила голову, спрятала лицо в ладонях. Я думал, она сейчас расплачется. Ничего подобного.
– Он почти ничего не помнит, – прошептала София. – Помнит только один день. Вчерашний. Как только просыпается, сразу начинает извиняться, что ударил меня. Что с ним?
– София, сегодня или завтра ему станет хуже, – Ники присела перед ней. – Вот, возьми. Возьми, не спорь, – она протянула Софии пухлый бумажник. – Там три визитки. Первая из них – доктор. Как только с Жаном что-то случится, позвони ему. На второй карточке записан адрес. Туда вас отвезёт машина, через двадцать пять минут. В бумажнике полторы тысячи евро, две кредитные карты на твоё имя. Вот коды, – Ники протянула ещё одну бумажку. София молча посмотрела. – Запомнила?
София кивнула. Да, она же математик. Все только потешались над её страстью к числам.
Доминик добыла из кармана зажигалку, поднесла к огоньку листок с кодами. Листок вспыхнул, весь сразу, и просто исчез.
– Те деньги, – неожиданно подала голос София. – Вчерашние. Там было три тысячи сто двенадцать. Осталось две шестьсот пять.
– Оставь себе. Третья карточка – телефон комиссара полиции Лакруа. Он будет заниматься вашей защитой. Если вдруг что-то происходит, звонит кто-нибудь посторонний, случается ещё что-нибудь – звони ему.
София кивнула снова.
– Если захочешь куда-то выйти, куда-то сходить – звонишь комиссару и выполняешь его распоряжения.
София кивнула в третий раз.
– Софи, – Ники придвинулась ближе. София подняла голову, посмотрела ей в лицо. – Твоим родителям сказали, что тебя пригласили в гости. На три недели. Думаю, тебе лучше звонить им, на выходных. Как обычно.
София не утратила способности удивляться.
– Откуда ты знаешь? – поразилась она. – Ах, да, ты же…
– София, слушай внимательно. Он всегда должен слышать твой голос. Рассказывай ему.
– Что рассказывать?
– Всё. Как учились, как познакомились. Как встречались, как занимались любовью…
София покраснела, отвела взгляд.
– Это важно, София. Каждую деталь. Даже когда он будет в коме, он должен слышать твой голос. Справишься?
София кивнула.
– Не позволяй снимать с него медальон. Никому не отдавай. Делай, что хочешь, но медальон должен всегда быть у него на шее. Это всё. Не ищи меня, я сама позвоню. Запомни: буря, гроза, жасмин. Если я позвоню и не скажу эти три слова, немедленно кладёшь трубку и вызываешь Лакруа. Ясно?
– Ясно, – София поднялась. Мы с Ники – тоже.
– Доминик, – София посмотрела ей в глаза. – Я не знаю, кто ты на самом деле, что делаешь. Я знаю, это ты сделала с Жаном то… отчего он стал таким. Ты или кто-то из твоих людей. Если Жан умрёт, я найду тебя. Где бы ты ни спряталась. Обещаю.
Голос Софии был совершенно спокойным, во взгляде – решимость идти до конца. Ни слова её, ни тон, ни внешний вид не вызывали желания улыбнуться.
Доминик выдержала её взгляд. Ответила так же ровно.
– Я знаю, София. Я не буду прятаться.
София кивнула и направилась к двери, но я остановил её. Осторожно взял за локоть.
– Ники, разреши мне…
– Разумеется, – Ники вышла из купе и бесшумно защёлкнула за собой дверь.
– Спасибо, Брюс, – София встала на цыпочки и прикоснулась губами к моей щеке. – Я справлюсь, не беспокойся. Ты любишь её, правда?
Я кивнул.
– Если Жан умрёт, это ей не поможет, – тихо пообещала София. – Извини.
Я вынул из кармана коробочку. С той самой розой.
– Софи, ты вчера забыла…
– Я не возьму. Оставь себе, Брюс. На память. Я не могу взять это.
– Но почему?
Она просто посмотрела мне в глаза. И я понял, почему. Она кивнула, сильно сжала мой локоть и, резко развернувшись, покинула купе.
Минуты через три постучала Доминик.
– Идём, Брюс, – позвала она. – О вещах не беспокойся.
Проводник, тот самый, стоял у выхода. На этот раз мы обменялись рукопожатием. Ему это явно польстило. Кем он меня считает, интересно? Ники, он давно знает, это точно.
Путешествие в такси я помню смутно. Ники молчала; надела чёрные очки и едва заметно улыбалась. Шофёр также не донимал разговорами. В общем, от отсутствия впечатлений я едва не заснул.
* * *
Нас встретил сам управляющий. Высокий, худощавый, с тонкими усиками, он приблизился к улыбающейся Доминик и, склонившись, прикоснулся губами к её руке.– Мадемуазель Доминик, какая честь! Ваши обычные апартаменты?
– Без имён, мсье Рено, – Доминик улыбнулась шире, демонстрируя ослепительно белые зубки. – Если можно, «Жасмин». У меня много дел в столице, очень много дел… – я заметил, как она едва заметно указала на меня, слабым движением головы.
– Через четверть часа будут готовы, – управляющий ещё раз поклонился. И повернулся ко мне. Протянул мне руку, почтительно наклонил голову.
– Рад, что почтили нас визитом, господин Деверо. Наслышан, наслышан о вас.
Я сделал всё, чтобы сохранить серьёзный вид, и пожал руку. Странно. Мне показалось, что на меня будут смотреть иронически – молодая скучающая аристократка отыскала очередного ухажёра (или проще, любовника). Но нет.
– Не угодно ли пообедать? – управляющий указал в сторону ресторана. – Сегодня изумительные…
– Мсье Рено, – перебила его Доминик. Управляющий улыбнулся, кивнул. – Мы долго ехали, и, признаться, устали. Всего лишь кофе. Обедать мы будем в апартаментах.
Управляющий подозвал метрдотеля, и минуты через три мы уже сидели, в самом углу, за столиком на двоих, под тенью двух могучих пальм.
Доминик так и не сняла очки.
– «Наслышан о вас», – я отпил кофе (не так часто я пил хороший кофе, чтобы оценить по достоинству). – Интересно, о чём именно наслышан?
Она медленно сняла очки. Вновь улыбнулась, сверкнув зубами.
– Семья Деверо эмигрировала сто пятьдесят лет назад в Северные Соединённые Штаты, – она смотрела не на меня, а на свои руки. – Твой прадед, Жюль Деверо, стал известным ювелиром. Дед продолжил его дело и открыл филиалы в других странах, в том числе и на родине, в Галлии. После смерти отца ты унаследовал всю ювелирную империю Жюля Деверо. Точнее, ту её часть, что в Галлии.
Я чувствовал, что вновь теряю контакт с реальностью.
– К-к-как? – я едва смог выговорить это слово. На большее просто сил не было. – Этого не может быть!
Она перестала улыбаться. Протянула руку, прикоснулась своей ладонью к моей. Перед глазами повис туман, голова закружилась.
– Это есть, Брюс, – она вновь улыбнулась. – Просто скажи это. Про себя. Это есть.
«Это есть», подумал я. И голова тут же перестала кружиться.
Доминик кивнула, допила остаток кофе и протянула руку. Я встал (с трудом осознавая, где я и почему), взял её под руку и повёл к выходу из ресторана. Ощущая на себе взгляды. Да, Ники трудно не заметить, а заметив – невозможно отвести взгляд.
* * *
Как только дверь апартаментов затворилась за нами, Доминик издала жуткий воинственный крик, бросилась бегом через три комнаты, расположенные анфиладой (малая гостиная, большая гостиная, восточная спальня) и, оттолкнувшись, как следует, перелетела через половину комнаты. Прямо на кровать.Я не сразу понял, что произошло. Настолько всё было неожиданным. Опомнился, побежал следом (хотя страшно хотелось идти медленно и озираться, так необычно выглядят апартаменты). Ники лежала на кровати, на спине, руки и ноги в стороны. Туфли валялись, одна – на полпути к кровати, другая – у порога. Как сумела снять в прыжке?
Я присел на корточки перед кроватью. Вид у Доминик был счастливым. Сияющим.
– Ты в порядке, Ники?
Она перекатилась к моему краю кровати. Протянула руку, погладила меня по голове. Улыбнулась, кивнула.
– Разумеется. Не бойся, никто ничего не услышит. Иногда так хочется побеситься, сил нет. Только здесь и можно…
Это что-то новое.
– Это будет твоей спальней, – Доминик спрыгнула на пол, передо мной. На лице её возникло виноватое выражение. – Ничего, что я всю кровать помяла?
Я не смог этого вынести и расхохотался. Она рассмеялась в ответ, бросилась мне на шею. Уронила на пол. Я решил не сопротивляться. Тем более, ковёр под головой удобный, можно спать на полу.
– Где твоя спальня, Ники?
– Зачем это тебе? – осведомилась она сухо. Фыркнула, рассмеялась. – Поищи, если захочешь, – она, улеглась рядом, как утром, в поезде. Обняла меня за шею, прижалась щекой к плечу.
– Надеюсь, спальни запираются?
Она сочувственно вздохнула.
– Да, но тебе это не поможет. Если захочу, я всё равно проберусь к тебе. От меня никто не мог спрятаться.
– Что, если мне захочется пробраться к тебе?
Она уселась, помогла усесться мне. Пригладила взъерошенные волосы.
– Нет, Брюс. Я буду приходить к тебе.
Что-то, видимо, отразилось на моём лице.
– Брюс, – она взяла меня за плечи, привлекла к себе. – Ты не моя собственность. Я – тоже не твоя собственность. Просто у меня несколько правил. Их никогда не нарушают.
– Никогда?
– Ну, почти никогда.
– Можно ознакомиться со списком?
Она тихо рассмеялась. Прижалась щекой к моей щеке.
«Брюс, не обижайся», раздалось у меня прямо в голове. Я вздрогнул. Так это всё не приснилось?
Просто думай, Брюс.
«У меня тоже могут быть правила, Ники?»
«Разумеется. Я сумасшедшая, но правила выполнять умею».
«Ники, эти ювелирные магазины…»
«Не только магазины, Брюс. Фабрики. Одна находится здесь, в Ле-Тесс. В пригороде».
«Ники, я не спрашиваю, как. Ты всё равно не скажешь. Скажи, зачем?»
«Я могу устроить жизнь любимому человеку?»
Я отстранился от неё. Доминик смотрела мне в лицо, губы её чуть подрагивали.
– Ты умеешь любить, Ники?
– Да. Я буду жить для тебя. Если потребуется, умру за тебя.
Этим словам я поверил. Сразу. Она сказала их просто, без позы, без пафоса. Просто сказала. Как само собой разумеющееся.
– Что-то случилось, – я опустил голову. Ники прижала её к своей груди. – Что-то должно было случиться, Ники. Очень серьёзное. Чтобы всё так изменилось.
– Случилось, Брюс. Очень серьёзное. Очень страшное. Надеюсь, что сумею остановить вовремя.
– Что остановить, Ники?
– То, что началось. Ты скоро узнаешь, часа через три.
Она легко, изящно вскочила на ноги. Ну и костюм у неё! Нигде не помялся. Мой, впрочем, тоже.
– Через полчаса будем обедать, Брюс. Надо переодеться.
Раздался тонкий, изящный перезвон колоколов. Я не сразу понял, что это телефон.
– Вон там, у изголовья, – указала Ники. – Это тебя.
* * *
– Брюс? – голос матери.Вот это номер! Как она узнала телефон? Ники уселась рядом, глядя на меня. Кивнула – продолжай, всё в порядке.
– Да, мама.
– Мне сказали, ты в гостях?
Ники улыбнулась, но вмешиваться не стала. Я показал ей кулак, она бесшумно расхохоталась и упала на кровать, навзничь.
– Да, мама. Если честно, я немного занят.
– Брюс, господин Фрейен позвонил мне только что. Он будет в Ле-Тесс не завтра, а сегодня. Может, тебе следует побывать на фабрике сегодня?
Узнаю маму. Ладно, я всё равно не узнаю, как она узнала про возникшие из ниоткуда магазины и прочее. Но её привычка всегда пытаться решать за меня… Чёрт возьми, мне уже двадцать два!
– Мама, встреча уже назначена, – Ники вновь уселась. Смотрела на меня и улыбалась во весь рот. Дал бы ей по шее, но не дотянусь. – Кто из нас владелец, я или он? Почему я должен менять свои планы, бежать к нему?
Сам удивился, как быстро и сразу я свыкся с новой ролью «бриллиантового принца».
– Брюс, я думала, так будет лучше, – мама смущена.
– Мама, я умею думать сам. Не беспокойся. Как твоё здоровье?
– Всё хорошо, сынок. Не забудь позвонить мне, как пройдёт встреча.
– Обязательно, – и я положил трубку.
– Доволен, что живёшь вдали от неё? – поинтересовалась Ники.
Я кивнул.
– Хочешь дать по шее – дай, – спокойно продолжила Доминик. – Один раз можно.
– А второй?
– Получишь сдачи. Брюс, просто повторяй, «это есть». Быстрее привыкнешь.
– Ники, – я присел перед ней. – У моего деда действительно были ювелирные магазины в Америке. Но их отобрали. Его партнёры подставили его. Дали пинка. Вынудили вернуться в Галлию.
– Хорошо, что ты это помнишь, – Ники наклонилась ко мне, поцеловала в лоб. – Очень хорошо. Великолепно. – Она смотрела на меня серьёзно.
– Так что из этого правда?
– Всё правда, Брюс. И то, и другое.
– Ники, этого не…
– …может быть. Может. Брюс, если я ещё раз услышу эти слова сегодня, я страшно разозлюсь.
– А я сойду с ума, – мрачно отозвался я. – Что из этого настоящее?
– Брюс, – она взяла меня под подбородок, заставила поднять голову. – И то, и другое – настоящее. Признайся, в каком из них тебе было бы удобнее?
– Всегда мечтал работать ювелиром.
– Ты выбрал, – она ещё раз поцеловала меня в лоб, поднялась. Прошлась к двери, собрала туфли. – Брюс, ты хотел список правил. Вот тебе список. Если я в комнате и дверь закрыта, ты стучишь, если я нужна. Если я не отвечаю, второй раз ты не стучишь. Ты никогда не спрашиваешь, где я была и что делала. Я сама всё расскажу. Если потребуется.
– Если потребуется, – повторил я эхом.
– То же самое относится и к тебе, Брюс. Не хочешь меня видеть – просто закрываешь дверь. Не хочешь рассказывать о чём-то – молчишь. Договорились?
Я поднялся, кивнул.
– Одежда должна быть в этих шкафах, – Доминик указала и, покинув спальню через вторую дверь, аккуратно закрыла её за собой.